Текст книги "Рождение Королевы"

– Знаете, Маргарита Георгиевна, а вы умеете разрушать иллюзии ничуть не хуже, чем Маргит Беллз, – грустно сказала Елена.

– И неудивительно! Ведь Маргит Беллз это я, – улыбнулась Княгиня, и, видя изумление Елены, не выдержала и рассмеялась. – Ну да! Это я написала все эти романы. Просто мне было очень скучно, и я решила немного развлечься.

– Маргарита Георгиевна, – попросила Елена, с трудом удерживаясь от желания забраться с ногами в огромное кресло, в котором сидела, чтобы, удобно устроившись, слушать, слушать, слушать эту необыкновенную женщину. – Расскажите что-нибудь! Пожалуйста!

– Что же вам рассказать? – задумалась Княгиня. – А вот, впрочем… Моя первая книга была о жизни средневековой Англии. Как и во всех прочих, страсти в ней рвались в клочья. Она была полна мистики, заклинаний, приворотов и всего прочего. И вот была там одна интересная сюжетная линия, когда совершенно невзрачная девушка смогла привязать к себе мужчину с помощью приворотного зелья, основанного на травах. Отправила я этот роман в одно московское издательство и от души развеселилась, получив оттуда рецензию. Некая ученая дама написала, что абсолютной неудачей представляется история некоего зелья, которое способствует, как мгновенному любовному притяжению мужчины к женщине, так и такому же мгновенному отторжению – был там такой момент. Она, вообще, подвергла сомнению существование в природе подобных трав, посчитав это очевидной натяжкой.

– А что же в этом смешного? – не поняла Елена.

– А то, Хелен, что о существовании и свойствах таких трав знали и жрицы Древнего Египта, и гетеры Древней Греции, и куртизанки Древнего Рима. И не только знали, но и вовсю пользовались ими. Да и в средние века колдуньи, несмотря на все старания инквизиции, этих рецептов не растеряли. Хотя… – она пожала плечами. – Какое это колдовство? Просто знание природы, вот и все. И то, что такое понятие, как «феромоны» появилось относительно недавно, еще не значит, что их раньше не существовало. А сейчас многие косметические фирмы стали выпускать продукцию, имитирующую воздействие феромонов на человека – ведь, если верить Дарвину, мы все произошли от зверей, и для нас запах, пусть даже самый слабый, еле-еле уловимый, играет не менее важную роль, чем для них.

– Знаете, Маргарита Георгиевна, наверное, эта женщина действительно никогда ничего не слышала и не читала о феромонах. Ведь вы же не знаете, какую жизнь она прожила, – осторожно заметила Елена, боясь, что Княгиня рассердится и ничего больше рассказывать не будет. – Может быть, она старая дева, например.

– Может! – согласилась Княгиня. – И вполне может быть, что она, как известная околополитическая дама, знает о сексе только по рассказам других людей, которые заверили ее, что это совсем не интересно, – и, увидев, как покраснела Елена, непринужденно рассмеялась: – Ах, Хелен, какой же вы еще ребенок! И к тому же неисправимый ребенок! Вы все время стремитесь всех понять, пожалеть и простить! Поймите, если человек чего-то не знает, ему не следует быть столь категоричным, а то он рискует попасть в смешное положение.

– А что вы сейчас пишете? – заинтересованно спросила Елена.

– Что пишу?.. – задумчиво произнесла, закуривая, Княгиня и по комнате поплыл дивный аромат дорогого табака, а она внезапно предложила: – Кстати, Хелен, если вы курите, то угощайтесь, пожалуйста! – она показала на сигареты, который Елена никогда в жизни раньше даже не видела – А то, говорят, пассивное курение еще вреднее активного, и я вас, получается, самым бессовестным образом травлю.

– Спасибо! – благодарно улыбнулась Елена, осторожно беря сигарету и закуривая, а сама тем временем подумала: «И как только Княгиня догадалась, что я курю, и мне ужасно хочется попробовать эти незнакомые и явно очень дорогие сигареты? Наверное, у меня действительно все мои мысли, как она говорила, на лице написаны!»

