Текст книги "Что мы пожираем"

Глава десятая

На следующее утро я пришла в лабораторию сразу после наследника. Солнце только-только поднялось над горами, на небе пробивались лучи красного света, окрашивающие все вокруг в светло-розовый цвет. Светлая шинель наследника висела на крючке возле стола, и вышитый на спине знак Хаоса казался почти черным в тусклом свете. Он сидел за столом, закатав рукава своей рубашки. От стоящей возле него чашки чая поднимался пар. Наследник указал на стул рядом с собой. Я взгромоздилась на него, положив свою сумку рядом. Больше никого в лаборатории не было.

– Я просмотрел ордер Уиллоуби Чейза и могу передать тебе несколько документов, – сказал он, не поднимая глаз. – Однако должен отметить, что еще не уделял этому делу должного внимания.

Ну разумеется.

– В контракте было сказано только, что вы позволите просмотреть все документы мне, а не что будете делать это сами, – сказала я. – Джулиану, как члену семьи, тоже разрешен доступ.

– В этом нет необходимости, – сказал он, без надобности поправляя очки. – С судебных документов нельзя снять копию. Любая информация, которая тебе нужна, должна быть получена непосредственно из них.

– Неплохо, – я откинулась назад и скрестила руки на груди. – Так вот что я получаю, полагая, что доступ к информации включает в себя возможность копировать ее, чтобы облегчить к ней доступ.

Я закрыла глаза на этот аспект – и теперь расплачивалась за это.

– В таком случае мне придется заучивать прочитанное. Получается, завтра я не смогу много времени уделить работе, – сказала я. – А пока что вы можете объяснить, почему написали ордер на жертвоприношение Уилла прямо в карете.

Наследник вздохнул.

– Я думал, ты знаешь.

– Так же, как знаю старолиранский, – пока он не видел, я закатила глаза. – Я все еще хочу знать об этих ордерах. Чернила и воск были еще влажными.

– Да, – он сделал глоток чая и повернулся ко мне. Его очки запотели от пара, а с чашки свисала лимонная кожура. – Ордер на его арест был выписан ввиду обвинений в совершении менее тяжких преступлений. Я подписал ордер на жертвоприношение, потому что он был единственным советником, проживающим в Лощине. Как только я понял, что грехотворцы бежали именно в Лощину, я понял, что мне нужен Уиллоуби Чейз.

– Что за обвинения в совершении менее тяжких преступлений? – спросила я. – Почему было важно то, что он был единственным советником, проживающим в Лощине?

Если бы этот разговор состоялся вчера, при мысли о том, что Уилл может совершить какое-то преступление без серьезного основания, я бы только посмеялась. Но Джулиан выдал секреты Уилла. Несколько лет назад Уилл вместе с несколькими другими советниками финансировал строительство новой фабрики на Болотах. Уилл не стал нанимать целителей и вместо этого отпускал рабочих, когда они получали травмы. Он не нарушал закон, но это все равно приводило в бешенство. Именно так поступал Норткотт.

– Я не могу тебе сказать, – ответил наследник.

Я громко выпустила из легких воздух.

– Мы заключили сделку.

– Мне нужна была грехоосененная, – сказал наследник. Кажется, он не врал. – Чейз украл ее. Это уже само по себе преступление. Хуже того, он лишил меня еще одного грехоосененного. Разве этого мало, чтобы оправдать мои действия?

Он поправил очки.

– Нет, вы не настолько мелочны.

Я сделала вид, что поверила в эту ложь. Сейчас он не скажет, что Уилл сделал на самом деле. Мне придется либо ждать, либо выяснить это самостоятельно.

– Вы любите контракты, и вам нравятся правила. Вы бы не стали так грубо нарушать правила, не стали бы арестовывать человека только потому, что он вас раздражает. Вы бы нашли правило, которое позволило бы вам его арестовать.

В ордере говорилось об измене, но какую измену мог совершить Уилл? Из перечисленных в ордере преступлений только это делало его потенциальной жертвой. Наследник не стал бы добавлять этот пункт, не имея возможности его доказать.

