Текст книги "Нулевой пациент. Нестрашная история самых страшных болезней в мире"

Чума

Нулевой пациент: Вонг Чут Кинг

Возбудитель: Yersinia pestis (бактерия).

Симптомы: при заражении бубонной чумой – воспаление лимфатических узлов, лихорадка, гангрена и смерть.

Где: г. Сан-Франциско, США.

Когда: 1900 г.

Способы передачи: укусы зараженных блох или контакт с инфицированными животными, а также зараженные бактериями капли мокроты, откашливаемой больными людьми и зверями.

Малоизвестный факт: чума до сих пор существует и по-прежнему широко распространена в некоторых частях света, в том числе в Африке. В США в среднем регистрируется семь случаев заражения чумой в год.

Изображение чумной палочки (Yersinia pestis).

Черная смерть, Великая чума, моровое поветрие, бубонная чума. Как правило, при слове чума на ум приходят образы колоссальных эпидемий, оставлявших после себя горы трупов, и медицинские катастрофы тех давних времен, когда мир был опасным и грязным. В целом, именно так и обстояли дела в Средневековье, когда чума убила десятки миллионов людей, а по некоторым оценкам, чуть ли не половину населения Европы. Были и бытовые реалии жизни в условиях чумных эпидемий: тела, почерневшие от болезни и покрытые нарывами, источающими кишащую заразой жидкость. Та эпоха также известна чудаковатыми масками в форме птичьего клюва – их носили люди, ухаживавшие за чумными больными и ставшие чем-то вроде жутких предвестников самой смерти. До наших дней дошло средневековое выражение «бежать как от чумы» – оно и по сей день не теряет смысла и содержательности.

Эпидемия Черной смерти, бушевавшая в Европе с 1347 по 1351 год, стала одной из самых печально известных вспышек инфекционного заболевания в истории человечества и оставила свой гибельный след во всем цивилизованном мире. В разгар пандемии XIV века, на пике распространения инфекции, чума скосила от 30 до 60 % населения Европы – понадобилось почти двести лет, чтобы восстановилась прежняя численность населения. А ведь это была даже не первая эпидемия чумы. Почетный статус принадлежит Юстиниановой чуме – эпидемии, которая разразилась в 541 году в Византии и убила целую четверть населения планеты.

Поскольку чума кажется нам таким стародавним заболеванием – скорее атрибутом страшных библейских историй, нежели реальной жизни – можно подумать, будто она навсегда стала достоянием далекого мрачного прошлого. Но это вовсе не так. По данным Центров по контролю и профилактике заболеваний (CDC) США, чума все еще существует, люди до сих пор ею болеют, и время от времени возникают новые вспышки – преимущественно в сельских районах Африки. Есть она и в США: по данным CDC, там ежегодно регистрируется семь новых случаев заражения чумой. В 2020 году среди заболевших оказались жители Калифорнии, Колорадо, Аризоны и Нью-Мексико. Старая недобрая чума все еще с нами.

Защитная маска врача, ухаживавшего за чумными больными.

♦♦♦

Чума, которую вызывает бактерия под названием Yersinia pestis, относится к числу зоонозов, то есть болезней, которые передаются человеку от животных. Грызуны, такие как серые крысы и сурки, являются естественными хозяевами чумной палочки: в природе она пребывает в теле этих животных, что позволяет ей выживать на протяжении долгого времени, даже не попадая в человеческий организм. Не так давно в Монголии произошел случай, когда чумой заразились люди, употреблявшие в пищу мясо сурков. Но как правило, инфекция передается человеку при укусе переносчика – животного, которое передает инфицирующий патоген другому живому организму. В данном случае эту роль играют блохи.

Обычно, чтобы досыта напитаться кровью, чумным блохам вполне хватает крыс. Но как только грызун умирает от инфекции, блоха, образно говоря, удирает с тонущего судна, и если поблизости окажется человек, он может стать не менее аппетитной альтернативой. У чумных бактерий, которые живут в организме блохи, есть один потрясающий прием: они блокируют пищевод насекомого. Оно голодает и в отчаянии начинает кусаться еще активнее, а затем, питаясь, отрыгивает обратно кровь вместе с размножающимися бактериями и таким образом передает инфекцию новому хозяину – человеку.

