Текст книги "Игра"

– Ой! Как я вам завидую! – сказав это, Наташа даже всплеснула руками. Я удивленно посмотрела на нее, даже не поняв, чему же она завидует. Увидев мой вопросительный взгляд, она добавила:

– Это так романтично… Такой подарок! Когда вы увидите этот дом, это место… Ой, обалденно!!! – молодая юристка, кажется, восхищалась искренне. Как я поняла, вопрос с моей недвижимостью был вне рамок ее должностных обязанностей. Так сказать, в качестве дополнительной, отдельно оплаченной нагрузки, она выступала в роли нотариуса, заверившего договор. Сделка была завершена, все госпошлины и связанные с ней налоги оплачены. Ее задача была встретить меня, «передать мне ключи, а меня из рук в руки», подписанные мною документы подать на оформление в соответствующий департамент в Софии; мне оставалось лишь дождаться оттуда подтверждения и зарегистрировать свою недвижимость в земельном отделе местного самоуправлении. Но это уже без нее. Не знаю, как в Болгарии, но у нас при заключении таких договоров должны присутствовать обе стороны или их законные представители, или уполномоченные доверенностью лица. Но если честно, я и не надеялась встретить даже представителя стороны. На переданном мне Красимиром Баневым экземпляре договора уже стояла подпись дарителя, нужна была лишь моя подпись. Я внимательно слушала и старалась запомнить очередность процедур. А пока меня ждала дорога в горы, знакомство с домом и местностью.

– Сейчас я познакомлю вас с человеком, который поможет вам устроиться. Он следит за домом, он же доставит вас назад в Софию. Можете во всем полагаться на него, – сказала Наташа, кивком показав на ожидавшего у выхода стройного и прекрасно экипированного мужчину лет сорока с лишним. Ох уж тот Банев: где обещанный молодой человек?

– Марко Стратев, – произнес он, я не успела подать ему руку, как он, быстро раскланявшись, взял мою сумку и поспешил к выходу. Мы пошли вслед за ним. Вот так я познакомилась с Марко.

Если в Хельсинки стояла пасмурная минусовая погода, то София встретила сильным ливнем, что в это время года не характерно для этого прекрасного города. Я не догадалась взять с собой зонт. Но Марко взял меня под свое крыло, то есть под свой зонт. Так я оказалась бок о бок с человеком, рассмотреть которого не удавалось из-за того, что мы шли почти вплотную друг к другу. Он, слегка наклонившись вперед, чтобы купол зонта накрывал нас обоих, шагал рядом, как телохранитель. Я даже приосанилась, несмотря на хлеставший по ногам косой ливень. Хорошо, что машина стояла недалеко от входа в терминал. Передо мной учтиво открыли дверцу машины, я устроилась на заднем сиденье, рядом села Наташа, а мой провожатый Марко сел впереди, рядом с водителем. И опять я не могла разглядеть его, только часть его затылка, поднятый ворот темно-синего пальто с бисеринками дождя на ворсинках шерстяной ткани. Водитель обернулся ко мне, приветливо кивнул:

– Слави Жейнов, – отчетливо произнес он и так хорошо по-свойски улыбнулся мне, словно подбадривая меня. Машина плавно тронулась с места, и у меня заныло под ложечкой. Чем ближе мы подъезжали к объекту, служившему поводом для моего приезда, тем сильнее ныло что-то внутри. Никогда прежде не испытывала ни чего подобного. Это был не страх. В этом я была уверена. Это было совершенно новое ощущение, чувство беспомощности в точке невозврата. Похожее испытываешь на операционном столе в ожидании наркоза, когда все внутри, может, и противится предстоящему, но ты доверился этим людям рядом с тобой, и обратного хода уже нет, и от тебя уже ничего не зависит.

Поскольку вылет из Хельсинки задержался, то вместо полудня я прилетела в Софию на час позже. В нотариальной конторе мы с Наташей пробыли недолго, но тоже ушло какое-то время. Поэтому я не удивилась, когда ожидавшие нас в машине водитель и Марко встретили нас вопросом. Вернее, вопрос был задан мне через Наташу. Их интересовало, не хочу ли я остаться в гостинице и познакомиться с городом, а в Родопы ехать завтра. Или же поедем сразу, пока еще светло? Интонация, с которой был задан последний вопрос, определил вариант ответа, устраивавший всех.

