Текст книги "Кот, который разговаривал с привидениями"

– В какое время это было?

– Местное радио заканчивало работу.

В этот момент в прихожей послышался шум, и оба мужчины обернулись. Звук шёл от пола в дальнем конце прихожей. Один из восточных ковров изогнулся посередине горбом, и этот горб то поднимался, то опускался.

– Это мой кот, – объяснил Квиллер. – Он прячется под ковры и разговаривает сам с собой.

Помощник достал фотографию мужчины в фас и в профиль.

– В последние два или три дня вы не видели где-нибудь поблизости этого человека?

– Я вообще никогда не видел это лицо. – Это было лицо тридцатилетнего человека, некогда красивого, но сейчас совершенно опустившегося. – Это тот человек, которого вы ищете? – с деланной невинностью спросил Квиллер.

– Это убитый. Нас интересует его местонахождение за последние несколько дней.

– Если что-нибудь вспомню, то обязательно дам вам знать.

– Будем весьма признательны.

Квиллер закрыл за помощником дверь, расправил смятый коврик и пошёл искать Коко. На этот раз он сидел на обеденном столе, смотрел на Библию и подергивал усами.

– Ага! Кожа! – вслух произнёс Квиллер. Искусно сработанный переплёт из воловьей кожи украшало золотое тиснение, страницы были с золотым обрезом. Этой книге лет сто, наверное, предположил он и открыл Библию, чтобы проверить год, но остановился на форзаце. Вся страница была испещрена семейными записями, сделанными от руки, и некоторые имена и даты сразу его заинтересовали.

ШЕСТНАДЦАТЬ

Если Коко, скорее всего, привлекла воловья кожа переплёта, то внимание Квиллера на ближайшие несколько часов было занято форзацем. Он забыл про завтрак, и сиамцы, из уважения к его работе, не стали напоминать, хотя Коко сидел рядом в качестве моральной поддержки. Когда-то эта роскошная книга занимала почётное и уважаемое место на столике в чьей-нибудь гостиной. Сравнительно недавно она была понижена в должности, очутившись, среди прочих реликвий, в беспорядочной коллекции из дома Фагтри, где приобрела царивший там запах плесени. Из-за этого запаха Коко и шевелил усами, решил Квиллер.

Внутри лежала квитанция с аукциона, датированная августом 1959 года, в которой было указано, что миссис Фагтри заплатила пять долларов за Библию Бозворта. Бегло пролистав телефонную книгу Мускаунти, Квиллер не нашёл там никаких Бозвортов. Представители этой семьи либо умерли, либо переехали. Под обложкой же лежал конверт с пожелтевшими газетными вырезками, очевидно из старых номеров «Пикакского Пустячка». В типичном для девятнадцатого века стиле заметки о новостях, некрологи и сообщения из светской жизни напоминали современные рубрики объявлений и печатались микроскопическим шрифтом, – видимо, зрение у тогдашних читателей было лучше.

Он просмотрел вырезки и отложил их в сторону, затем обратился к форзацу. Из бесед с членами Генеалогического общества, которые подолгу распространялись о том, каких усилий им стоило проследить свою родословную, он знал, что семейные записи часто делались в Библии. О своих собственных предках он не знал ничего, помимо того, что девичья фамилия его матери – Макинтош, но семейное древо Бозвортов показалось ему любопытным.

К сожалению, поколения не были изображены так, как это принято в генеалогии. Рождения, смерти, браки и несчастья записывались подряд, по годам. Сгорел дом, 1908 год; 1911-й – ампутировали ногу; кто-то утонул в 1945-м. Это был, скорее, своеобразный дневник, а не генеалогическое древо. Первые записи были сделаны ручкой с широким пером, чернила немного выцвели. Потом – авторучкой, которая местами протекала, и, наконец, хорошей шариковой ручкой.

