Текст книги "Не будь жестоким, ласковый апрель"

Не будь жестоким, ласковый апрель
Лидия Федоровна Зимовская

© Лидия Федоровна Зимовская, 2024

ISBN 978-5-0050-0754-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Попутчики

В это невозможно было поверить: Ирину на целый месяц направляли в Москву. В деканате истфака, где после летней сессии будущих пятикурсников распределяли на практику, сказали, что единственное место в исторический музей дали специально под нее, потому что ее курсовая работа о начале царствования династии Романовых вошла в десятку лучших на всероссийском конкурсе. Верь не верь, а вот он – официальный документ, значит, 10 сентября Ирину Кондратьеву ждут в Москве, деньги на командировку, между прочим, первую в ее жизни, можно получить хоть сегодня – вместе с летней стипендией.

Последние студенческие каникулы Ирина, как обычно, провела дома: с родителями, сестрой, братом и единственным любимым племянником. Вдоволь накупалась в реке, загорела не хуже, чем на южном солнце. И даже немного утомилась от пустой болтовни со школьными подружками, которые жили в их городке или так же, как она, съехались на каникулы. Почти замучил бесконечными телефонными звонками, неизменными «люблю», «скучаю» студенческий друг. С Володей они жили в одном общежитии, познакомились еще на первом курсе. Будущий астроном вот уже четыре года пытался увлечь ее своими звездами, но Ирина на ночном небе едва находила Большую Медведицу. Володя ей нравился, и она даже пыталась представить его в качестве мужа. Разговоры о свадьбе были, но пока не очень конкретные и не очень серьезные. Родители о студенческой симпатии Ирины знали, она показывала Володины фотографии, но пока хранили многозначительное молчание. Однако все порывы Володи приехать во время каникул Ирина пресекала: «Где ты будешь жить? Ах, у нас! И в каком же качестве? Жениха? А разве мы уже все решили? Нет и еще раз нет!». Так что общение ограничилось телефонными разговорами и, наверное, междугородка влетела влюбленному в копеечку. На этот раз каникулы не так радовали Ирину. Она торопила конец лета, ведь в сентябре ее ждала Москва.

В общежитии еще шел ремонт. Студенты разъехались на сельхозработы или на практику. По коридорам слонялись несколько однокурсников, на день-два заскочивших собрать вещи перед последней практикой. Билет до Москвы Ирина купила без особого труда. Столпотворение на всех вокзалах страны, творившееся в конце августа, с началом учебного года сменилось затишьем. Два дня Володя ходил за Ириной хвостом. Он остался на преддипломной практике в местной обсерватории, но пока Ирина не уехала, забросил свой телескоп и любимые звезды. Провожая ее на вокзале, с тоской говорил о разлуке на целый месяц, просил почаще писать и обязательно сообщить, как только купит обратный билет.

Ирина всегда волновалась перед дорогой. Как-то раз она попала в купе с мамашей и двумя детьми. Дети были настолько неуправляемы, а мамаша истерична, что Ирина чуть не сошла с ума к концу поездки. С тех пор мысль о будущих попутчиках невольно тревожила ее перед отъездом. Она расстроилась, когда увидела в купе совсем маленького, лет трех, ребенка: быстрее всего будет ночью капризничать и не даст выспаться. Но, оказалось, тревожилась она напрасно. Мальчика везла домой к родителям в Москву бабушка – моложавая, приятная женщина. Ребенок был очень милым, смешно пересказывал сказки, прочитанные ему бабушкой, угощал Ирину конфетами, с удовольствием ел пирожки из магазина, которые взяла в дорогу Ирина, отвергнув кашу, специально для него разложенную по баночкам. Самый большой шум был, когда мальчишка бегал по коридору, а самой большой неприятностью, когда налетел на проводницу. Но она не обиделась, а только посмеялась и спросила, как зовут юного пассажира. Ночью ребенок спал, как ангел. Два других попутчика ехали в командировку и весь день пропадали у знакомых в соседнем купе. Так что сутки в поезде прошли очень приятно. Утром, уже подъезжая к Москве, женщина дала Ирине московский телефон дочери, сказала, что погостит у нее до конца месяца: будут трудности, можно звонить, не стесняясь. У вагона, обрадованный встречей с родителями, крепко ухватившись за шею матери, малыш тем не менее не забыл на прощание помахать Ирине рукой.

