Текст книги "Суд Линча. История грандиозной судебной баталии, уничтожившей Ку-клукс-клан"

Открытый гроб

Лицо Майкла Дональда было настолько изуродовано, что в Христианском филантропическом похоронном доме не смогли привести его в порядок настолько, чтобы родные смотрели без содрогания. Но, как и мать четырнадцатилетнего Эммета Тила, зверски убитого в Миссисипи в 1954 году за то, что он якобы посмотрел на белую женщину, миссис Дональд настояла, чтобы серебристый гроб с телом сына был выставлен в церкви открытым: «пусть все знают».

Баптистская церковь Откровения была для семьи Дональдов вторым домом, и сегодня на ее скамьях сидели и стояли рядом более тысячи скорбящих. Здесь были и сенатор штата Майкл Фигерс, и его брат Томас, помощник федерального прокурора, и многие из наиболее видных чернокожих деятелей города. Но ни один не знал наверняка, кто именно расправился с Майклом, так что убитого подростка нельзя было рассматривать как еще одного героически погибшего борца за гражданские права, и поминальная служба проходила традиционно.

Афроамериканская церковь была местом утешения, приюта и надежды; так было и в этот день. Миссис Дональд слышала произносимые здесь сегодня слова и пела распеваемые песнопения много-много раз, но сейчас знакомые религиозные гимны и отрывки из библейских текстов звучали для нее, как никогда прежде. «Отныне не буду знать ни скорбей, ни забот, – пели люди, пришедшие проститься с ее сыном. – Я вознесусь во град, где поют ангелы Господни».

Наполняя церковь звуками пения, родные и друзья Майкла Дональда боялись, что здесь появятся члены Клана, чтобы сорвать поминальную службу. