Текст книги "Революционерам. Антология позднего Троцкого"

Всякая наука, в том числе и «наука революции», проверяется опытом. Так как Истмен хорошо знает, как удержать революционную власть в условиях мировой контрреволюции, то он, надо надеяться, знает также, как можно завоевать власть. Было бы очень желательно, чтоб он раскрыл, наконец, свои секреты. Лучше всего это сделать в виде проекта программы революционной партии под заглавием: как завоевать и как удержать власть. Мы боимся, однако, что именно здравый смысл побудит Истмена воздержаться от столь рискованного предприятия. И на этот раз здравый смысл будет прав.

Марксистская доктрина, которой Истмен, увы, никогда не понимал, позволила нам предвидеть неизбежность, при известных исторических условиях, советского Термидора со всей его свитой преступлений. Та же доктрина задолго предсказала неизбежность крушения буржуазной демократии и ее морали. Между тем доктринеры «здравого смысла» оказались застигнуты фашизмом и сталинизмом врасплох. Здравый смысл оперирует неизменными величинами в мире, где неизменна только изменяемость. Диалектика, наоборот, берет все явления, учреждения и нормы в их возникновении, развитии и распаде. Диалектическое отношение к морали как к служебному и преходящему продукту классовой борьбы кажется здравому смыслу «аморализмом». Между тем нет ничего более черствого, ограниченного, самодовольного и циничного, чем мораль здравого смысла!

Моралисты и ГПУ

Повод к крестовому походу против большевистского «аморализма» подали московские процессы. Однако поход открылся не сразу. Дело в том, что в большинстве своем моралисты, прямо или косвенно, состояли друзьями Кремля. В качестве таковых они долго пытались скрыть свое изумление и даже делали вид, будто ничего особенного не произошло.

Между тем московские процессы отнюдь не явились случайностью. Раболепство, лицемерие, официальный культ лжи, подкуп и все другие виды коррупции начали пышно расцветать в Москве уж с 1924—1925 годов. Будущие судебные подлоги открыто готовились на глазах всего мира. В предупреждениях недостатка не было. Однако «друзья» не хотели ничего замечать. Немудрено: большинство этих господ, в свое время непримиримо враждебных Октябрьской революции, примирялось с Советским Союзом лишь по мере его термидорианского перерождения: мелкобуржуазная демократия Запада узнавала в мелкобуржуазной бюрократии Востока родственную душу.

Действительно ли эти люди верили московским обвинениям? Верили лишь наиболее тупые. Остальные не хотели себя тревожить проверкой. Стоит ли нарушать лестную, удобную и нередко выгодную дружбу с советскими посольствами? К тому же – о, они не забывали и об этом! – неосторожная правда может причинить ущерб престижу СССР. Эти люди прикрывали преступления утилитарными соображениями, т.е. открыто применяли принцип «цель оправдывает средства».

Инициативу бесстыдства взял на себя королевский советник Притт115115
  Притт Денис Ноуэлл (1887—1972) – английский адвокат, политический и общественный деятель, известный как «большой друг Советского Союза». Депутат Палаты общин в 1935—1945 гг. (по 1940 г. – от Лейбористской партии, затем – как «независимый лейборист»). Один из организаторов антифашистского контрпроцесса по делу о поджоге рейхстага. Отличался безоговорочной поддержкой советской политики. Побывал на московских показательных процессах и написал оправдывающие их книги («На Московском процессе» и «Суд над Зиновьевым»), поддержал СССР в советско-финской войне («Свет над Москвой. Анализ советской политики с новой главой о Финляндии»). Преданность Притта была высоко оценена советским руководством: он был почетным доктором права МГУ (1961), Пражского университета (1957), Софийского (1960) и Университета им. Гумбольдта (1960); президентом (с 1960 г. – почетным президентом) просоветской Международной ассоциации юристов-демократов; президентом Английского Комитета защиты мира; членом Всемирного Совета Мира; председателем (до 1969 г.) Британского Общества культурных связей с СССР. Лауреат Международной Ленинской премии за 1954 г. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], который успел в Москве своевременно заглянуть под хитон сталинской Фемиды и нашел там все в полном порядке. Ромен Роллан, нравственный авторитет которого высоко расценивается бухгалтерами советского издательства, поспешил выступить с одним из своих манифестов, где меланхолический лиризм сочетается с сенильным цинизмом. Французская Лига прав человека, громившая «аморализм Ленина и Троцкого» в 1917 году, когда они порвали военный союз с Францией, поспешила прикрыть преступления Сталина в 1936 году, в интересах франко-советского договора. Патриотическая цель оправдывает, как известно, всякие средства. «Nation» и «New Republic» закрывали глаза на подвиги Ягоды, ибо «дружба» с СССР стала залогом их собственного авторитета. Нет, всего лишь год тому назад эти господа вовсе не говорили, что сталинизм и троцкизм – одно и то же. Они открыто стояли за Сталина, за его реализм, за его юстицию и за его Ягоду. На этой позиции они держались так долго, как могли.

