Текст книги "Затмение"

8

Сирена взглянула на табло в третьем зале аэропорта Хитроу.

Светящаяся надпись подсказала ей, что самолет из Кингстона уже приземлился.

Хотя Сирена стояла особняком, в стороне от шумной толпы таксистов и встречающих, заполнивших пространство от таможенного контроля до выхода, ей повезло: ее заслонил необычайно рослый мужчина.

Сирена заметила Ройоля раньше, чем он увидел ее.

Она смотрела на него не отрываясь, видя, как он переводит взгляд с одного лица на другое, ища ее. Ройоль выглядел не так, как при их последней встрече. Возможно, дело было в темном, нескладно сидевшем на нем костюме, а может, в неуверенных движениях.

Сирена выступила вперед, выйдя из-за широкой спины незнакомца. Смущенно стоя на открытом месте, среди всеобщего гвалта, она чувствовала себя почти голой. Она уже подняла руку, чтобы помахать Ройолю, но тут он сам заметил ее.

Его лицо расплылось в широкой теплой улыбке.

– Сирена, как приятно видеть тебя опять!

Сирена не узнала своего голоса, когда еле слышно прошептала:

– И я очень рада, Ройоль. Спасибо, что ты откликнулся так быстро.

Его улыбка погасла, и он стал очень серьезен.

– Это было несложно.

Возникла неловкая пауза. Сирена взглянула на небольшой кожаный чемоданчик в его руках и спросила:

– Это и весь твой багаж?

– Да, я предпочитаю путешествовать налегке. К тому же, я надеюсь, что на обратном пути я буду иметь больше багажа.

Ее губы скривились, она попыталась улыбнуться, но не смогла.

– Пойдем. Машина ждет нас.

Было утро, и шоссе, ведущее в Лондон, еще не заполнилось автомобилями.

Они уже миновали Хаммерсмит, когда Ройоль нарушил молчание.

– Когда я узнал обо всем, то был просто потрясен. – Его голос дрогнул, и он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить: – Ты одновременно родила мою дочь и дочь своего мужа… Но это невозможно! В это трудно поверить, и всю дорогу в Лондон я пытался убедить себя в том, что это правда…

Вместо ответа Сирена спросила его дрожащим голосом:

– И что же заставило тебя изменить первоначальное решение?

Ройоль нерешительно взглянул на нее:

– Когда я позвонил, ты сказала, что у нашей дочери прекрасные зеленые глаза и кожа цвета кофе с молоком. И тогда я понял, что, если не увижу ее, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. – Голос его дрогнул, он почти перешел на шепот: – Еще я боялся, что ее отдадут в чужую семью или она попадет в сиротский дом. Признаюсь, такая мысль приводила меня в ужас.

Сирена не смогла удержаться от гневного восклицания.

– Она никогда не попала бы в сиротский дом. За кого ты, черт возьми, принимаешь меня?

– Я почти не знаю тебя, Сирена. Мы провели вместе всего один день. Как я мог быть в чем-то уверен?

Сирена понимала, что он совершенно прав. За один день трудно узнать человека, трудно представить, как он поведет себя в той или иной ситуации. И все же ей казалось, что она знает его всю жизнь и даже… больше. Может, это знание шло из другой жизни?

Ройоль заметил, как дрожат у нее губы. Сирена уже покусывала нижнюю. Именно такой он запомнил ее на вилле «Коралита», незадолго до того, как они стали близки.

– Решение уже принято: если ты не возьмешь нашу дочь, я оставлю ее у себя. – Сирена нервно сглотнула, боясь взглянуть Ройолю в глаза.

Ей хотелось сказать ему, что она отдала бы все на свете, только быть жить с ним и их дочерью. Она рассталась бы с Люсиндой и отказалась от благополучного и надежного брака с Николасом, только бы получить Ройоля. Его она хотела больше всего на свете. Это чувство было похоже на болезнь, оно делало ее слабой и незащищенной.

– Куда ты меня привезла? – спросил Ройоль, когда Сирена, затормозив, открыла дверцу автомобиля у дома Рейчел в Найтсбридже.

– Здесь живет моя лучшая подруга.

У нее вновь задрожали губы – еще сильнее, чем раньше. Ройоль хотел было взять ее руку, но Сирена отдернула ее и, что-то пробормотав, быстро вышла из машины. Ему послышалось, что она сказала:

– Лавдэй – здесь.

