Текст книги "Ручей любви"

Глава 8

В полдень, когда Ди вытаскивала ведро воды из колодца, приехал Лукас. Увидев его, она ощутила, как сердце заколотилось у нее в груди. Прошло больше недели с их последней встречи, и ей не хватало своеволия Лукаса. Сражаясь с ним, она могла быть самой собой, и ничто из того, что она говорила, не могло сконфузить его.

Он соскочил с лошади и намотал поводья на перила.

– Я говорил, что приду за тобой, – мрачно произнес он, приближаясь к ней.

Ди, с угрожающим блеском в глазах, подняла ведро.

– А я говорила тебе, что не буду на пикнике. Я не собираюсь нарушать свои планы только для того, чтобы удовлетворить одну из твоих прихотей.

Его глаза сверкали синевой, и он продолжал наступать.

– Меня уже обливали, – сообщил он.

Возможно, вода не была серьезным средством защиты, но ведро было тяжелым. Ди взмахнула им в направлении его головы и намочила обоих выплеснувшейся водой. Он увернулся, и она поспешно отступила для следующего взмаха.

– Оставь меня в покое, – предупредила она.

– Черта с два, – возразил он и попытался схватить ее.

Ди отскочила, и деревянное ведро ударило его по плечу. Он остановился, ругаясь и растирая ушибленное место. Посмотрев на нее сузившимися голубыми глазами, он предупредил:

– Для тебя будет лучше, если на этот раз ты одолеешь меня.

Она не сомневалась в этом и постаралась нанести удар в голову. Но Лукас не позволил тяжелому ведру остановить его. Когда он поднырнул под удар, ведро шлепнуло его по спине, но до того, как Ди смогла отпрянуть, он прижался к ее талии своим широким плечом и поднял ее. Он выпрямился – Ди свисала с его плеча – и поспешил к дому.

Она с яростью обнаружила свою абсолютную беспомощность в этом положении. Левой рукой Лукас обхватил ее ноги, и, поскольку это было единственное, что она могла сделать, Ди укусила его. Он зарычал от боли и ярости и шлепнул ее по заду изо всех сил, а их у него было достаточно. Ди вскрикнула от жгучей боли и снова попыталась укусить его. Лукас развернулся, сбрасывая ее с плеча на заднее крыльцо и тут же схватил сзади за воротник, чтобы втащить в дом.

Как только он отпустил ее, она вскочила на ноги и кинулась на него.

– Маленькая сучка, – с удовольствием сказал Лукас и рассмеялся, уклонившись от ее кулаков, потом захватил ее руки и стал теснить назад, к стене.

Ди боролась с намерением победить, а это означало применение любых доступных ей средств. Она была ограничена в движениях из-за того, что он держал ее руки, поэтому она начала драться ногами, стараясь попасть ему в пах. Его смех резко оборвался, когда ее нога нанесла довольно чувствительный удар по его бедру, но он решил эту проблему, прижав ее к стене.

– Теперь держись, – выдохнул он.

Она попыталась выкручиваться и толкаться, но, зажатая между стеной и его тяжелым телом, не имела пространства для действий. Она прекратила борьбу, потому что продолжать ее было бессмысленно, и откинула голову назад к стене, тяжело дыша.

– Черт бы тебя побрал, отпусти меня.

Вместо этого он приподнял ее и жадно прижал губы к ее груди. Влажный жар проник сквозь ткань ее одежды. Желание причудливо смешалось со злостью, и Ди подумала, не являются ли они в конце концов одним и тем же. Он отпустил ее руки для того, чтобы дотянуться до ее блузки, и без этой поддержки она под действием собственного веса еще сильнее прижалась к нему. Желание пронзило ее, заставив вскрикнуть, и она вцепилась в его волосы, но не из-за того, что у нее появилась новая возможность бороться с ним. Блузка разорвалась под его грубыми руками, потом его пальцы сомкнулись на нижней сорочке и рванули, подвергая ее той же участи.

