Текст книги "Красавица и Чудовище. Другая история Белль"

Неладно что-то в королевстве

Морис и Розалинда сразу же начали жить-поживать душа в душу. Крошечная, но уютная квартирка, в которую они переехали, располагалась на третьем этаже, а сам дом стоял недалеко от дворца, в самом центре фешенебельного, оживленного квартала. Небольшой садик рядом с домом давал Розалинде все необходимое для магических нужд, а Морис договорился с Алариком, что будет и дальше пользоваться горном рядом с комнатой над конюшней, хотя и съехал оттуда.

В первый год совместной жизни молодой четы их квартира полнилась работой и вечеринками, научными спорами, длившимися до поздней ночи, и громкими развеселыми песнями, исследованиями, розами и металлом. Потом молодые немного поуспокоились, и их жилище стало тихим пристанищем, в котором можно спрятаться от мира.

Квартира находилась достаточно высоко над улицей, и, удивительное дело, городской шум в нее не проникал. Случайные прохожие редко заходили в узкий темный переулок за домом, и мало кому вздумалось бы карабкаться по старой деревянной лестнице на третий этаж, хотя друзья знали, как обойти установленную Морисом хитроумную систему сигнализации.

Именно поэтому изобретатель очень удивился и оказался застигнутым врасплох, когда система сработала.

Загромыхали бьющиеся горшки, посыпались на пол осколки, оглушительно затрубил рожок, ему вторил старый аккордеон – словом, оглушительная какофония звуков разрушила сонную тишину сада, распугав птиц и мотыльков.

– Видишь? Я же говорил, что сигнализация пригодится, – обратился Морис к Розалинде и пошел посмотреть, кто это к ним пожаловал.

У него имелись кое-какие соображения относительно двери: на нее можно установить нечто вроде перископа или монокуляра, что позволит обитателям квартиры видеть, кто находится за дверью, при этом, скажем так, не впуская внутрь холодный зимний воздух.

Да… Скажем, трубка с отражателем внутри…

Изобретатель открыл дверь и с удивлением увидел стоявшего на пороге юношу, изрядно напуганного – кажется, малый даже попытался заслониться рукой.

– Привет, – дружелюбно поздоровался Морис. – Моя сигнализация тебя напугала?

Юноша ничего не ответил.

– Потому что я как раз пытаюсь решить, сделать ли ее беззвучной для тех, кто снаружи, чтобы я мог хорошенько их удивить, или оставить как есть, чтобы отпугивать возможных злоумышленников. Что думаешь? Не мог бы ты… О!

Морис вдруг заметил, что именно паренек держит в протянутой руке.

Это был кусок древесного угля. Глянув на перемычку над дверью, изобретатель увидел кое-как накорябанное, незаконченное, довольно грубое слово.

– И что это значит? – поинтересовался он, в первый миг чувствуя скорее удивление, нежели злость.

– Значит, что тут живет могущественная и жуткая ведьма! – дерзко выкрикнул перепуганный юнец, злобно щуря маленькие поросячьи глазки.

– Ох. – По натуре Морис был человеком великодушным и терпимым – качества, которые волей-неволей приобретают почти все путешественники, мечтатели и лудильщики. Однако он не забыл, при каких обстоятельствах познакомился с Розалиндой, как помнил и избитого паренька в тот день, когда любимая предложила ему на ней жениться. – Ах, вот как… И что дальше?

– ОНА ПРЕВРАТИЛА ЧЕЛОВЕКА В СВИНЬЮ! – завопил парень.

– Нет, она всего лишь превратила его нос в поросячий пятачок. А тот тип вел себя очень грубо. А потом она превратила пятачок обратно в нос, так что никто не пострадал.

– ДЬЯВОЛОПОКЛОННИКИ! – выплюнул юнец, повернулся и убежал.

Вздохнув, Морис вернулся в квартиру, закрыл дверь и, подумав, запер ее, чего прежде почти никогда не делал.

Его милая жена полулежала в кресле-качалке, вид у нее был довольный, но усталый; лениво поводя в воздухе мизинцем, она заставила кресло покачиваться, а потом таким же манером заставила ложку перелететь через всю комнату и положить мед в ее чашку с чаем.

– Дорогая, – проговорил Морис, садясь на табуретку, – кажется, у нас возникли непредвиденные осложнения. Какой-то странный малый пытался разукрасить нашу дверь… похоже, хотел написать ругательства про магию.

