Текст книги "Наваждение"

Глава 24

Санфлауэр, штат Луизиана

– Уже выбрали, мальчики? – спросила официантка.

Д’Агоста бросил меню на стол:

– Зубатку.

– Жареную, запеченную, на гриле?

– Наверное, на гриле.

– Прекрасный выбор. – Она сделала пометку в блокноте и повернулась к Пендергасту: – А вам, сэр?

– Буайбесс из сома, пожалуйста. Только без кукурузных клецек.

– Как пожелаете. – Она сделала еще одну пометку, эффектно развернулась и, виляя бедрами, убежала на кухню.

Д’Агоста вздохнул и отпил пива. День был долгий и тяжелый. Санфлауэр оказался городком с трехтысячным населением; с одной стороны к нему примыкали дубовые леса, с другой – обширное кипарисовое болото под названием Черная Топь. Городок был ничем не примечательный: облезлые домишки за штакетными оградами, давно не чиненные тротуары и повсюду на крылечках – рыжие енотовые гончие. Трудящийся городишко, заскорузлый и обветшалый, отрезанный от внешнего мира.

Путешественники остановились в единственной городской гостинице и отправились, каждый сам по себе, узнавать, для чего Хелен Пендергаст совершила трехдневное странствие в это затерянное местечко.

На въезде в Санфлауэр полоса везения кончилась. Пять часов Д’Агоста попусту ходил по городу: кругом равнодушные лица и пути, ведущие в тупик, – ни торговцев картинами, ни музеев, ни частных коллекций, ни исторических обществ. Никто не помнил Хелен Пендергаст, все равнодушно скользили взглядом по фотографии, которую показывал д’Агоста. Даже автомобиль не пробудил у горожан никаких воспоминаний. И как выяснилось, Джон Джеймс Одюбон никогда не бывал в этой части штата Луизиана.

За ужином в небольшом гостиничном ресторанчике д’Агоста чувствовал себя почти таким же опустошенным, как незадолго до этого Пендергаст в своем темном кабинете. Словно под стать настроению лейтенанта, чистое небо затянули грозовые тучи – того и гляди, начнется буря.

– По нулям, – сказал он в ответ на вопрос Пендергаста и описал ему свои утренние похождения. – Наверное, толстуха ошиблась. Или пудрила мозги, чтобы урвать вторую двадцатку. А у вас как?

Им принесли заказ.

– А вот и ужин, – весело сказала официантка, ставя перед ними тарелки. – Прошу!

Пендергаст уставился на свою тарелку, зачерпнул ложкой содержимое, чтобы разглядеть получше.

– Можно мне еще пива? – улыбаясь, попросил д’Агоста.

– А как же! А вам еще содовой? – спросила она у Пендергаста.

– Благодарю вас, мне достаточно.

Официантка опять унеслась.

– Ну так что у вас?

– Одну секунду. – Пендергаст достал телефон и набрал номер. – Морис? Мы будем ночевать в Санфлауэре. Именно. Спокойной ночи. – Он убрал телефон. – Похоже, мои успехи столь же невелики, как и ваши.

Этим словам, однако, противоречили блеск в его глазах и улыбка, чуть тронувшая уголки губ.

– Как-то не очень верится, – сказал д’Агоста.

– А вот посмотрите: я сейчас проведу над нашей официанткой небольшой эксперимент.

Официантка принесла пиво и свежую салфетку. Когда она поставила бутылку перед д’Агостой, Пендергаст заговорил самым сладким голосом, не скупясь на южный акцент:

– Дорогая моя, можно вам задать вопрос?

Она игриво улыбнулась:

– Ну давай, приятель.

Пендергаст показным жестом извлек из кармана блокнот:

– Я – репортер из Нового Орлеана, разыскиваю информацию об одной проживавшей здесь семье.

Он раскрыл блокнот и выжидающе посмотрел на официантку.

– Конечно, а что за семья?

– Доаны.

Если бы Пендергаст крикнул «Ограбление!», вряд ли эффект был бы сильнее. Лицо женщины вдруг потеряло всякое выражение, глаза прикрылись, игривое настроение улетучилось.

– Не знаю таких, – пролепетала она. – Ничем не могу помочь. – Повернулась и ушла на кухню, толчком распахнув дверь.

