Текст книги "Исцели меня. Невозможное"

– Да уж, – усмехнулся я сам себе. – У меня был очень сложный прошлый год, и я совершенно не думал, что новый начнется так безумно… – я отмахнулся от навеянных печальных дум о том, что это последний год в моей жизни, и посмотрел в милое личико Агаты, которая смотрела на меня с ожиданием хороших теплых слов. – Ты очень красивая, при этом умная, обаятельная и заботливая. Пожалуй, единственная такая необыкновенная, которую я встречал в своей жизни. Прошу, оставайся всегда такой.

– Кирилл, – пряча глаза, тихо произнесла она, – ты так говоришь, как будто…

– Ты мне нравишься, очень, – признался я, не дав ей договорить. Она застыла с изумлением во взгляде. – Понимаю, что это глупо. Я твой подопечный, без пяти минут как осужденный и вообще не должен был тебе все это говорить, просто хочу, чтобы ты знала, что я самую малость неравнодушен к тебе.

– Я твой друг, – твердо произнесла она, – и если я дала тебе повод на что-то большее, то прости.

– Ты хочешь есть? – уклонился я от темы и, отломив ножку от курицы, протянул Агате. Она брезгливо поморщилась.

– Я не ем мясо!

– Блин, я совсем забыл. Тогда выручи меня и съешь чизкейк, я его не очень уважаю, – пододвинул я тарелку с десертом к ней.

– Только исключительно ради праздника, – улыбнулась она.

– Бережешь фигуру?

– Ох, нет. Просто давно уже не ем сладкого…

Не возвращаясь к разговорам о чувствах, мы приступили к еде. Агата равнодушно отламывала ребром ложечки по маленькому кусочку и ела. Я же, наоборот, настолько соскучился по нормальной домашней пище, что с удовольствием уплетал мясо и, возможно, выглядел дикарем.

– Теперь у тебя в рационе всегда будут мясные блюда, – произнесла Агата.

– М-м-м, чем я заслужил такую щедрость?

– Окончанием рождественского поста, – улыбнулась она.

– А та противная каша?..

– Только в пост.

Это была приятная новость. Я быстро насытился. К своему ужасу, съел большую часть курицы и весь салат, нетронутой осталось только рыба.

– Ты сама готовила, – произнес я, промакивая салфеткой лицо и губы, – очень вкусно.

– Конечно же, нет, – засмеялась она, – у нас есть кухня, где работают милые барышни. Я передам им твою благодарность.

– В Ордене все вегетарианцы?

– Нет. Мужчины-воины обязательно должны есть мясо. Мужчины, которые ведут научную и духовную жизнь, они вегетарианцы, но, если вдруг в жизни им придется применять силу, они вполне законно могут перейти на обычное питание. Одаренные девушки категорично лишены животной пищи, кроме девушек на кухне. Иначе бы они просто не смогли готовить. Все мы соблюдаем посты и едим «противную» кашу, как ты ее назвал.

– Расскажи мне о себе, – спросил я, она обняла пальцами кружку с чаем и загадочно посмотрела на меня. Янтарный блеск глаз все больше меня пленял и гипнотически расслаблял.

– Я не хочу задевать твои чувства ко мне…

– Расскажи мне как друг, ведь друзья должны знать друг о друге хоть какой-то минимум.

– Я, – начала говорить Агата, опуская взгляд на шарик, – люблю одиночество, хотя редко приходится быть одной. Люблю цветы, особенно мини-деревья. Я с рождения в Ордене, с родителями встречалась очень редко…

– Семейная жизнь – это проблема, как я погляжу?

– Нет. Они были крепкой и любящей парой, которой можно только позавидовать. Я сама осталась в Ордене, была поглощена историей нашей планеты. Вероятно, у меня не было нормальной семьи, как у всех детей, но я всегда знала, что у меня самые лучшие родители на свете.

– А как же твой брат?

– Какой брат? – вытаращила она на меня глаза.

– Ну, тот зубастый, Леонид. Надеюсь, он самый уродливый в вашей семье.

Агата расхохоталась, придерживая пальцами покрасневшие щеки, чтобы успокоиться. Я растерянно смотрел на нее, впервые услышав ее милый смех.

