Текст книги "Откровенные признания"

Встав с постели, она торопливо подняла сброшенное на пол платье и прикрылась им.

– Признаться, я удивилась, – заметила она, стараясь не обращать внимания на свою наготу. – Ты совершенно непредсказуем.

Он шагнул к ней и положил ладони на ее обнаженные плечи.

– Ты тоже. Никогда бы не подумал, что в постели с девственницей можно испытать такое удовольствие. – Он забрал у Лотти платье, уронил его на пол и прижал ее к своему телу под бархатным халатом. От ласкового и чувственного прикосновения ворсистой ткани кожа Лотти порозовела. – Может, потому, что ты моя, – добавил он, восхищенно проводя ладонью по ее округлой груди. – До сих пор мне никто не принадлежал.

Лотти криво усмехнулась:

– Ты говоришь обо мне словно о только что купленной кобыле.

– Кобыла обошлась бы дешевле, – с улыбкой поправил он, и Лотти притворно изобразила вспышку ярости, заколотила его по груди кулаками.

Ник поймал ее руки, осторожно завернул за спину Лотти и снова прижал ее к себе.

– Побереги силы, – посоветовал он с улыбкой, потом отпустил ее руки и уверенным жестом погладил ягодицы. – Тебе, наверное, до сих пор больно. Я приготовлю тебе горячую ванну, а потом мы перекусим.

Горячая ванна была бы очень кстати, подумала Лотти. А еще ей совсем не хотелось опять затягиваться в корсет и одеваться к ужину.

– Приказать принести сюда поднос с ужином? – спросил Ник.

– Да, пожалуйста, – живо откликнулась Лотти и вопросительно уставилась на него:

– Как ты это делаешь? Ты умеешь читать чужие мысли?

– Все они написаны у тебя на лбу. – Ник скинул с плеч нагревшийся халат и укутал в него Лотти.

– Знаешь, мне приносили поднос в спальню только однажды, когда я заболела, – призналась Лотти, пока он завязывал пояс халата. – И это было давным-давно, в детстве.

Ник наклонился к ее уху:

– Моя страстная новобрачная, скоро я докажу вам, что спальня – самое подходящее место для ужина.

* * *

Он выкупал ее сам, встав возле ванны на колени и засучив рукава халата выше локтей. Полузакрыв глаза, Лотти блуждала взглядом по загорелой колонне его шеи, по темным волосам на груди, между полами халата. Он буквально излучал мужественность, а прикасался к ней с обезоруживающей нежностью. Над водой поднимался пар, в ванной было жарко. Лотти казалось, что ее окутывает тепло и чувственность его сильных намыленных рук, скользящих по ее телу.

– Здесь больно? – спросил он, осторожно дотрагиваясь до припухшего входа в ее пещерку.

– Немножко. – Она положила голову на полированный деревянный бортик фарфоровой ванны.

Ник произвел какие-то манипуляции пальцами, словно надеялся исцелить ее прикосновениями.

– Я старался быть нежным…

– И был, – подтвердила она, невольно разводя ноги в стороны.

Опустив густые ресницы, Ник засмотрелся на ее тело под водой. Его лицо стало серьезным, и Лотти залюбовалась его профилем – чеканным, будто отлитым в бронзе. Край закатанного рукава угодил в воду, бархат мгновенно промок.

– Больше я никогда не причиню тебе боли, клянусь тебе.

У Лотти перехватило дыхание, когда он развел нежные складки между ее бедрами и исследовал то, что они скрывали. Лотти невольно приподнялась, поискав руками опору на скользких стенках ванны. Ник бережно поддержал ее сзади, обняв за плечи.

– Ложись, – шепотом попросил он, – разреши порадовать тебя.

Нет уж, мысленно откликнулась Лотти, только не в фарфоровой ванне. Но в руках Ника она расслабилась и открылась ему. Легко придерживая его за запястье, она чувствовала его большой палец у своего лона; затем он коснулся шелковистых губ легко и дразняще. Настойчиво, но бережно он опять раздвинул складки, задел средним пальцем розовый бугорок. И улыбнулся, увидев, как румянец заливает ее лицо и грудь.

