Текст книги "Крещение огнем"

– Я опрокинула на себя кофе.

– А зачем эта бутылка текилы?

– А мне уж и выпить нельзя? – все более и более распалялась Сара.

– Тебе нравится текилы?

– А почему бы и нет? – Сара вызывающе задрала вверх подбородок. – Где у тебя здесь стаканы?

– На кухне.

Пройдя мимо нее, он подхватил бутылку текилы и грациозно проследовал в холл.

– Чистый? – мягко спросил он.

– А почему бы и нет? – «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», – с сожалением подумала Сара.

Передав ей бокал, он чокнулся.

– Давай выпьем за откровенный разговор.

Саре этот тост показался странным, но, нацепив на лицо дежурную улыбку, она отважно сделала глоток.

– Неплохо, – прочирикала она. – Откровенный разговор? Когда я сюда приехала, я убеждала себя, что делаю это только ради детей…

– Неужели ты чувствуешь себя в тюрьме? Где цепи? Где затворы? – бросил он, не давая ей времени опомниться.

– У тебя ужасный характер.

Сара непроизвольно отступила на несколько шагов назад.

– Dios, тебя это удивляет? – сердито спросил он.

Сара вздохнула медленно и осторожно.

– Ты хотел от меня слишком многого и слишком скоро. Это вообще для тебя характерно, Рафаэль. Когда ты чего-то хочешь, ты хочешь это уже вчера. Мне не нравится, когда меня подгоняют при принятии важных решений. Мне нужно время. А это то, чего ты мне никогда не давал!

– Я оставил тебя в покое, Сара. Чего тебе еще?

Она склонила голову. Из-за его настроения ей не хватило мужества заявить, что как раз этого-то она и не хотела.

– С тех пор как я сюда приехала, я переживаю один шок за другим. У тебя, оказывается, было слишком много от меня секретов, и я не могу сказать, что от этого чувствую себя лучше.

– Не забывай, это было семь лет назад. Если бы тогда я тебе все рассказал, ты наверняка попыталась бы меня переделать, – отрезал он хрипло. – А меня уже несколько раз пытались сломать. Ты хоть понимала, какую я испытывал потребность в рисовании? Если бы ты знала о моем происхождении, разве не попыталась бы ты убедить меня сблизиться с Фелипе и посвятить остаток своей жизни перекладыванию бумажек в его офисе? Или ты приняла бы меня таким, каким я был?

Она не могла спорить на эту тему. Родительское благословение очень много для нее тогда значило. И вполне возможно, что подсознательно она действительно бы попыталась сблизить его с дедом, заставив его надеть строгий костюм и вступить в мир бизнеса под предлогом, что он сможет рисовать в свободное время. Она вздохнула, не желая лгать.

– Ты прав. У тебя на все есть ответ.

– Если бы он у меня был, мы бы не разошлись.

Разговор приобретал опасный оборот, к которому она не была готова.

Сара побледнела.

– Мы разошлись потому, что ты переспал с другой, – нетвердым голосом сказала она.

– Ты в этом уверена? – свирепо прошипел он.

– На все сто, – заверила его Сара, до боли вонзая ногти в ладонь. Ты хотел причинить мне боль, и тебе это удалось. И давай прекратим этот разговор.

– Я никогда в жизни не думал причинять тебе боль и никогда тебе не лгал.

Она яростно замотала головой.

– И именно поэтому ты никогда об этом не говорил – чтобы не лгать. Я не нуждаюсь в твоих объяснениях. А то я начну тебя ненавидеть, – прямо признала она. – Так что, если ты сейчас будешь говорить об этой женщине, я лучше уйду.

Он побелел от злости.

– Ты осудила меня, не дав мне сказать и слова!

– Ты поступил со мной точно так же, только у тебя было намного меньше оснований, – грустно напомнила она. – Да что об этом говорить?

– По крайней мере я не убегал. Может, тебе было не очень хорошо, но ты носила моего ребенка. Ты не должна была ограничиваться ложью твоих родителей. Но ты даже не захотела меня видеть!

Сара бросилась на цветные подушки на софе. Она скрывалась от него?

Этот горький упрек был сильным для нее ударом.