– Возможно, – наследник наклонил голову, подняв руки к горлу. Он медленно развязывал свой красный галстук. – После суда ты должна остаться со мной. Если ты уйдешь, моя мать почти наверняка найдет тебя и свяжет знаком.

Я смотрела, как его пальцы потирают бледную кожу ключицы, и сузила глаза.

– А вы разве не свяжете?

– Мы должны как можно скорее обсудить условия нашего следующего контракта, – сказал он. – Чаю?

– Да, пожалуйста, – вежливо ответила я, повернувшись к нему и положив ногу на ногу. – А что, если я захочу вернуться в Лощину?

– Я бы попытался тебя отговорить, но ты сама себе хозяйка, – наследник встал и потянулся. – В этом случае тебе придется остерегаться моей матери.

Он взял со стола книгу, лизнул кончик пальца и медленно раздвинул страницы по краям. Книга распахнулась. Его пальцы сомкнулись вокруг нее.

– Я бы хотел услышать твое мнение по некоторым вопросам, – тихо сказал он. Голос его был каким-то низким и глубоким. Юноша посмотрел на меня поверх очков, как будто ждал ответа на вопрос, который не задавал.

Ведь не задавал?

– Это как-то связано с нашим контрактом? – я наклонилась вперед и попыталась разглядеть, какую книгу он читает.

– Я бы сказал, это связано с одним из собратов нашего контракта, – он облизал губы, осторожно положил книгу передо мной и провел пальцем по внутренней стороне корешка, пока его ноготь не накрыл первую букву строки. – Как ты понимаешь вот этот отрывок?

– Осененный, – прочитала вслух я, – почти наверняка является результатом союза смертной и бессмертной души, а их творцы – останки бессмертных душ, оставленных поглощенными Благими и Грешными. Эти останки, творцы, прикрепляются к случайным смертным, потому что для них это единственный способ взаимодействовать с нашим миром. Через такой союз и смертный, и бессмертный получают новую жизнь.

Я посмотрела на него. Он поднял бровь.

– Двуосененные встречаются реже всех, потому что вероятность того, что что две души прикрепятся к одному человеку, очень мала, – сказал он, не сводя с меня взгляда внимательных глаз. Он как будто ждал моей реакции.

– Как ваша мать, – пробормотала я. – Чаю?

– Конечно, – вместо того, чтобы обойти меня, он встал рядом и протянул руку через стол. Его бедра прижались к моим коленям. – Ты совсем не похожа на мою мать, если не считать того, что ты двуосененная.

– А разве у нас не один цвет волос? – рассеянно спросила я, просматривая книгу.

Он фыркнул.

– Нет. Физически вы совсем не похожи. Ментально вы не разделяете ничего, кроме ума. Эмоционально я сомневаюсь, что она вообще сможет тебя понять.

– Чудесно. Ненавижу, когда меня понимают.

Я перевела взгляд с его рук – он наливал идеальную чашку чая гораздо медленнее, чем требовалось, его пальцы огибали изгибы чайника – на его лицо. Его щеки пылали.

Он положил ладонь мне на руку.

– Мед?

– Да, пожалуйста, – я прищурилась. – Почему вы хотели, чтобы я это прочитала?

– Я подумал, что тебе может это понравиться. Мне понравилось, – он не стал убирать руку. – Во время наших путешествий мы мельком затронули природу творцев.

Так вот оно что…

Он поставил передо мной чашку, я взяла ее. Он отстранился.

– Тебе нравится чай? – спросил он, тихо прочистив горло.

Он со мной флиртует. Это можно обратить себе на пользу.

– Я не хотел тебя обманывать, – пробормотал он, не дождавшись от меня ответа. Потом он вытащил из кармана пальто маленький помятый конверт из коричневой бумаги. – Я понимаю, как тяжело жить с провалами в памяти. Воспоминания, которые принесли в жертву, нельзя восстановить, но новые создать можно.