Оказавшись в организме новой жертвы, чумные бактерии распространяются по лимфатической системе, накапливаясь в лимфатических узлах, и размножаются там до тех пор, пока ткани не воспалятся и не начнут болеть. Термин «бубоны», которым принято называть такие опухоли, восходит к греческому слову, в переводе означающему «пах» – отсюда и название заболевания, «бубонная чума». Бубоны порой достигают размеров яблока и обычно образуются в подмышечных впадинах, паху и на шее. Иногда они лопаются, прорывая кожу, и сочатся густым гноем – желтоватой смесью живых и мертвых бактерий, а также остатков борющихся с инфекцией клеток.

Зараженная чумой блоха.

Когда чумная палочка попадает в кровь, возникает каскадный эффект тромбообразования и воспаления кровеносных сосудов, в результате чего ткани на кончике носа и подушечках пальцев рук и ног чернеют от гангрены и отмирают – потому эту болезнь и прозвали Черной смертью. Затем, по мере того, как бактерии и токсины наводняют все тело больного, недуг, сопровождающийся лихорадкой и ознобом, полностью завладевает его организмом. Вслед за этим наступает кома и смерть.

Такова типичная клиническая картина чумы. Но существует еще две формы этого заболевания: септическая чума, при которой бактерии распространяются по кровеносным сосудам, вызывая повышение температуры, шок, кровоизлияния в кожных покровах и конечностях, а в конечном счете – почернение и отмирание тканей, и легочная чума, при которой инфекция поражает легкие. Вторая передается от человека к человеку воздушно-капельным путем, или, проще говоря, через брызги мокроты, которую откашливает больной. Во время чумных эпидемий – в том числе той, что более века назад неминуемо добралась и до США, – проявляются все три формы заболевания.

История о том, как чумная палочка оказалась на американской земле, началась в 1900 году. В начале прошлого столетия чума всеми силами пыталась обосноваться в США – в основном, путешествуя по морю. В ноябре 1899 года блохи, питавшиеся кровью больных крыс, заразили пассажиров и членов экипажей судов, вставших на якорь в Нью-Йорке. К январю 1900 года чума успела добраться и до города Порт-Таунсенд, что расположен на входе в залив Пьюджет-Саунд в штате Вашингтон. Правда, ни в том, ни в другом случае инфекции не удалось забраться вглубь материка. Но вот в Калифорнии болезнь буквально бежала с корабля и очутилась прямиком в Сан-Франциско.

Вызванная чумой гангрена.

Если взглянуть на начало прошлого столетия с точки зрения инфекционных заболеваний, время было беспокойное, но волнительное. Люди все еще верили в существование миазмов – отравленных, якобы вызывавших болезни испарений, – и трупного яда – выдуманной, невидимой невооруженным взглядом мнимой угрозы, якобы исходящей от гниющей плоти и растительной органики, которую некогда винили в распространении заболеваний. В то время еще не существовало столь широкого разнообразия антибиотиков, что доступны нам сегодня. Тем не менее на заре XX века микробиологи совершали революционные открытия о бактериальной природе таких заболеваний, как сибирская язва, туберкулез и холера. Они поняли, что гипотетически, ограничивая доступ к источникам заражения путем изоляции или карантина, можно было предотвратить превращение эпидемии в масштабную пандемию. Звучит довольно просто. Но в городе, жители которого не желали прекращать работу предприятий из-за неопределенной угрозы заболевания, которое газета San Francisco Chronicle называла «фантомом», сложилась куда более неприятная и непростая ситуация.

В 1900 году Сан-Франциско был процветающим портовым городом западного побережья США, «тихоокеанским Парижем», а карманы многих его обитателей были набиты богатствами, заработанными на горном деле, металлургии или кораблестроении. Местный девиз («Золото в мирное время, железо – в военное») отражал амбициозное, бескомпромиссное стремление жителей поддерживать интенсивное развитие городской экономики. Но стремительный рост и активно развивающаяся промышленность имели свои минусы: дурно пахнущая канализация, загрязнение воды в бухте и… крысы. Они не просто заполонили город, но в прямом смысле вели полную приключений жизнь истинных космополитов: перепрыгивая с корабля на корабль, они пересекали океаны, путешествуя во все концы света.