– У меня не было выбора.

– Ты могла бы позвонить мне из больницы, послать открытку! Все равно что! Но ты и пальцем не шевельнула, хотя знала, что мне неизвестно, где ты.

– Я надеялась, что ты меня отыщешь. – Сара высоко держала голову. – Похоже, пришло время рассказать тебе все. В тот день, когда я узнала о твоем романе, для меня жизнь кончилась. Я не смогла пережить это, как того хотел мой отец. Я была в истерике и посреди одной очень неприятной сцены упала с лестницы. Я насажала себе синяков, и у меня началось кровотечение, – тупо рассказывала она. – Мне показалось, что у меня будет выкидыш, от этого мне не стало легче. Врачи накачали меня успокоительными. Когда они сказали, что мне нужен постельный режим, я согласилась. Я думала, меня положат в больницу, но оказалась в частной клинике. Я не знала, что мой отец заявил нашему пожилому врачу, будто я сама бросилась с лестницы.

Злость Рафаэля улетучилась. Он слушал ее, не пропуская ни слова.

– Зачем ему это понадобилось?

Сара не ответила. Ее точеная фигурка окаменела.

– Мой лечащий врач был личным другом отца. Только через несколько дней после того, как я туда попала, я поняла, что это не простая больница. В соседней палате лежала безумная женщина. Для таких, как она, и была эта клиника. Она была совершенно безобидной помешанной, но, видимо, очень мешала своим богатым родственникам. А меня туда поместили потому, что я якобы пыталась покончить с собой и с моим нерожденным ребенком, и мой бедный, обезумевший от горя отец боялся, как бы я еще чего-нибудь с собой не сотворила.

– Infiemo (Преисподняя! (исп.) – Рафаэль был мертвенно-бледен. В его смятенном взгляде наконец-то заблестел огонек хотя и недоверчивого, но все же понимания.

– Но зачем, зачем ему это понадобилось? Я не вижу в этом никакого смысла!

– Смысл есть, – возразила Сара. – Он выбил меня из колеи. Он был полон решимости разлучить нас. Он попытался убедить меня, что я больна, а он делает все, что мне необходимо. Он хотел, чтобы я подала на развод, но я не подписывала бумаги. В конце концов я их подписала, потому что жизнь утратила для меня смысл.

В глазах у Рафаэля стояла мука.

– Сколько? Сколько ты там пролежала?

– Девять недель. Со мной неплохо обращались. Это верно. Я лежала в прекрасной палате, меня хорошо и регулярно кормили и лечили. – Голос у нее слегка дрожал. – Но все девять недель персонал не верил ни одному моему слову. Они потакали мне во всем! Отец хотел разлучить меня с тобой и ради этого делал все. Это была вендетта. А я оказалась под рукой, и он выместил на мне свою злобу. Нет, забудь об этом. Это несправедливо, ведь ты этого не знал, – добавила она глухо. – Ты так и не получил моего письма.

– Письма? – резко переспросил Рафаэль, думая только о том, что мог помешать ее отцу, но не сделал этого.

– Его так никогда и не отправили. Об этом тоже позаботился мой отец.

– Она поджала губы.

– А что было в том письме?

– Я хотела повидать тебя… поговорить.

Рафаэль едва сдержался, чтобы не выругаться.

– У меня к твоему отцу очень большой счет. И когда мы будем в Англии, мы поговорим с ним вместе.

Сара неуверенно покачала головой.

– Честно говоря, сама не понимаю, зачем я тебе все это рассказала.

Он резко выдохнул.

– Ты должна была рассказать мне это уже давно.

Она слабо улыбнулась.

– Ты же угрожал забрать у меня Джилли и Бена, – напомнила ему она. – Я провела там девять недель. Как, ты думаешь, на это посмотрел бы суд? Рафаэль вздрогнул; в уголке его плотно сжатого рта задергался нерв. – И ты думала об этом?

– Я только об этом и думала, – прошептала она. – Я ни одной ночи не спала спокойно до тех пор, пока мы не приехали сюда. Только здесь я поверила, что ты не собираешься у меня их отнимать.

Он залпом выпил свой бокал; рука его слегка дрожала. На побледневшем лице резко выступали скулы.