Ройоль последовал за ней. Рейчел Сойер уже открывала дверь своего дома.

– Привет, – весело поздоровалась с подругой Сирена, расцеловав ее в обе щеки, а затем уже представила Ройоля.

– Рейчел, это Ройоль Фергюссон.

Рейчел сделала шаг вперед, протягивая руку. На ней были черное мини-платье и черные чулки.

Ее длинные красивые ноги росли, казалось, от самой шеи. Ройоль нашел Рейчел очень привлекательной, хотя в ее красоте было что-то мальчишеское. От него не укрылось, что приветливая улыбка, подаренная ему при встрече, секундой позже сменилась холодной вежливостью.

– Рада познакомиться с вами, Ройоль. – Рейчел бросила взгляд в сторону Сирены. – Много о вас слышала.

– Надеюсь, хорошее. – Ройоль тоже посмотрел на Сирену.

– Слишком хорошее, чтобы быть правдой. – Рейчел явно присматривалась к нему – взгляд ее был оценивающим и внимательным.

Ройоль под этим взглядом почувствовал себя неловко.

Вслед за Рейчел они зашли в дом. Ройоль тихо прикрыл за собой дверь. В холле он помог Сирене снять пальто. Та вздрогнула, когда их руки встретились. Бледно-голубое платье хорошо сидело на ней – никаких следов былой беременности, разве что чуть более округлые живот и бедра.

Рейчел провела их по лестнице в просторную гостиную, где гостей уже ждал накрытый стол. Кофе, чашки, поднос с гренками, печенье и пирожные.

– Завтрак a la Сойер! Я даже заставила себя рано встать, чтобы купить свежие кондитерские изделия.

– Пахнет потрясающе, – вежливо заметил Ройоль.

Сев на мягкий диван, он взял из вазы печенье, остро ощущая, что, и разливая кофе, Рейчел продолжает его изучать. Свой интерес она не пыталась скрывать.

Ройоль ел жадно – на его рубашку сыпались крошки. Вот и предлог, чтобы дотронуться до него, подумала Сирена, у которой руки чесались смахнуть их. Она уже потянулась к Ройолю, но тут он сам со смехом смахнул крошки.

– Спасибо, я не голодна, – сказала она, когда Рейчел предложила ей пирожное, и налила себе только черный кофе.

– Ты все эти дни ничего не ешь, милая. Просто таешь на глазах. Ради всего святого, съешь что-нибудь.

Сирена покачала головой.

– Правда не могу, Рейчел.

Рейчел пожала плечами, с аппетитом уплетая печенье и тосты с толстыми слоями масла и джема из черемухи и поглядывая на Ройоля, медленно прихлебывающего кофе.

Безусловно, он красив, хотя и не в ее вкусе. Лично она, Рейчел, никогда не влюблялась в чернокожих мужчин. Однако это чеканное лицо с чувственным ртом и ярко-зелеными глазами производило сильное впечатление – на нем хотелось задержать взгляд.

Но было в его облике что-то еще, что Рейчел не могла точно определить. Какая-то животная сила, необузданная энергия, сочетающаяся с повышенной, почти женской впечатлительностью. Интересный мужчина, подумала Рейчел, нет, скорее, обольстительный. Она понимала Сирену, влюбившуюся в него без памяти.

Услышав слабый писк, Сирена замерла.

– Она плачет.

– Я ничего не слышу… – Но тут Лавдэй заголосила громче, и Рейчел замолкла.

– Пойду принесу ее. – Сирена, вскочив на ноги, побежала вверх по лестнице и спустя несколько минут вернулась с дочерью на руках.

На девочке был белый комбинезончик в стиле Питера Пэна, весь в розочках ручной вышивки. Широко раскрытыми, любопытными глазенками малышка смотрела на свет. Волосики ее подросли и слегка курчавились на затылке.

Завтра ей исполнялось пять недель.

Ройоль поднялся со своего места. Было странно видеть этого сильного рослого мужчину таким смущенным и растерянным.

Сирена бережно промокнула уголок рта ребенка.

– Это твоя дочь, Ройоль.

У Ройоля перехватило дыхание. Он нерешительно переводил взгляд с одной женщины на другую, пока ему передавали Лавдэй.