Возможно, вы удивитесь, но в то время, в 1900 году, все еще бушевала третья пандемия чумы, прозванная «современной». Она вспыхнула в китайской провинции Юньнань в 1855 году и впоследствии убила миллионы людей, оставив свой след на всех населенных континентах планеты. В 1899 году на борту прибывшего в порт Сан-Франциско японского судна «Ниппон Мару» были обнаружены чумные больные. На другом японском корабле, как и на пришедшем из Бразилии британском судне, тоже ехал безбилетник – чумная палочка, поселившаяся в организме заболевших и умерших членов экипажа. Были введены карантинные меры, и находившихся на борту не пустили в Сан-Франциско. Жители США были в безопасности – по крайней мере, им так казалось.

Начальник карантинного отдела Морской госпитальной службы Джозеф Дж. Киньюн всеми силами старался пресечь распространение инфекции. Он велел всем судам, прибывавшим в порт Сан-Франциско из тех мест, где была обнаружена чума – Китая, Японии, Австралии и Гавайев, поднимать предупредительный желтый флаг. Но этому распоряжению яро воспротивились местные чиновники, считавшие, что такие меры навредят бизнесу, а значит, и всему городу. Местные газеты принялись превозносить Сан-Франциско, твердя, что «чума ему нипочем». В итоге желтые флаги было велено спустить.

В январе в порт прибыл пароход «Австралия» с товарами из Гонолулу – ни у кого из членов экипажа и пассажиров чумы не нашли. (Гонолулу в тот момент пытался совладать с собственными вспышками чумы и сопутствующими трагедиями: весь тамошний Чайна-таун оказался ненароком сожжен в попытке сдержать распространение инфекции.) Пришедшее в Сан-Франциско судно «Австралия» разгрузили неподалеку от канализационных стоков китайского квартала. Мы никогда не узнаем, как зараженная крыса попала в город, но вскоре после прибытия «Австралии» в районе порта прибавилось мертвых крыс, а вскоре заболел и один из жителей.

♦♦♦

Сорокалетний холостяк Вонг Чут Кинг, поселившийся в Чайна-тауне Сан-Франциско шестнадцать лет тому назад, держал склад лесоматериалов и жил в подвале здания, где, по слухам, некогда располагался доходный дом. Поскольку этот район изобиловал борделями и проданными в сексуальное рабство китаянками, когда Вонг заболел, все решили, что он заразился каким-то венерическим заболеванием вроде гонореи или, быть может, сыпным тифом. Местный лекарь предположил проблемы с мочевым пузырем. Но Вонгу становилось все хуже: его лихорадило, тошнило, началась профузная диарея. Когда он впал в кому, его отнесли в лавку, где торговали гробами, чтобы он находился подальше от здоровых людей.

Бич Божий

Перед лицом поистине ужасных эпидемий чумы, охвативших Европу, глубоко верующее христианское общество невольно задавалось вопросом, на который нет ответа: «За что?» Как писал автор «Декамерона», итальянский гуманист Джованни Боккаччо, чуму будто «наслал на нас за грехи правый гнев Божий, дабы мы их искупили» [17]17
  Перевод Н. Любимова.


[Закрыть]. Другие обращались к фанатическим толкованиям христианских священных писаний в попытке умилостивить Господа, стараясь искупить грехи человечества жестокими религиозными практиками.

По всей Европе появились группы религиозных фанатиков, принадлежащих к секте под названием «Братство Креста». Раздевшись до пояса, они вышагивали по улицам деревень, поселков и городов и били себя снабженными узлами плетьми, нараспев читая покаянные молитвы. Они верили, что обрядами самобичевания искупят грехи людей и, быть может, вдохновят Господа проявить милосердие и положить конец чуме.

Несмотря на то, что католическая церковь официально признала ее еретической, эта секта – пусть и ненадолго – обрела огромную популярность, когда в деревнях бушевала чума. Некоторые группы насчитывали тысячи флагеллантов, которые вместе странствовали по Европе, в духовном исступлении предаваясь самобичеванию – как в буквальном, так и в переносном смысле. В самом крупном из известных истории шествий участвовало более десяти тысяч сектантов. Один очевидец так описал прибытие флагеллантов в Лондон в 1349 году, когда страна была охвачена чумой.