– Сара, ты должна мне поверить – я не имел ни малейшего представления о том, что над тобой висело. У меня и в мыслях не было начинать дело в суде или отбирать у тебя Бена и Джилли, если не считать одного сумасшедшего часа.

Бледная улыбка заиграла у нее на губах.

– В это трудно поверить.

– Мне было очень плохо, Сара. – Он выразительно развел руками. – Представляешь, как я себя чувствовал, когда решил, что ты убила нашего ребенка? Я возненавидел тебя. Да и себя тоже. Я чувствовал ответственность за то, что, как я считал, ты сделала. Для меня это было наказанием за мою чрезмерную к тебе любовь, за то, что, несмотря на эту любовь, я сделал тебя несчастной. – Его выразительные губы сжались. – Я не могу представить тебя запертой в том месте.

– Там было не так уж плохо. Спокойно, но раз уж надо было отдыхать… – Не шути так. Представляю, в каком ты была ужасе! Ты тогда была совсем другой. – Он запустил руки в свои и без того растрепанные волосы и привел их в еще больший беспорядок, и она почувствовала зарождающуюся нежность. – Ты была настолько хрупкой, что мне даже было страшно, но, когда мы расстались, я не позволял себе об этом думать. В моем воображении я рисовал тебя бессердечной шлюхой, достойной ненависти! Я винил тебя во всем.

– Что вполне понятно, – сказала она, отпивая еще один маленький глоток. – Мне это нравится.

Он неожиданно улыбнулся одной из тех улыбок, от которых у нее по спине пробегали мурашки.

– То, что ты пьешь, вовсе не текилы. Текилы свалила бы тебя с ног. Ей показалось, что в его голосе прозвучал самый многообещающий намек за все две недели, и она с надеждой взглянула на него, но тут же поняла, что он думал совсем о другом, и улыбка слетела с ее губ.

– Ты знаешь, почему я сегодня здесь?

– Тебя abuela прислала. Все в порядке, – заявил он. – Я не сержусь.

Но ему это явно не нравилось.

– Я пришла сказать тебе, что я… ну, не возражаю против того… Она запуталась, и язык перестал ей подчиняться: а что, если он и не хочет от нее таких заявлений?

– Не возражаешь против чего?

– Против того, чтобы у нас была нормальная семья… против того, чтобы попробовать еще раз. Просто мне нужно было время обдумать это. – У нее получалось вовсе не так складно, как хотелось.

– Так, значит, теперь ты все обдумала. Очень рассудительно с твоей стороны, – невыразительно сказал он. – Но ведь это ты. А не я. Ты не хотела спешить, не хотела решать все с бухты-барахты, что и понятно, ведь для тебя это неважно. А обо мне ты подумала?

Сара ошеломленно смотрела на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Пока ты в течение двух недель взвешивала все за и против, что происходило со мной? Об этом ты подумала? Наверняка я тоже присутствовал в этих твоих за и против… – Золотистые глаза смотрели на нее с едва сдерживаемой яростью. – Тебе понадобилось целых две недели, в то время как я решился меньше чем за двадцать четыре часа!

Сара проглотила ком в горле, не понимая, почему он, собственно, сердится.

– Как ты только что сказал, я – не ты. Мне и в голову не приходило, что я могу здесь не остаться, не рискуя потерять Джилли и Бена.

Он смотрел на нее сверкающим взглядом.

– Не вмешивай их в это дело!

Тут только Сара поняла, что его так рассердило, но сдаваться она не собиралась. Ни за что! Ему не понравилось, что она жила здесь только из-за детей? Но ведь он не остановился перед тем, чтобы притащить ее сюда, в Испанию, даже не потрудившись успокоить ее!

– Когда я взвешивала все за и против, ты весил очень много.

– Я не хочу, чтобы меня взвешивали, как мешок с зерном, – с болью в голосе бросил он. – Я тебя не взвешивал.

