Текст книги "Небесная собака. Спасение души несчастного. Том 2"

Глава 42. Часть 1. На полпути в обитель Опустивших головы долины Шутянь

Ранним утром Тяньцзинь покинули ничем не примечательные на вид повозки. В хвосте процессии брели несколько слуг, которые вели двух взрослых жеребцов – серого и черного. Тот, на котором ездил учитель наследника, – Фэн[32]32
  Фен [风] – «Ветерок».


[Закрыть]. Его дымчатая шерсть была украшена светло-серыми пятнышками, длинная грива серебристой волной переливалась на солнце при каждом его шаге, а сам он, кроме цоканья, ни звука не проронил с начала путешествия. Второй носил имя, которое само по себе служило яркой характеристикой, – Цзюй[33]33
  Цзюй [僪] – «Буйный», также имеет множество других значений по созвучности: «чувствовать, испытывать чувства», а также «дергаться, вырываться, упрямиться».


[Закрыть]. Вороной, более рослый скакун, без единой полоски или точки, с короткой гривой и мощным туловищем прослыл настоящим хулиганом и нарушителем спокойствия.

Конь молодого господина был старше серого жеребца, шедшего рядом. Будучи более опытным и зрелым, он должен был служить примером и вести себя на порядок сдержаннее, одним словом – воспитаннее. Однако какой бы подход слуги к нему ни применяли, Цзюй все равно отказывался идти спокойно: забавы ради то тянул ведущего его под уздцы назад, то мотал головой в разные стороны, и несчастного слугу таскало лицом по земле то влево, то вправо под аккомпанемент издевательского ржания холеного черного скакуна.

Крепкой дружбы у коней не сложилось, и это было видно невооруженным глазом по поведению последнего: эксцентричный жеребец, принадлежавший У Чану, впадал в бешенство, если Фэна вели рядом. Поэтому конюхам приходилось следить за тем, чтобы держать их на дистанции.

Ближе к обеду слуга, который вел Фэна, почувствовал подступающий голод. Он достал из-за пазухи припасенную лепешку и крикнул впереди идущему:

– Эй! Ты опытнее и старше, куда осведомленнее, чем я, служащий семейству У третий год. Скажи-ка, что с конем, которого ты ведешь? Отчего он так брыкается и бесится, будто бы у него назойливая муха на глазу сидит?

Не упуская Цзюя из виду и повернувшись полубоком, мужчина спросил:

– А тебе-то что, если узнаешь?

– Да так! Путь долгий, а меня уже несколько часов мучает этот вопрос.

Резко мотнувший головой Цзюй отвлек мужчину, потому тот ничего не ответил.

– У него хоть есть объездчик, который занимается воспитанием? – поинтересовался слуга с лепешкой в руке. – Слишком уж он своенравный.

Мужчина утихомирил коня и отозвался:

– Объездчик есть, и весьма способный. Однако это редкая степная порода с Юга Поднебесной с крайне строптивым характером. Думаю, обуздать такого может только коренной южанин, готовый скакать верхом днями напролет, покуда нрав коня не смягчится от усталости. Хлыстом такого только разозлишь, тут нужно проявить терпение. Более-менее он слушается только одного человека.

– И кого же, скажи на милость?

– Как кого? Молодого господина.

Отвечавший на вопросы мужчина был старше и куда мудрее позади идущего. Поняв, что слуга так просто не отстанет, он молча улыбнулся про себя.

– Мне не верится, что хоть кто-то может сесть на спину этого буйного. И все же, старший брат, я вижу, что ты знаешь другую причину бешенства этого коня. – Слуга подошел на пару шагов ближе нужного, из-за чего Цзюй взбрыкнул.

На этот раз конь мотнул головой так, что державшего его за вожжи оторвало от земли. В попытке вырвать поводья из рук человека Цзюй оказался в опасной близости от вопрошающего слуги и серого жеребца и встал как вкопанный. Глаза вороного скакуна налились кровью и жаждой убийства, казалось, он даже морщится, словно человек. Кони и слуги застыли на месте.