Судя по почерку, записи в течение более пятидесяти лет вёл один и тот же человек; буквы выглядели весьма изящно, из чего Квиллер сделал вывод, что писала женщина. Последняя запись была сделана в 1958 году, за год до того, как Библию продали на аукционе – похоже, вместе со всем остальным имуществом. Ни один из членов семьи не востребовал семейную реликвию. Квиллер мысленно нарисовал себе портрет этой женщины и решил, что она ему нравится. Она включала в свои записи мелкие новости: «У невесты большое приданое» или «маленькая ножка»; «У новорождённого рыжие волосы» или «большие уши»; одну из записей о смерти сопровождал краткий комментарий: «убился спьяну». На форзаце не было места для лишних слов, но сухие факты дополнялись газетными вырезками.

Квиллер взялся за дело с таким же аппетитом, с каким он принимался за вкусную еду, и Коко понимал, что происходит что-то интересное. Он сидел на столе и внимательно следил за тем, как вырезки раскладываются в аккуратные кучки: свадьбы, рождения, крестины, бизнес, некрологи, несчастные случаи и так далее, – время от времени робко протягивая лапу, чтобы потрогать какую-нибудь заметку, но сразу убирал её обратно, когда Квиллер говорил: «Нельзя!»

Его интерес к записям определила дата. Первым на странице стояло имя: Лютер Бозворт, родился в 1874 г. Он обратил было внимание на сходство с фамилией Винса, но не стал придавать этому значения. Важен был год смерти – 1904. Если Лютер умер 13 мая этого самого года, то, значит, он погиб при взрыве и ему было всего тридцать лет. Но стал бы шахтёр приобретать такую шикарную Библию? Домики, предоставлявшиеся шахтёрам, были чуть ли не полуразвалившимися хибарами, а магазины, которыми владели хозяева шахт, не давали рабочим вылезать из долгов.

Далее выяснилось, что Лютер женился в 1898 году. Его невесте Люси было всего семнадцать лет. Шесть лет спустя она овдовела, оставшись одна с четырьмя маленькими детьми. Что делали в те времена матери-одиночки? Посылали детей в приют? Зарабатывали стиркой?

– Думаю, что Люси и вела эти записи, – сказал Квиллер, обращаясь к Коко. – Чёрт! Почему она не указывает точных дат? И откуда у неё такая дорогая Библия?

– Йау! – неопределенно высказался Коко.

– Хорошо, посмотрим, что произошло с четырьмя малышами Люси.

На форзаце значилось следующее:

Одного из сыновей не стало в 1918 году. Рядом значилось: «Франция» – значит, погиб в Первой мировой войне.

Дочь умерла в 1919. «Грипп». Ссылка на «Пустячок», где писали о том, что во время послевоенной эпидемии в Мускаунти погибло семьдесят три человека, включая двух врачей, которые «работали, пока их не настигла смерть».

Двое других детей, Бенджамин и Маргарет, выжили, чтобы продолжить род, но имя мог унаследовать только Бенджамин. Квиллер пошёл сперва по его линии и обнаружил такое, что не сдержался и в возбуждении стукнул кулаком по столу.

У Бенджамина Бозворта было трое детей. Один из них, по имени Генри, погиб в 1945 году. «Военно-морской флот – утонул в море» – гласила запись его бабушки. Вдова Генри в 1956 году переехала в Питсбург, взяв с собой сына. В 1955 году мальчика постигло несчастье. «Пустячок» в своей обычной немногословной манере писал об этом так: «В среду вечером садовник с фермы Тривильен выстрелом из ружья прогнал детей, воровавших в саду яблоки. Один из мальчиков, Винс Бозворт, упал с дерева и был доставлен в больницу со сложным переломом ноги, остальные трое отделались испугом».

Квиллер с ликованием ударил по столу и сказал;

– Ну, Коко, какие ты из этого делаешь выводы?

Кот смущенно переступил с лапы на лапу и ничего не ответил.

