Текст книги "Пурпурные кружева"

Глава 10

Лили испуганно открыла глаза. Ласковые лучи утреннего солнца пробивались сквозь пыльное стекло, заливая спальню золотым светом и заставляя отступить ночные видения.

Ей понадобилось всего мгновение, чтобы окончательно проснуться, и еще одно, чтобы осознать: она находится не в своем доме в Территауне на берегу реки, как, впрочем, и не в каком-нибудь экзотическом уголке Европы или Азии. Она все еще в Блэкмор-Хаусе, где живут дети, которые ее ненавидят, и даже наемный рабочий смотрит на нее с презрением.

Лили вздохнула, в сердцах стукнула по пуховой подушке и перевернулась на живот.

– Ах!.. – простонала она.

Вспомнив о том, где находится, Лили совсем расстроилась. Но огорчение сменилось чувством глубочайшего унижения и разочарования, когда она восстановила в памяти события прошлого вечера.

– О Боже, что я наделала? Опять то же самое! – Девушка перекатилась на спину и прикрыла глаза рукой. – Почему, ну почему мне никак не удается остановиться? И почему из всех людей на свете я выбрала именно Моргана Элиота?

Если ей так необходимо было узнать, что такое настоящий мужской поцелуй, то почему она не проделала этого с Бартом или, на худой конец, с Мелвилом? Лили вновь и вновь задавала себе этот вопрос, хотя прекрасно понимала: ни Барт, ни Мелвил не имеют никакого отношения к ее мечтам о близости с мужчиной. Морган Элиот. Вот кем были заняты ее мысли. И еще теми ощущениями, что он заставил ее пережить.

Румянец смущения расцвел на лице девушки, несмотря на то что в спальне она была совершенно одна. Вчера этот человек едва не свел ее с ума и заставил забыть о стыдливости. Он прикасался к ней и целовал ее так, как никто и никогда до него не делал. Воспоминания заставили тело предательски затрепетать, и она едва успела сдержать стон наслаждения, уже готовый сорваться с губ.

Лили попыталась отвлечься от мыслей о Моргане Элиоте и его поцелуях, но это оказалось отнюдь не легкой задачей.

Как же теперь смотреть на него, когда они встретятся вновь? Лили не сомневалась, что после вчерашнего вечера упала в его глазах еще ниже, перестаравшись в своих попытках показаться ему дерзкой и безрассудной. Боже, она даже позволила ему дотронуться до ее груди!

Она могла бы держать пари на все свое состояние, абсолютно не боясь проиграть, что теперь он считает ее самой никчемной и самой распущенной из женщин. И сможет ли она сегодня спуститься вниз и встретиться с ним лицом к лицу?

– Ах!.. – вновь простонала девушка и стукнула кулаком по кровати.

Лили закрыла глаза и замерла в неподвижности. Она не трусиха. И никогда ею не была. Если она в чем-то и не сомневалась, так это в том, что перед лицом любых обвинений никогда не теряла присутствия духа, что с гордым и независимым видом выдерживала и презрительные взгляды, и жестокие слова, кто бы ни произнес их по ее адресу. Люди сколько угодно могли судачить о том, что она потеряла честь и достоинство. Но у нее все еще оставалась ее смелость. И никто не сможет ее отнять. Лили уцепилась за эту мысль, как утопающий за соломинку, и немного воспряла духом.

Девушка откинула простыни и собралась встать, готовая принять все, что ни преподнесет ей судьба, – будь то новое унижение или даже презрение со стороны окружающих.

И тут Лили вспомнила: сегодня же суббота – день, когда она должна пойти на прием в дом Мэйхью!

– О небо, – взволнованно воскликнула Лили, – я иду на чай!

Однако радость от предстоящего выхода в свет омрачалась неуверенностью и сомнениями – ей слишком хорошо запомнилось пренебрежение, проскользнувшее во взгляде Моргана. Если даже ее собственный работник позволяет себе смотреть на нее так, то… Лили постаралась не думать об этом. Волнение, охватившее ее, было сильнее неуверенности: шутка ли, она вот-вот вернется к настоящей светской жизни, от которой была оторвана много лет назад!