Она начала извиваться и снова закричала. Лукас впитывал в себя этот звук, грубо целуя ее. На этот раз остановиться было невозможно: он должен был овладеть ею, должен был удовлетворить жгучий, нестерпимый, мучавший их обоих голод. Он сунул руку ей под юбку и, развязав завязки панталон, стащил их. Почувствовав, как нижнее белье соскользнуло с нее, Ди замерла, отвернув голову и закрыв глаза. Раньше она бывала полностью обнаженной перед ним, но не чувствовала себя такой голой, настолько беззащитной. Его тело продолжало прижимать ее к стене, а его руки оставались у нее под юбкой, на ее обнаженной плоти. Она задержала дыхание, не осмеливаясь дышать в агонии предвкушения и желания.

– Боже, ты великолепна, – прошептал он, видя, как ее кожа стала пунцовой от желания.

Невероятно дикая и восхитительная, с откинутой назад головой и вздымавшейся от тяжелого дыхания грудью, она вспыхнула, как пожар, горя помимо своей роли именно так, как ожидал он. Она была влажной, мягкой и горячей, и его ласки почти довели ее до высшего наслаждения.

Лукас положил руки на ее ягодицы и начал раскачивать Ди на своем бедре. Она дрожала, стонала и не могла остановиться, а низкие задыхающиеся звуки становились все громче по мере того, как усиливалось мучительное желание. Мужчина и женщина двигались в сводящем с ума ритме, и это продолжалось до тех пор, пока Ди не показалось, что каждый мускул ее тела напрягся и затрепетал в конвульсиях, а ее чувства взорвались ураганом ощущений. Мощные волны экстаза, прокатившись одна за другой по ее телу, оставили Ди в руках Лукаса слабой, как котенка, полубессознательной и размякшей. Лукас опустил ее на пол, его лицо было напряжено от страсти. Если бы он потратил время на то, чтобы отнести ее в спальню, она успела бы прийти в себя я снова начала сопротивляться. С Ди все было сложно, и уж конечно, финал происходящего должен был оказаться сложным. Он понимал, как трудно ему будет преодолеть ее девственность.

В ее горле зародился низкий звук, а стройные ноги поднялись и обхватили его спину. Лукас прижал свой рот к ее губам, чувствуя их вялую реакцию и слабое скольжение ее рук по его шее. Он наслаждался сладостью ее ответных движения, стараясь не быть с ней грубым. Потом она закричала. Это был, как он и ожидал, крик мучительной боли и ярости. Она рванулась, и все ее тело извивалось и изгибалось, пытаясь вытолкнуть его из себя. Все приводило ее в бешенство: жгучая боль, когда он с силой вошел в нее, его вес, прижимавший ее к полу, само проникновение в ее тело. Она не смогла смириться с этим и только бессознательно боролась с этим господством, этим вторжением.

Ди, безусловно, была чувственной, и Лукас уже показал ей вершину физического наслаждения. Он надеялся скоро сломить ее сопротивление. И этот момент наступил. Она уже устала от их предыдущей борьбы и своего оргазма. Он чувствовал, как ее мускулы начали расслабляться, и хотя она почти сразу же снова напрягала их для нового сражения, промежутки между схватками все увеличивались, пока борьба не прекратилась полностью. Она неподвижно лежала, тяжело дыша, и ее глаза были закрыты, чтобы не видеть торжества в его взгляде.

Он поцеловал ее в лоб и откинул прядь волос с ее лица.

– Все еще больно? – прошептал он, наклонившись к ее виску.

Она беспокойно зашевелилась и положила руки на его бедра, не зная, прижать его к себе или оттолкнуть.

– Да, мне не нравится это, но сейчас уже не так больно, как было вначале.

– Просто полежи спокойно, дорогая. Если все еще будет больно, я остановлюсь.

– Ты давишь на меня, – произнесла она низким голосом. – Ты мог хотя бы положить меня на кровать.

– Мы отправимся на кровать позже, – пообещал он, щекоча ее губы своими.

Ди посмотрела на него. Ее взгляд был серьезным и вопросительным.

– То, что ты заставил почувствовать меня перед этим… Ты сможешь сделать, чтобы я почувствовала то же самое опять?

– Если я сделаю это правильно. Если ты достаточно сильно захочешь меня.