До момента казни Тухачевского, Якира и др. крупная буржуазия демократических стран не без удовольствия, хоть и прикрытого брезгливостью, наблюдала истребление революционеров в СССР. В этом смысле «Nation» и «New Republic», не говоря уж о Дюранти, Луи Фишере и им подобных проститутках пера, шли полностью навстречу интересам «демократического» империализма. Казнь генералов встревожила буржуазию, заставив ее понять, что далеко зашедшее разложение сталинского аппарата может облегчить работу Гитлеру, Муссолини и микадо. «Нью-Йорк таймс» начал осторожно, но настойчиво поправлять своего собственного Дюранти. Парижский «Тан» чуть-чуть приоткрыл столбцы для освещения действительного положения в СССР. Что касается мелкобуржуазных моралистов и сикофантов, то они никогда не были чем-либо иным, как подголосками капиталистических классов. К тому же после того, как Комиссия Джона Дьюи116116
  Созданная в марте 1937 г. независимая международная комиссия по расследованию обвинений, выдвинутых против Л.Д. Троцкого на московских показательных процессах над оппозицией и видными деятелями большевистской партии (Троцкий обвинялся в организации заговоров, диверсий, убийств, саботажа, шпионажа в пользу нацистской Германии и т.д., и т.п.). Официальное название: «Комиссия по расследованию обвинений, выдвинутых против Л. Троцкого на московских процессах». Возглавил комиссию выдающийся американский философ-прагматик и педагог, основоположник педоцентрической теории обучения, Джон Дьюи (1859—1952), известный как «друг Советского Союза». В комиссию вошли также: известный немецкий социал-демократ и биограф Маркса, бывший депутат рейхстага Отто Рюле; известный американский литературный критик и журналист Джон Р. Чемберлен; знаменитый итальянский и латиноамериканский деятель анархо-синдикалистского движения Карло Треска; известный мексиканский журналист и писатель Франсиско Самора; прославленная своими антикоммунистическими взглядами американская публицистка Сюзанна Лафолетт; немецкий коммунист, бывший депутат рейхстага, прославившийся как один из руководителей восстания моряков в Вильгельмсхафене в 1918 г., Венделин Томас; профессор социологии Университета штата Висконсин Эдвард А. Росс; известный латиноамерикансист Карлтон Билс; американский журналист Бенджамин Стоберг и от


[Закрыть] вынесла свой вердикт, для всякого мало-мальски мыслящего человека стало ясно, что дальнейшая открытая защита ГПУ означает риск политической и моральной смерти. Только с этого момента «друзья» решили извлечь на свет божий вечные истины морали, т.е. занять вторую линию траншей.

