Текст книги "Между болью и удовольствием. История глубинной стимуляции мозга и ее забытого создателя"

Глава 3. Исцелись сам

Рой стоял на краю крыши, а психиатр был в нескольких шагах за его спиной, убеждая юношу отступить назад. Роберт Хит взбежал по лестнице и теперь стоял, задыхаясь, в полощущемся на ветру халате на крыше здания университета. Он говорил мягко и терпеливо, протягивая руку к молодому человеку, пошатывающемуся на карнизе над Канал-стрит. Юноша медленно отвернулся от протянутой руки психиатра и демонстративно взглянул вниз на улицу. Он угрожающе наклонился наружу и бросил быстрый взгляд на врача через плечо.

Уже не первый раз вокруг пациента В-10 возникала суматоха. Некоторые младшие интерны перешептывались, как ловко угрюмый, замкнутый пациент манипулирует врачами. В прошлый раз, когда он, по-видимому, устал от жизни, в отделение позвонила пара полицейских. Они задержали пациента на мосту через озеро Пончартрейн, где он угрожал утопиться на отмели.

Чарли Фонтана, надежный специалист Хита по ЭЭГ, немедленно выехал за пациентом. Фонтана уже давно работал с Роем. Несколько раз он приглашал его к себе в гости и хорошо знал. На обратном пути Фонтана, сидевший на переднем сиденье, обернулся и спросил Роя, серьезно ли он собирался прыгнуть в озеро.

– Не, на самом деле нет, – не моргнув глазом ответил пациент, – у меня бы электроды заржавели.

Электроды в его мозгу были для него очень ценны. По отделению ходила история, как пациент B-10 пытался продать себя в качестве подопытного кролика. Однажды утром он покинул Новый Орлеан и направился в Медицинскую школу Чикагского университета к знаменитому психиатру Даниэлю Фридману. Пациент B-10 представился, снял свою белую шапочку и наклонился, чтобы изрядно ошарашенный Фридман мог рассмотреть электрическое устройство на его голове. Затем он спросил, неужели доктору неинтересно получить к ним доступ. За 5000 долларов Рой готов предложить свои услуги в качестве объекта исследований.

Пациент B-10 был представителем нового поколения «электродных» пациентов в Тулейне. Этот 25-летний человек являлся не классическим шизофреником, как многие его предшественники, а эпилептиком. Многие годы он страдал от так называемой психомоторной эпилепсии, сопровождающейся множеством симптомов, берущей начало в височных долях и распространявшейся оттуда. При этом у пациента наблюдались не только регулярные припадки, но и частые «короткие эпизоды импульсивного поведения», во время которых его поведение становилось психотическим. В то время, в конце 1950-х годов, еще не было лекарств, позволяющих держать это под контролем. Поэтому невролог Роя направил его к Роберту Хиту в надежде, что новаторские методы профессора могут увенчаться успехом.

Тулейнская команда прошла долгий путь с того момента, как ее участники впервые вышли из тени на печально известном ныне симпозиуме по шизофрении еще в 1952 году. Не потому, что конференция была успешной – наоборот. Не только сам Роберт Хит, но и вся команда была удивлена, насколько сильное сопротивление они встретили со стороны старших, состоявшихся коллег по поводу своего образа мыслей и проведенных экспериментов. Но это не поколебало веру Хита в перспективы проекта – ни на йоту. Нет, это придало ему сил. Он чувствовал, что движется в правильном направлении, и теперь просто нужно вывести свое творение на свет.

Вначале интерес к новой методике проявила лишь местная газета Times-Picayune, пославшая своих журналистов готовить большие репортажи о психиатрической революции, которая, похоже, прямо сейчас происходила в Тулейне. Но вскоре присоединились и крупные национальные СМИ. В 1953 году журнал TIME опубликовал профиль подтянутого, энергичного доктора Хита. Выпуск, который Хит много лет держал на виду у себя в кабинете, называл его «Грегори Пеком от психиатрии», первопроходцем, несущим психически больным людям надежду на исцеление.