Пендергаст убрал блокнот в карман и повернулся к д’Агосте:

– Что скажете о моем эксперименте?

– Откуда вы, черт возьми, знали, как она себя поведет? Она же явно что-то скрывает!

– В том-то и дело, мой дорогой Винсент! – Пендергаст отпил содовой. – Она не одна такая. Все в городе реагируют точно так же. Не пришлось ли вам во время ваших сегодняшних расспросов столкнуться с некоторой подозрительностью и недоверчивостью?

Д’Агоста задумался. Он и вправду ни от кого ничего не добился, но приписывал это деревенской скрытности местных жителей: явился тут какой-то чужак янки и расспрашивает.

Пендергаст тем временем продолжил:

– Я тоже заметил весьма подозрительную скрытность и склонность к отрицанию. А потом я надавил на одного пожилого джентльмена, и он стал горячо убеждать меня, что все слухи о семействе Доан – чушь собачья. Я, естественно, стал расспрашивать о Доанах. И повсюду сталкивался с такой вот реакцией.

– Ну и?..

– В редакции местной газеты я попросил показать мне старые выпуски, примерно того времени, когда сюда приезжала Хелен. Со мной разговаривали неохотно, и мне пришлось предъявить вот это… – Пендергаст достал свой жетон. – Оказалось, что из некоторых газет того периода отдельные страницы аккуратно вырезаны. Записав номера, я отправился в соседний городок Кемп, в библиотеку. Там все страницы газет оказались на месте, и я узнал всю историю.

– Какую?

– Странную историю семьи Доан. Мистер Доан зарабатывал на жизнь литературной деятельностью и привез свое семейство в Санфлауэр, чтобы вдали от соблазнов цивилизации написать великий американский роман. Доаны купили один из самых больших и лучших городских домов, построенный одним торговцем древесиной – еще до того, как закрылась местная лесопилка. У Доанов было двое детей. Сын окончил в Санфлауэре школу: лучший ученик за всю ее историю, по всем отзывам – умный мальчик. Дочь считалась способной поэтессой, ее стихи печатали иногда в местных изданиях. Я читал их – очень хорошие. Миссис Доан писала замечательные пейзажи. Город этой талантливой семьей гордился; о Доанах то и дело писали в газетах. Они занимались благотворительностью, принимали участие в общественных мероприятиях и тому подобное.

– Пейзажистка… – сказал д’Агоста. – А как насчет птиц?

– Насчет птиц мне ничего не известно. Как и про их интерес к Одюбону или естественной истории. А вот через несколько месяцев после приезда Хелен поток хвалебных публикаций о Доанах начал иссякать.

– Может, они просто устали от внимания.

– Не думаю. Была еще одна статья о Доанах, самая последняя, примерно через полгода после того, как Хелен здесь побывала. В ней говорилось, что Уильям – Доан-младший – схвачен полицией, которая долго преследовала его по лесу, и помещен в одиночную камеру местной тюрьмы по обвинению в двух убийствах, совершенных с помощью топора.

– Это отличник-то? – не поверил Д’Агоста.

Пендергаст кивнул:

– Прочитав статью, я стал расспрашивать о Доанах жителей Карнса. Тамошние горожане в отличие от здешних совершенно не скрытничали. На меня обрушился целый водопад слухов и сплетен. Убийца-маньяк, который появлялся только ночью. Злой безумец, который преследовал и пугал людей. Трудно отличить факты от вымысла, городские толки от правды. Единственное, что я точно узнал: вся семья умерла, каждый по-своему, и все – нехорошей смертью.

– Все?

– Мать совершила самоубийство. Сын умер в камере смертников, дожидаясь казни за те убийства, о которых я говорил. Дочь умерла в лечебнице для душевнобольных, после того как две недели отказывалась спать. Последним погиб отец – его застрелил местный шериф.

– Как же это случилось?

– Он взял привычку шататься по городу и приставать к молодым женщинам, угрожать прохожим. Вандализм, уничтожение имущества, какие-то пропавшие младенцы. По мнению людей, с которыми я беседовал, то было не убийство, а, можно сказать, казнь – с молчаливого одобрения отцов города. Шериф и его помощники застрелили мистера Доана у него дома, когда он оказал сопротивление при аресте. Расследования не проводили.

