Текст книги "Исцели меня. Невозможное"

– Да… – на выдохе произнес Александр, с удивлением смотря на отца. – Я очень люблю ее и верю, что она проживет долгую и счастливую жизнь, сохраняя тайну об Ордене.

Круг оживился, все начали перешептываться, но на своем языке. На их лицах было недоумение и отчетливо проскальзывал страх.

– Александр Второй, у вас есть человек, который может выступить защитником в суде? – произнес старец. Резко образовалась идеальная тишина. Я так понял, он главнее всех и управляет судом.

– Нет, – спокойно ответил Александр, глядя на отца, – я один.

– Ты нарушил главный закон нашего Ордена – молчание. Мы молчим, поэтому слышим и видим истинный мир, и взращиваем в себе терпение, чтобы пройти Святой путь. Silentium – крепкая защита для стен нашего братства, и по твоей милости она дала трещину, – с презрительным укором посмотрел старец на Александра.

– Анастасия вправе была знать о существовании нас, она часть нас, – возмутился Александр.

– Не так, – раздраженно повысил голос старец, – теперь она угроза для нашего Ордена. Анастасия вступила в связь с мирянином, и в любой момент может пойти слух о существовании одаренных и тайном Ордене. Ты знаешь, что это значит для нас? Для тех, кто тысячелетиями скрывает свое существование?

– Нет, – показал головой Александр, – я знаю, я верю, она сохранит тайну.

– По законам Ордена Анастасия Целительница должна вернуться в стены храма, а ее мужчина присоединится к «жертвам во имя нашего братства». Александр Второй сам лично должен исполнить волю Ордена во искупление грехов и смягчения наказания, – громко произнес старец, глядя на своих собратьев, те по очереди одобрительно кивали головой.

– Я не буду этого делать, – гордо произнес Александр. Его отец дернулся на месте и в глазах блеснул ужас. – Я прошу принять меня в «жертвы братства», – спокойно произнес Александр.

Глаза старца заметно округлились, в зале поднялся еще больший шум, чем в первый раз. Все спорили, выкрикивали непонятные слова, чаще всего проскальзывало слово «пикатум», понятия не имею, о чем оно, но вся атмосфера пропиталась страхом и гнетущим напряжением. Только Александр спокойно поднял глаза под купол и тихо шептал молитву.

«Те убитые, – от волнения споткнулась Агата, – вернее люди, которые могли рассекретить Орден, причислены к «жертвам во имя нашего братства». За их умершие души ежедневно читают молитвы, как за самых святейших людей. Добровольно попроситься в жертвы – означает самоубийство, вечный позор для семьи, и за такие души Орден не молится. Рeccatum – великий грех. Не каждый бы рискнул принести свою душу на вечное терзание».

– Хм, значит, Орден вправду убивает? – был шокирован я и, глядя на эмоциональный хаос, который творился в зале, попытался осмыслить то, как ловко Орден оправдал свое убийство, придумав для убитых людей статус жертв.

Старец похлопал ладонью по стойке, призывая к тишине и привлекая мое и Александра внимание.

– Что ты хочешь взамен за свою жертву? – протяжно спросил старец.

– Вы сохраните жизнь Анастасии и Максиму и оставите их в покое. Просто наблюдайте за ними. Если она или он нарушат молчание, то поступайте по правилам Ордена. Если их дети будут одаренные, то поступайте, как должны. Во всех иных случаях они должны жить обыкновенной жизнью.

– И за этот мизерный шанс ты отдаешь свою жизнь? – удивленно спросил старец.

– Я просто верю в нее, прежде всего как в свою воспитанницу.

– Мы принимаем твои условия, – сурово произнес старец и бегло кинул взгляд на отца Александра, который стал очень бледен и пребывал в далеких мыслях и растерянности. – Александр Второй лишается своего родового титула Верховного Пречистого Служителя, своего рабочего чина, всех наград и приговаривается к годовому проведению в келье, после чего отправляется к крайней западной башне на пожизненную службу. Приговор вступит в силу через час.

– Спасибо, – сквозь улыбку произнес Александр, – спасибо, спасибо! – повторял он, крестя себя и глядя в купол.