Два года спустя, в 1955 году, из Нью-Йорка приехала съемочная группа популярного телесериала CBS «Искатели», рассказывавшего об избранных передовых исследователях, чтобы снять о Хите целые две серии. Эти выпуски стали гранд-финалом сезона, а кадры пациентов, которых стимулировали с помощью электродов, имплантированных непосредственно в мозг, немедленно стали сенсацией. Никто раньше не видел ничего подобного. В сериале также показали Хита, страстно доказывающего, что биологическая психиатрия стоит на пороге решения загадки: как и почему мы, люди, ломаемся от психологических расстройств. Расстройств, которые «до сих пор окружены стигматизацией и чувством вины, реакциями, которые всегда порождаются невежеством», – говорил он, пристально глядя в камеру.

Благодаря такому освещению и известности в Новом Орлеане Хиту стало незачем отправляться на поиски пациентов. Они приходили к нему сами – по собственной инициативе или через родственников и врачей. Хит держал у себя в кабинете папку, полную писем от людей с проблемами, убежденных, что небольшой электрический разряд в мозг – это именно то, что им нужно, и получал направления от коллег по всей Луизиане. Иногда даже вставал вопрос выбора из числа воодушевленных добровольцев.

Психиатрическое и неврологическое отделения превратились в отлаженный и прекрасно работающий механизм. В них было оборудование, о котором другие больницы могли только мечтать, – спасибо потоку финансирования. Там были и государственные средства, но подавляющее большинство денег поступало из частных структур и от богатых покровителей в Новом Орлеане. Сочетание харизмы и экспертных навыков Роберта Хита было невероятно эффективным при сборе средств. Он завоевывал не только фонды, но и местных богатеев, что позволяло проникнуть в самые недра их карманов. Неудивительно, что Хит быстро стал крайне востребованным врачом, лечившим в рамках частной практики целый ряд городских важных особ и их родных и близких. Он был сочувствующим, но требовательным терапевтом, и это работало как с промышленными магнатами, так и с их неприспособленными к жизни дочерями и депрессивными женами. Время от времени до его кушетки добирались даже знаменитости, примечательные фигуры американской истории. Там побывал страдавший маниакально-депрессивным расстройством Джим Гаррисон, окружной прокурор Нового Орлеана, который приобрел недобрую славу за арест местного предпринимателя Клея Шоу по подозрению в убийстве президента Джона Ф. Кеннеди (десятилетия спустя он был изображен в фильме Оливера Стоуна «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе»). Роберт Хит также был тем психиатром, которого попросили посетить и осмотреть губернатора Луизианы Эрла Лонга. Хит диагностировал маниакальное расстройство – возможно, спровоцированное амфетаминами. В ответ Лонг распустил все руководство больницы, где работал Хит, и скрылся из Нового Орлеана со стриптизершей Блэйз Старр.

Вернувшись домой, Роберт Хит нашел себе идеал партнера: Ирэн Демпези, секретаря, которая прошла с ним бок о бок сквозь огонь и воду до самой отставки через несколько десятилетий. Раньше она работала стюардессой. Но в Тулейне она разместилась точно в центре административной паутины и ревностно следила за каждой нитью. Ирэн была удивительна во всех отношениях. Она была красива и элегантна, с ухоженными темными волосами, длинными ногами и фигурой, опасно приближавшейся к тогдашнему идеалу «песочных часов». А еще она была невероятно трудолюбива и всегда в курсе происходящего.

«Ирэн – таламус Боба», – шептался персонал, намекая на область мозга, через которую проходит вся информация перед обработкой в других зонах. Никто не говорил этого вслух, но порой она выступала и в роли его лобных долей, обеспечивающих холодное рациональное суперэго. Если Боб давал волю темпераменту и кричал на студента, что он «безнадежный идиот, напрочь лишенный творческой жилки», или кипятился и грозил подчиненному увольнением, именно Ирэн улаживала вопрос с ошарашенной жертвой:

– Он так не думает. На самом деле Бобу нужно, чтобы с ним спорили. Ему просто нужно все взвесить.

Эти двое стали неразделимым целым – «Боб-плюс-Ирэн». В обществе друг друга они проводили по многу часов каждый день. Обходя помещения бок о бок, они выглядели королевской четой, отправившейся в поездку по своему королевству.

Это было королевство масштабных личностей, новаторских исследований и изобильного финансирования, и оно привлекало целеустремленных и талантливых молодых людей. Тулейнское психиатрическое отделение существовало всего десять лет, но ни один другой университет в стране не притягивал столько студентов-медиков в эту специальность. Почти каждый четвертый студент на каждом курсе хотел специализироваться в психиатрии, и год за годом Роберт Хит получал звание лучшего преподавателя университета. Кроме одного случая, когда эта честь досталась его коллеге-психиатру Рут Паттерсон, что привело его в ярость и заставило приложить еще больше усилий.

