Текст книги "Красавица и Чудовище. Другая история Белль"

Роза

Когсворт и Люмьер остались у подножия лестницы и нервно спорили, обсуждая, следует ли им идти за девушкой.

Белль решительно зашагала вверх по ступеням.

Эта часть замка выглядела… иначе. Если все остальные комнаты выглядели заброшенными – там пахло плесенью, было холодно и темно, – то западное крыло напоминало пещеру. Несмотря на промозглую по-зимнему погоду, кто-то оставил одно окно открытым, и воздух стал влажным. Странный, чтобы не сказать неприятный запах щекотал ноздри – так могло бы пахнуть в сарае, где держат животных.

Белль поймала себя на том, что задерживает дыхание.

Над верхней площадкой лестницы висела тяжелая позолоченная рама, занимавшая всю стену; наверное, когда-то она служила обрамлением для огромного зеркала и смотрелась очень эффектно. Теперь же от зеркала осталось лишь несколько острых осколков в углах рамы, остальные куски стекла устилали пол. Оставшиеся кусочки зеркала были не шире ладони Белль, а некоторые – шириной с ее мизинец, однако все вместе они, пусть и разделенные трещинами, отражали бледное лицо Белль, и девушка поняла, что выглядит осунувшейся и встревоженной.

В глубине ее сознания начала формироваться какая-то мысль, зудя и не давая покоя. Страх, паника или предвкушение какого-то важного открытия. Очевидно, она на верном пути.

Рядом с зеркалом располагалась огромная двустворчатая дверь. На каждой створке имелась бронзовая ручка в виде демонической головы, и головы эти показались Белль странно знакомыми. Мгновение Белль медлила, не решаясь взяться за холодную оскаленную морду, но потом пересилила себя.

В лицо ей ударил порыв холодного ветра, еще сильнее распахнув тяжелую створку. Белль шагнула внутрь и осторожно углубилась внутрь комнаты.

Сначала она думала, что угодила на ужасно захламленный чердак: повсюду опрокинутая мебель, словно по помещению прошелся подвыпивший великан, расчищая себе путь к окну. Жесткие стулья разломаны на куски, стулья с мягкой обивкой не тронуты, но зачем-то сдвинуты вместе. Ковры свалены грудой, как будто кто-то пытался зарыться в них, как в нору. Пол испещряли длинные глубокие борозды, по четыре в ряд, очень похожие на следы гигантских когтей. Со стен свисали разорванные в клочья гобелены, покрытые толстым слоем пыли, а карнизы, на которых они когда-то висели, кто-то разломал в щепки. Там и тут зловеще белели обглоданные кости.

Белль поняла, что угодила в логово Чудовища.

Единственной не сломанной вещью в комнате оказалась красивая кровать с балдахином, которой, похоже, не пользовались. Судя по ее размеру, предназначалась она для ребенка, а полированные столбики из розового дерева, вероятно, не понравились Чудовищу – слишком уж напоминали клетку. В такой кровати мог бы спать десятилетний ребенок.

Десять лет.

Все началось десять лет назад.

Сердце Белль заколотилось, как сумасшедшее.

Неужели Чудовище напало на замок, убило всех его обитателей и превратило эти покои принца в свое логово?

Новый порыв ветра всколыхнул разорванные занавеси, те вздулись, точно рассерженные призраки, и девушка подпрыгнула от неожиданности.

Луна вышла из-за облаков, ее бледный свет озарил комнату, и Белль увидела другие следы разрушений. Стулья и секретеры разбиты на мелкие кусочки; в углу лежат обломки письменного столика, его мраморная столешница треснула, как лед.

Белль сглотнула.

Неужели все эти вещи когда-то были живыми вроде чайника-домоправительницы и часов-мажордома?

Интересно, они умели ходить и говорить, ругаться и смеяться до того, как их умертвили таким странным способом, разбив на куски?

Как это случилось?

Пытались ли обитатели замка дать отпор и защитить свой дом?

Может, вся эта сломанная мебель – это павшие в бою солдаты?

Или они просто пали жертвами гнева Чудовища?

