Текст книги "Яблоки не падают никогда"

И не то чтобы у него не было возможностей попутешествовать: Логану предлагали теннисную стипендию в Чикагском университете за два года до того, как Трой получил такое же предложение из Стэнфордского, но Логан отказался. «Спасибо, мне и здесь хорошо», – без особого сожаления ответил он.

Вообще-то, всем четверым детям Делэйни предлагали теннисные стипендии в престижных американских университетах. Но только у Троя хватило мозгов согласиться, только он оказался способным понять, какой шанс это дает выпускнику обычной сиднейской школы. Троя это до сих пор злило. Его брат и сестры могли бы изменить ход своей жизни. А они считали, что их решение имеет отношение исключительно и только к теннису.

Они не понимали, что теннис – это просто ключ, которым открывается дверь в большой и более яркий мир. Благодаря теннису Трой не только попал в Стэнфорд, теннис запустил его карьеру. Все в семье любили эту историю. Однажды Трой даже слышал, как Логан пересказывал ее кому-то. А история такая: Трой был в Нью-Йорке и проходил летнюю практику, соревнуясь с группой ужасающе ловких молодых выпускников за вожделенное постоянное место работы в банке «Барклайс», и вот в один прекрасный день в кабинет вошел какой-то седой мужик и спросил довольно грозным голосом: «Кто тут у вас играет в теннис?» Трой поднял руку, и мужик сказал: «Я заберу тебя после работы. Будь в белом, пожалуйста». Трою пришлось в пятнадцатиминутный обеденный перерыв сбегать в «Мейсис» на Таймс-сквер и купить первую попавшуюся под руки белую одежду, какую он смог найти, на примерку времени не было. Блестящая черная машина отвезла их в роскошный теннисный клуб, где они играли в паре против двоих мужчин (один пожилой, один молодой) и одержали решительную победу: 6–0, 6–0. Оказалось, что устрашающего вида седовласый мужик – это Большой Кахуна, и он ненавидел второго старика по причинам, так и оставшимся неизвестными. В тот день было много улыбок, сопровождавшихся тяжелыми взглядами.

Догадайтесь, кто получил работу?

Да, его родным нравилась эта история. Они любили все истории о том, как кто-то из Делэйни выиграл матч или что-нибудь. Но Трой как будто нуждался в том, чтобы его брат и сестры – все они сказали: «Нужно было мне соглашаться на стипендию, Трой, тогда и у меня была бы такая же жизнь, как у тебя». Однако все трое смотрели на Троя и его жизненный выбор не с завистью, а с каким-то веселым и слегка отстраненным чувством превосходства, как будто деньги и успех – всего лишь блестящие детские игрушки, смешные и глупые.

Это правда, Бруки ужасно страдала от мигреней в подростковом возрасте, так что у нее не было выбора, пришлось бросить теннис и остаться для учебы в Сиднее. Эми – это Эми. Она не могла справиться со стрессом теннисных турниров. Трой никогда не понимал свою старшую сестру, пока однажды она не объяснила ему: «Представь, что ты ужасно нервничаешь перед игрой. Только никакая игра тебя не ждет. Это утро вторника. Вот как я себя чувствую». Но Логан должен был сказать «да» Гарварду! В школе он учился лучше Троя, и у него такой невероятный удар справа. Разве он нашел применение своим мозгам и этому удару?

Трой попытался представить своего брата преподавателем в аудитории. Кто вообще ходит на его занятия? И чему он учит на этом курсе по «деловым коммуникациям»? Как писать деловые письма? Откуда Логану знать это? Он в жизни хоть одно отправил? Теперь все общаются по электронной почте. Он представил Логана в дешевом галстуке из «Кей-марта», подаренном матерью на Рождество, вот он стоит у старой коричневой доски и выводит на ней мелом: «Всем заинтересованным лицам, искренне ваш, уважаемый господин/госпожа».