– Ох уж эти невежественные крестьяне, – устало проворчала Розалинда, прижимая ладонь ко лбу. – Я так от них устала. Они теперь повсюду, а некоторые просто тупые, злобные животные. Я-то думала, все затихнет после того случая с девушкой…

– Это случилось задолго до моего появления здесь, и что-то не похоже, будто страсти утихли. По-моему, тот парень и писать-то толком не умеет. Кажется, кто-то заставил его заучить одну-единственную гадкую фразу.

– Он еще здесь? Где он? – требовательно спросила Розалинда, с трудом пытаясь подняться, и ее щеки раскраснелись.

Морис поскорее взял жену за руку и успокаивающе прошептал:

– Ш-ш-ш. Тебе нельзя волноваться, это вредно и тебе, и ребенку. Уже все хорошо.

Розалинда стиснула его ладонь и поцеловала, потом приложила к округлому животу.

– Ты уверена, что будет девочка? – прошептал он.

– Абсолютно, – кивнула Розалинда, слабо улыбаясь. – Волшебницы в таких вещах разбираются. Не забудь, когда выйдешь сегодня в город, заверни к Вашти. Она отличная повитуха, помогала моей тете, и та в нее прямо-таки влюбилась.

– Обязательно, дорогая. Все что угодно ради тебя и нашей маленькой дочурки.

Однако повитуху Морис не нашел.

Когда он подошел к ее дому, то увидел открытую дверь – довольно зловещий знак.

– Есть здесь кто? – нерешительно позвал Морис.

Подождав несколько секунд и так и не дождавшись ответа, он потянулся к висевшему на поясе ножу.

– Вашти? Эй? Это Морис, муж Розалинды.

Повитуха, конечно, стара, но еще очень бодрая. В глубине души Морис боялся, что обнаружит ее на полу со сломанным ребром или еще более тяжелыми травмами, однако это явно не тот случай.

В маленьком домике определенно что-то случилось: один стул из трех был отодвинут далеко от стола, единственный глиняный кувшин разбит. На столе лежала половина багета, большой кусок сыра и немного винограда. Похоже, это нетронутый ужин.

– Ау!

Изобретатель забеспокоился пуще прежнего. На ограбление не похоже – ничего не украдено, даже шерстяные одеяла. Как будто старушка просто испарилась.

Морис еще несколько минут оглядывал комнату, потом вышел из дома и отправился расспрашивать соседей, но никто не знал, куда подевалась повитуха. И выходила ли она вообще из дома.

По тому, как соседи отводили глаза, Морис заключил, что они и не хотят ничего знать.

Тогда он решил проверить, не слышали ли чего про Вашти другие друзья Розалинды – возможно, ей пришлось срочно уехать к какой-то роженице.

Однако, шагая по городу, Морис увидел над некоторыми дверями коряво нацарапанные надписи: некоторые были сделаны углем, другие – чем-то, похожим на кровь.

Те друзья его жены, которых он застал дома, поспешно его выпроваживали или же начинали говорить с ним очень громко, так, чтобы их слышала и видела вся улица, причем толковали о какой-то ерунде, раз за разом повторяя, как это прекрасно – иметь такого чудесного друга, к тому же не чаровника.

Никто из них не знал, где сейчас Вашти. Никто даже не догадывался, что она пропала.

Огорченный и озадаченный, Морис решил сначала завернуть в таверну и выпить по кружечке с приятелями, а уж потом возвращаться домой с пустыми руками.

На двери висела табличка.

НОВОЕ ПРАВИЛО: НИКАКИХ СОБАК, ИТАЛЬЯНЦЕВ И ЧАРОВНИКОВ.

Морис заколебался, не вполне уверенный, как поступить, однако, повинуясь силе привычки, шагнул-таки внутрь.

Внутри как будто стало мрачнее. Народ сидел маленькими группами и разговаривал громко, вроде бы оживленно и в то же время как-то натянуто. Новая, унылого вида девица усердно протирала барную стойку грязной тряпкой.

Фредерик и Аларик сидели на своем обычном месте. С тех пор как Морис уехал, доктор так и не согласился квартировать на пару с конюхом, полагая себя человеком куда более важным и солидным; впрочем, выпивать и общаться с Алариком это ему не мешало. При виде Мориса приятели заулыбались.