Она коротко рассмеялась и подняла свои колени к его ягодицам.

– Тогда я хочу тебя.

– Достаточно сильно?

Она знала, о чем он спрашивает, и ее темно-зеленые глаза встретились с его ярко-голубыми.

– Да, достаточно.

Он медленно двигался, проникая вглубь, Ди задохнулась, ее тело выгнулось дугой.

– Ты не хочешь, чтобы я остановился? – спросил он на всякий случай.

Руки Ди сжались на его бедрах.

– Нет, – ее голос был сдавленным. – Нет, нет.

Часом позже они лежали в постели, опустошенные и почти уснувшие. Когда он перенес ее на кровать, Ди убедилась, что любовь могла быть медленным переплетением тел, горячим и томным, которое привело их к такому же финалу. Он показал это, опять доведя ее возбуждение до исступления.

Лукас занимался любовью со многими женщинами, но ни одна из них не увлекала его так, как Ди. Его восхищали изменения, производимые страстью в ее теле. В постели она была кошкой и отдавала так же неистово, как и брала. Он убедился, что занятие любовью с Ди было одновременно утомительно и головокружительно, как покорение гребня приливной волны, пока она не обратится в мелкие буруны у берега.

Когда они лежали в постели, он подумал, что заниматься любовью с кем-нибудь еще после Ди было бы подобно замене вкуса виски на успокаивающее действие подогретого молока. Он отгонял свою тревогу, зная, что она не бросит его ради другого, но тревожные мысли возвращались снова.

До встречи с Ди он был уверен, что Оливия будет именно такой женой, какая ему нужна: хорошо воспитанная женщина, которая умеет быть хозяйкой на большом обеде и легко общается с политиками и миллионерами. Он собирался обзавестись ею так же, как собирался обзавестись дополнительной землей. Но за один короткий день эти планы обратились в прах. Слава Богу, что он не успел сделать предложение Оливии. Она не заслуживала мужа, который не мог выбросить из головы другую женщину.

Он думал о Денвере и политическом лабиринте, который должен был пройти, чтобы влиять на нужные ему решения. Приемы, обеды, бесконечное маневрирование в обществе, – он был готов пойти на это, чтобы превратить Дабл Си в империю, может быть, проложить дорогу к губернаторству для одного из своих сыновей. И раньше рядом ему виделась Оливия. Во время нескончаемых общественных мероприятий ее холодные, отточенные манеры прекрасно подходили для таких ситуаций. А Ди он не мог представить в роли своей жены, как ни старался. Он не мог вообразить, что она беседует с важным политиком, скорее, она бы подкалывала его своим острым языком. Нет, Ди Сван совсем не подходила для жизни, которую он спланировал для себя. И она не потерпела бы, чтобы кто-нибудь указывал ей, что делать и какой ей быть. Иногда – черт возьми, почти всегда – ему хотелось схватить ее и вколотить немного ума, но в то же время ее независимость вызывала у него уважение. Только женщина с сильной волей могла сделать то, что сделала она. И Ди не собиралась подчинять эту волю ни одному мужчине.

Все эти размышления повергли Лукаса в уныние. Он научился не строить далеко идущих планов в делах, связанных с Ди. То, что они занимались любовью, не означало, что она уже считает его своим любовником и не собирается бороться с ним в следующий раз. И даже если Ди будет относиться к нему как к любовнику, она будет биться до последнего за каждый дюйм ее личной жизни, не связанный с их любовными отношениями.

Но сейчас она спала в его объятиях. Он притянул ее к себе, полностью удовлетворенный ощущением ее теплого, гладкого обнаженного тела, лежавшего рядом с ним, и сам погрузился в сон.

Когда Ди проснулась, солнце уже заходило. Слабая, томная, некоторое время она была полностью сбита с толку, не понимая, что с ней произошло. Она никогда не спала днем, но по положению солнца определила, что это был не рассвет. Постепенно ясное сознание вернулось к ней, и Ди поняла, что она не одна в постели. Это открытие поразило ее, поскольку она никогда раньше ни с кем не делила постель. Но сейчас рядом спал Лукас, и они оба были обнажены. Она не испытывала стыда, но решила изменить положение. Ди не могла смириться с его господством над ней, хотя близость с Лукасом и заставляла трепетать от наслаждения ее предательскую плоть.

