Текст книги "Затмение"

Как раз в этот момент дочь открыла глаза – точную копию глаз матери. Пораженная, Сирена смотрела на ребенка, уверенная, что и дочь видит ее тоже.

– Она красавица, правда? – опередила ее миссис Нейл.

– Настоящая красавица, – прошептала Сирена, не в силах отвести глаз от дочери, и прибавила с дрожью в голосе: – Я хочу подержать ее на руках.

Акушерка распознала в ее голосе восхищение матери перед чудом творения.

– Думаю, вам стоит взглянуть и на другую дочь, она поменьше и…

– Да, да, конечно, – быстро согласилась Сирена, неохотно отводя глаза от белокурой дочери и со страхом поворачиваясь ко второму ребенку.

Та, как бы почувствовав внимание, сбросила с себя одеяло, отчаянно суча ножками. Они показались Сирене необычайно длинными и непропорциональными по отношению к узкому туловищу и маленькой головке.

К горлу Сирены подступила тошнота. Глядя на кожу ребенка, такую темную по сравнению с кожей сестры, она боялась, что вот-вот потеряет сознание. Сирена глубоко вздохнула, глядя на блестящий черный завиток, упавший на лоб дочери. Черты маленького лица повторяли черты лица сестры – этот факт по необъяснимой причине вызывал у Сирены отвращение.

Дочка тянула к матери длинные тонкие ручонки. Этот невинный, такой человечный порыв подействовал на Сирену непредсказуемым образом. Слишком много всего! Прижав к губам руку, она вонзила зубы в запястье с такой силой, что выступила кровь. Куда бы ни устремляла Сирена взгляд, повсюду ей мерещилось лицо Ройоля Фергюссона.

Вдруг она поняла, что ей надо делать. Если все получится, как она задумала, это будет самым лучшим выходом для ее дочери-мулатки и для нее самой.

6

– Дорогая, как ты?

Голос Николаса звучал слабо – Сирена еле слышала мужа.

– Прекрасно. – Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно веселее и непринужденнее. – Говори громче, Николас, тебя плохо слышно.

– Где ты? Давай я перезвоню.

– Я как раз должна ехать по делам, – быстро проговорила Сирена. – То, что я тебе скажу, не займет много времени. Твоя мать пригласила меня на один из своих скучных благотворительных обедов в пятницу. Я сказала, что вряд ли смогу, потому что ты должен вернуться, вот я и звоню удостовериться…

Николас перебил ее.

– Боюсь, к пятнице не успею. Я собирался сам звонить сегодня вечером и сказать об этом. Конец недели мне придется провести в Бразилии. Дело очень срочное. Если все сложится хорошо, вернусь во вторник.

Сирена не могла поверить своей удаче. Постаравшись, чтобы в голосе звучало разочарование, она проговорила:

– О, Николас! А я так надеялась, что мы проведем уик-энд вместе.

– Я тоже, дорогая. Ты ведь знаешь, как мне хочется быть с тобой.

В голосе Николаса звучало искреннее сожаление. Сирена возбужденно заговорила:

– Не беспокойся обо мне, Ник. Я проведу тихий уик-энд на природе.

– А как ведут себя мои близнецы?

Она слышала его тихий смех и ответила, набрав побольше воздуху в легкие:

– Все брыкаются. Наверное, им тесно.

– Потерпи, теперь недолго уже осталось – всего несколько недель. Я с нетерпением жду их рождения.

В голосе Николаса звучало такое искреннее волнение, что Сирена испытала острое чувство вины.

– Николас, пора закругляться. У меня встреча с доктором.

– Из Сан-Пауло мне будет трудно звонить, и, если не возникнет ничего срочного, я просто прилечу во вторник утром. У Юдифь в нашем лондонском офисе будут все мои координаты.

В трубке что-то щелкнуло, линия на несколько секунд отключилась.

– Николас, ты слышишь меня? Ты еще здесь?

– Да, слышу, но очень плохо.