– А где Жозефа? – тихо спросил изобретатель, кивком указывая на девушку за стойкой.

– Ее… уволили, – с отвращением в голосе проговорил Аларик. – Против воли. Велели ей перебираться в более… подходящую часть города.

– Ей заплатили, – заметил Фредерик, но при этом посматривал на свой стакан ликера с сомнением, словно прикидывая, чистый ли он.

– И куда же она отправилась? Она уже где-то устроилась? Надо бы сходить ее проведать…

– С тех пор ее никто не видел, – ответил Аларик. – Некоторые подозревают, мол, что-то тут нечисто.

– Или она просто сообразила, куда ветер дует, забрала свою плату и покинула город, – предположил Фредерик.

Аларик округлил глаза.

– Дело принимает скверный оборот, – пробормотал Морис. – Все это зашло слишком далеко! Один… мальчишка вздумал накорябать всякие гадости над нашей дверью. И, похоже, нашей дверью он не ограничился. А моя жена твердо вознамерилась воспользоваться помощью повитухи Вашти, которую я никак не могу найти. И никто не желает про нее говорить. У меня нехорошее предчувствие. Что происходит в нашем городе?

Аларик вздохнул и поболтал стаканом.

– Испортились отношения между… обычными людьми…

– Между нормальными, – вмешался Фредерик, – и чаровниками.

Аларик мрачно покосился на приятеля и продолжал:

– Никогда не думал, что до такого дойдет. Все выходит из-под контроля. Идиоты донимают всякого, кто хоть немного необычен – от доморощенных матрон, приторговывающих любовными зельями, до Баббо, который вечно напевает себе под нос и делает игрушки из веточек и мха. Всех необычных людей травят, запугивают, а то и поколачивают.

– Ничего не выходит из-под контроля, – возразил Фредерик терпеливым тоном человека, уже не в первый раз спорящего об одном и том же. – Уже нет. В том-то все и дело. Нормальные люди пытаются всё контролировать, сделать город безопасным. И они не трогают невиновных.

– Невиновных в чем? – сердито спросил Морис. – В том, что владеют магией? С каких пор это преступление?

– Это преступление против природы.

– Но ты же сам…

– Запятнан! – прошипел Фредерик. – Да, я знаю! Говори тише!

Морис сердито стукнул кулаком по барной стойке.

– А… как же Вашти? Розалинда ужасно расстроится, если я ее не приведу. Куда она ушла?

– Вероятно, сбежала, увидев надпись на своей двери, сделанную свиной кровью, – угрюмо заметил конюх. – Чаровники покидают город, исчезают из последней безопасной гавани этого мира, в которой еще оставались магия и чудеса.

– Я бы предложил твоей жене выбрать другую повитуху, а эту старуху больше не искать, – решительно проговорил Фредерик. – Может быть, найти хорошего доктора.

Морис пропустил его слова мимо ушей.

– Но король с королевой наверняка… То есть… ну, ведь главное достоинство этого места и заключалось в его безопасности, необычности и…

– Король и королева ничего предпринимать не станут, – вздохнул Аларик. – Точно так же они ничего не делают с нехваткой соли и запрещением на торговлю с Герендом. Возможно, они решили, что им угрожают, когда пара стражников погибла, попав под случайно прилетевшие проклятья. Или они просто ленивы и им все равно. Уж и не знаю, чем они целыми днями занимаются в своих башнях. Думаю, я это выясню. Они определенно слишком редко выезжают своих драгоценных жеребцов вне замка. – Тут он вдруг просветлел лицом. – Кстати говоря! У меня потрясающие новости! Сегодня вечером выпивка за мой счет, ребята!

– И что за повод? – спросил Морис, надеясь, что какое-то доброе известие рассеет уныние этого дня.

Фредерик тонко улыбнулся.

– Перед тобой новый старший конюх королевских конюшен. Поклонись, как полагается, только глубоко не вдыхай – от лошадиного духа никуда не денешься.

– И все благодаря вот этому славному малому, – заявил Аларик, шумно прихлебывая из стакана и кивая на Фредерика. – Он замолвил за меня словечко самому королю!

Морис улыбнулся и пожал Аларику руку. Он искренне обрадовался за друга.

– Чудесные новости, Аларик! Твоя карьера пошла в гору!