«Это он за нее Бога благодарит», – грустно произнесла Агата.

Тошнота, головокружение, и я уже стою на улице рядом с Александром перед входом в лабиринт. В руках он держит стопку черной одежды и цветное одеяло. Нас окружает много людей, девушек в черных и белых шубках, мужчин и парней в строгих костюмах с лампасами и важные участники суда. Александр единственный из всех присутствующих одет в легкий костюм. Втянув голову в плечи, он старается не показывать виду, что ему очень холодно.

По площади энергичным шагом идет старец. Черный плащ развевается у него за спиной, создавая эффект распахнутых крыльев. Толпа послушно расступается перед его шагами.

– Хотел отделаться легкой смертью? – с иронией спросил Александра старец, запыхавшись от ходьбы. – А нет, милок, пройди сначала испытание.

– Мирослав Всеволодович, – с улыбкой произнес Александр, – я вам благодарен, что вы ей дали шанс.

– Я тебе дал шанс, как лучшему своему ученику. Эх… Александр, подвел ты всех нас, – покачал старец головой и развернулся к людям, которые с любопытством, а некоторые с переживанием смотрели на происходящее. – Александр Второй объявлен нарушителем главного закона и лишен всех чинов и привилегий.

В толпе послышалось оханье и сопереживание, но Александр стоял гордо, расправив плечи, и с каменным лицом смотрел на людей. Лишь сейчас я стал понимать, что в действительности за маской холодного человека скрываются пылающие чувства и переживания. Старец показал Александру на лабиринт.

– Прощайте, – коротко произнес Александр, уже не глядя на старца и на других людей.

Неподалеку от лабиринта на возвышенности стоит Александр старший и хмурым тусклым взглядом провожает сына, который скрылся за стенами не по сезону зеленой изгороди.

Я пошел следом за Александром. Длинный, узкий тоннель лабиринта. В некоторых местах узкий настолько, что изгородь касается плеч. Серое небо, словно крышка, лежит на высоких хвойных стенах, припорошенных пушистым снегом. Александр повернул налево. Оставив за спиной несколько метров пути, он зашел в проход и остановился в выборе. Даже мне, зная, что все вокруг лишь воспоминания Агаты, стало жутко, и с каждым удаляющимся шагом вглубь лабиринта и остановкой в выборе посещала мысль о безысходности. Первый наш тупик – ровная прямоугольная стена. Александр облизнул посиневшие от холода губы и сделал глубокий вздох. Меня сдавила тихая паника и чувство жалости к Александру. Ведь я сейчас здесь не один – со мной Александр и Агата, а он там был совершенно одинок.

«Я покажу тебе его мысли», – вдруг произнесла Агата. Моего сознания коснулись невидимые щупальца. Душу охватило смятение, грудь наполнило огнем. Тоска и радость, страх и гордость, ревность и любовь, все разом смешалось во мне. Не сразу я понял, что это не мои чувства, а его.

«Все не зря, теперь она будет в безопасности, – вдруг в голове я услышал голос Александра. – Главное, не глупи, Анастасия, все в твоих руках», – продолжал я слушать размышления Александра, следуя за его спиной.

Он вспоминает тот момент, когда Настя исцелила Максима после аварии. Буквально пережившей его смерть, а потом исцеление Насте было очень плохо.

«Я видел ее страдания, во мне все перевернулось. Пока прислужники собирают данные, я под тем же предлогом скрылся от них и нашел ее. Моя бедная девочка… Быстро подхожу к ней, неожиданно заключаю в принудительные объятия и, подобно преступнику, увожу в ближайший подъезд. Ее переполняет страх и ненависть, конечно, теперь – это единственное, что она может испытывать ко мне.

– Ненавижу тебя и твой Орден! – кричит она.

– Тихо, Настя, – шепнул я, закрывая ее рот ладонью. Она еще больше обомлела, смиряясь с самым страшным исходом, принимая даже смерть. Я чувствую себя еще большей сволочью. – Этого разговора не было, но запомни каждое слово, которое я тебе скажу…

Она притихла, все же прежняя послушность сохранялась в ней.

