Текст книги "Невидимая нить. Встреча, которая изменила все"

III
Дайте мне шанс!

На следующий день я никак не могла перестать думать о Морисе. Я рассказала о нашей встрече моей подруге и начальнику Валери, а также коллегам Полу и Лу. У всех была одинаковая реакция: «Здорово!», «Правильно поступила!» Все сочли, что я поступила хорошо, после чего все мы занялись своей работой.

Когда я встретила Мориса, я занималась привлечением рекламы в USA Today крупных финансовых компаний. Я к тому времени уже долго работала с компанией Drexel Burnham Lambert, пытаясь убедить ее руководство разместить на страницах газеты так называемые «могильные камни» – рекламу акций и ценных бумаг. Это были просто колонки цифр и немного текста. Никаких картинок, ничего красивого, но для нас, продавцов, такая реклама давала очень хорошие комиссионные.

Кроме этого, в то время я «обхаживала» American Express. Их рекламный отдел был не против приобрести несколько рекламных полос в газете, но они не были уверены, что мы сможем обеспечить требуемое качество печати. Я уже несколько месяцев потратила на уговоры и убеждения. American Express – очень важный и крупный клиент, появление их рекламы в USA Today было бы не только важным шагом в развитии газеты, но серьезным профессиональным прорывом для меня самой. Я общалась с двумя солидными и абсолютно «непробиваемыми» дамами, и после многочисленных бизнес-ланчей дело никак не сдвигалось с мертвой точки. В один прекрасный день я была в офисе, и мне позвонила одна из этих дам и сообщила, что American Express хотят приобрести рекламный разворот в нашей газете. Я понимала, что, если им понравится расположение макета в газете, они, скорее всего, приобретут еще больше рекламных полос. В конечном счете так оно и вышло, и они купили почти сто страниц рекламы. Это был один из самых приятных моментов моей работы в USA Today. Вот что происходило у меня на работе, когда я встретила Мориса.

И, честно скажу вам, я за свою жизнь добилась многого и была этим очень довольна.

Я выросла и окончила школу в небольшом городке Хантингтон-Стейшен, находящемся на Лонг-Айленде. Колледж я не окончила. После школы мне хотелось стать стюардессой. Я была плохой ученицей и мечтала только об одном – поскорее уехать из родного города и посмотреть мир. Мне казалось, что лучшим способом осуществления моих планов была работа в авиакомпании.

Я нанялась секретаршей в страховую компанию и начала работать на трех уже совсем не молодых и очень милых людей, которые носили рубашки с короткими рукавами и широкие галстуки. Я отвечала на телефонные звонки и записывала под диктовку их письма. У меня была невысокая скорость набора текста на пишущей машинке, поэтому я поступила в школу подготовки секретарей. В этой школе я познакомилась с женщиной, которая работала в исландской авиакомпании «Айслэндик».

Она сообщила мне, что авиакомпания нанимает офисных сотрудников. Не буду утверждать, что именно об этой работе я мечтала, но это было не самое плохое начало. Я позвонила в авиакомпанию, и мне назначили время прохождения теста на скорость работы на пишущей машинке. Я готовилась каждую ночь. Когда я вышла из комнаты, в которой проходила тест, то была уверена, что мне удалось набить текст без ошибок со скоростью шестьдесят слов в минуту.

Я не прошла испытание.

Я была в ужасе и умоляла проводившего тест администратора разрешить мне пройти тест еще раз. «Пожалуйста, я очень нервничала. Я не показала, на что способна». Администратор сжалилась и разрешила мне сдать еще раз. Я вышла на улицу, чтобы успокоиться и собраться, вернулась, сделала глубокий вдох и снова начала барабанить по клавишам.

И снова не сдала тест.

Тут администратору меня стало совсем жалко. Однако мне удалось «достучаться» до нее. Я показала себя в качестве человека, который, хоть и имеет определенные недостатки, является изобретательным, и это, как показала жизнь, является одним из моих сильнейших качеств. Администратор решила, что я ей нравлюсь, и рекомендовала меня на должность секретарши, принимающей посетителей.

Кто знает, может быть, у Бога были на меня другие планы.