– И это еще не всё! – Конюх многозначительно поиграл бровями. – В замке есть старшая служанка, которая скоро станет экономкой…

Фредерик округлил глаза.

– Воистину, добрые дела наказуемы.

– Ну, а ты? Порадуешь нас чем-нибудь? – спросил Морис.

Фредерик улыбнулся довольно и в то же время застенчиво.

– Вообще-то, да. После того как я вылечил принца – кстати говоря, это полный бред, – король с королевой так прониклись, что предоставили мне возможность проводить собственные исследования. Все это между нами – тс-с-с! – но поверьте, теперь я располагаю такой свободой действий, о какой мог лишь мечтать, учась в традиционном колледже… Скажу только, что теперь на досуге я могу практиковаться в хирургии, отсекая то, что давно заражено и не подлежит исцелению… Кто знает, может быть, однажды я даже смогу вылечиться сам.

Аларик и Морис переглянулись и пожали плечами.

– Обратная сторона медали в том, что теперь ты работаешь за той скучной деревенькой на другом берегу реки, – быстро сказал конюх, чтобы сменить тему.

– Выходит, мы больше не будем с тобой видеться! – запротестовал изобретатель.

– Я же не на другую планету отправляюсь, – поджал губы Фредерик, явно польщенный тем, что кто-то будет по нему скучать. – Сегодня я специально пришел с вами повидаться и поздравить тебя с беременностью жены.

– Сердечно благодарю, месье доктор! – Морис слегка поклонился. – Моя будущая дочурка, случаем, не являлась тебе в видениях? Ты не мог бы предсказать ее будущее?

Фредерик отвел взгляд.

– Видения нельзя вызвать по заказу, к тому же я не хочу, чтобы они снова… меня посещали. Честно говоря, уже одно то, что тебе известен пол твоего ребенка, меня беспокоит.

При слове «пол» Аларик покраснел. Морис лишь вздохнул и поглядел на друзей, качая головой. Странно думать о них как о возможных дядюшках для дочери. Что же, возможно, она чему-то от них научится – например, каким-нибудь врачебным навыкам или искусству верховой езды.

Заколдованный замок

Белль подбежала к Филиппу, стараясь держаться подальше от передних копыт. Она попыталась успокоить ударившееся в панику животное, но страх коня ощущался почти физически и передался ей. Обычно мало что могло вывести спокойного, покладистого коня из себя. Филипп происходил из древней породы боевых скакунов, которых разводили ради их размеров, выносливости и, главное, спокойствия, которое они проявляли в бою.

К тому же Филипп провел большую часть жизни рядом с изобретениями Мориса, а те частенько взрывались. Почти ничто не могло отвлечь коня от дремы или вкусной охапки клевера.

И вот он встает на дыбы, всхрапывает и таращит глаза, словно за ним гналась стая волков.

– Где папа, Филипп? Ты довез его до ярмарки? Что случилось?

Приспособление для рубки дров по-прежнему находилось в повозке и на первый взгляд особо не пострадало, хотя некоторых мелких деталей не хватало. Если бы речь шла об ограблении, воры наверняка забрали бы то, что показалось им ценным, включая отливающую золотом блестящую решетку. Белль осторожно выпрягла коня из оглоблей и отодвинула повозку, не выпуская из рук вожжи.

– Ты должен отвезти меня к нему, Филипп, – сказала она, ловко вспрыгивая на широкую конскую спину. Она с силой натянула вожжи, вынуждая коня повернуть голову к лесу.

Филипп поначалу упрямился и дергал головой, не желая слушаться. Когда он наконец сдался, то устало вздохнул, как будто понимая, что за Морисом все-таки нужно вернуться.

До сего дня Белль случалось ездить по дороге через лес раз или два, но прежде она никогда не была одна и не забиралась так далеко. Добравшись до развилки, девушка хотела было направить Филиппа налево, по дороге, ведущей в соседний город, но конь захрапел и потянул вожжи направо, к старой, заросшей травой дороге, которая явно вела к менее посещаемым местам.

Из-за бури небо уже давно потемнело, к тому же день клонился к вечеру, по обеим сторонам дороги рос густой лес, казалось, ветки тянутся к путникам, словно чудовищные лапы. Несколько белых мотыльков, очевидно, не желавших дожидаться ночи и покинувших свои дневные убежища пораньше, запорхали перед лицом Белль, как будто это фонарь.