– Господи, – сказал д’Агоста. – Тогда понятна реакция официантки. И общая враждебность.

– Именно.

– А почему же эти чертовы Доаны вот так все сразу?.. Семейное проклятие?

– Понятия не имею. Но скажу вам одно: я убежден, что Хелен приезжала именно к ним.

– Немалое, однако, допущение.

Пендергаст кивнул:

– Судите сами: Доаны – единственная необычная семья в этом совершенно банальном городишке. Больше здесь нет ничего интересного. Так или иначе, они – связующее звено.

К столику подошла официантка, забрала тарелки и торопливо удалилась, хотя д’Агоста и пытался сделать заказ.

– Нельзя ли раздобыть мне чашечку кофе?

– Почему-то я сомневаюсь, Винсент, что в этом заведении вам дадут кофе или еще что-нибудь.

Лейтенант вздохнул и спросил:

– А кто теперь живет в их доме?

– Никто. С тех пор как мистера Доана застрелили, дом стоит пустой.

– Там мы идем туда, – скорее констатировал, чем спросил д’Агоста.

– Непременно!

– Когда?

Пендергаст поднял руку, призывая официантку.

– Как только получим счет от нашей неразговорчивой, но очень красноречивой официантки.

Глава 25

Однако счет подала не официантка – его принес управляющий гостиницей. Положив бумажку на стол, он, даже не напуская на себя сожалеющего вида, объявил, что мест в гостинице нет.

– Как понять? – удивился д’Агоста. – Мы заказали комнаты, вы списали номера наших кредиток.

– Сегодня будет большой заезд. Они сделали заказ раньше, а наш администратор просмотрел. Гостиница, сами видите, маленькая.

– Не повезло им, – сказал д’Агоста. – Мы-то уже здесь.

– Вы еще не устроились. Мне сказали, что вы даже багаж в комнаты не внесли. Оплату за номера я отменил. К сожалению, больше ничем помочь не могу, – объяснил управляющий, явно ни о чем не сожалея.

Д’Агоста уже готов был взяться за него всерьез, но Пендергаст вдруг похлопал друга по руке.

– Понимаю. – Он достал бумажник и оплатил ресторанный счет наличными. – Всего вам хорошего.

Управляющий ушел, и д’Агоста повернулся к спутнику:

– И вы дадите этому уроду нас поиметь? Он же явно выпихнул нас только из-за вашего вопроса – потому что мы ворошим прошлое.

Вместо ответа Пендергаст повернул голову к окну. Проследив за его взглядом, д’Агоста увидел, как управляющий перешел улицу, миновал несколько домов и скрылся в конторе шерифа.

– Вот чертов городишко! – возмутился д’Агоста. – Того и гляди, явятся крестьяне с вилами.

– Здесь нет ничего интересного. Незачем все осложнять. Предлагаю ехать немедленно, пока шериф не нашел предлога выставить нас из города.

Они вышли из ресторана и направились на стоянку. Буря быстро приближалась: ветер трепал верхушки деревьев, где-то далеко рокотал гром. Пендергаст поднял верх «порше», и д’Агоста поспешил забраться внутрь. Пендергаст завел мотор, развернулся в переулке и поехал по небольшим улочкам, стараясь держаться подальше от оживленных трасс.

К дому Доанов, стоявшему в двух милях за городом, вела подъездная дорожка, некогда ухоженная, а теперь больше похожая на грунтовую. Пендергаст ехал осторожно, боясь зацепиться днищем за засохшую грязь. Голые ветви придорожных деревьев сплетались в хмуром небе. Д’Агоста, клацая от тряски зубами, подумал, что тут больше подошел бы их африканский «лендровер».

Пендергаст миновал поворот, и перед путниками возник особняк, четко вырисовывавшийся на фоне затянутого тучами неба. Д’Агоста смотрел на дом с удивлением. Он ожидал увидеть изящное здание, столь же изысканное, сколь просты остальные дома в городе, но особняк, хоть и большой, оказался далек от изящного и скорее походил на форт, уцелевший со времен присоединения Луизианы к США.