– Он мне не брат. У нас форма обращения такая, что мы являемся друг другу братьями и сестрами…

– А-а-а. Теперь ясно.

– Кирилл, я единственный ребенок в семье, – уже спокойно произнесла она.

– А у тебя есть парень? – вырвалось у меня. Агата подняла на меня изумленный взгляд. – Чисто дружеский интерес, – быстро добавил я.

– Нет, и я в этом не вижу никакого смысла, – твердо сказала она.

– В отношениях всегда есть смысл, – улыбнулся я, – любовь например.

– Ну а сам-то ты?

– Ах, ну да, – произнес я вслух, вспомнив о папочке, где записана вся история моей жизни. – Я пытался, но как-то… Скажи, ты мои мысли читаешь только во время видений?

– Поверь, постоянно слышать чужие мысли – это ужасно невыносимо, – улыбнулась она, – сейчас я не знаю, о чем ты думаешь, – успокоила она меня.

– А как ты считываешь информацию? Просто дотрагиваешься рукой?

– И становлюсь частью жизни объекта, как зритель.

– Офигеть, – удивился я.

– На самом деле это не так уж радостно, – вздохнула она, – дай мне руку, – подошла она ко мне и протянула ладонь.

Я послушно встал перед ней и подал руку, на которой нет раны. Меж нашими ладонями заиграла змейка северного сияния. Я пристально наблюдаю за необычным явлением и чувствую покалывающий холодок. Агата словно ушла в мысли, взгляд далекий и напряженный. Вдруг по ее бледной щеке скользнула слеза.

– Как ты живешь с этим? – вымолвила она сквозь боль и хотела вновь заглянуть вглубь моих воспоминаний, но я отдернул руку, осознав, что она коснулась личного.

– С чем?

– Один миг, в долю секунды, глубокий овраг, железо, подобно консервной банке, мнется от ударов о землю. Много боли, крови, женский стон и детский плач. Твой плач, – она с жалостью посмотрела на меня, меня передернуло нарастающим гневом.

– Зачем? Кто тебя просил? – рявкнул я.

– Эта информация очень свежая, ты постоянно думаешь об этом… это самое первое, что я увидела.

– Кто тебя просил лезть в мою голову? – напираю я на нее, переходя на полукрик.

– Ты должен помнить, как мама читала тебе сказки перед сном, целовала тебя перед тем, как тебе идти в школу, а папа учил ездить на двухколесном велосипеде. Ты жутко боялся, но поддержка отца придавала тебе смелости. У тебя есть прекрасные моменты о родителях, которые есть в твоей памяти, – по ее щекам текут слезы, а глаза полны жалости. – Кирилл, нельзя хранить память о родителях в их смерти.

– Это мои воспоминания, моя боль, которая напоминает мне о них. И тебе незачем было совать нос в мои воспоминания.

Я отвернулся, ее жалостливый взгляд угнетает меня и вызывает еще большую злость.

– Уйди, – сквозь зубы произнес я, сдерживая гнев.

– Кирилл, – почувствовал я ее ладонь на своем плече.

– Уйди, я сказал, – перешел я на повышенный тон и дернул плечом, стряхивая ее ладонь.

Наверное, у каждого есть та боль, которую ты предпочитаешь держать в секрете. И вдруг кто-то становится нечаянным свидетелем твоих страданий, в худшем варианте, если это окажется девушка, которая тебе нравится. Она начинает жалеть тебя и давать мудрые советы. Конечно, я мог догадаться, для чего Агата просит мою руку, но мой здравый разум напрочь отрубает чувство, что я испытываю к ней.

Она ушла, наступила полная тишина. Ярость пламенем вырвалась из сердца и обожгла щеки слезами. Чувство всколыхнули, оголяя старую рану, и я увидел себя маленьким мальчиком.