Бытовая сторона практики была хорошо продумана. Ирину поселили в общежитии университета, которое так же, как и ее родное, почти пустовало. От него до центра можно было добраться за час с одной пересадкой – на троллейбусе и метро. По московским меркам, это было близко. В студенческом городке была столовая с умеренными ценами. В комнате жили вдвоем с еще одной приезжей практиканткой. Правда, темы у них были из разных эпох, днем работали не просто в разных залах, а на разных этажах, но вечером много общались. Хотя на сентябрь выпадали театральные отпуска, но как только где-нибудь возобновлялись спектакли, мчались в театр. Когда еще удастся столько времени жить в Москве и увидеть звезд на сцене живьем?

Свободного времени было совсем немного. Ирина не только делала черновые наброски, работая с документами, но начала писать диплом. К тому же ей предложили поработать экскурсоводом на время отпуска сотрудницы музея. В сентябре в музее было много школьников – здесь для них по темам проводили уроки истории. В своем зале Ирина как раз вела тему по курсовой работе – призеру конкурса.

Про письма Володе она чуть вовсе не забыла. Только через неделю черкнула одну страничку, пообещав подробности рассказать при встрече. Она и про билет на обратную дорогу вспомнила в конце практики. В предварительных кассах, изучая расписание поездов, проходящих через их город, Ирина выбирала такой, чтобы прибывал не очень поздно. И тут у нее появилось желание поехать на поезде №1 Москва – Владивосток, захотелось стать пассажиром самого главного поезда России, узнать, чем же он особенный. На ее станцию поезд прибывал в шесть часов вечера – очень удобно. Кассир сказала, что на «Россию» на нужное число билетов нет. Ирина немного расстроилась. Она еще не успела решить, то ли брать билет на другой поезд, то ли задержаться на день и поехать все же на «России», как кассир окликнула ее:

– Подождите. Оказывается, сняли броню. Есть один билет в купейный вагон.

Место было нижнее – 37-е. В последнем купе последнее место было 36-е. Не дожидаясь вопроса, кассир объяснила, что билет в маленькое двухместное купе – первое у входа в вагон.

Обычная невольная тревога перед дорогой удвоилась. Ирина представляла одну картину страшнее другой: кто станет ее единственным попутчиком на целые сутки?

День отъезда оказался очень суматошным. Накануне ей выдали зарплату за работу экскурсоводом. На такую огромную по студенческим меркам сумму Ирина не рассчитывала. С радости купила дорогой пуховик: голубой цвет очень шел к ее белым волосам и серым глазам. Примеряя обновку в магазине, она даже улыбнулась своему отражению в зеркале, так понравилась себе в новом наряде. Плащ, в котором в начале октября стало уже холодно, она уложила в сумку, нарядившись в пуховик. Сумка была плотно набита и довольно увесиста: приличной толщины папка с начатой дипломной работой, несколько книг, мимо которых в книжном магазине она никак не смогла пройти. Пусть сколько угодно смеются над ней и говорят, что Майн Рид – чтение для школьников, она купила целых пять новых томиков. Для дороги выбрала повесть «Белая перчатка» и переложила в нее из уже прочитанной книги закладку – красивую новогоднюю открытку от брата.

Когда пора было отправляться на вокзал, вновь вернулась тревога: с кем ей придется ехать в купе? Она вытеснила даже грусть от расставания с Москвой. Состав очень долго не подавали, на перроне пассажиры и провожающие ежились на холодном осеннем ветру, поглядывая на станционные часы. Наконец, сверкающий новой краской поезд Москва – Владивосток подъехал. Пока Ирина дошла до своего вагона, у дверей скопилась приличная толпа. Дожидаясь своей очереди, она разглядывала людей: кто попадет с ней – этот, а может, этот? Кто здесь едет, кто провожает? Когда поднялась в вагон, сердце уже просто выпрыгивало из груди – то ли от волнения, то ли от усталости: все-таки тяжеленная сумка оттянула руки.