Когда Лили спустилась вниз, чтобы выпить чашечку кофе, Моргана нигде не было видно.

– Слава Богу!.. – пробормотала она, хотя не могла не признать, что разочарована.

Интересно, что бы он сказал, если бы они все-таки столкнулись на кухне? Лили фыркнула – она прекрасно знала, что ничего бы не произошло. Он просто бросил бы на нее так хорошо знакомый ей колючий, обвиняющий взгляд и без слов прошел мимо, как будто она пустое место. А как раз этого ей хотелось меньше всего.

Морган открыл заднюю дверь как раз в тот момент, когда Лили покинула кухню, и не увидел девушку.

– Жожо, – сказал он, взглянув на повара.

– Ну что тебе? – возмущенно откликнулся Жожо. – Ах, ну надо же! – захныкал он, заметив, что башмаки Моргана сплошь заляпаны грязью. – Я только что вымыл пол!

Морган посмотрел вниз:

– Жожо, ты причитаешь, как ворчливая старуха. От возмущения повар надулся словно индюк:

– При чем тут какая-то старуха?! Я просто хочу, чтобы в кухне, где я целый день готовлю еду для всех, было чисто!

Морган с иронией приподнял бровь:

– По-моему, ты чаще занимаешься чем угодно, нежели приготовлением этой самой еды.

– Да, например, убираю за тобой. Сегодня утром, если хочешь знать, я только это и делал. Никогда не встречал человека, который входил бы в дом и выходил из него столько раз, сколько ты! Слава Богу, хоть дети здесь ведут себя хорошо, от них куда меньше хлопот. Так что лучше не указывай мне, чем заниматься.

– Тем более что ты сам это прекрасно знаешь. – Морган выдержал паузу. – Но на мой взгляд, особенно ты преуспел в том, что называется подглядыванием в замочную скважину.

Жожо сжал кулаки:

– На что ты намекаешь? Ничего подобного я не делаю. Вчера поздно вечером, перед тем как отправиться к себе во флигель, Морган обошел дом. Он был уверен, что видел, как на лестнице, ведущей в бывшую мастерскую Лили, промелькнул силуэт Жожо. Агрессивность, прозвучавшая в ответе повара, убедила Моргана, что он не ошибся.

– Так что ты здесь вынюхиваешь, Жожо?

– Я же сказал тебе, – резко повторил повар, – что ничего такого не делаю.

Конечно, Морган и не надеялся получить ответ. Чтобы Жожо сказал правду, надо было действовать совершенно иначе. Но ему хотелось пока лишь слегка припугнуть этого скользкого человечка. Достаточно того, что он насторожился. На сегодня хватит, решил Морган и сменил тему:

– Ты уже видел мисс Блэкмор?

Жожо продолжал подозрительно смотреть на Моргана.

– Конечно, – неохотно пробормотал он. – Но она очень быстро ушла наверх – видно, прихорашивается перед этим треклятым приемом.

Надо же, он упустил ее! Моргану совсем не понравилось то, что слова повара вызвали у него укол разочарования. С раннего утра он не находил себе места, переключаясь с одного дела на другое. Он убеждал себя в том, что ему просто необходимо проверить газовый вентиль на кухне или осмотреть треснувшую колонну в холле, хотя на самом деле он просто искал предлог, чтобы еще раз зайти в дом и… увидеть Лили.

Этой ночью он так и не смог заснуть – беспорядочные мысли об этой странной женщине не давали ему покоя. Вчера он покинул гостиную, как неопытный мальчишка, поглощенный желанием обладать ею. Ведро ледяной воды помогло охладить разгоряченную плоть, но ничто не могло избавить его от воспоминаний о Лили. Заветный образ всю ночь стоял перед глазами.

Сегодня Морган снова хотел увидеть ее, заглянуть в синие бездонные глаза. Ему вновь не давало покоя ощущение, что он ошибся, поверив грязным слухам о Лили. Правда, вчера, когда она с дерзким видом триумфатора галопом мчалась по улице, он подумал, что в россказнях о Пурпурной Лили есть немало правды. Но это было до того, как он прикоснулся к ней, дотронулся до ее груди и увидел выражение ее глаз.