– Конечно, сразу, – обрадовалась я. Ведь машина была послана специально за мной. А по Софии я решила погулять на обратном пути. Нельзя знакомиться с городом наспех, тем более, когда мысли заняты совсем другим.

Я снова должна обратиться в прошлое и снова обдумать ситуацию, но уже исходя из нового опыта. И вспомнить все, из-за чего я смогла оказаться именно сейчас и именно в этом месте. А пока я старалась делать вид, что меня интересуют мелькавшие за стеклами машины картинки городского пейзажа.

C самого начала, с первой минуты нашего знакомства я почувствовала превосходство Марко над нами, сидевшими вместе с ним в машине. В чем оно выражалось? Да, во всем, начиная с самого элементарного: его внешний вид, весь его облик, манера поведения говорили о нем как о сильной волевой личности, к тому же он был еще и красив как мужчина той мужественной спокойной красотой, которая нравится мне. В нем чувствовались некая скрытая сила и уверенность. Гордый, но без горделивости. Прекрасно одет, но не сноб. Но мне показалось, что он внутренне усмехается над ситуацией – мол, связался с женской компанией. А может, ему не нравилось, что какая-то чужденка, т. е. иностранка на болгарском, посягает на его, болгарина, землю. Мы у себя в Эстонии не любим скупающих у нас дешевые земли иностранцев. Но знает ли он, что я никакой не покупатель? Или получение дома в подарок таким вот образом не меняет сути дела? В любом случае я испытывала неловкость. Но Наташу и Слави, водителя джипа, этот вопрос, видимо, не беспокоил. По всему было заметно, что они симпатизировали друг другу. Кое-что мне было понятно, но я особо не прислушивалась их разговору. Я ждала хотя бы одного слова от Марко. Но он, удобно прислонившись к спинке кресла, сидел, закинув голову назад, дремал, ни разу не повернув головы в мою сторону. Не переношу длительной езды на автомобиле: укачивает, а если дорога еще и извилистая, то после каждого очередного поворота хочется сойти и продолжить путь пешим ходом. Так и на этот раз. Взгляд Марко был по-прежнему устремлен вперед, в самую дальнюю видимую точку дороги. И я была рада, что предоставлена самой себе и мне от этого было легче переносить подступавшую дурноту. Я старалась ничем не выдавать свое внутренне состояние. Пока дорога проходила по равнинной части, еще было терпимо, но когда мы оказались в горах и начались спуски и подъемы, то мне уже было не до пейзажных красот. Наташа что-то говорила мне об уникальных, самых высоких в Европе вертикальных скалах, а я даже не слушала. Смеркалось, и в темноте салона автомашины мне было легче сосредоточиться на главном – доехать. Удивительно, что в тот момент, когда мы обогнули гору и я с облегчением вздохнула после крутого виража, Марко что-то сказал водителю, и уже у следующего съезда с магистрали мы выехали на площадку для отдыха. Слави открыл дверцу и, по-дружески подав руку, помог мне выйти из машины. А Марко с самого начала нашего знакомства поставил между нами какой-то заслон. Мне очень хотелось бы с ним заговорить. Но, выйдя из машины, он сразу же отошел от нас в сторону и закурил, до этого смелая и веселая Наташа, оказавшись рядом со Слави, заметно оробела. Меня все еще слегка поташнивало. Повернувшись спиной к остальным, я глубоко вдохнула в себя холодный воздух. Я смотрела на небо: у горизонта небо прояснялось, лиловые тучки, как кляксы фиолетовых чернил на фоне желтоватого заката – это было красиво и неожиданно.

Я чувствовала, что больше не воспринимаю увиденное: слишком много необычного, прекрасного, такого, что дыхание перехватывало. Родопы завораживали своей мягкой закругленностью холмов и горных вершин. «Добрые горы», – думала я, хотя по пути порой становилось страшно, когда шоссе пролегало под навесом из скал. Человеку, впервые попавшему в такие дивные места, впечатлений море. Слишком много для первого раза. И постепенно, по мере того, как на землю стали спускаться сумерки и все ярче становились огни над входами в тоннели, я перестала воспринимать увиденное как реальность.