Состав очень долго не подавали, на перроне пассажиры и провожающие ежились на холодном осеннем ветру,

поглядывая на станционные часы.

Дверь в купе была открыта. На плечиках висела шинель с голубыми петлицами и эмблемами самолетиков. Устроив чемодан на багажной полке, спрыгнул на пол и оказался лицом к лицу перед Ириной молодой лейтенант. Он смутился, что стоит в одних носках, быстро надел ботинки, вышел в коридор, дав ей возможность спокойно раздеться в купе. Она поставила сумку, сняла и устроила на плечиках рядом с шинелью свой пуховик. И совершенно успокоилась: попутчик был не страшный.

По радио объявили, что до отправления поезда осталось пять минут, и всех провожающих попросили покинуть вагоны. Ирину никто не провожал, но ей захотелось взглянуть в окно и почувствовать последние минуты всеобщего прощания. В коридоре у всех окон теснились пассажиры. Под окном напротив их купе стояли военный, наверное, отец ее попутчика, дама лет около пятидесяти и две молодые женщины, одна держала на руках ребенка. Женщины что-то бестолково объясняли жестами, пытались кричать, но через двойные стекла закрытых рам ничего не было слышно. Да и все наверняка не раз было сказано, просто стояла обычная суета перед отъездом. Вот поезд тронулся, все провожающие как по команде дружно замахали руками. Коридор вскоре опустел.

Молодой лейтенант взял со стола пачку сигарет и отправился в тамбур. Ирина воспользовалась отсутствием соседа, быстро переоделась в дорожный костюм, достала из сумки пакетик с мылом, зубной пастой и прочими мелочами, которые в любой момент могли понадобиться, и «Белую перчатку», что выбрала для чтения в поезде. Когда попутчик вернулся в купе, Ирина пыталась поставить сумку в ящик под нижней полкой. Длинные, заплетенные в косу волосы мешали ей. Ирина откидывала косу назад, наклонялась за сумкой, коса падала ей на грудь. После второй неудачной попытки военный сказал:

– Давайте я или сумку поставлю, или косу подержу.

Ирина резко обернулась, разозлившись на шутку. Но сосед тут же извинился, сообразив, что напрасно взял такой тон в общении с незнакомкой, и обезоруживающе улыбнулся.

– Лучше поставьте сумку, – улыбнулась в ответ Ирина. Она взяла книгу и вышла в коридор, дав возможность соседу тоже переодеться.

Минут через десять дверь купе снова распахнулась. Стол был заставлен салатами, печеньями, вареньями. Попутчик пригласил Ирину вместе с ним поесть. Она отказалась.

– А я вроде два часа назад пообедал и опять проголодался. Мама вон сколько еды собрала, до самого Хабаровска хватит, – молодой человек показал на объемную сумку, пристроенную под столом.

– Вы ешьте, не обращайте на меня внимания, – Ирина села на полку в уголке и уткнулась в книгу.

Когда попутчик убрал все со стола и вернулся с вымытой чашкой, сказал:

– Давайте знакомиться, нам ведь все-таки долго ехать вместе. Меня зовут Николай. После окончания летного училища направляюсь к месту службы в Хабаровск.

– Ирина. Была в Москве на практике, домой приеду через сутки – завтра вечером. Это ваш отец был, он тоже летчик?

– Ага. У нас в семье все мужчины летают. Дед воевал на истребителе. Отец 25 лет в небе. Я нынче закончил летное, а младший брат только поступил.

– Летчик, а едете на поезде. На самолете-то до Хабаровска можно долететь за один день.

– Еще успею, налетаюсь. Отец посоветовал хотя бы раз проехать всю Россию поездом, чтобы понять, какая она большая.