Сказать по правде, Логан, наверное, хороший преподаватель. Из них четверых он был лучшим тренером и единственным, кому это занятие действительно нравилось. У него на лице появлялось такое же сосредоточенное выражение, как у отца, когда тот наблюдал за игрой какого-нибудь ребенка. Любого. Даже совершенно бездарного. Логану было лет четырнадцать, когда отец сказал мальчику, на котором Трой поставил бы крест из-за отсутствия координации между руками и глазами: «Ты отворачиваешься от мяча в последнюю секунду».

Но это теннис. Не мог же Логан чувствовать такой же страстный интерес к обучению искусству делового общения мелких начинающих бизнесменов, которые рвутся в тот мир, куда сам Логан вовсе не стремился попасть? Это просто… неправильно. Логан вел неправильную жизнь, и ему было все равно, но – какого хрена! – почему он, Трой, переживает из-за этого?

В детстве он всегда хотел только одного – победить старшего брата в чем угодно и во всем. Это был смысл его существования. Первая победа в теннисе над братом опьянила его, как доза кокаина, разве что потом, как и от кокаина, его затошнило. Он всегда вспоминал с возмущением и недоумением, как тошнота затмила ему радость победы, как ему пришлось пойти в душ, чтобы охладиться, и он решил, что проблема позади, но потом сорвался и наорал на какого-то ребенка из теннисной школы, который зашел в их дом через заднюю дверь. Он просто ненавидел, когда ученики считали их кухню подсобным помещением теннисного клуба.

Трой как будто ощущал вину за то, что победил своего брата, словно старшинство в два года давало тому вечное право побеждать его, Троя.

Теперь их отец, похоже, в равной степени впечатлен – или не впечатлен – карьерными успехами обоих своих сыновей. Только Бруки удалось получить одобрение отца, потому что она его любимица и начала свое дело. Стэн, казалось, не замечал, что Трой тоже много лет работает сам на себя.

Вот что происходило всякий раз, когда Трой встречался со своими родственниками. Он регрессировал. Его эмоции начинали галопом носиться по кругу. Ему хотелось победить Логана, хотя тот ни во что не играл. Он завидовал тому вниманию, каким отец одаривал его младшую сестру за ее мелкую физиотерапевтическую практику. Какого хрена! Можно подумать он – Эми. Это просто унизительно!

– Ты ведь ездил в Нью-Йорк по работе? – спросил Логан.

– И для удовольствия, – ответил Трой.

О работе говорить не стоило. Когда Трой пытался объяснить, чем зарабатывает себе на жизнь, у его родных на лицах появлялось сосредоточенное, но бессмысленное выражение, какое, наверное, бывает у людей, когда они слушают радиопрограмму с какой-нибудь далекой радиостанции и до них сквозь помехи доносится только каждое двадцатое слово. Его мать, благослови ее Бог, даже подписалась на подкаст «Разговор с биржевиком» и делала заметки, храбро слушая записи, но к настоящему времени ничуть не продвинулась в понимании сути биржевых дел.

– Так ты… давно не был на корте? – Трой вопросительно посмотрел на брата. Они с ним не играли уже много лет.

Логан раздраженно вздохнул, как будто Трой задавал ему этот вопрос уже бессчетное количество раз, прекрасно зная ответ на него.

– Давно.

– Почему? – спросил Трой с искренним интересом. – Даже с мамой и папой не играл?

– Нет времени. – Логан подвигал левым запястьем, словно показывая невидимые часы.

– Нет времени, – повторил Трой. – Что за чушь! Времени у тебя предостаточно.

Логан пожал плечами. И вдруг выпалил, словно не мог смолчать:

– Я не понимаю, как можно играть светски.

Последнее слово он произнес так, будто оно воняло.

– А мне нравится, – честно признался Трой. У него были приятели, с которыми он играл на полурегулярной основе в Сиднее и Нью-Йорке. Все они прежде выступали на турнирах, как и он. Примерно в семидесяти процента матчей он выигрывал. – Держит в форме. Остальное теперь не важно.

– То есть тебе все равно, выиграешь ты или проиграешь?

– Нет, я играю ради победы, – ответил Трой, – но это не вопрос жизни и смерти.