«Трижды все члены этой процессии повергались на землю и вытягивали руки в стороны, словно распятые на кресте. Пение продолжалось, и, начиная с того, кто оказался позади остальных распростертых на земле собратьев, все они по очереди переступали друг через друга, единожды ударяя каждого из лежавших бичом».

Говорят, что каждый вечер они повторяли одну и ту же епитимью.

Поначалу движение флагеллантов имело эгалитарный характер – к нему присоединялись клирики, миряне, мужчины, женщины и даже дети, но когда оно разрослось, оппортунистически настроенные лидеры окружили братство множеством сектантских убеждений и правил. Свирепая, пусть и заслуживающая жалости попытка вымолить милость у Господа переросла в нечто куда более настораживающее. В братство стали принимать исключительно мужчин, которые всеми возможными средствами избегали даже случайных встреч с женщинами. Претенденты на вступление в ряды братьев должны были исповедаться и признать все грехи, совершенные с семилетнего возраста, а затем на протяжении тридцать трех с половиной дней избивать себя плетьми – по одному дню на каждый год, прожитый Христом на земле. Они также клялись за все это время ни разу не мыться, не бриться, не спать в кровати и не переодеваться. Мало того, за вступление в братство взималась плата. Успех этой напоминавшей культ бизнес-модели наглядно демонстрирует духовное смятение, царившее в Европе во время эпидемий чумы.

Приняв это во внимание, пожалуй, не так уж и сложно понять, чем людям импонировали флагелланты: вероятно, их показное самобичевание дарило наблюдателям временное духовное облегчение. Массовые публичные обряды покаянного самобичевания давали отчаявшимся людям, которые горевали по многочисленным друзьям и родственникам, умершим от столь ужасного и загадочного заболевания, возможность испытать катарсис. Порой зрители кричали, плакали или молились вместе с флагеллантами, чтобы очиститься от собственных духовных терзаний.

По мере того, как братство флагеллантов росло и становилось сильнее, его лидеры начали высказывать еретические воззрения, чем навлекли на себя гнев Католической церкви. Они подвергали сомнению священнодействия и заявляли, что могут отпускать друг другу грехи. Они также приписывали себе способность проводить обряды экзорцизма и творить чудеса. (Все эти утверждения считались ересью.)

В 1349 году Папа Римский Клемент VI официально признал движение флагеллантов еретическим и запретил их шествия. Он разослал письма с вестью об этом епископам Франции, Польши, Швеции и Англии. После того, как братство осудили все священнослужители Европы, оно впало в немилость у народа так же быстро, как некогда обрело популярность. К 1350 году, всего год спустя, «Братство Креста» фактически перестало существовать.

На этой иллюстрации из Нюрнбергской хроники, опубликованной в конце XV века, изображены флагелланты.

Улица в Чайна-тауне Сан-Франциско, середина – конец XIX в.

Через месяц после появления первых симптомов Вонг скончался.

Шестого марта было проведено вскрытие. Уилфред Келлог, местный бактериолог, взял образцы из распухших лимфатических узлов Вонга, после чего тело усопшего обернули тканью, вымоченной в растворе дихлорида ртути, положили в посыпанный известью оцинкованный гроб и отправили на кремацию. Келлог внимательно смотрел в микроскоп: он видел небольшие, пухлые, продолговатые бактерии. При использовании подходящих красителей они напоминали слегка округлые английские булавки. Без окрашивания бактерии под микроскопом чаще всего кажутся прозрачными. Разглядеть их можно, но это непросто. (При окрашивании химические красители связываются с различными компонентами бактериальных клеток, и последние становятся отчетливо видны.) Использование определенных реагентов для обнаружения чумной палочки позволяет добиться характерного эффекта «биполярного окрашивания»: краситель хорошо впитывается на концах вытянутой бактерии – из-за этого она и напоминает булавку.

Форма обнаруженных бактерий наталкивала на мысль о чумной палочке. А это значило, что следующим шагом должен был стать карантин.

Вот только изолировали не какой-то конкретный корабль или дом.