Белль прикусила губу и двинулась в глубь комнаты, хотя все инстинкты вопили, требуя бежать. Нет, если она спрячется, забьется в угол, то не получит ответов на вопросы. К тому же струящийся из окна лунный свет странным образом успокаивал. Белль пошла к дальней стене, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Она на цыпочках обошла гниющие груды одежды, которую, похоже, совершенно не погрызли мыши. Постаралась не вздрогнуть при виде разломанного гардероба – такого же, как в ее комнате, только поменьше: этот шкаф лежал неподвижно, весь затянутый паутиной, дверцы его валялись рядом, сорванные с петель, ящики перекосились.

На стене за раскуроченным гардеробом висел портрет в искусно сделанной раме, почти такой же большой, как зеркало на лестнице, и так же сильно поврежденный. С полотна свисали ободранные полосы холста – четыре длинные параллельные полосы, совсем как борозды на полу. Не задумываясь, Белль подошла к портрету и попробовала приложить два больших куска полотна, на которых оставалась краска, на их изначальные места. Кажется, на картине изображен молодой человек в королевских одеждах…

Белль нахмурилась. Этот юноша слишком взрослый, чтобы заподозрить в нем обитателя этих покоев: детская кровать ему явно мала. Впрочем, отцом мальчика он тоже не мог быть – слишком молод. Кто же это такой? Загадка за загадкой.

Краем глаза девушка заметила какой-то блеск и обернулась.

Там, в глубине комнаты, перед окном, до которого Белль пока не успела дойти, стоял каменный столик, абсолютно целый, без единой царапины, в отличие от остальных вещей в этой комнате. На столике поблескивали, озаренные лунным светом, две вещи.

Красивое зеркало в серебряной оправе.

И красная роза под стеклянным колпаком.

Конец игры

Королю с королевой не помогли ни высокие стены, ни доктора, ни священники, ни богатство – правители заболели и скончались.

Их сына хворь, по иронии судьбы, пощадила, как и всех остальных детей в замке. Некоторые называли такое везение чудом.

Прошел год. Эпидемия пошла на убыль, унеся жизни огромного количества горожан.

Наконец время траура подошло к концу, и назначили дату коронации. Скоро у маленького королевства появится новый король, а с ним и новая надежда.

Тем временем в деревушке Розалинда пыталась сшить для Белль платье. Шитье не входило в число ее талантов; она исколола пальцы в кровь и ругалась на чем свет стоит – такое поведение не очень-то пристало волшебнице. Однако день рождения Белль приближался, и Розалинда, как это часто с нею бывало, чувствовала необходимость сделать для дочери что-то такое, что делают обычные матери.

Морис уже несколько раз предлагал сшить платье для дочери на заказ. Он получил денежный приз на ярмарке за автоматическую молотилку, и в кои-то веки у них появилось немного денег, на которые можно себя побаловать. Розалинда, впрочем, отказалась наотрез.

Словом, молодая женщина шила, ругаясь себе под нос, при свете фонаря – Морис придумал хитроумный светильник, состоявший из зеркал и линз. Снаружи бушевала буря, и мысли Розалинды снова и снова кружили вокруг неприятной темы.

Морис поймал взгляд жены в оконном стекле. Он понимал: она тревожится не из-за шторма, из-за того, что происходит далеко на востоке.

– Почему ты так переживаешь из-за коронации? – спросил он со вздохом. – Все случившееся там осталось в прошлом: ты же сама им сказала, что ни за что не вернешься.

– Просто… дело в том… – Розалинда прикусила губу. – Если есть хоть малейший шанс спасти королевство и сделать его прежним, то все будет зависеть от принца.

– Ему нелегко придется, – проговорил Морис с сочувствием. – И помощников у него немного. Честно говоря, я бы не удивился, если он все бросит и поступит в университет, вместо того чтобы править. Немецкие принцы частенько так делают.

Розалинда отшвырнула недошитое платьице.

– Я должна его увидеть, немедленно, пока его не сделали королем.

– Дорогая… – начал было Морис.