– Умница. Я беру Орден на себя и сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить его, что ты потеряла дар, – она что-то промычала мне в ладонь, я медленно освобождаю ей рот.

– Я потеряла дар, – ответила она торопливо, я мысленно улыбнулся ее еще пока наивности».

Александр снова вышел в тупик, гневно фыркнув, с раздражением нырнул в другой проход.

«– Ты скоро поймешь, что это не так, – произнес я твердым тоном, чтобы она поняла всю серьезность ситуации, – но когда осознаешь, насколько ты могущественна, ты должна быть настолько осторожна, чтобы никто и подумать не смог, что ты одаренная. Жизнь и судьба твоих близких зависит только от тебя

– Орден хотел убить Макса? Орден убил моего отца? Ты знал мою маму? – засыпает она меня вопросами, узнаю прежнюю Анастасию».

Александр уверенно повернул направо и через несколько шагов налево.

«– Я много чего знал, знаю и буду знать, только это уже не твое дело. Это очень, очень опасно. Орден везде и во всем, это целая система. Я тебя предупреждал, но ты своей упрямостью… – я сделал пазу, подумав о том, что все было бы иначе, будь она моей. – Тебя годами будут проверять, выводя на провокации, ты должна доверять только себе. Не пользуйся даром просто так, ты должна убедить всех, что ты хрупкая, беззащитная и неинтересная девушка, – тороплюсь я, прислужники, скорее всего, уже потеряли своего руководителя.

– Почему ты помогаешь? – произнесла она, с задумчивостью и жалостью смотря на меня».

Александр вышел на круглую площадку, где высокой белой свечой уходит вверх часовенка, и громко вслух ответил на ее когда-то заданный вопрос:

– Я тебя люблю! Я тебе дарю счастье, жизнь и свободу…

Я всем сердцем почувствовал насколько она ему дорога. Ощутил щемящую тоску внутри души, горячие слезы на щеках. Тогда, в подъезде, он крепко обнял ее в последний раз. На миг почувствовав ее тепло, знал, что она не его. Вдруг боль, раздирающая душу, скрылась за решительностью и злостью перед предстоящими действиями.

– Прощай, – шепнул он, вошел за черную дверь, которая закрылась перед моим лицом. Я дотронулся до железной звери, желая зайти внутри, но она оказалась самой настоящей, плотной. Мысли Александра стали недосягаемы для меня.

Я оглянулся и вокруг часовни увидел сплошную зеленую стену с одним-единственным входом. Меня охватил ужас, и холодные мурашки поползли по коже. Мягкий голос Агаты напомнил мне, что я не один.

«Я не могу тебя завести внутрь, это место считается святым. Но не стоит обольщаться, что он теперь в безопасности, в этом здании темно, нет окон и одна-единственная дверь, которая через год откроется сама, и колокол на башне оповестит всех, что пленник свободен. Келья – это круглая комната, условно поделенная на три части: зона для сна на каменном лежаке и еды, зона для туалета с тоненькой струей для омывания и зона для молитвы. К келье подведено отопление, поэтому ему не замерзнуть зимой, для него приготовили годовой запас воды, хлеба с примесью витаминов и маленькая бутылочка вина, чтобы не сойти с ума».

Это суровое наказание даже для такого злодея, как Александр. Пройдя тяжелый путь вместе с ним по лабиринту, разделив его чувства и примеряя всю ситуацию на себя, я пришел в замешательство. Что будет со мной после суда? Какая смерть уготовлена мне?

Видения рассеялись, мы лежим на полу. Вокруг темно, над нами далекое звездное небо, серебряные лунные лучи падают на географический пол, отражая клетчатую тень от купола. Я смотрю на Агату. Милая, хорошая, с изящным силуэтом в холодном свете, и при всем нашем романтическом положении я мыслями нахожусь в кошмаре, что пережил Александр, сочувствуя бывшему врагу.

– Я ненавижу Орден, – сухо произнес я, – зачем ты мне все это показала?

– Я тебе говорила, что ты знаешь не всю историю. Жизнь твоих друзей затронула другие судьбы.