Глядя вниз, где в ложбинах светлячками светились огни селений, я внутренне притихла. Грустно было от мысли, что я, наверное, никогда не привыкну к этой красоте, то есть уже не успею привыкнуть. Я не совсем понимала объяснения девушки, хоть и пыталась сосредоточиться и слушать ее внимательно. Но мысли мои были охвачены совсем другим. Я поймала себя на мысли, что это не восторг и не восхищение, а чувство жуткого отчаяния от того, что мне не успеть уже охватить все эту красоту и узнать подробно историю и культуру этой страны. Ну почему все хорошее приходит так поздно?

– Почему грустим? – спросила у меня Наташа, когда по незаметному кивку Марко все направились назад к машине.

– Невероятно… красиво, – ответила я, сожалея о том, что раньше не посетила Болгарию. А ведь всегда тянуло. Но никогда не было возможности.

– Почему-то все хорошее приходит слишком поздно, – тихо констатировала я, застегивая ремень безопасности. А когда подняла голову, то увидела лицо обернувшегося ко мне Марко. Странно, что он услышал и, судя по выражению лица, кажется, даже понял. Он прислушивался ко мне. Он очень внимательно прислушивался ко мне, еще когда мы выходили из здания аэропорта. Он не смотрел, он слушал. И позднее, когда мы приближались к дому и мое сердце стучало гулко и не поддавалось никакому внушению, он слышал, как гулко оно билось. И поздно вечером, когда, наконец, я осталась одна, как быстро он прибежал, услышав, что я расплакалась. Но ведь я для него совершенно чужой человек. Как жаль, что у меня нет возможности с ним объясниться. А мне так хотелось расспросить его об очень многом. Та поспешность, с которой он откликался на мое обращение к нему, подчеркнутая услужливость, его учтивость по отношению ко мне и в то же время подозрительность в пристальном взгляде настораживали. Мне было непонятно его поведение. Он следил за мной. И если не взглядом, то прислушиваясь, как мне показалось, к движениям моей души. Только зачем? Своим невидимым, но ощущаемым мною напряженным слежением за мной он причиняет мне дискомфорт. Он был очень чуток. Без сомнения. И еще я улавливала в его глазах порой тревогу и недоумение. Почему я вызываю недоумение? И опять, как всегда в таких обстоятельствах, у меня возникла мысль о том, что, возможно, меня с кем-то перепутали!

Глава 7. Дорога в Родопы. Знакомство с домом

В жизни я стараюсь руководствоваться знаками. Полученные в снах или иным образом, они зачастую помогают мне, служа своеобразными подсказками в сложных ситуациях. И детей своих я научила распознавать такие знаки. Но подсказку ищешь обычно тогда, когда возникают какие-то проблемы. А когда все идет хорошо, то и не до знаков вовсе. Вот и я, занятая приятными сборами детей и мужа в дорогу и мыслями о предстоящем отдыхе от семьи, совсем забыла проявить внимание к тому, что прямо-таки сигналило мне. Ведь знаки были! И много. И в сновидениях, и в реальной жизни. Теперь, задним числом прокручивая события, обстоятельства, увиденные сны, телефонные звонки прошедшей недели, я поняла, что зря отнесла предсказывавшие дальнюю дорогу сны и знаки на счет своих отправлявшихся в Таиланд домочадцев. Значение этих снов в первую очередь предназначались для меня. Мне даже не верилось, что еще утром я была дома.