Братья задумчиво посмотрели друг на друга. Они были одного роста, хотя Трою нравилось думать, что он чуть-чуть выше брата. Вероятно, это впечатление создавали волосы. Он пользовался муссом для укладки.

– Я не против постучать ракетками, но как только мы начинаем считать очки, мне сразу становится небезразлично, выиграю я или проиграю, и тогда я… – Логан помолчал. – Я просто не выношу этого.

Он с опаской взглянул на Троя, словно ждал, что тот сейчас что-нибудь съязвит по поводу его откровения.

Через мгновение Трой сказал:

– Но ты все же следишь за теннисом?

– Конечно, – подтвердил Логан.

– А я не слежу. Даже финальные матчи не смотрю, – признался Трой. – Если по телику показывают теннис, я его выключаю. Не могу смотреть.

Двое парней, которых Трой и Логан знали, до сих пор выступали на разных незначительных турнирах. Этих парней они побеждали. Логан полуулыбнулся-полускривился, показывая, что понимает. Трой понимал, почему Логан не может играть. Логан понимал, почему Трой не может смотреть.

С теннисом у них у всех отношения сложные.

– А как девочки? – вдруг оживившись, спросил Трой; он сам кое-что знал, но брат больше его вовлечен в семейные дела.

– Бруки довольно часто играет с отцом, – сообщил Логан. – Про Эми я не знаю. В последний раз она брала в руки ракетку, насколько мне известно, когда уделала какого-то очередного лоха, пляжного волейболиста.

Братья с издевкой усмехнулись. Пляжный волейбол. Эми то и дело знакомилась с парнями, которые считали, что женщина не может победить мужчину ни в каком виде спорта, даже если сами теннисом никогда не занимались. Обычно она наказывала их за сексизм деньгами, вызывая на спор.

Они немного постояли в непривычно дружественной, братской тишине, и Трой подумал, не рассказать ли Логану, что действительно наполняет сейчас его разум. Нечто, не имеющее последствий и тем не менее заставляющее ломать голову в зависимости от того, сквозь какую грань призмы будущих перспектив на это смотреть.

«Я встречался с Клэр в Нью-Йорке» – так он мог бы начать. Логан приподнимет бровь. Клэр ему нравилась. И он был симпатичен Клэр. Он выслушает с интересом и без осуждения. Логану лень будет осуждать.

Но нет. Трой пока не готов говорить об этом, к тому же Саванна в любой момент могла вылезти из машины и прервать их.

Трой засунул руки в карманы. Эта курица собирается сидеть там вечно?

Логан снова принялся монотонно насвистывать, и Трой не выдержал: к черту все это!

Он обошел машину, открыл заднюю дверь и нагнулся посмотреть на Саванну. Она до сих пор даже ремень не отстегнула. Сидела, крепко прижав руки к животу, будто только что вонзила в себя нож.

Нетерпение Троя как рукой сняло.

– Саванна, – мягко произнес он.

Она посмотрела на него глазами, полными слез. Моргнула светлыми ресницами. Слезы пролились.

Трой не выносил вида плачущих женщин.

– Ничего страшного, – сказал он и присел на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу с Саванной. – Мы ведь с тобой.

– Знаю. – Она вытерла щеки и повертела в пальцах висевшую у нее на шее на дешевой цепочке потускневшую старинную серебряную отмычку.

– Симпатичное колье, – сказал Трой.

Смещать фокус внимания он научился благодаря эмоциональным пике Эми.

– Спасибо. – Она перестала теребить ключ.

– Эта лоза что-то символизирует? – Трой указал на татуировку у Саванны на предплечье. Зеленые усики обвивались вокруг тонкой руки с синими венами. Он ничего не имел против татуировок, у Эми их было несколько, но эта, сама по себе безобидная, как будто оскверняла по-детски хрупкую руку Саванны. – Или тебе просто понравилось, как она выглядит?

– Это бобовый росток Джека, – ответила Саванна.

– А-а-а, – протянул Трой и попытался вспомнить сказку. Джек забирается наверх по бобовому ростку и крадет золото у великана? – Значит… это о свершении мечты?

