Текст книги "Архив клана"

– Кроме того, вы не совсем трезвы, поручик, – укоризненно заметил доктор. – И это, в свете всего вышесказанного, некоторым образом усугубляет. Понимаете, о чём я?

Да понимаю, не дурак. Типа того, мы здесь элементарно квасили и всё это сотворили по пьяни. На самом деле я этим не страдаю, не подумайте плохого, просто для снятия стресса употребил дома немного водки, всего лишь два по сто. Я же не знал, что коллеги устроят мне допрос по форме, ехал сюда с чистым сердцем и слегка подшофе.

В общем, сами видите, получилось какое-то дикое и досадное недоразумение: сейчас буквально всё, что бы ни происходило вокруг меня, всё это можно было обернуть против меня.

К этому моменту эксперты, судя по всему, соскребли пару резервных батальонов мелких Алексов с подоконника, и один из них (эксперт, а не батальон) радостно сообщил Ольшанскому:

– Есть внятное семя!

– Ххэ! – глумливо хрюкнул Юра. – Сеятель ты наш…

Ну хоть одна хорошая новость: «внятное» – это, согласитесь, как минимум неплохо звучит.

Вволю поиздевавшись надо мной, коллеги, надо отдать им должное, сочли необходимым рассмотреть и реальные версии случившегося.

– Так… А теперь на минуту забудем обо всех подозрениях и странностях этого происшествия и предположим, что поручик выложил нам только правду и ничего, кроме правды, – предложил доктор.

– Тогда это плохая правда, – покачал головой Ольшанский. – В смысле, плохая для нас. Потому что сразу напрашивается единственный мотив в трёх равновероятных версиях… и все версии для нас примерно одинаково нехороши…

Ольшанский озвучил эти версии: месть клана, месть отдельно взятого генерала Коврова (вернее, бывшего генерала, это он по привычке так его назвал) и месть генерала при поддержке клана.

Если не знать сути, то с первого взгляда звучит не совсем понятно, поэтому я в двух словах расшифрую – для тех, кто всё подряд пропустил и начал знакомство с нами сразу с дела № 3.

За недолгое время существования нашего подразделения мы успели порядком испортить жизнь некоторому количеству сильных и влиятельных людей. Кое-кого из этих людей наша деятельность в буквальном смысле выкинула из жизни и лишила очень многих привычных величин: неправедно нажитого богатства, положения в обществе и высоких постов.

У генерала Коврова и его клана есть все основания для мести, но… до недавних пор им было, скажем так, немного не до нас. После некоторых событий останки клана были по горло заняты элементарным выживанием и яростной борьбой за жизнь (и это не метафора) под натиском «соседей», которые радостно кинулись рвать на части «хозяйство» ослабевших собратьев, а генерал Ковров, де-факто вождь клана, подло всех бросил и удрал с деньгами «за бугор».

Иначе говоря, опираясь на элементарное знание законов кланового взаимососуществования в нашей стране, нам можно было особо не опасаться: в конечном итоге всех представителей поверженного клана рано или поздно съедят (даже и не знаю, ставить ли кавычки – такой процесс, что однозначно и не скажешь…), а Игорь Викторович Ковров, ежели он не отмороженный на всю голову и не пламенный Капитан Америка, по логике, не должен теперь приближаться к родной стране на пушечный выстрел как минимум в ближайшие пару десятков лет.

Так что если одна из озвученных Ольшанским версий верна, значит, случилось нечто из ряда вон, произошли некие скрытые катаклизмы, и у наших старых недругов появилась возможность всё бросить и предметно заняться нами. Поэтому сейчас не особенно важно, кто именно этим занимается: останки клана, Ковров лично либо последний при поддержке первых.

Важно, что они этим вообще занимаются.

Интересно, что же у них там такого произошло…

– Что ж, если это так… будем начеку, – пожал плечами доктор. – Не думаю, что это Игорь Викторович, – на сумасшедшего он не похож… Хм… Хотя…

– Что? – живо заинтересовался Ольшанский.