Наступил мой последний день работы в страховой компании. Я ехала на работу в своем любимом бежевом «Фольксвагене» 64-го года выпуска. Мне было девятнадцать лет, и казалось, что моя жизнь наконец-то налаживается. Я обогнала машину, в которой сидели две монахини. Монахини благостно мне улыбнулись, я, насколько умела, тоже благостно улыбнулась им в ответ. Потом я подумала: «Пока, девушки, мне пора» и дала газу. Я выехала в левую скоростную полосу и через некоторое время почувствовала, что теряю управление автомобилем. Моя машина чуть подпрыгнула, пересекая щель между бетонными плитами хайвея, на мгновение мои руки выпустили руль, и когда я снова взялась за руль, машина неслась в железную разделительную ограду. Я резко вывернула руль вправо. Автомобиль три раза развернуло, и он очутился в кювете вверх дном.

Наступила тишина. Я лежала внутри кабины на крыше, смотрела на оказавшиеся над моей головой сиденья, и вокруг меня были рассыпаны кусочки битого стекла. Я посмотрела налево и снова увидела двух монахинь с озабоченным выражением на лицах. Увидев аварию, какой-то бизнесмен остановил свой автомобиль, снял пиджак, расстелил его на покрытой осколками стекла крыше и помог мне выбраться. Я плакала, а монахини успокаивали меня.

Прибыла «Скорая помощь» и отвезла меня в больницу, где мне сообщили, что за исключением нескольких синяков и потери голоса, проблем со здоровьем у меня нет. Я стала искать двух монахинь, но их уже не было. Может, они были моими ангелами-хранителями, предотвратившими серьезную катастрофу. Кто знает, может быть, у Бога были на меня другие планы.

Офис авиакомпании «Айслэндик» располагался на пересечении 50-й улицы и Пятой авеню в самом центре Манхэттена. На противоположной стороне улицы находился собор Святого Патрика, в тридцати метрах – большой магазин, на углу площади Рокфеллера. Я была так несказанно рада своей новой работе, что была готова каждое утро кричать «Ура!». Но работа не была особо интересной – я отвечала на звонки и встречала и провожала посетителей, хотя то, чем я занималась, казалось мне новым и любопытным. Через некоторое время я получила повышение: сперва меня назначили секретарем, а потом телефонисткой, принимающей заказы клиентов. Оказалось, что мое весьма наивное представление о том, что, работая в авиакомпании, можно увидеть мир, было совершенно правильным. В качестве сотрудника авиакомпании я получала грандиозные скидки на перелеты и проживание в гостиницах. Я регулярно приглашала какую-нибудь подругу, и мы в пятницу вечером отбывали в Рим, в субботу ходили по магазинам в районе Трастевере и возвращались в Нью-Йорк ночью в воскресенье. Однажды мне предложили билеты туда и обратно и шестидневное проживание в хорошей гостинице на знаменитом горнолыжном курорте Австрии Китцбюэль всего за пятьдесят семь долларов! Неудивительно, что я проработала в «Айслэндик» целых пять лет.

Но через некоторое время мне все наскучило. Я наблюдала за работой других людей, и мне показалось, что мне должна подойти работа продавца. Я подумала, что у меня получится общаться с людьми и убеждать клиентов взглянуть на происходящее с моей точки зрения. Кто знает, может быть, именно в этом и заключается мое призвание. Единственной проблемой было то, что в авиакомпании «Айслэндик» все продавцы такого уровня, за исключением Гудрун, были мужчинами.

Гудрун была статной скандинавской красавицей. Я понимала, что мне никогда не удастся ее затмить. Я была по-своему убедительной, очаровательной и симпатичной брюнеткой. Но Гудрун была высокой блондинкой, которая, вполне вероятно, могла оказаться скандинавской богиней. Я понимала, что, если хочу заниматься продажами, мне надо искать другое место. И я дала себе ровно полгода на то, чтобы найти работу в отделе продаж.

В один прекрасный день я увидела объявление в газете New York Times: «Продажа рекламы для профессионального издания о путешествиях, выходящего два раза в неделю». У меня не было никакого опыта продаж, и я не имела опыта в рекламной индустрии, но тем не менее я добилась, чтобы меня вызвали на собеседование. Журнал назывался Travel Agent. Вечер до собеседования я планировала провести дома, приготовить себе ужин, вымыть голову, сделать маникюр, хорошенько выспаться и прибыть на собеседование за пятнадцать минут до его начала. Однако человек предполагает, а Бог располагает. Я готовила спаржу и чуть не отрезала себе ножом указательный палец.