Хит умел разговаривать на языке психоанализа и вести студентов через его туманные концепции и толкования – только чтобы повернуться спиной к доске и заявить, что, хотя все это очень интересно, «это просто не вылечит пациентов».

В других местах психиатрия рассматривалась как что-то почти эзотерическое, а не как настоящая профессия для самых компетентных студентов-медиков. Здесь эта дисциплина была намного реальнее. Она имела дело с мозгом и сражалась с самой нервной системой. Она была анатомией и физиологией, а потому полностью вписывалась в модель классической медицины.

В то же самое время произошло нечто, изменившее ход игры в пользу строго медицинского подхода, – то, что в конце концов позволило отобрать психиатрию у психоаналитиков. На рынок вышло первое антипсихотическое лекарственное средство, и за следующие десять лет оно помогло освободить психиатрические больницы по всему западному миру. В 1950 году, пока Роберт Хит имплантировал первые электроды своим шизофреникам, французская фармацевтическая компания Rhône-Poulenc выпустила препарат RP4560 (Хлорпромазин). В небольших предварительных экспериментах, проводившихся в государственных больницах Канады, этот компонент оказался сенсационно эффективным, выводя даже самых неистовых пациентов из острого психоза. В 1955 году он был выведен на рынок под названием «Торазин».

В США Хит и его команда были среди первых, кто систематически тестировал новое чудо-лекарство. Национальный институт психического здоровья выделил на эти цели щедрое финансирование, и внезапно за одну ночь целая комната в Тулейне наполнилась коробками с психотропным препаратом.

В частности, таблетки использовались в старой Государственной больнице Восточной Луизианы в Джексоне. «Ужасное место, просто камера хранения», – утверждал Дональд Гэллэнт, новоиспеченный психиатр, возглавлявший медицинские эксперименты. Ее обветшалое, тюремного вида здание вмещало более пяти тысяч пациентов. Эти несчастные сокамерники находились там в среднем по двадцать лет. Многие там и окончили свои дни. Сюда, в Джексон, стекались хронически больные, как правило, шизофреники, для которых уже ничего нельзя было сделать. Люди, часто полностью забытые семьями, потому что безумие было запретной темой, к которой относились, как к темной тайне.

Но среди этого адского «желтого дома» Роберт Хит учредил специальное отделение на 130 коек, где должно было проходить тестирование Торазина. И месяц за месяцем все больше пациентов, ранее связанных ремнями, прикованных к постели и давно заброшенных, оказывались способны встать и идти. Гэллэнт начал думать о новом лекарстве как о чем-то вроде молота Тора, сокрушающего психозы. А через несколько лет две трети пациентов почувствовали себя достаточно хорошо, чтобы покинуть больницу.

Торазин и его поразительный эффект укрепили уверенность Роберта Хита, что шизофрения – действительно биологическое нарушение и заболевание, кроющееся в мозгу. Но не ставит ли лекарство под сомнение использование электродов для глубинной стимуляции мозга?

Получается, что нет смысла лезть в мозг пациента и что-то там искать, если можно просто дать ему таблетку. После лечения 37 пациентов с шизофренией Хит был вынужден признать, что эта группа не слишком много выиграла от глубинной стимуляции мозга. В частности, очень разочаровывала работа с предельно отрешенными пациентами. Хит и его команда видели, что в них что-то менялось, когда включали стимуляцию, и что пациентам от этого было хорошо. Они пробуждались и в целом были нормальнее. Но когда их спрашивали, они никогда не говорили, что ощутили какую-то разницу. Как повторял Хит, «у них как будто нет языка для выражения удовольствия».

Но все же это не означало отказа от теории, что нарушения у таких пациентов кроются в функционировании прозрачной перегородки. Наоборот. В самом деле, оказалось, что эта область мозга у шизофреников ведет себя аномально. Неоднократно было показано, что активность нейронов, регистрируемая с глубинных электродов в области прозрачной перегородки, была сильно повышена, когда пациенты находились в состоянии острого психоза и галлюцинаций. Такой активности не обнаруживалось у контрольных испытуемых, которых исследовали ученые, – пациентов с раком, артритом, а также нескольких человек с болезнью Паркинсона – так что она, похоже, являлась специфической. Хит был уверен, что прозрачная перегородка явно играет здесь центральную роль. А поскольку лекарство типа Торазина излечивало некоторые психотические симптомы на длительный период времени, он начал думать о биохимии.