Мы ехали с моря. Прекрасные пятнадцать дней яркого солнца, соленого воздуха и лазурных волн пролетели как один день. Родители сидели впереди. Я сидел сзади и был жутко недоволен, потому что ремень сковывал мою свободу и баловство. Родители обменивались добрыми взглядами и строили ближайшие планы на неделю. Мама работала в библиотеке для слепых и глухонемых. Для своих излюбленных подопечных она купила сувениры с моря и желала скорее их вручить. Папу ждали деловые переговоры, к которым он не торопился приступать и хотел продлить отпуск. Желая меня взбодрить, мама повернулась ко мне. Ее небесно-голубые глаза сияли добром, а ветер через открытое окно трепал кудрявые белые локоны. Она улыбнулась и показалась мне самой прекрасной, ангельской женщиной на всем белом свете.

– Кирюш, потерпи. Проедем горы, и ты отстегнешься, – успокаивает она меня. – Смотри, что я тебе покажу…

Она отстегнула ремень, чтобы удобнее повернуться ко мне. Сжав крепко две ладони перед грудью, как будто здоровается, она сказала:

– Этот жест означает «мир», – улыбнулась она. Я быстро изобразил этот жест, показывая ей, что я не в обиде.

Словно желтая молния, из-за поворота выскочила машина, и последнее, что я видел, – мамины любящие глаза. Она даже не поняла, что произошло. Удар!!! Тело теряет равновесие, мысли объединяются с общим хаосом, и полная дезориентация. Резкая боль, и время остановилось в ожидании помощи.

– Кирюш, Кирюш… ты живой? – слышу испуганный слабый голос мамы, пытаюсь ее увидеть, но темно и очень тесно…

– Да, мамочка, я живой…

– Хорошо, – простонала она.

– Мам, мама. Ты меня слышишь? – но тишина была настолько тихая, что кажется, весь мир остановился. – Мам! Ма-а-ама…

Я встал на колени и обнял ее голову руками. Мне стало настолько больно, будто это произошло прямо сейчас, и спасатели вытащили меня из машины, а следом обезображенные мертвые тела моих родителей. Только тогда я не позволил себе плакать, внушая себе, что сильный и ответственный за свою жизнь, а сейчас разрыдался, как мальчишка.

Я взял с подноса графин и за три глотка осушил его. Не успев насладиться терпким букетом красного вина, я почувствовал, как горячее тепло прошло от горла до желудка, и легкий хмель притупил пережитые чувства.

«Для успокоения не хватает затянуться крепким табаком», – подумал я и рухнул на кровать.

Глава 5

Хочется спать. Нет, снов я не видел, словно провалился в бездонную, темную, но безмятежную яму. Так хочется остаться в этом бесчувственном вакууме подольше. Легкое, осторожное похлопывание по щеке, в котором я узнаю прикосновение Агаты, заставляют вернуться в реальную действительность.

– Привет, – c улыбкой произнес я. Увидел ее чрезмерную встревоженность, и меня укололи воспоминания о вчерашнем вечере. Улыбка само собой испарилась, и я просто захотел покоя.

– Кирилл, что ты сделал? – спросила она, держа в руках окровавленное полотенце, которое я оставил вчера в раковине. Агата не на шутку была взволнована и немедленно ждала ответа.

– Это никак не связано с тем, что произошло между нами вчера, – произнес я, облизнув сухой рот, и поднялся с кровати. Агата сверлит меня взглядом, продолжая теребить в руках полотенце.

– Я прощу у тебя прощения за то, что влезла в твои мысли…

– Ненавижу, когда меня жалеют, – спокойно произнес, наливая воду в стакан. – Ох, этот бедный мальчик сиротка, пожалейте его, как тяжело ему живется на этом свете, – с иронией произнес я, пародируя тонкий голосочек. – Нормально мне живется! – уже своим голосом рявкнул я, смотря на Агату. – Когда рассчитываешь только на себя, то живешь нормально. Я всего лишь повзрослел чуть раньше, чем остальные дети, но это не повод для жалости.

– А я тебя не жалела, – подняв подбородок, произнесла она. Тревоги тут же скрылись за манерностью. – Хотела всего лишь помочь, потому что знаю, что такое жить в прошлом, тянуть его грузом за собой и мучить себя.

Я сделал глоток воды и с грохотом поставил стакан на стол. В ее нравственной речи я хотел чувствовать фальшь. Подойдя к ней, я внимательно взглянул в красивые янтарные глаза, которые наполнились осторожностью.