Кровь текла ручьем. Неподалеку от меня жила подруга Ким, поэтому я обернула палец полотенцем и добежала до ее квартиры. Ким отвезла меня в больницу, где я четыре часа провела в очереди в приемную неотложной помощи среди людей, у которых были настоящие проблемы – травмы головы и огнестрельные ранения. Когда наконец подошла моя очередь, доктор сделал мне укол новокаина и взялся за иголку, чтобы накладывать швы, и у меня началась истерика. Потребовались две медсестры, чтобы меня держать и успокаивать, чтобы доктор мог сделать свою работу. Я боялась иголок с самого раннего детства.

Дома я оказалась около полуночи и сразу легла спать. Я ничего не ела, не вымыла голову и не сделала маникюр. На следующее утро я вскочила, завязала волосы в хвостик и побежала на собеседование на 46-й улице. Я была на месте без пятнадцати семь. Интервью проводил человек по имени Дэйвид. Он зашел в комнату, посмотрел на мой забинтованный палец и спросил, что со мной произошло.

– Вчера вечером я порезала палец.

– Я надеюсь, что не очень сильно.

– Нет, не очень.

– А швы вам накладывали?

– Да, восемь штук.

– Восемь! – воскликнул он. – Вы себе чуть палец не отрезали.

Он посмотрел на часы.

– Знаете, в нашем бизнесе пунктуальность является очень важным качеством. Вы очень приятно меня удивили тем, что пришли на пятнадцать минут раньше назначенного времени после всего, что с вами произошло.

Я не прошу у жизни дать мне слишком много шансов. Всего лишь один.

Мое собеседование началось как нельзя более удачно.

Потом он пригласил меня в свой офис, посмотрел мое резюме и сказал: «У вас нет никакого опыта продаж. У вас нет опыта в рекламе. И вы не окончили колледж».

Я все это знала, и поэтому у меня уже был готов ответ.

– Понимаете, – сказала я, – я знаю, что у меня нет опыта. Но я могу вам сказать так: если вы считаете, что вы много работаете, будьте уверены, что я буду работать в два раза больше. И если вы меня наймете, то я обещаю вам, что вы об этом никогда не пожалеете.

И потом я вставила заключительную фразу:

– Дэйвид, я не прошу у жизни дать мне слишком много шансов. Всего лишь один.

Меня наняли через три дня после собеседования. Иногда одного шанса бывает достаточно.

К тому времени, когда я познакомилась с Морисом, я уже давно перестала чувствовать дискомфорт, что не окончила колледж. Когда люди интересовались, я спокойно заявляла: «Я не училась в колледже» и переводила разговор на другую тему. К 1986 году отсутствие образования я воспринимала не как недостаток, а скорее как знак отличия. Я была из самой простой семьи и пробилась в жизни, несмотря на то что не получила хорошего образования.

В моем гардеробе было достаточно дорогих платьев от Albert Niponа, в гараже стоял дорогой серебристый «LeBaron». У меня был прекрасный дипломат из кожи и парусины производства компании Ghurka, и я заплатила триста долларов за изготовление ежедневника этой компании, сделанного в точно таких же цветах. В жилом комплексе «Симфония» у меня была уютная студия L-образной формы с прекрасной мебелью. В свою квартиру я периодически покупала свежие цветы. В общем, я жила, как и полагается любому успешному жителю Нью-Йорка в 1980-х годах. У меня был материальный достаток и всевозможные удобства, которые меня радовали.

Я была настолько занята, что не успевала подумать, чего мне недостает в жизни.

Я многого достигла в жизни, но чего-то мне все же не хватало. Я прикладывала все свои силы для построения успешной карьеры и обращала мало внимания на все остальное. Мне нравилась моя работа, я занималась ею с удовольствием, и она заполняла всю мою жизнь. Я была настолько занята, что не успевала подумать, чего мне недостает в жизни. Я думала только о работе и ни о чем другом.