Она почувствовала, как в нем закипает гнев. Заметив, как напряглось его мощное тело, она вдруг поняла, наконец-то поняла, хотя ей и трудно было в это поверить, что для него чрезвычайно важно, что она о нем думает. И потому сейчас он так мучительно искал слова, которые могли бы причинить ей боль, ранить ее. Сердце перевернулось у нее в груди и бешено заколотилось. Она вдруг почувствовала себя невероятно щедрой.

– Зачем, ты думаешь, я напялила на себя это идиотское платье? Я пришла, чтобы… э-э-э… соблазнить тебя, – с трудом вымолвила она.

– Que? – пробормотал он, потрясенный.

– Мне показалось, что глоток спиртного мне поможет. Честно говоря, я не смогла продумать все до мелочей и теперь не совсем себе представляю, что делать дальше, – отрывисто призналась она.

Рафаэль тяжело дышал, как человек, одним махом взбежавший на холм в надежде, что увидит оттуда прекрасный вид, но так ничего и не увидевший. – Ты хочешь затащить меня в постель? – яростно спросил он. – Тебе просто нужен мужик!

Эта неожиданная реакция ошеломила Сару. Но когда она наконец поняла смысл того, что он хотел сказать, терпение ее лопнуло. Волна злости и боли охватила ее, и она вскочила на ноги.

– Да! В данный момент просто мужик для меня был бы более привлекателен! – задыхаясь от ярости, заявила она. – Слепец! Неужели ты думаешь, что я легла бы с тобой в постель, если бы не любила тебя?! Я никогда бы на это не пошла – слишком мало, чтобы заставить меня забыть о моих принципах! Мне нужен ты, и если ты думаешь, что мне это нравится, ты просто дурак!

Глава 10

– Оригинальное признание в любви, – хрипло сказал Рафаэль.

Сообразив вдруг, что, вместо того чтобы сбить с него спесь, она добилась как раз обратного и выдала себя с головой, Сара еще больше разозлилась.

– Ты сам упустил свой шанс! – гневно заявила она. – И не дай тебе Бог когда-нибудь заговорить об этом вновь! Что до меня, так между нами ничего не произошло!

– Но почему я это должен забыть? – Улыбка, заигравшая у него на лице, совершенно преобразила его. – В конце концов, я тоже тебя люблю.

– И когда тебе это пришло в голову? Только что?

– Рог Dios, querida – я люблю тебя! – яростно заявил он.

– И именно поэтому ты спал тут, обращаясь со мной как с мебелью или чем-то в этом роде?..

К горлу у нее подступил горький ком, а на глазах выступили слезы. В водовороте чувств, захлестнувших ее, ей вдруг отчаянно захотелось ему поверить.

– Или как с человеком, до которого мне всегда хочется дотронуться, мягко закончил за нее он. – Ты же сама заявила, что не хочешь меня.

– Мне казалось, что ты любишь кого-то другого.

– Кого же?

– Откуда мне знать? – смущенно пробормотала она. – Когда я спросила тебя, что будет, если ты вдруг полюбишь кого-нибудь еще, ты выглядел так, будто… будто что-то скрываешь от меня.

– Естественно! Поставь себя на мое место! Ведь ты спросила это походя, будто тебе до меня нет никакого дела! – возразил он. – Мне было больно, потому что я люблю тебя, Сара, – произнес он, наслаждаясь каждым звуком ее имени, и по ногам ее пробежала дрожь, но она постаралась не впадать в панику.

– Я хочу тебе верить, но…

– Никаких «но». – Он положил палец на ее вздрагивающие губы. – Я готов всю оставшуюся жизнь доказывать тебе, что это именно так. В Англии я сказал тебе, что уже в первую ночь знал, что сделаю. Я знал, что еще люблю тебя, но не хотел этого показывать. – Он решительно обнял ее, лишая возможности сосредоточиться. – Но я только и думал о том, кто тебя обнимает.

– А как насчет того странного существа, которое лапало тебя в тот вечер? – пробормотала Сара, не позволяя закрыть себе рот.

– У меня нет привычки разрешать себя лапать при всех. – Щеки его потемнели. – Может, это и звучит по-детски, но мне очень хотелось, чтобы ты видела, что есть женщины, которым я небезразличен. Это была гордость, это было…

– …отвратительно, – безжалостно закончила за него Сара, успокоившись, а его неожиданная улыбка окончательно сбила ее с толку.