– Ты свидетель всякого дерьма, что происходит и происходило в нашем мире. Ты сочувствуешь, переживаешь, но остаешься всего лишь свидетелем чужих судеб. Что ты знаешь о потере, о тяжелом грузе, девчонка?

В лице Агаты блеснул гнев. Наконец-то, теперь и я задел ее чувства.

– Ты сам себя жалеешь, поэтому тебя злит чужая жалость, – фыркнула она, попав тем самым в самую точку, и сделала шаг к выходу. Со злостью я схватил ее за руку и притянул к себе.

– А ты слишком сильно переживаешь за незнакомца, и уж точно не из жалости.

– Ты ошибаешься, ты мне абсолютно безразличен, – засмеялась она, пытаясь освободиться, – ровно так же я помогла бы бомжу с улицы и оказала помощь.

– Да?! – ухмыльнулся я в удивлении. – Да твое милосердное сердце не знает границ. И сколько бомжей было спасено, одето и приласкано милой Агатой?

– Да ты… – сопротивляется она и пышет от злости.

– Докажи мне, что я тебе безразличен… – шепнул я, склоняясь к ее губам.

Ее злость пылью развелась под поцелуем. Касаясь ее мягких губ, все больше ухожу в забвение, понимая, что это больше, чем дружба, больше, чем любовь, это то, что я искал всю свою жизнь. Ее ладонь нежно скользнула по моей щеке, я крепче прижимаю Агату к себе. Пью ее нежность, сладкую любовь, отдавая всего себя без остатка.

– Что мы делаем? – упирается она мне в грудь, я нехотя отрываюсь от ее губ.

Она уставилась на меня испуганным взглядом и, замахнувшись, отвесила мне звонкую пощечину.

– Дурак, – выкрикнула она. Не ожидав такой реакции, я невольно рассмеялся. Только что бывшие нежные чувства переросли холод и сожаления.

– Только не говори, что это первый поцелуй в твоей жизни? – ухмыльнулся я и сразу же получил вторую пощечину. Покрасневшая от гнева и смущения Агата выскочила из комнаты.

– М-да, та еще штучка, – потрогав онемевшую щеку (удар у нее был боевой), я с широкой довольной улыбкой отправился в душ.

«Втрескалась в меня», – мелькнуло у меня в голове.

На удивление, Агата появилась в моей комнате очень скоро. Я осваивал допотопную беговую дорожку: большой дисплей, быстрый старт, расход калорий, каридиопояс, пульсозависимые программы, фитнес-тесты, мультимедийное подключение. Сейчас это все может поместиться в маленькую коробочку, приклеивающуюся на запястье, и ультратонкое полотно, которое помещается на полки шкафа, но Ордену таки технологии, видимо, не знакомы.

Тяжело дыша от бега, я перешел на шаг и вытер пот со лба. Агата смотрела на меня очень странно. Озабоченность граничила со страхом, где-то вдали промелькнула нежность и тут же угасала за лицемерным равнодушием. Твердыми и уверенными шагами она подошла ко мне. После того, что было между нами, я не могу скрыть довольную улыбку.

– Э-э-эм, – начала она, – мы, мы можем серьезно поговорить?

– Думаю, да, – пожал я плечами и неторопливо сошел с тренажера.

– Кирилл, ничего не было, – твердо произнесла она.

– В смысле?

– Ничего не было, – повторила она. – Ты мне нравишься, – она споткнулась на этой фразе, – даже очень. Просто поверь, у наших отношений нет будущего, поэтому не зачем их начинать.

– Орден? – выдохнул я с разочарованием, она кивнула головой. Мне больно слышать ту очевидную правду, которую я, в принципе, и так знал. Братство никогда не позволит своей одаренной подопечной иметь роман с проходимцем с улицы. И если между нами зародилось подобие любви, то цена у нее будет слишком велика. Страдание обоих, жертвы, смерть. Пример тому жизнь Евы, Насти и Александра.

– Кирилл, я твой друг и хочу быть твоим другом, – она подошла ближе и взяла меня за руку, – не надо все портить. Нет у нас права любить друг друга.

– Я понял, – скупо выдавил и, потянув ее к себе, крепко обнял, – просто друг… мой самый лучший друг.