Не последнее место среди моралистов занимают перепуганные сталинцы или полусталинцы. Юджин Лайонс117117
  Лайонс Юджин (1898—1985) – американский журналист и писатель, корреспондент «Юнайтед Пресс» в Москве в 1928—1934 гг. Сторонник социалистических идей, активно участвовал в защите Сакко и Ванцетти, написал книгу «Жизнь и смерть Сакко и Ванцетти», которую подарил в 1929 г. Сталину. После пребывания в СССР занял резко антисталинскую и антикоммунистическую позицию, в 1937 г. выпустил книгу «Командировка в Утопию» (удостоилась похвал Троцкого и Орвелла), в 1940 – «Сталин, царь всея Руси». Стал профессиональным антикоммунистом, возглавил издательский концерн «Ридерз дайджест». В 1952 г. возглавил Американскую лигу освобождения от коммунизма и мюнхенский Американский комитет по борьбе с большевизмом. Прославился публичной полемикой с известным американским писателем-коммунистом Говардом Фастом, который в результате этой полемики вышел из Компартии США и перешел на антикоммунистические позиции. Друг Эдгара Гувера. Автор термина «homo soveticus». – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] в течение нескольких лет отлично уживался с термидорианской кликой, считая себя почти большевиком. Отшатнувшись от Кремля – повод для нас безразличен, – он, разумеется, немедленно же очутился на облаках идеализма. Листон Оок еще недавно пользовался таким доверием Коминтерна, что ему поручено было руководство республиканской пропагандой в Испании на английском языке. Это не помешало ему, разумеется, отказавшись от должности, отказаться и от азбуки марксизма. Невозвращенец Вальтер Кривицкий118118
  Кривицкий Вальтер Германович (Гинзберг Самуил Гершевич, 1889—1941) – советский разведчик. Родился в Австро-Венгрии, с 1917 г. – участник молодежного социалистического движения в Вене, с 1919 г. – член Коммунистической рабочей партии Польши, с 1921 г. – член ВКП(б), на нелегальной работе Коминтерна в Австрии и Польше. Во время советско-польской войны – на диверсионной работе в польском тылу. С 1921 г. – сотрудник Разведупра РККА. В 1922 г. окончил специальные курсы Военной академии РККА. С 1923 г. – на нелегальной работе в Германии, Франции, Италии. В 1925—1926 гг. – преподаватель Высшей школы подготовки военных разведчиков РККА. С 1929 г. – глава резидентуры ГРУ в Нидерландах. В 1931 г. (по другой версии – в 1934 г.) перешел на работу в ИНО ОГПУ (НКВД). В 1933—1934 гг. – заместитель директора, директор Института военной промышленности (Москва), затем – на разведывательной работе в Австрии и Германии, с 1935 г. – руководитель резидентуры ИНО НКВД в Нидерландах. В 1937 г. попросил политического убежища во Франции и опубликовал в социалистической прессе (в т.ч. в «Бюллетене оппозиции») антисталинские письма. В 1938 г. издал книгу «Я был агентом Сталина». В 1939 г., после попытки покушения на него, выехал в США. После заключения пакта Молотова—Риббентропа утвердился в высказанном им уже ранее мнении, что Сталин намерен ввести фашистскую диктатуру, и в 1940 г. в Лондоне сообщил британской контрразведке свыше 100 имен агентов НКВД (впрочем, без особого ущерба для НКВД). 10 февраля 1941 г. был найден застреленным в номере отеля в Вашингтоне (по одной версии, покончил самоубийством, по другой – убит агентами НКВД или гестапо). – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], троцкистов – бывший член Исполкома Коминтерна Альфред Росмер. Юристом при Комиссии Дьюи был знаменитый американский адвокат, прославившийся во многих политических процессах, Джон Ф. Файнерти. Комиссия полностью оправдала Троцкого и пришла к заключению, что московские открытые процессы были инсценировкой и судебным фарсом. – Примеч. науч. ред.

порвав с ГПУ, сразу перешел к буржуазной демократии. По-видимому, такова же метаморфоза и престарелого Шарля Раппопорта119119
  Раппопорт Шарль (Хаим Хоне) (1865—1941) – деятель российского и французского рабочего, социалистического и коммунистического движения, сподвижник Ж. Жореса. Представитель «младшего поколения» «Народной воли» (1883), входил в группу, связанную с Террористической фракцией партии «Народная воля», готовившей покушение на Александра III (1877 г., «дело П.Я. Шевырева, А.И. Ульянова, П.И. Андреюшкина и др.»), после провала группы скрылся за границу. Пропагандировал во Франции и Швейцарии русскую социалистическую мысль. В 1892 г. – один из основателей Союза русских социалистов-революционеров. С 1902 г. – социал-демократ, видный социал-демократический публицист, активно публиковался во Франции, Швейцарии и Германии. После раскола РСДРП в 1903 г. – меньшевик, в 1907—1910 гг. – плехановец. Пытался соединить марксизм с кантианством, за что был подвергнут критике Лениным. Преподаватель партийной школы в Лонжюмо. Один из основателей ФКП, в 1920—1923 гг. – член ЦК, редактор «Коммунистического журнала» и «Юманите», член Исполкома Коминтерна. С 1923 г. – официальный корреспондент ряда советских газет во Франции. В 1938 г. выступил с публичным осуждением сталинского террора и демонстративно вышел из ФКП. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть]. Выбросив за борт свой сталинизм, люди такого типа – их много – не могут не искать в доводах абстрактной морали компенсацию за пережитое ими разочарование или идейное унижение. Спросите их: почему из рядов Коминтерна и ГПУ они перешли в лагерь буржуазии? Ответ готов: «Троцкизм не лучше сталинизма».

Политическая расстановка фигур

«Троцкизм – это революционная романтика, сталинизм – реальная политика». От этого пошлого противопоставления, которым средний филистер вчера еще оправдывал свою дружбу с термидором против революции, сегодня не осталось и следа. Троцкизм и сталинизм вообще больше не противопоставляются, а отождествляются. Отождествляются по форме, но не по существу. Отступив на меридиан «категорического императива», демократы продолжают фактически защищать ГПУ, только более замаскированно и вероломно. Кто клевещет на жертву, тот помогает палачу. В этом случае, как и в других, мораль служит политике.