Саванна не похожа на тех, кто читает книги о самопомощи и рисует планы в картинках, как достичь желаемого.

– Это символизирует возможность бегства, – поправила его Саванна.

– Точно, – сказал Трой. – Кстати, о бегстве – давай быстро смотаемся туда-обратно и уберемся отсюда.

Он встал и собрался протянуть ей руку, но передумал. Слишком это покровительственно. Вместо этого Трой отступил назад и сделал преувеличенно вежливый жест рукой: «Пожалуйте сюда, мадам». Нужно дать ей пространство. Не торопить. Попытаться понять.

Саванна отстегнула ремень безопасности, повернулась, как на шарнирах, и вылезла из машины. Нервно улыбаясь, посмотрела на него, просунула большие пальцы в шлевки на поясе и поддернула джинсы.

– Извини, я понимаю, ты не хочешь тратить на это целый день.

– Хочу, – сказал Трой. – Все отлично.

Он надеялся, что бойфренд окажется дома и это даст ему повод схватить его за грудки и припечатать к стене, как делают копы в фильмах.

– Прежде чем мы поднимемся, может, стоит проверить, на месте ли его машина. – Саванна легонько прикоснулась к носу и шмыгнула.

– Отличная идея, – согласился Трой.

Логан молчал. Трой попружинил на подушечках стоп, вдруг ощутив прилив бодрости и веселья. Они прошли за Саванной на крытую парковку. Она остановилась, и плечи у нее поникли.

– Все хорошо. Его нет дома. – Девушка указала на пустое место в дальнем углу.

– Вот и ладненько, – обрадовался Логан. – Отлично.

Трой сразу сдулся. Значит, все-таки придется терпеть скукотищу сборов. Он посмотрел на часы. У него и правда не было в распоряжении целого дня.

«С тобой что-то не так, – сказала однажды мать, когда его в очередной раз отстранили от занятий и она привезла нерадивого сына домой из школы. – С тобой что-то очень сильно не так».

«Я знаю», – подумал он тогда, втайне радуясь.

Они втроем поднялись в лифте на четвертый этаж. Трой посмотрел на зеркальную стену и увидел сотню отражений себя и Логана, становящихся тоньше и тоньше, но неизменно возвышающихся над Саванной.

Она провела их по застеленному ковром коридору, пропитанному знакомым запахом лимонного освежителя воздуха, которым всегда пахнет в подобных ухоженных жилых домах среднего уровня, и открыла дверь.

– Входите, пожалуйста, – робко пригласила Саванна, как будто они пришли к ней в гости.

Трою сразу бросились в глаза прислоненные к стене картины без рам – настоящие произведения искусства. Абстракции с энергичными мазками, такими густыми и рельефными, что они выглядели не до конца просохшими. Увидеть здесь искусство Трой не ожидал.

– Он художник, – пояснила Саванна, проследив за взглядом Троя. – Художник-любитель.

Мебели было не много: продавленный двухместный кожаный диван перед прислоненным к стене телевизором да шаткий, с виду стеклянный кофейный столик, на котором стояли коробки с недоеденной едой, купленной навынос. Палочки для еды воткнуты в жареный рис, раскрытая газета заляпана соевым соусом, рядом – наполовину опорожненная бутылка «Короны» с кусочком лайма, плавающим на поверхности оставшегося в ней пива. В углу комнаты стояла пирамида из нераспакованных после переезда коробок. Парень Саванны достал свои картины прежде, чем поставил телевизор. Этот человек аккуратно отрезал кусочек лайма, чтобы засунуть его в бутылку «Короны», но оставил недоеденный обед на кофейном столике. И он ударил свою подружку.

Саванна покачала головой при виде остатков еды на кофейном столике и сделала движение к нему, словно собиралась прибраться, но остановилась.

– Вот эти коробки, видимо, твои? – сказал Логан и кивнул головой на две: одна имела на боку надпись: «САВАННА – ОДЕЖДА», на второй было выведено: «САВАННА – РЕЦЕПТУРНЫЕ КНИГИ».

– Да, – сказала девушка. – Да, спасибо. Весьма благодарна.