– Я должна убедиться, что он не такой, как его родители, – твердо заявила она. – Для того чтобы у этой земли было будущее, ей нужен добрый и великодушный правитель, дальновидный, энергичный и добрый.

– Ты сказала «добрый» дважды.

– Мне пора, – произнесла Розалинда, хватая свой зеленый плащ.

Морис даже не стал заикаться, мол, куда идти-то по такой погоде: волшебнице любой шторм нипочем.

– Ты уже дважды являлась в замок и дважды сумела выбраться оттуда невредимой, – заметил он. – Вспомни, что тебе сказал когда-то Фредерик.

– Я изменю внешность, – пообещала Розалинда, быстро целуя мужа.

Морис схватил ее руки и прижал к сердцу.

– Дорогой, – произнесла волшебница, терпеливо улыбаясь. – Я обернусь в два счета и вернусь прежде, чем Белль проснется. Малышка даже не поймет, что я уходила. И мы все вместе отпразднуем ее день рождения.

Она на миг замерла у стола, молча глядя на букет роз и что-то обдумывая. Потом выбрала великолепный красный цветок – прекраснее розы мир не видывал, однако в этом доме такая красота была в порядке вещей.

Муж понимающе поглядел на нее.

– Магия всегда возвращается, – напомнил он.

– Что? Я это знаю. Кто сказал, что я прибегну к магии? – небрежно ответила Розалинда.

А потом исчезла.

Поскольку волшебница не воспользовалась обычной дорогой, она не увидела черный экипаж с плотно закрытыми окнами, который тоже направлялся к замку.

Любопытство сгубило Чудовище

Роза под стеклянным колпаком висела в воздухе и даже не засохла, несмотря на отсутствие воды; ее лепестки красиво поблескивали в лунном свете.

Очарованная, Белль подошла ближе. Никогда еще ей не случалось видеть ничего подобного. Почему цветок не падает? Благодаря скрытым магнитам?

Роза – вот уж странность так странность – казалась знакомой. Где-то Белль уже видела такой оттенок лепестков…

Девушка даже не притронулась к лежавшему на столе зеркалу; она осторожно приподняла стеклянный колпак и поставила на пол.

Вопреки ожиданиям Белль роза не упала, а под колпаком не обнаружилось ни лески, ни проволоки. Цветок по-прежнему висел над столешницей, медленно вращаясь над маленькой кучкой уже опавших лепестков.

Белль протянула к розе палец.

– НЕТ!

Стоявшая до сих пор зловещая тишина сменилась грохотом и ревом: Чудовище мчалось к окну на всех четырех лапах.

Белль же, словно в полусне, не обратила на него внимания: нужно во что бы то ни стало понять, как действует этот фокус.

Она коснулась розы.

Что увидела Белль

Давным-давно в одном маленьком, умирающем волшебном королевстве стоял среди диких лесов некогда сияющий замок. В этом замке жил молодой принц, у которого было все, чего только можно пожелать. Однако, несмотря на это, принц был себялюбивым, испорченным и злым.

Однажды ночью незадолго до его коронации в замок пришла старая нищенка и попросила разрешения погреться в тепле, а в обмен предложила принцу кроваво-красную розу.

Принцу не понравилась изможденная старуха, он с презрительной улыбкой поглядел на ее подарок и прогнал нищенку, но та предупредила его, что не стоит судить только по внешности, ведь истинная красота не снаружи, а внутри.

Принц снова велел нищенке убираться прочь, и в тот же миг громыхнул гром, а уродливая старуха исчезла.

Вместо нее перед принцем стояла прекрасная женщина в дивном платье, переливающемся, точно морские волны, с волосами золотыми, как ожерелье, что некогда носила покойная королева. В одной руке красавица держала розу, в другой – которой до сего момента держала клюку – сжимала палочку из белой ольхи.

Волшебница, прекрасная, словно солнце, и грозная, как ангел мщения.