Демократический филистер и сталинский бюрократ являются если не близнецами, то братьями по духу. Политически они, во всяком случае, принадлежат к одному лагерю. На сотрудничестве сталинцев, социал-демократов и либералов основана нынешняя правительственная система Франции и – с присоединением анархистов – республиканской Испании. Если британская Независимая рабочая партия выглядит столь помятой, то это потому, что она за ряд лет не выходила из объятий Коминтерна. Французская социалистическая партия исключила троцкистов из своих рядов как раз в тот момент, когда готовилась к слиянию со сталинцами. Если слияние не осуществилось, то не из-за принципиальных расхождений – что осталось от них? – а лишь вследствие страха социал-демократических карьеристов за свои посты. Вернувшись из Испании, Норман Томас объявил, что троцкисты «объективно» помогают Франко, и этой субъективной нелепостью оказал «объективную» услугу палачам ГПУ. Этот праведник исключил американских «троцкистов» из своей партии как раз в тот период, когда ГПУ расстреливало их единомышленников в СССР и в Испании. Во многих демократических странах сталинцы, несмотря на свой «аморализм», не без успеха проникают в государственный аппарат. В профессиональных союзах они отлично уживаются с бюрократами всех других цветов. Правда, сталинцы слишком легко относятся к уголовному уложению и этим отпугивают своих «демократических» друзей в мирное время; зато в исключительных обстоятельствах, как указывает пример Испании, они тем увереннее становятся вождями мелкой буржуазии против пролетариата.

Второй и Амстердамский Интернационалы120120
  Международное объединение профсоюзов, находившихся под контролем социал-демократов (официальное название: Международная федерация профсоюзов). Основной конкурент Профинтерна. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] не брали на себя, конечно, ответственности за подлоги: эту работу они предоставляли Коминтерну. Сами они молчали. В частном порядке они объясняли, что, с точки зрения морали, они против Сталина, но с точки зрения политики – за него. Только когда Народный фронт во Франции дал непоправимые трещины и заставил социалистов подумать о завтрашнем дне, Леон Блюм нашел на дне своей чернильницы необходимые формулы нравственного негодования.

Если Отто Бауэр мягко осуждает юстицию Вышинского, то лишь для того, чтоб с тем большим «беспристрастием» поддержать политику Сталина. Судьба социализма, по недавнему заявлению Бауэра, связана с судьбой Советского Союза. «А судьба Советского Союза, – продолжает он, – есть судьба сталинизма, пока (!) внутреннее развитие самого Советского Союза не преодолеет сталинской фазы развития». В этой великолепной фразе весь Бауэр, весь австромарксизм, вся ложь и гниль социал-демократии! «Пока» сталинская бюрократия достаточно сильна, чтоб истреблять прогрессивных представителей «внутреннего развития», до тех пор Бауэр остается со Сталиным. Когда же революционные силы, вопреки Бауэру, опрокинут Сталина, тогда Бауэр великодушно признает «внутреннее развитие», – с запозданием лет на десять, не больше.

Вслед за старыми Интернационалами тянется и Лондонское бюро центристов, которое счастливо сочетает в себе черты детского сада, школы для отсталых подростков и инвалидного дома. Секретарь Бюро, Феннер Броквей, начал с заявления, что расследование московских процессов может «повредить СССР» и взамен этого предложил расследовать… политическую деятельность Троцкого через «беспристрастную» комиссию из пяти непримиримых противников Троцкого. Брандлер и Ловстон публично солидаризировались с Ягодой: они отступили только перед Ежовым; Яков Вальхер под заведомо ложным предлогом отказался дать комиссии Д. Дьюи свидетельское показание, неблагоприятное для Сталина. Гнилая мораль этих людей есть только продукт их гнилой политики.

Но самую плачевную роль играют, пожалуй, анархисты. Если сталинизм и троцкизм – одно и то же, как твердят они в каждой строке, почему же испанские анархисты помогают сталинцам расправляться с троцкистами, а заодно и с революционными анархистами? Более откровенные теоретики безвластия отвечают: это плата за оружие. Другими словами: цель оправдывает средства. Но какова их цель: анархизм? социализм? Нет, спасение той самой буржуазной демократии, которая подготовила успехи фашизма. Низменной цели соответствуют низменные средства.

Такова действительная расстановка фигур на мировой политической доске!

Сталинизм – продукт старого общества

Россия совершила самый грандиозный в истории скачок вперед, в котором нашли себе выражение наиболее прогрессивные силы страны. Во время нынешней реакции, размах которой пропорционален размаху революции, отсталость берет свой реванш. Сталинизм стал воплощением этой реакции. Варварство старой русской истории на новых социальных основах кажется еще отвратительнее, ибо вынуждено прикрываться невиданным в истории лицемерием.