Седьмого марта в припадке синофобии[18]18
  Синофобия – неприязнь к Китаю и всему с ним связанному. – Прим. ред.


[Закрыть] чиновники Сан-Франциско ввели карантинные меры во всем Чайна-тауне, охватывавшем пятнадцать кварталов: район целиком, а вместе с ним и около тринадцати тысяч проживавших там китайцев, огородили веревками, не предупредив об этом никого из жителей. Кроме смерти Вонга никаких доказательств заражения чумой не было.

Белокожим жителям города было запрещено заходить на карантинную территорию, потому что предполагалось (безосновательно), что лишь китайцы были виновны в распространении инфекции и подвержены ей. И все из-за одного-единственного неподтвержденного случая заражения. Это было не просто беспрецедентное и невежественное злоупотребление властными полномочиями – в итоге оно оказалось еще и бесполезным. В конце концов, крыс веревками не остановишь. Хуже того, ученым еще с 1897 года было известно, что чуму переносят блохи и крысы, и все же власти Сан-Франциско сочли, что скверные условия, в которых жили обитатели Чайна-тауна, были достаточно весомой причиной, чтобы изолировать все население этого района из-за одного-единственного случая заражения чумой.

Расизм по отношению к китайцам, обусловивший решение закрыть весь Чайна-таун на карантин, укоренился в Калифорнии гораздо раньше. В 1870 году главный санитарный врач Сан-Франциско назвал китайцев «морально прокаженными», чем подкрепил мнение о том, что Чайна-таун был рассадником болезней и заразы. Но жившие там китайцы фактически не имели шансов поселиться в другом месте, учитывая какую высокую цену за аренду запрашивали домовладельцы (в том числе и мэр города Джеймс Фелан). К тому же, как только китайцы-съемщики заселялись в новое жилье, заботы о ремонте ложились на их плечи. Из-за непомерной арендной платы и дорогостоящего хозяйственного обслуживания жильцам приходилось ютиться в тесноте, деля расходы между собой. Канализация, обеспечивающая нужды этого района, тоже пребывала в плачевном состоянии. В представлении обывателей, и сами китайцы стали, благодаря этим слухам, настоящим воплощением скверны. Мэр Фелан называл китайских эмигрантов «хмурыми… рабами пристрастия к опиуму… шантажистами и убийцами» и утверждал, что они «плодят болезни». Учитывая столь открытую ненависть и страх, неудивительно, что были введены именно такие карантинные меры.

Между тем ученые взялись за дело. В то время, чтобы проверить кого-либо или что-либо на заражение чумой, проще всего было взять образцы бактерий из бубона, ввести их в организм здорового животного и посмотреть, вызовет ли это болезнь и гибель, а затем провести тест на наличие чумной палочки. Эти шаги были выработаны на основе постулатов Коха, который позже получил Нобелевскую премию и в чьей лаборатории учился начальник городской карантинной службы Киньюн. Келлог – местный бактериолог – взял жидкость из бубонов Вонга и ввел ее лабораторной крысе, двум морским свинкам и обезьяне из лаборатории Киньюна. Оставалось только ждать.

Жители Чайна-тауна готовят еду во время карантина, введенного в связи со вспышкой бубонной чумы. Сан-Франциско, 1900–1904 гг.

Тем временем среди жителей Чайнатауна росло недовольство тем, что район, не спросив их мнения, отрезали от остальной части Сан-Франциско, из-за чего многие его обитатели остались без работы. (Одним из непредвиденных последствий стало недовольство зажиточных горожан, которые, судя по всему, крайне возмутились, узнав, что их горничные, прачки и кухарки внезапно лишились возможности приходить на рабочие места.)

Улицы наполнились дымом серосодержащих фумигантов, призванных очистить Чайна-таун от заразы. Землю, сточные канавы, подвалы и здания обрабатывали хлорной известью – отбеливающим веществом, оставлявшим характерные белые разводы и резкий запах. Киньюн стал объектом насмешек, а пресса окрестила все предписанные им меры сущим фарсом. Одна газета – San Francisco Call – именовала происходящее «фальшивой чумой», а в издании San Francisco Bulletin было опубликовано следующее стихотворение:

 
Любой слыхал про страшного микроба,
Что не щадит ничто и никого,
Что всех нас с вами доведет до гроба,
Как погубил китайца одного.
 