В течение нескольких дней после встречи с Морисом я часто о нем вспоминала. Я общалась с клиентами по телефону, ходила на встречи по бизнесу, но мысли о Морисе никак не исчезали из головы. Я хотела знать, как он живет и что довело его до попрошайничества на улице.

Поэтому я решила, что не буду ждать звонка Мориса, а постараюсь сама его найти.

IV
Подарок на день рождения

В четверг на неделе, которая началась для меня встречей с Морисом, после длинного и тяжелого рабочего дня я пришла на то место, где его впервые повстречала. Сперва я его не заметила. Было около семи тридцати, все торопились и шли с работы, и на тротуарах было много людей. Но потом я заметила его точно там же, где увидела в первый раз. Он был одет все в те же красные тренировочные штаны и грязные белые кеды. Увидев меня, Морис улыбнулся, и на этот раз улыбка не исчезла с его лица мгновенно.

– Привет, Морис, – сказала я.

– Привет, мисс Лора.

Меня немного удивило его формальное обращение. Видимо, кто-то посоветовал ему быть со мной более вежливым.

– Как дела, Морис? Ты не голоден?

– Голоден как волк.

Мы снова пошли в «Макдоналдс», где Морис заказал то же самое, что и в прошлый раз, – бигмак, картошку фри и густой шоколадный шейк. На этот раз Морис ел медленней. Я попросила его рассказать мне о его семье.

Морис жил со своей матерью Дарселлой, бабушкой Роуз и сестрами Селесте и ЛаТойя в жилом комплексе для малоимущих. Это, как я узнала позже, было правдой, но он кое-что недоговаривал. На начальном этапе нашего общения Морис не рассказывал мне отдельные, самые неприятные детали своей жизни. Мне казалось, что он умалчивал, потому что смущался. Или, может быть, он не хотел меня пугать. Если бы он хотел, чтобы я его пожалела, ему надо было всего лишь рассказать мне один или два негативных случая из своей жизни, однако Морис предпочел не делиться со мной неприятной информацией. Он не стремился к тому, чтобы его жалели или помогали. Он просто хотел выжить в этих обстоятельствах.

– Расскажи про твоего отца, – попросила его я.

– Он с нами не живет.

– А что с ним произошло?

– Он просто отсутствует.

– А твоя мама знает, что ты попрошайничаешь на улице?

– Да, ей все равно.

Я с трудом верила своим ушам, но в то время я практически ничего не знала о его жизни и жизни его матери. Морис мог делать все, что ему заблагорассудится, никто никогда не спрашивал его, где он был, чем занимался и почему возвращается домой так поздно. Он никому не подчинялся, и, следовательно, никто за ним не следил и никто о нем не заботился.

К моменту нашей встречи Морис получил всего два подарка.

Первым подарком был игрушечный грузовик, который ему подарил дядя по кличке Темный, когда Морису было четыре года.

Второй подарок ему преподнесла бабушка Роуз, когда ему исполнилось шесть лет.

– Держи, – сказала бабушка и дала ему какой-то тонкий белый конвертик.

Этим подарком оказался «косяк».

В кармане Роуз носила опасную бритву, которой пользуются парикмахеры. Она называла свою бритву Бетси.

Бабушка Роуз была маленького роста. Говорят, из таких людей, как она, можно было спокойно ковать гвозди. Она родилась в глухой провинции в штате Северная Каролина, выросла в условиях жесточайшей нищеты и умела бороться с жизненными трудностями. Она знала – чтобы побороть сложности, надо быть сильным и жестоким. В молодости бабушка была красавицей, и мужчины стремились добиться ее расположения. У нее были выразительные глаза и милая улыбка, и с самого раннего возраста она поняла, что в жизни надо биться за все, что ты имеешь. Мужчинам она говорила: «Ты для меня – ноль».

В кармане Роуз носила опасную бритву, которой пользуются парикмахеры. Она называла свою бритву Бетси.

Морису нравилась бабушка Роуз и ее независимая позиция по отношению к окружающим. Однажды, когда Морис ехал с бабушкой в метро, один из пассажиров случайно наступил на ее ботинок. Бабушка встала со своего места, с силой толкнула мужчину и закричала: «Не смей пачкать мои любимые ботинки!»