Либералы и социал-демократы Запада, которых Октябрьская революция заставила усомниться в своих обветшавших идеях, почувствовали ныне новый прилив бодрости. Нравственная гангрена советской бюрократии кажется им реабилитацией либерализма. На свет извлекаются затасканные прописи: «всякая диктатура заключает в себе залог собственного разложения»; «только демократия обеспечивает развитие личности» и пр. Противопоставление демократии и диктатуры, заключающее в себе, в данном случае, осуждение социализма во имя буржуазного режима, поражает, с теоретической точки зрения, своей неграмотностью и недобросовестностью. Мерзость сталинизма как историческая реальность, противопоставляется демократии как надисторической абстракции. Но демократия тоже имела свою историю, в которой не было недостатка в мерзости. Для характеристики советской бюрократии мы заимствуем имена «термидора» и «бонапартизма» из истории буржуазной демократии, ибо – да будет известно запоздалым либеральным доктринерам – демократия появилась на свет вовсе не демократическим путем. Только пошляки могут удовлетворяться рассуждениями на тему о том, что бонапартизм явился «законным детищем» якобинизма, исторической карой за нарушение демократии и пр. Без якобинской расправы над феодализмом немыслима была бы даже и буржуазная демократия. Противопоставление конкретных исторических этапов: якобинизма, термидора, бонапартизма, идеализованной абстракции «демократии», столь же порочно, как противопоставление родовых мук живому младенцу.

Сталинизм, в свою очередь, есть не абстракция «диктатуры», а грандиозная бюрократическая реакция против пролетарской диктатуры в отсталой и изолированной стране. Октябрьская революция низвергла привилегии, объявила войну социальному неравенству, заменила бюрократию самоуправлением трудящихся, ниспровергла тайную дипломатию, стремилась придать характер полной прозрачности всем общественным отношениям. Сталинизм восстановил наиболее оскорбительные формы привилегий, придал неравенству вызывающий характер, задушил массовую самодеятельность полицейским абсолютизмом, превратил управление в монополию кремлевской олигархии и возродил фетишизм власти в таких формах, о каких не смела мечтать абсолютная монархия.

Социальная реакция всех видов вынуждена маскировать свои действительные цели. Чем резче переход от революции к реакции, чем больше реакция зависит от традиций революции, т.е. чем больше она боится масс, тем больше она вынуждена прибегать ко лжи и подлогу в борьбе против представителей революции. Сталинские подлоги являются не плодом большевистского «аморализма»; нет, как все важные события истории, они являются продуктом конкретной социальной борьбы, притом самой вероломной и жестокой из всех: борьбы новой аристократии против масс, поднявших ее к власти.

Нужна поистине предельная интеллектуальная и моральная тупость, чтоб отождествлять реакционно-полицейскую мораль сталинизма с революционной моралью большевиков. Партия Ленина не существует уже давно: она разбилась о внутренние трудности и о мировой империализм. На смену ей пришла сталинская бюрократия как передаточный механизм империализма. Бюрократия заменила на мировой арене классовую борьбу классовым сотрудничеством, интернационализм – социал-патриотизмом. Чтоб приспособить правящую партию для задач реакции, бюрократия «обновила» ее состав путем истребления революционеров и рекрутирования карьеристов.

Всякая реакция возрождает, питает, усиливает те элементы исторического прошлого, которым революция нанесла удар, но с которыми она не сумела справиться. Методы сталинизма доводят до конца, до высшего напряжения и, вместе, до абсурда все те приемы лжи, жестокости и подлости, которые составляют механику управления во всяком классовом обществе, включая и демократию. Сталинизм – сгусток всех уродств исторического государства, его зловещая карикатура и отвратительная гримаса. Когда представители старого общества нравоучительно противопоставляют гангрене сталинизма стерилизованную демократическую абстракцию, мы с полным правом можем рекомендовать им, как и всему старому обществу, полюбоваться собою в кривом зеркале советского термидора. Правда, ГПУ далеко превосходит все другие режимы обнаженностью преступлений. Но это вытекает из грандиозной амплитуды событий, потрясших Россию, в условиях мировой империалистской деморализации.

Мораль и революция

Среди либералов и радикалов есть немало людей, которые усвоили себе приемы материалистического истолкования событий и считают себя марксистами. Это не мешает им, однако, оставаться буржуазными журналистами, профессорами или политиками. Большевик немыслим, разумеется, без материалистического метода, в том числе и в области морали. Но этот метод служит ему не просто для истолкования событий, а для создания революционной партии пролетариата. Выполнять эту задачу нельзя без полной независимости от буржуазии и ее морали. Между тем буржуазное общественное мнение фактически полностью господствует ныне над официальным рабочим движением, от Вильяма Грина в Соединенных Штатах, через Леона Блюма и Мориса Тореза во Франции, до Гарсиа Оливера в Испании. В этом факте находит свое наиболее глубокое выражение реакционный характер нынешнего периода.

Революционный марксист не может даже приступить к своей исторической миссии, не порвав морально с общественным мнением буржуазии и ее агентуры в пролетариате. Для этого требуется нравственное мужество другого калибра, чем для того, чтобы широко разевать на собраниях рот и кричать: «Долой Гитлера!», «Долой Франко!» Именно этот решительный, до конца продуманный, непреклонный разрыв большевиков с консервативной моралью не только крупной, но и мелкой буржуазии смертельно пугает демократических фразеров, салонных пророков и кулуарных героев. Отсюда их жалобы на «аморализм» большевиков.

