Текст книги "Кот, который любил Брамса"

Пять

Квиллера разбудила Юм-Юм. Она сидела у него на груди и гипнотизировала его своими голубыми глазами, мысленно передавая приказ: завтрак. За окном вместо озера виден был лишь густой белый туман. Словно толстое одеяло, он окутал все побережье. Нигде ни звука, ни ветерка.

Чтобы хоть немного подсушить воздух, Квиллер попытался было разжечь огонь в камине с помощью газеты за среду и гостиничных спичек, но ничего не вышло. Однако больше всего его беспокоило состояние рук. Жжение стало невыносимым, и появились волдыри, большие, как фишки для покера. К тому же стало чесаться и в других местах.

Даже не побрившись, он оделся, наскоро покормил кошек и, забыв о своей новой кепке, выехал на машине прямо в молочно-белый туман.

На Мэйн-стрит была аптека, и он показал аптекарю свои волдыри.

– Есть у вас что-нибудь от этого?

– Ух ты! – поразился аптекарь. – Никогда не видел такого сильного ожога ядовитым плющом. Лучше сделайте укол.

– В городе есть врач?

– На Консервном молу есть амбулатория. Знаете, где это? В двух милях от города – старый рыбоконсервный заводик, его теперь превратили в магазинчики и всякое такое. В таком тумане вы его не увидите, но запах почувствуете.

Машин на Мэйн-стрит почти не было. Квиллер ехал по желтой линии, поглядывая на одометр, и через две мили у него не было никаких сомнений, что он добрался до Консервного мола. Поставив машину между двумя желтыми линиями разметки, Квиллер пошел на запах, который и повлек его к стеклянным дверям, ведущим в галерею.

В приемной, которая, как и полагается, пахла антисептиками, не было никого, кроме сидящей за столом некрасивой молодой женщины.

– У вас здесь есть врач? – спросил Квиллер.

– Я врач, – ответила она, бросив взгляд на его руки. – Где вам удалось так невообразимо обжечься ядовитым плющом?

– Кажется, на старом кладбище.

– Вот как? Не староваты ли вы для таких проказ? – Она бросила на него озорной взгляд.

Он чувствовал себя слишком плохо, чтобы поддержать столь игривый тон.

– Я осматривал старые могилы.

– Вполне правдоподобная история. Ну, проходите в камеру пыток, и я сделаю вам укол.

Кроме того, она вручила ему лосьон и дала несколько советов:

– Не суйте руки в холодную воду, не стойте под теплым душем и держитесь подальше от старых кладбищ.

Квиллер вышел из амбулатории в довольно мрачном настроении. По его мнению, врачу следовало не держаться так игриво, а больше сочувствовать пациентам. Однако к тому времени, когда он добрался сквозь туман до города, лекарство начало действовать, вызывая не только облегчение, но и некоторую эйфорию, и теперь он вспомнил, что никогда не видел таких красивых зеленых глаз и таких длинных ресниц, как у этой докторши.

В отеле, куда он заехал выпить кофе и перекусить, четверо мужчин за соседним столиком жаловались на погоду.

– В такой косматый туман на озере – хана. Возьмем-ка лучше бутылочку да перекинемся в картишки.

За столом позади него проговорили:

– Мы не уедем отсюда, пока, – вдох, – я не порыбачу.

Пронзительный голос ответил:

– Ну почему ты такой упрямый? Можно подумать, рыбалка – твоя страсть.

– Я же тебе сказал, не в этом дело, а вдруг мы, – вдох, – на эти тридцатишестифутовые спиннинги поймаем форель фунтов этак в двадцать шесть.

– Ты ведь сам говорил, что это слишком дорогое удовольствие.

– Цены на главном причале – чистый грабеж, но я нашел, – вдох, – моторку, которая отвезет нас за пятнадцать баксов.

Услышав о такой замечательной возможности, скуповатый по натуре Квиллер встрепенулся, а лекарство и необычная обстановка вызвали в нем возбуждение. Когда супружеская чета покинула ресторан, он последовал за нею.

– Простите, сэр, мне показалось, вы что-то говорили о менее дорогом катере?

– Точно, говорил. Пятнадцать баксов за шесть часов. Если разделить на троих, – вдох, – будет по пять с человека. Совсем неплохо. Это суденышко, – вдох, – принадлежит двум парням. Вас это интересует?