Затем мысль о беременности встревожила ее. Так же, как это делали женщины в течение тысячелетий, она сосчитала дни до следующих месячных. Должно было пройти более двух недель до тех пор, пока она узнает. Две недели страха и волнений, поскольку ее жизнь стала бы невозможной, если бы у нее родился ребенок.

Лукас притянул ее к себе и лениво положил свою большую влажную руку на ее грудь. Она не заметила, как он проснулся. Быстро взглянув на него, она тут же отвела взгляд из-за неприятного торжества, сверкавшего в его глазах.

– О чем ты думаешь? – спросил он низким, ленивым голосом, уткнувшись в ее волосы.

– О том, что мы не можем больше заниматься этим. – Она снова посмотрела на него со знакомым упрямым выражением.

– Почему, дорогая? Ведь тебе это понравилось? – Он откинул волосы с ее лица.

– Ты знаешь, что понравилось, – твердо ответила она. – Но теперь у меня может быть ребенок.

Он помолчал, слегка нахмурив брови. Ребенок. В диком наслаждении обладания он не подумал о возможных последствиях.

– Когда ты будешь знать это?

– Примерно через две недели. Или немного позднее.

Он поглаживал ее грудь, очарованный шелковистостью ее кожи. Теперь, черт возьми, она принадлежала ему, и он не собирался отпускать ее.

– Существуют способы предохранения от беременности.

– Я знаю, – сухо произнесла она. – Для этого мне нужно только держаться от тебя подальше. Он улыбнулся и крепко поцеловал ее в губы.

– Есть и другой способ. Я принесу тебе губку.

Она сразу же заинтересовалась:

– Что ты имеешь в виду? Как может губка помешать мне иметь ребенка?

– Не знаю, как она действует, но точно знаю, что она помогает. Это просто маленькая губка, которую ты смачиваешь уксусом и вкладываешь в себя.

Ее щеки вспыхнули, и она рванулась от его ищущих рук. Он рассмеялся, схватил ее и снова повалил на кровать. Она не боролась по-настоящему, а просто была обижена и смущена его объяснением, и он улыбнулся, усмирив ее.

– Откуда ты знаешь о таких вещах? – бросила она, сердито глядя на него. – Это ведь прием проституток, не так ли?

– Думаю, что проститутки применяют его, но и другие женщины тоже.

Он не сказал, откуда узнал об этом. Видимо, он неплохо развлекался в Новом Орлеане и других местах, но ей не собирался рассказывать о своих приключениях. Ди отвернулась, прекрасно понимая, что он узнал об этом от других женщин. Ей захотелось вернуть свою девственность, но это по-детски наивное желание не могло быть осуществлено.

Ди казалось, что она в темноте кинулась головой вниз со скалы. Теперешнее состояние пугало ее, но в то же время она не хотела, чтобы Лукаса не было в ее жизни, чтобы он никогда больше не подъехал к ее двери. Несмотря на его возмутительное поведение и решимость делать все по-своему, он заставил ее испытать незабываемые, удивительные ощущения.

Со свойственной ей честностью, Ди призналась себе, что полюбила Лукаса Кохрана.

Глава 9

Оливии пришлось сделать над собой усилие, чтобы пойти на танцы в этот вечер. Лукаса в зале не было, и она слышала, как люди шептались о нем. Но его отсутствие порадовало Оливию. Она предположила, что Лукас отправился на ранчо Ди. Во время их странного разговора, когда Кохран так смущенно упомянул Ди, Оливия мысленно скрестила пальцы. Она подумала, что если ее подруге и суждено выйти замуж, то для этого нужен человек, подобный Лукасу, такой же сильный и волевой. Ведь Ди не смогла бы быть счастлива с мужчиной, не соответствовавшим ей по силе характера. Оливия допускала, что, может быть, лишилась последнего шанса выйти замуж, но, по крайней мере, ей теперь не нужно решать принимать или не принимать предложение Лукаса. Похоже, что он его не сделает, и это обстоятельство успокаивало ее.