Факт отождествления ими буржуазной морали с моралью «вообще» лучше всего, пожалуй, проверить на самом левом фланге мелкой буржуазии, именно на центристских партиях так называемого Лондонского бюро. Так как эта организация «признает» программу пролетарской революции, то наши разногласия с ней кажутся, на поверхностный взгляд, второстепенными. На самом деле их «признание» не имеет никакой цены, ибо ни к чему не обязывает. Они «признают» пролетарскую революцию, как кантианцы признают категорический императив, т.е. как священный, но в повседневной жизни неприменимый принцип. В сфере практической политики они объединяются с худшими врагами революции (реформистами и сталинцами) для борьбы против нас. Все их мышление пропитано двойственностью и фальшью. Если центристы, по общему правилу, не поднимаются до внушительных преступлений, то только потому, что они всегда остаются на задворках политики: это, так сказать, карманные воришки истории. Именно поэтому они считают себя призванными возродить рабочее движение новой моралью.

На самом левом фланге этой «левой» братии стоит маленькая и политически совершенно ничтожная группка немецких эмигрантов, издающая газету «Neuer Weg» («Новый Путь»). Нагнемся пониже и послушаем этих «революционных» обличителей большевистского аморализма. В тоне двусмысленной полупохвалы «Нейер Вег» пишет, что большевики выгодно отличаются от других партий отсутствием лицемерия: они открыто провозглашают то, что другие молча применяют на деле, именно, принцип «цель освящает средства». Но, по убеждению «Нейер Вег», такого рода «буржуазное» правило несовместимо «со здоровым социалистическим движением». «Ложь и худшее не являются дозволенными средствами борьбы, как считал еще Ленин». Слово «еще» означает, очевидно, что Ленин только потому не успел отречься от своих заблуждений, что не дожил до открытия «нового пути».

В формуле «ложь и худшее» второй член означает, очевидно: насилия, убийства и пр., ибо при равных условиях насилие хуже лжи, а убийство – самая крайняя форма насилия. Мы приходим, таким образом, к выводу, что ложь, насилие, убийство несовместимы со «здоровым социалистическим движением». Как быть, однако, с революцией? Гражданская война есть самый жестокий из всех видов войны. Она немыслима не только без насилия над третьими лицами, но, при современной технике, без убийства стариков, старух и детей. Нужно ли напомнить об Испании? Единственный ответ, который могут дать «друзья» республиканской Испании, будет гласить: гражданская война лучше, чем фашистское рабство. Но этот совершенно правильный ответ означает лишь, что цель (демократия или социализм) оправдывает при известных условиях такие средства, как насилие и убийство. О лжи нечего уж и говорить! Без нее война немыслима, как машина без смазки. Даже для того, чтоб предохранять заседание кортесов (1 февраля 1938 года) от фашистских бомб, правительство Барселоны несколько раз намеренно обманывало журналистов и собственное население. Могло ли оно действовать иначе? Кто принимает цель – победу над Франко, должен принять средство – гражданскую войну, с ее свитой ужасов и преступлений.

Но все же ложь и насилия «сами по себе» достойны осуждения? Конечно, как и классовое общество, которое их порождает. Общество без социальных противоречий будет, разумеется, обществом без лжи и насилий. Однако проложить к нему мост нельзя иначе, как революционными, т.е. насильственными средствами. Сама революция есть продукт классового общества и несет на себе, по необходимости, его черты. С точки зрения «вечных истин» революция, разумеется, «антиморальна». Но это значит лишь, что идеалистическая мораль контрреволюционна, т.е. состоит на службе у эксплуататоров. «Но ведь гражданская война, – скажет, может быть, застигнутый врасплох философ, – это, так сказать, печальное исключение. Зато в мирное время здоровое социалистическое движение должно обходиться без насилия и лжи». Такой ответ представляет, однако, не что иное, как жалкую уловку. Между «мирной» классовой борьбой и революцией нет непроходимой черты. Каждая стачка заключает в себе в неразвернутом виде все элементы гражданской войны. Каждая сторона стремится внушить противнику преувеличенное представление о своей решимости к борьбе и о своих материальных ресурсах. Через свою печать, агентов и шпионов капиталисты стремятся запугать и деморализовать стачечников. Со своей стороны, рабочие пикеты, где не помогает убеждение, вынуждены прибегать к силе. Таким образом, «ложь и худшее» являются неотъемлемой частью классовой борьбы уже в самой элементарной ее форме. Остается прибавить, что самые понятия правды и лжи родились из социальных противоречий.