Ройоль глянул в темно-зеленые глаза дочери, точно такие же, как у него самого. Малышка тоже уставилась на него. Некоторое время они не отрываясь смотрели друг на друга. Отец и дочь.

Лавдэй крепко сжимала крошечные кулачки, а Ройоль бережно гладил подушечкой указательного пальца ее ручку. Внезапно кулачок девочки разжался, и она цепко ухватила отца за палец. Ройоля поразило, с какой силой она держала его.

И тут девочка улыбнулась.

Ройоля захлестнули эмоции – он был сражен и покорен. Сирена прочла это в его глазах. Его взгляд сказал все, что ей хотелось знать. Судьба ее дочери была решена.

– Да она просто красавица, Сирена.

– Ты прав, – согласилась Сирена и тут же спросила: – Тебе удалось достать свидетельство о рождении?

– Без труда. Все оказалось проще, чем я думал. – Он заулыбался. – Но гораздо дороже. Я назову ее Люна, так звали в рабстве ее прапрабабку, а вторым именем пусть будет Жозефина – в честь ее бабушки, которая, к сожалению, никогда уже не увидит ее.

Сирена почему-то не решилась сказать Ройолю, что вторую дочь она назвала в честь своей бабушки.

Она подбирала слова, не желая, чтобы ее напутствие звучало чересчур эмоционально.

– Ты будешь хорошо заботиться о ней? Дай ей все необходимое.

– Не беспокойся, Сирена, у меня ей будет хорошо. – Немного поколебавшись, Ройоль произнес: – Шесть месяцев назад я женился на Кэрон. Мы очень счастливы. Она, как и я, с нетерпением ждет малютку. Не сомневаюсь, что она полюбит ее.

При воспоминании об экзотической красавице Кэрон, курящей марихуану и соблазняющей Николаса своими кошачьими глазами, Сирену охватило негодование. Вряд ли новоиспеченная миссис Фергюссон будет слишком заботиться об этом плоде любви, но, возможно, со временем она все же полюбит малышку. Сирена не хотела даже предполагать обратное.

Отступив в сторону, Сирена перевела взгляд на Рейчел. Она боялась, что если будет и дальше смотреть на взволнованное лицо Ройоля и крошечную девочку, кажущуюся еще меньше в его сильных руках, то потеряет над собой контроль. А она постоянно повторяла, что должна держать себя в руках, еще с того времени, как поговорила по телефону с Ройолем и он согласился приехать и посмотреть свою дочь.

Глядя на Рейчел, Сирена произнесла со значением:

– Она ведь очень славная девочка, правда?

Поняв, куда клонит подруга, Рейчел мгновенно вскочила на ноги и, встав рядом с Ройолем, возбужденно заговорила:

– Она у нас просто чудо! Такая спокойная, спит всю ночь напролет. Мне будет не хватать моей маленькой Лавдэй.

Услышав это имя, Ройоль встрепенулся и взглянул на Сирену. Та затаила дыхание, сердце ее колотилось, словно пойманная в сеть птица.

– Лавдэй – отличное имя. Жаль, что нельзя его оставить.

Малышка, словно в ответ, сморщила личико, натужилась, покраснев как рак, и издала довольно резкий звук. В комнате запахло кислым. Ройоль рассмеялся.

– Есть такая примета, Ройоль, – захохотала Рейчел. – Если ребенок оконфузился у тебя на руках – это к счастью.

Отстранив от себя девочку, Ройоль сморщил нос, и Рейчел забрала у него малышку.

– Ну-с, мисс, пора сменить пеленки. Не можем же мы оставаться в таком виде при папочке.

Вынося малютку из комнаты, Рейчел продолжала ворковать с ней.

– Сядь, Ройоль, я хочу кое-что сказать тебе. – Сирена рассеянно глядела поверх его плеча.

Они сели рядом на диване. Сирена сложила на коленях дрожащие руки.

– Я уже говорила тебе по телефону, что собираюсь положить на твое имя значительную сумму. – Ройоль открыл было рот, но Сирена жестом остановила его. – Пожалуйста, не перебивай. Взамен я хочу лишь одно – поклянись, что никогда не скажешь нашей дочери, кто ее настоящая мать. Пусть тайна ее рождения уйдет вместе с тобой в могилу. Дай мне слово, Ройоль.