Сирена чуть ли не кричала в трубку.

– Не беспокойся и не звони, дорогой. У меня все хорошо. Увидимся во вторник.

Она уже собралась положить трубку, когда линия вдруг внезапно очистилась от посторонних шумов и голос мужа прозвучал громко и отчетливо.

– Я люблю тебя, Банти.

– Я тоже, – ответила Сирена, стараясь, чтобы эти слова прозвучали как можно искреннее.

Вешая трубку, она поймала свое отражение в небольшом зеркале над столиком, где стоял телефон – глаза, обведенные черными кругами, горели на заметно осунувшемся за последние двадцать четыре часа лице. Она скорее почувствовала, чем увидела за спиной миссис Нейл.

– Мы говорили с муженьком?

Сирена повернулась к ней, сердце ее отчаянно стучало. Как хотелось ей выбежать стремглав из этого дома и никогда не возвращаться.

– Да, звонила мужу. За границу. Деньги за разговор я вам оставлю, – выпалила она. – Если вы не против, я хотела бы сделать еще несколько звонков.

Только тогда Сирена заметила, что миссис Нейл держит что-то в руке.

Она судорожно сглотнула, признав в этом предмете свой кошелек. Там лежали ее водительские права, паспорт и кредитные карточки.

Помахивая кошельком перед носом Сирены, миссис Нейл широко улыбалась.

– Звоните, сколько хотите, милочка. Не сомневаюсь, что вы можете себе это позволить, леди Сирена Фрейзер-Уэст.

Сирена долго молчала, а потом, решив, что не даст себя запугать, заговорила тем тоном, каким обычно обращалась к прислуге.

– Да, я леди Сирена Фрейзер-Уэст, и я могу позволить себе оплатить свои телефонные переговоры, миссис Нейл. А теперь передайте мне, пожалуйста, мои вещи…

Но пожилая женщина, не обратив внимания на ее слова и не выпуская из рук кошелька, пошла от нее по коридору и, только дойдя до кухни, обернулась и посмотрела Сирене в лицо.

– Продолжайте, миледи. Звоните, сколько пожелаете. Не торопитесь. Я никуда не собираюсь. А когда закончите, почему бы вам не устроиться поудобней у камина? Я перепеленаю детишек, а потом приготовлю нам свежий ароматный чай. – Губы ее скривила ледяная усмешка. – И тогда мы сможем поговорить о делах.

– Сирена, дорогая, что случилось? Ты ужасно выглядишь.

Открыв дверь своего летнего дома, Рейчел Сойер остолбенела при виде лучшей подруги, привалившейся в изнеможении к стене гаража.

Лицо Сирены было белым как мел. Ее обычно лучистые синие глаза потускнели и казались меньше из-за набрякших век, да и вообще вид у нее был какой-то помятый. За все время, что Рейчел знала Сирену, она ни разу не видела подругу в таком состоянии. Обычно та очень заботилась о своем внешнем виде.

Они дружили еще со школы, куда их поместили в семь лет, и Рейчел знала подругу не хуже, а может, даже лучше, чем себя. Для нее было абсолютно ясно, что случилось нечто чрезвычайное.

– Входи поскорее и говори, что стряслось.

Сирена не двигалась с места, ее колотила дрожь.

– Рейчел, я не знаю, с чего начать. – Бледной трясущейся рукой она отвела заслонивший глаза локон.

Только тут Рейчел впервые обратила внимание, что Сирена снова стала стройной. Выразительно указав на живот подруги, она взвизгнула от неожиданности.

– Почему ты не сказала, что родила, когда позвонила?

– Не хотела обсуждать это по телефону. – Сирену передернуло. – Пришлось бы долго говорить.

Встревоженная Рейчел сделала шаг вперед, раскрывая подруге объятия.

– Что с тобой, дорогая? Что произошло?

Поскользнувшись на мокрых камнях, Сирена упала на грудь лучшей подруги. Рейчел была такой надежной, успокаивающей, такой родной, от нее исходило добро.