Но в действительности ее беспокоил не Лукас. Все ее мысли были заняты тем, что произошло в лесу. И ей казалось, что она не переживет этот день. Ее нервы были напряжены, я она готова была расплакаться, если придется улыбнуться еще хоть одному человеку. Она не могла смотреть в глаза своей матери. Онора растила ее, чтобы она стала хорошей, порядочной женщиной, а она при первой возможности позволила незнакомому человеку отвести ее в лес и заниматься там вольностями. И какими… Когда-то она считала, что поцелуй является дерзким поступком, но теперь знала: легкие прикосновения к губам, которые она получала раньше, были невинными, почти братскими. И она позволила Луису ласкать ее. Он должен был предположить, что она легкомысленнее девушек из салуна, поскольку настоящая леди не ведет себя так, как мисс Милликен вела себя в лесу.

Она едва могла воспринимать разговоры, которые велись вокруг, и казалась еще более отчужденной, чем обычно. Но все были так заняты весельем, что на бледное от огорчения лицо Оливии никто не обратил внимания, кроме Луиса, стоявшего в стороне от толпы и наблюдавшего за ней. Когда Кайл Беллами подошел к ней и пригласил на танец, расстроенная Оливия подала ему руку раньше, чем поняла, что она делает.

Во время танца его рука, лежавшая на ее талии, прижимала Оливию к нему сильнее, чем ей хотелось. После прогулки с Луисом она остро ощущала мужскую близость. Неожиданно она с ужасом подумала, не похвалился ли Луис своим успехом. И именно поэтому Кайл решил, что может прижимать ее так сильно?

Она напряглась в его руках.

– Мистер Беллами, будьте любезны…

– Я готов оказать вам любую любезность.

Она не могла понять, были ли эти слова намеком или простым флиртом, но в данный момент это ее не волновало.

– Вы держите меня слишком близко.

Он тут же ослабил объятия и позволил ей отступить назад.

– Прошу прощения, – пробормотал он, но его улыбка заставила ее подозревать, что он совсем не чувствовал себя виноватым.

Кайл танцевал отлично, его движения были пластичными и уверенными. При других обстоятельствах она могла бы отбросить свою инстинктивную неприязнь к нему и наслаждаться танцем, но сегодня это было невозможно. Она могла только молиться, чтобы танец поскорее закончился.

– Не желаете прогуляться со мной? – спросил он. – Вечер прекрасный, а здесь душно. Признаться, я давно хотел получить возможность поговорить с вами.

– Спасибо за приглашение, мистер Беллами, но я устала и хотела бы посидеть здесь.

– Тогда, может быть, я посижу с вами?

Она не знала, что ответить. Она не могла быть невежливой с этим человеком, но не желала находиться в его обществе.

– Я собиралась скоро идти домой, – сказала она, отчаянно придумывая предлог, чтобы отказать ему.

– Тогда разрешите мне посидеть с вами до вашего отъезда?

Боже, каким же он был настойчивым! Что еще могла она сделать, кроме того, что сказать «да»?

Когда они сели, Кайл прижал свою ногу к ее бедру, и Оливии пришлось немного отодвинуться.

– Я бы хотел встретиться с вами завтра, – сообщил он.

Его наглость заставила ее поверить в то, что Луис рассказал ему все, и теперь Беллами собирается насладиться теми же вольностями! Она смогла придумать только одну причину для отказа и поспешно использовала ее.

– Не думаю, что это было бы разумно, мистер Беллами. У нас с мистером Кохраном имеется негласное соглашение. Думаю, что вы понимаете.

– Если оно негласное, то я полагаю, что вы по-прежнему свободная женщина, – нагло заявил Кайл. – И я не вижу здесь сегодня Кохрана.

– У него… у него дела.

– Человек, оставивший в одиночестве такую очаровательную женщину, как вы, не заслуживает ее.

Луис наблюдал за этой сценой из противоположной комнаты и мог легко представить себе диалог, который не слышал. Ему не нравилось то, как близко Беллами наклонялся к Оливии, и по застывшему выражению ее лица видел, что ее это тоже не устраивало, но она не умела остановить его.