Революция и институт заложников

Сталин арестовывает и расстреливает детей своих противников после того, как эти противники уже сами расстреляны по ложным обвинениям. При помощи института семейных заложников Сталин заставляет возвращаться из-за границы тех советских дипломатов, которые позволили себе выразить сомнение в безупречности Ягоды или Ежова. Моралисты из «Нейер Вег» считают нужным и своевременным напомнить по этому поводу о том, что Троцкий в 1919 года «тоже» ввел закон о заложниках. Но здесь необходима дословная цитата: «Задержание невиновных родственников Сталиным – отвратительное варварство. Но оно остается варварством и тогда, когда оно продиктовано Троцким (1919 г.)». Вот идеалистическая мораль во всей ее красе! Ее критерии так же лживы, как и нормы буржуазной демократии: в обоих случаях предполагается равенство там, где его на самом деле нет и в помине.

Не будем настаивать здесь на том, что декрет 1919 года вряд ли хоть раз привел к расстрелу родственников тех командиров, измена которых не только причиняла неисчислимые человеческие потери, но и грозила прямой гибелью революции. Дело, в конце концов, не в этом. Если б революция проявляла меньше излишнего великодушия с самого начала, сотни тысяч жизней были бы сохранены. Так или иначе, за декрет 1919 года я несу полностью ответственность. Он был необходимой мерой в борьбе против угнетателей. Только в этом историческом содержании борьбы – оправдание декрета, как и всей вообще гражданской войны, которую ведь тоже можно не без основания назвать «отвратительным варварством».

Предоставим какому-нибудь Эмилю Людвигу121121
  Людвиг Эмиль (1881—1948) – немецкий журналист и писатель. Антифашист. Получил известность как автор романов-биографий (Гёте, Наполеона, Бетховена и т.п.). Книги Людвига написаны хорошим языком, занимательны и легко читаются, но научно несостоятельны. Недостижимый идеал Э. Радзинского. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] и ему подобным писать портрет Авраама Линкольна с розовыми крылышками за плечами. Значение Линкольна в том, что для достижения великой исторической цели, поставленной развитием молодого народа, он не останавливался перед самими суровыми средствами, раз они оказывались необходимы.

Вопрос даже не в том, какой из воюющих лагерей причинил или понес самое большое число жертв. У истории разные мерила для жестокостей северян и жестокостей южан в гражданской войне. Рабовладелец, который при помощи хитрости и насилия заковывает раба в цепи, и раб, который при помощи хитрости или насилия разбивает цепи, – пусть презренные евнухи не говорят нам, что они равны перед судом морали!

После того, как Парижская Коммуна была утоплена в крови и реакционная сволочь всего мира волочила ее знамя в грязи поношений и клевет, нашлось немало демократических филистеров, которые, приспособляясь к реакции, клеймили коммунаров за расстрел 64 заложников во главе с парижским архиепископом. Маркс ни на минуту не задумался взять кровавый акт Коммуны под свою защиту. В циркуляре Генерального Совета Первого Интернационала, в строках, под которыми слышится подлинное клокотание лавы, Маркс напоминает сперва о применении буржуазией института заложников в борьбе против колониальных народов и собственного народа и, ссылаясь затем на систематические расстрелы пленных коммунаров остервенелыми реакционерами, продолжает: «Коммуне не оставалось ничего другого для защиты жизни этих пленников, как прибегнуть к прусскому обычаю захвата заложников. Жизнь заложников была снова и снова загублена продолжающимися расстрелами пленников версальцами. Как можно было еще дальше щадить их после кровавой бойни, которой преторианцы Мак-Магона122122
  Мак-Магон герцог де Маджента Мари-Эдм-Патрис-Морис (1808—1893) – французский государственный и военный деятель, маршал. Во время франко-прусской войны 1871—1873 гг. – командующий одной из основных армий, позорно капитулировал вместе с Наполеоном III под Седаном 2 сентября 1870 г. Командовал контрреволюционной армией версальцев, подавившей Парижскую Коммуну. В 1873—1879 гг. – президент Франции, вышел в отставку после провала готовившегося при его участии монархистского переворота. Троцкий назвал войска Мак-Магона «преторианцами», поскольку Версаль был местом пребывания королевского двора. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] ознаменовали свое вступление в Париж? Неужели же и последний противовес против беспощадной дикости буржуазных правительств – захват заложников – должен был стать простой насмешкой?» Так писал Маркс о расстреле заложников, хотя за спиной его в Генеральном Совете сидело немало Феннеров Броквеев, Норманов Томасов и других Отто Бауэров. Но так свежо еще было возмущение мирового пролетариата зверством версальцев, что реакционные путаники предпочитали молчать в ожидании более для них благоприятных времен, которые, увы, не замедлили наступить. Лишь после окончательного торжества реакции мелкобуржуазные моралисты совместно с чиновниками тред-юнионов и анархистскими фразерами погубили Первый Интернационал.