Елена вдохнула ароматный дым, отпила немного кофе и почувствовала, что нужно немедленно ущипнуть себя и убедиться, что это не сон, потому что в реальной жизни с ней ничего подобного произойти просто не могло. Ну, не могла она, Елена Михайловна Королёва, сидеть в этой комнате, полной старинных книг, напротив самой настоящей писательницы и вот так запросто разговаривать с ней, попивая кофе с дорогой сигаретой в руках. По определению не могла, и все!

– Так что же вы сейчас пишете, Маргарита Георгиевна? – снова спросила она.

– Роман из рыцарской жизни. А что вы, Хелен, знаете о рыцарстве?

– Турниры, серенады, Крестовые походы, – послушно перечислила Елена и, осмелев, добавила: – Но, зная вас, пусть и совсем немножечко, уже ясно, что вы от бедных рыцарей не оставите камня на камне.

Услышав это, Княгиня весело рассмеялась:

– Конечно! Скажите, Хелен, а вам бы понравилось, если бы какой-то совершенно незнакомый человек, дурно пахнущий своим, из-за вечно не снимаемых лат, и конским потом, без малейшего повода с вашей стороны объявил вас дамой своего сердца и стал выть ночами под окном серенады, домогаясь взаимности? А, попав все-таки в замок, начал поглощать бочонками старое вино и беззастенчиво врать о своих подвигах, немилосердно приукрашивая, как количество, так и размеры побежденных им драконов? Кстати, вы же читали «Айвенго» Вальтера Скотта?

– Конечно, – кивнула Елена.

– Ну, так вспомните, как леди Ровена гордо сидела в зале замка, а сквозняк, тем временем, колыхал драпировку на стене – из щелей просто-напросто дуло. А Сервантес своим «Дон Кихотом», вообще, забил последний гвоздь в крышку гроба, навеки похоронив, как рыцарский роман, так и само представление о рыцарях. Я права?

– Да! – восторженно глядя на Княгиню, сказала Елена. – Нет, ну как же интересно вас слушать!

– А вы, Хелен, в свою очередь, очень хорошо умеете слушать, и поэтому мне нравится все это вам рассказывать, – улыбнулась ей Князева.

Под впечатлением того, с какой чудесной женщиной свела ее судьба, Елена почти бежала домой, но, войдя в свою квартиру, сникла – поделиться этой радостью ей было уже не с кем.

С тех пор у Елены в ее бедной, серой жизни появились целых два праздника в неделю – вторник и пятница, которых она с нетерпением ждала, чтобы встретиться с Князевой. В эти дни она стремилась выйти из дома пораньше, чтобы поскорее освободиться и прийти в этот чудесный дом. Однажды она поймала себя на том, что приходит к Княгине все раньше и раньше, и ей стало стыдно. «А ведь я для Маргариты Георгиевны ничего не делаю, – думала Елена. – Вообще ничего! Но зато подолгу сижу у нее, ем ее угощение, пью кофе, курю сигареты… Зачем я ей нужна? Она прекрасно прожила бы и без меня. Ей скучно и она хочет развлечься? Но собеседник из меня никакой – ведь по сравнению с ней я знаю ничтожно мало. А она так добра, что слушает мой детский лепет и не смеется. Но, как бы там ни было, я больше не буду у нее так задерживаться. Буду приходить на два часа! Нет, даже на час! А ровно в пять подниматься и уходить. Это эгоизм с моей стороны так беззастенчиво пользоваться ее добротой».

Но этому благому намерению не суждено было осуществиться, потому что, едва Елена начала объясняться, как была прервана удивленной донельзя Княгиней:

– Великое небо! Хелен! Что вы говорите? Неужели вы думаете, что задержались бы в этом дома хотя бы на секунду, если бы ваше присутствие было мне неприятно?

– Я просто подумала, что вы из деликатности меня не прогоняете, – пролепетала Елена.

– У вас должно быть очень хорошее зрение, если вы смогли разглядеть во мне деликатность! – рассмеялась та в ответ.