– Вот какие выводы из этого делаю я! Винсент Бозворт с плохо сросшейся ногой – а вовсе не с полиомиелитом! – через много лет возвращается из Питсбурга под другим именем. Почему он вернулся? И почему он сменил имя? И почему он объясняет свою хромоту полиомиелитом? Винс – внук Лютера и Люси!

Квиллер был так возбужден, что ему пришлось выйти на улицу и пройтись. Он немного походил по двору, стараясь не задевать ногами опавшую листву. Влажная земля источала пьянящий аромат, золотисто-ржавые хризантемы клуба садоводов всё ещё упрямо цвели, на пандусе сидела кошка, греясь на солнышке; ни Бозвела, ни его фургона поблизости не наблюдалось. Короче, день был замечательный.

Возвращаясь к своим генеалогическим изысканиям, Квиллер сказал Коко:

– Это интереснее, чем промывать золотой песок. Теперь давай посмотрим, что произошло с дочерью Лютера Маргарет.

Как было написано на форзаце, Маргарет вышла замуж за некоего Роско де Форда. «Адвокат!» – гордо прокомментировала Люси. «Пустячок» писал о приёме на двести гостей в отеле «Пикакс» и о медовом месяце в Париже – неплохо для дочери шахтёра, подумал Квиллер, если Лютер действительно был шахтёром. Имя де Форд до сих пор встречалось в Пикаксе, хотя и не среди юристов.

Подхлестываемый догадками, он начал читать быстрее и узнал о потомстве Роско и Маргарет де Форд: четверо детей, десять внуков. Одну из внучек, родившуюся в 1949 году, назвали Сьюзан.

– Чёрт меня побери! – воскликнул Квиллер. Он вспомнил золотые буквы на витрине магазина Эксбридж и Кобб. В углу стояли имена владелиц: Айрис Кобб и Сьюзан де Форд Эксбридж.

– Так значит, Сьюзан Эксбридж и Винс Бозвел – троюродные брат и сестра, – сказал он своему верному Коко. – Кто бы мог подумать? Она такая обходительная, а он такой мужлан! Но, как говорится, кровь не вода, вот почему она за то, чтобы он остался в музее. И явно не хочет, чтобы все знали об их родстве.

Открытие требовалось отпраздновать. Он сварил кофе и разогрел пару шоколадных пирожных из неисчерпаемого холодильника, а сиамцам насыпал пригоршню чего-то хрустящего, что, как утверждалось на упаковке, было питательно и полезно для кошачьих зубов. Ему не терпелось продолжить. Оставалась ещё одна загадка: судьба вдовы Лютера.

– Последнее, что мы узнали о ней, – оказал он, – то, что двадцатитрехлетняя вдова осталась с четырьмя маленькими детьми и роскошным изданием Библии. Была ли она глубоко религиозна? Была ли она хороша собой? Жаль, что у нас нет её фотографии.

Его воодушевление оказалось заразительным, и уже оба кота, усевшись на столе живыми статуэтками, внимательно следили за происходящим. Проказливая лапка Юм-Юм то и дело ворошила вырезки.

– Ну не на-а-до! Если хочешь поучаствовать, то делай что-нибудь полезное… Вот, послушайте! В тот же год, как умер Лютер, Люси занялась бизнесом – она вовсе не собирается становиться прачкой!

Сообщение из деловой рубрики «Пустячка» гласило: «Люси Бозворт, вдова Лютера Бозворта, объявляет о покупке ею Универсального магазина в Пикаксе, ранее принадлежавшего Джону Эдвардсу, который решил уйти на пенсию по состоянию здоровья. Миссис Бозворт продолжит торговлю высококачественными продуктами питания, одеждой, скобяными изделиями, галантереей, напитками и прочими товарами по сходным ценам. Магазин открыт ежедневно с 7 до 22 часов, в воскресенье – с 12 до 22 ч.».

– Магазин тысяча девятьсот четвертого года! – воскликнул Квиллер. – Шахматные столики вокруг пузатой печки вместо сегодняшних игровых автоматов… Минуточку! Что это здесь у нас?