– Ты не смогла скрыть свои чувства, и меня это сильно озадачило. Поэтому я и отправился по твоим следам…

– Ты ехал за машиной Гордона?

– Я не думал о том, что делаю… Ты так странно себя повела, – пробормотал он. – А потом появилась Джилли, а потом… какой-то провал. Я уже и не помню, что говорил. Я был уничтожен.

Сара вдруг открыла для себя, что под свитером у него ничего не было.

Ее рука скользнула под резинку и жадно гладила теплую, покрытую жесткими волосами кожу. К своему удовольствию, она почувствовала, как от ее прикосновения он задрожал. Впившись пальцами в ее волосы, он заставил ее откинуть назад голову и жадно припал к ее губам. От такого необузданного порыва она чуть не упала. Тяжело переводя дух, он отпустил ее распухшие губы и что-то страстно пробормотал на испанском.

– Дважды мы были близки, – простонал он, – и оба раза я терял самообладание и вел себя как чудовище. На сей раз этого не повторится.

– Ты потерял самообладание? Мне казалось, что ты просто экспериментируешь.

Он с улыбкой поднял ее на руки.

– А я думал, что экспериментируешь ты. Я едва сдержался, чтобы не наброситься на тебя в холле. – Он нахмурился. – Тебя это смущает?

– Меня это восхищает, – прошептала она, прижимаясь к нему щекой. Можешь повторить. И можешь быть чудовищем.

Он положил ее на узкую кровать в голой, почти монашеской маленькой комнатке и тщательно разгладил ее сбившуюся юбку.

– Коктейль здорово ударил тебе в голову. Думаю, сегодня лучше воздержаться.

– Почему?

Выведенная столь жестоко из состояния предвкушения чувственного удовольствия, она ухватилась за его свитер, пытаясь удержать его около себя.

– Завтра ты еще подумаешь, что я все это специально подстроил. Лучше уж я подожду. – Но во взгляде его были только нетерпение и страсть, и он приспустил штору. – Хочу дать тебе время. Физическая близость для меня не так уж важна, как тебе кажется. Я хочу, чтобы ты была совершенно уверена в том, что именно этого ты хочешь.

– Я хочу тебя. – Глаза у нее увлажнились, и она яростно замигала. – Я так тебя хочу…

– Enamorada… te quiero, te quiero (Любимая… я люблю тебя, я люблю тебя (исп.), – подхватил он и больше не заставил себя уговаривать.

Она уже познала удовольствие манящее и удовольствие жгущее. На этот раз она познала удовольствие, которое не имеет границ и длится вечность. Вихрь чувств закружил ее и унес с собой ввысь, а она все повторяла и повторяла его имя.

Он целовал ее разгоряченное лицо, и наконец она стала постепенно приходить в себя. На смеси испанского и английского он говорил, как ее любит, как не может без нее жить, как никогда не позволит ей оставить его даже на минуту. Рай, настоящий рай. А она лежала и впитывала все это с сумасшедшей, пьяной радостью. Он принадлежит ей, только и безвозвратно ей, она вырвала его из зубов смерти… из рук этих алчных женщин, думала она снисходительно. Теперь она вне конкуренции, и ей дела нет до этих безликих орд.

– Утром поедем в Мадрид, – пробормотал он, не переставая целовать и прижимать ее к себе.

– В Мадрид?

– У нас там дом. – Он посмотрел ей в глаза, еще подернутые чувственной пеленой, и ей вдруг показалось, что он чем-то встревожен. – В Мадриде живет и работает Катарина. Я хочу, чтобы вы познакомились.

– А что, это так срочно?

– Катарина никогда не навязывается. – Он как будто читал ее мысли, и она тут же почувствовала себя вредной девчонкой, собакой на сене. – Дети могут остаться здесь и присоединятся к нам позже, если соскучатся.

– Если? – переспросила она.

– Наши дети вполне самостоятельны.

Это бесспорно.

– Сколько лет твоей кузине? – поинтересовалась она.

– Она на два года старше меня.

– Она разведена?

Он вздохнул.