И заведенный Княгиней порядок так и не был нарушен, они по-прежнему пили в ее кабинете кофе и вели неторопливые беседы обо всем понемногу. Однажды Елена отважилась и спросила Маргариту Георгиевну, не страшно ли ей жить одной в таком большом доме, да еще полном антиквариата и других ценных вещей, ведь у нее нет ни решеток на окнах, ни охранной сигнализации.

– Ах, Хелен! – отмахнулась от нее Князева. – Я уже давно здесь живу, и никто еще ни разу даже не попытался забраться сюда. Думаю, что это и впредь не случится! – уверенно заявила она.

– Вы, наверное, фаталистка, Маргарита Георгиевна? И считаете, что от судьбы не уйти и то, что должно произойти, непременно произойдет?

– Фаталистка? – вскинула брови Князева. – Вот уже нет. Я всю жизнь прожила, надеясь только на себя и свое знание жизни и людей – правда, у меня были очень хорошие учителя – но уж никак не на судьбу и на бога. А вот вы, Хелен, очень часто говорите: «боже», «господи». Вы так набожны?

– Нет, что вы, Маргарита Георгиевна! Я даже некрещеная. В то время это было не принято. А говорю так… – задумалась Елена. – Знаете, наверное, потому, что все так говорят. Но ведь вы и сами иногда восклицаете: «Великое небо!». Это, наверное, от «Good Heavens!», английского эквивалента русского «О, боже!»?

– Да? – удивилась Князева и рассмеялась: – А ведь вы правы, Хелен! Странно! Я сама об этом как-то не задумывалась! – и, помолчав немного, спросила: – Значит, в бога вы не верите?

– Нет, – честно ответила Елена.

– Ну а к гадалкам когда-нибудь обращались? Их рекламой сейчас все газеты и телепередачи забиты! Куда ни глянь – сплошь ясновидящие, ворожеи и экстрасенсы в черт знает каком поколении. Только в нашем городе – я не поленилась и подсчитала – их двадцать четыре человека, причем, заметьте, все они дают стопроцентную гарантию «вернуть любимого» или «приворожить»! – рассмеялась Маргарита Георгиевна.

– Никогда не ходила, потому что я в это тоже не верю! – покачала головой Елена. – Ведь, если в это поверить, то это будет программирование какое-то! Предположим, мне сказали бы, что я выйду замуж через пять лет, а я бы встретила хорошего человека через год, но прошла бы мимо него, потому что была бы уверена в том, что встречу своего будущего мужа гораздо позже. Или мне сказали бы, что я буду счастливо только во втором браке, вот я и вышла бы замуж за первого, кто позвал бы, чтобы поскорее развестись и ждать того, второго. А вдруг этот первый был бы замечательным человеком и любил меня, а?

– Разумно! – одобрительно кивнула Княгиня. – А как насчет того, чтобы приворожить? Никогда такого искушения не возникало?

– А это, вообще, подло! – с горячностью воскликнула Елена. – Ну и что, если мне понравился какой-то мужчина? Но я-то ему не нравлюсь! Может быть, он влюблен совсем в другую женщину? А его силой заставят со мной встречаться или даже жениться на мне. Но дальше-то что? Я-то ведь буду знать, что он со мной не по своей воле живет! И как я буду с этим жить? Смотреть ему в глаза? Это какое-то насилие над личностью получается! Человека в раба превратить!

– Мудро и совершенно правильно! – очень серьезно сказала Князева. – Я очень рада, что вы так думаете! А, как насчет того, чтобы вернуть любимого?

– А так же! – не раздумывая, ответила Елена. – Ведь все эти гадалки обещают вернуть человека к той, кого он уже не любит. То есть, его опять-таки силой будут возвращать туда, откуда он по своей собственной воле ушел, значит, его мнение в расчет не принимается, словно он и не человек вовсе, и ничего хорошего из этого получиться не может, потому что это опять насилие над личностью. А счастья из-под палки не бывает! – гневно заявила она и, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, добавила: – Да и не верю я, что такое возможно! Шарлатанство все это!