Мужчина раздраженно плюнул:

– Не подходи так близко, велено же! – Уже сбросив раздражение, больше из-за непослушания скакуна, нежели из-за юного слуги, мужчина с усилием развернул жеребца и повел его вперед. – Эти кони с первых дней не поладили, потому что между ними возникло некоторое недопонимание.

– Старший брат, что такого могло произойти?

Какое-то время мужчина молчал, размышляя над ответом, а после произнес:

– Когда Фэн впервые объявился в стойле, он принял Цзюя за кобылу…

Сидевший в повозке учителя наследник услышал смех снаружи и с интересом выглянул в окно. Перед глазами У Чана предстала хотя и привычная, но несколько странная картина: его гордый вороной красавец раздраженно бил копытом о землю, куски рыхлой почвы летели в стороны, конюх, которому было поручено его вести, пытался приободрить своего подопечного, а юный слуга с дымчатым Фэном позади так весело хохотал, что схватился за живот.

Человек за столом напротив У Чана тихо поинтересовался:

– Что такое, Цзюй опять чудачит?

Вернувшись на место, наследник предположил: «По-видимому…» – и тут же услышал язвительный голос из-за спины:

– Никчемный и необузданный конь. Кому такой нужен? Только нашему избалованному маленькому господину. Слышал, конюх с парой слуг давно хотят пустить его на наваристый бульон. Да только храбрости набраться не могут – боятся наказания.

Позади У Чана вольготно расположился Сянцзян в человеческом обличии. Демон возлежал на спине, подперев голову руками и покачивая левой ногой, которую закинул на согнутую в колене правую.

Немного поразмыслив, наследник понял, что паршивец собирается глумиться над всем, что увидит в пути, и решил, по примеру своего наставника, хранить гордое молчание. Задумчивый Го Бохай с книгой в руках по другую сторону низкого стола отлично делал вид, будто бы демона, лежавшего в углу, на самом деле нет. У наставника это выходило умело, ни одно провокационное высказывание Сянцзяна за все время не вызвало на его лице ни единой эмоции.

По всем обычаям, повозка У Чана шла в середине. Однако с самого отъезда она пустовала, а человек, который должен был в ней ехать, находился в первой – в повозке наставника. Так вышло из-за того, что Сянцзян бескомпромиссно отказался от предложения Го Бохая достичь долины Шутянь своим ходом. Нечестивец заявил: «Еду или с тобой, или с мальчишкой», и перед мужчиной встала серьезная дилемма: кто тот несчастный, который составит компанию демону Тьмы на очень долгое время? Наследника нельзя оставлять с ним один на один, однако для душевного спокойствия и отсутствия головной боли у наставника не стоит и ему ехать вместе с Сянцзяном. Это была настоящая логическая загадка, где нужно в правильном порядке переправить волка, козу и капусту на другой берег так, чтобы первый не съел вторую, а она в свою очередь не слопала кочан.

Перед самым отправлением Сянцзян наигранно капризничал в свойственной ему манере:

– Так и скажи, что не желаешь видеть мою персону столь долгое время. Зачем юлить? Ты для меня тоже не написанная великим мастером картина, которую хочется лицезреть бесконечно. Составлю компанию маленькому господину, с ним-то у меня найдутся темы для вековых бесед!

Как раз в этот момент к ним подошел У Чан, переключив внимание наставника на себя. Го Бохай держался достойно, когда обратился к Сянцзяну:

– Тебе воспрещено оставаться наедине с моим учеником.

У Чан обомлел: он впервые услышал подобное высказывание наставника, и неожиданное чувство гордости заиграло в нем. Дело было не в том, что Го Бохай обозначил его «учеником». За свои уже полных шестнадцать лет он неоднократно слышал из разных уст, в том числе и от учителя: «этот воспитанник», «ученик», «молодой господин У», «юный наследник». Но еще ни разу не слышал, как этот уважаемый человек говорит: «мой», «это мой ученик», «мой воспитанник».

– Приглядывая за своим воспитанником и не спуская глаз с меня, не боишься заработать косоглазие?

Го Бохай ничего не ответил, и у Сянцзяна создалось впечатление, будто бы его слова отскочили от упрямца как от стены.