– Китайцы называют эти ласки «террасой, усыпанной драгоценностями», – шепнул он и осторожно ввел в нее палец, продвинувшись внутрь всего на дюйм и описывая круги. – А это «струны лютни»… а вот это… – и он дотянулся до самых глубин ее пещеры, – «сердце цветка». Так тебе не больно?

– Нет, – выдохнула она.

Он продолжал говорить, задевая губами ее ухо:

– В следующий раз, когда мы ляжем вместе, я покажу тебе позу «крадущиеся тигры». Я войду в тебя сзади и проникну как можно глубже… и буду касаться «сердца цветка» вновь и вновь… – Он втянул в рот мочку ее уха, осторожно прикусил ее. Наслаждение волной прошло по телу Лотти. Она стала невесомой и куда-то поплыла, но сильные смуглые руки надежно держали ее.

– Откуда ты все это знаешь? – растерянно спросила она.

– Джемма собирает книги об искусстве плотской любви. Одна из ее любимых – перевод трактата времен династии Тан. Автор советует мужчинам учиться выносливости, отдаляя миг наслаждения. – Он убрал палец и принялся поглаживать бедра Лотти легчайшими, как порхание бабочки, движениями. – В этой книге есть советы о том, как сохранить здоровье, укрепить кости и очистить кровь, как дожить до глубокой старости…

– Рассказывай, – попросила Лотти и судорожно сглотнула, когда он положил ладонь на ее холмик, прижав ее к самому чувствительному месту.

Он ткнулся носом в ее щеку.

– Есть поза «взлетающий феникс», помогающая избавиться от сотни болезней. И «журавли с переплетенными шеями» – говорят, она весьма способствует исцелению.

– Сколько поз ты попробовал?

– Всего сорок. Древние мастера сочли бы меня недоучкой.

Лотти изумленно открыла глаза, приподнялась, и от се движения плеснулась вода в ванне.

– Господи, сколько же их всего?

– Пятнадцать видов движений и тридцать шесть основных поз – значит, всего около четырехсот разновидностей.

– Не многовато ли? Ник усмехнулся:

– Зато скучать нам не придется, верно?

Он попытался ввести в нее два пальца, и Лотти вздрогнула.

– Ник, я не могу…

– Сделай глубокий вдох и медленный выдох, – шепнул он. – Я тихонько… – Она подчинилась, и он сумел погрузить два средних пальца в тесное отверстие. Большим пальцем он продолжал равномерно обводить тугой бугорок.

Застонав, Лотти уткнулась лицом в бархатный рукав его халата, ее внутренние мышцы невольно начали сокращаться. Жжение вскоре утихло, и каждое движение стало радовать ее.

– Ты так нежно сжимаешь меня там, – хрипло произнес Ник. – Мне не терпится войти еще глубже… раствориться в тебе…

Его слова заглушил грохот ее сердца, и она взлетела на крыльях блаженства, опаленная страстью.

Вода в ванне постепенно остыла. Лотти надела свежую белую ночную рубашку и вышла в спальню, где у стола ее уже ждал Ник. Под его пристальным взглядом она покраснела.

– В таком виде ты особенно нравишься мне, – заявил он, проводя пальцами по высокому воротнику рубашки. – Воплощение невинности.

– Уже нет, – с робкой улыбкой возразила Лотти. Ник притянул ее к себе, потерся подбородком о влажные волосы и лукаво улыбнулся.

– Все не так-то просто, – объяснил он. – Понадобится немало времени и сил, чтобы по-настоящему лишить тебя невинности.

– Уверена, у тебя все получится, – откликнулась она и села за стол перед тарелкой с ветчиной, овощным пудингом, картофелем и тартинками.

– За наш брак, – предложил тост Ник, протягивая ей бокал вина. – Пусть его продолжение будет лучше начала.

Они подняли бокалы и осторожно сдвинули их. Зазвенел хрусталь. Лотти пригубила вино и обнаружила, что насыщенный пряный вкус прекрасно сочетается с солоноватой ветчиной.

Ник отставил бокал, взял жену за руку и задумчиво уставился на ее пальцы.

– Ни одного кольца… Завтра же мы исправим это упущение.