– Я не очень разбираюсь в звездах, но ваш отец, похоже, большой чин. Что же в Москве было не остаться? В такую даль сына загнал.

– Хабаровск я сам выбрал. Там отец начинал службу, там с мамой познакомился. В детстве я несколько раз к бабе с дедом в гости ездил, пока они были живы. Отец сейчас генерал-лейтенант, служит в штабе военно-воздушных войск. Наверное, при желании мог бы при своем штабе пристроить. А что там делать: бумажки разносить да чай подавать генералам? Я боевым летчиком хочу быть, как дед, на истребителе летать. И против Хабаровска отец не возражает, скорее наоборот – доволен моим направлением.

– А что за женщины вас провожали?

– Мама, сестра и мой любимый племяш – тоже Колька. Все старшие сыновья в нашем роду Николаи: дед, отец, я, вот теперь племянник. Для семьи Томилиных это имя как талисман – считается счастливым.

– А высокая девушка в шляпе, с длинным шарфом?

– Это моя невеста Светлана.

– Светлана? Волосы черные, как смоль.

– Вот-вот. В школе над ней издевались: Света – не увидишь без света. Со Светкой мы с четвертого класса за одной партой сидели. Отца тогда в Подмосковье перевели. Ее семья месяцем раньше в Жуковском поселилась, жили в соседних домах, познакомились во дворе.

– В одной песочнице играли, – не удержалась, съязвила Ирина.

– Ну, если фигурально выражаться. В сентябре в школу пошли, нас было двое новичков в классе, так за одну парту и сели. За год до окончания школы отца Светки перевели в Москву, но к тому времени мы уже были не разлей вода – для всех жених и невеста. Виделись, правда, эти годы нечасто: я – в летном училище, она – в институте иностранных языков. Решили, как закончим учебу, поженимся. В этом году, наконец, оба получили дипломы.

– Что же она вместе с вами не поехала?

– Собиралась. Но Света считает, что на свадьбе все должно быть необыкновенное. Увидела в каком-то американском фильме потрясающий свадебный наряд. Платье портниха обещала ей такое же сшить. А в поисках туфель объездили всю Москву, за три дня у меня в глазах рябило от обилия женской обуви, но то, что хотя бы приблизительно походило на Светкину мечту, не нашли. Она уперлась: пока не найду туфли и не сошью платье, из Москвы ни ногой.

– Значит, тот единственный билет из брони был ее, и я еду на месте Светы.

– Может быть.

– Неужели с такими запросами да еще после иняза она поедет жить в Хабаровск?

– Запросто. Ей просто хочется свадьбы необыкновенной. А так она готова жить даже в маленьком военном городке. Это сейчас отец в Москве, а всю жизнь Светка с родителями тоже моталась по гарнизонам, знает, что такое жизнь военных. На Дальнем Востоке она никогда не была. Сопки, тайга, Амур – романтика. А иностранному можно детей в школе учить. Так Светка говорит. Свадьбу решили делать у нас под Новый год. Родители, если захотят, приедут. Всю родню на самолет посадят или вон забронируют вагон в поезде Москва – Владивосток. Шучу.

– Здорово. На самом деле, романтика, – Ирина поймала себя на мысли, что ей интересно слушать, как Николай рассказывает о себе и своей невесте.

– А в твоей жизни разве не было ничего романтичного? – Николай незаметно перешел в разговоре на ты.

– Ну, почему. Хоть отбавляй. Вот ты летаешь над землей на какой высоте: десять, двенадцать тысяч метров? А мой жених – астроном, он изучает звезды, до которых не долететь за десятки световых лет. Кстати, зовут его Владимир, что означает «владей миром», – что понесло Ирину, она и сама не знала. Еще не решив окончательно, жених ей Володя или нет, она назвала его именно так. Значит, где-то в глубине души это решение уже созрело. Или хотелось предстать в глазах случайного попутчика не хуже: у него есть невеста, значит, у нее должен быть жених.