– Действия Ордена ужасны. Вы убиваете, – меня подпирает неконтролируемая злость, даже к Агате. Я хочу бежать без оглядки из этого проклятого места.

– Ты не все знаешь, чтобы правильно судить о братстве. Тобой руководят эмоции.

Я внимательно слежу за ней взглядом. Она садится, обнимая колени руками. Я следую ее примеру и тоже поднимаюсь, но легкое головокружение притупляет мои движения.

– Кирилл, ты как? – заботливо засуетилась она.

– Нормально, – фыркнул я, отстраняясь от ее прикосновений.

– Тебе надо хорошо кушать и увеличить физические нагрузки, тогда ты будешь легко переносить видения, – так просто дает она советы, а я внимательно смотрю на нее. За этой изумительной красотой и пленяющим янтарным взором скрывается преданная часть паршивого Ордена.

– Агата, – прервал я ее мудрые советы, обращая все внимание к себе, – когда я присоединюсь к «жертвам во имя вашего братства», то хочу, чтобы именно ТЫ каждый день читала молитву за мою душу, – сквозь зубы прошипел я. Между нами повисла мертвая тишина. В ее глазах блеснул страх, и она отшатнулась от меня.

– Надеюсь, это произойдет не скоро, – шепнула она.

– Лучше скоро. К чему все мучения?

– Закончи для меня книгу, а я потороплю с судом, – с трудом произнесла она.

Эта сделка была справедлива. Мы ударили по рукам. Разделив со мной молчание, она отвела меня в комнату.

Глава 4

По возвращению в комнату я отделался от Агаты коротким «пока». Мне очень хотелось проводить ее взглядом, но теплые и нежные чувства напрочь отбило разочарование.

Полночи пытался уснуть, все думая о поступке Александра, его отце и членах братства, но даже погрузившегося в сон мысли не оставили меня, и я оказался в кошмаре. Я видел себя в глухой темной комнатке с низким потолком и удушливым спертым воздухом. Ударяя в стены и прося о помощи, я проваливаюсь в яму и оказываюсь в кругу зала суда. Тумбы подпрыгивают, издавая невыносимый грохот. Закрывая ладонями уши, я вижу, как в демонической пляске люди в черных плащах с покрытой головой и белых масках кружат вокруг меня. Дрожа от страха, я прижимаюсь щекой к холодному полу и шепчу:

– Я не виноват, не виноват, не виноват… – с этим словом я подскакиваю на кровати. Оглядываясь по сторонам, убеждаюсь, что я в своей белой комнате. Делаю облегченный вздох, вытирая липкий пот со лба. До чего доводят нервы. Я уже начал эту убогую комнату называть своей. Все же это лучше, чем темная келья или зал суда.

Солнце уже поднялось, озаряя комнату теплым светом. Мне ужасно хочется спать, но возвращаться в кошмар нет никого желания.

– Бр-р-р, – передернуло меня, и, отрезвленный, я встал с кровати.

Агата была совсем недавно, об этом свидетельствует поднос с едой: желтая каша и теплый чай. На подоконнике лежит черная стопка чистого белья и плитка горького шоколада.

– М-да, это подкуп или чрезмерная забота? – размышляю я вслух, покрутив в руках шелестящую упаковку.

После душа я с удовольствием полакомился шоколадом, запивая чаем, и поймал себя на мысли, что уже привыкаю радоваться маленьким мелочам.

Немного отдохнув, я сел за рукопись. Люди давным-давно уже не пользуются ручкой и записывают свои мысли на сенсорные устройства, бесследно стирая необдуманные фразы и ошибки одним движением пальца, поэтому в тетради я начал черкать с первых строк. Все же в первую очередь я технарь, а не гений словесной письменности, но в писательство меня невольно вовлекли Максим и Настя. Вчерашние воспоминания захватывают меня, и я заполняю текстом страницу за страницей.

Услышав тихий стук, я обернулся. В дверях стояла Агата. На этот раз она была одета в нежно-лиловое платье. Удивительно, как платье одного покроя может многогранно смотреться в разных цветах и аксессуарах. Лишь белые лампасы на рукавах выглядят немного несуразно.

