Текст книги "Пурпурные кружева"

Почему Бьюфорд Тисдейл так и не связал свою судьбу с Лили? Вне всяких сомнений, из-за разразившегося на поминальном приеме скандала.

Морган испытывал сильнейшее разочарование – за последние несколько недель он узнал о Лили Блэкмор очень много нового, однако причина, повлекшая изгнание этой женщины из высшего света, до сих пор была для него окутана завесой тайны.

Существовала ли какая-то связь между увлечением Лили живописью и тем, что произошло в ту роковую для нее ночь в Блэкмор-Хаусе? И какое отношение ко всему этому имел человек по имени Рейн Готорн?

Моргана одолевали дурные предчувствия. Могла ли какая-нибудь из работ Лили так возмутить нью-йоркскую элиту? А может быть, она стала любовницей Готорна? Или дело совсем в другом? Как же ему это выяснить?

Морган вспомнил, что в разговоре с ним Труди Спенсер упомянула сестру Готорна. И хотя он понимал, что это – безумие, что этого делать не следует, пробираясь сквозь уличную толпу по направлению к дому Лили, он уже твердо знал, что в самое ближайшее время обязательно разыщет Мери Готорн.

Проходя мимо мастерской каменотеса, Морган оставил хозяину заказ на изготовление новой мраморной колонны для холла. Почти добравшись до дома, он, следуя своей новой привычке, свернул к заднему входу, чтобы не столкнуться с рыскающими вокруг Блэкмор-Хауса газетчиками.

Миновав калитку, он прошел в сарай, где хранились инструменты, и стал подбирать те, что могли понадобиться ему сегодня. На днях он наконец понял, почему стал вспучиваться потолок: оказалось, что одно из окон наверху не закрывалось, и через него в дом постоянно проникала влага. Когда шел дождь, вода, просачиваясь сквозь пол второго этажа, попадала на колонну, струилась по ней вниз, в холодное же время замерзала, и постепенно в колонне образовалась трещина. Чтобы привести окно в порядок, необходимо было заменить одну из оконных петель. Именно этим Морган и собирался заняться.

Он поднялся по лестнице на второй этаж. В доме было тихо, как будто все многочисленные обитатели покинули его. Вместо того чтобы, как намеревался, пройти прямо к окну, рама которого нуждалась в ремонте, Морган, повинуясь бессознательному порыву, повернул в сторону лестницы, ведущей наверх. Тишина вокруг стала еще более гнетущей. Он преодолел следующий лестничный пролет – подъем оказался крутым, а ступеньки – очень узкими. Лестницу покрывала старая ковровая дорожка, она заглушала шум его тяжелых шагов. Внезапно он замер – дверь наверху была открыта. Морган прекрасно понимал, что ему следует быстро повернуться и спуститься вниз, но почему-то не смог этого сделать. Он стремительно преодолел оставшееся до двери расстояние и вошел в помещение, располагавшееся под самой крышей дома.

Обилие яркого солнечного света в первое мгновение ошеломило его. Свет, казалось, пронизывал эту огромную комнату с высоким потолком и белыми стенами. Многочисленные окна невозможно было одновременно охватить взглядом. «Просто удивительно, – подумал Морган, – что в этом полуразвалившемся доме могла сохраниться такая замечательная комната!»

И тут он увидел Лили.

– Милая Лили, – еле слышно прошептал он.

Девушка стояла у длинного, узкого стола. С благоговением и печалью она водила рукой по его гладкой поверхности. Морган невольно залюбовался ею. Как она была прекрасна в лучах летнего солнца, обрисовывающего изящные контуры ее фигуры! Морган почувствовал, что его вновь захлестнуло желание овладеть этой женщиной. Немыслимо! Ему становится все труднее отвлекаться от мыслей о близости с ней.

Лили наклонилась и что-то подняла с пола. Присмотревшись, Морган понял, что это кисть. Только теперь, когда ему наконец удалось оторвать взгляд от соблазнительных изгибов ее тела, он заметил в углу мольберт и несколько холстов, натянутых на подрамники. Даже издали ему было видно, что плотная ткань пожелтела от времени.

Значит, это и есть та самая мастерская, о которой говорила Труди Спенсер. При виде того, с какой уверенностью Лили держала кисть, проводя большим пальцем по ее мягким щетинкам, Морган окончательно понял: все, что рассказала ему об этой девушке старая преподавательница, – правда. Лили – настоящая художница. Вернее, когда-то была ею.