– Нет-нет, ничего, это я так… В порядке убывающих приоритетов… В общем, скорее всего, это резвится кто-то из недобитков, надо будет всё бросить и как следует провентилировать этот вопрос. А то ведь раз на раз не приходится. В следующий раз не окажется рядом способной дивчины, и нашего лейтенанта опять заберут в полон.

– Не вопрос, займёмся, – кивнул Ольшанский. – Завтра с утра пораньше и начну. А ты пообщайся со своей «элитой», может, кто-то что-то слышал.

– Обязательно.

– Так вы полагаете, что они хотели схватить именно меня? – уязвлённо уточнил я. – Может быть, это была случайность… совпадение… ну, я не знаю, что там ещё… Откуда вообще такая уверенность?

– Да ниоткуда, – успокоил меня доктор, задумчиво протирая платком свои очки. – Может быть, и случайность, так что… м-гм… не принимайте близко к сердцу, поручик. Это я просто по аналогии: разок они уже так делали… гхм…

Да, разок меня уже умыкали для сдаивания полезной информации. И выбрали по принципу слабого звена – я наименее проблемный для изъятия объект, если сравнивать с остальными членами команды. Так что хоть это и очень странно, но месседж «поддержка-ободрение» у доктора получился с обратным эффектом. Если расшифровать по-народному, выходит примерно так: «Алекс, ты самый слабый член команды – за пару месяцев мало что изменилось, поэтому враги пошли по проторенному пути и опять хотели тебя утащить – как вечнозелёное чмо». Аминь.

А странен этот неполучившийся месседж потому, что доктор у нас признанный мастер своего дела.

И если он допускает такой вопиющий промах, значит, всё очень нехорошо: доктор погружен в себя и сейчас лихорадочно решает какую-то непростую дилемму.

– Доктор, скажите положа руку на сердце… А что было бы для вас предпочтительнее… Чтобы я кого-то по пьяни замочил и потом утопил или чтобы мои слова оказались правдой и только правдой?

– Хм… некорректный вопрос, поручик. – Доктор рассеянно хмыкнул и пожал плечами. – Я бы предпочёл, чтобы всего этого не было вообще…

– Алекс, если ты накосячил по пьяни, мы тебя по-любому прикроем, – доверительно подмигнул мне Ольшанский. – Поэтому я и требую от тебя правды и деталей. Знаешь, как бывает в таких случаях: чем быстрее всё сделать, тем лучше… А если всё было так, как ты сказал… Гхм…

– То что?

– Тогда нам всем… эмм… В общем, это очень нехорошо. Понимаешь?

– Ну, в принципе… Однако нам ведь не привыкать, верно?

– Да-да, я в курсе, ты уже бывал на «нелегале», но… Понимаешь, это не игра в прятки с Системой, которая ищет тебя, чтобы упрятать на семь-десять лет с перспективой УДО. Это… Это реальный огонь на поражение, без права апелляции и без всяких глупостей, типа предупредительных выстрелов в воздух и добровольной сдачи, ибо последняя означает смерть в чистом виде…

– Кстати, насчёт огня на поражение. – Доктор вдруг обернулся к лениво щурившемуся на лампочку Стёпе. – Степа, нет желания озвучить свои мысли?

– А я ничего и не говорил, – пожал плечами Стёпа.

– Ну так самое время сказать! Давай я обозначу направление. Скажи нам, что бы ты делал, если бы получил задачу… ликвидировать всю команду? Расскажи нам самый простой и эффективный в этих условиях вариант.

– Наблюдение, добыча данных, выявление закономерностей, – принялся перечислять Стёпа. – Так… Время и деньги есть, работать можно как угодно?

– Самый простой и эффективный вариант, в кратчайшее время, – напомнил доктор.

– Дождался, когда кто-нибудь останется дежурить. – Степа посмотрел на меня и неопределённо хмыкнул. – Нет, не обязательно слабое звено, но… Да, слабое звено лучше, меньше проблем. Повязал, допросил, снял всю потребную инфу. Заставил дать общий сбор, устроил засаду на базе, по мере прибытия всех без проблем уложил. Ну вот, собственно…

– А вспомогательные?