– Да, подавляющее большинство всех этих белых, серых и так далее магов – шарлатаны, наживающиеся на чужом горе и человеческой глупости. Но есть люди, реально способные воздействовать на другого человека, – внимательно глядя на Елену, сказала Князева и хмыкнула: – Правда, их плотность на один квадратный километр гораздо меньше, чем это рекламируется. Бывает, они сами не знают, какими способностями обладают. Пожелают сгоряча кому-нибудь, порой и своему ближнему, какую-нибудь пакость, а с тем это возьми и случись. Они потом волосы на себе рвут, а исправить ничего не могут, потому что сами не знают, как это у них получилось. Но это зло невольное, хотя тоже отольется им со временем. А вот тех, кто сознательно использует свои способности во зло другим людям, чтобы, насилуя чью-то личность, привораживать, отвораживать, и, вообще, работать с запредельным, ждет жесточайшая расплата! Эти люди все до единого очень больны и умирают долго и мучительно.

– И совершенно заслуженно! – сердито сказала Елена.

– Да! – согласилась с ней Княгиня. – А вот со знаниями совсем другое дело! Они из поколения в поколение передаются! И бабки-знахарки, которые раньше в деревнях людям зубную боль, кровотечение, грыжу и так далее заговаривали, жили чуть ли не до ста лет. А все потому, что использовали свои знания во благо других людей. Понимаете, Хелен, во благо! И даже тогда, когда к ним обращалась обманутая девушка для того, чтобы избавиться от ребенка, это тоже было во благо, хотя кто-то со мной может и не согласиться! Потому что иначе этой несчастной была одна дорога – в омут головой! Так что вывод прост: уж, если природа наградила тебя выдающимися способностями или какие-то люди передали тебе свои сокровенные знания, надо использовать их только во благо другим людям! Ну, или для собственной защиты, что, я думаю, совершенно оправданно! Вы согласны со мной, Хелен?

– Конечно, Маргарита Георгиевна! – кивнула Елена и удивленно спросила: – Но откуда вы все это знаете?

– Интересовалась когда-то от скуки, – небрежно махнув рукой, ответила Князева.

На сороковой день после смерти мамы Елена сидела вечером, перебирая фотографии, и, тихонько разговаривала с ней, надеясь, что та ее слышит:

– Сегодня, если верить тому, что говорят, твоя душа навсегда покинет этот мир, в котором я осталась теперь совсем одна. Мне очень не хватает тебя и бабули – ведь вы единственные приносили свет в мою жизнь! А мне всегда было очень тепло и радостно рядом с вами! Спасибо вам за все! Я не говорю вам: «Прощайте!»! Я говорю: «До свиданья, родные!» и верю, что мы обязательно встретимся там и снова будем вместе.

Внезапно раздавшийся звонок в дверь прервал ее, и она пошла открывать, заранее злясь на соседку, которая всегда умудрялась появиться в самый неподходящий момент с очередной нелепой просьбой. Но это оказалась Князева.

– Здравствуйте, Маргарита Георгиевна, – изумленно сказала Елена, увидев неожиданную гостью. – Проходите, пожалуйста.

– Спасибо, Хелен. Извините, что без приглашения, но я знаю, какой сегодня у вас день, и, как мне кажется, вам не стоит оставаться сейчас одной, – объяснила она свое появление и, войдя и оглядевшись, сказала: – А у вас чистенько. – Это был единственный комплимент, который теперь можно было сделать квартире Елены, в которой остались только самые необходимые вещи. – Ваши мама и бабушка? – спросила Князева, показывая на фотографию.

– Да, – кивнула Елена. – Вы присаживайтесь, Маргарита Георгиевна, я сейчас, – и сбежала на кухню, чтобы немного отойти от такого потрясения: она даже представить себе не могла, что Княгиня придет разделить с ней ее горе.

Она поставила на плиту чайник и заметалась, мучительно думая, чем же угостить Князеву. Подаренный азербайджанцами коньяк у нее был и, естественно, неоткрытый, как и несколько банок консервов и хлеб, но больше-то ничего! Тут в дверях появилась Князева и протянула ей коробку с тортом, которую та раньше не заметила:

– Возьмите, Хелен. Я выбрала на свой вкус, но надеюсь, что он вам понравится, – и она вернулась в комнату.