– А в такую погоду рыба клюет?

– Эти ребята говорят, погода не имеет значения. Кстати, – он чихнул, – меня зовут Уотли – из Кливленда – оптовая продажа скобяных изделий.

Он представил жену, обдавшую Квиллера ледяным холодом, и предложил вести машину, поскольку знал дорогу.

– Катер стоит за пределами города. Поэтому, – вдох, – и дешевле. Хочешь заключить выгодную сделку, не ленись пошнырять вокруг.

Поездка к доку оказалась еще одним мучительно медленным путешествием сквозь опустившиеся на землю облака. Где-то по дороге сквозь густой туман они увидели тускло светящиеся огромные буквы «…ДА». Дальше о себе отчетливо заявил Консервный мол, хотя зданий и не было видно. Потом несколько миль ничего не попадалось. Каждая миля казалась пятью. Уотли с мрачным видом вел машину. Никто не разговаривал. Квиллер изо всех сил вглядывался вдаль, каждую минуту ожидая увидеть желтые фары встречной машины или габаритные огни стоящего у обочины грузовика.

– А как вы узна́ете, что добрались до места? – спросил он.

– Да уж никак не пропустим. Там, где нужно поворачивать, – вдох, – лежат обломки лодки.

Когда наконец из тумана показались обломки лодки, Уотли свернул на хлябкую, вязкую дорогу, которая тянулась вдоль канала, забитого обломками мелких судов.

– Очень жалею, что поехала, – заявила миссис Уотли, которая впервые за все время раскрыла рот.

Там, где заканчивалась эта дорога, в озеро уходил шаткий причал, и трое «сухопутных крыс» осторожно двинулись по непрочному, местами подгнившему настилу. Вода с шорохом плескалась у опор, и было слышно, как поскрипывает трущееся о причал суденышко.

До сих пор Квиллер видел здесь только белоснежный сверкающий рыболовный флот у муниципального причала. Суда с именами вроде «Леди Аврора», «Королева озера» или «Северная принцесса» украшали рекламные плакаты, сообщавшие, что на них имеется радиосвязь, гидролокаторы и глубиномеры. Так что он оказался не готов к встрече с «Минни К.», старой серой калошей в облупившейся краске. Грязные разводы на палубе и поручнях наводили на мысль о визитах чаек и рыбьих потрохах. Два члена команды выглядели такими же обшарпанными, как и их судно. Одному, на глаз Квиллера, было лет семнадцать, другой казался еще моложе. Опытность и надежность обоих не вызывали особого доверия.

Они не стали обмениваться приветствиями или представляться друг другу. Морячки подозрительно посмотрели на своих пассажиров и, забрав деньги, поспешно завели мотор, обмениваясь какими-то резкими междометиями.

Квиллер спросил младшего, далеко ли придется идти, но тот в ответ лишь что-то пробурчал.

– Редкостная мерзость, – сказала миссис Уотли. – Неудивительно, что подобные посудины называются вонючками.

– А что бы ты хотела за пять баксов? – поинтересовался ее муж. – «Куин Элизабет»?[4]4
  «Куин Элизабет» – роскошный пассажирский лайнер, спущенный на воду в 1938 г. и сгоревший в 1971 г.


[Закрыть]

Пассажиры нашли себе рваные, в пятнах парусиновые стулья, и «Минни К.» медленно, почти без всплеска, заскользила по воде. Мистер Уотли время от времени принимался клевать носом, а его жена открыла книжку в дешевом мягком переплете и отключила свой слуховой аппарат. Примерно час суденышко лениво двигалось среди густого тумана, запах тухлой рыбы перемешивался с выхлопными газами. Потом мотор стал работать еще тише, а пареньки не торопясь притащили рыболовные снасти – спиннинги с огромными катушками, медными лесками и латунными блеснами.

– Что мне с этим делать? – поинтересовался Квиллер. – Где тут наживка?

– Вам нужна только блесна, – ответил Уотли. – Бросьте леску за борт, – вдох, – и все время двигайте удочку вверх-вниз.

– А потом?

– Когда клюнет, вы почувствуете. Тогда крутите спиннинг.