Оливия взглянула в том направлении, где находился Луис, и замерла. Она не могла отвести от него глаза и видела, что он наблюдает за ней. Ее страдание усилилось, потому что она вообразила, что в его черных глазах было презрение. В конце концов, что еще мог он испытывать к ней?

Луис же думал о том, что она, должно быть, обвиняет себя в легкомыслии и страдает от этого. Ему мучительно хотелось утешить ее. Бедняжка, она действительно не имела представления о физической стороне любви. Оливия была воспитана слишком традиционно и сама была слишком нежной, чтобы это могло быть иначе. Она даже не знала, как избавиться от навязчивого внимания Беллами.

Луис огляделся, и его взгляд остановился на двух ковбоях с ранчо Бар Би, людях, как он знал, вспыльчивых. Они почти всегда спорили друг с другом по разным поводам, и этот вечер не был исключением. На этот раз объектом их соперничества была маленькая симпатичная фермерша, лицо которой горело от удовольствия от такого избытка мужского внимания. Луис пробрался сквозь толпу. Оба мужчины держали в руках напитки, предполагалось, что это пунш, но он знал – напиток основательно разведен виски. В густой толпе было нетрудно толкнуть под локоть одного из мужчин, так, чтобы он выплеснул все содержимое своего бокала на лучшее платье девушки с фермы.

Луис быстро отступил, смешавшись с толпой и слушая растущий шум перебранки позади себя. Человек, выплеснувший свой пунш, обвинял другого в том, что тот намеренно толкнул его. Ссора переросла в настоящий кулачный бой раньше» чем Луис вернулся на прежнее место.

Кайл раздраженно нахмурился, когда увидел, что драчунами были двое его людей. Он что-то сказал Оливии и, поднявшись с места, быстро пересек комнату. Его положение в обществе пострадало бы, если бы его люди оказались грубиянами и нарушителями общественного порядка, а Фронтерас знал, как Беллами гордится своей респектабельностью.

Луис посмотрел на измученное лицо Оливии и мысленно выругал себя. Он слишком далеко зашел сегодня днем, и теперь она скорее вспоминала о своем стыде, а не об удовольствии от его поцелуев. Потребовалось бы все его обаяние, чтобы исправить ошибку. Он пробрался к ней сквозь толпу. Она заметила его раньше, чем он подошел, и немедленно кинулась прочь, убегая от него.

Она боялась его! Луиса как будто гром поразил, когда он понял это. Ни одна женщина до сих пор не боялась его, так почему же это произошло именно с этой женщиной? Женщиной, которая нравилась ему как ни одна раньше.

Ее поступок рассердил его. Луис был мужчиной, властным и подчиняющимся инстинктам, и он намеревался заявить свои права на Оливию. Ускорив шаг, он настиг ее раньше, чем она оказалась в безопасности рядом с матерью. Луис остановил ее, просто наступив сапогом на юбку. Оливия дернулась, остановилась и, обернувшись, бросила на него умоляющий взгляд, но ей оставалось только стоять или порвать юбку.

– Потанцуй со мной, – еле слышно сказал он. – Пожалуйста.

– Нет! – выдохнула она отказ.

Она была в таком смятении, что не могла снова оказаться в его руках, в какой-то степени не предав саму себя.

– Тогда давай выйдем отсюда.

– Нет! – и на этот раз восклицание было наполнено ужасом.

Еще одно приглашение заняться чем-то недостойным! Как мог он просить ее снова пойти с ним после того, что произошло днем?! Но, возможно, это и было причиной его просьбы, горько подумала она. Он ожидал, что она опять окажется такой же податливой.

Своей сильной рукой Луис взял ее за локоть и развернул.

– Пойдем отсюда, Оливия. Ну.

Жесткий, командный тон, которым он произнес эту фразу, заставил девушку притихнуть. Она молча позволила ему вывести ее из зала и провести по ступеням. Прохладный воздух овеял ее разгоряченное лицо, когда они перешли через улицу и остановились в тени большого дерева. Она по-прежнему слышала музыку, смех и какофонию голосов множества говоривших одновременно людей, но все это было приглушено и удалено, задушено звуками ночи.