Когда они сидели за столом, Княгиня попросила:

– Хелен, расскажите мне о вашей маме. Судя по фотографии, она была очень добрым, мягким, интеллигентным человеком.

– Да, – согласилась Елена. – Она такой и была. Наверное, поэтому и жизнь ее не баловала. Ее папа был профессором нашего политехнического института. Когда в 37-ом начали одного за другим забирать его коллег, он понял, что очередь вот-вот дойдет и до него. И он, чтобы спасти семью… – она замолчала, стараясь побороть волнение.

– Покончил жизнь самоубийством? – попыталась помочь ей Князева.

– Нет, что вы! – воскликнула Елена и горько усмехнулась. – Это значило бы, что он чувствовал себя виноватым и испугался «справедливого возмездия». Нет. В тот день он, как обычно, ушел в институт. Но вот только лекарство он оставил дома, а у него было очень больное сердце. В общем, на работе ему стало плохо, и спасти его не удалось. Его торжественно похоронили, все, как положено. Поэтому бабушку и маму репрессии не коснулись, но они-то знали… Точнее, потом все поняли, когда вспомнили, как он с ними прощался тем утром.

– Да… С этим трудно жить! – согласилась с ней Княгиня.

– Да. Трудно, – повторила за ней Елена. – Мама окончила школу с золотой медалью и поступила в тот же институт. Она собиралась выйти замуж за своего однокурсника, но тут началась война. Ее жениха забрали на фронт, и он погиб в первые же дни. Мама его очень любила и долго не могла забыть. – Елена охотно рассказывала все это Княгине, потому что очень хотела, чтобы та поняла, каким замечательным человеком была ее мама. – Конечно, им очень тяжело приходилось: мама училась, а бабуля не работала, она, вообще, никогда в жизни не работала. И они за время войны распродались до голых стен. Ну вот, как сейчас, – и Елена показала глазами вокруг. – Но у меня остались книги – мама ни за что не хотела их продавать, говорила, что я больше никогда не смогу их купить, а вот они дедовскую библиотеку продали, и маме ее было особенно жалко. И, когда она пошла работать, ей пришлось начинать все с нуля. Она книги очень любила и ночами в очереди стояла, чтобы подписаться – тогда же книги только так можно было достать.

Княгиня подлила ей в рюмку коньяк, который Елена машинально выпила, даже не заметив, и продолжила:

– Замуж мама так и не вышла. Время было такое, что за понравившегося мужчину нужно было бороться, а мама по характеру была совсем не боевая. Я долго не знала, кто мой отец – мама скрывала, говорила, что мне лучше не знать. Только незадолго до своей смерти сказала, что это был директор ее завода.

– Какого именно? – поинтересовалась Князева.

– Почтовый ящик 2214, – ответила Елена. – Я помню, что в детстве видела его иногда и слышала, как мама с бабушкой говорили, что он очень несчастный человек. Это, благодаря ему, меня в английскую школу взяли – как бы иначе я туда попала? Да и квартиру эту тоже он нам дал. Его потом в Москву перевели, мне тогда лет десять было. Мама иногда ездила туда в командировку, и они тайком встречались. А через пять лет он умер прямо на работе – инсульт. Потом бабушка умерла, – вздохнула Елена, – и мы с мамой остались вдвоем. А теперь вот я одна! – и она, не выдержав, разрыдалась.

– Что делать, Хелен? Это жизнь! – тихонько говорила Князева, поглаживая ее по руке, и от этого искреннего сочувствия Елена расплакалась еще горше. – Это жизнь! – повторила она и спросила: – А вы были замужем, Хелен?

– Да, – всхлипывая, ответила Елена. – Очень недолго.

– А почему? Он оказался подлецом?

– Нет, что вы! – слезы Елена мгновенно высохли. – Он был замечательный человек и очень любил меня. Но, понимаете? Я его совсем не любила! Я не знаю, как вам объяснить… Мне было его очень-очень жалко за то, что он меня так любит, а я его – нет, и я вышла за него замуж. А когда поняла, что… Ну, не получится у нас ничего! Ну, не было у меня сил видеть постоянно его влюбленные, преданные глаза и знать, что я ничем не могу ему на это ответить. Вот я и развелась с ним, чтобы освободить, чтобы он смог свою жизнь устроить с другой, любящей его женщиной.