Когда Октябрьская революция обороняла себя против объединенных сил империализма на фронте в 8 тысяч километров, рабочие всего мира с таким страстным сочувствием следили за ходом борьбы, что пред их форумом было слишком рискованно обличать «отвратительное варварство» института заложников. Понадобилось полное перерождение советского государства и торжество реакции в ряде стран, прежде чем моралисты вылезли из своих щелей… на помощь Сталину. Ибо если репрессии, ограждающие привилегии новой аристократии, имеют ту же нравственную ценность, что и революционные меры освободительной борьбы, тогда Сталин оправдан целиком, если… если не осуждена целиком пролетарская революция.

Ища примеров безнравственности в событиях русской гражданской войны, господа моралисты оказываются в то же время вынуждены закрывать глаза на тот факт, что Испанская революция тоже возродила институт заложников, по крайней мере, в тот период, когда она была подлинной революцией масс. Если обличители не посмели обрушиться на испанских рабочих за их «отвратительное варварство», то только потому, что почва Пиренейского полуострова еще слишком горяча для них. Гораздо удобнее вернуться к 1919 году. Это уже история: старики успели забыть, а молодые еще не научились. По той же причине фарисеи разной масти с таким упорством возвращаются к Кронштадту и к Махно: здесь полная свобода для нравственных испарений!

«Мораль кафров»

Нельзя не согласиться с моралистами, что история выбирает жестокие пути. Но какой отсюда вывод для практической деятельности? Лев Толстой рекомендовал опроститься и усовершенствоваться. Махатма Ганди советует пить козье молоко. Увы, «революционные» моралисты из «Нейер Вег» не так уже далеко ушли от этих рецептов. «Мы должны освободиться, – проповедуют они, – от той морали кафров, для которой неправильно лишь то, что делает враг». Прекрасный совет! «Мы должны освободиться…» Толстой рекомендовал заодно освободиться и от грехов плоти. Однако статистика не подтверждает успеха его проповеди. Наши центристские гомункулусы успели подняться до сверхклассовой морали в классовом обществе. Но уже почти 2 тысячи лет, как сказано: «любите врагов ваших», «подставляйте вторую щеку»… Однако даже святой римский отец не «освободился» до сих пор от ненависти к врагам. Поистине силен дьявол, враг рода человеческого!

Применять разные критерии к действиям эксплуататоров и эксплуатируемых значит, по мнению бедных гомункулусов, стоять на уровне «морали кафров». Прежде всего, вряд ли приличен под пером «социалистов» столь презрительный отзыв о кафрах. Так ли уж плоха их мораль? Вот что говорит на этот счет Британская энциклопедия:

«В своих социальных и политических отношениях они обнаруживают большой такт и ум; они замечательно храбры, воинственны и гостеприимны, и были честны и правдивы, пока в результате контакта с белыми не стали подозрительны, мстительны и склонны к воровству, усвоив, сверх того, большинство европейских пороков». Нельзя не прийти к выводу, что в порче кафров приняли участие белые миссионеры, проповедники вечной морали.

Если рассказать труженику-кафру, как рабочие, восставшие в любой части нашей планеты, застигли своих угнетателей врасплох, он будет радоваться. Наоборот, он будет огорчен, когда узнает, что угнетателям удалось обмануть угнетенных. Не развращенный до мозга костей миссионерами кафр никогда не согласится применять одни и те же абстрактные нормы морали к угнетателям и угнетенным. Зато он вполне усвоит себе, если разъяснить ему, что назначение таких абстрактных норм в том и состоит, чтоб мешать угнетенным восстать против угнетателей.

Какое поучительное совпадение: чтоб оклеветать большевиков, миссионерам из «Нейер Вег» пришлось заодно оклеветать и кафров; причем в обоих случаях клевета идет по линиям официальной буржуазной лжи: против революционеров и против цветных рас. Нет, мы предпочитаем кафров всем миссионерам, как духовным, так и светским!

Не надо, однако, ни в каком случае переоценивать сознательность моралистов из «Нового Пути» и из других тупиков. Намерения этих людей не так уж плохи. Но вопреки своим намерениям, они служат рычагами в механике реакции. В такой период, как нынешний, когда мелкобуржуазные партии цепляются за либеральную буржуазию или за ее тень (политика «народных фронтов»), парализуют пролетариат и прокладывают путь фашизму (Испания, Франция…), большевики, т.е. революционные марксисты, становятся особенно одиозными фигурами в глазах буржуазного общественного мнения. Основное политическое давление наших дней идет справа налево. В последнем счете совокупная тяжесть реакции давит на плечи маленького революционного меньшинства. Это меньшинство называется Четвертым Интернационалом. Voilà l’ennemi! Вот враг!