«Минни К.» лениво двигалась по неподвижной воде озера. Время от времени мотор замолкал просто так, от скуки, и снова неохотно заводился. Целый час, завороженный тихим стуком мотора и ощущением полного уединения, Квиллер размахивал удочкой. Моторка жила в своем замкнутом пространстве, со всех сторон окруженная густым туманом, который отрезал ее от остального мира. Вокруг ни ветерка, ни даже плеска воды о борт – лишь глухое постукивание мотора да отдаленное завывание сирены.

Уотли смотал леску и, сделав несколько глотков из фляжки, уснул на парусиновом стуле. Его жена так и не подняла головы от книги.

Интересно, где они находятся, размышлял Квиллер, и зачем он здесь вообще оказался? И тут мотор громко чихнул и замолк, а двое парней, что-то бормоча, исчезли в трюме. Воцарилась полнейшая тишина, судно замерло на глади озера. И Квиллер услышал доносящиеся по воде голоса, мужские голоса, слишком далекие, чтобы разобрать слова. Он прислонил спиннинг к поручням и прислушался. Голоса приближались, становились громче. Они о чем-то спорили. Сначала до него долетели сердитые крики, потом потоки ругани и резкий звук, словно затрещало дерево… кто-то чертыхнулся… бам-бам… упало что-то тяжелое. Через несколько секунд Квиллер уловил громкий всплеск, а потом шум падающих на воду капель.

После этого все стихло, только по поверхности озера прошла легкая зыбь, чуть колыхнувшая «Минни К.». Туман окутывал их, словно вата, а вода превратилась в молоко.

Двое парней – вся команда странного суденышка – колдовали над штуковиной, заменявшей на ней мотор. Уотли продолжал спать, его жена тоже задремала. Размышляя о своем, Квиллер возобновил бессмысленные движения спиннингом, вверх-вниз, вверх-вниз. Он потерял всякое чувство времени, а часы оставил дома из-за зуда в руках.

Прошло полчаса или час, и вдруг леску так дернуло, что завибрировала не только удочка, но и руки. Квиллер вскрикнул.

Уотли, вздрогнув от неожиданности, проснулся.

– Подсекайте! Подсекайте!

В это волшебное мгновение, ощутив, как покалывает в корнях волос у него на голове, Квиллер почувствовал всю притягательность глубоководной рыбалки.

– Будто кита тащу!

– Не так быстро! Не отпускайте! Тяните! Тяните!

Уотли задыхался, Квиллеру тоже не хватало дыхания. Руки у него тряслись. Леска казалась бесконечной. Все смотрели на него. Юный шкипер перегнулся через леер.

– Багор! – потребовал он, и второй паренек бросил ему железный крюк на длинной рукоятке.

– Фунтов на пятьдесят! – восторгался Квиллер, с усилием наматывая последние несколько ярдов. Он почувствовал последний рывок, чудище показалось из глубины.

– Я поймал его! Поймал!

Но, едва увидев поднявшееся к поверхности огромное тело, он выпустил спиннинг.

– Хватай! – заорал Уотли, однако катушка продолжала бешено вращаться. Когда она замедлила ход, шкипер вытащил из кармана клещи и перекусил ими леску.

– Тьфу, гадость, – сморщился он. – Тьфу, тьфу.

– Это что же такое? – накинулся на него Уотли. – В этой рыбине было никак не меньше тридцати фунтов!

– Тьфу, гадость, – повторил шкипер, разворачиваясь к рубке. Младший паренек прыгнул в трюм, и мотор заработал.

– Жулье! – возмутился Уотли.

Его жена оторвалась от книги и зевнула.

– Не знаю, как вы, а с меня хватит, – объявил Квиллер.

Моторка набрала скорость и развернулась, как он надеялся, носом к суше. Весь обратный путь он просидел, погруженный в собственные мысли. Уотли снова хлебнул из фляжки и задремал.

Квиллер не был рыбаком, однако не раз видел, как рыбачат, в кино, и то, что ему пришлось пережить, явно не укладывалось в нормальные рамки. Его добыча не сопротивлялась, как это обычно делает рыба. Оказавшись на поверхности, она не билась с шумными всплесками. И уж точно не походила на рыбу.