Весьма благодарна. Модуляции ее голоса и выбор выражений в речи постоянно менялись: то ей двадцать лет, то все восемьдесят.

– Давайте выносить вещи в прихожую, – предложил Логан.

Они с Троем потащили коробки. Трой взял ту, что с книгами, и зашатался под тяжестью.

– Ты в порядке, приятель? – с непроницаемым видом спросил Логан.

Они вернулись и застали Саванну сидящей на корточках в крошечной кухне – дверцы всех шкафов открыты, а сама она наполняет коробку кастрюлями, сковородками, сверху кладет блендер.

– Я люблю готовить, – обратилась она к Трою, будто объясняя свои действия.

– Мне говорили, – ответил он. – Мама и папа захотят держать тебя у себя вечно.

– Что еще? – спросил Логан.

– В спальне, – ответила Саванна и посмотрела на них снизу вверх. – Сундук у кровати. Бабушкин. – Она поморщилась. – Он довольно тяжелый.

Братья вошли в спальню. Воздух затхлый, на кровати – ком из сбитых простыней, одеял и подушек, на полу раскидана одежда.

– Видимо, это он, – сказал Логан и попробовал приподнять с одного угла стоявший в ногах кровати сундук из красного дерева.

– Что за черт?! – Из кома на постели вдруг возник голый мужской торс.

У Троя ёкнуло сердце. Он схватил с книжной полки первую попавшуюся под руку вещь и замахнулся ею, как оружием.

– Не шевелись, твою мать!

Логан с грохотом уронил сундук.

– Оставайся на месте, приятель, – проговорил он спокойно и уверенно, как сельский полицейский, голосом низким и тягучим.

Люди часто замечали сходство манеры речи Троя и Логана с отцовской, но только сейчас Трой впервые осознал, что его брат на самом деле говорит и выглядит совсем как их отец.

Мужчина быстро отполз назад и прижался спиной к стене, вцепившись руками в одеяло. Он был костлявый, бледнокожий, с густой черной растительностью на груди и в клетчатых трусах с растянутой резинкой. Трой испытал к нему такое глубокое, нутряное отвращение, что его даже передернуло.

– У меня есть около сотни наличными, – торопливо проговорил мужчина и потянулся к лежавшему на прикроватной тумбочке бумажнику. – Это все. – У него был ирландский акцент. Первая девушка Троя однажды сказала, мол, нет ничего сексуальнее ирландского акцента, и с тех пор существование Ирландии Трой воспринимал как личное оскорбление.

– Нам не нужны твои деньги, – с отвращением произнес он.

– Что за?.. – Саванна появилась в дверном проеме.

– Саванна? – Мужчина взял с тумбочки очки и нацепил их на нос.

Теперь он был похож на долбаного Гарри Поттера. Как он смел быть похожим на Гарри, треклятого, Поттера?! Гарри Поттер никогда не ударил бы женщину.

– Где ты была? – спросил парень Саванну, как будто Троя и Логана не было в комнате. – Я с ума сходил.

– Почему ты не на работе? – спросила она, блуждая взглядом по комнате.

Девушка выглядела испуганной, и ее страх зажег огонь жгучей ярости в груди Троя.

– Меня тошнит, как собаку, – ответил Гарри Поттер, приложил руку к животу и скривился. – Поганый кисло-сладкий соус.

– Твоей машины нет на месте, – сказала Саванна.

– Она сломалась на автостраде. Под дождем. Все дерьмово. – На его лице изобразилось раскаяние. – Прости меня, Саванна, любовь моя. За тот вечер. Это было непростительно, я знаю, но я был сам не свой, очень расстроился из-за… но это не оправдание. Знаю, это не оправдание… – Вдруг он, похоже, вспомнил о присутствии Логана и Троя. – Кто эти парни?

– Друзья, – холодно ответила Саванна. – Они помогают мне забирать вещи.

– Много еще осталось? – спросил Логан.

– Друзья откуда? – удивился Гарри Поттер.

– Не важно, откуда мы, – сказал Трой. – Мы просто забираем ее вещи и уходим.