Лотти ощутила постыдный проблеск интереса к его словам. Украшений у нее никогда не было, но в Мейдстоуне ей внушили, что истинная леди не станет щеголять драгоценностями и уж тем более – радоваться таким подаркам. Лотти изобразила безразличие так искусно, что наверняка заслужила бы одобрение бывших наставниц.

– Это ни к чему, – равнодушно бросила она. – Многие замужние женщины не носят кольца.

– А я хочу, чтобы все сразу понимали, что ты уже принадлежишь мне.

Лотти ослепительно улыбнулась:

– Если ты настаиваешь, я не стану возражать.

Ник остался доволен этим энтузиазмом. Он провел большим пальцем по ее руке.

– Кольцо с каким камнем ты хочешь?

– Может быть, с сапфиром? – с надеждой предположила она.

– Решено: с сапфиром. – Он продолжал перебирать ее пальцы, касаясь ровно подрезанных ногтей. – И наверное, ты не прочь увидеться с родными.

Лотти мгновенно забыла про кольцо.

– Да, если можно! Боюсь, лорд Раднор уже сообщил маме с папой о моей выходке. А я не хочу, чтобы они стали нищими по моей вине.

– Ты ни в чем не виновата. – Ник водил пальцем по тонкой жилке на ее запястье. – Эту сделку заключили, не спрашивая твоего согласия, потому ты имела полное право расторгнуть ее.

– Но в результате я выиграла, – нехотя напомнила Лотти. – Я столько лет проучилась в Мейдстоуне… мое образование стоило целое состояние. А лорд Раднор взамен не получил ничего.

Ник приподнял бровь:

– Если ты считаешь, что с ним обошлись несправедливо…

– Нет-нет, не считаю. И все-таки… в общем, я поступила не очень красиво.

– Да, тебе полагалось принести себя в жертву ради родных, – сардонически подтвердил Ник. – Но твои родители все равно ничего не потеряли: такой зять, как я, ничем не хуже лорда Раднора.

– А в качестве мужа ты гораздо предпочтительнее, – добавила Лотти.

Он улыбнулся и поднес ее пальцы к губам.

– Ты предпочла бы Раднору любого мужа – насколько я помню, этого ты не скрывала.

У Лотти мелькнула мысль, что ее выбор оказался не только неожиданным, но и на редкость удачным.

– Чем ты займешься завтра? – спросила она, вспомнив недавнюю ссору с сэром Россом. Она была уверена, что от службы на Боу-стрит Ник без борьбы не откажется.

Ник положил ее руку на стол и нахмурился.

– Нанесу визит Моргану.

– Думаешь, он примет твою сторону?

– Ни за какие коврижки! Зато у меня будет возможность в лицо назвать Моргана гнусным предателем.

Лотти придвинулась ближе и коснулась отворота его халата.

– А тебе не приходило в голову, что и Морган, и сэр Росс действуют в твоих же интересах? Что ты только выиграл бы, предъявив свои права на титул?

– Ничего подобного! Я не желаю торчать в золотой клетке!

– Но рядом с тобой буду я.

Ник уставился на нее, неожиданно тронутый этими словами. Его взгляд был таким пристальным и долгим, что Лотти наконец потупилась и спросила:

– О чем ты думаешь?

Ник серьезно объяснил:

– О том, что к моей будущей жизни ты готова гораздо лучше, чем я.

* * *

Несмотря на робкое приглашение Лотти провести вечер с ней, после ужина Ник сразу удалился в комнату для гостей в другом конце коридора.

«Рядом с тобой буду я». Эти слова не шли у Ника из головы, как и случайные замечания Лотти у Колодца желаний. Похоже, она обладала настоящим талантом мудрых высказываний – простых и в то же время исполненных смысла.

Свое отношение к Лотти Ник до сих пор не мог определить. Поначалу он обманул ее, но, несмотря на это, она решилась на близость с ним. Она отплатила ему страстью и щедростью, в ее объятиях он забывал кошмары, которые преследовали его четырнадцать лет. Этим сладким забвением он никак не мог насытиться. Последние несколько часов разительно отличались от тех развлечений, которым он привык предаваться у Джеммы. Во время близости с Лотти его переполняла не похоть, а неизмеримая нежность, от которой каждое прикосновение ощущалось особенно остро.