Вернувшись в Мусвилл, он отправился прямо в туристическое бюро. Ему не слишком хотелось вести светские беседы, но начать пришлось все-таки с погоды:

– Вы были правы насчет тумана, Роджер. Как думаете, это надолго?

– Завтра к полудню рассеется.

– Ваша жена благополучно добралась до дома?

– К половине второго утра. Чтобы преодолеть последние двадцать миль, ей потребовалось два часа. Приехала чуть живая. А что вы делали в этом тумане, Квилл?

– Ездил на рыбалку.

– Что? Вы бредите. Ни одно судно сегодня не выходило на озеро.

– «Минни К.» выходила. Мы рыбачили часа четыре, и из них три были явно лишними.

Роджер достал папку.

– Никогда не слышал о «Минни К.». И здесь, в списке моторных лодок и катеров, ее тоже нет. Где вы ее нашли?

– Эту вылазку организовал один из постояльцев отеля. По фамилии Уотли.

– Да, знаю его. Толстый такой и все время задыхается. Он уже три раза являлся сюда с жалобами. И сколько они с вас взяли? Насколько я понимаю, вы не поймали ни одной рыбины?

– Нет, но зато поймали нечто другое. Оно вело себя совсем не как рыба, а когда я вытянул это нечто на поверхность, шкипер обрезал леску и поспешил вернуться на берег. Ему не понравилось то, что нам попалось, впрочем, мне тоже. Это было скорее похоже на человеческое тело.

Роджер нервно сглотнул и разгладил свою черную бороду.

– Может, вам попалась старая автомобильная шина или что-то в этом роде? В таком тумане трудно разглядеть как следует. Шины вешают на причал вместо амортизаторов. Она могла оторваться во время грозы. Во вторник ночью была такая гроза…

– Да перестаньте, Роджер. Мы все знаем, что ваши тексты пишет Торговая палата. Я бы хотел сообщить об этом – об этой «шине» – в полицию. Где мне найти шерифа?

Роджер покраснел. Он выглядел виноватым, но совесть его явно не мучила.

– За деревянной церковью. Здание с флагом.

– Кстати, вчера вечером мне преподнесли сюрприз, – уже добродушнее продолжал Квиллер. – Ваша теща оставила у меня в коттедже индейку и записку, правда без подписи. Даже не знаю, как к ней обратиться, чтобы поблагодарить.

– Она всегда такая – рассеянная. Но это славная женщина. Ее зовут Милдред Хенстейбл, а живет она в «Дюнах» – это к востоку от вас. Я должен вас кое о чем предупредить. Она непременно захочет вам погадать, а потом будет ожидать вознаграждения.

– Разве подобное не запрещено законом?

– Это на благотворительные цели. Она помогает собирать деньги на кардиологическое оборудование для больницы Пикакса.

– Охотно приму участие, – заявил Квиллер. – Такое оборудование понадобится мне еще до того, как закончится мой спокойный отдых.

Он вернулся домой, когда дневной свет еще просачивался сквозь туман. Внутри стоял запах уксуса, напоминая о домашнем средстве для полировки меди, которое используют торговцы антиквариатом. И точно: висящий над баром медный фонарь оказался до блеска отполирован. Том приходил, несмотря на запрет. Ему было велено не появляться в коттедже, пока его не позовут. Квиллер оставил старые часы и немного мелких денег в спальне на туалетном столике, там они сейчас и лежали. Он пожал плечами.

Когда Квиллер позвал своих друзей, Юм-Юм примчалась из гостевой спальни, но Коко не отозвался: он был слишком занят. Сидел на лосиной голове, явно возбужденный, и беседовал сам с собой, издавая тихое музыкальное урчание, которое рождалось где-то в глубине его белоснежной грудки.

– Что ты там делаешь? – спросил Квиллер.

Коко переменил позу, встав на рогах на задние лапы и вытянув переднюю, словно в поисках опоры. Голова лося была укреплена на лакированной деревянной доске, повешенной на неровную бревенчатую стену. Коко пытался засунуть лапу в одну из щелей позади доски. После нескольких попыток он наконец сумел добраться до отверстия. Там что-то стукнуло. Коко, продолжая ворчать, старался изо всех сил и вытягивал лапу как можно дальше.

Квиллер подошел поближе, и, когда добыча выскочила из щели и, отскочив, упала с рогов, поймал ее.