– Прежде, чем дам слово, я хочу, чтобы ты знала: все деньги будут потрачены на Люну, на ее образование и прочие потребности, которые я сам не смог бы ей предоставить.

Она отмахнулась, приняв его слова как само собой разумеющееся, и еще более страстно повторила прежнее условие.

– Но ты должен поклясться Люной, – незнакомое имя странно отозвалось в ее ушах, – что никогда не откроешь ей нашей тайны. Поклянись! Мне необходимо это слышать. А потом я уйду навсегда из твоей жизни.

Ройоль, вздохнув, прикрыл глаза.

– Не вини меня, Сирена, в том, что произошло. Мы провели вместе прекрасный день, и я его никогда не забуду. Представляю, через что тебе пришлось пройти, мне очень жаль, но…

– Ничего ты не представляешь, – зловещим шепотом произнесла Сирена, но, опомнившись, произнесла более спокойно: – Этого ты никогда не узнаешь. – Подняв на него свои ярко-синие глаза, она напомнила: – Так я жду твоего ответа.

Твердо встретив ее настойчивый взгляд, Ройоль спокойно сказал:

– Боюсь, ты можешь пожалеть о принятом решении, Сирена. Кто знает, что готовит нам судьба. Вдруг когда-нибудь ты захочешь ее увидеть.

– Неужели ты не понимаешь, Ройоль? Мне приходится расстаться со своей дочерью. Разве можешь ты знать, что я при этом чувствую?

В ее голосе слышалась такая боль, что Ройоль не захотел ничего больше прибавлять к ее страданиям.

– Хорошо, клянусь… Девочка никогда не узнает, кто ее настоящая мать. Я сохраню тайну. Обещаю тебе, Сирена.

Она издала вздох облегчения.

– Спасибо, Ройоль. Я знаю тебя. Слово такого человека нерушимо. Теперь я могу спокойно уйти.

Они встали, продолжая смотреть друг другу в глаза.

– Попрощайся за меня с Рейчел. Скажи, что я скоро позвоню. – Сирена с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Все утро она боролась с подступающими слезами и сейчас часто заморгала. – Помнишь, что я сказала тебе в аэропорту Кена Джонса?

– Ты много чего говорила.

– Что мы обязательно увидимся. Так вот. Теперь я так же твердо убеждена, что никогда больше не увижу тебя. Прощай, Ройоль. Береги себя и еще больше – Лавдэй.

Он собирался заверить ее в том, что сделает все возможное, но она уже выбежала из комнаты. Ему пришлось крикнуть ей вслед:

– Прощай, леди Сирена.

Спустя несколько часов, получив необходимые инструкции по части смены пеленок и кормления из бутылочки, Ройоль Фергюссон покинул дом Рейчел. Он увез с собой все вещи, принадлежавшие Лавдэй. В доме не осталось никаких ее следов, словно малютка и не была здесь. Рейчел выполнила волю Сирены, и это было для нее главным.

И все же вечером, перед тем, как лечь, она с сожалением оглядела свою комнату, задержав взгляд на том месте, где стояла детская кроватка. Тогда-то она и заметила на полу фотографию. Нагнувшись, чтобы ее поднять, Рейчел решила, что та, видимо, выпала из кармана Ройоля.

На фото были Сирена и Ройоль. И еще одна женщина яркой экзотической красоты с кожей цвета меда, чьи полуприкрытые косящие глаза наводили на мысль, что она накурилась наркотика. Рейчел решила, что снимок сделан на Карибском море.

Сирена на фото смеялась, голова ее была слегка запрокинута. Она выглядела счастливой и расслабленной, а вот Ройоль выглядел иначе. Оживленное лицо с хищным выражением говорило о том, что он наметил себе добычу.

Рейчел отнесла фотографию вниз и сунула в ящик письменного стола, решив отдать ее Сирене при встрече.

И, конечно же, забыла.

Услышав стук в дверь своего номера, Ройоль решил, что пришли за его чемоданами. И очень удивился, увидев в дверях женщину со свертком.

– Вы мистер Фергюссон?

Он кивнул.

– Вам посылка от леди Фрейзер-Уэст.