Я действительно обнял ее по-дружески, не внушая себе никаких нежных чувств и пошлых мыслей. На свободе при подобных обстоятельствах я бы ни за что не стал просто дружить с девушкой, которая безумно нравится. Это мучительно больно и глупо, гораздо легче остаться друзьями на расстоянии. Рано или поздно состоится суд, вряд ли он будет в мою пользу, поэтому эта хрупкая, тихая девушка стала моим единственным последним лучшим другом.

Далее наш день строился просто, а после того, как мы признались друг другу в чувствах, общение шло очень легко. Не было той тайны, которую я все время пытался поймать за хвост и вытащить наружу. Теперь я знал, что я ей небезразличен, и на этом большая жирная точка.

Агата показала мне, как в братстве воспитываются мальчики. В отличие от девочек, у них нет цветных стен и научных игрушек. У них строгие классы, большие спортзалы, можно сказать, что их жизнь строится по принципу выживания. Агата объяснила, что они в первую очередь защитники братства и одаренных девочек. Есть, конечно, исключения – мальчики-хилячки, вроде меня в детстве. Их сразу загружают учебой, превращая в ботаников. Да-да, интеллект – это тоже сила, во всяком случае этим девизом я долго прикрывался, не желая заниматься спортом.

– Все же что ты сделал с рукой? – спросила она, когда мы сидели в ее башенке под стеклянным куполом. Я смотрел на узкий шкаф, которого раньше здесь явно не было. Он одиноко стоял у стены и на фоне белых стен смотрелся куце и неуклюже. Одна-единственная книга на пяти открытых полках еще больше омрачала вид. Лучше бы тут появился диван, всяко пользы было бы больше, а то сидеть на полу не очень комфортно.

– Что ты сделал с рукой? – повторила Агата свой вопрос.

– Ты в моих мыслях не разглядела, что я мазохист? – ухмыльнулся я.

– Человек не может добровольно причинять себе боль, на то есть причина.

– Моя причина – ваш Орден. Я должен чувствовать, что еще хочу домой, но рядом с тобой забываю об этом.

Мы переглянулись, Агата промолчала. Думаю, мы поняли друг друга.

– Ты готов? – медленно сняла она колечки с пальцев. – Теперь ты будешь не просто зрителем, тебе откроются его мысли, чувства, словно ты часть его.

– Зачем? – спросил я и сел перед ней.

– Чтобы понимать его, – улыбнулась она и положила ладонь мне на щеку.

Александр упаковывал вещи в огромную сумку, большая часть из которых были книги и потрепанные тетради. Выглядел он здоровым и симпатичным молодым человеком. Черная рубашка, за воротом которой виднеется толстая золотая цепь, черные брюки, часы с золотым ободком блистают на запястье и весь образ интеллигентно подчеркивают очки. Рядом с сумкой на кровати лежит черное пальто.

На пороге комнаты появился Александр старший. Не обращая ни малейшего внимания на своего отца, Александр продолжает заполнять сумку.

– Я просил же… – процедил сквозь зубы Александр.

– Мой долг проводить сына.

– Не ври себе, для тебя это позор, мы оба об этом знаем. Я просто прошу, не надо меня провожать. Все мои друзья откликнулись на эту просьбу. Пойми, мне так будет легче, – обернувшись, он прожигает отца взглядом черных глаз. – Я покидаю свой родной дом, в котором прошло мое детство и большая часть жизни.

– Ты сам сделал свой выбор.

– Не отягощай. Ты на протяжении всего месяца сыпал мне соль на рану. Мне нелегко и не было легко принять свой выбор. Прошу, дай мне уехать без лишних церемоний. Мой поступок и так вошел в летопись нашего Ордена, увы, для нашей семьи под печальным разделом.

Александр старший прошел через комнату и с заботой, по-отечески положил зеленый пакетик в чемодан Александра.

– Ты все равно мой сын, – взяв за плечи Александра, он печально взглянул на него и заключил в крепкие объятия.

– А ты мой отец…

На площади было тихо и одиноко, только снег завьюживал в быстром вальсе под ногами Александра. Погрузив вещи в машину, он бегло кинул взгляд на одно окно, за которым стоял его отец, провожая сына в дальний путь. На самом деле в тот момент много кто стоял у окон. Александр был далеко не последней личностью в братстве. Кто-то ему сочувствовал, кто-то не понимал, конечно, были и такие, кто осуждал.