В торцах особняка, сложенного из огромных бревен, торчали высокие башенки, а на приземистом главном фасаде красовались бесчисленные маленькие оконца. Фасад венчала площадка с шипастой железной оградой в совершенно ином стиле. Дом одиноко стоял на небольшом холме; за ним, на востоке, простирался густой темный лес, а дальше – обширная Черная Топь. Над лесом полыхнула молния, и особняк осветился призрачно-желтоватым светом.

– Помесь замка и сруба, – сказал д’Агоста.

– В конце концов, строил его торговец древесиной. – Пендергаст кивнул на площадку. – Наверное, осматривал сверху свои владения. По слухам, у него было поместье в шестьдесят акров, включая часть кипарисовых рощ в Черной Топи. Потом правительство выкупило эти земли, там устроили государственный заповедник.

Пендергаст подъехал к особняку и остановился. Посмотрел в зеркало заднего вида и только тогда заехал задом и выключил двигатель.

– Ждем гостей? – спросил д’Агоста.

– Незачем привлекать внимание.

Начался дождь. По ветровому стеклу и поднятому верху застучали здоровенные капли. Пендергаст вышел; д’Агоста выбрался следом. Оба бросились под навес заднего крыльца. Лейтенант тревожно поглядывал на странное сооружение. Именно такое оригинальное здание должно привлекать писателя. Крошечные окна были все до единого закрыты ставнями, на двери висела цепь с замком. Вокруг дома, смягчая грубые линии фундамента, буйно разрослись сорняки. Некоторые бревна покрылись мхом и лишайниками.

Пендергаст в последний раз огляделся и занялся замком на цепи. Взялся рукой за дужку, повертел так и сяк, вставил в скважину отмычку… Одно быстрое движение – и дужка с громким скрипом отпала. Пендергаст снял цепь и с помощью отмычки легко разобрался с замком двери. Он толкнул створку, и та с недовольным взвизгом растворилась. Вынув из кармана фонарик, Пендергаст ступил внутрь. Д’Агоста давным-давно усвоил: коль работаешь со специальным агентом, без пистолета и фонарика не ходи. И теперь, достав собственный фонарик, он последовал за Пендергастом в дом.

Они оказались в просторной, старомодно обставленной кухне. В середине стоял большой обеденный стол, а вдоль стены белели ровным рядом плита, холодильник и стиральная машина. На этом вид обычной кухни и кончался. Все дверцы шкафчиков были раскрыты, столовая и кухонная посуда – почти вся перебитая – валялась на столах и на полу. Крысы растащили и разбросали остатки припасов – повсюду лежали сморщенные заплесневелые бобы, горстки круп и риса. Стулья поломаны, перевернуты, на стенах – следы ударов то ли кувалдой, то ли кулаком. С потолка насыпалась штукатурка; она лежала на полу горками белой пудры, испещренной следами насекомых. Д’Агоста поводил лучом фонарика по кухне, по которой словно пролетел ураган. В одном из углов луч замер – там лейтенант увидел засохшее пятно чего-то похожего на кровь, а рядом, на стене, на высоте груди, – несколько отверстий от пуль крупного калибра и кровавые брызги.

– Думаю, именно здесь наш мистер Доан и встретил свой конец – по любезности местного шерифа. Похоже, дрались всерьез.

– Да, застрелили его, видимо, здесь, – пробормотал Пендергаст. – Но борьбы не было. Весь этот разгром учинен раньше.

– Что же случилось?

Прежде чем ответить, Пендергаст еще раз огляделся.

– Сумасшествие. – Он посветил на дверь в дальней стене. – Пойдемте, Винсент, давайте продолжим.

Они медленно прошли по первому этажу, осмотрели столовую, кабинет, буфетную, гостиную, ванные и прочие комнаты разного назначения. Повсюду они встречали такой же хаос: перевернутая мебель, побитая посуда, книги, изорванные в клочья и разбросанные по полу. В камине в кабинете оказались сотни мелких косточек. Внимательно их изучив, Пендергаст объявил, что они беличьи и, судя по положению, белок этих затолкали в дымоход, а потом, разложившись, они попадали вниз. В другой комнате обнаружился грязный засаленный матрац, окруженный остатками многочисленных трапез: пустые жестянки из-под ветчины и сардин, обертки шоколадных батончиков, смятые пивные банки. Один угол, по-видимому, использовался вместо туалета, причем не убирался и не чистился.