– Можно? – осторожно спросила она.

– Конечно, – холодно ответил я, отворачиваясь к своей рукописи. Я как раз описывал тот момент, когда Александр заходил в келью. Мое чувство одиночества солидарно разделило его, и на душе стало тоскливо и тяжело.

Слышу мягкие шаги за спиной. Ощущаю, как она подходит ко мне, и откуда-то из темноты мое сердце предательски отзывается радостью. Я удивляюсь, насколько перестал владеть собой. Подобно магии или гипнозу, она притягивает меня все больше и больше. Сейчас самая трудная задача – удержать эмоции на лице.

– У нас планы? – серьезно спросил я, мельком глянув на нее.

– Ты начал работу? – произнесла она, подойдя к столу. – Спасибо…

Как это сложно сдерживать себя. Слыша ее голос, невольно вспоминаю наше энергетическое сближение, так похожее на реальный секс. Два чувства – ненависть и страсть – бурлят во мне, смешиваясь в единый коктейль, порождая раздражение.

– Агата, какие планы? – сквозь зубы прошипел я, сжимая ручку в кулак.

– Хочу тебя кое с кем познакомить.

– Окей, – буркнул себе под нос и нехотя встал перед ней. Она расправила мешок. – Это обязательно? – поморщился я.

– Кирилл, неизвестно, как распорядится суд, возможно, эта серая тряпочка спасет тебе жизнь.

– И ты в это веришь? – усмехнулся я, глядя в ее открытые наивные глаза.

– Я много во что верю, – с уверенностью ответила она и набросила мешок мне на голову.

Путаясь в бесконечных поворотах, убеждаюсь, как сложно устроена коридорная система. Через тонкие носки ощущаю то прохладный кафель, то теплый паркет, то мягкий палас. И почему мне до сих пор никто не выдал хотя бы тапочки? Боятся, что я сбегу?

Мы остановились. Ослабляя веревку на шее, Агата сняла с меня мешок. Я огляделся. Обычный серый, темный закуток, похожий на тупик лабиринта, только вместо стены дверь с витражным стеклом, через которое проходят цветные лучики света и падают на пол. На стекле изображен силуэт Земли и пролетающих над ней звезд. Я невольно дотронулся пальцами до стекла, убеждаясь, что это не наклейка или краска. Сейчас в современном мире такую красоту не часто встретишь, скорее это мода прошлых столетий.

– Это ручная работа, выполненная нашими мастерами.

– Конечно, в вашем братстве есть все мастера. Мини-государство в большом государстве, – с сарказмом выразил я мысли вслух.

– Мы не государство и не страна, мы – люди, единые одной целью, поэтому мы гораздо старше и крепче любой страны, – с явной ноткой гордости произнесла Агата и открыла передо мной дверь.

Переступив порог, я оказался в небольшой зале. Стены расписаны яркой палитрой красок, на которых скромно поселились ангелочки, белокожие дети с нимбами на головах и целые библейские сюжеты с участием детей. Если отбросить религиозные письмена на стенах, я бы сказал, что это обычная зала детского сада. Здесь есть вход и три двери, наверняка идущие к детям.

Крайняя правая дверь приоткрылась, и в щели показалась белокурая кудрявая голова девочки. Сердито и по-взрослому сдвинув брови, она зыркнула на меня голубыми глазами, но, переведя взгляд на Агату, расплылась в милой детской улыбке.

– Ага-а-ата! – пискляво закричала девочка и, распахнув двери, кинулась в объятия Агаты.

Присев на колени, Агата крепко обняла ребенка. Потом окинула ее заботливым взглядом, поправляя бордовое платьишко и укладывая кудрявые локоны на плечи.

– Сколько в тебе сомнения, и все из-за него, – серьезно произнесла девочка, тыча в меня указательным пальцем. Я растерялся, в то же время насторожился, осознавая, что девочка далеко не простая.

– Познакомься, это Кирилл – мой новый друг, – улыбнулась Агата и, поднимаясь с пола, взяла девочку за руку. – Это Юлия – юный предсказатель.