Погода прояснялась, легкий морозец высушил асфальтовое покрытие шоссе. И хотя при движении многого не рассмотреть, увиденное ошеломило меня, и не только своей красотой, но и новизной. Я не была готова к этому. Не ожидала. Я увидела деревни, где рядом с трехсотлетними домами стояли новые виллы, большие села с современными домами, которые, несмотря на многоэтажность, были построены в традиционном болгарском духе, у нас такой величины населенные пункты называются городами; конечно же, на нашем пути попадались также ветхие, возможно, даже опустевшие дома и постройки, однако я увидела полностью отреставрированную деревню, где все, начиная от высоких каменных оград и заканчивая обрывом, было очень аккуратно выложено из камня цвета подсолнечной халвы. А дома стояли белоснежные, и у всех были крыши одинакового темно-коричневого цвета из настоящих обтесанных каменных плиток. Наташа объяснила, что в Болгарии есть такие камни, которые расщепляются на тонкие пластины, из них каменотесы изготавливали черепицу, так называемые «тикли», или каменные «плочки». Попадались на пути и современные села, которые напоминали наши садовые товарищества с модными коттеджами и виллами. Высокие каменные ограды были отреставрированы. По пути попадались и новостройки, похожие на миллионы домов по Европе, построенные из профилированного металла, стекла и пластика. Мне такие не нравятся. И вообще, я считаю, что дом должен сохранять в себе национальные особенности, нести в себе местный колорит и непременно иметь свою историю. Я не хотела бы жить в доме, ничем не отличающемся от множества других домов, выросших как грибы в чистом поле в период вступления в Европейский союз, породивший страшное слово «евроремонт». А деревни-призраки, которых мы не видели, но о которых стала рассказывать Наташа, это примета времени. У нас возле главных магистралей можно увидеть разваливающиеся длинные здания скотоводческих ферм, разрушенные силосные башни, в поселках целые улицы заброшенных домов, а чуть подальше от центра также стоят опустевшие деревни и хутора-призраки. В противовес этому приятно было видеть здесь рассыпанные по склонам холмов селения, расположенные по берегам рек базы отдыха, состоящие из трех и более сборных финских домов гостиничные комплексы, которые можно угадать по оформлению. Все радовало глаз. И даже растерзанный ветрами на развилке дорог синий киоск, от которого осталось только две стены, обклеенные когда-то изнутри зелеными обоями, бетонные ступеньки и фундамент, на котором он стоял, скорее, вызывал ностальгию. У каждого из нас был свой любимый киоск детства с самым вкусным мороженым на свете.

К вечеру стало еще морознее, и с неба стали падать сухие крупинки снега.

– Мы уже почти на месте, – сообщила мне Наташа после недолгого совещания со Слави. – Предлагаю остановиться у этого кафе и перекусить, – сказала она и затихла в ожидании. Как и все остальные.

– Конечно же, остановимся, – не раздумывая ответила я. Мне есть совершенно не хотелось, но я купила с собой много пирожков с разной начинкой, которые помогала мне выбирать Наташа. Я хотела еще купить с собой воду и напитки, но Марко остановил меня и почему-то сам расплатился за все.

Я очень боялась первой встречи с домом, поэтому внутреннее состояние было вполне объяснимым. Каков будет первый импульс, что я испытаю, впервые увидев дом и местность? В любом случае надо слушать интуицию. Когда нет ничего определенного, надо руководствоваться ощущениями. И если что-то не понравится, при первом же признаке опасности, я должна буду покинуть это место. И дело не в том, насколько стар дом, даже очень старый дом можно починить, а со временем и заново отстроить, переделать, но ни в коем случае нельзя селиться в дом, который невозможно переделать на свой лад, как нельзя переделать характер человека.

Как замерло сердце, когда Наташа торжественно объявила, что скоро будем на месте.

– Вот и наша улица. – Она показала в сгущающиеся сумерки, но кроме деревьев и одиноких фонарей глаз ничего большего не различал.

Уединенная улица, да и не улица вовсе, а лесная дорога, представлявшая собой бесконечный извилистый спуск вниз, заканчивалась большим домом в самом ее конце. Из-за высокой каменной ограды виднелась лишь макушка темной крыши старинного дома.

Трепет и страх охватили меня, когда я приближалась к месту, в котором мне предполагалось провести несколько дней и оформить дом в собственность. Трепет, потому что я ступала в неизведанное, страх же обуревал, поскольку, как ни парадоксально, в этом новом для меня окружении мне предстояло встретиться с кем-то из моей прошлой жизни.

То, что дом особенный, – это я поняла, как только увидела его. Он отличался от других местных строений не только по своей архитектуре, но и величественностью. Старинным замком смотрелся он рядом с двухэтажными сельскими домами эпохи Возрождения Болгарии, типичными для этой местности. Этот дом, очевидно, даже не конца девятнадцатого века, а старше. Но, видимо, его реставрировали, и не раз.