До позднего вечера они болтали обо всем на свете: о книгах, фильмах, последних увиденных спектаклях в театре, городах, где бывали, спорте, политике, друзьях. Ирина убеждала Николая, как интересно открывать то, что было сотни лет до нас, чуть ли не прочитала ему лекцию экскурсовода музея. Николай пытался как можно доступнее объяснить теорию воздухоплавания и рассказывал курьезы из своей летной практики. И с особенным упоением Николай все время возвращался к истории их со Светкой любви, их мечтах о будущей жизни. Утром, слово за слово, беседа поплыла в том же русле. Казалось, они знакомы много лет. Всего на несколько минут погрузившись она – в книгу, он – в газету, снова возобновляли разговор и не могли наговориться, узнавая все новые и новые детали жизни друг друга.

Сутки промелькнули, как один час. За окном спустились сумерки, огни мелькавших фонарей высвечивали знакомые окрестности: путь Ирины подходил к концу. Проводница разнесла билеты тем, кто готовился выходить. Только что беспрестанно болтавшие Николай и Ирина притихли. Он взял сигареты и ушел курить. Она переоделась, наскоро уложила вещи в сумку и вышла в коридор.

– Ну, что же, прощай. Желаю счастья тебе со Светой, – сказала Ирина. Увидев за окном остановившегося у перрона поезда жениха с букетом белых хризантем, сказала: – А вот и мой Володя.

Владимир сначала не узнал ее в новом пуховике, потом бросился со счастливой улыбкой, подхватил сумку. В сумасшедшем порыве обнял ее, поцелуй скользнул по щеке куда-то к уху, капюшон сполз, коса, высвободившись, упала за спину. Ирина не разделила этой щенячьей радости. У нее было такое чувство, что она попала из сказки в реальность. И ей жаль было, что этот переход произошел. Хотелось вернуться, но было невозможно. Хотелось оглянуться, хоть на миг увидеть окно поезда, где она жила в сказке. Но она не сделала этого, только запрятала косу и натянула на голову капюшон.

Николай смотрел в окно, и ему казалось, что он потерял что-то очень-очень дорогое. «Обернись, обернись», – заклинал он. Нет, ушла, скрылась в темноте, как будто ее и не было никогда. Поезд тронулся. «Почему, почему я не спросил ее адреса, телефона родных или какой-нибудь подруги? – билась мысль в голове. – В этом городе тысячи девушек по имени Ирина. Ее никогда больше не найти».

На станции в его купе никто не сел, и Николай с тоской смотрел в темное окно, за которым ничего не было видно. Вдруг поезд резко затормозил, со стола слетела газета. Под ней лежала «Белая перчатка» Майн Рида. Наверное, минуту он, не отрываясь, смотрел на книгу, как будто этот томик в белом переплете был частицей той, что была для него безвозвратно потеряна. Потом он взял книгу в руки и стал медленно листать. На 26-й странице лежала закладка – открытка. «Милая Иришка! Поздравляю тебя с самым лучшим праздником – Новым годом! Желаю много-много счастья. Твой братишка». И адрес: город, улица, дом, номер комнаты, Кондратьевой Ирине. Волна какой-то дикой радости захлестнула Николая. Пожалуй, он не был бы больше счастлив, даже если бы выиграл кучу денег в лотерею.

Первым порывом было тут же написать ей письмо и отправить на ближайшей станции. У проводницы не нашлось ни бумаги, ни конверта. Первая остановка была глубокой ночью, и на вокзале уже закрылись все киоски. Ночью к нему подселили деда, который тут же захрапел. Николай лежал на верхней полке, в голове был какой-то сладкий туман, он незаметно уснул, под подушкой лежала забытая Ириной книжка.

Утром какая-то смутная тревога не давала ему покоя. У него есть невеста. Они со Светой все решили, уже почти готов свадебный наряд. Самое большее через месяц Светка приедет к нему в Хабаровск. Это Светке надо с дороги писать письмо и еще раз повторять, как он ее любит. Но стоило закрыть глаза, как возникал образ другой девушки – непослушная коса, маленькие ямочки на щеках, когда улыбалась, чуть заметное покусывание нижней губы, когда была с чем-то не согласна. Он не пошел искать бумагу и конверт, так и не написал письмо ни той, ни другой, проведя в раздумьях оставшиеся четыре дня пути. Только сосед изредка развлекал своими стариковскими разговорами. А когда тот утихал, Николай доставал книгу. Когда он прочитал «Белую перчатку» до конца, казалось, что он лучше узнал девушку, с которой общался всего одни сутки. И уже совсем не хотелось прогонять мысли о ней.