– Лет десять назад она позволила Люсии запугать себя и вышла замуж за очень богатого американца. Она совсем не похожа на свою мать, и Люсия постоянно усложняет ей жизнь. Джерри тоже не способствовал утверждению ее личности. Он регулярно бил ее.

– О Боже, – ужаснулась Сара.

– В первые месяцы их совместной жизни его жестокость стоила ей ребенка – у нее был нервный припадок, – пояснил Рафаэль. – Но когда она поправилась, Люсия не позволила ей подать на развод. И дело было не только в религии, а и в деньгах Джерри. По брачному соглашению, подписанному Катариной до свадьбы, в случае развода она теряла все. Когда она мне об этом рассказала, я убедил ее бросить Джерри. И оказал необходимую для этого поддержку.

– Я очень рада. Слава Богу, что она тебя послушала. – Сара действительно была за нее рада. – Люсия тяжелый человек…

Они отправились в Мадрид на самолете компании. Сара чувствовала себя настолько счастливой, что ей даже стало страшно. У нее было такое ощущение, будто она сидит на волнорезе. Давно уже не позволяла она своим чувствам разгуливаться до такой степени.

– Мне следовало рассказать тебе о том, что я делала в Труро, – с печальной улыбкой сказала она. – У нас не должно быть секретов друг от Друга.

Ей показалось, что Рафаэль чувствует себя несколько не в своей тарелке. У нее вообще было такое ощущение, что он был как-то странно напряжен в течение всего полета, вместо того чтобы, удобно откинувшись на спинку кресла, спокойно отдыхать. Причем он всячески старался скрыть от нее это напряжение. Но ей не хотелось копаться в причинах.

Он вздохнул:

– Тебе нечего было мне объяснять. Во всем виноват был только я. Я не имел права с тобой так разговаривать. Я тебе чрезвычайно признателен за то, что ты мне все рассказала.

Она удивленно на него посмотрела. – И ты действительно мне поверил? – Ты никогда меня не обманывала, но я временами становлюсь очень упрямым. Такое случается, когда у меня появляется идея-фикс, – признал он с веселым блеском в светло-коричневых глазах. – К тому же я очень ревнив, а раньше мне никогда тебя не приходилось ревновать. Хуже мне от этого не стало. О Труро ты можешь рассказать мне сейчас.

Такое смирение вовсе на него не похоже, мелькнула у нее мысль. Что с ним происходит? Но тут она вспомнила, как он не любит самолеты, и ей стало стыдно. Боже, подумала она виновато, он все еще не освободился от этих глупых страхов, а как мужчине ему трудно открыто в этом признаться. Первый раз, когда они летели вместе, он притворился, что спит, и она ничего не заподозрила до тех пор, пока они не ступили на землю, – на нем лица не было. С тех пор он сильно изменился, и ей даже захотелось ему об этом сказать, но чувство такта не позволило ей, это сделать.

Чтобы хоть как-то отвлечь его, она стала нести всякую чушь, но он отвечал односложно, и в конце концов она тоже замолчала. В аэропорту их ждал автомобиль. Сара искоса взглянула на Рафаэля, сидевшего с каменным лицом, и глубоко вздохнула.

– Может, тебе это и неприятно, но мне кажется, что тебе будет легче, если ты выговоришься.

Между его черными бровями образовалась глубокая складка.

– Выговорюсь? О чем ты?

– О твоем страхе к самолетам, – мягко сказала она.

– О чем, о чем? – Какое-то время он смотрел на нее, ничего не понимая, а затем обезоруживающе улыбнулся. – Сара, я преодолел это уже много лет назад.

Она чуть не проглотила язык. Ладно, раз уж он не хочет об этом говорить, то и не надо.

Дом сильно отличался от того, что она по наивности ожидала здесь увидеть. Вместо уютненького pied-a-terre (Маленький домик (франц.) она увидела огромный особняк, упрятанный за массивными высокими стенами.

Слуга открыл двойные двери, и они вошли во внушительный, отделанный мрамором холл. Пораженная, Сара переводила взгляд с мраморных бюстов, установленных на пьедесталах, на ионические колонны.