– И как же сложилась его судьба?

– Я знаю, что он женился, у него дети. Сейчас, наверное, уже и внуки. Но я давно о нем ничего не слышала…

– Но сами вы кого-нибудь любили?

– К сожалению, да! – горько сказала Елена.

– К сожалению? Что это значит? – удивилась Княгиня.

– То, что эта любовь отравила мне жизнь на многие-многие годы вперед. Он не любил меня. Совсем. А вот я его любила… Долго любила… И всех, кого потом встречала, с ним сравнивала. И сравнения эти, – Елена вздохнула, – были только в его пользу. И тогда я стала жить по принципу: «Мужчины приходят и уходят, а мама на всю жизнь только одна». Вот и все. Так что не очень-то счастливо жизнь сложилась, что у мамы, что у меня.

– А почему вы решили, что жизнь вашей мамы сложилась неудачно? – возразила Княгиня. – Она родила ребенка от любимого и любящего ее человека, она прожила свою жизнь душа в душу рядом с любящей, заботливой дочерью. И, скажите мне откровенно, доведись вам начать все сначала, вы бы поступили точно так же, не правда ли?

– Да! Вы все правильно поняли, – согласилась Елена. – И я ни о чем не жалею. Хотя кое-кто говорил мне, что, ухаживая столько лет за мамой, я изуродовала свою жизнь.

– Вот уж глупость! – воскликнула Князева. – И, кроме того, ваша жизнь, Хелен, еще не закончилась. Она, как мне кажется, еще и не начиналась и у вас все впереди, – уверенно сказала она.

– Мне скоро пятьдесят, Маргарита Георгиевна, – невесело усмехнулась Елена.

– Какая же вы еще молодая, Хелен! – улыбнулась та и разлила по рюмкам коньяк. – Давайте же выпьем за ваше будущее, которое видится мне светлым, радостным и счастливым.

– Спасибо на добром слове! – вздохнула Елена. – Но разве одинокий человек может быть счастливым?

– У одиночества есть свои плюсы, Хелен. И, главный из них – свобода, но это вам еще только предстоит осознать. А пока я хотела бы поговорить с вами о деле.

Поняв, что не только сочувствие привело к ней Княгиню в этот день, Елена насторожилась – от этой невероятной женщины можно было ждать всего, чего угодно.

– Я думаю, вы не обидитесь на меня, – продолжала тем временем та, – если я скажу, что навела о вас самые подробные справки. И наши с вами долгие беседы не были случайными. Я внимательнейшим образом пригляделась к вам и поняла, что вы именно тот человек, который мне нужен.

– Зачем? – выдохнула ошеломленная Елена.

– В качестве моего секретаря. Полагаю, что зарплата в две тысячи долларов в месяц, для начала, разумеется, должна вас устроить, – спокойно ответила Князева и пояснила: – Вы умеете печатать, – и она показала на стоявшую на шифоньере старую, большую пишущую машинку, – и я смогу диктовать вам свои книги.

– Да, – согласилась Елена, чувствуя, что у нее начинает потихоньку кружиться голова. – Приходилось подрабатывать. Мама, выйдя на пенсию, печатала днем, когда я была на работе, а по вечерам – я.

– Вот видите. К тому же вы знаете английский язык, что мне очень нравится – будет с кем поболтать, благо у нас с вами схожие взгляды, интересы и увлечения.

Елена слушала ее, широко открыв глаза и даже не дыша, и не верила своему счастью.

– А, если у меня не получится? – испуганно спросила, наконец, она.

– У вас все получится, Хелен, – успокоила ее Княгиня. – А если вам у меня вдруг почему-то не понравится, то вы всегда сможете вернуться в свой дом, да и работу я вам тогда найду более достойную и денежную.

– То есть я должна буду жить в вашем доме? – потерянно пробормотала Елена.