Странные, еле видимые насекомые издавали звуки, отличные от тех, что производили их родственники в полях или ухоженных фруктовых садах деревни. Сухие листья шелестели в подлеске, потревоженные существами, которых Белль не могла видеть.

Девушка поймала себя на мысли, что было бы очень кстати, если бы сейчас рядом с ней находился Гастон.

Или кто-то другой с ружьем. Кто угодно.

Минуты перетекали в часы, а мрачная дорога все не кончалась. Возбуждение и адреналин, завладевшие поначалу Белль, схлынули, и теперь девушка каждую секунду ждала чего-то страшного. Вокруг шелестел ветвями зловещий лес.

Теперь она еще сильнее боялась за отца, однако пока ей не удалось найти никаких следов, только время от времени она замечала отпечаток тележного колеса на песчаной насыпи вдоль дороги или в грязной луже.

Ландшафт вокруг них медленно менялся: по обеим сторонам дороги выросли холмы, становившиеся всё выше, и вот уже Белль оказалась в ущелье, а то, в свою очередь, вывело ее в небольшую долину. Небо почти скрылось за высокими острыми скалами и черными соснами. Толстые, усеянные шипами растения обвивали квадратные корни деревьев.

Подождите. Квадратные?

Белль ахнула: то, что она ошибочно приняла за неестественного вида корни, на самом деле оказалось развалинами старинных зданий. Девушка предоставила Филиппу нести ее, куда он пожелает, и повнимательнее пригляделась к камням и кирпичам, пытаясь разобрать, как выглядели постройки до разрушения. Покрывающие их лозы оказались не очень толстыми, вообще-то им не могло быть больше пятидесяти или ста лет.

Но Белль никогда не слышала, что в этой части леса есть деревня, да и в городе ни о чем подобном не говорили.

– Что это за место? – пробормотала она.

Филипп остановился, нервно пофыркивая. Они находились перед массивными железными воротами; одна створка была чуть приоткрыта, но ворота не выглядели разваливающимися от старости. Между створками как раз мог бы протиснуться человек.

Филипп принялся рыть копытом землю и захрапел.

Он в ворота точно не пройдет.

Белль глубоко вздохнула и спешилась. Похлопала коня по теплому боку и пошла вперед, хотя оставлять коня было жалко. Она осторожно протиснулась в щель между створками, так чтобы они не открылись шире и не заскрипели ржавые петли.

За воротами обнаружился укутанный сумраком внутренний двор: широкий, серый, с трехъярусным неработающим фонтаном в центре, покрытым пылью и сухими листьями. Среди всей этой удручающей картины лишь одно яркое пятно бросалось в глаза: лежащая на земле грязная, горчично-желтая соломенная шляпа.

– Папа! – воскликнула Белль, бросаясь к находке и поднимая ее с земли.

Больше ничто не указывало на то, что ее отец здесь побывал, а на вымощенной булыжником земле не осталось никаких следов. Девушка огляделась, запрокинув голову, поглядела на главное здание, и увиденное ее потрясло.

Это не трактир и не приют охотников; та часть постройки, которую она сначала приняла за вход в конюшни, оказалась основанием небольшого, но отлично сохранившегося за́мка.

В темноте было трудно рассмотреть постройку целиком, но в вышине определенно темнели башенки, башни, парапеты и изящные крыши с зубцами и амбразурами, слишком узкими и декоративными, чтобы их можно было по-настоящему использовать.

Белль нахмурилась. Пусть она не успела попутешествовать по миру, зато прочитала достаточно, чтобы понять: замок не древний. Слишком маленький, слишком идеальный, нет стен с бойницами, дабы отбиться от врагов в былые темные времена, когда соседние королевства часто сражались друг с другом.

Зная своего отца, она легко могла представить, что при виде загадочных развалин ему в голову могла бы прийти причуда их исследовать. «Прямо Дон Кихот и его золотой шлем Мамбрино, – подумала она, глядя на желтую шляпу отца. – Вперед, навстречу безумным приключениям».

Эта мысль вкупе с уверенностью в том, что отец где-то неподалеку, придала ей храбрости.

– Папа? – позвала она, приоткрывая одну створку огромных, украшенных металлическим орнаментом дверей – не заперто, как странно! – и проскальзывая внутрь.