Лотти легко находила путь к его сердцу, даже не сознавая, что делает; так близко к себе Ник не подпускал никого. Значит, еще немного – и Лотти узнает, какие страхи мучают его. И в ужасе бросится прочь. Он должен держать ее на расстоянии вытянутой руки, иначе она неминуемо проникнется отвращением к нему. Или жалостью. От этой мысли его передернуло.

Ник решил сохранять расстояние, но его мучительно тянуло к Лотти. За свои двадцать восемь лет он никогда не сталкивался с такой болезненной потребностью в другом человеке. Он был согласен на все, лишь бы просто находиться в одной комнате с Лотти.

«Боже мой, – цепенея от ужаса, думал он, стоя у окна и глядя в ночь, – что со мной творится?»

* * *

Услышав шаги Ника, ворвавшегося в кабинет рано утром, сэр Грант Морган поднял взгляд от бумаг. Судя по всему, Морган не чувствовал за собой ни малейшей вины.

– Вижу, вы уже побеседовали с сэром Россом, – начал он.

Ник дал волю своему гневу, разразившись потоком грубейшей брани, какая только есть в английском языке, осыпая собеседника оскорблениями и обвинениями, от которых любой другой человек или сбежал бы в страхе, или бросился бы искать оружие. Но Морган выслушал его так спокойно, словно Ник высказывал свое мнение о погоде.

После пространных предположений о том, что Морган не что иное, как марионетка, пляшущая под дудку сэра Росса, судья вздохнул и перебил Ника:

– Довольно. Вы уже повторяетесь. Если больше вам нечего добавить, пожалейте собственный язык. Что касается вашего последнего обвинения – о том, что это дело рук сэра Росса, – могу заверить вас, что решение уволить вас мы принимали вместе.

Только в этот момент Ник осознал, какое значение он придает мнению Моргана, и испытал резкий укол боли, ощутил горький вкус предательства и поражения.

– Но почему? – услышал он собственный хриплый вопрос. – Неужели моя работа совсем не устраивала вас? Но что еще я мог сделать? Я раскрыл все порученные мне дела и поймал всех преступников, в погоню за которыми меня посылали, причем сделал это по всем правилам, так, как настаивали вы. Я выполнял все ваши требования. И даже более того!

– Никаких претензий к качеству вашей работы у нас нет и никогда не было, – негромко отозвался Морган. – Со своими обязанностями вы справлялись превосходно. Я никогда не встречал такого же храброго и умного человека, как вы.

– Тогда поддержите меня! – потребовал Ник. – Скажите сэру Россу, что это треклятое предписание он может девать, куда ему заблагорассудится, а меня вы никуда не отпустите.

Их взгляды скрестились, в лице Моргана что-то изменилось. «Будь я проклят, если это не отеческий взгляд», – мелькнуло в голове у Ника, хотя Морган был всего на десять лет старше его.

– Садитесь, – предложил Морган.

– Спасибо, я…

– Пожалуйста, – с ледяной вежливостью повторил он. Ник рухнул на ближайший стул, перестав понимать, что происходит. Никогда прежде Ник не слышал слова «пожалуйста» из уст начальника и уже думал, что Морган вообще не знает такового. Насторожившись, он ждал продолжения.

Морган заговорил. За три года знакомства он ни разу не обращался к Нику с таким дружеским, почти родительским участием.

– Джентри, на Боу-стрит вы мне больше не нужны. Бог свидетель, ваши способности и усердие тут ни при чем. Вы лучший из моих сыщиков. С тех пор как вы появились у нас, я старался всемерно поддерживать вас и наблюдал, как из эгоистичного ублюдка вы превращаетесь в надежного и ответственного человека. Но я с прискорбием вынужден констатировать, что в одном вы не изменились. С самого начала работы вы постоянно рисковали жизнью – потому, что ни в грош не ставили ни себя, ни своих близких. И по-моему, так будет и впредь, если вы останетесь у нас. Рано или поздно вы поплатитесь жизнью.

– А вам какое дело?