– Естественно, – и видя, как сникли плечи Елены, Князева сочувственно сказала: – Хелен, я понимаю, что вас останавливает. Вам кажется, что, уйдя из этого дома, вы предадите память о своей маме? Да? – Елена кивнула. – Но это же не так! Память не в вещах, Хелен – память в сердце! И она живет там, пока оно бьется! Поверьте, я знаю, что говорю! И потом… Ваша мама любила вас и желала вам счастья и добра. Неужели вы думаете, она хотела бы, чтобы вы отказались от своего будущего и навсегда остались вот тут? – Княгиня показала вокруг. – Нет, этого она вам не пожелала бы. Впрочем, вы можете с ней посоветоваться – ведь сегодня она еще здесь, – с этими словами она поднялась и пошла в коридор. – Подумайте, Хелен! Хорошенько подумайте! Сейчас именно тот случай, когда ваше будущее в ваших собственных руках. И только в ваших! – сказала на прощанье Князева и Елена, взглянув ей в глаза, встретила взгляд, от которого у нее зашлось сердце – так на нее смотрела только мама.

Она ушла, а потрясенная Елена, машинально убирая со стола, вдруг увидела оставленные Князевой сигареты. «Вот оно что! – поняла Елена. – Маргарита Георгиевна хотела закурить, но, почувствовав, что в комнате, где жила мама, этого делать нельзя, даже виду не подала, а я, недотепа, ни о чем не догадалась. И это Княгиня, которая командует мужчинами, как дрессированными собачками! По сравнению с которой я никто, ничто и звать никак, проявила такое внимание, такую деликатность к памяти моей мамы!».

– Что мне делать? Помогите! Посоветуйте! – попросила Елена, беря в руки фотографию мамы и бабушки.

И вдруг ей показалось, что они ободряюще ей улыбнулись, словно хотели сказать: «Не волнуйся! Все будет хорошо! Ведь мы же все равно всегда будем рядом с тобой!».

Выпив для храбрости еще рюмку коньяка, Елена позвонила Княгине – даже в тех стесненных обстоятельствах, в которых они с мамой оказались в последние годы, они не могли отказаться от телефона – ведь тогда, чтобы вызвать «Скорую», пришлось бы или беспокоить соседей, или бежать ночью на улицу.

– Маргарита Георгиевна, если ваше предложение все еще в силе и если вы думаете, что я справлюсь, то я буду счастлива работать у вас, – сказала она.

– Я рада, что вы приняли правильное решение, Хелен, – невозмутимо отозвалась Княгиня. – Но вот ваша закомплексованность мне решительно не нравится, и я буду с ней беспощадно бороться. Не боитесь?

– Нет, Маргарита Георгиевна, не боюсь! – сказала истинную правду Елена.

– Да? А почему? – удивилась Князева.

– Потому что я вам верю, – тихонько сказала Елена, чувствуя, как слезы подступают к глазам, но Княгиня ее услышала и ответила каким-то добрым, «домашним» голосом:

– И совершенно правильно делаете! До завтра, Хелен! Спокойной ночи!

Уволившись из центра, Елена поселилась в доме Князевой, а свою квартиру сдала семье, которую ей порекомендовал Берлимбле. В ее небольшой, но очень уютной комнате было все необходимое, а, главное, вместительный книжный шкаф, в который она перевезла свою библиотеку. Да и остальным дорогим ее сердцу вещам и альбомам с фотографиями нашлось место, а на прикроватную тумбочку она поставила рамку с фотографией родных – в их присутствии Елена чувствовала себя как-то более уверенно. В шифоньере висели и лежали совершенно новые вещи, которые они с Княгиней приобрели в первые же дни. Елена попыталась, было, объяснить, что ей совсем не нужно так много, но Князева заявила, что это просто ее рабочая одежда, и, поскольку она в качестве секретаря будет обязана сопровождать ее во всех выходах, тут Маргарита Георгиевна иронично хмыкнула, «в свет», то должна быть прилично одета, и Елена смирилась. Ее предположения о том, что ей нужно будет убираться, стирать, готовить и заниматься другой домашней работой, не оправдались – белье забирала прачечная, убираться раз в неделю приходила жившая на этой же улице домработница, а обеды заказывались в ресторанах и их, в лучшем случае, надо было только разогреть. В первый же вечер Княгиня объяснила Елене, что, прежде, чем та начнет работать, ей предстоит изучить компьютер, научиться водить машину и пользоваться бытовой техникой, во множестве имевшейся в доме, и, самое главное, привести себя в порядок.