Заинтригованный Ройоль взял сверток, удивляясь, как Сирене удалось его разыскать. Он осторожно прикрыл дверь, боясь разбудить спящего ребенка. Затем, устроившись на краю кровати, развернул бежевую упаковочную бумагу, под которой находился квадратный футляр для ювелирных украшений. Он был старый, с потертыми краями. Ройоль покрутил его в руках и заметил на дне футляра знак фирмы «Гаррард». Когда он открыл футляр, у него захватило дух.

Внутри лежало ожерелье из бриллиантов и изумрудов. Камни мерцали и переливались на фоне темно-синего бархата. Там же находился конверт, который Ройоль нетерпеливо вскрыл. На вложенной в него записке не было ни адреса, ни даты, ни подписи. Только напечатанный на машинке следующий текст:

«Это ожерелье принадлежало моей бабушке, настоящей красавице и прекрасной женщине. Мне хотелось бы, чтобы наша дочь надела его в день своей свадьбы.

Прошу тебя, сохрани его для нее».

КНИГА ВТОРАЯ

1

Каймановы острова. 1980 год

– Люна, если ты не перестанешь упрямиться, считай, что наш разговор окончен.

Люна молча смотрела, как отец мерил шагами спальню. С трудом сдерживая слезы, она вспоминала, когда в последний раз видела его таким сердитым.

А вспомнив, поежилась. Это было два года назад. Проснувшись от кошмарного сна, она не смогла снова заснуть и тихонько спустилась вниз. Дверь гостиной была слегка приоткрыта. Услышав разгневанный голос отца, она застыла на пороге, с любопытством прислушиваясь. Любопытство сменилось жутким интересом, когда она услышала свое имя. Мать что-то кричала, слов девочка разобрать не могла, в памяти застряло только «дитя любви», часто повторяемое родителями. Заглянув в щель, Люна с ужасом увидела, как отец замахнулся на мать. Она не узнавала его, ей захотелось что есть силы закричать, что-то сделать, чтобы восстановить мир. Вместо этого она тихонько улизнула к себе, но гневный голос отца еще долго звенел в ее ушах…

Люна напряженно всматривалась в лицо остановившегося наконец отца и с облегчением вздохнула, видя, что оно не становится лицом незнакомца, как в ту страшную ночь. Это придало ей уверенности, и тогда она, запрокинув свою хорошенькую головку, заговорила с большим вызовом, чем сама того хотела.

– Я не хочу ехать в школу. Я не хочу покидать дом.

– Люна, Люна, – повторял отец, потрясая руками. – Ну что мне с тобой делать?

– Пожалуйста, разреши мне остаться с тобой, – воскликнула она.

И повернувшись к отцу спиной, решила, что ни за что не уедет с Большого Каймана в частную школу, расположенную где-то в Новой Англии. Для нее это было все равно что отправиться в Сибирь.

У Люны были очень близкие отношения с отцом. Он надышаться на нее не мог – такое отношение воспитывает в ребенке большую самоуверенность. Привыкнув к его снисходительности, избалованная девчонка не сомневалась, что сумеет настоять на своем. Распахнув свои и без того огромные глаза, она заговорила капризным голосом маленькой девочки:

– Папочка, я просто не смогу жить в разлуке с тобой, – и после небольшой заминки прибавила: – И с мамочкой тоже. Я буду страдать.

Ее глаза, немного светлее отцовских – цвета травы после дождя, наливались слезами. Да, дело оказалось много труднее, чем представлял себе Ройоль.

– Мы с мамой решили, что эта школа самая подходящая для тебя. Мне очень жаль, Люна, но решение принято и я ничего не могу изменить.

– Откуда ты знаешь, что она самая подходящая для меня? – повысила дочь голос.

– Да потому, что я твой отец, – выкрикнул он в сердцах, теряя терпение.

Не обращая внимания на его разгневанный тон, Люна осмелилась продолжить спор:

– Разве это дает тебе право делать мне больно?

– Люна, девочка моя, меньше всего на свете я хочу сделать тебе больно. Но ведь ты даже не знаешь, что это за школа. Возможно, тебе там понравится. Они дают прекрасное образование. – Ройоль потер ладонью висок. – Хотел бы я иметь возможность учиться в такой школе, если бы был в твоем возрасте.

– Я все равно не хочу уезжать. Я убегу оттуда. Предупреждаю тебя, папочка.