– Заходи, и я налью нам обеим чего-нибудь выпить.

Сирена ответила тихим голосом.

– У меня в машине есть кое-что, и я хочу тебе это показать. – Она взглянула на «рейндж-ровер», припаркованный на другой стороне улицы.

Рейчел, на которой была только шелковая блузка, вельветовые брюки и открытые туфли на босу ногу, почувствовала, что ее пробирает озноб. Она стала потихоньку подталкивать Сирену к входу в дом.

– Нет. То, что находится в машине, не может ждать.

– О'кей. Взглянем на то, что не может ждать, – покорно согласилась Рейчел и пошла за подругой через дорогу.

Сирена открыла заднюю дверцу и вытащила с сиденья небольшую картонную коробку, в которой лежало какое-то тряпье.

Только после того, как они вошли в дом и тряпки зашевелились, до Рейчел дошло.

– Сирена, черт возьми, да тут же ребенок!

Сирена, стоя за ней, спокойно подтвердила:

– Не один ребенок, а двойня. Двигайся поживей, Рейчел, недоношенных детей нельзя переохлаждать.

Она подталкивала свою изумленную подругу по коридору к лестнице, ведущей в просторный зал, заканчивающийся небольшой столовой. В зале было множество цветущих растений – в горшках и кадках разной формы. В углу, где располагалась столовая, стоял круглый обеденный стол из тикового дерева и шесть мягких стульев.

Рейчел осторожно водрузила коробку на стол и уже открыла рот, чтобы заговорить, но Сирена остановила ее, приложив палец ко рту.

– Тс-с…

Бережно распеленав плотные коконы из одеял, Сирена поочередно просунула в них руки, ощутив в каждом крошечную теплую плоть. Убедившись, что с детьми все в порядке, она повернулась к Рейчел.

– Вот теперь мне не худо бы и выпить.

– Выпьем вместе, ты и я, – заявила Рейчел и удалилась на кухню, чтобы налить в бокалы по большой порции бренди.

Сирена подошла к угловому дивану, сняла пальто и устало опустилась на подушки.

Рейчел принесла подруге наполовину наполненный бокал.

– Думаю, тебе стоит выпить чистый бренди. Лично я разбавлять не буду. Твое здоровье! – Рейчел сделала большой глоток «Хайна», наслаждаясь блаженным теплом, согревшим грудь, и плюхнулась в кресло напротив Сирены.

– Ну, начинай. Расскажи, как случилось, что ты принесла к моим дверям свое потомство, как кошка приносит котят?

Сирена тремя большими глотками опустошила бокал, поставила его на кофейный столик, откинулась и заговорила. Она рассказала Рейчел все, ничего не утаивая.

Начала она с того, что поведала, как безумно влюбилась в Ройоля Фергюссона в ту самую минуту, когда впервые взглянула в его темно-зеленые глаза в ту ночь, когда в Порт-Антонио бушевал ураган. И во всех подробностях описала события того дня, который они провели вдвоем.

Ее голос дрогнул, когда она перешла к финалу истории, разыгравшемуся в доме миссис Нейл. Акушерка разочаровала ее, оказавшись такой корыстолюбивой. Она угрожала рассказать все Николасу и согласилась молчать, только когда Сирена пообещала выплатить ей десять тысяч фунтов.

– Какой ужас! – охнула Рейчел. – Сирена, ты, видно, совсем рехнулась. А если она и дальше будет тебя шантажировать?

– Сомневаюсь, хотя никогда нельзя знать наверняка. У нее в Испании дочь и внук. С моими деньгами она сможет переехать к ним.

– Господи, сколько тебе придется лгать! – ужаснулась Рейчел.

Сирена пожала плечами.

– Знаю, но что теперь делать? Пришлось заплатить ей, понадеявшись на лучшее. – И она, подняв обе руки вверх, скрестила пальцы.

Рейчел тоже пожала плечами и вздохнула.

– Но все же десять кусков – это грабеж среди бела дня!