– Я десять лет служил сыщиком, я не раз видел, как погибают мои коллеги, исполняя свой долг. И сам не раз оказывался на волосок от смерти. В конце концов наступает время, когда понимаешь, что слишком долго дергал смерть за усы, а те упрямцы и тугодумы, до которых это так и не доходит, дорого платят за свою ошибку. Я понял, когда надо остановиться. И вы тоже должны понять.

– Помогло ваше прославленное чутье? – сердито съязвил Ник. – Морган, вы служили сыщиком до тридцати пяти лет! А я сейчас на семь лет моложе.

– За последние три года вы искушали судьбу чаще, чем я за десять, – возразил Морган. – В отличие от вас я не воспринимаю работу как средство изгнания демонов.

Ник остался бесстрастным, но в голове у него лихорадочно закрутились мысли: «Откуда он знает?» О страшных, отвратительных страницах прошлого Ника знала только Софи. Наверное, она проговорилась Кэннону, а тот, в свою очередь, поделился с Морганом…

– Что это за демоны, я не знаю, – негромко продолжал Морган, в глазах которого временами проглядывала жалость, – но могу догадаться. К сожалению, я не представляю, как помочь вам примириться с прошлым. Мне известно только, что так больше продолжаться не может: я не позволю вам погибнуть на службе.

– Не понимаю, что за ерунду вы несете. Морган продолжал, словно не слышал его:

– Я готов согласиться с сэром Россом в том, что вам не обрести покой, пока вы не перестанете прикрываться чужим именем, как щитом. Как бы трудно ни было предстать перед миром в облике лорда Сиднея, думаю, так будет лучше…

– Ну и что мне делать в роли виконта? – Ник саркастически расхохотался. – Коллекционировать табакерки и галстуки? Читать газеты в клубе? Принимать арендаторов? Да я такой же землевладелец, как вы!

– Существуют тысячи способов приносить пользу обществу, – обстоятельно начал Морган. – Поверьте, никто не ждет и не требует от вас праздности. – Он помолчал, глядя на чернильницу. – Так или иначе, все сыщики скоро останутся без работы. Вам все равно пришлось бы подыскивать себе другое занятие. Я просто предупредил вас заранее.

Ник побледнел:

– Что?!

Морган невесело усмехнулся:

– Полно вам, нечему здесь удивляться, даже если вы не интересуетесь политикой. Когда Кэннон вышел в отставку, многие ждали, что сыщиков распустят немедленно. Боу-стрит – детище Кэннона, он вложил в него всю душу, потратил уйму времени и сил, пока не… – Он тактично умолк, предоставив Нику додумать фразу самостоятельно.

– Пока не познакомился с моей сестрой, – мрачно продолжил Ник. – И не женился на ней.

– Да. – Видимо, Морган ничуть не жалел о том, что Кэннон удалился от дел. Напротив, его каменное лицо смягчилось, губы тронула улыбка. – Для него это событие стало подарком судьбы, а для Боу-стрит – сокрушительным ударом. В парламенте сразу возникло движение в поддержку указа о столичной полиции. Многие политики считают, что «новая полиция» приобрела бы большую популярность, если бы не конкуренция со стороны сыщиков.

– Значит, Лондон оставят на попечение этой своры недоумков? – недоверчиво переспросил Ник. – Господи, да ведь половина этих «новых полицейских» – неопытные юнцы, а остальные – кретины или отщепенцы…

– Как бы там ни было, массы не станут поддерживать «новую полицию», пока существуют сыщики. Старые инструменты невозможно встроить в новые машины.

Потрясенный его категоричностью, Ник устремил на него укоризненный взгляд:

– И вы хотите сдаться без борьбы? Забыть о долге…

– Нет, – перебил Морган. – У меня есть только обязательства перед женой. Она и дети для меня дороже и важнее собственной жизни. Я дал Кэннону понять, что никогда не буду принадлежать Боу-стрит всей душой, как принадлежал он. И он меня понял.

– Но что же станет с сыщиками? – Ник задумался о товарищах. Сейер, Флэгстад, Джи, Ратвен… одаренные люди, отважно и преданно служившие обществу за ничтожную плату…

– Думаю, двое-трое перейдут в «новую полицию», где их опыт придется очень кстати, остальные займутся другим делом. Я мог бы открыть частное детективное агентство и предложить работу еще троим. – Морган пожал плечами. За годы службы на Боу-стрит он сколотил целое состояние и теперь мог позволить себе работать ради удовольствия.