Массивные створки ворот не были большими по размерам, но очень тяжелыми. Видимо, из-за кованых деталей, крепивших брусья, и металлических пластин, укреплявших их нижнюю часть.

Толстые стены дома были выложены из тесаного камня сине-серо-розового цвета; узкие высокие окна; крыша из темно-коричневой черепицы; треугольные фронтоны, лепные карнизы, козырьки над чердачными окнами, крытые медной жестью; медные водосточные трубы; высокий каменный забор с встроенными в него нишами, украшенный деревянными деталям. Все было в гармонии: дерево, камень и металл.

Местами каменная кладка высокой ограды чередовалась с большими необтесанными круглыми камнями, и эти выпуклости придавали стене особую привлекательность плавных линий, особую мягкость.

Приятный мягкий свет падал от уличных фонарей на тонких металлических столбах по периметру участка. Вход в дом освещали висевшие на крючьях по обеим сторонам двери два кованых четырехгранных фонаря с матовыми стеклами, излучавшими приятный свет.

Прежде чем войти в дом, мы решили, несмотря на то, что уже совсем стемнело, сначала осмотреть дом снаружи. Мы обошли все здание, что было совсем непросто: участок, окружавший его, был многоуровневый, насколько можно было разглядеть в матовом свете уличных фонарей. Получалось, что первый этаж с главного входа был вторым этажом со стороны заднего внутреннего двора. Дом сам был П-образный, одно крыло было длинным, второе крыло и пониже и покороче. Оно несколько отличалось по материалу, но архитектурного стиля и целостности не нарушало. Мы спустились по лестнице вниз, на задний внутренний двор. Слави даже присвистнул от удивления: если с выходящего на улицу фасада дом выглядел двухэтажным, то сзади он оказался четырехэтажным, если считать этажом спрятавшиеся в нише за арочным входом подвальные помещения. Внешняя лестница прямо со двора вела вверх на террасу, служившую навесом над хозяйственными помещениями. На уровне третьего этажа стену дома опоясывала деревянная галерея, увитая высохшей виноградной лозой.

– Здесь есть что исследовать, – констатировала я, изо всех сил старалась не выдавать своего волнения и восторга. Дом сразил меня, и не только своей монументальностью, но еще и тем, что подходил мне по духу, отвечал моему вкусу и прочим параметрам моей души. Охваченная ощущением, что мне все это каким-то образом знакомо, не раз видено во сне, я помню те сны, я задержалась во дворе, ища что-то, только мне известное. И нашла. Вот она, стена дома, выкрашенная белой известью. В арочном проеме, в нише под первым этажом, должна быть двухстворчатая дверь в какое-то подсобное помещение. Точно. Я понимаю, что все дома построены функционально, и там должны быть такие помещения. И возможно, в снах также снится определенный стереотип. Но одинокий кустик сирени, росший на маленьком пятачке земли посреди каменных плит, которым был выложен двор, – это дежавю налицо. Тут меня окликнули. Я быстро нагнала Наташу, осторожно ступавшую по довольно крутым ступенькам вдоль стены дома наверх.

Увидев мужчин, стоявших по стойке смирно, и букет роз в руках у Слави, я поняла в чем дело: мне «вручался» подарок. Ох, эта старинная парадная дверь. Вход в дом прямо с каменной плиты без всяких ступенек и порогов. Когда-то во сне я стояла перед такой дверью, на такой же каменной плите и держала в руке связку больших старинных ключей.

Марко протянул мне похожую связку ключей. Но я доверила ему открыть дверь, а сама подумала: «Если, войдя в дом, я увижу в двухуровневом холле или прихожей с правой стороны винтовую лестницу, ведущую вниз, а слева парадную лестницу с низкими ступенями из белого мрамора и истершийся настоящий персидский ковер на каменном полу у входа, то я, скорее всего, не переживу такого и хлопнусь в обморок». Ведь все было почти так, как в том давнем сне: та же массивная двухстворчатая дверь с красивым резным узором с полукруглым окошком в аркообразном проеме над дверью, обрамленном искусной резьбы деревянной рамой. Казалось, что виноградные гроздья, листья и стебли вьющейся вокруг них виноградной лозы – символа богатства, были вылеплены, а не вырезаны по дереву. Плита из белого камня перед входом, видимо, прослужила здесь не один десяток лет: истершаяся, с углублением по центру, местами отшлифованная, местами в щербинках звала ступить на нее, что я с удовольствием и сделала. И как ни странно, страх сразу же исчез.