На полях заметки характерным почерком Люси было прибавлено: «За наличные».

– Интересно, – сказал Квиллер. – Если Лютер был шахтёром, где Люси взяла деньги, чтобы приобрести за наличные доходное предприятие? Страховки тогда у шахтёров не было – это я знаю точно! Может быть, Эфраим выплатил компенсацию семьям погибших? Это вряд ли, если только его не вынудили. Может, Люси подала на него в суд? В старые добрые времена пострадавшие не очень-то любили затевать тяжбы. Может, она шантажировала старого скупердяя? И если да, то на каких основаниях?

– Йау! – многозначительно сказал Коко, соглашаясь с догадкой.

Квиллер продолжал разбирать записи на форзаце. В 1904 году Люси купила магазин. В 1905 она второй раз вышла замуж. Её новым мужем стал Карл Лэнспик. В Библии в скобках было помечено: «Очень красив!»

– Ха!– сказал он. – Красивый мужчина женится на вдове с четырьмя маленькими детьми! По любви? Или потому, что она владеет доходным делом и дорогой Библией? – Дальнейшие факты были таковы, что усы у него ощетинились:

В 1906 году у Карла и Люси Лэнспик родился сын Вильям.

В 1908 году они официально сменили фамилию на Ланспик.

В 1911 году универмаг Пикакса был переименован в галантерейный магазин Ланспика.

В 1926 году в дело входит их сын Вильям, и магазин стал называться Универмаг Ланспика.

У Вильяма родилось пятеро детей и одиннадцать внуков. Одним из его внуков был Лоуренс Карл Ланспик, родившийся в 1946 году.

– Фантастика! – завопил Квиллер, перепугав сиамцев, которые бросились в разные стороны. – Они все троюродные братья и сестры – Ларри и Сьюзан, с их клубными связями в высших кругах и престижными автомобилями… и Винс Бозвел, со своим ржавым фургоном и ужасными манерами. Ларри – правнук непотопляемой Люси Бозворт!

Он снял трубку и позвонил в магазин. Как только Ларри услышал голос Квиллера, он сказал:

– Видел сегодняшнюю газету? Тело опознали. Тот парень, что отравил коз!

– Я знаю, – сказал Квиллер. – Полиция уже приходила, задавали вопросы.

– Надеюсь, ты не назвал им своего настоящего имени? – сострил Ларри.

– Кстати, об именах – я сделал одно открытие. Когда ты намереваешься сюда выбраться?

– Завтра, но почему бы тебе не приехать в город и не поужинать со мной и Кэрол? Встретимся в «Стефани».

– С удовольствием бы, – сказал Квиллер, – но сегодня вечером я должен быть дома. Но всё равно спасибо. Увидимся завтра. – Он не стал говорить о том, что Полли привезёт на ночь Бутси.

Только он отошёл от телефона, как услышал слабый стук в дверь и вздрогнул. Гости обычно стучали в дверь медным молоточком. Коты застыли, шевельнув ушами, но когда он пошёл посмотреть, в чём дело, они остались на кухне. Пока он шёл через прихожую, постучали ещё раз. Он посмотрел через стеклянное окошко в двери, но никого не увидел. Машины во дворе тоже не было. И правда, сказал он себе, в старых домах возникают странные звуки.

Он уже повернулся к двери спиной, когда стук повторился. Даже при ярком свете дня это звучало жутковато, каково же было посреди ночи миссис Кобб! Он быстрыми шагами вернулся к входной двери и рывком распахнул её. На верхней ступеньке стояла Пупси и поднимала руку с жёлтым совочком, собираясь постучать ещё раз. В другой руке она держала зелёное ведёрко.

– Здрасьте! – сказала она.

Квиллер вздохнул с облечением и раздражением одновременно:

– Что ты здесь делаешь? Мама знает, что ты здесь? Она протянула ему зелёное ведерко:

– Это вам.