Я взяла конверт, открыла его и почувствовала незнакомый сладкий аромат. Из конверта на мою ладонь выпали пять маленьких цветочков, их бледно-желтые лепестки казались бархатными на моей коже. Я нахмурилась. В памяти всплыли старые воспоминания: Джулиану едва исполнилось двенадцать, он смеется на поле клеверов, мои руки запутались в зеленых лозах на окраине Лощины. Мак вскапывал влажную землю и закапывал в нее семена… но ни в одном из этих воспоминаний не было ежевики. Я почувствовала, как заскулил мой благотворец. Наследник забрал пустой конверт.

– Я могу принести бухгалтерские книги Уиллоуби Чейза и некоторые доказательства его вины, которые были собраны сегодня утром, – сказал он, – но они должны оставаться в моем поле зрения.

– Спасибо, – я ущипнула нижнюю часть ежевики двумя ногтями и потянула, вытаскивая нить цветка с бусинкой нектара. Я коснулась ее кончиком языка.

Наследник отвел взгляд. Его уши были красными.

Это точно можно обратить себе на пользу.

– Это, – сказала я, поднимая цветы, – нравится мне гораздо больше. Вы так добры.

Секс – это, конечно, прекрасно, но ведь можно сделать еще столько всего. Джул был человеком привычки, и я изнывала от скуки. Мне всегда нравилось проводить тихие вечера, прижавшись к нему, обсуждать Лощину или наших друзей – или просто молчать. Я любила слушать, как бьется его сердце и как он хрипло дышит во сне. Близость для меня заключалась в том, как он сжимал мои запястья всякий раз, когда мы были рядом, и как он понимал, о чем я думаю, бросив на меня один только взгляд. В том, что я знала, что когда я обернусь, он будет рядом. Но для Джулиана Чейза близость заключалась не в этом. Это для него было просто… аперитивом. Аперитивом перед главным блюдом.

Он всегда описывал секс метафорами, связанными с едой и голодом. Он сравнивал себя с волком, который иногда воет от голода. Но от недостатка секса еще никто не умирал. А у меня не было желания быть съеденной. Учитывая, что происходит после этого, это была очень неудачная метафора.

Голод можно утолить, но я не думала, что его когда-нибудь утолит мое желание просто быть с ним. Судя по тому, что наследник говорил о понимании, мне казалось, что он больше похож на меня. Но, возможно, я ошибалась.

– Ваше величество? – тихо спросила я.

Он поднял голову.

– Смогу ли я отказать вам, не опасаясь возмездия?

– Да, – сказал наследник. – Конечно.

– Конечно. – Я не смогла сдержать ноток презрения в своем голосе. – Что мне делать, если вы обвините меня в воровстве и арестуете за то, что я вам отказала? Или если из-за вас мне будет сложно найти работу? Если никто не примет на работу человека, которого презирает наследник престола? Вы правда считаете, что обычные люди могут отказать наследнику? Да и кому-либо из пэров вообще?

Он рассмеялся – но выражение его лица было непроницаемым.

– Хочешь встретиться с адвокатом и составить контракт? Мой прошлый партнер поступил именно так.

– Контракт – для отношений? – я приподняла бровь и улыбнулась, увидев, как на щеках наследника выступил румянец. – Если вы причините вашему последнему партнеру боль, вы умрете?

– Да, – быстро ответил он. – Если я причиню ему боль, я умру. У меня хорошая память, и осознаю, с какими препятствиями могут сталкиваться те, кто обладает властью. Он пэр, но я наследник престола. Мы были не на равных условиях, так что я это исправил.

– Должно же быть у человека хоть одно хорошее качество.

– Я тебя умоляю, – сказал он, но его губы растянулись в улыбке. – Я богатый, влиятельный – и не лишен привлекательности.

Я пожала плечами и сказала:

– Добавлю к списку ваших достоинств еще и скромность.