В них была невинность.

И удивление.

Она смотрела на него так, как будто никто и никогда не прикасался к ее нежному телу.

И кроме того, до сих пор ему не удалось обнаружить в доме Лили решительно ничего – ни малейшей детали, которая подтверждала бы, что она действительно состоит в связи с Джоном Крэндалом. Лили даже никогда не упоминала о человеке с таким именем. Глупо, но при мысли об этом Морган почувствовал радость.

Сегодня он собирался нанести визит сестре Рейна Готорна и надеялся, что ему наконец удастся раскрыть тайну падения Лили Блэкмор. Морган больше не мог отрицать, что эта женщина приобрела над ним необъяснимую власть. Он страстно желал обладать ею, но еще больше хотел, чтобы она оказалась невинной. Такой, какой он увидел ее прошлой ночью, когда прижимал к своей груди.

К счастью, пока день не преподнес Лили неприятных сюрпризов. В три часа она спустилась вниз, чтобы отправиться на чай в дом Мэйхью. Моргана по-прежнему нигде не было видно. На ней был пышный наряд, купленный специально для этого случая. Портниха и модистка, у которых когда-то заказывала туалеты и шляпки мать Лили, так убеждали ее в том, что подобрали для нее все самое лучшее и современное, что девушке не пришло в голову поинтересоваться, когда в последний раз они шили кому-нибудь бальное платье или делали шляпку.

– О, Лили! – с волнением выдохнула Кэсси, прижав от восторга руки к груди. – Ты выглядишь просто замечательно!

Лили стремительно обернулась, глаза ее сверкнули:

– Ты так думаешь? – Девушка хотела повернуться к двери, но в этот момент поймала взгляд Пенелопы. – А тебе мое платье не нравится, верно? – спросила она, озабоченно наморщив носик.

Глаза Пенелопы расширились от удивления. Стараясь казаться невозмутимой, девочка пожала плечами:

– Оно какое-то старомодное. – Поколебавшись, она добавила: – И вообще я не понимаю, зачем ты идешь на этот прием.

– Не будь глупышкой, – ласково ответила Лили. – Это будет замечательный прием. Чай и сандвичи с огурцами. Лимонные пироги и маленькие пирожные. – А еще там будут ее старые друзья. «Боже, – мысленно взмолилась девушка, – сделай так, чтобы я нашла там друзей!»

Пенелопа еще несколько секунд задумчиво глядела на Лили, слегка выдвинув вперед нижнюю губу.

– Вообще-то мне все равно, пойдешь ты туда или нет, – заявила в конце концов девочка и стала быстро подниматься по лестнице.

– Что происходит с Пенелопой? – спросила Лили. Сидевший на стуле Роберт молча смотрел в окно. После минутного раздумья Кэсси неохотно призналась:

– Мистер Элиот сказал, что ты глупая, если так хочешь пойти на этот прием.

Лили вспыхнула от негодования.

– А еще он сказал, – извиняющимся тоном продолжила Кэсси, – что никто там тебя не ждет.

Лили прислонилась к стенке, чтобы не упасть.

– Я думаю, просто Пенелопа не хочет, чтобы ты огорчалась, – сделала вывод малышка.

– Мне все равно! – раздался довольно громкий крик Пенелопы.

Все повернулись к лестнице и увидели, что девочка стоит на самом верху. Вид у нее был довольно дерзкий.

– Мне вообще безразлично, что ты делаешь! – снова крикнула она и, быстро повернувшись, взметнув волну юбок и оборок, убежала прочь.

Лили глубоко вздохнула:

– Ну что ж, моя дорогая, мистер Элиот ошибся.

Он просто должен хоть один раз оказаться не прав.

И чтобы окончательно не потерять присутствия духа, Лили быстро схватила ридикюль и повесила его на запястье. Затем она взяла кружевной веер, который когда-то принадлежал ее матери.

«Конечно, меня там ждут. Ведь я получила приглашение», – подумала она.

* * *

Лили прибыла по указанному адресу чуть позже трех часов. Резиденция семейства Мэйхью представляла собой внушительное строение, окруженное ажурной оградой из кованого железа. К центральному входу вело сразу несколько вымощенных булыжником дорожек. В холле, как и много лет назад, всех вновь прибывших поражали своим великолепием ротонда и широкая мраморная лестница.