Морган проследил за взглядом Лили – она задумчиво смотрела в окно. Вид у девушки был отсутствующий, она по-прежнему не замечала, что он вошел в студию, и, казалось, забыла даже о том, что у нее в руке старая кисть. На ее слегка приподнятом подбородке заиграл солнечный лучик. Лили выглядела совершенно беззащитной и ужасающе одинокой. В глазах ее сквозила боль, и не только. Моргана до глубины души поразили гнев и отчаяние, которые он различил в ее взгляде. И он вновь ощутил нелепое желание, несмотря на все что знал о Лили, заключить ее в объятия. Удивительно, но в этот момент он готов был прижать девушку к себе не для того, чтобы на сладиться ее близостью, а чтобы хоть как-то утешить и защитить ее.

– О чем вы думаете? – очень мягко спросил он, прежде чем успел приказать себе молчать.

Лили резко обернулась. Стоило ей увидеть Моргана, как от ее беззащитности не осталось и следа.

– А вы-то как здесь оказались?

Ее вопрос прозвучал раздраженно и довольно грубо, и Морган тут же подумал о том, насколько нелепо воображать, что она нуждается в его участии. Слава Богу, он вовремя остановился. Просто поразительно, как этой женщине удается то и дело заставлять его забывать о том, кем она является на самом деле! Он едва не покачал головой от удивления.

– Я только хотел посмотреть, не надо ли здесь что-нибудь срочно отремонтировать, – произнес он безразличным тоном, сделал шаг вперед и огляделся.

Ящик с инструментами он с шумом опустил на грубый деревянный пол. От оголенных стен студии отразилось эхо. Морган зацепил рукой паутину в углу.

– Да, похоже, здесь нужен не ремонт, а хорошая уборка. Лили смотрела на него со спокойствием и безмятежностью, которых в действительности не ощущала. Более того, она пришла в бешенство, увидев здесь этого человека. В ее святая святых! Несколько недель она не могла отважиться подняться наверх и открыть эту дверь. Много раз она даже приближалась к своей бывшей студии, но была не в силах повернуть дверную ручку.

Сегодня наконец она собрала все свое мужество и пришла сюда. Едва переступив порог, она почувствовала, как на лице заиграли солнечные блики, а душу, подобно волне прибоя, захлестнули волнующие воспоминания и эмоции.

– Знаете, сегодня я надевал ваш цилиндр, – вдруг сказал Морган.

Он прошел в другой угол и снял паутину там. Лили смотрела на него. «Какие у него большие и сильные руки! – подумала она. – И какие нежные. И они прикасались ко мне трепетно и осторожно».

– Я думаю, мне не удалось как следует поблагодарить вас, – продолжил он.

Его слова будто проскальзывали сквозь сознание Лили, – она не понимала их смысла и все продолжала думать о том, каким нежным может быть этот человек.

– Что вы сказали? – очнулась она наконец. Он с любопытством посмотрел на нее:

– Я сказал, что не поблагодарил вас как следует. За цилиндр.

Лили глубоко вздохнула, будто стараясь успокоиться.

– Как следует? Да вы вообще не поблагодарили меня! Но если вы считаете, что эти ваши слова и есть выражение благодарности, то я отвечаю вам: пожалуйста.

– Да, вы правильно меня поняли. Еще раз спасибо.

– Вам очень трудно было решиться сказать спасибо? Его темные глаза стали серьезными:

– Должен признаться, в жизни мне довольно редко приходилось благодарить кого-то. Даже не помню, когда в последний раз я получал подарок.

– Что ж, если вы всегда были таким вздорным человеком, как теперь, когда стали работать здесь, то совсем неудивительно, что никому не приходило в голову делать вам приятное.

После небольшой паузы Морган рассмеялся:

– Вздорный? Я?

– Да, вы. Но зато теперь вы вздорный человек, у которого есть красивый цилиндр. – Лили отвернулась к окну. Она так хорошо помнила своего отца. У него было множество самых различных шляп. – Мне нравится, когда мужчины носят шляпы. – Она задумчиво улыбнулась. – Чудесные, обтянутые шелком цилиндры. С широкими или узкими полями. – Неожиданно девушка рассмеялась. – Но только не эти глупые котелки, которые теперь входят в моду!

– Однако я думаю, что если бы существовали мужчины, которые украшали бы свои шляпы перьями и колокольчиками, они нравились бы вам еще больше.