– Что тебе нужно? – прошептала она почти испуганно.

Оливия попыталась освободиться, но он сжал ее руку сильнее.

– Я хочу, чтобы ты перестала выглядеть неприступной, как камень, – сердито ответил он.

Спина Оливии напряглась при этом тоне. Она не обладала необузданным нравом, но это не означало, что она не могла постоять за себя, если ее подвергали несправедливым нападкам.

– Я буду выглядеть так, как захочу, – резко ответила она, обескураженная тем, что смогла придумать только такой детский ответ.

Она оказалась в невыгодном положении, почти не имея опыта в спорах. Очевидно, он тоже заметил это, поскольку его хватка ослабла и легкая улыбка тронула уголки его рта.

– Напомни мне когда-нибудь, чтобы я научил тебя бороться, – сказал он. – Ты должна была сказать что-то, заставившее бы меня тоже почувствовать себя виноватым.

– Зачем? – спросила она расстроенным голосом. – Случившееся было моей виной. Я не должна была идти с тобой.

– Ах, дорогая, – он мягко рассмеялся, поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал один из ее пальцев. – Не взваливай на себя всю вину, ведь мои плечи намного шире. Я, по крайней мере, знал, что делал.

– Я не ребенок, мистер Фронтерас. Конечно, и я знала, что делала.

Она была раздражена его снисходительностью. Его же продолжало забавлять ее упрямство.

– Неужели? Не думаю. Если бы у тебя был хоть какой-нибудь опыт, ты бы не была так огорчена сейчас. Кто-нибудь еще когда-нибудь целовал тебя?

– Конечно, – возмущенно ответила она.

– Правда? И как? – произнес он скептически. – Легкие поцелуи с закрытым ртом, которые даже не позволяют ощутить вкус?

Оливия вдруг осознала абсурдность своего поведения, поскольку она старалась убедить его в наличии у нее опыта, которого у нее не было, и в то же время боялась, что он поверит в ее опытность. Ситуация показалась ей комичной, и она прижала ладонь ко рту, чтобы подавить смех. Луис усмехнулся тоже.

– Так-то лучше, – сказал он и нежно погладил ее щеку. – Происшедшее сегодня – это то, что случается между людьми, которых влечет друг к другу. Это не позорно, но, конечно, всегда должно оставаться в тайне. Думаешь, твои подруги не ощущали прикосновения мужских рук к своей груди? Уверяю тебя, что большинство из них ощущали.

– Большинство из моих подруг замужем, – заметила Оливия. – Полагаю, что состоящие в браке люди могут… могут более вольно общаться друг с другом, – осторожно закончила она, чувствуя, что ее лицо горит.

– Немногим более чем остальным, – медленно произнес Луис.

– Не думаю, – сказала она, смущенная этой мыслью.

В этот момент из зала вышли два ковбоя, и их веселые голоса громко звучали в неподвижном ночном воздухе. Луис обнял ее за талию и обошел дерево, подальше от их глаз. Она чувствовала у себя за спиной грубую кору и благодарно прислонилась к твердой опоре.

– Конечно, многие занимаются любовью до того, как поженятся. В конце концов, это же так приятно.

Ей становилось все труднее понимать суть спора.

– Приятно или нет, мистер Фронтерас…

– Луис.

– …Мне не следовало позволять вам сегодня такие вольности, и мне стыдно за мое поведение.

– Маленькая дорогая моралистка, – нежно произнес он.

– Я не ваша дорогая! Пожалуйста, не называйте меня так.

– Но это так. Ты просто еще не признала это.

Она глубоко вздохнула, пытаясь собраться и привести в порядок свои мысли.

– Наши отношения носят слишком случайный характер, чтобы я могла позволить подобное между нами, и я не допущу, чтобы это произошло еще раз…

Он положил руки на дерево, и она оказалась в его объятиях.

– Не нужно, – тихо сказал он, – не нужно делать таких заявлений.

– Но я должна, – так же тихо ответила она.