– Что это? Кассета!

Да, это была кассета, на которую записывали кустарным способом, дома. На стороне «А» почерком, похожим на руку тети Фанни, было написано: «Любимые мелодии тридцатых годов». На стороне «Б»: «Еще несколько любимых мелодий тридцатых годов». На пластмассовом корпусе пыли не было.

Квиллер направился к магнитофону и вынул оттуда кассету с концертом Брамса, которая была там с самого его приезда.

– Подожди-ка, – сказал он вслух, – что-то тут не так.

Кассета оказалась перевернута на другую сторону, ту, где был записан Бетховен. На трофее, доставшемся Коко, была записана быстрая танцевальная музыка: обработки мелодий «Мое синее небо», «Совсем как ты» и других. Странно, что такое прятали за головой лося!

Квиллер прослушал сторону «А» и перевернул кассету. Тут было то же самое. И вдруг, посреди «Святой лжи», зазвучал голос – не голос певца, обычный мужской голос, но сильный, звучный. После короткого и странного сообщения снова послышалась музыка. Квиллер перемотал кассету и прослушал еще раз.

«А теперь, друг мой, слушай сюда! – потребовал голос. – Действуй порасторопнее, не то пожалеешь. Ты меня знаешь. Неси, и побольше. Не будет товара – не будет и денег. Придется кое-что поменять. Тут становится жарковато. Найдешь меня в субботу, слышишь? После ужина буду у лодочной пристани».

Кассетой пользовались совсем недавно. Только накануне Коко включал магнитофон и слушал Брамса. С того времени здесь кто-то был и либо оставил это послание, либо прослушал его, а потом поставил кассету не той стороной. Тот, кто украл золотые часы и золотую авторучку, но это случилось раньше. Какие-то неизвестные личности приходили и уходили, распоряжались здесь как у себя дома, а тете Фанни это казалось проявлением соседского дружелюбия.

Кто-то, несомненно, взбирался на табуретку возле бара, чтобы дотянуться до головы лося. Квиллер проверил все четыре сосновые табуретки, пытаясь найти какие-то следы, но полированные поверхности были совершенно чистыми.

Коко пристально наблюдал, как Квиллер убирает кассету в ящик туалетного столика.

– Коко, – сказал он, – мне что-то не очень нравится эта политика открытых дверей. Люди пользуются нашим домом, как автобусной станцией. Придется найти слесаря… А если ты или Юм-Юм вдруг окажетесь в опасности, ты знаешь, что́ надо делать.

Коко медленно и значительно прикрыл глаза.

Шесть

Мусвилл, пятница

Дорогой Арчи, у меня нет денег на юбилейную открытку, но я желаю тебе и твоей прекрасной жене счастливо встретить эту годовщину и еще много-много других. Кажется, только вчера ты уронил обручальное кольцо, а я потерял твои билеты на свадебное путешествие.

Ты знаешь, приехав в Мусвилл, я обнаружил, что весь мир делится на две части: Тут, на Севере, и Там, в Центре. Здесь есть симпатичные люди, которые читают «Прибой», а еще они пытаются скрыть разные загадочные происшествия. Вчера я отправился на рыбалку и подцепил на крючок нечто весьма похожее на человеческое тело. Когда я сообщил об этом шерифу, он не обнаружил никакого интереса. Я знаю: несчастный случай тут ни при чем. У меня есть основания подозревать, что произошло убийство, по крайней мере нападение. И я не перестаю думать, кто был тот бедняга. Почему он оказался на озере? Кто сбросил его в воду?

Я тут обжегся ядовитым плющом, но теперь уже все в порядке. Сегодня рано утром я было решил, что кто-то пытается снять шины с моего автомобиля, но оказалось, это чайки кричат – ужас как похоже на звуки, издаваемые автомобильным домкратом. Еда тут так себе. Для ресторанного обозревателя необходимость пробавляться здешней кухней все равно что ссылка в Сибирь.

Квилл

Р. S.У Коко открылся еще один талант: он отвечает на телефонные звонки и самостоятельно пользуется магнитофоном. Через несколько лет он будет работать в HACA.

Туман рассеивался. Из окна уже можно было разглядеть ближайшие деревья и место захоронения выгребной ямы. Хотя старый Сэм полностью засыпал углубление и сровнял его с землей, кошки, как и прежде, подолгу смотрели на это место.