Разумеется, в заброшенном замке стояла непроглядная темень, хоть глаз выколи.

– Папа?

Разбуженное ее голосом эхо зловеще зазвучало в мрачном зале; Белль заметила гобелены на стенах, мебель и статуи – насколько она смогла разглядеть в темноте, у статуй были мертвые глаза, когти и клыки.

Показалось ли ей, или где-то наверху раздался дробный перестук шагов?

Неужели это золотистый свет фонаря отразился на мгновение в глянцевом холодном зеркале?

– Здесь есть кто-нибудь? Папа?

Не зная, правильно ли она поступает, девушка поспешила туда, где ей померещился свет.

Ковер под ногами был холодный, но мягкий и почти не протертый. За вестибюлем обнаружились крытые галереи с колоннами – ничего подобного Белль еще не видела, если не считать картинок в книгах, посвященных далеким теплым краям. Вдоль стен в огромных количествах стояли латные доспехи и алебастровые погребальные урны, а сами стены были увешаны старинными картинами.

Совершенно не глядя под ноги и не запоминая дорогу, Белль почти взбежала по гигантской парадной лестнице, ведущей на второй этаж.

До ее слуха вновь донеслось тихое постукивание по полу.

Конечно, ее отца не назовешь человеком хрупкого телосложения, да и «проворный» – это тоже не про него, но в замке звуки странным образом искажаются…

К тому же никого другого здесь нет… правда?

«Воры, – рассудительно сказала она себе, – и разбойники уже схватили бы меня».

Верно?

Они бы уже давно скрутили ее и ограбили… или сделали кое-что похуже. Она кричала, звала отца, ее не могли не услышать.

Белль упорно пробиралась по замку, следуя туда, где ей слышались какие-то звуки. Стены надвигались на нее, лестничные марши становились всё у́же, пока не перешли в узкую винтовую лестницу с крутыми ступеньками, и Белль пришлось карабкаться вверх пригнувшись. «Видимо, я в одной из башен», – подумала она. Воздух стал холоднее, запахло сыростью, а паутина густой сетью покрывала почти все стены.

Она неосознанно поднесла руку к шее, на секунду забыв, что не взяла с собой плащ, а значит, не может его запахнуть.

– Папа?

В одной из стенных ниш стоял маленький канделябр с зажженными свечами. В других обстоятельствах Белль обрадовалась бы, но сейчас лишь опасливо поежилась. Кто зажег свечи и оставил здесь канделябр? Почему отец не взял подсвечник?

Опять тот же перестук, как будто каким-то деревянным предметом быстро ударяли по каменному полу.

– Кто здесь? – позвала девушка, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Здесь есть кто-нибудь? Я ищу своего отца! Пожалуйста…

– Белль?

У нее учащенно забилось сердце: это, несомненно, голос отца.

– ПАПА!

Белль побежала по холодному коридору, мрачный антураж которого – железные решетки, запах гниения, длинные колодки, в которых, правда, никто не томился, – недвусмысленно намекал на ужасное предназначение этого места. В стенах помещения имелся ряд одинаковых дверей, запертых на засовы.

Рядом с первой по счету дверью на стене, в каменном канделябре неровно горел единственный факел, и Белль бросилась к нему.

– Папа! – закричала она.

– Белль!

Морис изо всех сил прижался лицом к железным прутьям, врезанным в маленькое дверное окошечко. Потом изобретателя скрутил жестокий приступ кашля.

– О, папа…

Белль просунула руку между прутьями, и Морис ухватился за ее запястье. Девушка так и ахнула.

– Папа, у тебя такие холодные руки… нужно вытащить тебя отсюда!

Морис, бледный как смерть, поглядел на дочь с веселой иронией.

– Белль, дорогая, думаю, мое здоровье сейчас не главная наша забота. Прошу, послушай меня: беги за помощью.

– Ну уж нет! Я тебя не брошу!

– Белль, ты должна выбраться отсюда! Я серьезно! Беги!

А потом будто сами тени вдруг обрели форму и сгустились у нее за спиной.

Что-то темное и когтистое схватило Белль за плечо и рывком развернуло.

– ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? – взревела тень.

Какой-то частью сознания девушка отметила, что не испугалась. Во всяком случае, не перепугалась до полусмерти.