В ведерке лежала записка и что-то завернутое в вощеную бумагу. В записке говорилось: «Я подумала, что Вы не откажетесь от мясного хлебца для сандвича. Я приготовила его вчера. На второй день он вкуснее».

– Передай маме спасибо, – сказал он, возвращая ведёрко.

Пупси пыталась что-то рассмотреть позади его ног.

– Можно мне кисок посмотреть?

– Они спят. Ты тоже иди домой и поспи.

– Я уже поспала, – сказала она, отвернулась и задумчиво посмотрела на амбар.

– Иди домой, – строго сказал он. – Прямо домой, слышишь?

Не сказав больше ни слова, Пупси спустилась по ступенькам и зашагала вдоль по улице на своих коротеньких ножках, неся в руке зелёное ведёрко. Он смотрел ей вслед почти до самого дома. Она так и не обернулась.

Квиллер приготовил себе сандвич с мясным хлебцем и немножко оставил для котов. Все трое проглотили его с такой скоростью, будто неделю постились. Потом он вытащил из стального сарая велосипед и поехал кататься.

На Фагтри-роуд было необычно много машин – зеваки выехали посмотреть на то место, где нашли труп, надеясь увидеть кровь. На мосту работала бригада дорожных рабочих округа, и кричаще-оранжевый знак предупреждал, что дорога закрыта из-за проведения работ, но Квиллер проехал за заграждение и заговорил с мастером, дюжим мужчиной в каскетке и с табаком за щекой. Мастер узнал знаменитые усы.

– Во-он там, – сказал он, указывая на каменистый склон, по которому Квиллер в первый раз спускался к Ивовой тропинке. – Кровь засохшая по всей роже. Прям как эти, которых на Хэллоуин представляют.

– А что полиция говорит, кто это сделал? – В Мускаунти считалось само собой разумеющимся, что каждый, кто носит каскетку, располагает секретной информацией или, по крайней мере, готов таковую придумать сам.

– Да вроде как они там кого-то подозревают, но обвинить пока никого не обвинили. Его где-то не здесь пристукнули, сюда уже потом только привезли и выкинули. Мы когда сюда работать пришли, так тут прямо везде следы от колёс.

– Кто был этот убитый?

– Это который коз траванул – из тюряги бежал. Он из местных – поехал жить в Центр, там и вдряпался. Я вам вот что скажу; – мастер смачно сплюнул, – если бы мои это козы были, дак я б его из ружья самолично кокнул!

СЕМНАДЦАТЬ

Квиллер как раз возвращался с велосипедной прогулки, когда во двор въехала машина Полли.

– Я чуть-чуть пораньше, – стала оправдываться она, – хочу засветло доехать до Локмастера. – Она протянула ему картонную коробку, в каких перевозят кошек, – Вот моя драгоценная умница. Неси его в дом, а то он простудится. Я прихвачу его багаж.

У коробки сверху была ручка, по бокам – дырочки для воздуха и надпись на одной из сторон: «Привет! Меня зовут Бутси. А тебя как?» В одну из дырочек высунулась маленькая мокрая пуговичка носа и быстро спряталась, но вместо неё появилась коричневая лапка, которая по размерам вполне бы могла принадлежать коккер-спаниелю.

Полли вошла в квартиру, неся банку кошачьих консервов какого-то очень медицинского вида с этикеткой, сплошь исписанной мелким текстом, корзину с подушками, щётку и неглубокий ящичек, наполненный рваной бумагой.

– Это его туалет, – сказала она. – Он у меня приучен к бумаге. Я использую бумажные полотенца, не газетную бумагу, а то у него под хвостиком чернила могут отпечататься… Вот ему специальная еда, состав определяли на компьютере, чтобы там было всё, что ему необходимо. В каждое кормление давай ему три столовые ложки без горки, ни больше ни меньше, и ничего другого не давай. Размажь тонким слоем на блюдечке, а блюдечко лучше всего поставить в какой-нибудь укромный уголок, чтобы он не пугался.