– Вы только гляньте! – живо и с притворным удивлением произнес демон, из-за чего У Чан не удержался и направил свой взор на него. Добившись нужной реакции, Сянцзян продолжил: – Разве маленький господин не хотел бы позадавать мне всякого рода вопросы? Например, как долго эти достопочтенные знакомы… – Как и ожидал демон, глаза Го Бохая округлились. – Ой, а я только сейчас заметил! Наш маленький господин уже не такой маленький: того и гляди скоро во всем превзойдет своего учителя! Особенно в росте…

Казалось бы, что несет этот нечестивец, перепрыгивая с темы на тему, как обезьяна с ветки на ветку? Однако у него был замысел. Сянцзяну всего лишь требовалось, чтобы оценивающий свой рост У Чан взглянул на учителя, а Го Бохай прочел в этих больших глазах цвета глубокой ночи страстное желание узнать больше об упомянутом знакомстве.

Сянцзян был вне себя от восторга, когда два человека перед ним, как его личные марионетки, и правда посмотрели друг на друга. Взгляд переступившего через нежелание Го Бохая полоснул демона.

– Хорошо, ты… можешь поехать со мной и не добираться своим ходом, – произнес наставник.

Однако Сянцзян вмиг переобулся из волка в козу, ту самую, которую не стоит оставлять на одном берегу с капустой.

– Вот уж спасибо! Теперь я желаю поехать с маленьким господином, все же он меньше, чем ты, плюется от идеи находиться со мной в одной повозке. Не правда ли?

У Чан приоткрыл рот, желая уличить демона во лжи: все же до этого наследник еще ни слова не сказал, с кем он хотел бы поехать, а с кем точно нет. Го Бохай, усмехнувшись, спросил:

– У Чан, хочешь поехать со мной? Это не совсем соответствует правилам, но лучше мы предоставим этому неугомонному целую повозку, нежели кто-то из нас всю дорогу будет страдать от его общества.

Хоть и наигранная, но ухмылка застыла на лице Сянцзяна, а после с концами пропала. Теперь он выглядел тем самым безразличным ко всему демоном, каким его знали. Молодой господин У не успел застать это мгновение. Не отрывая поднятого на фигуру в белом взгляда, он согласился.

Так какое-то время двое ехали тихо и спокойно, словно под крышей повозки распустился густой лес и не знавшие мирских проблем люди внутри наслаждались этим благом. Но объявился третий. Демон маялся, пытался читать, барабанил диковатые мелодии каблуками изящных сапог и, конечно же, изгалялся, неся полную околесицу. У Чан, хоть ему тоже в силу юного возраста было тоскливо ехать молча на протяжении нескольких часов, все же старался не отвлекать наставника от чтения. Создавая видимость деятельности, наследник время от времени поглядывал на сидевшего перед собой и обратил внимание на необычную деталь.

Ресницы Го Бохая трепетали, но не поднимались выше границы листа. И все же казалось, словно он все замечал. Перед каждой кочкой или камнем, на которые налетали колеса размеренно ехавшей повозки, наставник протягивал руку к синей пиале с золотым журавлем, но не для того, чтобы испить. Не издавая звука, накрытая чашка в его пальцах лишь поднималась, а после легкого толчка повозки возвращалась на место. Эта удивительная деталь скрашивала тоску У Чана.

В один из таких моментов и постучалась копытом недовольная коза. Ресницы Го Бохая на миг замерли, слегка поднялись, и из-за них показался незнакомый воспитаннику мрачный взгляд. Взор учителя вперился куда-то за спину наследника и почти сразу вернулся к книге.

– Да-да, признаю. Хорошо, когда не своим ходом, но все же скучно, если не над кем поглумиться.

Только после сказанного У Чан заметил, как позади него крался демон.

Так прошло еще несколько часов. Когда Сянцзяну наскучило иронизировать в пустоту, одним движением головы он скинул книгу на пол и обратился:

– А давайте поговорим?

Два человека у низенького стола и бровью не повели.

– Можно, например, о богах, которые к нам, живущим в Поднебесной, так строги и несправедливы. Давайте перемоем им косточки или вспомним былые обиды! Го Бохай, тебе явно есть что сказать.