Мужчина сконфуженно пробормотал: «Леди, вы с ума сошли», но тут выступил Морис. «Эй, чувак, пасть заткни». Морис знал, что, если мужчина станет пререкаться, он может «отведать» Бетси.

Никто, даже близкие люди Роуз не были застрахованы от вспышек ее гнева. У Роуз был бойфренд по имени Чарли – высокий и худой человек с сильным заиканием. Морису нравилось передразнивать Чарли, потому что тот говорил очень смешно. Но однажды Чарли позволил себе по отношению к Роуз немного лишнего.

– Р-Р-Р-Роуз, – сказал он, – ты у меня п-п-п-п-п-поплачешь.

Роуз выхватила Бетси и с размаху резанула Чарли по лицу и груди. Морис в ужасе наблюдал, как Чарли осел на диван, поливая все вокруг кровью.

– Т-Т-Т-Т-Ты рехнулась, – произнес Чарли, на что Роуз спокойно ему ответила:

– Скажи спасибо, что я не задела тебе артерию.

Роуз родила шестерых сыновей, которые поддерживали с ней связь и возвращались к ней даже после того, как выросли. Это были дяди Мориса – те, кто учил его, как надо выживать на улице.

Старший сын Роуз (дядя И) служил морским пехотинцем во Вьетнаме, после чего у него сильно «поплыл» мозг. Морису нравилось проводить с ним время, хотя тот мог иногда запаниковать на улице и бросить маленького Мориса одного. Потом, когда дядя приходил в норму, Морис спрашивал:

– Дядя, а что тогда произошло?

– А ты что, сам не заметил? – отвечал дядя. – Эти косоглазые твари за мной охотились.

Этот дядя считал, что детей надо чаще бить, чтобы подготовить к жизни и дракам на улице.

Точно так же, как и все остальные дяди, дядя И зарабатывал продажей наркотиков. Правда, он был не крупным дельцом, а мелким игроком. Чаще всего братья использовали его в качестве охранника или налетчика, когда он был им нужен. Дядя И разбирался в тактике и планировании, был сильным и безжалостным, что помогало ему создавать и осуществлять планы наказания противников. «У меня была хорошая военная подготовка», – объяснял свои поступки дядя И.

Еще был дядя Темный. Такую кличку он получил из-за своего особо темного цвета кожи. Он был, пожалуй, самым умным из всех братьев, потому что иногда получал работу грузчиком при грузовике, развозящем мясо, и во время рабочей смены умудрялся продавать кокаин. Через некоторое время он вообще перестал брать «белую» работу и полностью посвятил себя наркоторговле. В Бруклине у него была репутация гангстера и дилера одновременно. Он с радостью был готов продать наркотики и мог позволить себе «наехать» и ограбить того, кто ему не понравился.

Третьим братом был дядя Хромой. Так его назвали из-за хромой ноги. Когда он мотал срок в тюрьме, то вступил в группу «Нация пяти процентов», являвшуюся отделением более широкой организации под названием «Нация ислама». У этого дяди было много сумасбродных теорий о роли черных в США, боге и дьяволе. После каждой отсидки он возвращался с еще более витиеватыми идеями. Так продолжалось до тех пор, пока братья полностью перестали понимать, что тот говорит. «Азиатский черный человек – это сублимация эзотерических сил бога», – заявлял дядя. Морис совершенно не мог взять в толк, что все это значит.

Потом был дядя Старый – самый коварный и жестокий. Старым его назвали потому, что он был самым мудрым из всех братьев, понимал в наркобизнесе и делал дела с отменной жестокостью. Как и у отца Мориса, у него случались вспышки гнева, заканчивающиеся насилием. Этот дядя считал, что детей надо чаще бить, чтобы подготовить к жизни и дракам на улице. От него Морис получал огромное количество тумаков. Когда Морис был маленьким, он слышал слухи о том, что дядя Старый убил несколько человек.