В Хабаровске стояла золотая осень, совсем не похожая на слякотную московскую. В городе Николай задержался лишь на полдня. К вечеру уже добрался до поселка, где располагалась воинская часть. Здесь ему предстояло служить. Устроился он шикарно. Только что освободилась комната в общежитии для малосемейных: 12 квадратных метров, залитых осенним солнцем, крохотная кухонька, душ и туалет. На кухне от прежних жильцов даже осталась мебель – шкаф, стол, табуретки, а в комнате – видавшая виды раскладушка. В тот же вечер сходил на переговорный и заказал сразу два телефона – свой домашний и Светкин. Сначала соединили с родителями. Он подождал еще немного и заказ на переговоры со Светкой снял.

Вечером он сел писать Ирине письмо. Долго не знал, с чего начать. Потом стал путано объяснять, кто он такой – это на случай, если она его совсем забыла. Написал про книжку, которую оставила в поезде, и открытку с адресом. О том, что так хочет вернуть назад день, когда они ехали в поезде вдвоем. Просил ее обязательно ответить. Пять дней туда, пять обратно – такой срок определил себе Николай для ожидания. Через неделю пришла телеграмма: «Все помню. Ирина».

Когда на столике у вахтера общежития Ирина увидела конверт со своим именем, написанным незнакомым почерком, ничего не поняла. Когда открыла письмо и прочитала первые строки, сердце бешено заколотилось. Тоска, которая, казалось, беспричинно преследовала ее две недели, и которую усиливал противный осенний дождь, ушла. Совсем не думая о будущем: своем, Володи, Николая, Светы, она пошла и дала телеграмму, написав первые пришедшие в голову слова.

«Все помню» – для Николая это было все равно, что «люблю тебя», потому что сам он уже не сомневался в чувствах к Ирине. И уже в следующем письме написал обо всем, что передумал с того момента, когда она сошла с поезда. Ответное письмо расстроило Николая. «Я не имею на тебя права, – писала Ирина. – Твоя Света наверняка уже купила белые туфли, у вас скоро свадьба».

А Николай уже совсем не хотел этой свадьбы, но как дурак все откладывал объяснение с невестой. Он позвонил ей, когда в Москве было раннее утро, и спросонья Света не поняла, почему он просит ничего не готовить к свадьбе, сказал, что все объяснит в письме. Не откладывая, тут же, на почте, на обратной стороне телеграммных бланков он написал Светлане все, обругал себя последними словами, просил прощения, но честно признался, что встретил необыкновенную девушку, а их привязанность с детства – что-то совсем другое, но только не любовь. Запечатал конверт, бросил в ящик – все, обратного пути нет. Сначала было письмо от матери, в котором она написала, какой стыд пережила перед Светочкой и ее родителями, что еще не поздно все вернуть, извиниться, превратив все в шутку. От Светы ответ пришел через месяц. Она писала, что устроилась на работу переводчицей и едва ли когда-то решилась бы променять Москву с ее столичными возможностями на таежную глухомань. Пренебрежительный тон и холодность письма успокаивали Светкино самолюбие. Николай хорошо знал, что все это заслужил, и был благодарен Светке, что обошлось без истерик.