Как только Лили переступила порог этого прекрасного дома, сердце сильнее забилось у нее в груди. Слуга в ливрее и шелковых чулках взял ее приглашение, а потом другой провел девушку по коридору мимо дверей многочисленных шикарных гостиных.

– Куда же мы идем? – удивленно спросила девушка.

– В беседку, мадам.

Издали до Лили донеслись женские голоса. Дамы что-то негромко обсуждали и довольно сдержанно, как это принято в свете, смеялись. Когда слуга подвел девушку к углу дома, она невольно замерла, к горлу подкатил горький ком. Под пышно украшенной цветами аркой Лили увидела группку женщин. Большинство из них были ей незнакомы, но некоторых она узнала сразу.

Дамы нежно целовали друг друга, прежде чем войти в беседку. Ноги Лили подкашивались от волнения. За исключением Эдит Мэйхью, никого из своих бывших подруг она не видела долгих десять лет. А что, если Морган был прав? Эта мысль заставила ее похолодеть от ужаса. Нет-нет, попыталась успокоить себя она, если они не хотели ее видеть, то не стали бы присылать приглашение.

– Мадам?

Лили вздрогнула от неожиданности и взглянула на слугу в ливрее, который смущенно переминался с ноги на ногу.

– Вам нехорошо? – спросил он.

Да, чуть не ответила девушка. Но она не будет вести себя как трусиха. Она не станет больше прятаться.

– Нет, все в порядке. Пойдемте.

После того как объявили о ее прибытии, шум голосов на мгновение стих. Лили стояла не шелохнувшись, ее растянутые в улыбке губы словно сковал ледяной холод. Целое море женских глаз. И все они с любопытством смотрят на нее. Лили все еще надеялась, что вот-вот кто-нибудь улыбнется и тепло поприветствует ее. Однако проходили секунда за секундой, но никто из дам так и не улыбнулся и не сказал ей ни слова.

Внезапно по беседке волной пронесся гул, словно все представительницы высшего света Нью-Йорка, собравшиеся здесь, заговорили одновременно.

– Не могу поверить, что это она! – услышала Лили голос одной из дам.

– А я не могу поверить, что у нее хватило смелости прийти сюда! – поддержала ее другая.

– Ни одна порядочная женщина на это не решилась бы, – вынесла вердикт третья.

Ощутив внезапную слабость, Лили со всей определенностью поняла: Морган был прав. Как же она наивна, если надеялась на их прощение! Только слепец не заметил бы гневно приподнятых бровей, скривившихся от презрения губ и полных осуждения взглядов. И все эти возмущенные женщины смотрели на нее!

С губ Лили чуть не сорвался крик боли, она едва не повернулась на каблуках и не бросилась что было сил прочь, подальше отсюда. Но она слишком долго пробыла Пурпурной Лили, чтобы сдаться так легко.

Усилием воли девушка подавила в себе неуверенность и разочарование. Как прошлым вечером, когда хотела поразить Моргана, так и теперь она решила предстать перед этими чопорными представительницами городской знати такой, какой они ее считали. Она будет вести себя именно так, как от нее ожидают. И ей совсем нетрудно будет это делать – за десять лет она успела войти в роль.

– Эдит! – громко воскликнула Лили, обращаясь к хозяйке, и вызывающе рассмеялась. – Моя дорогая девочка!

Несколько дам обернулись и изумленно посмотрели на Эдит Мэйхью, словно обвиняя ее в предательстве. Та мгновенно залилась нервным румянцем.

Пальцы Лили судорожно сжимали веер, но на губах продолжала светиться чарующая улыбка, когда она отважно направилась к беседке.

– Вы только посмотрите на это платье! – прошипел кто-то.

– Наверное, она купила его на благотворительной ярмарке? – прозвучало ехидное предположение. – Должно быть, она растеряла всех своих богатых любовников.

У некоторых дам от волнения перехватило дыхание, многие смущенно захихикали – в приличном обществе не принято было обсуждать столь щекотливые темы. Однако остановиться они уже не могли.