Хит нанял биохимика и начал брать кровь у пациентов и вливать ее обезьянам. У животных, похоже, появились шизофренические симптомы. Он увидел в этом решающее открытие. Он не знал, что посеял семена своего научного и академического краха.

Он продолжал работу по электрической стимуляции мозга, но проект видоизменился или, скорее, расширился. Теперь его пациенты были другими. Это все еще были люди, которым не помогло традиционное лечение, но на этот раз – эпилептики с серьезными поведенческими проблемами и тяжелой депрессией. Хит всегда говорил, что первичная цель и причина, по которой они вообще попали в Тулейн, – лечение. У него была терапевтическая задача. Но по научным статьям, непрерывным потоком лившимся от его команды, создавалось ощущение, что пациенты также участвовали в куда более масштабном проекте.

Устремления Хита были не вполне скромными. Он хотел разгадать одну из фундаментальных тайн человечества – понять связь между Разумом и Мозгом. На практике это значило, что ему предстоит попытаться охарактеризовать функцию различных областей мозга и выяснить, как они работают вместе.

Электронные приборы были для этого даром небес. Исследователь мог сидеть напротив человека, который что-то чувствовал, что-то думал или что-то делал, и, регистрируя ЭЭГ, следить, как все это влияет на его мозговую активность. Он мог также простимулировать мозг в каком-то месте и посмотреть, что происходит с активностью в других областях в это время. Более того, он мог попросить своего «подопытного кролика» описать собственный субъективный опыт.

Для Роберта Хита речь шла о препарировании эмоций. Он был почти равнодушен к мыслям, которые со всей своей изысканной рациональностью и жесткой логикой, принадлежали высокоразвитой коре мозга. Но примитивные эмоции были неизведанными землями. Эмоции могли взять верх даже над самым хитроумным индивидом. Как отмечал Хит, «даже самый успешный ученый не может обдумывать премудрости уравнения, когда находится в состоянии крайнего сексуального возбуждения, не контролирует себя в гневе или охвачен паникой. Иными словами, и на него тоже влияют примитивные, зацикленные на себе, часто нерациональные эмоциональные мысли, которые не всегда можно сублимировать погружением в целенаправленные усилия».

Речь шла о том, чтобы картографировать и исследовать самые глубокие части мозга, обнаружить, что они делают. Всего несколько лет назад такие вещи остались бы закрытой книгой. Лишь немногие могли хотя бы вообразить, что чувства индивида имеют собственное место в мозгу и, еще меньше, что его можно найти экспериментальным путем. Да, ученые уже успели поковыряться в мозгах крыс и открыть области, ответственные за моторные навыки, а также другие сенсорные области, но человеческие эмоции казались иными, намного более сложными и неосязаемыми. Неясный и сложный в работе феномен.

Однако Дональд Гэллэнт работал с пациентами годами, как хороший психотерапевт, проговаривая с ними старые и замшелые, но отчетливо эмоционально окрашенные воспоминания, пока происходила запись ЭЭГ. Гэллэнт только что вернулся в Тулейн после практики в качестве психиатра ВВС США и добровольно вызвался ассистировать в работе с «электродными» пациентами. Он собственными глазами видел, как одни и те же структуры мозга активируются, когда разные люди переживают свое совершенно разное прошлое.

Накануне их встречи пациент B-10 – Рой – посмотрел телепрограмму о подростковой преступности, что заставило его рассказать Гэллэнту об ужасных переживаниях из детства. Безобразные преступления и еще более безобразные наказания. Эти воспоминания проявлялись в ростральной части его гиппокампа и миндалевидном теле в виде высокочастотных пиков активности, пока Гэллэнт не предложил ему решить математическую задачу. Логика, которую требовали числа, завладела его мыслями и моментально успокоила его, но предыдущий паттерн активности вернулся, как только психиатр снова обратился к его детству.