Когда в пятницу утром зазвонил телефон, Коко спрыгнул с подоконника и бросился к бару. Квиллер метнулся следом, но оказался недостаточно проворным, чтобы помешать коту снять трубку. Она с грохотом свалилась на крышку бара.

Журналист тут же схватил ее.

– Алло? Алло?

– А, это ты, – донесся басистый голос из Пикакса. – Я беспокоилась за тебя, дорогой. Звонила вчера, но телефон издавал очень странные звуки. А потом было занято. Я наконец обратилась к телефонистке, и она сказала, что с телефона снята трубка, поэтому я послала Тома выяснить, в чем дело. Он сказал, что трубка лежала на барной стойке – а дома ни души. Будь повнимательнее, дорогой. Ты, наверное, весь в своей книге. Как она продвигается? Ты все еще…

– Тетя Фанни!

– Да, дорогой?

– Я весь день провел в городе, а трубку снял мой кот. У него появилась такая дурная привычка. Прошу меня извинить. Теперь буду убирать телефон в кухонный шкаф, если хватит провода.

– И не забывай закрывать окна, когда уходишь. Шквал может налететь совершенно неожиданно и буквально затопить все вокруг. Сколько глав ты уже написал? Ты знаешь, когда твоя книга будет опубликована? Том говорит, что большую сосну уже спилили. Он завтра приедет и наколет тебе дров. Ты заметил каноэ под верандой? Весла в сарайчике. Только не выходи на озеро в плохую погоду, дорогой, и смотри не отплывай далеко от берега. Ну, не буду больше отвлекать тебя разговорами: знаю, ты хочешь побыстрее вернуться к своей книге. Когда-нибудь ты напишешь историю моей жизни, и мы оба заработаем целое состояние.

Натянув оранжевую кепку, к которой он самым удивительным образом уже успел привязаться, Квиллер отправился в Мусвилл, чтобы отослать письмо Арчи. На почте он осторожно потянул носом воздух, но почувствовал лишь свежий запах мастики для пола.

Следующая остановка была на Консервном молу, где он решил, что запах копченой рыбы вовсе не так уж неприятен. В амбулатории молоденькая женщина-врач сидела за столом и читала журнал для гурманов. Он оказался прав насчет ее зеленых глаз: они действительно сверкали юностью, здоровьем и весельем.

– Вы помните меня? – поинтересовался он, стаскивая с головы кепку. – Я – пациент с кладбищенским синдромом.

– Рада видеть, что сегодня вы не в таком скверном настроении, как вчера.

– Укол подействовал сразу же. У вас часто бывают такие случаи?

– Ожоги плющом, солнечные ожоги второй степени, воспалившиеся мозоли на пятках, беличьи укусы – словом, все обычные отпускные удовольствия.

– А утопленники?

– Ими занимается полиция. Надеюсь, вы не собираетесь свалиться в озеро? Оно ледяное, и упавший за борт уже не всплывет. Во всяком случае, здесь так говорят. – Она закрыла журнал. – Садитесь, пожалуйста.

Квиллер устроился поудобнее и нервно разгладил усы.

– Я бы хотел задать вам вопрос относительно укола, который вы мне вчера сделали. Не мог он вызвать какие-нибудь галлюцинации?

– Весьма маловероятно. А вы страдаете галлюцинациями?

– Нет, но после укола со мной случилось нечто странное, и никто не верит, что я действительно видел то, что видел. Я уже начинаю сомневаться в здравости своего рассудка.

– Такая неординарная реакция – это, пожалуй, единственный случай на десять миллионов, – обрадовалась докторша. – Поздравляю.

Квиллер внимательно посмотрел на нее, она взмахнула ресницами и бросила на него смеющийся взгляд.

– Привлечь вас к ответственности за преступную врачебную халатность? Или вы предпочтете поужинать со мной?

– Давайте лучше быстренько пообедаем, и отправимся прямо сейчас, – ответила она, посмотрев на часы. – Никогда не отказываюсь пообедать с интересным мужчиной в солидном возрасте. Вам нравятся здешние кулебяки?

– Они были бы ничего, будь тесто слоеным. А в начинку хорошо бы добавить соуса и класть поменьше репы.