Ее восторженный смех пронесся по комнате и заполнил ее, подобно пылинкам, танцующим в солнечных лучах.

– Ну, подобные украшения совсем не для мужчин! – отмахнулась девушка.

Она подошла к большому деревянному шкафу, нежно провела рукой по дверце и, взявшись за массивную ручку, отворила ее.

Все полки были заполнены различными принадлежностями, необходимыми любому живописцу. Заглянув внутрь, девушка увидела свои кисти. Ей захотелось вытащить из связки одну, совсем маленькую. Когда кисточка уже была у нее в руках, остальные кисти с шумом упали на пол. В испуге Лили отшатнулась от полки и бросила взгляд вниз. Затем вновь посмотрела на шкаф.

– Просто поразительно, что все это до сих пор тут!

– Вы говорите о кистях и красках или о шкафе? – решил уточнить Морган.

Лили посмотрела на него и пожала плечами:

– Пожалуй, обо всем сразу. Здесь все осталось по-прежнему. Как будто я в последний раз вышла из этой комнаты только вчера. Когда-то здесь была детская, а в этом самом шкафу лежали наши игрушки. Видите, как высоко расположены ручки? Ни я, ни Клод много лет не могли до них дотянуться. У нас была очень строгая гувернантка. Она всегда следила за тем, что мы брали из шкафа и что клали на место. – Девушка улыбнулась. – И знаете, с каким удовольствием через много лет я распахнула его дверцы, чтобы выбросить наши игрушки и превратить эту комнату в свою студию!..

– Вы тогда, должно быть, решили, что никто не будет больше следить за вами и вы можете сами определять, что следует делать, а что – нет, и распоряжаться своей судьбой.

Лили повернулась к нему. Между бровями у нее появилась напряженная морщинка:

– Вы как-то сказали, что мы сами в ответе за то, что с нами происходит. Вы действительно так думаете или заявили это в пылу гнева? Просто потому, что рассердились из-за мадам Полли?

Она очень хочет, чтобы он отказался от своих слов, понял Морган. Она жаждет услышать от него, что от людей не зависит то, как сложатся их жизни, что некая высшая могущественная сила определяет их путь и сама в нужный момент делает за них решающий выбор. Ей было нелегко примириться со своим падением. Но еще больнее признать, что она сама виновата в том, что осталась одна. И все-таки он ответил:

– Да, я думаю, что мы сами отвечаем за то, что с нами происходит.

Если бы он изо всех сил ударил ее, наверное, боль не была бы столь нестерпимой. Его слова, казалось, смертельно ранили ее. Но разве она могла ожидать чего-то иного от этого человека? Морган Элиот всегда говорил то, что думал.

– Не сомневаюсь, что вы правы, – сказала Лили после довольно продолжительной паузы. – Каким-то образом мы сами влияем на ход событий.

Она отошла от него и некоторое время задумчиво бродила по своей бывшей студии, нежно прикасаясь то к стенам, то к старой мебели.

– Знаете, – сказала она, обращаясь к Моргану, – в детстве у меня была кукла. Ее звали Мисс Беллингэм. Я ее ужасно любила!

– А ее вы тоже выбросили из шкафа?

Образ Мисс Беллингэм встал перед глазами Лили. Затем она будто воочию увидела Клода. Вот мальчик высоко, так, чтобы она не дотянулась, поднимает куклу… Лили заставила себя прогнать видение и повернулась к Моргану.

– Я не оставила здесь ни одной игрушки, – сказала она. – А у вас в детстве было много игрушек?

– Игрушек? – удивленно переспросил он, и голос его дрогнул.

Лили поежилась. Она так ушла в воспоминания, что почти забыла о том, кто перед ней.

– Ну конечно, у вас были игрушки. У всех детей бывают игрушки независимо от того, где и в какой семье они растут. Пусть это даже простой камень, который силой воображения они превращают в мяч.

– Да, пожалуй, у меня были игрушки. Правда, совсем немного. Я вообще мало играл. Мой отец считал, что детям куда полезнее заниматься какой-нибудь работой.

– Это меня не удивляет. По-моему, я никогда в жизни не встречала человека, который работал бы так много, как вы. Просто удивительно, сколько вы успели сделать в этом доме за такой короткий срок! Вы настоящий мастер. – В ее взгляде появилось любопытство. – Хотя, встретив вас на улице, я никогда не подумала бы, что вы простой рабочий. Вы выглядите скорее как человек, который занимает важную должность в какой-нибудь крупной компании.