Я не знала еще, что предстоит мне увидеть внутри. Нет. Я больше не буду задерживать внимание на деталях. Для первого раза чересчур много эмоций. Потом, оставшись одна, все исследую. А пока мне надо было успокоиться. Но сложно было сохранять спокойствие, тем более что Наташа то и дело забегая вперед и заглядывая мне в лицо, ахала от восторга:

– Ну как? Нравится? Правда, здорово?

Мне казалось, что осторожно ступавший рядом и любезно открывавший двери и обхаживающий меня Марко прислушивался ко мне, но поскольку я ничего говорила, мне показалось, что он весь превратился в слух и, кажется, слышал, как гулко стучало мое сердце. Мне надо было справиться с охватившим меня волнением. Да, радость пережить – это требует здоровья…

Стоило мне войти в дом, как я сразу же поняла, что все Наташины заверения в том, что в доме в течение долгого времени никто не жил, и все здание требует косметического ремонта, неверные. Да, здесь все было почти так, как мне когда-то предвиделось. Только там была пыльная пустота покинутого навсегда дома, а здесь ощущалось недавнее присутствие человека.

В доме жили еще совсем недавно, пахло жилым, а не заброшенным и опустевшим. Уже в первом же помещении я уловила приятный запах тонкого табака, здесь еще совсем недавно кто-то был и курил. Я очень хорошо чувствую запахи, у меня хорошее чутье и обоняние, ведь не зря я по гороскопу собака. Здесь царил аромат трав, хорошей кухни, чистого белья; все вместе эти запахи создавали гамму запахов, будораживших воображение, это то, что мне подходит. Из большой прихожей мы по лестнице с каменным ступенькам, покрытыми ковровой дорожкой, поднялись этажом выше. Мраморные ступеньки истерлись; там, где ковра не было, ступеньки напоминали вытершиеся белые клавиши рояля. Но это не портило общего вида. Лестница с деревянными перилами сохранила свой царственный вид. Приоткрытая на одну створку большая дубовая дверь кабинета с тусклой бронзовой ручкой, отделанной искусной резьбой, вызвала восхищение тонкостью и элегантностью рисунка. Единственным помещением в доме, в котором не чувствовалось никаких запахов, была небольшая, недавно отстроенная комнатушка, предназначавшаяся для гостей. В расположенной рядом ванной комнате имелось окно с великолепным видом на горы, силуэты вершин которых сейчас едва различались в вечерних сумерках. Но и этого было достаточно, чтобы понять, что можно ожидать с наступлением дня. Я решительно положила свою сумку в изголовье кровати. Моя келья – так я сразу обозвала эту комнатку. Марко взглядом одобрил мой выбор. Он спустился в прихожую за моей дорожной сумкой, осторожно поставил ее на полку, встроенную в стенную нишу, и жестом пригласил меня следовать за собой. Дальше он показал мне большие комнаты с громоздкой, но добротной старинной мебелью, гардеробную, напоминавшую костюмерную в театре, – столько было здесь всякой одежды, мужской и женской, старинные национальные костюмы, рабочие куртки, расшитые овчинные полушубки. С собой это не взяли, но и выбросить, видимо, рука не поднялась. Мне больше всего понравился темный кабинет. Хотя в нем и было три окна, но они были высокими, узкими и закрытыми с улицы ставнями, а изнутри окна прикрывали деревянные жалюзи. И это была единственная комната, где помимо жалюзи на окнах висели еще и толстые бархатные шторы. Темно-коричневые, ничем не отличавшиеся от коричневых деревянных панелей стен, они создавали впечатление стены.