Никаких картин на стенах не было – ни в черных рамах, ни в других. Единственное, что украшало стены, – это бесконечные узоры, начерканные фиолетовым маркером: масса завитушек и закорючек, вид которых вызывал тревогу.

– Господи, что же могло здесь понадобиться Хелен?

– Крайне любопытно, – ответил Пендергаст, – особенно учитывая, что во время ее визита семья Доан считалась гордостью Санфлауэра. Злобное помешательство обрушилось на них гораздо позже.

Снаружи зловеще грохотала гроза, за ставнями мелькали багровые вспышки.

Пендергаст и д’Агоста спустились в пустой подвал, который тоже подвергся вспышкам сумасшедшей ярости, бушевавшей на первом этаже. После тщательных, но бесплодных поисков детективы поднялись на второй этаж. Здесь разрушений было немного меньше, однако зрелище все равно удручало. В комнате сына одну стену почти полностью закрывали похвальные грамоты за успехи в учебе и общественной деятельности. Выдали их, судя по датам, в течение года-двух до и после визита Хелен Пендергаст. Зато противоположную стену украшали иссохшие головы животных – свиней, собак, крыс, попросту прибитые к дереву. Их никак не обработали, даже не обескровили – под ними застыли широкие потеки крови.

Комната дочери пугала еще больше – полным отсутствием индивидуальности. Единственной характерной чертой оказался ряд книг в красных переплетах; кроме них и антологии стихов, на полке ничего не было.

Приятели медленно прошли по пустым комнатам. Д’Агоста тщетно пытался найти смысл в этой бессмыслице.

В самом конце холла оказалась запертая дверь. Пендергаст вынул отмычки и принялся орудовать ими в замке. Дверь, однако, не открывалась.

– Ну начинается, – сказал д’Агоста.

– Если вы, дружище, взглянете на верхний косяк, то увидите: дверь, помимо того что заперта, еще и привинчена шурупами. – Пендергаст убрал руку. – Мы сюда вернемся. Давайте сначала осмотрим мансарду.

Мансарда состояла из комнатушек, приютившихся под карнизом, полных отсыревшей мебели и старых вещей. Д’Агоста и Пендергаст проверили все ящики и чемоданы, подняли тучи пыли, но нашли только старомодное поношенное тряпье, множество собранных в стопки и перевязанных бечевками газет. Пендергаст порылся в старом ящике с инструментом, разыскал там отвертку и положил в карман.

– Проверим башни, – предложил он, с видимым недовольством отряхивая пыль с черного костюма, – а потом пойдем в закрытую комнату.

В башенках были винтовые лестницы да ниши для хранения, полные всякой дряни: пауки, мышиный помет, стопки старых пожелтевших книг. Обе лестницы вели в крошечные смотровые комнатки с узкими, словно бойницы, окошками, выходящими на лес, над которым полыхали молнии. Д’Агоста начал терять терпение. Ничего они не найдут в этом доме, полном безумия и тайн. Для чего могла Хелен сюда приезжать, если она вообще приезжала?

Не найдя в башнях ничего интересного, детективы спустились в дом к запертой двери. Д’Агоста посветил фонариком, а Пендергаст отвинтил два длинных шурупа. Повернув ручку, агент раскрыл дверь и шагнул внутрь.

Д’Агоста двинулся за ним и от удивления едва не отшатнулся.

Они словно попали внутрь яйца Фаберже. Комната оказалась небольшая, но напомнила д’Агосте ювелирное украшение – полная сокровищ, которые словно излучали собственный свет. Забитые досками окна делали комнату почти герметично закрытой. Когда-то все тут натерли до блеска, с любовью и тщанием, и, несмотря на многолетнюю заброшенность дома, глянец не потускнел. Каждый дюйм стен покрывали картины, все пространство занимала великолепная мебель ручной работы и статуи. Пол устилали прекрасные ковры, в черных бархатных футлярах сверкали драгоценные украшения.

В середине стоял диван роскошной темной кожи с изумительным тисненым цветочным орнаментом. Узоры ручной выделки были так совершенны, так завораживали, что д’Агоста с трудом отвел взгляд. Прочие предметы в комнате тоже заслуживали внимания. В одном углу теснились какие-то фантастические статуэтки с продолговатыми головами, вырезанные из неизвестного экзотического дерева, а рядом – целая выставка изящных ювелирных изделий: золото, камни, блестящий черный жемчуг.