– Как в музее, – вздохнул Рафаэль с некоторых пор предпочитает этот дом Алькасару. Фелипе разрешил Катарине жить здесь, пока она не найдет себе квартиру. – Он помолчал. – Я пригласил ее на обед.

– Прекрасно. – Но мысли Сары были уже далеко – она думала о том, что надеть, чтобы не ударить лицом в грязь перед модельером. – Пойду приведу себя в порядок.

– Мне надо сделать несколько звонков. Служанка провела ее наверх в спальню. Широко раскрытыми глазами Сара рассматривала потрясающую массивную позолоченную и задрапированную кровать с пологом на четырех столбиках, выполненную в стиле барокко. Рядом, к ее удивлению, находилась ультрасовременная ванная комната. Вытащив элегантный костюм от Сен-Лорана, она начала переодеваться, радуясь, что Несколько расширила свой гардероб в Севилье. Пиджак с открытым воротом и свободная юбка мягких серых, пурпурных и синих тонов прекрасно подходили к ее светлым волосам и легкому загару.

Уже спускаясь, она услышала, как открылась входная дверь и в холл вышел Рафаэль. Навстречу ему заторопилась женщина. Он протянул ей руки, и она наклонилась вперед, подставляя ему по европейскому обычаю обе щеки для поцелуя. В следующую секунду она отстранилась от Рафаэля, и Сара, туг же ее узнав, чуть не потеряла сознание.

Она с такой силой вцепилась в перила, что пальцы ее побелели. Ее начало трясти, а сердце застучало, как молот. Нет, этого не может быть, просто не может быть! Та женщина? Здесь? Сара, должно быть, ошиблась, ведь она видела фотографию всего один раз и целых пять лет назад! Эта казалась ей меньше ростом и стройнее. Ее спутанные черные кудри были короче и схвачены сзади гребнем из слоновой кости. Держась за руки, они о чем-то быстро говорили, ничего не замечая вокруг. Сара медленно разжала руки и сделала несколько шагов назад. Она страшно боялась, что ее увидят. Катарина. Кузина Рафаэля. В прошлом замужем за американцем. Теперь она с ужасом поняла причину его молчания. Он ведь мог и не знать о существовании фотографии… Катарина и была той женщиной, что побывала у него в номере; той самой женщиной, что покончила с ее браком, той, что причинила ей несказанные страдания и муку. Это была она, по иронии судьбы, она была вовсе не так красива, как рисовало ее воображение Сары. И все же, несмотря на немного резкие черты лица, она была очень привлекательной.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Сара отступила в спальню. Тупо осмотревшись, она попыталась взять себя в руки. Напрасно. Что происходит? Во что ее втянули? Неужели Рафаэль думает, что она будет обедать с этой женщиной? Сказать, что он дурно поступает, – значит не сказать ничего. Абсолютно ничего. Внутри у нее все переворачивалось.

– Ты уже готова? – Рафаэль стоял в дверях, холеный и элегантный в легком темно-сером костюме. – Катарина пришла несколько раньше времени. – Я ее видела. – Она вся дрожала от горечи и злости, чувствуя себя обманутой. – И я ее узнала.

– Ага, значит, фотография все-таки была, – произнес он задумчиво. Папа очень предусмотрителен. Надо было этого ожидать.

Сара смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.

– Ожидать? Да чтоб ты сгорел в аду! – выкрикнула она с омерзением.

Глаза его блеснули, и он сжал зубы. Затем закрыл дверь.

– У меня такое впечатление, что ты меня собираешься подвести. Надеюсь, Катарина подождет несколько минут.

– Подвести тебя? – Голос ее дрожал, и она не могла с собой ничего поделать. – Ах, как ты прав, Рафаэль! Если бы не было фотографии, я бы ее не узнала…

Но разоблачение, казалось, вовсе его не беспокоило. Он холодно рассматривал ее сузившимися глазами.

– А что ты знаешь, Сара?

Она склонила голову, остро переживая свою боль.

– Я знаю, что никогда больше не смогу тебе доверять. Как ты мог притащить ее сюда? – задыхаясь, спросила она. – У вас что, какой-то нескончаемый роман, ради которого ты все готов поставить на карту? Или ты надеешься получить совершенно особое удовольствие, сидя между любовницей и женой?