– Моя… моя госпожа, – пробормотал, запинаясь, принц, падая на одно колено. – Простите меня…

Но было уже слишком поздно: волшебница заглянула в душу принца и увидела, что он за человек. В качестве наказания она превратила его в ужасное чудовище, а также заколдовала замок и всех его обитателей.

– В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей. Движимые жестокостью и эгоизмом, они полностью разрушили королевство. До своего двадцать первого дня рождения ты должен стать таким же прекрасным внутри, каким ты был снаружи. Если не научишься любить других – и если никто не полюбит тебя, – то в тот миг, когда упадет последний лепесток, ты, твой замок и все его обитатели будете прокляты и преданы забвению навечно.

Стыдясь своего отвратительного вида, Чудовище спряталось в замке, и единственным окном во внешний мир ему служило волшебное зеркало.

Шли годы, он впал в отчаяние, потерял всякую надежду, и немудрено: разве может кто-то полюбить чудовище?

И пало проклятие

Белль оступилась и чуть не упала. Она увидела правду так ясно, словно события десятилетней давности только что разворачивались у нее перед глазами: принц, превращенный в Чудовище, заклятие, роза, волшебница.

Ее мать.

Эта роза выросла в ее саду, потому и выглядит знакомо.

Белль поднесла цветок к самому лицу – в точности как сделала ее мать десять лет назад

Однако под ее взглядом лепестки, освещенные лунным светом, начали опадать. Они падали, на лету оборачиваясь сияющей красной пылью, которая развеивалась, не успев коснуться пола. Стебель растворился под пальцами Белль, исчезнув без следа.

И Чудовище в отчаянии заревело.

Часть 2

Побег

Замок содрогнулся. Раздался оглушительный хлопок, словно в башню ударила самая огромная молния за всю историю человечества. Отовсюду послышались странные громкие звуки; Белль чудилось в них что-то знакомое, они задевали глубочайшие струны ее души. Нечто среднее между треском и хрустом, только намного, намного громче.

Лед.

Так трещит под ногой лед на пруду, расходясь трещинами, подаваясь, возвещая неосторожному человеку неминуемую гибель.

Белль не удивилась бы, начни замок рушиться, она почти ждала, что ей на голову вот-вот полетят камни, однако этого не произошло.

– МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС! – вскричало Чудовище. – ЕДИНСТВЕННАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗРУШИТЬ ПРОКЛЯТИЕ! ВСЁ ПРОПАЛО! ТЫ ВСЁ ИСПОРТИЛА!

Белль, как ни странно, не испугалась, потому что Чудовище не бежало к ней, оскалившись, а ревело, стоя на месте. Внимание девушки отвлекло происходящее снаружи, и она подбежала к окну.

Из земли у подножия окружающих замок стен вылезали странные, похожие на белые кости штуки. Слишком угловатые и толстые для лоз, слишком твердые для льда. Сначала Белль подумала, что это что-то вроде оленьих рогов или костей, которые выталкивает из-под земли некая волшебная сила, но непонятные отростки всё вытягивались и вытягивались вверх. Они изгибались, извивались, оплетали все попадавшиеся им на пути твердые предметы. Едва коснувшись стен, они замедлились, но потом поползли вверх, как намерзающий на окне иней, переплетаясь и делаясь всё толще.

«Паутина», – поняла Белль со странной уверенностью.

Не та паутина, что висит в виде кругов, восьмиугольников и прочих геометрических фигур на кустах и цветах, с маленьким паучком в центре. Эта паутина походила на грязно-белый снег, что покрывает землю и траву поздней осенью, а зимой засыпает горные пики и долины, и невозможно определить, где притаился спрявший ее паук. Трехмерные, запутанные сети.

«Мать… любила… розы… и все, что близко к природе…» – пробилась из глубины ее сознания смутная мысль. Ее мать волшебница.

Она вполне могла наслать на замок паутинное проклятье.

Белль обернулась и посмотрела на Чудовище.

Глаза его горели животной злобой, в них не осталось ни проблеска разума, ни человечности. Зверь стоял на четырех лапах и яростно рычал.

На какой-то миг Белль замерла, не в силах сдвинуться с места. Потом инстинкт заставил ее пуститься бегом, мимо Чудовища, к двери.