Дядя Старый был самым успешным наркодельцом из всех братьев. Когда в 1980-х годах в Нью-Йорке появился крэк, он одним из первых начал покупать кокаин оптом у доминиканцев в Гарлеме и варить из него у себя дома наркотик, который продавал в Бруклине. Иногда, выходя по делам, он брал с собой Мориса. Вооруженные автоматами мужчины обыскивали их, а потом один из них держал у виска Мориса дуло пистолета, пока дядя пробовал товар и за него расплачивался. Тогда Морису было десять лет, и он не боялся наставленного на него оружия. Он понимал, что все это всего лишь обычаи наркоторговли.

Самый молодой из братьев был всего на четыре года старше самого Мориса. Самый красивый из братьев, он нравился девушкам, и поэтому его окрестили Казановой или братом Симпатягой. Он не был глупым, что, впрочем, не мешало ему периодически оказываться за решеткой. Позже дядя Симпатяга попал в тюрьму на десять лет за перевозку большой партии наркотиков.

В семье наркодельцов не без рэпера. Среди братьев оказался один, который мечтал стать рэпером и даже придумал себе сценическое имя Джус. Дядя Джус боялся полиции и поэтому не принимал участия в наркотических аферах остальных братьев, что, впрочем, не мешало ему курить травы больше, чем всем остальным братьям вместе взятым. Состояние под кайфом не выливалось во что-либо конкретное с точки зрения создания творческого продукта, а выражалось лишь в том, что его мозг был все время «отморожен». В день, когда два самолета врезались в башни-близнецы, дядя Джус должен был находиться в одном из зданий, потому что подрабатывал там курьером. Но в тот день он с утра накурился, вовремя на работу не вышел и увидел по телевизору, как один из самолетов врезался в здание Всемирного торгового центра.

– Слышь, Мишель, – заявил дядя Джус своей жене, – никуда я сегодня не пойду, потому что в мое здание врезался самолет.

– Дерек, ты бредишь, – ответила жена.

Потом дядя Джус все-таки сообразил, что самолет врезался не в здание, в котором он работал, а в соседнее, поэтому нехотя оделся и собирался выходить. Он зашнуровывал кеды, когда второй самолет врезался во второе здание.

Дядя Джус плюхнулся на диван, скрутил новый косяк и заявил:

– Теперь точно никуда не иду.

Через несколько дней Морис сказал ему:

– Дядя Джус, ты не представляешь, насколько тебе повезло, что ты в тот день не был в здании.

– Тут дело не в везении, – ответил дядя Джус. – Я знал, что самолеты будут таранить здания Всемирного торгового центра. Мне об этом рассказали крысы.

После этого Морис сказал мне, что дядя Джус дал ему ценный совет: «Никогда не приходи на работу вовремя».

Время шло. Дяди появлялись и исчезали. Иногда в доме их было сразу несколько человек, иногда – ни одного. Это была семья Мориса. Другой семьи у него не было.

Мама, бабушка, а также дяди были для Мориса теми людьми, которые о нем заботились. Возможно, что многим из нас такая нестандартная семья с ее заботой может показаться довольно странной, но во враждебно настроенном мире, в социальных квартирах для людей на пособии, где обитало много сумасшедших, склонных к насилию, родственники Мориса являлись для него единственной защитой. Мальчик знал, чьи интересы защищают его родственники. И среди них он чувствовал себя в безопасности или, скажем, в относительной безопасности.

Морис понимал, что по-своему они его любят и желают ему добра. И он был уверен в том, что бабушка – это тот человек, на которого он может всегда положиться.

Однажды, когда его семья жила в приюте для нищих под импозантным названием «Принц Джордж» на 28-й улице, мама Мориса не вернулась вечером домой. Ее не было и на следующий день. Никто не знал, что с ней произошло. Она просто взяла и исчезла. Старшие сестры Мориса поняли, что надо как-то жить дальше, и, хотя сами были ненамного старше брата, переехали к своим бойфрендам. Дяди Мориса в тот момент тоже находились неизвестно где, а бабушка Роуз проживала в другом приюте для нищих.

Морис оказался в «Принце Джордже» совершенно один. Ему было десять лет. Ночами он выходил на Парк-авеню и болтал с проститутками, которые стояли на улице. Его приметил один из сутенеров по имени Снейк и решил о нем позаботиться.