– Чары этой женщины, наверное, больше ни на кого не действуют, – смакуя каждое слово, произнесла одна из приглашенных.

– Почему она здесь?

– Не сомневаюсь – она явилась без приглашения! Услышав последнюю фразу, Лили подошла к Эдит Мэйхью.

– Дорогая, как я рада, что ты попросила меня присоединиться к вам! – громко сказала она. – Я так давно не встречалась с моими чудесными, милыми подругами! – Лили обернулась и уточнила: – Например, с Уинифред.

Уинифред Хедли едва не задохнулась от растерянности. Казалось, еще мгновение – и она упадет в обморок. Все присутствовавшие знали ее как на редкость чопорную и самоуверенную особу. А уж если кому-то из них случалось слегка оступиться, то она первая указывала на несчастную пальцем. В то же время она пользовалась огромным авторитетом среди дам, считавших своим долгом следить за тем, чтобы представители высшего света Нью-Йорка свято чтили приличия и правила морали.

– Ну и ну!.. – удивленно протянула одна из женщин. – Никогда не подумала бы, что ты, Уинни…

– Я… я… – заикаясь, начала было нерешительно оправдываться Уинифред, но, видимо, так и не отыскав подходящих слов в свою защиту, вдруг резко повернулась и, шурша юбками, бросилась к выходу из беседки.

Горстка женщин последовала за ней. Но большинство остались – слишком возбуждено было любопытство этих нью-йоркских сплетниц.

Прием стремительно продвигался к полному провалу. Чем более вызывающе вела себя Лили, тем сильнее накалялась обстановка. Девушка весело смеялась и беззаботно щебетала, словно здесь ее окружали только самые искренние и преданные друзья.

Однако довольно скоро Лили почувствовала, что смертельно устала играть навязанную ей роль. Возмущение новым предательством бывших подруг сменилось в ее душе бесконечным отчаянием. С преувеличенным оживлением распрощавшись с гостями Эдит Мэйхью, гордой поступью королевы она вышла из беседки.

Стараясь ступать как можно более осторожно, словно опасаясь внезапно упасть, Лили прошла мимо ряда дверей фешенебельных гостиных и добралась наконец до выхода. Девушка не стала ждать, пока грум остановит для нее кеб, а выбралась на улицу и медленно побрела по ней, ничего не замечая вокруг. Она прошла целый квартал, прежде чем спохватилась, что не сможет преодолеть немалое расстояние до Блэкмор-Хауса пешком. Как раз в этот момент мимо проезжал кеб. Лили бросилась к нему и чуть не до смерти напугала возницу, бешено заколотив по обшивке экипажа кулаком. Тот соскочил со своего места, поглубже натянул шляпу, а затем помог ей сесть.

Через несколько минут они уже мчались по Пятой авеню. Вжавшись в пожухлую кожу продавленного сиденья, Лили откинулась назад. Когда они добрались до Пятьдесят девятой улицы, девушка поняла, что просто не может сейчас вернуться домой, и попросила возницу повернуть на север. Ей хотелось ехать и ехать, лишь бы дорога не кончалась. Она мечтала каким-нибудь волшебным образом вновь оказаться в Территауне, ведь одиночество в пустом доме выдержать куда легче, чем то, что произошло с ней сегодня.

Ей хотелось оказаться как можно дальше от Манхэттена. От места, где ее ненавидят все: и бывшие подруги, и Роберт с Пенелопой, и даже Морган. К горлу подступил горький ком, в глазах закипели слезы.

«Почему меня так это волнует?»– с гневом подумала Лили. И почему после всех этих лет она все-таки позволила себе надеяться?

Слева проплыл Центральный парк, но девушка даже не повернула головы. Ей хотелось вырваться из тюрьмы Манхэттена. Хотелось дышать. И забыть о том, во что превратилась ее жизнь. Жизнь, которую она ненавидела!

Ее жизнь стала пародией на нормальное существование. И она сама виновата в этом. В конечном счете Морган почти угадал: ее судьбу определил человек. Этот человек сумел навеки погубить ее репутацию. А теперь, после чая в доме Мэйхью, где она держалась так вызывающе, нечего и надеяться на возвращение в свет.