– Кто здесь? – требовательно проговорила она, вглядываясь в полумрак.

– Хозяин этого замка. И я спросил, что ты здесь делаешь!

– Я пришла за своим отцом, – ответила Белль, начиная злиться. – Отпустите его. Он болен и не сделал ничего плохого.

– Ему не следовало сюда вторгаться!

В голосе прозвучало скорее раздражение, нежели злость.

Это вселило в Белль надежду: так мог бы говорить человек. Во всех прочитанных ею сказках и приключенческих историях не слишком сильные, зато умные герои одурачивали противников именно так. Находили щель во вражеской броне, какой-то недостаток, слабость, которые можно использовать в свою пользу. А потом следовало заставить злодея показать свою силу, превратиться в крошечную мышь (ведь ее легко можно растоптать) или разрезать собственный живот.

Всё, что ей нужно, – это выяснить, какие у ее противника слабости, а для этого нужно время.

– Неужели ничего нельзя сделать? Я могу вам заплатить… – Мысли ее сами собой обратились к их домику, полному металлических деталей, книг, пыли и небольшого количества еды. – Хоть как-то, – с запинкой закончила она.

Ответом ей стал хриплый оглушительный хохот.

– Я владею всем, что ты видишь вокруг. Что ты можешь мне дать такого, чего у меня нет?

Белль в отчаянии огляделась.

– Себя, – выпалила она, не раздумывая.

– Белль, нет! – закричал Морис.

– Меня. Заберите меня, – глубоко вздохнув, повторила девушка. – Я буду вашей пленницей, только отпустите моего отца.

Потом она обязательно что-нибудь придумает. Все герои так делают.

– Белль, нет! Я тебе запрещаю!

– Согласен, – прорычал наконец голос. – Только ты должна пообещать, что останешься здесь навсегда.

В этот миг ветер засвистел в ушах Белль, она поняла, что это переломный момент ее жизни. Всего несколько часов назад она отказалась выйти замуж и мечтала о том, как будет жить вдали от их деревни, когда отец выиграет денежный приз на ярмарке.

А теперь она вот-вот обменяет свое будущее на печальную участь узницы в замке с привидениями.

Она должна увидеть, что ее ждет. Всем героям ее любимых историй давалась такая возможность – по крайней мере, в виде последнего желания.

– Выйдите на свет, – велела она.

Раздался тихий нехороший смешок.

Беззвучно, как свирепый хищник, в маленький круг света шагнуло нечто.

От ужаса у Белль перехватило дыхание. Казалось, будто кто-то взял части от разных животных и прикрепил их к чудовищному телу: задние лапы с огромными когтями гораздо больше лап медведя или льва; узкая талия, массивная грудь, толстая шея. Густая тусклая шерсть. Плащ.

Оно носило потертый фиолетовый плащ, закрепленный под горлом золотой пряжкой. Огромные ноги, выгнутые, как у собаки, обтянуты изорванными синими штанами.

Морда размером с печь. Блестящий, черный, влажный нос, раздувающиеся ноздри. Из черепа – вот нелепость – росли рога, из пасти торчали острые клыки. Удивительные синие глаза… в которых светился ум…

Тяжелое горячее дыхание и слюнявый язык.

Белль, не совладав с собой, отшатнулась. Если бы это было целиком и полностью животное, она бы нашла с ним общий язык. Как с собакой.

Будь это демон или призрак, она знала бы, как держаться с таким противником. Она прочитала много, очень много книг об этих созданиях.

Но это…

Нечто чудовищное, отвратительное, получеловек, полузверь…

Белль заставила себя подняться, хоть и не смогла посмотреть этой твари в глаза.

– Даю слово.

Она произнесла это медленно, делая ударение на каждой букве.

– Нет, Белль! – закричал ее отец. – Я не позволю тебе это сделать!

– Договорились! – рявкнуло Чудовище.

Двигаясь гораздо проворнее, чем можно было бы ожидать от такого крупного существа, и не издав ни звука, Чудовище метнулось к двери камеры и открыло ее одним движением тяжелой лапы.

Морис подбежал к дочери.

– Нет, Белль, послушай меня… Я стар, я достаточно пожил на этом свете!

Однако Чудовище схватило его и огромными прыжками помчалось вниз по лестнице, таща старика за собой.

А Белль тяжело осела на пол и разрыдалась.