Опустив голову, Сирена закрыла лицо руками.

– Я была в отчаянии, – пробормотала она. – Не знала, что делать, не видела другого выхода.

Преодолев разделяющее их расстояние за один шаг, Рейчел мгновенно оказалась возле подруги и обняла ее.

– Как ты смотришь на то, чтобы отдать дочь Ройоля в хорошие руки? Ее могли бы удочерить, – предложила она, стараясь, чтобы голос ее звучал естественно.

Сирена движением, полным безнадежности, вытянула руки на коленях.

– Николас вернется через три дня, Рейчел. Процедура удочерения займет месяцы. Но я должна что-то сделать… Николас меня никогда не простит, а может, даже и убьет.

Она обвела комнату безумным взглядом.

Рейчел никогда раньше не видела подругу в таком состоянии, и зрелище привело ее в ужас.

– Не думаю, чтобы до этого дошло, Сирена, – быстро проговорила она, – хотя он, конечно, не будет прыгать от радости до потолка.

Рейчел потянулась к кофейному столику за пачкой сигарет, думая, как ей успокоить подругу, и пытаясь вспомнить, остался ли у нее валиум. Закурив, она передала пачку Сирене, которая взяла сигарету и тоже закурила, глубоко затягиваясь.

Тут же отчаянно закашлявшись, Сирена повернулась к Рейчел.

– У меня к тебе большая просьба, – она ненадолго замолчала. – Но знай, если ты откажешься, я тебя пойму и это никак не отразится на нашей дружбе.

Сирена глубоко вздохнула, а Рейчел тем временем ждала продолжения, охваченная дурным предчувствием.

– Я хочу, чтобы ты оставила у себя дочь Ройоля Фергюссона.

Она не могла удержаться от улыбки, глядя на ошеломленную Рейчел.

– Всего на несколько недель. За это время я надеюсь устроить ее судьбу. У меня есть план, и, если повезет, с ней будет все в порядке и никто из моего окружения никогда не узнает о ее существовании.

– А если план провалится? – спросила Рейчел с сильно бьющимся сердцем.

– Тогда мне придется признать ее и выдержать все, что последует за этим.

Женщины замолчали, каждая мысленно представляла возможные последствия такого скандала. Сирена смотрела умоляющими глазами на Рейчел, и той казалось, что перед ней сидит не замужняя женщина, леди Фрейзер-Уэст, а десятилетняя школьница, которой надо скрыть от учительницы свой проступок.

Рейчел понимала, что Сирена сейчас ловит малейшее ее слово, любое движение. В ее глазах зажегся озорной огонек, и она нарочито подчеркнуто зевнула.

– Интересной работы у меня сейчас нет, создавать новые модели не время. А ребенка, как ты знаешь, я хотела давно.

Не говоря ни слова, Сирена встала, и они обе вернулись в ту часть зала, где находилась столовая.

Рейчел наклонилась, чтобы получше рассмотреть малышку. Она не рассчитывала испытать особенные эмоции и была искренне удивлена, когда эта темная головка и ангельское личико пленили ее. Рейчел бережно, словно бесценное фарфоровое изделие, вынула ребенка из коробки и нежно прижала к груди.

– Сирена, она просто очаровательна. Посмотри, она улыбнулась мне.

– Это всего лишь непроизвольная гримаса, – заявила Сирена.

Рейчел не обратила внимания на ее слова.

– А как мне ее называть? Не могу же я обращаться к ней: «ребенок Ройоля», или «другая девочка», или еще хуже «чернокожая девочка». – Она широко улыбнулась, шутливо толкая подругу локтем в бок.

А Сирена тем временем, поглощенная своими мыслями, стояла, уставившись в пространство.

– Я придумала ей имя. Мне хотелось бы назвать ее Лавдэй.

По странному совпадению, при звуках этого имени глаза девочки распахнулись. В это мгновение прошедшие восемь месяцев словно сгинули, их смело, словно перышко на ветру, и перед Сиреной снова возникли глаза Ройоля. Пусть на долю секунды, но создалось впечатление, что он был рядом.