Саванна схватила стоявший в углу комнаты чемодан на колесиках, подкатила его к открытому встроенному шкафу и начала бросать в него одежду, не снимая с вешалок.

– Но куда ты пойдешь? – спросил Гарри Поттер. – Где ты живешь? – Он сделал движение, словно хотел встать с кровати.

– Оставайся на месте! – велел Логан.

Парень запаниковал:

– Саванна?

– Не разговаривай с ней. Не говори ни единого, мать твою, слова! – Трой подошел к кровати и навис над маленьким сосунком всей мощью своего здорового, крепкого тела ростом шесть футов четыре дюйма. – Она не нуждается в твоих объяснениях.

Трой был свежевымыт, чисто выбрит, одет в рубашку за девятьсот долларов, на руке – часы от Луи Муане, и, может быть, он ошибался в своей жизни и сейчас из-за этих ошибок стоит перед этической дилеммой монументальных размеров, но ни разу в жизни он не поднял руку на женщину и никогда этого не сделает, он не унаследовал ни одного мерзкого гена своего гнусного деда, и ему нравилось выражение страха и смятения на лице Гарри Поттера. Гарри Поттер заслужил это, потому что он по закону, морально и по духу не прав.

Такое случается крайне редко, когда ты знаешь точно, что прав, а другой парень – нет. Трой был Человек-Паук, Халк, Капитан Америка. Он был, разрази его гром, Бэтмен.

Никогда еще Трой не чувствовал себя лучше.

Глава 17

Сейчас

Значит, она отправила своих сыновей забирать вещи этой девушки. Совершенно ее не зная, пустила в свой дом!

Близился вечер, и салон, полный посетителей, гудел от рева множества фенов. Главный стилист Нарель Гаррет вполуха слушала свою клиентку, записанную на частичное окрашивание в три часа и трещавшую о Джой Делэйни. В последнюю неделю почти все ее клиентки трещали о Джой Делэйни. Джой хорошо знали в местном сообществе.

– Должна быть связь, тебе не кажется? Между этой странной девушкой и исчезновением Джой?

– Я не знаю. – Нарель сняла с головы женщины тюрбан из полотенца.

Изабель Норрис трудно было угодить с цветом.

– Погоди. Ты же обычно стригла Джой? – Изабель повернула голову и посмотрела на парикмахершу. – Тебе, наверное, известно больше, чем мне! Полицейские приходили к тебе?

– Нет. – Нарель включила в розетку фен. – Гладко и немного объема?

– Она говорила тебе, что собирается уезжать?

– Нет.

– Я слышала, у Джой и Стэна были проблемы. Они почти не разговаривали.

– Я ничего об этом не знаю, – сказала Нарель, все прекрасно знавшая.

– Она упоминала когда-нибудь об этой девушке?

– Саванне? – уточнила Нарель.

– Погоди, ты ее видела?

Нарель встретилась взглядом с Изабель в зеркале:

– Да. Я ее стригла.

– Правда? – Изабель оживилась. – Я слышала, она была, ну… ты понимаешь… – Женщина произнесла одними губами: – Шлюшка.

– А мне она показалась милой, – сказала Нарель.

– Все это как-то связано, – продолжила молоть языком Изабель. – Слишком много совпадений. Незнакомая девушка появляется в доме, и его хозяйка исчезает. Не удивлюсь, если дальше мы узнаем, что у Стэна завязались отношения с этой девушкой и он убрал жену с дороги. Ой, горячо уху!

– Прости, – сухо произнесла Нарель.

Она была доверенным лицом и исповедницей Джой и хранила ее тайны, как священник или адвокат, но, если Джой пропустит следующий, уже намеченный визит к ней, она пойдет в полицию и выложит все секреты своей клиентки за тридцать лет. Расскажет про предательства, о которых лишь упоминалось вскользь и о тех, что обсуждались детально. Пусть полицейские узнают все, что нужно, чтобы прижать ее мужа. Она скажет: вот один возможный мотив, а вот другой, потому что любой брак, длящийся столько лет, дает массу поводов для убийства. Каждому полицейскому и парикмахеру это известно.