Лицо наставника не тронула даже тень эмоции, однако попытка демона поднять щекотливую тему все же разгневала. Более наставник не смог читать, остановившись на одной из строк.

Тихая идиллия, которая кое-как держалась в перерывах между монологами демона, в конце концов окончательно разрушилась. Под крышей повозки стало душно, и даже привычное молчание двух людей теперь создавало неловкость. Густой лес завял, и стало казаться, что сидящие за столом – стражники, под конвоем везущие на суд человека и вынужденные слушать его глупости.

У Чан понятия не имел, кого именно хотел обсудить демон Тьмы. Тем не менее наследник не был глуп и легко постигал мирские проблемы: если перетряхнуть скелеты в шкафу любого, даже самого праведного человека, в том числе и уже вознесенного, найдется как минимум парочка проступков. К тому же У Чан от роду не был набожным, как, например, Мэн Чао. Вспомнив приятеля, он представил, как восточный и горячий нравом молодой господин, услышав низкое предложение демона, краснеет от злобы и врывается в спор.

– Ну же, Го Бохай, скрась наше уныние и поведай хоть что-нибудь, пусть даже не совсем интересное. – В этот момент колеса повозки как раз должны были наехать на очередную кочку. Го Бохай протянул руку к синей пиале и услышал: – По сравнению со мной ты куда больше осведомлен о жизнях небесных чиновников.

Повозку тряхнуло, и чаша с изображением парящего золотого феникса выскользнула из пальцев мужчины. Еще не остывший желтый чай пролился на стол, а крышка пиалы со звоном упала рядом с наследником. Только теперь, когда напиток пролился, у наставника появилась веская причина бросить чтение. Го Бохай заметил, чем был занят его воспитанник: тот всю дорогу изучал карту долины Шутянь.

У Чан торопливо поднял лист. Верх карты намок и разбух, а тушь необратимо смазалась. Глаза наследника покраснели от злости. Он винил во всем демона и поэтому, повернувшись к нему с намокшей бумагой в руках, процедил:

– Может, мы обсудим тех, кто воспитал тебя таким до безобразия раздражающим? До чего ж ты бесстыжий!

– Принимайте меня таким, какой я есть, – немедля откликнулся Сянцзян, пожимая плечами. – Принятие есть основа духовного роста!

У Чан едва не заорал от бессилия. Он злился с присущим ему неистовством и готов был затолкать намокшую карту в говорливую глотку демона своим сапогом. Держался наследник только благодаря спокойному взгляду серых глаз, что одаривал его живительной прохладой.

– Да к тому же, маленький господин, кто ж обсуждает усопших за их спинами? – Сянцзян прищурился и погрозил пальцем. – Негоже, негоже!

У Чан с силой сжал карту и прорычал:

– Я тебя…

– Что? Что меня? – забавляясь, уточнил демон. Го Бохай тяжело вздохнул и, виня себя за пролитый чай, постарался быстро прибрать бардак. Он выхватил маленький платок из рукава и кинул его на стол. Однако кусочек ткани моментально промок и стал прозрачным. У Чана растрогала эта картина. Он встал из-за стола и протянул наставнику руку, собираясь предложить помощь, но в это мгновение повозку тряхнуло сильнее обычного. Отчего она тут же наполнилась криками:

– Да чтоб тебя, наследничек! Смотри, куда ступаешь своими коротенькими ногами!

– Поделом тебе! Может, хоть так ты прикусишь свой язык! Скажи спасибо, что не пнул в придачу!

– Достаточно! – воскликнул Го Бохай, хлопнув ладонью прямо по лужице на столе. Зная, что перебранка этих двоих может вылиться во что-то похожее на ту ситуацию в зале знаний днем ранее, он остановил повозку и вышел. Начало путешествия что-то уж совсем не заладилось.

Городок, в котором они оказались, выглядел убого, его главную и, пожалуй, единственную улицу можно было пройти всего-то за полчаса. Деревянные неказистые домишки, больше похожие на сараи, покосились и навевали уныние. Но, несмотря на довольно неприглядный облик поселения, Го Бохай уверенно пошел вперед. Каждый раз, когда ему приходилось лицезреть то, как глаза У Чана стекленеют от злости, он не находил себе места от тревоги за него. Вспыльчивая своевольная мать, холодный деспотичный отец… Куда было податься юному наследнику в минуты крайнего эмоционального напряжения? Да и был ли у него шанс вырасти рассудительным и уравновешенным?