– Господи, я уехал только по одному делу, а вернувшись, обнаружил, что вся наша контора упразднена!

Морган негромко рассмеялся:

– Ступайте домой, к жене, Сидней. Начните строить планы. В вашей жизни грядут перемены, как бы вы ни сопротивлялись им.

– Лордом Сиднеем я ни за что не стану, – рявкнул Ник.

Зеленые глаза лукаво блеснули.

– Бывают судьбы и похуже, милорд. Титул, земля, жена… если все это для вас пустой звук, значит, не на что и надеяться.

Глава 10

– Думаю, бледно-желтый подойдет, – решительно заявила Софи, сидя посреди комнаты, заваленной тканями всех цветов радуги.

– Желтый? – задумчиво повторила Лотти и прикусила нижнюю губу. – Нет, он мне не к лицу…

Поскольку это было уже десятое предложение, отвергнутое Лотти, Софи вздохнула и с улыбкой покачала головой. Она привезла Лотти к своей модистке на Оксфорд-стрит, чтобы лично выбрать материю и фасон для ее нарядов.

– Извините, – пробормотала Лотти, – это вовсе не значит, что мне трудно угодить… Просто у меня совсем нет опыта… – Выбирать цвета и фасоны платьев ей никогда не позволяли. По настоянию лорда Раднора ее неизменно одевали в скромные одежды строгого покроя и темных цветов. Лотти никак не могла представить себя в ярко-синем, или желтом, или – о Господи! – в розовом. А при мысли о глубоком вырезе, открывающем грудь, Лотти стало так неловко, что она торопливо отложила модный журнал, который листала вместе с Софи.

К чести старшей сестры Ника, она обладала неиссякаемым терпением. Спокойно глядя на Лотти, она ободряюще улыбалась – и в эти минуты особенно походила на брата.

– Лотти, дорогая, угодить вам ничуть не трудно, но…

– Вздор! – машинально выпалила Лотти, и обе рассмеялись.

– Ну хорошо, – с усмешкой согласилась Софи, – да, вы и вправду очень разборчивы, но не из желания кому-нибудь досадить. У меня к вам всего две просьбы: во-первых, запомните – это вовсе не вопрос жизни и смерти. Выбор платья – простейшее дело, особенно когда рядом модница-подруга, обладающая безупречным вкусом. Вроде меня.

Лотти улыбнулась.

– А вторая просьба?

– Вторая… пожалуйста, доверьтесь мне. – И Лотти стало ясно, что обаяние в семье Сидней передается не только по мужской линии. Софи лучилась добротой и спокойствием, перед которыми было невозможно устоять. – Ничего кричащего и вульгарного я вам не посоветую, – убеждала она. – У меня и вправду отменный вкус, я достаточно давно вращаюсь в лондонском обществе, в то время как вам пришлось…

– Безвылазно торчать в Гэмпшире? – подсказала Лотти.

– Вот именно. И если вы будете и впредь одеваться как дама преклонных лет, среди сверстниц почувствуете себя не в своей тарелке. Более того, это дурно отразится на репутации моего брата: пойдут сплетни, что он настолько скуп, что отказывается даже одевать вас соответственно положению…

– Нет, – машинально перебила Лотти, – это будет несправедливо по отношению к Нику – ведь он разрешил мне покупать все, что я захочу.

– Тогда позвольте помочь вам сделать выбор, – заключила Софи.

Лотти кивнула, рассудив, что она и вправду держится слишком недоверчиво. Ей давно пора научиться доверять людям.

– Я к вашим услугам, – объявила она, – и готова принять любой ваш совет.

Софи удовлетворенно закивала.

– Превосходно! – Она положила на колени модный журнал и принялась оставлять закладки на страницах с особенно удачными фасонами. Луч света играл на ее темно-золотистых волосах, придавал им оттенки спелой пшеницы и меда. Софи была на редкость миловидна, ее тонкие, изящные черты указывали на родство с Ником. То и дело она бросала на Лотти оценивающий взгляд, кивала сама себе или быстро качала головой.