– Скромность тут бесполезна. Я знаю, что из себя представляю, – он потянулся назад. В тусклом свете мелькнул длинный белый шрам, пересекающий его горло. Он бросил мне тонкую записную книжку. – Не забывай регулярно обновлять список моих достоинств.

Он знает, что из себя представляет, но при этом не знает, кто он? Я открыла записную книжку и написала на первой странице единственное слово, с которым он никогда бы не согласился – «неуверенность».

Наследник попытался заглянуть мне через плечо.

– Это для меня, а не для вас, – я захлопнула книжку и отложила ее в сторону. – Мы работаем вместе. У нас есть контракт с подробным описанием нашей работы. Вы угрожаете, что принесете в жертву отца моего партнера. Давайте не будем отвлекаться от нашей задачи.

Он сглотнул. Его взгляд помрачнел от разочарования.

– Конечно. Ты права, – кивнул он.

– Я не хочу портить наши отношения, – сказала я. При моем последнем слове его глаза расширились. Он слегка ухмыльнулся. – А у вас и правда есть то, что мне нужно, – я провела пальцем по краю чашки, собирая каплю меда. Я приложила палец к губам и посмотрела ему в глаза. Я могу сыграть в его игру. – Научите меня писать контракты. Я хочу понять вас и вашего грехотворца.

– Да, – он выдохнул, сглотнул и протянул мне толстую потрепанную книгу. – Держи. Тут записано несколько моих старых контрактов. Они могут тебе пригодиться.

– Уверена, так и будет.

Глава одиннадцатая

К вечеру я прочитала в его книге первые пять контрактов. В каждый был включен пункт про странную красную грязь из Двери и проверку различных способов ее уничтожения или уничтожения ее частей. Он не преуспел, грязь просто восстанавливалась, вне зависимости от того, чем он жертвовал. Я просмотрела формулировки самого последнего контракта – в них уже было видно отчаяние. Карлоу и Крик все время спорили, их ворчание было надежным фоном для моего чтения. Кажется, только Бэзил, еще помнил, что я сижу в лаборатории.

– На самом деле, никто из нас не связывал себя с нашими благотворцами так, как ты связала себя со своим, – сказал Бейнс. Каждые несколько минут благоосененный задавал мне вопросы и записывал мои ответы на полях старой книги о творцах и осененных. Он спросил даже, что я имела в виду под молитвой.

– Вот почему несвязанные и необученные осененные так интересны. Ты работаешь по-другому. Твои творцы работают по-другому. Это просто поразительно.

Я не чувствовала себя поразительной. Я чувствовала, что меня раскритиковали.

– Откуда вы знаете, что вам приходится составлять такие точные контракты не из-за ваших знаков? – спросила я. – Что это не задумано тем, кто вас связывает, чтобы он точно знал, чего вы хотите?

– А мы не знаем, – мрачно сказала Карлоу. – Поэтому я так часто и оказываюсь мертвой. Мне не нравится, когда мне указывают, что я могу и что не могу делать.

Она могла создавать прекрасные вещи, от мостов, которые складывались сами по себе, чтобы лодки могли проплывать под ними, до шарниров, которые позволяли протезированным рукам работать намного ловчее прежнего. Но она не могла вылечить даже крошечный порез, и раздвигала свои границы позволенного, пока ее знак не начинал кровоточить и сочиться чернилами. Она не могла менять структуру кислорода – было слишком опасно позволять благоосененным вмешиваться в что-то настолько важное, – и даже с железом ей было трудно работать. Когда она пыталась улучшить составы металлов, это выжимало из нее все силы и она плакала навзрыд. Ее одежда почти всегда была в пятнах крови и чернил.

– Если бы не твое проклятье, ты бы уже сто раз умерла, – сказал Крик. – Твое полное пренебрежение к себе шипами пронзает мое сердце.

– Почему? – спросила она. – Потому что я умираю недостаточно быстро? Наверное, необходимость мириться с твоим присутствием и есть моя жертва.