– А как насчёт питьевой воды? Из крана можно?

– Из крана вполне подойдёт, – серьёзно кивнула она, – а вот корзина, где он спит. Поставь её в тёплое место в одном-двух футах от пола… И большое спасибо, Квилл! Теперь я помчалась. Дай только скажу до свидания маленькому кисоньке. – Она нежно вынула Бутси из коробки и прикоснулась носом к его мокрому носу. – У-у, ты мой сладкий. Будь хорошей кисой. – Квиллеру она добавила: – Между прочим, завтра у него день рождения; ему исполняется одиннадцать недель.

Она дружески, но торопливо попрощалась с Квиллером, вручила ему ни в чём не повинного котёнка и поспешила к машине. Он стоял, держа в руках мурлыкающий комочек шерсти, и пытался понять, куда же подевались сиамцы. Они решили уклониться от приветственной церемонии, в чем их вполне можно было понять, но, пока их местопребывание оставалось неизвестным, выпускать котёнка из рук Квиллеру не хотелось.

Коко и Юм – Ю м, как в конце концов обнаружилось, сидели, крепко прижавшись друг к другу, наверху семифутового пенсильванского шифоньера и казались окаменевшими.

– А, вот вы где, – сказал Квиллер. – Спускайтесь и познакомьтесь с Чудищем.

Он осторожно поставил котёнка на пол. Крохотное существо с тоненькой белой шейкой, тощим коричневым хвостиком, слабыми лапками и словно закопченным носиком выглядело очень хрупким, но, едва оказавшись на свободе, котёнок сделал несколько нетвёрдых шагов, а затем вылетел из кухни как ракета. Когда Квиллер отыскал его, он сидел на кухонном столе и доедал остатки мясного хлебца вместе с вощеной бумагой. Завидев большого человека, он ринулся в сторону прихожей, огромными прыжками, словно кузнечик, перепрыгивая со стула на стол, со стола на парту, с парты на кровать, с кровати на кухонный шкаф. Коко и Юм-Юм по-прежнему сидели на шифоньере, с явным недоумением глядя вниз.

В следующие несколько часов Чудище поверг дом в хаос: он носился, натыкался на мебель, разбил старинную вазу, прыгая, падал, опрокидывался на спину, взбирался по штанине Квиллеру на ногу, вспрыгивал ему на колени. После сумасшедшего обеда нервы у Квиллера не выдержали: он позвонил в Мусвилл Лори Бамбе и завопил: «Спаси!»

Он не стал тратить времени на расспросы о здоровье ребёнка и о поисках работы для Ника.

– Не знаю, как я угодил в эту ловушку, Лори. У Полли Дункан появился котёнок, и я согласился с ним посидеть, но оказалось, что это просто какой-то заведённый, неугомонный, турбореактивный псих! Он нас всех просто сводит сума – носится, прыгает и всё время ворчит, как модель Т1414
  Модель Т – модель машины марки «форд», выпускавшаяся в 1909-1927 гг


[Закрыть] без двух цилиндров.

– Сколько ему? – спросила Лори.

– Завтра исполняется одиннадцать недель. Мне было велено спеть ему «С днём рождения тебя!».

– Помни, Квилл, он очень маленький и он оказался в незнакомом доме с двумя взрослыми котами. Он насторожен. Беспокойство провоцирует физическую активность.

– Насторожен! – вскричал Квиллер. – Это Коко и Юм-Юм насторожены. Они сейчас сидят на шкафу высотой в семь футов и ни в какую не хотят спускаться, даже чтобы поесть. Чудище съело свою собственную, одобренную врачами еду, потом сожрало их индейку с оливками и грибами, а потом подпрыгнуло и прямо у меня с вилки стряхнуло кусок лососины! Я тебе ещё кое-что расскажу. У него вместо когтей иголки. Когда я сажусь, он вспрыгивает мне на колени и запускает в меня эти восемнадцать иголок. Что я при этом чувствую, пристойнее будет умолчать. У мужа спросишь, он расскажет.