Морган вспомнил, что примерно то же Лили говорила, когда они ехали на конке в магазин Мейси, и почувствовал себя неуютно. Менее всего ему было нужно, чтобы эта женщина делала столь нежелательные для него заключения. Она не должна была сомневаться в том, что он всего лишь ее работник.

Но странное дело – ему почему-то хотелось, чтобы у нее возникло подобное подозрение. И более того, он был совсем не против, чтобы она в конце концов догадалась, кто он такой на самом деле. Чтобы разоблачила его и потребовала немедленно покинуть ее дом.

Моргану не хотелось разбираться в причинах столь неожиданного хода собственных мыслей. Он предельно устал от внутренней борьбы, которую вел уже много дней, устал от того, что презрение к этой женщине то и дело вытеснялось в его душе неудержимым желанием привлечь к себе ее прекрасное обнаженное тело и проникнуть в ее сокровенную глубину.

Как ни странно, но именно она оказалась женщиной, способной заставить его смеяться.

Ей это удавалось уже не раз. Она переворачивала его мысли с ног на голову. Раньше он всегда гордился тем, что никогда не смешивает работу с удовольствием. Впрочем, нельзя сказать, что общение с Лили Блэкмор было сплошным удовольствием. Чаще всего она приводила его в бешенство.

– А чем вы занимались до того, как попали сюда? – словно читая его мысли, поинтересовалась Лили.

Она как будто предлагала ему рассказать всю правду. «Вот он, самый подходящий момент, чтобы наконец облегчить душу!» – подумал Морган. Но нет, все-таки он еще не готов к тому, чтобы открыть ей свой секрет. Он просто не может сделать это сейчас.

– Интересно, как это мы перешли от воспоминаний о вашем детстве к вопросу о моей работе? – принужденно рассмеялся Морган.

– Ну, – ответила девушка с явно преувеличенным спокойствием, – сначала я спросила, были ли и у вас игрушки, и выяснилось, что вы уделяли им не очень много времени. А братья и сестры у вас есть?

– Нет.

– Тогда друзья. Я просто уверена, что у вас были друзья.

Морган замер. В его темных глазах появилось беспокойство. Он понимал, что Лили не сводит с него внимательного взгляда.

– Да, у меня были друзья, – ровным тоном произнес он. Перед его глазами предстал образ Трея. Трей, Дженни и он, Морган. Они были неразлучны.

– А как их звали?

– Дженни, – проговорил он после короткой паузы. Другое имя он просто не мог произнести. Морган на мгновение прикрыл глаза, затем снова посмотрел на Лили: – У нас не было детской вроде этой. Но зато у нас были поля и ручьи.

– Дженни? Вы дружили с девочкой?

В тоне девушки прозвучали такое непосредственное удивление и недоверие, что Морган улыбнулся. Он с иронией приподнял одну бровь и, скрестив руки на груди, спросил:

– Вы поражены?

Он ожидал, что Лили рассмеется или по крайней мере громко фыркнет и отпустит одну из своих колких шуточек. Однако вместо этого она стала очень серьезной, даже несколько отчужденной. В этой веселой, пронизанной золотыми солнечными лучами комнате, где все было полно воспоминаниями о чудесных днях детства, она вновь загрустила. Так всегда и бывает, напомнил себе Морган. Стоит ему подумать, что она поступит так или иначе, как эта женщина делает нечто совершенно противоположное. Работа давно научила его верить в невозможное и предсказывать непредсказуемое. Однако с Лили он неизменно совершал ошибки. И это было тем более загадочно, что он отчаянно стремился понять ее.

– Вас удивляет то, что я дружил с девочкой? – повторил он свой вопрос.

– Нет, пожалуй, нет. – Она отвернулась к окну. – Я ведь тоже дружила с Клодом. Честно говоря, я была его единственным настоящим другом. Мы проводили здесь дни напролет: смеялись, разговаривали, а иногда просто молча делали что-то, сидя рядом. Мы научились понимать друг друга без слов.

– Ваших родителей, должно быть, радовало то, что вы так хорошо ладили. Хотя сам я рос в одиночестве, но слышал, что братья и сестры не всегда находят общий язык.