– И какой же это хороший урок – то, что ты не видишь жертву, еще не значит, что ее нет, – сказал Крик, вытаскивая цветок гравилата, такой же синий, как и его глаза, из грязи на столе. Он вырос так быстро, что комки грязи упали на пол. – Ты всегда должна учитывать, как твои творцы взаимодействуют с нашим миром и как их воспринимают другие. Если ты что-то видишь, это не значит, что оно и правда существует. И если ты не видишь ничего, это не значит, что в помещении и правда ничего нет, – он указал на стул в углу и ухмыльнулся, когда тот заскрипел и завертелся, как будто на нем кто-то сидел.

– Эх, как бы мне хотелось, чтобы Делмона Крика не было видно и чтобы его здесь не было, – вздохнула Карлоу. Она потянулась и встала со своего стула. – Хотелось бы мне, чтобы он умер и не воскрес.

– Вряд ли эта лаборатория выдержит еще одну смерть, – пробормотал Крик, переворачивая страницу.

Карлоу вздохнула.

Никто не говорил о том осененном, что работал здесь до меня. Но было ясно, что он мертв и что Карлоу и Крик не простили друг друга за то, что произошло.

Бэзил прочистил горло.

– Мы должны обучать Лорену. Сегодня его величество просил нас заняться именно этим.

– Пока что у меня нет вопросов, так что ничего страшного, – сказала я, и Бэзил бросил на меня взгляд. – Я хотела сказать: разве сегодня он придет?

– Скорее всего, – сказала Карлоу, создавая металлическую проволоку толщиной тоньше пряди волос и изучая ее через очки. Насколько я знала, правая линза была монокуляром. – Его мать заставляет его посещать заседания суда и совета, но, вероятно, они ему уже надоели. Скоро он снова будет проводить здесь каждый день.

Я покачала головой. Просто немыслимо – обладать такой властью и считать, что это «скучно».

– Как думаете, когда он займет трон, мы сможем называть его Грешным сувереном? – поинтересовалась Карлоу. – Как тех, что были давным-давно?

Самых могущественных из Благих и Грешных называли «суверенами». Они господствовали над своими более слабыми собратьями, а после того, как они были изгнаны, мы позаимствовали их титул для своих королей.

– Как ты думаешь, как сильно их бесит, что мы используем титул «суверен»? – Она шмыгнула носом и потерла глаза. – Надеюсь, очень сильно. Надеюсь, что каждый день они думают о нас, слабых ничтожных смертных, которые называют своего монарха «сувереном», и сходят с ума от ярости.

– Не сомневаюсь, – сказал Крик, закатывая глаза.

– Знаете, говорят, что не все Грешные суверены были злыми. Что они просто были непредсказуемыми и могущественными, – сказал Бэзил. – Суверены могут даже завладеть мертвыми смертными и управлять их трупами.

Карлоу усмехнулась. Бэзил имел склонность раскладывать все по полочкам, любил историю и обожал снова и снова рассказывать одну и ту же историю. Когда он делал это, его глаза начинали гореть, и даже Карлоу не могла злиться. Должно быть, она слышала эту историю уже много раз.

Крик усмехнулся.

– Могущественны? Грехотворцы – частицы душ Грешных, и если правильно их использовать, они могут дать такие способности, которые трудно даже вообразить. Только представьте себе, на что способен Грешный суверен, а вы все еще мыслите слишком ограниченно.

– Они достаточно могущественны, чтобы я была проклята, даже после того, как их уже несколько столетий нет в этом мире, – пробормотала Карлоу.

– Да, – Крик улыбнулся и вставил ей за ухо светло-желтый бутон. – Возможно, они были настолько могущественными, что забыли, что значили для смертных вечность и смерть.

Она покачала головой. Бутон упал под ее стол.

– Ходят слухи, что и Благие были не ангелами. – Бэзил оттащил Крика, указывая на его табурет, и сказал: – Сядь и заткнись, или я прикручу тебя к нему.

Крик сел.