Страдальческая гримаса исказила лицо Сирены. Подняв глаза, она продолжала:

– Да, думаю, Лавдэй подойдет. – Голос ее сорвался. – А как ты считаешь?

Рейчел только кивнула. Дитя любви! Как только Сирена переживет разлуку с ней?

– Ну а как там поживает маленькая мисс Фрейзер-Уэст? – нарушила молчание Сирена, поднимая другую малютку и гладя ее блестящие золотистые волосы.

Неожиданно ей очень живо вспомнилась ее бабушка. Потрясающая красавица, душа общества! Жизнь ее была полна любви и веселья. Сирена всегда вспоминала ее с нежностью.

– А тебя я назову в честь своей удивительной бабушки. Ей бы это понравилось. – Сирена лизнула кончик своего пальца и начертила на головке дочери крест, приговаривая: – Нарекаю тебя Люсиндой Джейн Фрейзер-Уэст.

Девочка заплакала. Сирена покачала ее, тихо и ласково баюкая, пока та не успокоилась. Оторвав глаза от дочери, она встретилась взглядом с Рейчел.

– Спасибо, Рейчел. Я никогда этого не забуду.

Рейчел поцеловала макушку Лавдэй, девочка что-то проворковала.

– Все будет хорошо, Сирена. Я это чувствую.

Сирена криво усмехнулась.

– Если все пойдет по плану, я спасу свой брак. Ты это имеешь в виду?

Усилием воли Сирена заставила себя заглянуть в будущее.

– У нас с Николасом есть дочь. Замечательная малышка, лучше не бывает. Я должна думать о ее счастье. И ни о чем другом. Если позволю себе всего лишь минуту слабости, Рейчел, – я погибла.

7

Сирена проснулась в свое обычное время – чуть позже шести.

Мгновенно придя в себя, она тихонько выскочила из постели, пересекла на цыпочках спальню и раздвинула тяжелые шторы. Комнату тут же залило яркое весеннее солнце. Утро было прекрасное. На нежно-голубом небе – ни облачка.

Прижав руки к холодному стеклу, Сирена вглядывалась в луга и холмы за садом. Обросшие, еще не стриженные овцы пощипывали прихваченную морозцем травку. Узкая тропа вилась по ухоженным полям к покосившемуся фермерскому дому, из трубы которого вился одинокий дымок.

Отойдя от окна, Сирена прошла в свою спальню, где приняла душ, и, завернувшись в огромное белое полотенце, перебралась в смежную туалетную комнату, где стены – от пола до потолка – были заставлены полированными ореховыми гардеробами, на дверцах которых красовался герб Фрейзер-Уэстов из черного дерева.

Эту комнату в 1934 году отделали для матери Николаса, леди Пандоры Фрейзер-Уэст. Ее вкусы и положение легко можно было понять по обстановке: туалетный столик в стиле Людовика XV с изящным стульчиком того же времени, в углу уродливый письменный стол красного дерева со стоящим перед ним парадным стулом времен Империи.

Сирена ненавидела эту комнату.

Темная, она вызывала чувство клаустрофобии, как и большинство комнат в Редби-Парке, родовом поместье Фрейзер-Уэстов. Сирена неоднократно предлагала кое-что изменить в ней, но Николас каждый раз заявлял, что ему нравится все как есть.

Сирена натянула джинсы, надела светло-синий свитер, убрала волосы в конский хвост и слегка подкрасила губы. Впервые со дня рождения близнецов она почувствовала себя уверенно.

Направляясь в детскую, она должна была миновать обитый дубовыми панелями коридор, где на стенах висели фамильные портреты Фрейзер-Уэстов, которые, как ей казалось, следили за каждым ее шагом. Открывая дверь, она слышала плач дочери. Няня, Элизабет Барратт, сидя рядом с ванночкой, поливала Люсинду теплой водой.