Те же схемы повторялись со всеми видами воспоминаний – независимо от содержания, без деления на положительные или отрицательные. Но по-настоящему Гэллэнта и его шефа удивил тот факт, что воспоминания всегда принадлежали именно далекому прошлому. Эпизоды, относящиеся к настоящему времени и к текущим событиям в жизни пациента, не активировали эту область мозга. Кроме того, это повторялось, когда ситуация была зеркально отражена. Если В-10 без его ведома стимулировали электродом в зоне рострального гиппокампа, воспоминания внезапно рвались наружу, но всегда касались ситуаций, случившихся много лет назад.

Дон Гэллэнт чувствовал себя избранным. Он, юный и неопытный исследователь, получил свободный доступ к тайным комнатам, к дверям, которые до него никто не открывал. Любому, готовому слушать, он описывал свой опыт в маленькой приемной на втором этаже как «совершенно безумный».

Таким же безумным опыт был и для другого доверенного сотрудника Хита, психиатра Фрэнка Эрвина, испытавшего главный момент «Эврика!» в своей жизни в операционной Тулейна. Однажды, ни с того ни с сего, лежащий на операционном столе пациент внезапно выбросил в сторону руку и перевернул стерильные инструменты хирурга. До того Эрвин стимулировал область мозга, именуемую покрышкой среднего мозга, и мужчина отреагировал мгновенной вспышкой ярости.

– Что случилось? – спросил Эрвин, но пациент и сам был совершенно ошарашен и не мог этого объяснить. Он извинялся, что по какой-то причине не мог контролировать себя. Эрвин снова стимулировал его, и снова пациент на столе почувствовал взрыв ярости, которая непременно должна была найти какой-то выход.

Это было что-то совершенно новое. Эрвин и Хит просто хотели проверить на людях то, что коллеги обнаружили при опытах на животных. Знаменитый Гораций Мэгун показал, что так называемая ретикулярная формация мозга играет свою роль в уровне сознания – иначе говоря, насколько человек бдителен и внимателен. Эрвин ожидал, что с помощью небольшой стимуляции они, возможно, сумеют повысить уровень внимания у пациентов, так сказать, дать ему встряску. Но такого – неконтролируемой агрессии как по команде – никто не ожидал. У Эрвина перехватило дыхание: ведь если можно составить карту внутренней схемы агрессии, значит, можно и найти способ подавить ее.

Еще одного пациента, A-10 – его звали Джо, – они попросили вспомнить что-то неприятное, ситуацию, которая приводила его в ярость, а тем временем замеряли данные с его четырнадцати электродов. Воспоминание породило характерный сигнал от электрода в гиппокампе – резкие колебания высокочастотной активности, которые называются веретена. Следующим шагом стал электрический импульс, который направили через этот электрод обратно. И тогда кое-что произошло. Лицо Джо – в любых других обстоятельствах отличавшегося спокойным приятным нравом – исказилось в уродливой гримасе. Один глаз закатился, тело скорчилось, словно что-то причиняло ему нестерпимую боль.

– Я больше не могу… Я просто хочу рвать на части… Я убью вас… Я убью вас, доктор, – выкрикнул он. А потом все кончилось. На заднем плане Чарли Фонтана отключил электричество, и странный приступ прекратился так же резко, как и начался. Сильная ярость и жажда убийства были прямым последствием электрических импульсов в 2,5 миллиампер, направленных для стимуляции в латеральный гиппокамп. «Но почему вы кричали, что вы чувствовали и почему так разозлились на доктора?» – принялись расспрашивать шокированные психотерапевты. Но пациент и сам не мог ответить.

– Не знаю, почему я это сказал. Я ничего против него не имею, он просто попался под руку.

Роберт Хит всегда упоминал A-10 в выступлениях, когда хотел показать слушателям, как близки друг к другу приятные и болезненные эмоции и как их можно получить по команде. От его описаний многим становилось не по себе. На самом деле некоторые из его коллег задумывались, допустимы ли вообще исследования в Тулейне, не говоря уже об их желательности. Мало того, что Хит и его команда поместили ни в чем не повинного пациента в крайне мучительную ситуацию, но и вся эта странная система затрагивала что-то основополагающее. Хит с командой в самом буквальном смысле демонстрировали, что человеческие чувства и действия можно контролировать и изменять.