Пристыженные У Чан и Сянцзян молча шли следом за Го Бохаем. Со спины тот выглядел очень раздраженным, особенно когда завел обе руки на пояс и сжал ладони в кулаки. Через какое-то время У Чан попытался умаслить его:

– В-возможно, учитель устал? Давайте найдем место, чтобы перекусить и отдохнуть?

Го Бохай никак не отреагировал.

– Мы уже несколько часов в пути, наверняка учитель проголодался? Давайте… – Наследник только открыл рот, чтобы сказать еще что-то, как демон рядом щелкнул его по лбу. – Ау!

– Ты хоть обратил внимание, чем местные питаются? – Скрестив руки на груди, Сянцзян пренебрежительно кивнул в сторону грязного прохожего с сомнительной закуской в руках. – Сам бы такое стал есть?

Человек, на которого указал Сянцзян, ел жадно, хотя еда походила на тушку зверька, нанизанную на палку и явно пережаренную. При каждом укусе раздавался хруст, словно незнакомец грыз древесный уголь. Сянцзян остановился и, ударив себя по бедру, залился смехом:

– Ха-ха, я понял. Ты так уважаешь наставника, что не стыдишься накормить его жареной полевой крысой! Го Бохай, ты вырастил преисполненного благодарностью щенка!

Вместо ответа У Чан толкнул Сянцзяна, и демон задел плечом седую женщину.

– Извините… – сразу же произнес наследник и в упор посмотрел на нечестивца. – А ты? Ты извиниться не желаешь?

– Я? – высокомерно переспросил Сянцзян и поправил свои одежды. – Это ведь ты меня толкнул, тебе и просить прощения у этой нищенки.

У Чан опешил. Местные и правда были одеты неопрятно, но все же подобные выражения не укладывались в его голове. Го Бохай с детства прививал наследнику уважение ко всем вокруг, не разделяя людей по сословиям.

Хотя местные были не так просты: они вели себя высокомерно и смотрели на гостей как на приезжую труппу артистов, разодетых в перья и платья. Каждый провожал их непонимающим взглядом, но никто и глазом не повел, когда Сянцзян отпустил тот комментарий. Женщина надменно цокнула и пропала среди других нищих. Обменявшись уничижительными взглядами, У Чан и Сянцзян догнали Го Бохая.

– От тебя бы не убыло, если бы ты извинился, – демонстративно плюнул наследник.

– «Извините» и «простите» – пустые слова, которыми смертные обожают бросаться. Потворство прихоти выглядеть хорошими в чужих глазах. Ты действительно считаешь, что я нуждаюсь в том, чтобы кто-то хорошо обо мне думал?

– У тебя что, отвалился бы язык?

У Чан шлепнул демона тыльной стороной ладони, из-за чего тот ощетинился, словно его прошибла боль:

– Я ни перед кем не извиняюсь! Почему сейчас должен?

Го Бохай смерил демона насмешливым взглядом.

– Что? – Демон Тьмы не понял причины косого взгляда в свою сторону.

– Ой ли?

– Ничего не знаю. – Сянцзян принялся чистить свои и без того идеальные ногти.

– Ты несносен, – бросил У Чан напоследок и снова обратился к учителю: – Давайте, может, зайдем на местный… – И отвлекся на ребятню, которая пробежала мимо него. Балующиеся дети, еще не годившиеся для помощи родителям, грязные и нечесаные, бегали вместе… с плешивыми дворнягами! Картина ошеломила всех путников и вызвала непреодолимое желание помыться. У Чан и сам провел детство, носясь с местным выводком волков – гордых и чистоплотных. А это и собаками-то сложно было назвать. Ободранные, обглоданные паразитами псы, с бешеными, голодными глазами и проплешинами. При виде них так и напрашивалась фраза: «Бегающие на четвереньках и облизывающие лица детей демоны». В головах у прогуливающихся пронеслось осознание: это же город осевших кочевников! Правда, вслух об этом никто говорить не стал.