Но Ирина молчала. Молчала даже после того, как он написал ей, что свадьба расстроилась и все объяснения со Светой закончены. Она не могла избавиться от вины разлучницы. А еще надо было набраться сил и окончательно порвать с Володей. Сомнений не оставалось: она его не любит. И неважно, сведет их судьба с Николаем или нет, за Володю она никогда не выйдет. Разрыв с ним был очень тяжелым. На ее решительное «нет», признание, что любит другого, он умолял выйти за него замуж, даже плакал. Приходил подвыпивший и мучил ее упреками в неверности, хотя она никогда не давала ему никаких обещаний. Эта пытка тянулась до самого Нового года. И только когда Ирина вернулась от родителей после праздников, девчонки в общежитии сказали, что ее Володечка утешился с какой-то однокурсницей под новогоднее веселье. Она с облегчением вздохнула: все. Только тогда она написала письмо Николаю, не скрывая своей любви.

Поезд в Хабаровск пришел утром. Для начала августа погода стояла прохладная. Ночью прошел дождь, поднялся северный ветер, так что Ирина достала из сумки свой голубой пуховик. Ветровка почему-то оказалась на самом дне – не вытаскивать же все вещи на вокзале. От автостанции она доехала автобусом до поселка, разделенного как бы на две части. Старая была застроена частными домами и деревянными двухэтажками, а новая представляла собой современный город с высотными домами, ухоженными газонами и цветниками – здесь жили семьи военных. Она нашла малосемейку, где жил Николай, но дверь была закрыта. Тогда Ирина решила ехать в воинскую часть. Почему-то не догадалась оставить сумку у кого-нибудь из соседей. Днем стало тепло, и пришлось еще нести в руке пуховик. До воинской части на попутках она добралась. Николай Томилин служил здесь. Но он был на полетах, когда появится, дежурный КПП не знал. Час шел за часом. Ирина устала ждать, ужасно проголодалась. И когда дежурный напоил ее чаем с бутербродами, она не в силах была бороться со сном.

Когда во время полета в нарушение всех инструкций Николаю сообщили: «Томилин, на КПП тебя ждет девушка», он и предположить не мог, кто это. В комнате дежурного на скамейке спала девушка, свернувшись калачиком. Растрепавшаяся коса свесилась до пола, под головой – голубой пуховик.

– Ирина! – не поверил своим глазам Николай.

Девушка проснулась. Смущенная, села и стала искать под скамейкой мокрые босоножки, которые незаметно сняла перед тем, как прилечь.

Николай все так же истуканом стоял перед ней, засыпая кучей вопросов:

– Когда приехала? Как меня нашла? Почему не сообщила? Я бы встретил.

– Я хотела сюрпризом.

– Через три дня у меня отпуск. Я сам хотел к тебе ехать сюрпризом. А если бы мы разминулись?

– Я не подумала, – испуганно смотрела на него Ирина. – Но ведь встретились же, – на щеках появились ямочки от смущенной улыбки.

– Ты бы лучше поцеловал девушку, чем мучить ее вопросами, – пошутил старший лейтенант, только что появившийся на КПП.

– Знакомься, мой друг Юрий Муранов. А это и есть моя Ирина.

Служебный автобус из части до военного городка домчал за пятнадцать минут.

Прощаясь с другом у новенькой девятиэтажки, Юра пригласил:

– Приходите к нам. Ирина с моей Людмилой познакомится.

– Не сегодня. Ирина с дороги устала. Может, завтра вечером?

– Договорились.

Малосемейка, где жил Николай, стояла через дом. Квартира была на верхнем, пятом, этаже. Ирина почему-то растерялась и застыла у дверей. Куда-то подевалась вся решимость, с которой она воевала сначала со своими сомнениями, а потом с отцом и матерью. Ей казалось, что если она сейчас перешагнет порог, то уже никогда не сможет вернуться назад. Николай поставил в коридорчике ее сумку, обернулся. В глазах светилась радость. Ирина перешагнула порог, ставший на миг непреодолимым препятствием. Она все правильно сделала. Долгие месяцы она грезила этим человеком, до мелочей представляла их встречу. И пусть получилось немножко не так, она приехала – и прочь сомнения.

Комната, конечно, выдавала жилье холостяка. Шкаф, диван, стол. Маленький телевизор почему-то стоял на кухонной табуретке. Окно затеняли шторы, совсем не подходящие по цвету к обоям. Но беспорядка, обычно присущего холостякам, не было. В том, как расставлена мебель и стопочкой сложены на столе книги и бумаги, чувствовалась военная выучка.