Д’Агоста в изумленном молчании прошелся по комнате. Он едва успевал сосредоточиться на каком-то предмете, как его внимание отвлекали другие чудеса. На одном из столов он увидел несколько переплетенных вручную книг – изящная кожа с золотым тиснением. Лейтенант раскрыл один томик и увидел стихи, написанные от руки красивым шрифтом; под каждым стихотворением проставлена дата и стоит имя Карен Доан.

На полу в несколько слоев лежали коврики ручной работы – яркий геометрический рисунок слепил глаза.

Д’Агоста водил фонариком по стенам, любуясь написанными маслом картинами: полные жизни изображения лесных полян и заброшенных кладбищ, великолепные натюрморты и какие-то сказочные, фантастические пейзажи. Лейтенант подошел к ближайшей картине; щурясь и водя по ней лучом, он разглядел внизу подпись: «М. Доан».

Пендергаст тихо подошел и встал рядом.

– Мелисса Доан, – пробормотал он. – Жена писателя. Похоже, все эти картины написала она.

– Все?!

Д’Агоста поводил фонариком по другим стенам. Картин в черных рамках или без подписи Мелиссы Доан не было.

– Боюсь, «Черной рамки» здесь нет.

Лейтенант медленно опустил руку с фонариком. Он вдруг заметил, что дышит очень часто и у него колотится сердце. Какой абсурд… нет, больше чем абсурд!

– Вот чертово местечко! И как это его до сих пор не ограбили?

– Город надежно хранит свои тайны.

Серебристые глаза Пендергаста бегали по комнате, не пропуская ничего, а лицо выражало крайнюю сосредоточенность. Он в очередной раз медленно прошел по комнате, остановился перед столом с книгами, быстро их осмотрел, перелистал и поставил на место. Потом вышел из комнаты и направился в комнату Карен; д’Агоста – за ним. Там Пендергаст вернулся к полке с одинаковыми красными томиками, длинными пальцами снял с полки самый последний том. Все страницы оказались чистыми. Тогда агент поставил книгу на место и взял предпоследнюю, заполненную горизонтальными черточками, прочерченными по линейке – так густо, что страницы получились почти черные.

Пендергаст взял следующий том, пролистал и увидел такие же черточки, а в самом начале – неразборчивые, словно детские, каракули. Еще в одном томе оказались разрозненные записи, сделанные неровным почерком, скачущие вверх-вниз по страницам. Пендергаст стал читать вслух – наугад. То была проза, записанная строфами, как стихи.

 
Я не могу
Спать мне нельзя
Спать. Они приходят и шепчут
Разное. Показывают
Мне. Я не могу
Не слышать их. Я не могу
Не слышать их. Если я снова усну,
Я умру. Сон = Смерть
Сны = Смерть
Смерть = я не могу
Не слышать их
 

Пендергаст перевернул несколько страниц. Везде был такой же бред, постепенно переходящий в набор не связанных между собой слов и неразборчивых каракулей. В глубокой задумчивости агент вернул книгу на полку, взял другую и раскрыл посередине: строки написаны твердым и ровным почерком, явно девичьим; на полях – цветочки и смешные рожицы; вместо точек – энергичные кружочки.

Пендергаст прочел дату.

Д’Агоста быстро подсчитал в уме.

– За полгода до визита Хелен, – сказал он.

– Доаны тогда еще не освоились в Санфлауэре.

Пендергаст перелистал книгу, просмотрел заметки и прочитал вслух выбранный отрывок:

Мэтти Ли опять смеялся надо мной из-за Джимми. Он, может, и хороший, только я терпеть не могу готскую одежду и трэш-металл, от которого он тащится. Волосы зализывает назад, когда курит – сигарету держит чуть ли не за самый горящий кончик. Думает, он сразу делается крутой. А по-моему, так он похож на «ботаника», который старается выглядеть круто. Даже хуже – на придурка, который похож на «ботаника», который старается выглядеть круто.

– Обычная старшеклассница, – нахмурился д’Агоста.

– Может, чуть язвительнее прочих.

Пендергаст продолжил листать и вдруг остановился на записи, сделанной месяца три спустя.