В глубине кабинета стоял огромный письменный стол с двумя тумбами, в которых было множеством выдвижных ящиков. На столе – настольная лампа, очень похожая на старинную. Но я знаю, кто ныне производит такие, и сколько они стоят. Марко щелкнул включателем – комнату осветили спрятанные в нишах под полками стенные плафоны, наполнив помещение желтовато-дымчатым светом. Это было здорово – коричневая комната в желтом тумане и с зеленым абажуром на большом письменном столе. Спокойное, равномерно распределенное освещение. Для работы ничего лучшего не придумать. Живший здесь человек много времени проводил за этим письменным столом. Все было выверено и рассчитано для удобства в работе.

Пустые книжные полки. Прогнувшиеся от былой тяжести книг стеллажи вдоль стен еще не успели запылиться после того, как из них убрали книги. Огромная и, кажется, довольно ценная напольная ваза, напоминающая греческую амфору, только с более широким горлом, украшала угол возле маленького кожаного диванчика, на котором, видимо, в перерывах между работой можно было полежать, вытянув ноги и распрямив спину. Столик для курения с тяжелой медной пепельницей овальной формы и низенькие скамеечки на гнутых ножках, мне кажется, представляли большую ценность. Оглядев кабинет, мы вернулись назад, в мою комнату, к моему удивлению и величайшей радости, через двустворчатую дверь с витражными стеклами. Оказывается, кабинет и моя келья были смежными помещениями. А снизу доносились радостные восклицания Наташи и мягкий баритон Слави. Они взялись накрывать стол, вот почему Марко остановил меня, когда я хотела купить напитки. Оказывается, все было уже приготовлено. Столько приятных неожиданностей может быть в один день!

Вечером, оставшись одна, я села в кабинете за письменный стол. Здесь было спокойно. Мне знаком этот запах, его ни с чем не сравнить: роскошный, тонкий, в меру горьковатый запах в замечательном сочетании восточных пряностей, трав и мускуса создавал такой приятный аромат. Этот запах, стоявший в кабинете, будоражил сознание. К запаху мужского парфюма примешивался запах дерева, из которого были изготовлены мебель и панели, покрывавшие стены, запах прокуренной дорогим табаком мебели, кожаного и курительного столика.

В этом доме не было штор. Да и не нужны они в местности, где в округе нет ни одного дома. Знала бы я в тот момент, как ошибалась тогда, в первые часы своего пребывания здесь. И я поймала себя на мысли, что удивляюсь не столько этому событию, сколько тому, что воспринимаю все как должное. Спокойно. Невероятно, сама удивляюсь собственным действиям. Прислушиваюсь к себе и поражаюсь: я согласилась оторваться от своих дел. Нет. Это, конечно же, с моей стороны не уступка кому-то. Это я сама себе уступала во взглядах и принципах. Я согласилась, поскольку это – логическое продолжение игры. И опять я не знаю правил. Я, которая старается быть осмотрительной и осторожной, и такое вдруг безрассудство с моей стороны. Вот оно, мое глубоко запрятанное. Многие считают меня человеком с четкой жизненной позицией, несгибаемой, надежной, рассудочной. И вот те на! Такое вдруг проявление запрятанной от всех авантюрности характера! Мое решение поехать в Болгарию, в Родопы, получать в подарок дом я не считала авантюрным, поскольку так было задумано не мною. Авантюрными были мои скрытые надежды на случайный успех в раскрытии тайны. Все относительно. И это мое тайное стремление помогало мне здорово, поскольку скрытые побуждающие причины, подспудные мотивы служат мощным двигателем.

В моей комнате было всего одно окошко, да и располагалось оно высоко под потолком. Занавесок не было, только уличные ставни, через прорезной узор которых просачивался белый матовый свет уличного фонаря, оставлявший на стене причудливые узоры. Стоя у большого окна в ванной комнате, я видела, как за стеклом падали снежинки. Огромные. Было безветренно, и они падали отвесно. Тихонько, чтобы не разбудить спавшего этажом ниже в гостиной Марко, я нашла нужную дверь и, выйдя на открытую галерею, увидела белку. Та, вытаращив глазки-бусинки, подозрительно посмотрела на меня – естественно, мы ведь не знакомы. Я заговорила с ней, видно было, что белка слегка сторонилась меня, но галерею не покинула. Правильно, это ее территория. А я кто? Я – чужой человек. То, что она здесь была частым гостем, видно было по оставленному на полу галереи деревянному ведерку с ореховыми скорлупками и кусочками сушеных яблок на дне.