– Ну… Если стоит вспомогательная задача – или, может, она же как раз самая основная – набить маршрут к Главному – оставил в живых кого-то из «головастиков» – тебя или Петровича, чтобы пообщаться совсем предметно. Или отвезти к тому, кто будет общаться в другом режиме. Вот теперь уже точно всё.

– О как… – оценил Ольшанский, и по тону было ясно, что для него это отнюдь не новость. – Так что… Алекс, может, всё-таки скажешь, куда вы с Евой спрятали трупы?

– Сожалею, но ничем не могу вас утешить, – отрезал я. – Ничего мы не прятали, я говорю правду и… похоже, нас всех хотят убить. Я только не понял, зачем кого-то захватывать и устраивать засаду на базе? Нас не очень много, можно по одному отловить и перещёлкать.

– Самый простой и эффективный вариант. – Степа пожал плечами. – Если каждого разрабатывать, это шесть задач, много дополнительного времени и непростой подбор условий. А тут… Ева стреляла – кто-нибудь прибежал?

– Нет. Да кто тут прибежит?

– Верно. Никто. Глухомань. Удобно.

Тут пришел старший эксперт с докладом о предварительных результатах и спросил, нужно ли забирать ствол на отстрел. Ольшанский очень внимательно посмотрел на меня, покусал свою потухшую трубку и решительно помотал головой:

– Не надо.

– Точно?

– Точно.

– Ну как скажете…

А когда эксперт ушёл, Ольшанский поставил мне задачу:

– Почисти как следует автомат. И напиши мне все данные по Еве, завтра с утра я наведу мосты на предмет твоего алиби.

Я написал данные. Доктор увидел фамилию Евы, задал несколько вопросов по статусу и положению, после чего сообщил, что знаком с её отцом и мужем.

И забрал задание по наведению мостов себе.

– Мне это будет сделать проще. Если она после происшествия решит залечь на дно, это может стать проблемой: там такой круг, что не каждого впустят без особого приглашения.

После этого доктор с Ольшанским забрали экспертов и убыли восвояси, а мы остались дежурить в тёплой компании скучающего спецназа. Как говорится, каждому своё: «головастикам» решать интеллектуальные проблемы, а нам – «рукам-ногам» – сидеть на усилении.

* * *

Мучимый угрызениями совести, я спозаранку наладился было на пробежку.

Честно скажу – бегать очень не хотелось. Жарко, содержание дыма в воздухе явно зашкаливает за норму (и близость реки не спасает, что-то в этом году торфяники горят не по-детски), тут уже речь идёт не о пользе для здоровья, а совсем наоборот. Кроме того, у меня специфическое отношение к бегу, но об этом несколько ниже.

А бегать отправился потому, что хотел заработать от Стёпы пару очков в плюс.

С тех пор как я пришел в команду, Стёпа не оставляет попыток сделать из меня бойца, если и не спеца-виртуоза (мы оба понимаем, что это нереально), то хотя бы последователя нулевого уровня, который не будет мешаться под ногами при острых акциях.

На данном этапе становления мои главные задачи таковы: постараться не умереть во время операции, научиться заботиться о себе на поле боя и на том же самом поле никому не мешать. Больше от меня пока что ничего не требуется, но для тех, кто не в курсе, что это такое, сообщаю: это весьма непросто, и до недавнего времени я был даже не «нулем», а сплошным «минусом». Приоткрою завесу секретности – до этого пресловутого недавнего времени моя основная задача звучала так: не подстрелить никого из своих. Так что как бы это смешно ни звучало, но задачи нынешнего этапа – это уже вторая категория сложности и несколько иной разряд в команде. Если ты никому не мешаешь и о тебе не нужно заботиться, значит, ты уже не пассажир и можешь быть полезным. Хотя бы для того, чтобы нести груз, работать пустышкой или отвлекающей целью на вспомогательном направлении, снаряжать магазины и вытащить раненого из-под огня.

Так вот, по мере наличия свободного времени Стёпа меня регулярно гоняет, и в программе моей боевой подготовки такие дисциплины, как тактика, стрелковые тренировки и РБ (рукопашный бой), занимают далеко не первое место. Степа полагает, что для бойца второго эшелона основные качества – это выносливость и стойкость. Поэтому ведущий профиль моей программы – это его величество бег во всевозможных разновидностях и извращениях.