– Ага! – воскликнул он с неожиданной заинтересованностью и начал читать:

Когда я пришла из школы, мама и папа стояли на кухне, склонившись над столом. Угадайте, что у них было? Попугай! Толстый серый попугай с коротким красным хвостиком, а на лапке – здоровенное кольцо с номером, но без имени. Он оказался ручной и садился прямо на плечо. Попугай наклонил голову и поглядел мне в глаза, как будто старался прочитать мои мысли. Папа посмотрел в энциклопедии и сказал, что это африканский серый попугай. А еще он сказал, что попугай наверняка жил у кого-то дома: слишком уж он ручной. Его нашли примерно в полдень – он сидел на персиковом дереве у задней двери и кричал, чтобы на него обратили внимание. Я упрашивала папу оставить его у нас, но он решил сначала найти хозяина. Сказал, что нужно дать объявление. Я посоветовала написать в «Тимбукту таймс», и он засмеялся. Надеюсь, хозяина он не найдет. Папа хочет поехать в зоомагазин, купить ему хорошую клетку. Попугай скакал по кухне, а потом нашел мамины пончики, завопил от радости и давай их трескать. Я его назвала Пончиком.

– Попугай… – пробормотал д’Агоста. – Нет, надо же!

Пендергаст медленно листал страницы и наконец добрался до конца книги. Тогда он взял следующий том и стал методично изучать даты записей. И вдруг слегка вздохнул.

– Винсент, вот запись, сделанная девятого февраля, в тот день, когда сюда приехала Хелен.

Самый-самый плохой день в моей жизни!

После завтрака явилась какая-то леди и постучала в парадную дверь. У нее была красная спортивная машина, сама вся такая разодетая, в шикарных кожаных перчатках. Она узнала про нашего попугая и попросила разрешения посмотреть. Отец показал ей Пончика (прямо в клетке), а она и говорит, откуда он, мол, у нас. Она вообще много вопросов задавала про попугая – давно ли он у нас, не дикий ли, идет ли на руки, кто с ним играет и всякое такое. Уйму времени его разглядывала и все спрашивала, спрашивала… Еще она захотела посмотреть поближе кольцо на лапке, а папа спросил, ее ли это птица. Она сказала, что ее; она его заберет. Но папа не поверил. Он спросил, знает ли она номер на кольце. Она не знала. И доказать, что попугай ее, тоже не могла. Потом она сказала, что занимается наукой, а попугай улетел из лаборатории. Папа, кажется, не поверил ни единому слову. Он заявил, что, если она представит доказательства, что птица ее, он с радостью отдаст, а пока Пончик будет у нас. Женщина не слишком-то удивилась, как-то грустно поглядела на меня и спросила: «Это ты с ним играешь?» Я сказала: «Да». Она немного подумала и попросила папу посоветовать какую-нибудь хорошую гостиницу у нас в городе. Он сказал, что гостиница только одна и он сейчас узнает номер телефона. И пошел на кухню за телефонным справочником. Едва он вышел, как она засунула клетку с Пончиком в мешок для мусора и выскочила за дверь. Бросила мешок на сиденье и рванула прямо с места! Пончик все время вопил. Я тоже закричала и выскочила, и папа побежал, мы сели в машину и хотели ее догнать, но она успела уехать. Папа позвонил шерифу, но тот не захотел искать какую-то птицу, тем более что эта женщина и вправду могла быть хозяйкой. Теперь Пончика у нас нет, вот так.

Я ушла к себе и плакала и никак не могла остановиться.

Пендергаст закрыл дневник и опустил к себе в карман.

В этот миг молния осветила черные деревья за окном, и дом сотрясся от раската грома.

– Невероятно, – произнес д’Агоста. – Хелен похитила попугая. И еще она похитила попугаев Одюбона. О чем она вообще думала?

Пендергаст промолчал.

– А вы видели этого попугая? Она не привозила его в Пенумбру?

Пендергаст покачал головой.

– А что там насчет лаборатории?

– Не было у нее лаборатории. Она работала в «ВНК».

– Но вы хоть представляете, чем она занималась?

– Впервые в жизни я в полном и совершенном недоумении.

Снова полыхнула молния и осветила лицо Пендергаста – потрясенное и растерянное.