– Они тоже проклинали людей, – сказала я с усмешкой, прикрыв рот ладонью. – Знаешь, а ведь Лощину назвали в честь одного из них. Он пал после того, как убил кучу горожан. Они заключили сделку с Грешными, чтобы спастись от чумы. Благим плевать на смертных. Они думают только о сохранении баланса между жизнью и смертью.

– Согласно легендам, Смерть – единственный разборчивый бог, – сказал Бэзил, – и что рано или поздно все окажутся в ее руках, вне зависимости от того, кем они были при жизни.

Я хохотнула, и Бэзил подскочил.

– Попомни слово могильщицы, – сказала я. – Смерть так же разборчива, как и все мы.

Конечно, в свое время она забирала богачей, но это не пэры каждый день умирают от истощения, болезней и несчастных случаев. Они платили благоосененным, чтобы их исцеляли. Моя мать не смогла оплатить даже свои похороны, не говоря уже о лечении.

Бэзил пожал плечами.

– Мне нравятся эти истории. Они показывают, что мы можем стать чем-то большим. Если у них получилось свергнуть Благих и Грешных, то получится и у нас.

Он повел рукой в сторону моего стола, на миску со странной красной грязью, которая была частью Двери.

– Из историй можно понять много, а из слухов – еще больше, – простонала Карлоу и закрыла книгу, прижав ладони к глазам. – Ходят слухи, что мох растет только с северной стороны деревьев, но я не собираюсь бросать тебя в лесу, чтобы это проверить.

– И я весьма тебе за это благодарен, – сказал Бэзил.

– Неважно, какими были Благие и Грешные, – сказала Карлоу. – Мы должны необходимыми миру инструментами.

– Людьми, необходимыми этому миру, – прошептал Крик. – Франциска, ты живое существо, а не механизм.

Она застыла и кивнула.

– Нужно возвращаться к работе.

– Конечно, – медленно сказала я. – Бэзил, могу я взглянуть на один из твоих контрактов? Я хочу сравнить его с контрактом наследника.

– Ну конечно, – благоосененный порылся в стопке бумаг у себя на столе. – Тебе нужно что-то конкретное?

– Можно и так сказать, – я схватила книгу с контрактами наследника и долистала ее до одной из попыток, которые он предпринял, пытаясь уничтожить похожие на грязь частицы Двери. – Насколько точны формулировки твоих контрактов?

– Довольно точны, – сказал Бэзил. – Если мне нужно создать что-то сложное, я должен указать состав того, что хочу получить.

Благоосененный показал мне страницу, на которой была изображена стальная балка для моста, и я нахмурилась.

– Ты просто указываешь сталь? – спросила я. – Тебе не нужно указывать процент железа и углерода?

– Нет, пока я об этом помню. А что?

– Контракты наследника составлены куда более скрупулезно, – я пролистала книгу. Компоненты и указания в них перечислялись с такой точностью, что у меня заболели зубы. – Я не делаю даже того, что делаешь ты. Нужно ли мне так делать?

Бэзил поджал губы и постучал пальцами по столу.

– Может быть. Я не уверен. Думаю, ты сама знаешь, что будет лучше для твоего грехотворца. Но тебе следует обсудить это с его величеством.

Дверь открылась, и вошел наследник с книгой под мышкой и ножом в руке.

– Помяни Грешного… – сказал Крик.

Я замерла, но наследник только улыбнулся.

– А, – сказал он, – меня обсуждаете?

– Либо это, либо работа, – Карлоу кивнула головой в сторону его стола. – Лорена просматривала контракты и у нее появилось несколько вопросов.

Я подождала, пока он усядется за стол, а потом подошла к нему. Его пальто было застегнуто от горла до нижних пуговиц, и он не стал его снимать. Наследник поправил очки, ущипнул себя за переносицу, и я обратила внимание, что тени под его глазами стали такими же черными, как его волосы. Я прислонилась к его столу, чтобы остальные не могли видеть нас, и положила руку ему на плечо. Его мышцы напряглись под моими пальцами.