Лили застонала. Ничто и никто не сможет ей помочь!

Несмотря на то что со времени скандала на поминальном приеме прошли годы, она так и не смогла смириться с тем, что стала отверженной. Она продолжала надеяться, что когда-нибудь сможет вернуться в Нью-Йорк и вновь войти в привычный круг. Но теперь эта хрупкая надежда разбилась вдребезги, и ее мельчайшие осколки втоптаны в грязь, как, впрочем, и несбыточные мечты о счастье.

Лили хотелось кричать и проклинать несправедливость и жестокость мира, жертвой которого она стала. Но разве это могло что-нибудь изменить? Она была Пурпурной Лили тогда, она продолжает оставаться Пурпурной Лили сейчас и будет ею всегда.

Господи, как с этим жить?

Девушка закрыла глаза и постаралась забыться, слушая скрип колес экипажа и наслаждаясь его мерным покачиванием. Лошади побежали быстрее, когда Центральный парк остался позади, – здесь было еще мало построек и мощеных дорог, хотя этот район в последнее время стал развиваться очень интенсивно. Когда Лили была девочкой, северная часть города считалась неосвоенной окраиной. Но после того как здесь все чаще стали появляться конки и проложили железную дорогу, все изменилось.

Девушку, однако, совершенно не интересовали преобразования, которые на удивление быстро изменяли облик Нью-Йорка. Она думала лишь о том, чтобы поскорее покинуть этот город и уехать домой, на север штата, где при встрече с людьми ей не надо будет выдерживать насмешливые улыбки и многозначительные взгляды.

Морган с трудом отыскал полуразвалившийся дом, в котором, как ему сказали, обитала Мери Готорн. Он вошел в здание и поднялся на второй этаж. По своему обыкновению Морган не стал заранее предупреждать женщину о визите. Занимаясь сбором информации, он предпочитал после своего неожиданного появления сначала понаблюдать за реакцией собеседника и только потом решал, какую из заранее заготовленных историй рассказать, чтобы правдоподобно объяснить, кто он такой.

Мери Готорн подошла к двери довольно быстро. Ему не пришлось стучать повторно. Она оказалась высокой женщиной со следами поразительной былой красоты. Вероятно, когда-то она пользовалась большим успехом у мужчин, но сейчас прежде всего в глаза бросался ее преклонный возраст – Мери Готорн было далеко за шестьдесят. Морган невольно задумался о том, а сколько же лет было ее брату, когда того знала Лили?

– Да? – воинственным тоном спросила старушка, приоткрыв дверь.

– Мисс Готорн?

– Да, а в чем дело?

– Мне хотелось бы поговорить с вами о вашем брате. Сквозь узкую щель приоткрытой двери Морган заметил, что в глазах женщины вспыхнуло удивление. Но его тут же сменило – и Морган готов был поклясться в этом – выражение мучительной боли. Однако ответ пожилой дамы прозвучал на удивление грубо:

– Мой брат давно умер.

– Да, мэм, мне это известно, но я все-таки надеялся, что смогу поговорить с вами о нем и… о женщине по имени Лили Блэкмор.

Стоило сестре Рейна Готорна услышать о Лили, как боль в ее глазах уступила место беспредельной горечи. С этим застывшим выражением горечи женщина, приложив заметное усилие, открыла дверь Моргану.

– Я слышала, она вернулась! – прошипела Мери Готорн обвиняющим тоном.

Морган, поколебавшись несколько мгновений, решил сказать правду:

– Так и есть.

Оставив дверь открытой, пожилая, женщина прошла в глубь крошечной комнатенки и бессильно опустилась в кожаное кресло, которое знавало лучшие времена. Затем она указала Моргану на стул напротив.

Закрыв дверь, он последовал за хозяйкой. Едва Мери Готорн начала говорить, как ему стало ясно: сегодня не придется сочинять очередную историю о том, кто он такой. Эта женщина, подумал Морган, вряд ли поинтересуется даже его именем.