– Люна, я от своих слов не отступлю. – Отец направился к двери, но на пороге обернулся и произнес тоном, не допускающим дальнейших возражений: – Будем считать, что на этом наша дискуссия закончилась.

Выходя, Ройоль так хлопнул дверью, что та чуть не слетела с петель. Сделав шаг, он остановился, прислушиваясь. Раздавшиеся за дверью рыдания мгновенно ослабили его решимость. Ройоль не просто обожал свою дочь, он не представлял, как сможет перенести разлуку с ней. Ее страдания разрывали его сердце, но он страстно желал, чтобы Люна получила первоклассное образование. У нее была светлая головка, она была наделена исключительными способностями и заслуживала того образования, которое дало бы ей возможность сделать блестящую карьеру.

Ройоль поспешил вниз по широкой лестнице, туда, где, стоя у раскрытой балконной двери, его дожидалась жена.

Теплый ветерок шевелил черные волосы Кэрон, иногда закрывая ее безукоризненный профиль. Она внимательно осматривала длинную террасу, заставленную горшками и кадками с цветущими растениями, мысленно отмечая, что надо попросить садовника подрезать декоративный виноград, иначе он задушит ее любимые лилии, те, которые она посадила несколько месяцев назад.

Ее сад пышно расцвел в это благодатное время года после обильных дождей и был красив, как никогда. Кэрон считала свой сад чем-то вроде личного рая и отдыхала душой, глядя на него.

Неторопливо повернувшись, она улыбнулась мужу. Послеполуденное солнце, пробившись сквозь прорези пальмовой кроны, нежно озарило ее лицо, отчего оно смягчилось и похорошело… и она стала похожа на прежнюю Кэрон. Рассеянный свет сгладил морщинки, залегшие у рта. Но стоило ей выйти из тени, как сразу стало заметно, что время обошлось с ней жестоко.

– Девочка страшно упряма. Иногда я не знаю, что с ней делать, – пожаловался жене Ройоль.

Кэрон не было нужды спрашивать, о ком идет речь, но она воздержалась от комментариев, которые готовы были сорваться с языка. Ройоль всегда баловал дочь – и вот результат его воспитания. Но Кэрон по опыту знала, что ей надо проявлять особую осторожность во всем, что касалось Люны.

Ройоль возбужденно ходил по комнате.

– Возможно, мы совершаем ошибку. Наверное, надо было подождать еще год.

Кэрон видела колебания мужа и, понимая, что он вот-вот сдастся, позволила себе осторожное высказывание.

– Если мы подождем еще год, она может не попасть в эту школу, и тогда нам придется начинать все заново. А ты уверен, что через год она не воспротивится точно так же?

Ройоль понимал, что жена права.

Но он даже не подозревал, как страстно мечтала Кэрон наконец-то избавиться от Люны. Весь последний год она дипломатично направляла усилия мужа в нужное русло и не собиралась теперь, когда все было на мази, терпеть поражение. Она хотела, чтобы Ройоль принадлежал только ей. Последние тринадцать лет она делила его с ребенком от чужой женщины, и это было для нее нелегким испытанием.

Когда Ройоль много лет назад привез малышку из Европы, Кэрон старалась полюбить ее. Люну нетрудно было полюбить. Она оказалась спокойным жизнерадостным младенцем и со временем превратилась в очаровательную малышку, на которую всюду обращали внимание. И сейчас, став энергичным умным подростком, Люна преуспевала во всем, за что только бралась. А за последний год стало очевидно, что она обещает расцвести в девушку исключительной красоты.

И все же Кэрон, несмотря ни на что, ненавидела свою падчерицу. Иногда эта ненависть пугала ее самое. Преисполненная жгучей ревности, она не могла дождаться ее отъезда. Душу Кэрон согревала мысль, что тогда не придется делить Ройоля с кем-то еще.

– Ты права, Кэрон. Нужно настоять на своем – для ее же пользы, – согласился с ней муж.

– Мы оба знаем с тобой, Ройоль, что Люна – очень способная девочка. Все учителя в один голос твердят это. Но если она останется на острове, все пойдет прахом – будет болтаться целыми днями на пляже, как прочие дети. – Кэрон видела, что мужа убеждают ее слова, и, ободренная успехом, приводила все новые доводы: – Не сомневаюсь, что в школе ей понравится. Отличный шанс для нее, и его нельзя упускать. Не забывай, она еще ребенок. На вид совсем девушка, но на самом деле ей всего тринадцать, и она не понимает, что для нее лучше.