Должен вам признаться… Нет, я опущу детали и животрепещущие подробности своих мытарств, ибо могу рассказывать об этом в красках, очень долго, и повествование займёт половину книги.

Скажу коротко: я ненавижу бег!

Ненавижу потные броники, Л-1 и противогазы, вещмешки с неподъёмным грузом, а также тупые вводные на бегу (хотя это уже отчасти тактика): мне частенько снится душераздирающие вопли из серии «Вспышка справа!» и «Снайпер на пол-третьего!», а вроде бы невинное словечко «Газы!» повергает меня в состояние депрессии.

То есть до этого я относился к бегу спокойно, так же как и ко всем его разновидностям, считал себя довольно выносливым и не без основания гордился своим туристическим прошлым, позволяющим мне свысока поглядывать на многих сверстников, одноклассников и сокурсников, подплывающих жиром за компьютерными столами в многочисленных офисах столицы.

А теперь я ненавижу бег и всё, что с ним связано: это при всём при том, что за последние полтора месяца я стал значительно выносливее, крепче и сильнее благодаря в основном именно бегу.

Итак, оцените служебное рвение: с утра я слегка размялся и направился было к обрыву – там есть внятная тропинка, бегать удобнее, да и с реки продувает неплохо.

Далеко, однако, уйти не удалось: при приближении к периметру я был остановлен лениво-служебным окликом:

– Стоять!

Это были засевшие в кустах бойцы приданного спецназа. А я уже и забыл про них, та смена, что не стояла в оцеплении, мирно спала в «оперативном зале», так что в целом их было не видно и не слышно.

– Не понял… Мы что, под арестом?

– Командир ваш сказал: никого не впускать, никого не выпускать, – пояснил старший поста. – Так что извини, брат, но за периметр ходу нет.

– Чёрт-те что…

Вернувшись, я разбудил Стёпу и задал вопрос по существу ситуации.

Стёпа почесал пузо и лениво зевнул:

– Это была задача на ночь.

– То есть сейчас уже можно?

– Да, сейчас отменим. А зачем тебе за периметр? Ты что, бегать собрался?

– Так точно.

– Ты мазохист или чувствуешь себя виноватым? – уточнил Степа, насмешливо прищурившись.

– Да при чём здесь это? – От такого солдафонства я даже слегка покраснел. – Надо же тренироваться… Гхм-кхм… Повышать… Да и для здоровья… Эмм…

– Без нужды по такому дыму бегать – только легким вредить, – пробурчал Стёпа. – Ты лучше завтрак организуй, по-любому полезнее будет.

– Понял, сделаем. – Я с облегчением вздохнул и приободрился (прекрасное командирское решение, учитывая мою «любовь» к бегу!). – А в самом деле, почему ночью за периметр нельзя?

– Потому что мы перешли в режим «война», – сообщил Стёпа. – Нечего в одно лицо по ночи шарахаться, мало ли как там оно обернётся…

Я вопросительно посмотрел на Стёпу: это такая шутка или…

– И вообще, радуйся, что нас охраняют. – Увы, по Стёпиному лицу, как обычно, определить степень серьёзности угрозы было проблематично. – А то сами бдели бы всю ночь, да не посменно, а всей толпой. Всё, хватит трещать – займись завтраком…

* * *

За завтраком Юра акцентированно жрал мою колбасу. Нет-нет, я воспитанный мальчик, не надо кривиться, но… он её именно ЖРАЛ! Мы по-братски пригласили на завтрак наших гостей, пришли трое спецназовцев (остальные спали после ночи), так вот, они притащили свою сгущёнку и шпроты, а колбасы каждый корректно съел по два ломтика. Наши тоже не злоупотребляли, у них особого аппетита не было, в основном пили чай с моими же баранками и горячо любимыми народом конфетами «Страшный сон гинеколога»…

А Юра единолично сожрал всё остальное, более половины палки.

Ну что сказать? Сволочь!!! Мелкое, жадное, прожорливое чудовище.