– Какое уж тут удовольствие! Особенно если принять во внимание, что Катарина никогда не была моей любовницей, – отрезал он. – Мне бы хотелось знать, почему час или два наедине с женщиной в отеле означают непременно неверность?

– Это достаточный повод для развода! – резко бросила Сара. – И я не намерена слушать твои байки!

– Нет, ты будешь меня слушать, – с болью сказал Рафаэль. – Ты мне не доверяешь. Ты даже не хочешь сделать вид, что доверяешь. Как великодушно с твоей стороны простить мне и забыть то, чего я никогда не делал!

– Я не могу в это поверить! – Она начала всхлипывать. – И никогда в это не поверю.

– Послушай, Сара, каким надо быть человеком, чтобы знакомить жену с любовницей? – резко спросил он. – Неужели ты считаешь, что я на это способен? Я хотел объяснить тебе все самым мягким образом, не расстраивая при этом Катарину. Я не знал, что была фотография. Я хотел, чтобы ты с ней познакомилась и чтобы ты сама могла провести свое собственное расследование. Но не как истеричная, не уверенная в себе восемнадцатилетняя девчонка, какой ты была пять лет назад, когда это случилось, а спокойно, задавая мне вопросы!

Сарой начинала овладевать слепая ярость.

– Если ты сейчас же не уберешься отсюда, я за себя не ручаюсь! – предупредила она.

Он в ярости рубанул рукой воздух.

– Катарина пришла на выставку специально для того, чтобы поговорить.

До того я не видел ее три года. Я не знал, во что вылился ее брак. Нам было о чем поговорить, и я привез ее к себе в отель. Затем я привел ее к себе в комнату, потому что она плакала, Сара. Я не сомневаюсь, что ты не позволила бы мне оставить ее в баре у всех на виду! – заверил он. – Она рассказала мне о Джерри, и мы проговорили до рассвета. Он находился тогда в командировке, и она сидела как на иголках, потому что он должен был скоро вернуться. Ты слышишь меня, Сара?

Его голос прозвучал как хлопок кнута, и она резко подняла голову, уже ничего не понимая.

– Ты можешь говорить все что угодно, – прошептала она, не желая, чтобы взлелеянная годами горечь была уничтожена за несколько секунд.

– Я говорю тебе правду, – процедил он сквозь зубы. – Когда она рассказала мне, как он с ней обращался, я посоветовал ей бросить его, потому что наверняка он пошел бы дальше. Она никому об этом не рассказывала, кроме Люсии, и отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то сказал ей, что развод – не самый порочный поступок на свете. И я ей это сказал. Тогда она решила продать свои драгоценности и вернуться в Испанию, где надеялась найти прибежище в доме деда с бабкой.

Сара все еще дрожала мелкой дрожью. Постепенно смысл его слов начал доходить до нее, как камни, опускающиеся на дно взбаламученного пруда.

– Это правда? – пробормотала она.

– Dios, как могу я лгать? Как доказать тебе свою невиновность? – Золотистые ястребиные глаза пронзали ее насквозь. – Катарина понятия не имеет, чего мне стоила та ночь. Мне она стоила семьи. И детей. Я просто не хотел причинять ей боль. Так что позволь мне самому развеять твои застаревшие сомнения.

Сара тяжело опустилась на стул – ноги отказывались служить ей.

– Больше ничего не нужно. Я тебе верю.

Он перевел дыхание, как после долгой гонки, и вздохнул.

– Люсия была беременна, когда мой отец бросил ее. Именно поэтому Рамон на ней женился…

Сара тупо на него посмотрела.

– Но это означает, что…

– Катарина моя сестра по отцу.

Сара с трудом проглотила ком в горле – наконец-то все встало на свои места. Теперь она поняла причину горечи Люсии и ее жестокость по отношению к своей единственной дочери.

– Но это не отражено в ее свидетельстве о рождении, – сухо продолжал Рафаэль. – Официально она недоношенный ребенок. Пойдем, нас ждут.

Сара смятенно дернула головой.

– Я не могу предстать перед ней в таком виде!

Рафаэль сжал ее руку и поднял ее на ноги.