Лори сочувственно слушала.

– Где сейчас котёнок?

– Я не выдержал и запер его в коробке, в которой его принесли, но не могу же я оставить его там на двадцать четыре часа. Нет никакого успокоительного для кошек?

– После такой обильной еды, да ещё под защитой своей коробки, он должен скоро заснуть, Квилл. Пусть посидит там, пока не успокоится. Потом, когда придёт время ложиться спать, закрой его на кухне, оставь ему попить и куда сходить, постели что-нибудь мягкое.

– Я попробую. Спасибо, Лори.

Она оказалась права. Чудище затихло, и вечер прошёл в благословенном спокойствии, так что сиамцы отважились спуститься со своего безопасного укрытия. Однако покой в доме установился ненадолго.

Где-то около полуночи Квиллер отнёс коробку на кухню, открыл дверцу и выпустил Чудище. Некоторое время котёнок, пошатываясь, как пьяный, взад-вперёд ходил по полу, попискивая и мурлыча одновременно. Потом затих и таинственным образом исчез из виду. Можно было догадаться, что он скрывается в засаде.

Квиллер готовил котёнку вечернюю трапезу – три столовые ложки неаппетитного серого месива, тонко размазанного по блюдцу, – как вдруг неожиданно сзади на него напали. Чудище прыгнуло ему на спину и уцепилось за свитер.

– А ну слезай! – завопил Квиллер и задёргал плечами, силясь скинуть своего мучителя, но свитер был очень плотной вязки, и Бутси прочно закрепился на нём и пищал во всю мощь своих миниатюрных легких.

– Слезай! А-а-а! – Каждый раз, когда он кричал, иголки глубже впивались в его тело и писк усиливался. – Заткнись, идиот!

Квиллер попытался дотянуться до котёнка, сначала через плечо, потом сбоку. В первый раз он поймал уши, во второй – только кончик хвоста. Он аккуратно потянул за хвост.

– А-а-а! Чёрт!

Заслышав возню, сиамцы осторожно спустились с шифоньера и принялись орать, не заходя на кухню.

– И вы там тоже заткнитесь! – заревел Квиллер.

Спокойно, сказал он себе и попытался осторожно присесть на краешек стула. В какой-то мере это помогло. Бутси перестал пищать и впиваться когтями в тело, но отцепляться не собирался. Его вполне устраивало провести ночь вися на Квиллере, как индейский ребенок, которого мать привязывает к себе на спину.

Квиллер просидел минут пять в неподвижности, но потом терпение у него лопнуло. Как сказала Лори, беспокойство провоцирует физическую активность. Он вскочил на ноги, изрыгая подходящее ругательство, которому он научился в Северной Африке, захлопал себя руками по бокам и заскакал по кухне, как шаман. Ругательство перешло в крик боли, потому что Чудище покрепче уцепилось за спину Квиллера, чтобы не свалиться в этой дикой скачке.

Было уже за полночь. В отчаянии он позвонил Бозвелам. Услышав мягкое «алло» Вероны, он закричал в трубку:

– Дайте мне Винса! У меня беда! Это Квиллер.

– О боже! Винс ещё не пришёл, – произнёс мягкий голос с ноткой тревоги. – Я могу чем-нибудь помочь?

– У меня кот сидит на спине – когтями висит на свитере! Я хочу, чтобы кто-нибудь его оттуда содрал… А-а-а!

– Боже мой! Я сейчас иду.

Он медленно подошёл к входной двери, стараясь не побеспокоить Чудище, и включил свет во дворе. Через несколько минут, которые показались ему часами, прибежала Верона, сжимая в руках фонарик. На её заношенный халатик была накинута сверху тяжёлая куртка.