– Мал-мал жлобим по колбасе, да? – с набитым ртом уточнил Юра, поймав мой неприязненный взгляд.

Стёпа с инженером хмыкнули, наши гости с недоумением посмотрели на меня, а Юра бесхитростно пояснил:

– Он её вешает дома, на кухне, маслом постным…

– Прованским!

– Да без разницы – в общем, маслом протирает, она висит, твердеет, становится вкусной. Не знаю, почему так, но реально вкуснеет! Ну и, короче, меня от его колбасы натурально плющит. То есть если точно такую же в магазине взять – совсем не то, прямо скажем, никакая колбаса. Вот вроде бы одно и то же, а совсем не такая. А вот у него – не колбаса, а натуральный колбасон, отвисевшийся, такой подсохший, твердый, вкуснючий… мм!

– Ну и молодца, – индифферентно похвалил один из гостей.

– Да молодца-то молодца, но я могу его колбасон трескать с утра до вечера, – простецки признался Юра. – Не могу ничего с собой поделать, пока всё не съем, не успокоюсь. Это, типа, как наркотик для меня…

– Хм… А по-моему, обычная колбаса, – заметил второй гость.

– Так я и говорю: для всех она вроде как обычная, а для меня нет. И для него нет. Он тоже любит свой колбасон. Ну и, понятно, когда мы его вместе едим – колбасон, Алекс меня в такие моменты ненавидит. Гля как смотрит! Убить готов за свой колбасон…

Увы мне, увы – я молчал, но взгляд мой был красноречивее любых слов. Наши гости дружно посмотрели на меня, пожали плечами и переглянулись с совершенно определённым подтекстом.

Вот же негодяй… Мало того что сожрал мою колбасу, так ещё и выставил меня перед гостями полным жлобом. Какая дикая несправедливость, не находите? Если я когда-нибудь буду вождём, первым делом издам декрет о раздельном пользовании колбасой! То есть каждый должен есть свою персональную колбасу, независимо от того, имело место дружеское предложение за общим столом или нет. Или хотя бы декрет об ограничении объёма поедания чужой колбасы: если слопал более трёх ломтиков – сразу поражение в правах и высылка… куда там? Да куда угодно, в общем, в такое место, где колбасами отродясь и не пахло…

После завтрака стали строить планы на жизнь: до прибытия «головастиков» всё равно заняться было нечем, так что следовало убить время хотя бы с какой-то минимальной пользой.

Юра выступил с инициативой по поводу коллективного прыжка в колодец: мелкому колбасопожирателю не терпелось осмотреть наш нежданно обретенный тоннель.

Стёпа инициативу не поддержал, он стабильно и последовательно выступает против каких бы то ни было прыжков вообще и «прыжков» в частности (это разные вещи, если кто не в курсе, по мере повествования будет понятно) без разумной на то необходимости.

Мне идея понравилась, но без коллективного аспекта.

– А ты прыгай сам, в индивидуальном разряде, – посоветовал я. – А я тебе для утяжеления подтащу ступицу от «таблетки», всё равно без дела валяется под навесом.

– А что, без ступицы никак? – на полном серьезе повелся Юра. – Там так глубоко? Без груза не донырнуть?

– Никак, – проникновенно заверил я. – Без ступицы ты обязательно всплывешь. А если ступицу, да на тросик, да хорошенько принайтовить…

– Ы-гы-гы! – хором оценили Степа с инженером.

– Ну ты, блиц твой тур… – Юра тоже хмыкнул, без обиды, от души. – Гля, поймал, турист, на ровном месте…

Да уж, приколоться над ближнем в нашем слаженном коллективе любят и умеют. Другой вопрос, что дежурным объектом для такого рода подначек и сомнительных шуток обычно выступаю я как самый молодой и неопытный член команды. Остальные на крючок попадаются крайне редко. Так что это у меня сегодня удачный день, подловил самого скользкого и прожжённого в мире прямоходящего колбасоеда. Это надо занести в анналы и отметить.

– Если все против, может, тогда поищем лодку? – предложил Юра. – Если Алекс с подружкой оттуда выплыли, значит, можно таким же макаром и заплыть, верно?