Юлия вонзилась в меня пытливым взглядом, сканируя и прощупывая. По телу прошел холодок. Я вдруг ощутил себя загнанным в угол зверьком, которого сейчас поймают, посадят в маленькую клетку и будут пытать. От внезапной паники сердце застучало по-бешеному.

– Хватит! – прикрикнул я, невзирая на то, что передо мной стоит еще совсем ребенок. Чувство тревоги тут же схлынуло.

– И что ты в нем нашла? – с ухмылкой спросила девочка Агату. Агата испуганно посмотрела на меня, потом на девочку и, натянув улыбку, коротко сказала:

– Пророчествам свойственно не сбываться. И не играйся со своим даром, ты причиняешь другим людям неудобство.

Невзирая на грубое замечание Агаты, девочка потеплела в лице и неожиданно превратилась в самого обычного, милого ребенка. За коротким диалогом они сразу поняли друг друга, что не сказать про меня. Остается только догадываться, какое пророчество не должно сбыться и что Агата нашла во мне.

– Пошли, я уже всем рассказала, что ты придешь, – с задором произнесла Юлия и потянула Агату за собой.

Зайдя в дверь, из которой вышла девочка, мы оказались в большом помещении. Все, как я предполагал: это детсад с изобилием красивой детской мебели, столами, диванчиками и игрушечными перегородками в виде домиков, и красочные ковры-мозаики застилают пол. В комнате только девочки, на вид от пяти до восьми лет. Все как одна в скромных бордовых платьях чуть ниже колен, единственное, что их различает – богатые прически. У некоторых в волосы вплетены шелковые ленты, заколки с переливающими камнями, даже тоненькие цепи. По-видимому, волосы – это единственный способ самовыражения, который доступен девочкам, впрочем, и сама Агата, сравнительно с моим миром, носит довольно необычные прически.

– Девочки! – звонко крикнула Юля, обращая на себя внимания. И тут меня осенило, что для детского сада здесь было слишком тихо, ведь каждый ребенок занят совсем не детскими игрушками. Я заметил несколько микроскопов, над которыми склонились три девочки. Между двумя перегородками устроена мини-лаборатория с настоящими пробирками, возможно, ядовито-зеленый раствор в них тоже настоящий. Книжная полка, мягкие диванчики, журнальный столик, довольно уютная зона, где расположилось несколько девочек с книгами. Все эти девочки имеют необычные способности. Они одаренные, и их много. От этой ужасающей мысли я встал как вкопанный, а Агата наоборот теплым и нежным приветствием начала общаться с каждым ребенком.

– Агата, мы с Дианой изучали свойство тысячелистника, – девочка покрутила в руках белый зонт цветка, – он содержит горькое соединение ахилеин, витамин С, амины – холин, стахидрин, сложные эфиры, кариофиллен, муравьиную, уксусную и изовалериановую кислоты…

Я с открытым ртом стоял и слушал шестилетних девочек. Половину из сказанного не понял, единственное, что уяснил, что тысячелистник, оказывается, является кровоостанавливающими бактерицидным средством и очень полезен для проблемной кожи…

«Зачем изучать траву, когда вокруг столько таблеток и лекарств, которые прекрасно останавливают кровь и убивают бактерии? Хм… какие проблемы могут быть с кожей у этих малявок», – взбодрил себя я мыслью. Дальше к Агате подходили другие девочки и делились своими, пусть это прозвучит смешно, но научными достижениями. Все девочки хотели поговорить с Агатой, она, присев на колени прямо на пол, общалась с каждым подошедшим ребенком. В ее глазах был неподдельный восторг, и она любознательно вовлеклась в беседу детьми, оставляя свои рекомендации. Периодически поднимая на меня взгляд, Агата видела мою полную растерянность и старалась поддержать меня улыбкой.

Сколько света, любви и доброты в этой заботливой девушке. Я невольно вспомнил утреннюю шоколадку, и теплые чувства снова положили на лопатки мою неприязнь к Ордену.

– Так, девочки, девочки, – раздался громкий женский голос, сочетаясь с ритмичными звонкими хлопками в ладоши.