Скрыв все эмоции за каменной маской, Александр сел в машину. Он ехал спокойно и размеренно. Времени у него было предостаточно, в конце пути его ждут и обязательно дождутся. И пока он предоставлен сам себе, Александр свернул вглубь города.

Остановился он в знакомом для меня дворе. Я бывал здесь однажды в гостях у Сары. Окинув внимательным взглядом двор, цветной деревянный детский городок, он посмотрел на синий «фольксваген», стоявший у крайнего подъезда. Машина и мне показалась знакомой. Александр свою машину поставил между домами, так, чтобы она осталась незамеченной, а сам вышел к углу дома.

Из подъезда вышла рыжеволосая девушка, держа в одной руке автомобильную переноску с ребенком, второй придерживая железную дверь подъезда. Александр смело сделал шаг к ней.

– Настя, сколько раз тебе говорить, на улице уже зима, а ты с открытой головой, – появился парень и забрал переноску.

– Вообще-то на календаре еще осень, – передразнила она его с улыбкой.

Я застыл. Конечно, для меня это было подарком судьбы – увидеть моих друзей живых, да еще и в молодости. Я знал Настю красивой и мудрой женщиной, но не мог даже представить, насколько она была восхитительна в молодости: задорный блеск янтарных глаз, при нежной улыбке глубокие ямочки на щеках. Все ее лицо светится добром, озаряя все вокруг светом и любовью. Теперь я понимаю, от чего Максим потерял голову. Впрочем, я знаю еще одного человека, который многим пожертвовал ради ее счастья. Александр замер, словно видел призрака из прошлого. Сквозь боль в глазах и улыбку он смотрел на Настину счастливую семью. В эту минуту прощания со своей любовью он хоронил в себе угасающий уголек надежды.

Максим в машине фиксирует переноску, а Настя, словно что-то почувствовав, посмотрела в сторону Александра. Он быстро скользнул за дом.

– Малышка, ты чего? – послышался голос Максима.

– Все хорошо, – с тревогой ответила она, смотря в сторону, где недавно стоял Александр, – просто показалось.

Сжав кулаки, Александр запрыгнул в машину и, чтобы не пересечься с Морозовыми, быстро убрался прочь. Ловко лавируя в потоке машин, он крепко сжимал руль и ускорял ход, словно мерился силами с самой смертью.

На пешеходный переход выбежал шестилетний мальчик. Его издали можно было увидеть, но Александр настолько опьянен увиденным, что упустил мальчишку из виду. Визг тормозов, и Александр увидел перед своим капотом испуганную мать, которая успела подхватить мальчика на руки. На Александра обрушились самые страшные проклятья. Приводя себя в чувство, он хлестанул себя по щекам и вышел из машины.

– Нужна помощь? – кинулся он к женщине.

– Таких, как ты, сажать надо, урод, – прорычала женщина и, прижимая сына к груди, быстро пошла к тротуару.

– Надо сажать, – произнес сам себе Александр и встретился с глазами взволнованных очевидцев.

Ребенок отделался испугом, а Александр жизненным уроком, что со смертью не стоит играть в догонялки, она может зацепить случайную жертву. Большой джип медленно обтекают проезжающие машины. Он то и дело ловит на себе любопытные и встревоженные взгляды, не отвечая им в ответ. Александр еще долго стоял на дороге, тупо смотря в сторону, куда ушла женщина с мальчиком. Его терзало чувство вины перед случившейся трагедией, которая чуть не переросла в катастрофу.

Больше никакого экстрима. Город провожает Александра цветными огнями. На выезде в придорожной кафешке он купил большой стакан невкусного, но горячего кофе и отправился в путь. Снег разыгрался не на шутку, и Александр смотрел в бесконечную вселенную снежинок, играющих перед капотом в свете фар, которые своей монотонностью успокаивали. Александр медленно потягивал кофе и внимательно следил за дорогой.

На обочине мелькнул силуэт человека. Последний видимый населенный пункт он проехал давно, а ближайшего в округе не должно быть, во всяком случае, если верить навигатору. После происшествия с мальчиком Александр решил не искушать судьбу и остановился. В такую погоду немудрено попасть в аварию или просто сломаться.