– Ну, тогда вам наверняка понравится в «Бяке-кулебяке». Идем. – Она сняла белый халат, под которым оказалась футболка с эмблемой Мусвилла.

Ресторан оказался маленьким и уютным, с двумя рядами кабинок, его украшали рыболовные сети, старый канат и чучела чаек.

– Никогда не думал, – объявил Квиллер, – что придется лечиться у женщины-врача, вдвое моложе себя и к тому же приятной внешности.

– Извольте привыкнуть к такой мысли, – посоветовала она. – Нас таких немало… А вы неплохо выглядите для своего возраста. Много занимаетесь спортом?

– Не очень, – признался он, хотя ответ «совсем не занимаюсь» был бы ближе к истине. – Простите, доктор, я ведь не знаю, как вас зовут.

– Мелинда Гудвинтер.

– Родственница адвоката?

– Кузина. Пикакс просто наводнен Гудвинтерами. У моего отца там врачебная практика, а я собираюсь присоединиться к нему с осени.

– Вы, наверное, знаете Фанни Клингеншоен? Я поселился на лето у нее в коттедже.

– Кто же не знает Фанни? Во благо себе или во зло. Наверное, мне не стоило так говорить. Она замечательная старая леди. Говорит, что хочет стать моей первой пациенткой, когда я начну практиковать.

– Почему вы назвали ее замечательной?

– Фанни поразительно умеет добиваться своего. Видели старое здание суда? Настоящая архитектурная жемчужина, но его собирались снести, а Фанни взяла дело в свои руки и спасла дом – в одиночку.

Квиллер расправил усы.

– Мелинда, можно я вас кое о чем спрошу? Мусвилл – чудесное место, и люди в нем такие дружелюбные, но меня мучает подозрение, что здесь происходит что-то, чего я не понимаю. Может быть, у вас здесь нечто вроде Утопии?

– У нас, конечно, есть проблемы, – признала она, – но мы не говорим о них с посторонними. Здесь не слишком-то любят приезжих из Центра – это не для печати.

– То есть любят доллары туристов, но не любят их самих, так?

Она кивнула.

– Эти отдыхающие слишком гладкие, слишком важные, слишком агрессивные и снисходительные, слишком другие. О присутствующих, естественно, речь не идет.

– Вы действительно думаете, что мы другие? Да это же вы другие, – возразил Квиллер. – Жизнь в Центре предсказуема. Я работаю, обедаю в пресс-клубе, потом спешу обратно в редакцию писать заметку, ужинаю в хорошем ресторане, по дороге домой на меня нападают. Все как обычно, никаких сюрпризов!

– Бросьте! Я жила в Центре, и, на мой вкус, здесь гораздо лучше.

Кулебяки оказались очень удачными: слоеное тесто, начинка приправлена соусом, никакой репы и размера вполне приятного. И в обществе Мелинды Квиллер чувствовал себя вполне приятно. Немного погодя он смущенно расправил усы и заговорил:

– Я хочу вам кое в чем признаться, если не возражаете.

– Польщена доверием.

– Я бы не стал обсуждать это ни с кем другим, но поскольку вы врач…

– Слушаю.

– Не знаю, как и начать… Вы что-нибудь понимаете в кошках? Вы знаете, у них есть шестое чувство, и некоторые считают, что кошачьи усы – это что-то вроде экстрасенсорной антенны.

– Занятная теория.

– У меня есть сиамский кот, и я готов поклясться, что он настроен на какое-то неведомое информационное поле.

Она ободряюще кивнула. Квиллер заговорил тише:

– Иногда я ощущаю усами необычные вибрации и узнаю то, о чем другие не догадываются. И это еще не все. За последние год-два мое обоняние необычайно обострилось – меня это даже порой беспокоит. А теперь чрезвычайно обострился слух. Несколько ночей назад кто-то гулял по берегу футах в ста от дома – по сыпучему песку, – и я слышал шаги даже через подушку: топ-топ-топ.

– Просто феноменально, – заметила она.

– По-вашему, это нормально? Это не должно вызывать беспокойства?

– Говорят, слоны слышат мышиные шаги.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что у меня чересчур большие уши?