– Значит, это правда? Лили Блэкмор вернулась. – Мери покачала головой. – Не могу поверить, что она на это осмелилась. – Глаза старушки сузились. – Вы, конечно, знаете, что каждое пенни из ее состояния должно было принадлежать мне!

Морган попытался не выдать своего удивления. Она утвердительно кивнула головой:

– Да, потому что именно я заботилась о Рейне после того, как наша мать покинула этот мир. А осиротели мы в детстве. Я помогала ему и тогда, когда он стал взрослым и пытался встать на ноги. И знаете, ему повезло. Как говорится, деньги идут к деньгам. Начал Рейн с малого, но он всегда очень удачно вкладывал свои средства. – Костлявые пальцы Мери вцепились в подлокотник кресла. – Если бы не я, Рейн ни за что бы не разбогател.

– Так значит, Лили достались все деньги вашего брата?

– Конечно. А кто еще, вы думаете, мог обеспечить ей безбедное существование? Неужели ее глупый и расточительный братец? Вы видели их дом? Ну и развалюха, скажу я вам! Не сомневаюсь, что и Лили не дала Клоду ни пенни. Хотя какое это теперь имеет значение? Он умер, как и мой Рейн.

Морган попытался осознать смысл услышанного. Выходит, Лили не получила решительно ничего из родительского наследства, но зато к ней перешло состояние Рейна Готорна. Кровь его закипела. В каких отношениях должна состоять женщина с мужчиной, чтобы стать его наследницей, не выходя за него замуж?

Ответ мог быть только один. Желваки Моргана затвердели. Вот он и получил подтверждение своим худшим опасениям. Лили действительно принадлежала другому мужчине.

Однако гнев в его душе уступил место несказанному удивлению, когда Мери заговорила снова:

– Я долгие годы вела хозяйство Рейна – сам он был слишком занят своей живописью. Днем и ночью я продолжала заботиться о нем: готовила его любимые блюда, стирала его одежду. Представьте себе, я даже находила для него богатых заказчиков – он писал их портреты за хорошее вознаграждение.

Морган замер:

– Так ваш брат был художником?

– Самым лучшим из них. Его работы пользовались спросом, и это само по себе удивительно: ведь мало кому из художников удается что-то продать при жизни. Но он действительно был хорошим живописцем. – Выражение ее лица смягчилось. – Его картины прекрасны! – Мери устремила взгляд на стену, где висело единственное небольшое полотно.

Морган поразился тому, что не заметил картину сразу, как вошел. Она была великолепна.

– Он написал это в год своей смерти. К дню моего рождения.

На фоне чудесного пейзажа была изображена неизвестная женщина, задумчиво глядящая вдаль. Присмотревшись повнимательнее, Морган уловил в ее чертах нечто знакомое и с удивлением понял, что это портрет самой Мери Готорн, только в то время, когда Рейн работал над полотном, она была значительно моложе и счастливее. «Тогда она была настоящей красавицей!» – подумал он.

– Рейн писал портреты и благодаря этому неплохо зарабатывал, – продолжила пожилая женщина. – Но конечно, это были совсем не те деньги, которыми он располагал в конце жизни. Когда брат накопил некоторую сумму, он сумел чрезвычайно удачно вложить ее. Я всегда говорила, что ему следовало стать банкиром. – Ее лицо снова стало недовольным. – И все его состояние должно было перейти ко мне.

Морган внимательно слушал, пытаясь не упустить ни малейшей детали из того, о чем рассказывала сестра Рейна. И по мере того как женщина говорила, надежда найти здесь доказательства, свидетельствующие в пользу Лили, оставляла его. К своему величайшему огорчению, лишившись этой слабой надежды, он ощутил боль и разочарование. Каким же он был глупцом, если рассчитывал, что Мери Готорн поможет ему восстановить доброе имя Лили Блэкмор! Это имя было обесчещено и втоптано в грязь самой его обладательницей, и тут уж ничего не поделаешь.

Морган так ушел в свои мысли, что едва слышал, о чем говорит Мери. Однако он очнулся, когда женщина с яростью стукнула кулаком по маленькому дубовому столику, стоявшему рядом с ней.

– …Моими! Эти деньги должны были стать моими! И тогда я не ютилась бы в этой убогой комнатенке! Он обещал, что все оставит мне!