Посмотрев по зеркалам, он не увидел ничего особенного и решил, что ему показалось. В тот момент, когда она занес ногу на педаль, открылась пассажирская дверь.

– Помоги, – прохрипела запыхавшаяся после бега девушка. Вероятно, не рассчитывая увидеть за рулем большого дорогого джипа молодого парня, девушка замерла.

Оценив внимательным взглядом девушку, Александр слегка сконфузился. Множество косичек на голове, словно черно-белая пряжа, собранная в единый ком, и одна зеленая прядь спадает на шею. Под расстегнутой курткой короткая футболка оголяет живот, демонстрируя красный камень в пупке. На плече у девушки спортивный рюкзак ядовитого зеленого цвета.

Переминаясь с ноги на ногу, она посмотрела испуганным взглядом на Александра, потом на дорогу. Издали раздался устрашающий мужской бас. Девушка вздрогнула и не раздумывая запрыгнула в машину с диким криком:

– Гони, гони-и-и!..

Александр подчинился простой команде и быстро погнал. Через зеркало девушка видела, как трое парней вернулись к своей машине и пустились в погоню за ней.

– Твои друзья? – спокойно произнес Александр. Девушка отрицательно кивнула и, прижимаясь к сиденью, обняла голые коленки.

Видя, что девушка одета совсем не по погоде, Александр покачал головой. Джинсы по последней моде с огромными дырами, в которых светятся острые коленки. Кеды, вероятно, греют только своим красивым видом, а вместо шапки сотни искусственных косичек. В принципе, в этой девушке умещалось все то, что Александр отрицал и принимал с отвращением: вдоль уха ряд сережек, золотая капелька в носу, бровь прошита металлом, пирсинг в пупке, нерациональная, но якобы красивая одежда.

От разглядывания бедной напуганной девушки Александра отвлекла машина, которая буквально кинулась перед его бампером на дорогу. От страха девушка зажмурила глаза и прижалась к сиденью.

– Значит, враги, – произнес он себе под нос и принялся состязаться с легковушкой, которую то и дело забрасывало на обочину. Она с остервенением догоняла джип, пыталась подставиться перед ним, но реакция Александра в управлении автомобилем была безукоризненна, и легковушка проигрывала, оказываясь в сугробе или позади. Александр ухмыльнулся, ему явно доставляло удовольствие играться в кошки-мышки с неизвестными злодеями и смотреть, как они пытаются настигнуть его.

Впереди показался длинный тягач, и, более не рискуя ничьей жизнью, Александр прибавил газу и быстро ушел от легковушки. Испуганная девушка долгое время боялась даже пошевелиться и взглянуть на Александра. Он же, наоборот, чувствовал себя в своей тарелке, и неожиданная попутчица его нисколько не смущала.

– Куда едешь? – прервал тишину Александр. Девушка бросила на него несмелый взгляд.

– Прямо…

– М-м… тогда нам по пути, – с иронией произнес он. На этом их беседа закончилась.

Снег прекратился, дорога была ровной, спокойной и одинокой. Впереди ни единого населенного пункта, только на обочине изредка мелькали яркие заправки. Девушка, обняв рюкзак, заснула. Александр поглядывая на нее, пытался понять, почему такая милая девушка, пылающая молодостью, естественным румянцем на ровной коже, слегка раскосыми глазами, похожими на хитрость лисички, аккуратным вздернутым носиком, фигура без изъянов, что не нужно задумываться о диетах и фитнесах, все это достоинство так ужасно изуродовано пирсингом, несуразной одеждой и безобразной прической.

Следствие пережитой болезни и долгой беспокойной дороги брали свое, и Александр начал уставать. На его удачу, он заметил огромный рекламный щит придорожного мотеля, и через сотню метров он припарковался у двухэтажного домика с неоновой нескромной вывеской «Кураж». Впрочем, Александр не собирался идти внутрь, просто остался на парковке. Девушка вздрогнула и огляделась.

– Мы приехали? – спросила она. Александр безучастно качнул головой. Разве мог он знать, где у этой странной особы конечная остановка, куда она едет и к чему стремиться.