– А ещё можно поработать немного головой, – заметил инженер. – И тогда не придется ничего искать…

…и напомнил, что я обещал соорудить чертёж механизма, отпирающего перегородку в тоннеле.

Не откладывая дело в долгий ящик, я тотчас же принялся рисовать механизм. Инженер сидел рядом и наблюдал из-за плеча. Как только контуры основных деталей были оформлены, он радостно воскликнул:

– Так я и думал!

– То есть я так понял, что продолжать не обязательно?

– Да, ты молодец, спасибо. Пойдёмте, я вам кое-что покажу…

Мы прошли в дизельную.

Спартак снял кожух с запасного агрегата, располагавшегося у южной стены, и показал нам механизм. Он был точно такой же, как и тот, что открывал перегородку в тоннеле, только без рукояти.

– Ух ты… – оценил я.

– Там такой же? – уточнил Стёпа.

– Абсолютно. Только тут ручки нет. Как крутить?

– Крутить не проблема. – Инженер показал на вал, уходящий в стену. – Вот, смотрите, тут суппорт есть, одним жимом на дизель перекидывается. А если ничего не работает, можно крутить любым торцовым ключом с шестигранником и с соответствующей насадкой. Тут проблема другого порядка…

Инженер притащил короб с инструментами, в мгновение ока восполнил недостающий рычаг посредством торцового ключа с насадкой и предложил нам привести механизм в действие.

Мы поочередно попробовали крутить: бесполезно, механизм не желал провернуться даже на миллиметр. Создавалось такое впечатление, что это не механизм вовсе, а монолитный макет, сваренный на одной оси.

– И что бы это могло значить? – Степа огладил вал, уходящий в стену, и спохватился: – Слушай, а вот мы вчера весь день убили на поиски входа в тоннель…

А почему ты нам об этой механизме ничего не сказал?

– Вы его крутили?

– Ну да, и что?

– Ну и как?

– Никак, сам же видел.

– А если бы Алекс не сказал, что в тоннеле точно такой же девайс, вы бы поняли, на фига эта штуковина тут торчит?

– Ну, не знаю… Юра, ты бы понял?

– Да мне эти все шестерни как до звезды дверца, – отмахнулся Юра. – Если лишнее: снять – продать, тогда да, это ещё куда ни шло. А так…

– Нет, думаю, никто бы не сообразил, – сделал вывод Степа. – И вообще, на эту штуку вряд ли кто обратил бы внимание: тут ведь, кроме тебя, никто не хозяйничает.

– Ну вот и у меня всё так же было, – признался инженер. – Когда хозяйство принимал, думал, вообще, что это какой-то старый хлам. Для чего он, разобраться не смог. Так что…

Всё понятно: Спартак просто не хотел выглядеть некомпетентным. Мы все заслуженно считаем его мастером своего дела (впрочем, у нас каждый член команды – мастер в своей сфере, кроме меня, пожалуй, – я всего лишь сносно рисую, не более того), так что было бы даже странно, если наш инженер стал бы приставать к остальным с просьбой помочь разобраться в назначении какого-то там необъяснимого механизма.

– Ясно, – подытожил Степа. – Теперь мы знаем, что примерно делает эта штуковина… Спартак, а у тебя есть мысли, как она это делает?

– Да, есть, – кивнул инженер. – Сейчас проверим… Алекс, помнится, ты говорил, что там стенка сплошь из металла?

– Ну да, на ощупь вроде из металла, – подтвердил я. – По крайней мере, в том месте, где мы на мостки залезли и чуть дальше.

– Ну пошли, поэкспериментируем маленько…

В пункте дозиметрического контроля одна стена была металлическая. Угадайте, какая именно (по сторонам света)?

Стена была покрыта стойкой несмываемой краской и в двух местах от пола до потолка пробита крупными заклепками, которые образовывали некоторое подобие швов, деля таким образом всю плоскость стены на три примерно равновеликих фрагмента. Тот факт, что никто из нас ранее не обратил внимания на эту стену, вполне закономерен: хотя бункер преимущественно выполнен из бетона, в нем полно металлических деталей, фрагментов и разнообразных частей интерьера. Например, по всему коридору пролегает вентиляционный короб, так что, если считать в процентном соотношении, одна стена там более чем наполовину из металла.