– Непохоже, чтобы купание ей нравилось, – со смехом сказала Сирена, видя, как личико дочери краснеет, а визг усиливается.

– Ну ладно, малышка, на сегодня хватит.

Няня подняла орущую девчушку и завернула ее в мохнатое полотенце, которое предусмотрительно держала на коленях. Быстро и умело она обтерла крохотное тельце, ловко держа малютку в своих надежных руках.

Сирена шагнула к ней.

– Дайте ее мне.

Крепко прижимая к себе Люсинду, Сирена нежно гладила ее щечку, любовно изучая каждую черточку лица дочери.

Выливая воду из ванночки в раковину, няня Барретт делилась с ней своими наблюдениями.

– Она хорошо спала, просыпалась всего два раза. Для ребенка ее возраста неплохо. Сегодня утром я ее взвешивала, она прибавила две унции.

– Прекрасно, Элизабет, – похвалила ее Сирена, не отрывая глаз от Люсинды.

Она поднесла дочь ближе к лицу, чтобы почувствовать нежный, свежий запах младенческой кожи, и запечатлела поцелуй на макушке.

– Скоро ты увидишь своего папочку, и я не сомневаюсь, что он будет сходить по тебе с ума.

Так и случилось.

Николас полюбил дочь без памяти с того самого момента, когда несколькими часами позже впервые вошел в детскую вместе с Сиреной, которая вынула спящую Люсинду из колыбельки.

– Дорогая! Она необыкновенно мила, я не видел таких очаровательных детей. – Затаив дыхание, он бережно взял Люсинду на руки и взволнованно прошептал: – Но она такая маленькая… и хрупкая.

– Не беспокойся, Николас, она не сломается, – смеясь, уверяла мужа Сирена.

Люсинда открыла глаза и воззрилась на Николаса.

– У нее твой цвет глаз, дорогая. – Николас говорил очень возбужденно, словно совершил великое открытие.

– Я знаю, – Сирену рассмешила реакция мужа. – Но цвет глаз ребенка обычно впоследствии меняется. – Она подумала: интересно, изменится цвет глаз Лавдэй или останется такой, как у ее отца.

Николас в восхищении не сводил глаз с дочери, его переполняла охватившая все его существо любовь. Когда Люсинда захныкала, у него перехватило дыхание.

– С ней все в порядке? – беспокойно спросил он.

– Положи ее. Думаю, ей просто захотелось немного покоя, – предположила Сирена, отбирая у мужа дочь. Она положила ее в историческую кроватку, где почивали многие поколения маленьких Фрейзер-Уэстов, включая и Николаса.

Супруги тихо вышли из детской. Сирена сопровождала Николаса по широкой лестнице, а затем по вымощенному камнем коридору в библиотеку – ее любимую комнату. Чтение было ее страстью с детских лет.

Был вечер, угасали последние отблески дня; в дальнем углу сада, где рос могучий кедр, уже сгустилась тьма. Сирена задернула шторы. Они бесшумно сомкнулись; в эту минуту со своей обычной почтительной улыбкой вышколенного слуги, ждущего приказаний, вошел Клайв.

– Вы меня звали, сэр?

– Да, Клайв. Думаю, нам понадобится бутылка шампанского. Того сорта, что любит моя жена. Как ты на это смотришь, дорогая?

– Прекрасно, – горячо поддержала мужа Сирена.

– Только проследи, чтобы оно было как следует охлажденным, Клайв. Последний раз шампанское никуда не годилось.

– Понимаю, сэр. Я позволил себе уже с утра положить бутылку на лед.

– Меня от него бросает в дрожь, – сказала Сирена, когда слуга удалился.

Николас фыркнул.

Сирена хорошо знала эту реакцию мужа, подобный звук предшествовал очередному самоуверенному заявлению.

– С чего это у тебя такое глупое предубеждение, дорогая? Клайв поступил к нам с прекрасными рекомендациями и, на мой взгляд, он безукоризненный слуга.