В комнате появилась высокая женщина. На удивление, одета она не в платье, а в брючный костюм темно-синего цвета, подчеркивающий худое тело. Белая кофта покрывает руки до запястья и горло до подбородка. Волосы на затылке заправлены в тугую шишечку. Никаких излишеств, лишь синий перстень на пальце и золотая цепочка, свисающая с дужки очков. Лицо строго, но взгляд очень внимателен и добр.

– Девочки, пожалуйста, разойдитесь по своим местам, – вежливо попросила она.

Некоторые сразу же отреагировали на просьбу воспитателя, а некоторые, выражая недовольство на лицах, еще мешкали.

– Я еще приду… – шептала Агата, провожая девочек. – Обещаю…

Как только последняя девочка отошла от Агаты, она поднялась с пола, поправляя помятый подол платья.

– Извините, что так, – произнесла Агата, – без предупреждения.

Женщина, улыбнувшись, кивнула головой и внимательно посмотрела на меня. Затем сложила ладони перед собой и сделала поклон. Я почувствовал неловкость от того, что взрослая женщина, как служанка или раба, раскланивается передо мной.

– Прошу… – начал я, пытаясь поделиться своими ощущениями.

– Не спорь, юноша, – в приказном тоне произнесла она, – правила есть правила, и их нужно соблюдать.

– Познакомитесь, это – Кирилл, мой подопечный, – представила меня Агата.

– Новенький? – с интересом спросила женщина, глядя на Агату. – Откуда у нас?

– Думаю, Константин лучше проинформирует вас, – отвертелась Агата, на что женщина в удивлении приподняла бровь.

– Я Серафима. Вряд ли мое имя вам о чем-то скажет, но для остальных оно имеет большое значение, – приторно вежливо произнесла женщина, посмотрев на меня.

– Серафима дала воспитание многим нашим деткам, в этом она мастер, – улыбнулась Агата.

– Почему привела чужака?

– Мне нужен допуск к Заре, – коротко ответила Агата. Серафима тут же изменилась в лице, ее легкая улыбка сменилась холодным напряжением. Агата, не отводя взгляда, упорно смотрит на женщину, настаивая на своем.

– Ты знаешь ее особенность.

– Я это делаю и для нее тоже…

Снова я остаюсь в неведении о том, что происходит. У моего визита в это место явно есть цель, но какая, остается только догадываться. Серафима нервно крутанула перстень на пальце и, мучаясь от сомнений, медленно пошла к письменному столу.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – произнесла Серафима, открывая шкафчик стола.

– Не сомневайтесь, тем более она мне не чужая.

– Ну, хорошо, – еле слышно сказала Серафима и достала из шкафчика золотой ключик с красной кисточкой ниток на конце. – Только не долго…

Серафима отдала ключ Агате, затем, надменно посмотрев на нас обоих, перевела взгляд на своих детей и с доброй улыбкой, словно ничего не случилась, произнесла:

– Девочки, презентуем работы…

– Пошли, – шепнула мне Агата и, взяв меня за руку, повела на выход.

– Что вообще происходит? – спросил я, как только мы закрыли дверь. Агата, мешкая, теребила ключик в руках. – Агата?

– Я должна была договориться с Серафимой, но посчитала, что лучше будет застать ее врасплох. Она не любит лишних визитов к девочкам, якобы это нарушает дисциплину. Я хотела тебе показать школу для мальчиков, но пока не смогу…

– Агата, мне не сильно хочется знакомиться с культурой и бытом вашего братства.

– Прошу, еще одна встреча, – уговаривает она меня, снова просящий, жалобный взгляд, которому просто невозможно отказать.

– Только последняя, – сквозь зубы прошипел я.

Мы зашли в среднюю дверь и оказались в стеклянном переходе меж двумя зданиями. Вид открывался красивейший. С одной стороны виден край лабиринта, увидев его, я сморщился от воспоминаний, с другой стороны еловый лес. Множество голубых разлапистых елей, укутанных белоснежным покровом, искрятся и слепят при свете яркого солнца. Вот они, настоящие бесценные бриллианты, сама матушка-природа осыпала все вокруг, придавая романтику зиме. Небо светлое, безмятежное. В природе сейчас царит гармония и покой.