Не удовлетворившись экономным светом тусклых плафонов, инженер включил фонарь и тщательно прощупал швы между панелями. Да, сейчас уже было понятно, что стена не монолитна и это именно панели, очень плотно прилегающие друг к другу – Юра попробовал вставить между клепками острие своего ножа, и у него ничего не вышло.

– По-моему, дохлый номер, – пробурчал Юра, пряча нож. – Если уж моя «зубочистка» не влезла, то больше ничем не подденешь. Да и потом, если оно открывается, должны же быть следы какие-то, а тут чисто…

– Отойди-ка. – Инженер ещё раз осмотрел швы, пробормотал: – По логике, должно быть тут, это самое удобное место…

…и, упершись плечом в правую оконечность средней панели, сильно надавил.

Правая оконечность панели подалась внутрь – левая симметрично вышла из стены – в образовавшуюся небольшую щель пахнуло затхлым тоннельным воздухом!

– Это оттуда… – поспешно сообщил я. – Мы там были… там такой же воздух…

– Ах-ре-неть… – протянул Юра. – Стёпа, ты такое видал когда-нибудь?

– Нет, не доводилось. – Стёпа с любопытством осмотрел щель и попробовал продавить панель дальше.

Увы, дальше не получалось – сантиметровая щель была наибольшим нашим достижением: панель встала как вкопанная.

– Стойте здесь, я в дизельную, – распорядился инженер, направляясь к выходу. – Не пихайте пальцы в щель и вообще отойдите подальше от стены.

Через полминуты раздался негромкий металлический скрежет и средняя панель неспешно поползла влево, левым ребром заезжая в комнату под круто меняющимся углом. Так она двигалась до тех пор, пока не въехала на две трети и не застыла почти перпендикулярно «родительской» стене.

Да, это был тот самый тоннель, в котором мы с Евой обмирали от страха и неизвестности, плавая в кромешной тьме. Сейчас – из пункта дозиметрического контроля – он выглядел вполне безобидно и даже как-то уютно.

Не дожидаясь инженера, Стёпа с Юрой пошли на разведку.

– Осторожно, мостки скользкие, – на правах первооткрывателя предупредил я. – Бултыхнуться – не фиг делать.

– Не учи отца, Ипат Са, – пробурчал Юра.

В этот момент в тоннеле зажегся свет: неяркий, экономный, в общем, такой же, как и в бункере. Но случилось это настолько неожиданно, что я вздрогнул и замер, как истукан, а мои соратники – люди бывалые и реактивные – приняли меры: Стёпа, следовавший вторым, отпрянул назад и присел за правой панелью, а Юра дёрнулся влево, не удержался на мостках и плюхнулся в воду. Хорошо так нырнул – с головой.

– Ну что, есть? – поинтересовался взбудораженный Спартак, вбегая в комнату.

– Ё… б… наххх…!!! – возмущенно заорал Юра, выныривая и активно отплевываясь.

– Да, открылось, – подтвердил я, с трудом пряча злорадную ухмылку. – И свет, как видишь, тоже есть… Ты включил?

– Ага. – Инженер буквально сиял от счастья. – Думал: на фига там лишний тумблер на щитке? По схеме никуда не идет, а под нагрузкой!

– Молодец, Спартак, буду должен.

– За что?

– Да так, за всё хорошее…

– Ключом крутил? – уточнил Стёпа.

– Ага. В общем, тут два режима. При работающем дизеле это делается почти что в одно касание: хороший толчок в стену – перевод тяги в дизельной – по логике, панель уйдёт буквально в три секунды. Если дизель молчит, крутим ручками, будет немного медленнее, сами видели – секунд за пятнадцать-двадцать…

Выудив Юру из воды, мы пошли осваиваться. При свете это было не в пример удобнее и проще, нежели в кромешной тьме. Изнутри панель закрывалась вручную при помощи хитрого противовеса и троса с петлей: ухватился – потянул – закрыл – и даже без особого приложения усилий.