 
Вот только крысы живы и здоровы,
И аппетит у них весьма неплох.
А оправдаться власти не готовы
За учиненный зря переполох.
 

К девятому марта – спустя два дня после того, как животным ввели образцы, взятые из тела Вонга, – все они оставались живы и здоровы. За это время чумой больше никто не заразился. Десятого марта карантин отменили, веревки убрали, и жители Сан-Франциско вздохнули с облегчением и вернулись к привычным делам.

Передышка продлилась всего один день.

Одиннадцатого марта одна из крыс и две морских свинки Киньюна умерли от чумы. Тринадцатого числа скончалась и обезьяна.

За этим последовал дикий круговорот отрицания, расизма, страха и неотвратимой атаки инфекции на жителей города. Губернатор Калифорнии Генри Гейдж опровергал слова о том, что в его штате разразилась вспышка чумы. Он отказывался верить научным доказательствам и даже обвинил Киньюна в том, что тот намеренно заразил трупы чумной палочкой, чтобы сфальсифицировать доказательства эпидемии. Позднее мэр Фелан поспешно телеграфировал мэрам пятидесяти городов, убеждая их в том, что Сан-Франциско «не несет никакой опасности». Газеты его поддержали. Даже после того, как члены федеральной комиссии подтвердили, что в городе были зафиксированы случаи заражения чумой, не прекратилось противостояние чиновников сферы здравоохранения соображениям безопасности, пронизанное неприкрытой ксенофобией.

Ближе к концу марта от чумы умерло еще трое жителей Чайна-тауна. Члены городского департамента здравоохранения старательно умалчивали новости об эпидемии. По домам ходили проверяющие, жилища с подозрением на заражение подвергали санитарной обработке, а стоки дезинфицировали дихлоридом ртути. Попавшихся на глаза крыс убивали. Помещения по-прежнему окуривали дурно пахнущими серосодержащими фумигантами. Китайцы, желавшие покинуть город, были обязаны предъявить сертификат о вакцинации или документы, подтверждающие, что они здоровы. На паромных переправах и железнодорожных вокзалах китайцев – и только китайцев – останавливали, отказываясь продавать им билеты. Жители Чайна-тауна неохотно сообщали о плохом самочувствии и смерти родных, опасаясь, что тела умерших отправят на вскрытие и кремацию. Говорят, что как-то раз тело скончавшегося жителя китайского квартала подперли и усадили за карточный стол, лишь бы его не забрали медицинские работники.

В мае жителей Чайна-тауна было велено вакцинировать. В расклеенных по району объявлениях сообщалось, что в случае отказа от прививки власти примут более жесткие меры. Врачи и медработники приготовили шприцы и дозы вакцины, готовясь ввести ее как можно большему количеству проживавших в США китайцев. Они намеревались применить вакцину Хавкина, состоявшую из убитых за счет нагревания бактерий, плававших в питательной среде, которая теоретически должна была содержать чумные токсины.

Впервые эта вакцина, разработанная бактериологом Владимиром Хавкиным, русским евреем, который покинул Россию, уехав работать в Институте Пастера, была опробована в бомбейской тюрьме. Побочные эффекты хавкинского детища были ужасны: у привитого раскалывалась голова и поднималась температура, а место укола болело и сильно опухало. Привитые, как правило, болели несколько дней. Несмотря на слухи о том, что она работает, вакцина была экспериментальной: несомненных доказательств ее эффективности не имелось. Поэтому у проживавших в Сан-Франциско китайцев были причины для опасений, и немногие соглашались на прививку.

В 1900 году в Чайна-тауне Гонолулу подожгли дом человека, предположительно умершего от чумы, – разгоревшийся в итоге пожар уничтожил большую часть района.

Мэр Фелан, без конца сыпавший разжигающими расовую ненависть высказываниями, посчитал, что белокожим горожанам стоит держаться подальше от «грязных» китайских эмигрантов, представлявших собой «постоянную угрозу общественному здоровью» и «плодивших болезни». Позднее Фелан баллотировался в Сенат, тиражируя весьма прозрачный лозунг «Калифорнию – белым». Фелан также выступал за восстановление «Акта об исключении китайцев» от 1882 года, который был продлен в 1902 году, а позднее – по частям упразднен. Окончательно его отменили лишь в 1965 году.