Он медленно открыл дверь и с порога предупредил её:

– Не делайте резких движений. Если получится, схватите его под лапы и медленно поднимайте, так, чтобы когти отцепились. Попробуйте отцеплять лапы по ОДНОЙ;

Верона так и сделала, но как только она освобождала одну лапу, другая сжималась с удвоенной энергией.

– Боюсь, что так не получается. Можно я кое-что предложу? – спросила она со своей обычной вежливостью. – Мы можем снять ваш свитер… через голову. Если я его закатаю на спине, мы его снимем вместе с котёнком.

– Хорошо. Только осторожнее. Не испугайте его.

– Ах, какая хорошая киса. Хорошая киса, – заворковала она, закатывая свитер на маленького зверёныша и снимая его Квиллеру через голову. – Бог ты мой – воскликнула она. – Ваша рубашка вся… в крови.

Он рывком снял рубашку.

– А на спине – сплошные кровавые… царапины. У вас есть антисептик?

– Кажется, в ванной что-то было.

Оставив Чудище уютно лежащим в свитере, они отправились в ванную и нашли снадобье, которым Верона щедро промыла все царапины. Квиллер только вздрагивал и крякал.

– Больно? Но ведь мы не хотим, чтобы попала инфекция? Вот так, наденьте что-нибудь, а то будет… холодно. – Её голос звучал для него как музыка.

– Не знаю, как и благодарить вас, миссис Бозвел, – сказал он, надевая свежую рубашку. – Мне не хотелось беспокоить вас в такое позднее время, но иначе всё, что мне оставалось сделать, – это позвонить в добровольную пожарную команду в Северный Кеннебек.

– Не волнуйтесь. Вы мне не доставили никакого беспокойства. У вас есть ещё царапины, которые надо обработать?

– Хм… Да нет, – сказал Квиллер. – А где Винс?

– Задержался в Локмастере. Он что-то ещё не закончил в… библиотеке.

Он посмотрел сверху вниз на эту трогательную маленькую женщину со спутанными волосами, с уже пожелтевшим синяком, в этом нелепом одеянии – куртка цвета хаки, выцветший халат, старые тапочки.

– Хотите чашку кофе?

– Мне надо идти домой, – извинилась она. – Я оставила Пупси, она спит и может проснуться… но… у вас есть молоко?

– Молоко? Боюсь, что нет. Я не пью молока. Миссис Кобб оставила пакет молока, но оно скисло, и я его выбросил.

– У меня кончилось молоко для… Пупси. Я думала, Винс придёт домой и сходит в… магазин.

– Здесь есть пакет сухого молока. Подойдёт?

– О, я была бы вам так… благодарна.

– Если завтра утром Винс не придёт, я вам занесу продуктов. Напишите, что вам нужно.

Верона покраснела от смущения:

– Он не оставил мне денег.

– Это непростительно! Посмотрим, что у нас есть. – Он взял из кладовки хозяйственную сумку и сложил в неё сыр, булочки с черникой, пирожные с бананами и с орехами, овощной суп, тунца в горшочке, мясо под соусом «чили» и, с большой неохотой, своё любимое блюдо, макароны с сыром. – Я отвезу вас домой, – сказал он, взял пиджак и нащупал в нём ключи.

Ехали недолго, в городе это было бы квартала два, не больше. Помолчав немного, Верона сказала:

– Я видела ваших взрослых… котов. Они такие красивые! Если бы Пупси могла когда-нибудь на них посмотреть.

– Хорошо, – сказал он. – Приводите её в четверг днем. И спасибо ещё раз, миссис Бозвел, что пришли мне на помощь.

– Зовите меня Верона, – сказала она, выходя из машины.

Он следил за ней, пока она не вошла в дом, а потом поехал обратно, спрашивая себя, как такая замечательная женщина, как Верона, могла связаться с таким невежей, как Бозвел.

Чудище по-прежнему лежало завёрнутое в свитер, и, даже когда Квиллер развернул его, котёнок с ангельским выражением на закопченной мордочке продолжал крепко спать. Во сне он мурлыкал.