– Эй, парень, – сказал Снейк, – иди сюда. Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

Снейк показал Морису, как клиенты подъезжают в автомобилях к девушкам и договариваются с ними. Клиенты выбирали девушку и сажали ее в машину. Снейк не хотел, чтобы его проститутки отсутствовали слишком долго, ему было выгодно, чтобы те как можно быстрее возвращались на рабочее место.

– Если ты видишь, что они зависают в машине дольше, чем на пять минут, начинай стучать в окно и говорить, что едет полиция, – сказал Снейк.

Так Морис следил за работой проституток до рассвета. Утром Снейк заплатил ему. После этого Морис начал регулярно на него работать, и Снейк платил ему иногда по сто долларов за ночь однодолларовыми купюрами.

Заработанные деньги Морис просаживал в зале видеоигр на Таймс-сквер.

Однажды в семь часов утра в его дверь в «Принце Джордже» постучали. Морис только что пришел с работы. Он решил, что это, видимо, один из его дядей или сосед, поэтому открыл дверь. На пороге стояли двое белых в костюмах. Морис быстро захлопнул и запер дверь. Белые продолжали громко стучать.

– Открой! Нам надо с тобой поговорить! – кричали они. Морис подошел к окну и раздумывал о том, как бы из него вылезти, но квартира была на тринадцатом этаже, и он побоялся это сделать. Стук в дверь становился все громче.

– Мы из бюро по социальной опеке несовершеннолетних, – объяснил наконец один из незваных гостей. – Нам надо спуститься с тобой вниз.

На день рождения бабушка подарила Морису «косяк».

Морис открыл дверь и пошел вместе с этими людьми. Он дал им возможность немного успокоиться, после чего сказал, что ему надо позвонить, и убежал. С криками: «Остановите этого мальчишку!» белые преследователи неслись за ним и что-то бормотали в свои рации. Морис выбежал на улицу, пробежал вперед, оглянулся и увидел, что его преследователи садятся в белый микроавтобус. Он повернул на улицу с односторонним движением, чтобы те не смогли за ним поехать, но они объехали улицу и оказались рядом на следующем перекрестке. Он выскочил на Пятую авеню, но они не отставали. Когда микроавтобус оказался совсем близко, Морис спрятался под запаркованной машиной, но, когда вылез, они снова его увидели.

Морис пробежал вдоль витрин большого универмага, мимо площади Рокфеллера и собора Святого Патрика. Он выскочил на 54-ю улицу, где жила его бабушка Роуз. Он вбежал в здание, забежал на пятый этаж, а его преследователи следовали за ним по пятам. Он начал колотить в дверь Роуз. Когда та открыла, Морис ввалился внутрь, и белые вошли в комнату.

– Мы из бюро по социальной опеке несовершеннолетних, – объяснили они, – мама мальчика находится под следствием, и мы должны его взять.

Роуз вынула Бетси.

– Мой внук остается со мной, – прошипела она.

Это убедило преследователей оставить Мориса в покое.

Когда Морис рассказал мне, что бабушка подарила ему «косяк», в его тоне не было сарказма или презрения. Он говорил ровно и спокойно. Он воспринял этот подарок как знак внимания и проявление доброты. Этот «косяк» означал, что кто-то его любит, а это было лучше, чем когда тебя не помнят, не знают и слышать о тебе не хотят. Он даже и не думал о том, что получил в подарок запрещенный наркотик. Он не представлял, что существует другая жизнь.

Морис затянулся «косяком», закашлялся и поперхнулся. Он сделал еще затяжку и стал кашлять еще сильнее. Бабушка Роуз отобрала у него «косяк» и после этого случая старалась оградить его от наркотиков. Может быть, она заметила, что он другой, не такой, как остальные.

Мы закончили наш обед в «Макдоналдсе» и вышли на Бродвей. Мне не хотелось прощаться с ним.

– Морис, давай в следующий понедельник пойдем в Hard Rock Cafe. Как тебе такая идея?

– О'кей, – ответил он, – а в этой одежде меня туда впустят?

Я понимала, что другой одежды у него нет.

– Конечно, впустят, – заверила его я. – Значит, встречаемся на том же углу в семь, договорились?

– Да, мисс Лора, – ответил он, – спасибо за обед.

И он исчез, потерявшись среди толпы.

На этот раз у меня было чувство, что мы точно увидимся.