Не оборачиваясь – нельзя тратить драгоценные секунды! – она помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, и выскочила в большое фойе.

Нужно бежать отсюда.

– Ma chérie! Куда вы? Что происходит?

Люмьер выпрыгнул откуда-то из тени и с грохотом поскакал за ней.

– Что вы наделали? – взвизгнул Когсворт.

– Простите! – прорыдала Белль. – Я…

Она не понимала, почему чувствует себя виноватой. Возможно, из-за того, что бросает эти маленькие, милые вещи на милость чудовища, и теперь им придется столкнуться с его гневом после того, как она уйдет. Это надо же: на ее долю выпало первое в жизни, единственное приключение, а она умудрилась всё испортить.

Девушка распахнула входную дверь и побежала через двор, мимо фонтана, к воротам. Над ними выросла единственная нить паутины толщиной с ее запястье, стягивая, закрывая створки. Белль с неохотой потянулась к паутине.

Немного липкая.

И холодная.

Белль переборола отвращение и потянула за белесую нить паутины, но, вопреки ее ожиданиям, та не поддалась. На ощупь паутина оказалась твердой и негнущейся. Выпустив паутину, девушка пригнулась и пролезла под нитью, с трудом протиснувшись между металлическими створками ворот. Когда ее одежда коснулась паутины, та вцепилась в Белль, словно живая.

Девушка пнула толстую нить ногой, пронзительно закричала, с головой ударившись в панику. Платье разошлось по шву с таким оглушительным треском, будто рвалась ткань мироздания. Когда она поднялась на ноги и отряхнулась, паутина уже затягивала брешь, становясь все толще, как будто почувствовала, где именно нужно залатать дыру.

Белль содрогнулась.

Филипп – слава его спокойному лошадиному сердцу! – стоял там, где она его оставила. Конь как чувствовал, что нужно уносить ноги: уши стоят торчком, глаза вытаращены.

Белль схватила поводья и вскочила в седло. Филиппа уговаривать не пришлось.

Он повернулся и рванул через лес галопом, достойным его предков, боевых скакунов, высоко подбрасывая длинные ноги и давя тяжелыми копытами все, что под них попадало. Они вырвутся, и Белль с триумфом прискачет сквозь буран обратно домой.

Конь вдруг тревожно заржал и встал как вкопанный, так что Белль чуть не вылетела из седла головой вперед. И тут она их увидела.

Волков.

Разумеется, в лесах вокруг ее деревни жили волки. Редко-редко, гонимые голодом, спускались они с холмов и гор, выходили из леса, чтобы украсть овцу, если пастух зазевался. Однако волки никогда не появлялись при свете дня и уж тем более не нападали на всадников – ведь они прекрасно знали, что у людей есть ружья. Разве что зверь страдал бешенством… Волкам отводится роль отъявленных злодеев только в сказках да легендах, поэтому ими пугают непослушных детей.

Эти животные совершенно не походили на серых волков, которых они с отцом как-то раз видели издали.

Громадные зверюги, белые, а их красные глаза, кажется, даже светились.

Кажется?

Она только что сбежала из заколдованного замка, населенного говорящей мебелью, в котором правит принц-чудовище… которого прокляла ее мать.

Это не простые волки, они тоже заколдованы.

Они постараются не дать ей покинуть замок.

Белль натянула поводья, заставляя Филиппа повернуть в другую сторону.

Волки завыли и залаяли, точно существа из кошмаров, а потом бросились в погоню.

Белль с трудом держалась в седле, о том, чтобы править Филиппом, и речи не шло.

Она целиком положилась на чутье коня – пусть сам выбирает направление – и не стала натягивать поводья, когда Филипп со всего маху выскочил на поле, оказавшееся поверхностью пруда, подернутой снегом. Лед позади них оглушительно треснул – наверное, эхо этого грохота даже в замке слышали, – вода плеснула на берега.

Волки не отставали, невзирая на опасность.