Это открытие определило карьеру Фрэнка Эрвина на многие годы. Много лет пробыв фаворитом и протеже Роберта Хита, высокий саркастичный техасец получил работу в Гарвардском университете, где был нужен его экспертный опыт с электродами. Эрвин взял напарником нейрохирурга по имени Вернон Марк. Сразу в нескольких больницах Бостона эти двое начали работать с очень специфической группой пациентов – людьми, подверженными частым вспышкам агрессии.

Тем временем исследования, оставленные Эрвином в Тулейне, все больше обращались в сторону удовольствия, желания. Гедония, изначальная внутренняя сила, по-прежнему не давала покоя Роберту Хиту. Он хотел проникнуть в ее суть, нанести на карту ее физиологические механизмы и точно понять, как она влияет на психику и жизненный путь людей. Но у исследования была и другая сторона: если можно обуздать силу удовольствия, то ее можно использовать для изменения нежелательного поведения.

Никто из его знакомых не сомневался, что сам Боб – тот еще бонвиван. Это был человек с необычайно высоким уровнем энергии и отменным аппетитом ко всему хорошему, что есть в жизни.

– Он словно всегда немного гипоманиакальный и попросту не знает, как выглядит депрессия, – говорил Фрэнк Эрвин. – И каждому было ясно, что шеф ловит кайф от своих исследований – он появлялся на работе раньше, чем сам дьявол сумел бы подняться, готовый к делу, бурля идеями, до самого ухода домой в ночи.

«Работай по полной, играй по полной» – этот лозунг мог бы придумать Роберт Хит. Он был страстным игроком в теннис и в гольф. Он посещал лучшие рестораны города, водил дорогие машины и любил вечеринки. Он даже назвал свой загородный дом (маленькую ферму в сельской местности под Пикаюном, штат Миссисипи) Гедонией. Вся семья, где было уже пятеро детей, проводила там выходные. Хит охотился и разводил скот, а временами просто сидел, созерцая коровьи лепешки и жуя соломинку. Раз или два в год он собирал всех своих сотрудников-психиатров с женами, детьми и близкими на «день в Гедонии» в непринужденной обстановке, с волейболом на траве, барбекю и морем выпивки.

В то время как теплая общительная Луизиана восхищалась гедонизмом как стилем жизни, научное исследование удовольствия как такового принять было несколько сложнее. А поскольку Роберт Хит (в полном согласии со своим наставником в психоаналитике Шандором Радо) был убежден, что секс вполне может послужить отличным лечением для пациента, он взял курс на столкновение с внешним миром. Атеист Хит презирал пуританское ханжество, которое видел среди католических монахинь, все еще управлявших Благотворительным госпиталем, а те, в свою очередь, не одобряли его способ ведения психиатрической практики. Им было мало дела до его «электродных» экспериментов, которые, по их убеждению, граничили с кощунством. Управлять человеческой душой с помощью устройств и приборов?

Но, согласно договоренности между Тулейном и госпиталем, монополия на лечение принадлежала профессору Хиту. Так что сестры не могли вынимать электроды из голов его пациентов. Зато могли – и делали это много раз – вырывать пациентов из объятий супругов. Хотя Роберт Хит настаивал, что пациентам следует позволить использовать отдельные комнаты для того, чтобы отправиться в постель со своими половинами, если они захотят, монахини не могли стерпеть таких вещей. Здесь этого не полагается, это грешно и против правил!

Роберта Хита не раз вызывали верные медсестры или молодые врачи, разбиравшиеся с пациентами в истерическом или шоковом состоянии, которых застали на месте преступления монахини или их агенты. В одном из таких случаев он проехал долгий путь из Гедонии поздно вечером в воскресенье, чтобы помочь одной женщине, страдавшей шизофренией. Она наконец начала выходить из своей психотической отрешенности, а теперь вмешательство монахинь отбросило ее на стартовую точку. Направляясь в город на своем огромном «бьюике», Хит все больше распалял себя для задуманной конфронтации с закоснелой старой настоятельницей.

Прибыв в отделение, он кинулся к своей пациентке. Завернувшись в простыню, дрожащая, безмолвная, она скорчилась в углу, и приходилось снова и снова повторять ей, что она не сделала ничего плохого. «Хотеть любви – и даже физической любви – совершенно естественно, – спокойно и настойчиво объяснял он. – Удовольствие – это хорошо, и оно исцеляет».