По мере того, как эпидемия 1900 года в Сан-Франциско разгоралась все сильнее, проживавшие в городе китайцы начали оказывать сопротивление – и не без причин. Несмотря на то, что в Чайна-тауне действительно обнаружилась чума, заболевших было далеко не так много, как многим казалось. Случаев заражения было мало, и они оставались неподтвержденными. Жители района воспротивились массовой вакцинации и насильственному карантину и, прибегнув к дипломатическим и судебным средствам, выиграли дело «Вонг Вай против Уильямсона» (англ. Wong Wai v. Williamson). Однако Департамент здравоохранения Сан-Франциско вознамерился устроить массовое выселение жителей китайского происхождения, а затем сровнять Чайна-таун с землей. В связи со вторым введенным в июне необоснованным карантином в федеральном суде было рассмотрено дело «Джу Хо против Уильямсона» (англ. Jew Ho v. Williamson) – победу вновь одержали взыскатели-китайцы: судья постановил, что чиновники действовали на основе «дурных намерений и предвзятых суждений». Все это время ученым приходилось бороться с политиками, которые отчаянно отрицали существование эпидемии, что обусловило нехватку финансирования для борьбы с инфекцией.

К весне 1901 года была запущена более эффективная кампания по дезинфекции домов в Чайна-тауне, которая вкупе с уничтожением крыс изменила ход эпидемии. В 1904 году, когда насчитывалось 119 умерших, преимущественно из Чайна-тауна, в Калифорнии возникла новая вспышка, убившая 78 человек, в основном – белокожих. Вскоре после этого эпидемия наконец затухла. Но те мрачные времена и бездушные проявления ксенофобии и расизма не были забыты, как и имя первой жертвы эпидемии, разразившейся на американской земле, – Вонг Чут Кинга.

«Вокруг розовых кустов…»

 
Вокруг розовых кустов,
Среди травок и цветов
Водим-водим хоровод.
Пепел, пепел закружился,
Ты на землю повалился!
 

Многие американцы помнят, как в детстве исполняли эту считалку. Как вставали в круг, хлопали в ладоши и танцевали вокруг «розовых кустов», а в конце, хихикая, падали на пол. Лишь повзрослев, некоторые узнали, откуда появился текст этой детской песенки.

«Розовые кусты» – это сыпь на коже чумного больного.

Ароматом «травок и цветов» пытались замаскировать зловонный запах трупов.

Слова «пепел, пепел» символизируют массовое сожжение тел умерших. В альтернативной версии считалки эта строчка заменена на звукоподражание, близкое к «апчхи!» – вероятно, напоминавшее о кашле и чихании, которыми сопровождалась конечная стадия болезни.

Ну, и наконец, фраза «ты на землю повалился» – это отсылка к многочисленным жертвам чумы, которая не щадила никого – даже детей.

Жуть, верно? Вот только все это неправда.

Перед нами действительно рифмованная детская считалка, причем распространенная не только в Северной Америке. Собственные версии есть у маори, индийцев, британцев, немцев, итальянцев, сербов и хорватов. Многие варианты этой песенки появились еще в XIX веке. Но лишь после Второй мировой войны появилось предположение о том, что этот на первый взгляд довольно милый стишок имеет отношение к чуме. Нет ни единого упоминания этой песенки, датирующегося XIX веком, где было бы сказано хоть слово о чуме. К тому же сыпь, чихание и кашель – это даже не самые примечательные симптомы бубонной чумы.

Так в чем же истинный смысл стихотворения? Эта считалочка, известная в Англии под названием Ring a Ring o’ Roses, скорее всего, родилась именно там. Встречающееся в ней слово rosie, вероятно, восходит к французскому rosier, что в переводе означает «розовый куст». Бытует мнение, что это языческая песенка, а чихание как-то связано с суевериями. Что касается падения, оно может символизировать реверанс.

Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, откуда на самом деле взялась эта считалка, как и многие другие песни и рассказы, передававшиеся из уст в уста. А между тем дети со всего света продолжают распевать ее, водя хоровод и не подозревая о ее мрачном подтексте.