Лотти сидела молча, мелкими глотками попивая чай, который принесла им помощница модистки. За окном лил дождь, низко над городом нависли лиловые тучи, а в комнате царили уют и покой. Повсюду были развешаны и разложены изящные женские вещицы, отрезы кружев, шелка и бархата, изысканные цветы с лепестками, расшитыми хрустальными бусинками, похожими на капельки росы.

Время от времени в комнате появлялась модистка, советовалась с Софи, что-то записывала и тактично удалялась. Софи уже объяснила Лотти, что некоторые клиенты требуют, чтобы модистка не отходила от них ни на шаг, а другие предпочитают сами принимать решения, не допуская постороннего вмешательства.

Погрузившись в приятные размышления, Лотти чуть не вздрогнула, услышав голос Софи:

– Вы не представляете себе, как я обрадовалась, узнав, что Ник решил жениться. – Она сложила вместе два куска ткани, критически осмотрела их, поворачивая так и этак, чтобы оттенок заиграл при свете ламп. – Скажите, что вас привлекает в нем?

– Ник – красивый мужчина, – осторожно начала Лотти. – Я не могла не обратить внимания на его глаза, на темные волосы… он чрезвычайно обаятелен, и… – Она мысленно перенеслась в прошлое, к калитке у опушки леса. Каким усталым казался ей в ту минуту Ник, как жаждал, утешения… – …И одинок, – еле слышно добавила она. – Я никак не могла понять, почему такой незаурядный человек страдает от одиночества.

– О, Лотти… Странно, почему вы заметили именно это – ведь большинство незнакомых людей считают Ника неуязвимым. – Придвинувшись ближе, Софи приложила отрез янтарного шелка к груди Лотти, проверяя, к лицу ли ей такой оттенок, и отложила его в сторону. – Видите ли, с самого детства Нику приходилось бороться за свое место под солнцем. Он был совсем ребенком, когда скончались наши родители… и рос ужасным сорванцом и бунтарем… – Она грустно покачала головой, словно отгоняя тягостные воспоминания. – Он сбежал в Лондон, долгое время я не получала от него никаких вестей, а потом узнала, что его судили за какое-то мелкое преступление и приговорили к заключению. Спустя еще несколько месяцев мне сообщили, что в плавучей тюрьме он заболел и умер. Долгие годы я оплакивала его…

– Почему же он не приезжал к вам? Он мог хотя бы прислать письмо, избавить вас от страданий.

– По-моему, ему было слишком стыдно – после всего, что с ним произошло. Он старался забыть о существовании Джона, лорда Сиднея, и решил, что будет легче начать жизнь заново, под именем Ника Джентри.

– После всего, что с ним произошло? – озадаченно переспросила Лотти. – Вы имеете в виду тюремное заключение?

Софи испытующе вгляделась ей в глаза и, убедившись, что Лотти почти ничего не знает, решила промолчать.

– Да, заключение, – туманно откликнулась она, и Лотти поняла, что ответ от нее утаили. По какой-то таинственной причине Софи оберегала прошлое своего брата.

– Как вы узнали, что он еще жив?

– Я приехала в Лондон, чтобы отомстить тому судье, который вынес Нику приговор, – объяснила Софи. – Я встретилась с ним и обвинила его в смерти брата. Но к моему удивлению, вскоре я влюбилась в него.

– В сэра Росса? – Лотти ошеломленно уставилась на нее. – Неудивительно, что Ник так нена… – Сообразив, что проговорилась, она поспешно умолкла.

– Так ненавидит его? – с грустной улыбкой закончила за нее Софи. – Да, эти двое питают друг к другу стойкую неприязнь. Но это не мешает моему мужу всеми силами помогать Нику. Видите ли, даже приступив к службе на Боу-стрит, Ник… по-прежнему внушал нам серьезные опасения.

– Да, характер у него беспокойный, – осторожно подтвердила Лотти.

Софи невесело усмехнулась:

– Не просто беспокойный, дорогая. Три года Ник безрассудно рисковал, словно ничуть не дорожил собственной жизнью.

– Но почему?