Но чем глубже Роберт Хит погружался в его механизмы, тем удивительнее и загадочнее они казались. В 1962 году он собрал узкий круг заинтересованных коллег на симпозиум «Роль удовольствия в поведении» и сам представил наиболее примечательные находки. Он снова оказался на шаг впереди всех остальных. Сознавая, что мозг функционирует не только с помощью электрических сигналов, но и с помощью химических веществ, он начал вводить лекарства непосредственно в ткани мозга. В то время как другие исследователи удовлетворялись лечением своих подопечных таблетками или инъекциями, Хит хотел проникнуть прямо туда, где клетки мозга передают друг другу сигналы.

О молекулах, которыми обмениваются клетки, было очень мало информации, равно как и о том, как они это делают, но в ходе регулярной медицинской практики и опытов на животных было известно, что некоторые лекарства воздействуют на мозг. В Тулейне решили протестировать в общей сложности 15 химических компонентов, охватывающих широкий спектр от снотворного до морфия, гистамина и адреналина, а также пары препаратов, определенных как нейротрансмиттеры. Точно отмеренные дозы были введены в прозрачную перегородку, гиппокамп или таламус через тончайшие стеклянные трубки, имплантированные таким образом, как будто они были электродами. Подопытными стали десять пациентов с тяжелой психомоторной эпилепсией, вызывавшей не только судороги, но и психозоподобные симптомы.

Как Хит рассказывал коллегам на встречах, ранее он обнаружил, что электрическая стимуляция прозрачной перегородки может смягчить или даже прекратить приступы. Но эффект был лишь временным – он мог длиться несколько недель или месяцев. А потому Хит предположил, что, видимо, в пораженной области мозга что-то не так с химией, а проверить это можно, введя туда химический препарат напрямую и посмотрев, что будет.

И после введения ацетилхолина определенно был эффект. Это один из собственных нейромедиаторов мозга и единственное из протестированных лекарств, принесшее явное переживание удовольствия – более того, зачастую удовольствия с явным сексуальным оттенком. У одной пациентки, как сказал слушателям Роберт Хит, оно обернулось реальными оргазмами.

Он показал расшифровки ЭЭГ и съемки B-5, 34-летней женщины, страдавшей тяжелой формой эпилепсии на протяжении 12 лет. Она испытывала как большие эпилептические припадки с судорогами и потерей сознания, так и психомоторные приступы, во время которых она кричала, билась головой о ближайшую стену и теряла ориентацию. И хотя врачи накачали ее всеми доступными препаратами, у нее все равно случалось по восемь – десять приступов в неделю.

В Тулейне некоторое время работали с животными и вводили стеклянные канюли кошкам и обезьянам. Теперь то же самое сделали с B-5. Вместе с обычными электродами, которые могли измерять, что происходит глубоко внутри мозга, Хит и его хирург ввели в ткань тонкие стеклянные иглы и впрыснули в прозрачную перегородку пациентки точно отмеренные дозы ацетилхолина. Одна доза – всего пять микрограммов – вызвала удивительную цепь ментальных реакций, почти развернувшуюся в исправленную программу поведения. Это происходило десять раз из двенадцати экспериментов и начиналось с того, что в первые минуты после инъекции женщина чувствовала подъем настроения. Она демонстрировала явно возросший интерес к окружению и болтала со всеми присутствующими. Через пятнадцать минут она обнаруживала себя в состоянии «мягкой эйфории», в котором ей было проще, чем обычно, решать различные математические задачи, предложенные учеными. В то же время она начинала внедрять в разговор сексуальные мотивы. Еще через 10–15 минут сеанс достигал кульминации – наступления последовательных спонтанных оргазмов. Эта фаза могла продолжаться до десяти минут.

Роберт Хит описал в медицинских терминах, как это уникальное лечение проходило раз в неделю на протяжении 12 недель, и за это время B-5 не испытала ни одного приступа эпилепсии. На самом деле болезнь отступила на полгода. Затем у женщины внезапно случилось несколько припадков один за другим, но произошло кое-что еще. Теперь болезнь можно было контролировать лекарством, которое не действовало до того, как женщина стала получать дозы ацетилхолина. Вместе с этим Хит подытожил: «Пациентка, которая в настоящее время замужем в третий раз, никогда не испытывала оргазм до получения химической стимуляции мозга. Но с тех пор она стала систематически достигать высшей точки во время полового сношения».