Луис тяжело вздохнул. Он не мог позволить ей уйти. Но он и не мог просто соблазнить ее. Оливия сочла бы себя падшей и никогда бы не вышла замуж, чтобы сохранить свою ужасную тайну. Она была милой и благородной и заслуживала большего.

Ему казалось, что никогда в жизни он так сильно не желал ни одну женщину, как Оливию Милликен. И был готов на все, чтобы получить ее.

Он наклонился к ней и сказал:

– Мои намерения благородны. Тебе не нужно сопротивляться моим чувствам, пока я не стану настолько неприятен тебе, что ты захочешь, чтобы я ушел. Но я не думаю, что это произойдет. А если бы и произошло, я бы все равно не отказался от тебя, – закончил он с железной решимостью.

У нее перехватило дыхание. Она откинула голову назад, глядя на его худое лицо, видимое в лунном свете, струившимся сквозь чуть колыхавшиеся листья. Она была так ошеломлена, что не могла собраться с мыслями.

Это было почти непостижимо. Луис хотел жениться на ней? Очевидно, он это имел в виду под «благородными намерениями». Но как он мог даже думать о женитьбе на ней? По его же собственному признанию, он был бродягой. У него не было дома. А она, хотя и мечтала о путешествиях, но в глубине своего сознания всегда создавала образ дома, места, куда она могла вернуться. «Дом»в ее мечтах был не домом родителей, а теплым, гостеприимным гнездышком, созданным ею вместе с любимым человеком. И этот дом заполняли бы голоса детей. Как могла она даже думать о браке с человеком, который не мог обеспечить этого?

– Нечего сказать? – спросил он с кривой усмешкой. – Но это произойдет. Я не сдамся.

Потом он наклонился и начал целовать ее, и у нее снова перехватило дыхание. Если его поцелуи были возбуждающими днем, то сейчас она ощущала их еще сильнее, поскольку знала, чего ожидать. У нее промелькнула мысль о сопротивлении, но она отмахнулась от нее. Ей не хотелось сопротивляться, не хотелось думать о том, что она должна или не должна делать. Она хотела наслаждаться.

Оливия поняла, что, пройдя по дороге один раз, трудно не сворачивать на нее снова и снова. Дерзкая рука Луиса обжигала ее жаром, и она не могла найти сил, чтобы отказать ему. Вместо этого ее собственные руки ласкали его мускулистую спину. Она ощутила шелковистость его черных волос, проведя пальцами по его затылку. Он чуть заметно вздрогнул, и ее сердце забилось, когда она поняла, что ее прикосновения волнуют его.

Низкий стон вырвался из его груди, и он отшатнулся от нее, тяжело дыша.

– Возвращайся назад, – сказал он. – Иначе мы займемся не только поцелуями, а здесь неподходящее место. Завтра воскресенье, и я буду свободен. Ты прокатишься со мной?

Ее мысли смешались. Что она сказала бы своим родителям? Они бы не одобрили прогулку верхом с незнакомым им мужчиной, тем более мексиканским бродягой.

Луис, видя ее замешательство, понял все без объяснений и горько усмехнулся.

– Конечно, нет, – сказал он, отвечая за нее. – Я понимаю. Мне следовало подумать, прежде чем задавать тебе такой вопрос.

– Луис, – неуверенно произнесла она. – Дело в том… – но все было настолько очевидным, что она умолкла.

– Да. Но если ты любишь меня, это не имеет значения. – Он снова крепко поцеловал ее, а потом взял за плечо и повернул в сторону зала, музыки, огней и смеха. – Возвратимся, пока твое красивое платье окончательно не измялось. Но если ты решишь завтра покататься, попробуй выбрать северную дорогу. Я сам буду проезжать там примерно в два часа.

Он слегка подтолкнул ее, и она машинально направилась назад, в зал. Оливия вошла внутрь и оказалась в атмосфере волнения и шума. Она все еще оставалась потрясенной и не могла собраться, но давящее бремя вины, казалось, исчезло. Она не знала, что думать. Как будто в течение нескольких часов изменился ход всей ее жизни, и она не знала, куда направлялась.