– У вас очень пропорциональные уши, – успокоила Мелинда. – Право, вы очень привлекательный мужчина – для своего возраста.

В обществе Мелинды Гудвинтер находиться было приятно, хотя, по мнению Квиллера, она слишком часто упоминала о его возрасте и даже поинтересовалась, есть ли у него внуки. И все-таки возвращался домой он в самом лучшем настроении. Подумывал начать работу над книгой или же немного поразмяться.

Туман совсем рассеялся. Порывы ветра сдули его, и гладь озера была зеркально-неподвижна. Идеальная погода, чтобы покататься на каноэ, решил Квиллер.

Он не садился в каноэ с двенадцати лет, когда отдыхал летом в лагере, но полагал, что вспомнит, как надо грести. В сарае нашлись весла, и он выбрал самое длинное. Снести алюминиевое каноэ по песчаному склону вниз на берег не составило труда, но спустить его на воду оказалось не так-то просто. Он промочил ноги, но, когда, не очень ловко плюхнувшись в раскачивающееся, непослушное суденышко, наконец уселся и заскользил по гладкой, сверкающей воде, его охватило восхитительное чувство радостного возбуждения и покоя.

Он вспомнил совет тети Фанни и повел лодку, чей высокий нос сильно вздымался над водой, вдоль берега. Через мгновение налетевший порыв ветра развернул каноэ в обратную сторону, но, как только ветер стих, удалось взять прежний курс. Квиллер греб мимо пустынных пляжей и унылых дюн, поросших высокими соснами. Показался клуб «Дюны», ряд весьма солидных коттеджей для отдыха. Он подумал, что их обитатели сейчас наблюдают за ним и завидуют. Двое помахали ему рукой с крыльца.

С берега снова налетел порыв ветра и взъерошил воду. Нос каноэ развернулся, как флюгер, и оно заскользило в сторону Канады, находящейся всего в сотне миль. Квиллер постарался вспомнить все свое забытое умение, но, пока ветер не утих, ничего не получалось.

Теперь он оказался от берега дальше, чем следовало, и попробовал вернуться, но здесь, на открытой воде, ветер с берега дул непрерывно, крутя каноэ и мешая с ним справиться. Квиллер отчаянно греб, беспорядочно погружая весло в воду, изо всех сил пытаясь повернуть каноэ. Но оно только крутилось во все стороны и все дальше отплывало от берега, туда, где вода уже не была спокойной и гладкой.

Он окончательно потерял контроль над происходящим. Может, лучше прыгнуть за борт и плыть к берегу, бросив каноэ? Он не был опытным пловцом и помнил: вода в озере – ледяная! Нельзя было терять времени. С каждой секундой его относило все дальше от берега. Квиллер почувствовал, как его охватывает паника.

– Табань! – донес до него ветер. – Табань… Табань!

Ну конечно! В этом-то все и дело. Он поменял направление гребка, и каноэ, хотя нос был по-прежнему повернут в противоположную сторону, начало медленно двигаться к берегу. Оказавшись под прикрытием дюн, он сумел развернуть лодку носом к берегу.

На пляже, глядя на него, стояли мужчина и женщина, у мужчины в руках был рупор. Они подбадривали его криками, и Квиллер причалил у их ног.

– Мы так переживали за вас, – сказала женщина. – Я уже собиралась вызвать вертолет. – Она нервно засмеялась.

– Вам еще нужно потренироваться, прежде чем выступать на олимпиаде, – заметил мужчина.

Квиллер едва дышал, но все же сумел поблагодарить своих спасителей.

– Вы, должно быть, мистер Квиллер, – предположила женщина. Она была средних лет, полная, в модной одежде для отдыха. – Я Милдред Хенстейбл, теща Роджера. А это наш ближайший сосед, Бафорд Данфилд.

– Зовите меня просто Бак, – предложил сосед.

– А вы меня Квилл.

Они пожали друг другу руки.

– Вам нужно чего-нибудь выпить, – предложил Бак. – Идемте в дом. Милдред, вы с нами?

– Спасибо, Бак, но у меня в духовке мясной рулет. Сегодня придет ужинать Стенли.

– Я хочу поблагодарить вас за индейку, – проговорил Квиллер. – Из нее получились великолепные сандвичи. Сандвич – это вершина моего кулинарного искусства.