Одно из копыт Филиппа ступило на тонкий лед, а в следующий миг конь ухнул в ледяную воду и отчаянно замолотил передними ногами, пытаясь выбраться.

Однако несколько волков тоже угодили в коварную полынью: как минимум два волка утонули в черной воде.

Филипп сумел выбраться на заснеженный берег пруда, а потом и на твердую землю. Белль стиснула зубы: у нее в туфлях хлюпала ледяная вода, она почти не чувствовала ног.

Филипп снова помчался галопом через лес. Белль пригнулась к шее коня, стараясь увернуться от веток, так и норовивших выбить ее из седла.

Они выскочили на поляну – прямо перед тремя здоровенными волками, поджидавшими добычу.

Поняв, что их окружили, Филипп запаниковал, вытаращил глаза, в отчаянии заржал и принялся бить задними ногами, совершенно забыв о всаднице.

Белль упала на землю.

Волки подбирались ближе и ближе, щелкали зубами, пытаясь вцепиться коню в ноги.

Белль помотала головой – она ударилась при падении, в ушах звенело. Похоже, руки-ноги у нее целы.

С трудом поднявшись – ноги все-таки подкашивались, – она огляделась, ища хоть какое-то средство самозащиты. Взгляд ее упал на длинную раздвоенную ветку. Девушка схватила ее, встала спиной к перепуганному коню и взмахнула палкой, отгоняя ближайшего волка.

– Не подходите! – приказала она. – Я дочь волшебницы!

Волки пропустили это заявление мимо ушей.

Один из них прыгнул вперед, вцепился зубами в ветку и вырвал ее у девушки из рук. В тот же миг другой зверь сбил Белль с ног.

Девушка откатилась в сторону, чтобы не оказаться затоптанной тяжелыми копытами Филиппа.

Третий волк подошел к ней, его морда оказалась в нескольких дюймах от ее лица, с клыков капала слюна. Зверь зарычал и широко разинул пасть, собираясь разорвать добычу на куски.

Белль отвернулась и закрыла голову руками, ожидая, что сейчас в нее вцепятся страшные клыки.

Вдруг давившие ей на грудь волчьи лапы исчезли.

Она чуть раздвинула пальцы – посмотреть, что происходит.

Над ней стояло Чудовище, оно отшвырнуло уже готового вцепиться в нее волка. Чудовище заревело и завыло, перекрывая вой стаи. Остальные волки набросились на него: один схватил за ногу, другой запрыгнул на плечи.

Во мгновение ока Чудовище припало на четвереньки и стряхнуло с себя волков, точно капли воды.

Однако хищники оставили рваные раны, из которых текла кровь.

Белль отползла к огромному дереву и забилась под массивные корни.

Неужели Чудовище ее спасает?

Оно на миг замерло, озаренное лунным светом, и Белль отчетливо разглядела его когти: длиннее медвежьих, блестящие, как слоновая кость, окрашенные красным – Чудовище только что распороло одному из волков брюхо.

Потом оно снова сорвалось с места, сливаясь с тенью, и атаковало волков, точно пират, идущий на абордаж.

Те жалобно затявкали – звук отдалено напоминал собачий лай, – похоже, до волков начало доходить, что ход сражения переломился, и не в их пользу. Чудовище сгребло одного из оставшихся зверей и с размаху ударило о дерево, точно мешок с яблоками. Раздался отвратительный треск, и волк упал на снег с переломанной спиной, совсем рядом с Белль. Девушка содрогнулась.

Без какого-либо сигнала или шума волки признали поражение: вприпрыжку помчались в лес и растворились во тьме, из которой появились.

Белль посмотрела на Чудовище – теперь оно стояло на задних ногах, угрожающе рыча вслед беглецам. Волки вырвали клочья шерсти из его шкуры, и одно ухо свисало под странным углом. Вся его фигура, и без того неестественная, теперь скособочилась еще больше.

Из правой передней лапы текла кровь, и у ног Чудовища уже образовалась красная лужица.

Чудовище открыло пасть, словно хотело что-то сказать Белль…

А потом медленно, как подрубленное дерево, упало к ее ногам.