– Кирилл, нам вперед, – поторопила меня Агата.

Если сравнивать с тем, как светло и хорошо было в переходе, то за дверью нас ждал мрак. Неяркие огни в глухом коридоре навевали тоску, а множество дверей по бокам напоминали студенческую общагу, только не ту, где весело и варят одни харчи на всех близживущих жителей, а ту, где депрессия, и выхода нет, как жаловаться на хреновую жизнь.

– Я первая… – смело пододвинула меня Агата к стеночке и подошла к одной из множества одинаковых дверей. – Кирилл, – с загадочной грустью посмотрела на меня Агата и вставила ключ в замок, – что бы ты ни увидел, прошу, держи себя в рамках.

– Ок… – ответил я.

Предупрежденный Агатой, я зашел в комнату в ожидании чего-то ужасного, и не зря. Стекло окна закрашено красной краской, свет пробивается лишь в маленькие щелки меж широких мазков. Вокруг темно и депрессивно. Эта комнатка примерно раза в два меньше моей. В ней имеется кровать с распятием на стене, стол, кресло и дверь, вероятно, идущая в санузел. В центре комнаты, как раз напротив закрашенного окна, стоит мольберт с чистым белым полотном, тюбики с краской валяются на деревянном полу. Теперь понятно, что шедевр на окне сделала сама хозяйка, и если верить Агате, то ее зовут Зара.

– Зачем пришла? – услышал я детский сиплый, словно простуженный, голос за спиной.

– Прости меня, но это важно… – произнесла Агата.

Я обернулся, и от увиденного мое лицо передернуло неприязнью. Передо мной стояла девочка лет десяти или двенадцати. Нелепое бесформенное платье обтянуло горб за ее спиной, кисти руки неестественно вывернуты и слегка подергиваются спазмом. Лицо перекошено, угол губы притянут к прикрытому глазу, создавая на лице однобокую улыбку с обнаженными зубами. На распущенных кудрявых локонах сияет бант, и красивая прическа никак не совмещается с уродливым лицом и телом.

– Ну что, рассмотрел? – облизнув губу, спросила девочка.

– Ты Зара? – растерялся я.

Не ответив ни слова, девочка забилась в нервном тике. Голова ее заболталась на шее, тело страшно выгнулось, и послышалось сиплое шипение. Я невольно отступил и посмотрел на Агату. Агата, не обращая внимания на мой дикий испуг, поспешила к девочке на помощь.

– Зарочка, – произнесла она и обняла ладонями лицо Зары, пытаясь посмотреть ей в глаза.

– Мне больно, больно, – заскулила девочка, – видеть чужака… больно…

– Я пойду, – выпалил я, не желая терпеть такое зрелище.

– Останься, пожалуйста! – произнесла Агата, трепетно прижимая Зару к себе. – Ей нужна помощь.

Я представлял, что в далеком будущем стану отцом, и сердце нежно клокотало от этого. Но также я знаю, что до этого момента еще далеко. Иногда я прогуливал в парке племяшку. Она без умолку говорила и постоянно просила сладости, а потом, держа в руках леденец, счастливая бегала вокруг меня. Не было у меня особого отношение к детям. Я всегда воспринимал их как милых маленьких котят, только слегка шумных и больших любителей конфет и игр на моем компьютере. Но, увидев Зару, я почувствовал, что во мне что-то сломилось, и стало нестерпимо больно от того, что ребенок мучается в уродливом теле. Я ни разу не видел таких детей.

Я не послушался Агату и вылетел из комнаты, спрятав лицо в ладони. Беспомощность и паника охватили меня. Опираясь спиной на стену, я рухнул на пол рядом с дверью. Пытаюсь в голове подавить образ невероятно уродливой девочки. Агата долго оставалась в комнате, вероятно, успокаивая девочку или снимая боль. Не важно, что она там делала, важно зачем познакомила меня с Зарой.

Услышав шуршание, я вздрогнул и увидел, как Агата запирает дверь ключом. Посмотрев на меня, она молчаливо села рядом.