Погоняв панель туда-обратно, мы прогулялись до площадки с затворным механизмом, по-хозяйски вернули перегородку на место (теперь это наш законный тоннель, нечего тут держать ворота нараспашку) и обнаружили бонус. В углу площадки был сварочный аппарат, укутанный промасленным брезентом, и несколько ящиков с разнообразным инструментом не первой свежести. Лично мне находка не представлялась особенно ценной, но Спартак радовался так, словно ему выдали премию и ведро пряников в придачу.

Больше в тоннеле ничего не было, а мостки, напомню, там весьма узкие и неудобные. Когда тащили аппарат обратно, мы с роковой неизбежностью его утопили, потом очень долго и нудно доставали, но в конечном итоге всё же приволокли в бункер. Затем перетаскивали ящики с инструментом.

В общем, таким вот образом мы развлекались до полудня, а потом до вечера осваивали тоннель. Теперь это было наше новое служебное помещение, так что нужно было придумать, подо что его приспособить.

Ночь под охраной спецназа прошла спокойно, а с утра приехали доктор с Ольшанскими и привезли новые задачи на день…

* * *

Ольшанский был нехорошо задумчив и вопреки обыкновению тройственно негативен: растрепан, растерян, несчастен.

Это было странно и необычно.

Обычно Петрович наглый, веселый, непрошибаемо самоуверенный, а когда он бывает задумчив – в активной фазе оперативной работы, – то задумчив вполне оптимистично, целенаправленно и как-то даже яростно. В такие моменты он похож на взявшую след опытную гончую.

Для доктора такое состояние Ольшанского тоже было в диковинку.

Похоже, что они предварительно обсудили ситуацию, но внятных ответов доктор так и не получил и теперь смотрел на нашего «Холмса» с любопытством и профессиональным интересом. Ему хотелось разобраться, в чём, собственно, дело.

– Петрович, какие-то проблемы? – участливо спросил бестактный Юра.

– Ннн… нормально всё, – пробормотал Ольшанский, бегая взглядом по потолку. – Так… рабочие моменты.

Да, это было что-то из ряда вон.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что такого Ольшанского я ещё не видел.

Совещание вел доктор, и это тоже было необычно.

Обычно это делает Ольшанский, а доктор внимательно слушает, думает и при необходимости экспромтом анализирует по ходу поступления информации.

– Итак, дорогие коллеги, у нас есть две новости.

– Ну тогда давай уже с хорошей, – поторопил Юра. – А то как-то всё плохо: Алекс позавчера накосячил, а сегодня Петрович вон смурной какой-то…

– Хороших новостей нет. – Доктор с сожалением развел руками и со значением посмотрел на меня. – Есть плохая, и непонятная.

– Вот ёпп… – огорчился Юра. – Ну давай с плохой…

Плохая новость выглядела так: доктор пообщался с Евой и пришел к выводу, что я сказал «правду и только правду». То есть теперь с меня снимаются все подозрения и мне возвращается доброе имя и высокое звание полноценного члена нашей команды.

– И это плохая новость? – удивился я.

– Очень плохая, – отстранённо пробормотал Ольшанский. – Лучше бы вы с Евой кого-нибудь шлепнули и спрятали трупы.

– Не понял? – обескураженно пробормотал я. – А в чём, собственно?..

– Это значит «второй вариант», – напомнил доктор. – Нам кто-то мстит. Ковров, клан или первый при поддержке второго – это уже не важно. Важно – что они это делают. Проще говоря, у нас серьёзные проблемы.

– А какая тогда новость «не пойми какая»? – уточнил Юра.

Доктор изложил вторую новость – непонятную.

Буквально часа два назад Петрович совершенно неожиданно, что называется на ровном месте, заболел идефиксом. Иными словами, зациклился на неожиданной версии и больше ни о чём не желает слышать. В общем-то это, с одной стороны, нормально, когда Ольшанский выходит на охоту, такое с ним случается регулярно. Но беда в том, что, как считает доктор, эта версия не имеет никакого отношения к нашей проблеме, по крайней мере, в сиюминутном раскладе.