– Ну, как тебе моя берлога? – в комнату зашел из кухоньки Николай.

– Одинокого медведя.

– Давай чай пить. Ты, наверное, совсем голодная. У меня, правда, ничего не сварено, но масло и колбаса найдутся.

– Знаешь, я пять суток в поезде. Можно, я сначала под душ залезу?

– Конечно. А я тогда в магазин сгоняю, куплю чего-нибудь посущественнее.

Это было такое блаженство – стоять под горячим душем, не двигаясь, закрыв глаза, струи воды текли по волосам, лаская их. Вместе с мягкой пеной из тела ушла усталость этого суматошного дня. Когда Ирина вышла из ванной, закутавшись в свой любимый желтый махровый халатик, Николай хлопотал на кухне.

– С легким паром! У меня уже пельмени довариваются. Давай сюда!

– Сейчас, я только немного волосы просушу.

Ирина появилась на кухне раскрасневшаяся после горячего душа. Когда она села за стол, мокрые, еще не расчесанные волосы спускались ниже края табурета. В глазах Николая читалось бесконечное счастье вперемешку с удивлением, которое появилось, когда он увидел спящую Ирину на диванчике на КПП.

Попив чаю, они сидели за маленьким кухонным столом. Не хотелось никуда идти, ничего говорить. Они смотрели друг другу в глаза и растворялись в них.

– Пойдем, я покажу тебе наш городок, – прервал блаженное молчание Николай. – В окно, – уточнил он в ответ на удивленный взгляд Ирины.

– Видно здесь, правда, не очень много, но вот новый дом – тот, где Юра живет. Справа детсад, возле него небольшой парк, там всегда ребятни полно. За детсадом кинотеатр и клуб – все вместе, кажется, называется центр досуга. Рядом еще бассейн со спортзалом. А за ними и еще за домами школа – ее отсюда не видно.

К вечеру тучи разошлись, и все, что показывал Николай из окна комнаты, было окрашено красным цветом от заходящего солнца. Он стоял за спиной так близко, что Ирина чувствовала его тепло. Она обернулась и впервые поняла, какой он большой по сравнению с ней. Она отступила на шаг, запрокинула голову и только так смогла увидеть его глаза. Она должна была сказать это, непременно глядя ему в глаза:

– Я приехала к тебе насовсем.

– Если бы ты сказала, что приехала только в гости, я бы тебя все равно не отпустил.

Николай привлек девушку к себе. Руки чувствовали хрупкое тело, казалось, обними он ее крепче, и косточки сломаются. Ее влажные волосы пахли необыкновенно. Хотелось стоять так вечно.

– Завтра пойдем распишемся. Юрка с Людой свидетелями будут.

– В загсе самое малое месяц дают на раздумье.

– А военных сразу могут зарегистрировать.

– Так хотелось бы, чтобы была настоящая свадьба. Надо же подготовиться.

– Вот дурак. Конечно, свадьба. За две недели все успеем: платье и кольца купим, в клубе кафе есть, вечер там закажем. Но заявление завтра подадим. Идет?

– Идет. А деньги?

– Деньги есть. Я на машину копил.

– А как же машина?

– Машина подождет. Твои кто-нибудь приедут?

– Сестре надо телеграмму дать, может, прилетит, у нее отпуск. А родители точно не приедут, они сердятся на меня. Мы поссорились, когда я уезжала. Их можно понять, уехала на другой край света неизвестно, к кому, они ведь тебя совсем не знают. Я им ничего о тебе не рассказывала, а тут новость, как снег на голову: поехала в Хабаровск. Мне 1 сентября на работу надо выходить. Я устроилась в музей в моем родном городе. Мама так обрадовалась, что после университета я вернулась домой. Я и сама думала, что дома лучше. Ты знаешь, я в один день решилась и поехала к тебе. Твои родственники, наверное, тоже против меня, ведь Света…