– «Глупое предубеждение» – следствие такой известной вещи, как интуиция. И, если помнишь, иногда она у меня срабатывала.

Николас фыркнул еще раз. Надув щеки, он собрался сделать очередной выпад, но тут вошел Клайв, неся на серебряном блюде в ведерке со льдом бутылку шампанского «Крюг» и два бокала.

– Спасибо, Клайв. Можете идти. – Отпустив слугу, Николас сам наполнил бокалы до краев.

Сирена зажгла свечу. Мерцающий свет подчеркивал бледность ее осунувшегося лица.

Казня себя за то, что оставил жену в такое трудное для нее время, Николас мысленно поклялся, что сделает все, чтобы сгладить свой промах. Для начала он протянул ей бокал шампанского.

– За Люсинду!

Они выпили и сели на удобный старинный диван.

Взяв руку жены, Николас нежно перебирал ее пальцы.

– Бедная моя, как тебе досталось. Никогда не прощу себе, что в такое время оставил тебя одну.

– Не вини себя, Ники. Разве ты мог знать, что роды начнутся раньше срока.

Сирена вздохнула, словно ей наскучило повторять всем одно и то же. Действительно, за последние несколько дней она много раз рассказывала друзьям, родным, слугам, своему врачу и акушерке историю, которую сочинили они с миссис Нейл, стараясь ничего в ней не менять.

Второй ребенок, по этой версии, родился мертвым.

Акушерка сделала все возможное, но, не имея под рукой всего необходимого, не смогла спасти жизнь сестре Люсинды.

– Представляю, как больно было тебе потерять ребенка при таких обстоятельствах.

Боль и сейчас не утихла, печально подумала Сирена, в то время как Николас предавался самобичеванию.

– Как жаль, что меня с тобой не было. Все могло бы сложиться иначе. Во-первых, я не позволил бы тебе ехать одной.

Взгляд Сирены упал на их свадебную фотографию в серебряной рамке, и она в первый раз обратила внимание на свое несколько растерянное выражение лица.

– Повторяю, не вини себя ни в чем, Николас. Даже твое присутствие не могло бы ничего изменить. Новый «рейндж-ровер» свел меня с ума, мне не терпелось сесть за руль. Ты ведь знаешь, какой я могу быть упрямой. Мог бы и не удержать меня.

Сирене удалось несколько заглушить чувство вины у мужа – тот почувствовал себя гораздо лучше.

– Ты права. Если тебе что-то втемяшится в голову, тебя ничто не остановит.

Он широко улыбнулся. Сирена от всей души надеялась, что теперь Николас успокоится и не станет больше говорить на неприятную для нее тему. Она не хотела ничего больше об этом слышать.

Николас допил свое шампанское.

– Что было, то было. Забудем о прошлых бедах.

– И я того же мнения. У нас прекрасная дочь. Не надо сыпать соль на рану. Второй девочки не вернуть. Надо думать о будущем.

Сирена не сомневалась, что Николас сумеет вскоре вытравить саму память о своей вине – это ему всегда удавалось. Он, несомненно, любил ее и хотел постоянно доставлять ей удовольствие. Очень скоро, буквально на днях, он преподнесет ей изящный футляр. Она откроет его и радостно вскрикнет, изобразив крайнее восхищение при виде бриллиантового колье, или, быть может, какого-нибудь старинного украшения, которое пополнит ее коллекцию драгоценностей.

Раньше такая перспектива по-настоящему радовала бы ее, но теперь оставляла совершенно равнодушной. Все это означало только одно: ничего не ведающий Николас будет пребывать в состоянии полного блаженства. Сирена почти завидовала ему.

Она никогда не осмелится сказать ему, что теперь ничто уже не будет так, как раньше. Не может ведь она рассказать, как на самом деле все происходило и какую преграду возвела между ними судьба.

Нет, теперь она всю жизнь будет притворяться ради своей дочери, потому что назад дороги нет.

Но она уже начала приводить в действие вторую часть своего плана.