– Вы заботитесь о них, – прошептала я. Было трудно представить, что этот юноша заботится о ком-то, у кого в груди колотится сердце.

– Они – мои осененные, – сказал он. – У меня нет выбора.

У него есть выбор, но я не стала говорить ему об этом.

– Не может быть, чтобы все ваши контракты были составлены настолько скрупулезно, – я наугад открыла его книгу. Контракт состоял из трех полностью исписанных страниц, в которых указывалось количество красной грязи, которую нужно уничтожить, вплоть до ее веса и точного местоположения во дворце. Он даже написал, какие подобные вещи его грехотворец не должен уничтожать. Были оговорки на случай, если грехотворцу потребуется больше жертв, чтобы выполнить условия контракта: «возьми первый слой плоти или одну пинту крови».

Такая точность казалась ненужной.

– У меня есть определенные контракты, для выполнения которых нужно только слово и жертва, – сказал он. – Уничтожение выпущенных в меня пуль возможно, потому что мой грехотворец знаком с формулировкой контракта. Мне нужно только знать, что в меня стреляют. Разумеется, он всего один и сможет уничтожить максимум пять пуль. Если их будет больше, мне придется идти к целителям. Болты и другие снаряды требуют составления другого контракта и других жертв. Жертвоприношения, конечно, лучше всего срабатывают, когда их совершает сам осененный, но в подобных ситуациях мой грехотворец примет жертву, и для этого мне не придется делать ровным счетом ничего. Я хорошо его намуштровал.

Магия всегда была сильнее, когда жертвоприношение делал сам осененный – когда он резал руку или предлагал воспоминания. Поэтому наследнику и была нужна Хана – когда он ранил ее, это было куда эффективнее, чем если бы его грехотворец просто взял ее кровь без вмешательства наследника.

Хотя мои творцы не были такими привередливыми. Пуля есть пуля. Мой грехотворец понял бы, как поступить и с пулей, и с арбалетным болтом.

– Все это, конечно, прекрасно, но как насчет этого? Как насчет красной субстанции, похожей на грязь, которая стоит в деревянной миске в моей комнате в восточном крыле замка? – сказала я, поднимая журнал. – Что будет делать ваш грехотворец? Уничтожит другую деревянную миску с грязью?

– Раньше он так и делал, – сказал он. – Он – не я. Он знает, что в миске может что-то быть, а в телах течет кровь, разве не так?

Я вздрогнула.

– Почему вас вообще беспокоит то, что он может причинить кому-то вред?

Он убил стольких людей. Неужели ему не плевать на еще одну смерть? Или он просто не хочет иметь дело с политическими последствиями?

– Я не монстр, – он говорил медленно, как будто, чтобы произнести эти слова, ему приходилось делать над собой огромное усилие. – Признаю, я использовал свое прошлое и слухи обо мне в своих интересах, но убийства не приносят мне удовольствия. Некоторые смерти – просто необходимые жертвы. Зачем тратить жизнь впустую, если я могу этого избежать?

– А как же Хила? – спросила я.

– То, что произошло в Хиле, – трагедия, которую я сотворил своими собственными руками. Но тогда мне сказали, что это было необходимо. Я знаю, каково это – бояться собственного дома, – прошептал он, напрягаясь. – Пэры боятся меня, но это необходимо. Они могут причинить вред. А из-за того, что они меня боятся, они повинуются мне, не задавая вопросов. Пусть я монстр, но что хорошего в снах, если ты не знаешь, что такое кошмар?

Не нужно, чтобы мне вставляли нож в спину, чтобы знать, что я этого не хочу.

– На самом деле вы не собаку хотели, – прошептала я.

Наследник слегка покраснел.

– Есть люди – их совсем немного, – которые, как и ты, меня не боятся. Карлоу, Бейнс, Уорт – и у меня нет желания причинять им вред. Они так же важны для меня, как мой грехотворец. Приятно, когда тебя принимают, а не боятся.

И все же в этой лаборатории никто не обращался к нему по имени. Только по титулу.