– Поймите, Хелен, – говорила Княгиня, серьезно глядя на нее. – Вы мой секретарь и выглядеть должны соответственно, а это значит, что регулярное посещение косметического салона, фитнесс-центра и бассейна входят в ваши обязанности.

Следующий месяц Елена провела, как в водовороте, вынырнув оттуда совершенно другим человеком. «Неужели это я?» – думала она, разглядывая как-то утром в зеркале отражение совершенно незнакомой женщины: моложавой, подтянутой и ухоженной.

– Посмотрите на меня! – она повернулась к фотографии. – Посмотрите, какой я стала! И все это благодаря Маргарите Георгиевне! Спасибо вам, родные мои! Вы, как всегда, дали мне хороший совет! Как же я вас люблю!

– Ну вот, наконец-то! – было первое, что она услышала тем утром от Княгини. – А я все ждала, когда же в вас проснутся отцовские гены?

– Вы знали моего отца? – растерянно спросила Елена, чувствуя, что у нее подгибаются колени, и обессилено опустилась на стул.

– Да, как, впрочем, и всю его семью. Ваш отец, Хелен, был очень интересным человеком: умным, в высшей степени интеллигентным, сильным! У него был бешеный характер – весь завод по струнке ходил. Правда, красавцем он не был, но для мужчины это не главное. И он очень любил вашу мать.

– Сильным? – недоверчиво переспросила Елена. – Нет, не верю! Если бы он был сильным, то развелся бы, чтобы жениться на моей маме.

– Может быть, он и рискнул бы своей карьерой и партийностью, чтобы обрести семейное счастье, которого всегда был лишен, если бы не одно но. Вы ведь знаете, что он был намного старше вашей матери? – Елена в ответ кивнула. – Так вот, во время той безумной кровавой резни, которую потом для благозвучия назвали революцией, и последовавшей за ней гражданской войны, он потерял всех своих родных. Скитался, беспризорничал, попал в детдом, где при оформлении документов скрыл, что происходит из дворян, пусть не самых богатых и родовитых, но дворян. Потом он поступил в институт, закончил его и тут на свою беду случайно встретил одну девку, которая знала о нем правду, и та шантажом женила его на себе. И он оказался прикован к ней на-всег-да!

Затаив дыхание, Елена слушала эти потрясающие подробности из жизни своего отца, которого никогда не знала.

– Великое небо! Вы, не представляете себе, Хелен, в каком постоянном кошмаре он жил! Как же она его компрометировала, третировала и унижала! Эта недалекая, жадная, неспособная, да и не желавшая чему бы то ни было учиться бабища! – гневно говорила Князева. – К тому же она гуляла от него, как последняя шлюха! А он? Этот сильный и гордый человек ничего не мог сделать. Ведь, вздумай он с ней развестись, она донесла бы на него! Ее не остановило бы даже то, что этим она могла разрушить жизнь своих детей, по моим наблюдениям, не всегда его собственных. Она, как я уже говорила, была очень-очень недалекой!

– Ну и что, что он из дворян? – спросила потрясенная Елена. – Он же никому ничего плохого не сделал? Никакого преступления не совершил?

– Преступление было в том, что он это скрыл! – объяснила Князева. – Ведь знай об этом раньше компетентные, – презрительно выговорила она, – органы, он бы даже в институт никогда не поступил. Не говоря уж о том, чтобы стать директором номерного завода! И, раскройся этот обман, он поплатился бы за это не только свободой, но, может, и жизнью! Вот так-то, Хелен! Бывают обстоятельства, способные согнуть самого сильного человека. Так что не судите строго своего отца! Его не за что судить!