– События прошлого ожесточили его, сделали нелюдимым. Мой муж и сэр Грант стремились помочь ему измениться к лучшему. Я не всегда одобряла их методы. Уверяю вас, мы с сэром Россом подолгу спорили по этому поводу. Но со временем мой брат все-таки начал меняться в лучшую сторону. А его женитьба на вас, Лотти, особенно обнадежила меня. – И она дружески пожала руку собеседницы.

– Софи… – Лотти отвела взгляд и нехотя продолжила:

– Наш брак едва ли можно назвать браком по любви.

– Верно, – тихо откликнулась Софи. – Боюсь, Ник не понимает, что значит любить и быть любимым. Пройдет немало времени, прежде чем он разберется в своих чувствах.

Лотти решила, что Софи просто пытается успокоить ее. Но мысль о том, что Ник Джентри влюбится в нее, показалась Лотти не просто невероятной, но и тревожной. Он ни за что не утратит бдительность, никому не станет подчиняться, а в противном случае может превратиться в одержимого деспота, подобно лорду Раднору. Лотти не желала ничьей любви. Хотя она уже поняла, что любовь приносит радость – например, Софи и сэру Россу, – почему-то это воспетое поэтами чувство казалось Лотти ловушкой. Соглашение, которое заключили они с Ником, гораздо надежнее.

* * *

Покинув Боу-стрит, Ник вдруг почувствовал растерянность. Накрапывал дождь, сгустившиеся тучи обещали, что вскоре он сменится ливнем. Оступаясь на скользком тротуаре под градом крупных холодных капель, пропитывающих плотное сукно, Ник шагал куда глаза глядят. Он искал надежное убежище – может, в «Буром медведе», таверне на той же Боу-стрит… или в кофейне Тома, где часто бывал врач, к которому обычно обращались сыщики, доктор Линли. Или вернуться домой?.. От последней мысли он торопливо отмахнулся.

Дождь быстро усиливался и вскоре пошел хлестать по улицам, разгоняя лоточников и пешеходов. Тощие уличные мальчишки заметались в поисках кебов для джентльменов, застигнутых в пути ливнем. Повсюду слышалось щелканье раскрывающихся зонтов, которые рвал из рук пронизывающий ветер, яркие вспышки молний рассекали тучи. Лондонский воздух утратил характерный запах конюшни и приобрел свежесть весеннего дождя. Бурые потоки понеслись по сточным канавам, смывая все нечистоты, которые вчера ночью поленились вывезти золотари.

Ник двигался вперед, не разбирая дороги, струи дождя заливали ему лицо, стекали с подбородка, просачивались за воротник. Обычно в свободное время он шел куда-нибудь с Сейером или Ратвеном – поболтать, съесть бифштекс и выпить пива, посмотреть боксерский матч или непристойную комедию в «Друри-Лейн». Иногда они патрулировали кварталы небольшим отрядом, заглядывая в узкие темные переулки.

Вспомнив о других сыщиках, Ник понял, что вскоре лишится товарищей. Глупо надеяться, что все еще обойдется. Сэр Росс запретил ему возвращаться в привычный мир. Но почему? Неужели этот надменный ублюдок не мог просто оставить его в покое? Мысли Ника двигались по замкнутому кругу, но ответа он не находил. Очевидно, всему виной стремление сэра Росса к справедливости и порядку. Ник родился виконтом – следовательно, должен остаться им, несмотря на все его возражения.

Ник принялся вспоминать все, что знал об аристократах, их привычках и укладе жизни, о бесчисленных правилах этикета, бесконечной удаленности от простонародья. Он попытался представить себе, как проводит все время в салонах и гостиных, как шелестит страницами свежей газеты в клубе. Готовит речь к заседанию в палате лордов, чтобы продемонстрировать свое общественное сознание. Посещает светские рауты, беседует об искусстве и литературе, обменивается сплетнями о других джентльменах в шелковых чулках…

Его охватила паника. Такого ужаса и растерянности он не ощущал с тех пор, как его бросили в темный вонючий трюм, кишащий гнуснейшими отбросами общества. Но тогда он знал, что свобода осталась за бортом стоящего на якоре судна. А теперь бежать было некуда.

Он чувствовал себя зверем, запертым в клетку и тщетно ищущим хоть какой-нибудь выход.