Кэрон самонадеянно улыбнулась, прищурив свои миндалевидные глаза.

– Со временем Люна будет только благодарна тебе, Ройоль, за проявленную твердость. Я это знаю.

Последние слова вызвали у мужа кривую улыбку.

– Да, ты права.

Довольная, что сумела убедить и успокоить Ройоля, Кэрон с улыбкой погладила его руку, всматриваясь в лицо, которое почти не изменилось за годы совместной жизни.

Появившиеся морщинки только подчеркивали мужественную красоту его лица, седина лишь слегка коснулась по-прежнему густых волос. Он плавал каждое утро и дважды в неделю играл в теннис. Тело его, по мнению Кэрон, стало теперь, в сорок лет, еще красивее, чем в двадцать шесть, когда она впервые встретила будущего мужа.

С тех пор они прошли долгий совместный путь, но она до сих пор с ностальгической тоской вспоминала беззаботные дни на вилле «Коралита», где начинался их брак и откуда они с трехмесячной Люной перебрались на Каймановы острова.

Поначалу им пришлось нелегко, но Кэрон поддерживала Ройоля во всех его начинаниях. Она не знала, понимал ли это Ройоль, но в его несомненных достижениях была и ее заслуга. Кэрон и теперь, когда он стал президентом «Фергюссон-банка», частной высокодоходной офшорной фирмы Джорджтауна, всегда была готова прийти на помощь.

– Присядь, Ройоль. – Она жестом указала на диван. – Я налью сухого мартини. Мне нужно обсудить с тобой одно важное дело.

– Подожди немного, Кэрон, – отмахнулся муж. – Сначала я должен пойти и успокоить Люну. Я оставил ее в слезах.

И он вышел из комнаты, не дожидаясь ответной реакции жены.

В груди у Кэрон защемило, но она уже не обращала внимания на эту привычную реакцию организма.

– Слава Богу, она уезжает, – тихо пробормотала Кэрон, наливая в шейкер водку.

Все могло быть иначе, подумала она, если бы у них был собственный ребенок.

Кэрон так мечтала о ребенке. О сыне – высоком, красивом и сильном, похожем на мужа, который продолжил бы династию Фергюссонов, но после четырех выкидышей врачи предупредили ее, что она играет с огнем. Кэрон отказывалась им верить, не желая признавать, что она не в силах выносить ребенка, и с присущей ей прямолинейностью объявила, что не оставит своих попыток.

Через неделю, не предупредив ее, Ройоль сделал вазектомию.

Когда он сказал ей об этом, она хотела покончить с собой. Мысль, что у нее никогда не будет ребенка от Ройоля, убивала ее.

Вспоминая то время, Кэрон понимала, что тогда-то их брак и пошел под откос. Они начали отдаляться друг от друга – медленно, но неуклонно, и в какой-то миг Кэрон с удивлением обнаружила, что между ними пролегла пропасть, преодолеть которую невозможно.

Ройоль проводил все время в офисе, уйдя с головой в бизнес, словно от этого зависела его жизнь. Домой он возвращался усталый и почти не общался с Кэрон, зато никогда не забывал проявить интерес ко всему, что касалось Люны. Все свое свободное время он посвящал дочери и ее друзьям.

Кэрон чувствовала себя все более чужой в своем собственном доме, находясь где-то на периферии сознания мужа, хотя всем сердцем стремилась царить в его сердце. Она все чаще предавалась воспоминаниям. Ведь столько пережито вместе, такой долгий путь пройден! Нужно терпеть. Постепенно она убедила себя, что, если Люна уедет, их жизнь с Ройолем снова наладится. Ей и в голову не приходило, что Ройоль просто разлюбил ее. Эта мысль была непереносима.

Когда Ройоль тихо открыл дверь и вошел в комнату, Люна, сидя за туалетным столиком, писала письмо. Подойдя на цыпочках к столу, он заглянул через ее плечо.

– Что ты там пишешь?

Она еще минуты две продолжала молча водить пером по бумаге и только потом сказала:

– Письмо тебе. Но у меня ничего не выходит.