– Небольшой привал, – устало ответил он.

– М-м-м, – растерла она щеки, чтобы прогнать сон, и смело посмотрела Александру в глаза. – Спасибо тебе. Помог. Ну, пока, что ли, – выдавила он и, положив скомканную бумажную купюру на сиденье, торопливо вышла из машины.

– Ну, пока, – вздохнул Александр, смотря, как девушка скрывается за стеклянной дверью мотеля. К деньгам он не притронулся, лишь брезгливо бросив на них взгляд.

После пустых бесцельных дум Александр, опираясь головой на открытую ладонь, задремал. Спал он пусть неуютно, но очень сладко. Годы тренировки, проведенные в братстве, научили его извлекать выгоду из любых экстремальных условий. Пронзительный крик, чередующийся со спором, заставил его проснуться.

– Отвали, козел… – отпихивалась девушка от пьяного мужика, который явно изголодался по женскому вниманию.

– Ну, че ломаешься? – ухмыляется он, поглаживая обвисший живот, торчащий из-под футболки, и похотливо облизывая толстые губы, – красавица, я ж не обижу, – он поднял в воздух бутылку водки, намекая на совместную выпивку. Девушка, крепко сжимая рюкзак и спотыкаясь, пятится назад.

– Я че тебе сказал!!! – злорадно заорал он и хищно кинулся за ней.

В этот момент Александр, наблюдавший за разгорающейся драмой, не выдержал и вышел из машины.

– Эй, – громко крикнул Александр.

Девушка дрожала то ли от холода, то ли от страха, в глазах у нее было отчаянье и безысходность. Мужик застыл в непонимании и уставился на Александра.

– Ты че за хмырь? – брызжа слюной, спросил мужик, Александр смело сделал шаг вперед.

– В машину, живо, – скомандовал он девушке, которая застыла взглядом на Александре. – Я сказал, в машину, – тихо повторил он приказ, прицельно смотря на девушку.

Девушка безропотно подчинилась и нырнула в машину, оставляя мужское общество. Забившись от страха на сиденье, она наблюдает за происходящим через лобовое стекло. Александр о чем-то спокойно говорит с мужиком, который поначалу ведет себя довольно агрессивно, но вдруг меняется в лице и, чуть ли не склонившись перед Александром, отступает назад. Разведя руки в стороны, мужик извиняется и как можно быстро убирается прочь. (О чем шла речь, даже для меня осталось загадкой.)

– Кретин, – садясь в машину, раздраженно рявкнул Александр.

На его гневном лице не дрогнул ни единый мускул, и, сжимая руль, он завел машину. Девушка пристально смотрит на своего спасителя. Все ее тело напряжено. Прижимаясь спиной к двери, она боится Александра, не зная, чего от него ожидать.

– Забери деньги, которые ты мне оставила. Мне они не нужны, – холодно произнес он. Девушка нащупала на сиденье смятую купюру и спрятала в карман.

Он прекрасно видел ее страх и, спокойно следя за дорогой, не обращал на это внимания. Он ощущал дикую усталость, хотел покоя и спать.

– Я бы… я бы справилась, – наконец вымолвила она, когда мотель давным-давно остался позади.

– Ну да, – усмехнулся Александр, – забила бы его до смерти своим рюкзаком.

– Просто убежала. У этого жирдяя не хватило бы сил меня догнать, – гордо произнесла она.

– Легче всего убежать, чем избежать подобных ситуаций, – произнес он мысли вслух.

– О чем ты? – напряглась девушка.

– Ты слишком вульгарно одета. Такие, как ты, легкая добыча для всяких извращенцев, – произнес он и с укором посмотрел на девушку.

– Такие – это какие? – спросила она, желая до конца выслушать его мнение.

– Слишком доступные, – равнодушно ответил он, глядя вперед.

Девушка залилась краской. Губы дрогнули в обиде. Она очень внимательно посмотрела на Александра, как бы пытаясь заглянуть внутрь него. Взгляд ее стал задумчивый и тусклый. Она провела им по яркой панели приборов, посмотрела вперед в безмятежную даль и отвернулась в окно, крепко обняв пальцами дверную ручку.