Выкрикнув эти гневные слова, Мери, видимо, почувствовала неловкость и замолчала. Морган понял, что ему пора уходить. Он больше не хотел расспрашивать старушку о том, какие отношения связывали ее брата и Лили, – того, что он уже узнал, было достаточно.

– Так ведь нет, – снова заговорила она, – он связался с девицей, вдвое моложе его, – с девицей, у которой, кроме известного имени, ничего не было! И знаете, почему она получила эти деньги?

Морган промолчал – он просто не мог говорить, опасаясь, что вместо слов из горла вырвется стон боли и бессильной ярости.

– Потому, что она позволяла ему все! Как обычная шлюха. – Голос Мери стал низким, а тон ядовитым. – Она просто околдовала мужчину, который раньше не смотрел ни на одну женщину! Прямо как настоящая ведьма, которая знает всякие заклинания и умеет варить приворотное зелье. Можете мне поверить, она не раз раздвинула ноги, чтобы окончательно вскружить голову моему брату. А потом эта женщина позволила Рейну написать ее портрет. И он изобразил ее обнаженной, да-да, представьте – в чем мать родила!

Моргану внезапно показалось, что в комнате совсем нет воздуха, а солнечный свет невыносимо ярок. Его захлестнули ярость и гнев. Изобразил обнаженной… в чем мать родила. Лили оказалась намного хуже, чем он осмеливался помыслить.

Размышляя о причинах изгнания Лили из высшего света, Морган предполагал, что нью-йоркской знати стало известно о внебрачной связи девушки или же всеобщее возмущение вызвала одна из ее собственных живописных работ. Но ему и в голову не могло прийти, что она позировала кому-то, причем без одежды.

Он вспомнил о печально известном полотне «Мадам Икс» Сарджента[4]4
  Джон Сингер Сарджент (1856—1925) – знаменитый американский портретист.


[Закрыть]. Женщину, которую он изобразил, подвергли остракизму за то, что на портрете у нее было слегка оголено плечо. Но мадам Икс была одета! А если верить Мери Готорн, то на картине, принадлежавшей кисти ее брата, Лили была полностью обнажена.

Чтобы весь свет мог увидеть ее.

Увидеть ее бесстыдство.

– А где эта картина теперь? – с трудом выдавил он.

– Я продала ее брату Лили много лет назад.

Морган удивленно повел головой. Мери злорадно усмехнулась:

– О да, можете не сомневаться в этом! Клод Блэкмор очень хотел приобрести ее, а мне это было на руку. К тому же эту картину мне совсем ни к чему было держать у себя дома. И должна вам сказать, я здорово поправила свои дела благодаря Клоду. – Мери хрипло рассмеялась. – Причем даже больше, чем за картину, я получила от него за стопку старых набросков, не имевших никакой ценности. Клод всегда был глупцом.

Лили вернулась в Блэкмор-Хаус почти в семь вечера – куда позже, чем обычно, возвращаются домой приглашенные на послеобеденный чай.

Когда экипаж подъехал к дому, дети выбежали на крыльцо, а Марки и Жожо подошли к двери.

– Ну как все прошло, мисс? – спросил Жожо, едва Лили добралась до ступеней крыльца.

Девушка приостановилась – она только сейчас заметила, что все вышли встречать ее. Лили глубоко вздохнула и ответила:

– Прекрасно! Просто прекрасно. Все было чудесно. И дети, и слуги смотрели на нее с любопытством.

– Вы уверены?

– Конечно.

Войдя в холл, Лили взяла листок бумаги, что-то быстро написала на нем и вручила Марки. Затем она устремилась к лестнице и, поднимаясь, стала мысленно пересчитывать ступеньки, чтобы не разрыдаться у всех на виду.

– Что там, в этой записке? – поинтересовался Жожо.

– Не твое дело! – ответил Марки тоном, в котором звучало превосходство дворецкого над поваром, и заторопился к выходу.

У дома стоял экипаж, в котором приехала Лили. Сказав что-то вознице, Марки сунул ему записку и монету. Через несколько секунд двор перед Блэкмор-Хаусом опустел.