– Можно прочитать? – мягко спросил Ройоль.

Люна со вздохом вручила ему незаконченное письмо.

– Если хочешь.

Дорогой папочка!

Я, наверное, кажусь тебе глупой, но я очень люблю свою школу – здесь, на Большом Каймане, и заранее ненавижу то жуткое заведение в Вермонте, где мне придется учиться. Я буду скучать по своим друзьям, особенно по Вики. Мне нравится жить дома, и я не могу представить, как расстанусь со своей собакой, но больше всего я боюсь разлуки с…

Несколько слов расплылось – наверное, от слез, подумал Ройоль. Опустившись на колени рядом с дочерью, он обнял ее за талию. Повернул безутешное личико к себе и провел рукой по щеке. Та была залита слезами.

Несколько локонов упали на лицо дочери. Ройоль бережно отвел их и заложил за ухо. Но уже через секунду они снова покачивались на прежнем месте. Ройолю стало смешно.

– У тебя непокорные волосы, – проговорил он улыбаясь.

Дочь кивнула, робко улыбаясь ему в ответ.

– Я знаю. Как и у тебя.

Ройоль провел рукой по своей густой шевелюре.

– Слава Богу, что они еще есть у такого-то старика.

Отец никогда не казался Люне старым. В нем было столько жизненной силы – больше, чем в людях вдвое моложе его. По сравнению с ним отцы ее подруг казались стариками.

– Ты совсем не старый, папочка, – сказала Люна и прибавила с застенчивой улыбкой: – Моя подруга Нэнси говорит, что ее сестра без ума от тебя и находит тебя очень привлекательным.

– Должно быть, увидела меня, когда я был в форме, – подмигнул отец. Но Люна видела, что он польщен.

Отец глубоко вздохнул.

– Девочка моя, мне кажется, я нашел выход. Точнее, компромисс. Только пусть это останется нашим секретом – не будем ничего говорить маме.

Люна торжественно кивнула, ожидая продолжения.

– Клянусь своей жизнью… – Он ненавидел клятвы, но они производили сильное впечатление на Люну.

– И перекрестись, – перебила его дочь.

Выполняя ее просьбу, Ройоль перекрестился.

– …если тебе не понравится в «Хайклере»… дадим тебе шесть месяцев… тогда ты можешь вернуться домой и больше об этом речи не будет. – После этих слов на сердце у Ройоля полегчало. – Ну, что ты на это скажешь, а?

Обдумав предложение, Люна ответила отцу фразой, которую она часто слышала из его уст:

– Оформим договор по всем правилам?

Ройоль в ответ расхохотался.

На всем пути от Нью-Йорка до Грэфтона Люна почти не разговаривала.

Ройоль тщетно пытался заинтересовать дочь видом из окна автомобиля. Мимо пролетали аккуратные, словно из детской книжки с картинками, деревушки – чистенькие белые домики, среди которых выделялись вишнево-красные магазинчики. Стоял прекрасный сентябрьский день – солнце не пекло, а приятно согревало. Мир вокруг сверкал чистотой и свежестью, словно то был первый день творения, и понемногу Люна оттаяла и стала с любопытством поглядывать по сторонам.

Но когда Ройоль нащупал и сжал ее руку, та была холодна как лед.

– Мы почти на месте. Как ты?

– Ужасно боюсь, – призналась Люна.

Он еще сильнее стиснул руку дочери.

– Все будет хорошо. Вот увидишь, мисс Фергюссон. Да ты их всех за пояс заткнешь.

Слабая улыбка осветила ее лицо, отчего стали заметнее коричневые веснушки на переносице. Она тихонько в ответ пожала руку отца.

– Я совсем не уверена в этом, папочка, но ради тебя постараюсь, – пообещала она.

– Вот и умница! – Ройолю нравилось, когда дочь звала его «папочка».

Он снизил скорость и свернул налево. У Люны екнуло сердечко, когда она увидела вывеску «Частная школа «Хайклер», прикрепленную к каменной стене вблизи внушительных железных ворот.

Ворота были раскрыты, и лимузин покатил по широкой гравиевой дорожке.

Они въехали под сень кленов. Пробиваясь сквозь листья, солнце било в ветровое стекло. За деревьями паслось стадо бурых коров.