Территория Севера была невероятно большой, а ее границы – размытыми. Когда происходил раздел земель Поднебесной, три семейства – У, Ба и Луань – особо не договаривались, где заканчиваются их владения и начинаются чужие. Никто не воздвигал неприступные стены и не устраивал на пустырях посты солдат. Охранялись лишь стратегически важные места и города. Поэтому такие города осевших кочевников были частым явлением.

Пока кочевники не притесняли своим видом и бытом местное население, никто не был против них. Тем более что очень скоро они бросали все и уезжали в поисках чего-то нового. Было только одно но, которое слегка волновало жителей близлежащих городов или деревень: вечно скитающиеся народы не особо признавали власть того главы, на территории которого разбивали лагеря. Из-за этого нередко возникали недопонимания между местными и приезжими.

Этой проблеме быстро нашли решение: когда проходило достаточно времени и осевшие кочевники более не покидали свои дома в поисках новых, объявлялись начальники ближайших округов. С их появлением без лишних вопросов начиналась опись новых граждан, которых приучали к порядку. Возможно, та женщина, которую Сянцзян задел плечом, как раз не понимала, что они говорят, и извинения наследника для нее ничего не значили.

Этот город осевших кочевников, в котором остановилась троица, еще не имел названия и у него не было ответственного градоначальника. Это было понятно по тому, что постройки поселения выглядели недавнишними – им было от силы два месяца, из-за этого и возникала трудность: путников, останавливающихся в таких городах, редко принимали и нередко обкрадывали до исподнего.

Об этом задумался Го Бохай, когда уже достаточно прошел. Ощущая спиной вероятную опасность, он инстинктивно сжал ладони в кулаки, бдительно наблюдал и не влезал в разговоры. А еще он знал, что подобная обстановка привлекала мелкую нечисть: для нее это хорошая возможность затеряться среди толпы серых лиц, одеяний и зловония.

Двое за спиной Го Бохая только начали что-то соображать, как вдруг он обернулся и предупредил:

– Перестаньте привлекать внимание, мы здесь как бельмо на глазу. Местные разговаривают на странном диалекте, который невозможно разобрать. Но все же постарайтесь вести себя потише и поуважительнее.

Когда он остановился, Сянцзян и У Чан не знали что добавить. Оба переглянулись, однако взоры их не были наполнены дружелюбием друг к другу.

– Учитель, тогда давайте вернемся? Этот ученик постарается более не гневать вас.

Го Бохай и не думал плохо на счет воспитанника. Однако, когда его губы дрогнули произнести «все совсем не так», а рука потянулась к голове У Чана, чтобы погладить и успокоить юный ум, наставник поймал на себе взгляд демона. Ядовитая насмешка в глазах Сянцзяна словно говорила: «Ты так ничему и не научился». По мнению демона, из бывшего бога непогод вышел никудышный учитель, чрезмерно заботившийся о наследнике клана, скорее как старший брат, нежели наставник. И прикованный его взглядом Го Бохай понимал, в чем тот был прав: не запутается ли У Чан из-за этого еще сильнее?

В мгновение ока перед учителем пронеслось воспоминание, когда он увидел маленький стих на клочке бумаги. Фраза Сянцзяна прозвенела в голове: «Этот день должен был настать», и он вернул руку, обронив:

– Возвращаемся…

На улице все так же играли дети с собаками, а местные жители наблюдали за ними с интересом. Когда путники развернулись, чтобы пойти обратно, то увидели у своих ног странного мужчину, который сидел и молча что-то рисовал на земле палочками для еды, сделанными из двух веток. С виду он был нездоров, так как не обращал никакого внимания на окружающих. Го Бохай почувствовал, что что-то не так, но не смог определить, что именно.

В считаные минуты все трое вернулись к повозкам, однако заметили перемены, которые поразили всех. Сянцзян поначалу тоже опешил, но почти сразу отошел от шока и прыснул:

– Маленький господин, твоего коня наконец пустили на суп? Ха-ха-ха!

У Чан и Го Бохай потеряли дар речи. Они не могли и слова проронить, тогда как демон громко вопросил за них:

– А где остальные лошади?