Мне надо тоже что-нибудь положить туда.

Как успокаивающе подействовал густой вечерний снегопад! Тихий снегопад всегда действует успокаивающе, возникает даже ощущение благополучия, умиротворения – наконец-то я нашла подходящее слово. Наши эстонские сильные ветры и косые дожди изрядно надоели, измотали и тело и душу.

Снег падал отвесно, в свете уличного фонаря тени снежинок как маленькие букашки разбегались по белой глади дорожки как бы наперерез падающим сверху снежинкам. Что-то необъяснимо волшебное было в этой картине. Прежде я никогда не замечала, что у снежинок бывает тень. Бег теней от снежинок замедлился, и вскоре снегопад закончился. В это время снег в этой горной местности, очевидно, обычное явление, не зря же здесь неподалеку расположен горнолыжный курорт. Мне показалось, что где-то хлопнула дверь.

Вернувшись в комнату, я прислушалась и поискала взглядом Марко. Его не было ни слышно, ни видно. Только его красивый иссиня-черный шарф лежал сложенный вчетверо на спинке кресла возле письменного стола.

Время было уже позднее. И мне была пора ложиться. А я вместо этого еще раз прошлась по дому, по его замысловатым коридорчикам, заканчивающимся ступеньками переходов с одного уровень на другой, старалась запомнить, что где расположено. И вдруг я почувствовала такую усталость, что поняла: не то что умыться, раздеться не хватит сил. И, присев на краю кровати, я расплакалась. Даже сама не поняла почему. И как Марко, будучи от меня так далеко, мог услышать? Он тут же прибежал, но ко мне не зашел, а остановился в кабинете. Марко словно что-то искал, а может, действительно, искал свой шарф. Вот тогда он на самом деле мог услышать мои всхлипывания. До сих пор не научилась плакать по-взрослому, вытирая платком скудную слезу. Я реву в три ручья, громко, навзрыд, как маленький ребенок, пуская из носа пузыри. Порой даже самой стыдно, но ничего не могу с собой поделать. Конечно же, я умею скрывать слезы, плакать молча. Но вот сейчас – чистейшей воды слезы, приносящие облегчение. Услышав шаги Марко, я притихла и скрылась в ванной комнате. Вымыла холодной водой лицо. Здесь было так тепло, приятно, красиво. Полотенца в ряд, банный халат среднего размера. Мыла и шампуни. Я открыла шкафчик и обнаружила там красивые флаконы. Я взяла один из них, плоский, из темного стекла, с арабскими письменами. Изящный флакон содержал вовсе и не духи, хотя, судя по упаковке, можно подумать, что это дорогой арабский парфюм. Но это было масло для тела и волос. Я узнала запах, исходивший от рабочего кресла за письменным столом и кожаного дивана в гостиной. Из ванной не хотелось уходить, но умывшись, я почувствовала себя лучше. Постояв у окна, я решила, что пора лечь спать, впереди ждало еще так много интересного. И для этого нужно было копить силы. Но я не успела поспать даже часа, как проснулась от испуга. Мне приснился портрет неизвестного мужчины. Замечательная работа, выполненная рукой большого мастера, – я любовалась портретом. Но почему я проснулась с испугом? Потому что однажды уже видела что-то похожее. Я тогда смотрела в сонниках значение сна. Увидеть портрет неизвестного человека означает неожиданную помощь, появление личности из твоего далекого прошлого или же некое не принятое во внимание обстоятельство. Неучтенное обстоятельство? Помощь? Нет, подумала я. Мне бы очень хотелось, чтобы сбылся средний вариант – появление человека из моего далекого прошлого. Увидеть такой сон на новом месте, да еще сразу после полуночи? Ведь говорят же, что на новом месте снятся вещие сны. И я с доброй грустью вспомнила, как мы с сестрой в детстве менялись постелями, чтобы можно было загадать на ночь: «На новом месте приснись жених невесте». Но для того чтобы увидеть во сне того, кому мы можем нравиться, надо было причесать волосы и расческу положить под подушку. Это, действительно, срабатывало: снились мальчишки из нашего класса – но это было не интересно. Мы мечтали о других.