– Радовало? – Казалось, Лили была озадачена. Словно подобное определение никогда не приходило ей в голову. – Не знаю. Мне кажется, наши родители даже не замечали этого. Они вообще редко бывали дома – любили путешествовать. По Африке, по Индии. А когда приезжали в Нью-Йорк, то обычно пропадали на балах и приемах у друзей или устраивали их здесь. Наши мать и отец всегда были слишком поглощены друг другом. Должно быть, Клод проводил со мной так много времени потому, что мое появление на свет положило конец его одиночеству. У матери был отец, у отца – мать, а у Клода – я.

– Наверное, он очень вас любил?

Сердце у Лили забилось с неожиданной силой.

– Вы так думаете? – спросила девушка задумчиво. Удивленный взгляд Моргана заставил ее добавить: – Я не уверена теперь, что знаю, что такое любовь. Возможно, это всего лишь иллюзия.

– Не сомневаюсь, вам известно, что это такое. – В его тоне прозвучало осуждение.

– Нет. Но я думаю, что это знаете вы. Вы же полагаете, что разбираетесь во всем на свете. – Она мягко улыбнулась, словно желая сделать менее резким свое замечание. – У вас есть ответы на все вопросы, не так ли, мистер Элиот? Вы всегда знаете, что хорошо, а что плохо. Поверхностный наблюдатель мог бы даже посчитать, что вы вполне счастливы и довольны собой, настолько убежденно вы стремитесь навязывать свою точку зрения окружающим. Однако, несмотря на то что вы постоянно меня раздражаете, я всё же считаю, что это не так или не совсем так. Ваш мир окрашен только в черный и белый цвета. А ведь большинство людей способно наслаждаться миллиардами оттенков даже скучнейшего серого. И я не могу сказать, кому повезло больше и кому легче жить, – вам или им.

Морган не нашелся, что ответить. Долгие годы вся его жизнь была посвящена единственной четкой цели. Он шел по строго определенному пути, и ему действительно не приходило в голову обращать внимание на то, есть ли оттенки у серого цвета.

Лили внезапно рассмеялась:

– Какую глупость я сказала! Жить трудно всем независимо от того, во что веришь.

Она повернулась к шкафу и быстро присела. Ее длинная юбка при этом взвилась волной. Изящными руками девушка стала собирать рассыпанные кисти.

Морган несколькими широкими шагами пересек комнату и опустился рядом с ней на колени, желая помочь. Их пальцы неожиданно соприкоснулись.

Словно электрический ток пронзил обоих. Близость Моргана взволновала девушку. Ее рука моментально отдернулась, взметнувшись кверху. Движение было настолько резким, что Лили покачнулась, едва не потеряв равновесие. Морган удержал ее.

– Позвольте мне помочь вам, – сказал он. Боль и печаль омрачили фарфоровое личико Лили. Но уже через несколько мгновений девушка овладела собой:

– Помочь мне, мистер Элиот? Ни вы и ни кто другой не сможет мне помочь.

– Лили, я просто хотел…

– Нет, пожалуйста, не продолжайте. Уходите! Я хочу побыть одна.

– Лили!..

– Нет, Морган!

Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, словно вели молчаливый поединок.

– Пожалуйста, мистер Элиот, оставьте меня.

Она права, наконец признал Морган. Ему следует немедленно уйти. Ему нечего здесь делать. И хотя предложение о помощи касалось только рассыпавшихся кистей, где-то в самой глубине души он чувствовал, что готов помочь ей сделать нечто куда более важное, чем наведение порядка в этой заброшенной студии. Почему? Вновь и вновь он задавал себе этот вопрос. Почему он так хочет помочь этой женщине? Может быть, из-за чувства вины – оттого, что обманывает ее доверие? Возможно, и так. Но это была лишь часть правды, и Морган не мог не отдавать себе в этом отчета.

То, что происходило с ним, не вполне поддавалось пониманию. Казалось бы, его отношение к ней не должно было измениться. Лили Блэкмор – женщина безнравственная, ей безразлично, хорошо или плохо она поступает. Он же, напротив, всю жизнь занимался тем, что призывал людей, подобных ей, к ответу перед законом.

Лицо Дженни вновь возникло перед ним.

Да, пожалуй, именно в тот день, когда Дженни упала, так же неожиданно, как кисти Лили, он и вступил на этот путь – путь возмездия. Его горло сдавило. От боли, от чувства тяжелейшей вины. И от гнева.

О, Дженни! Почему?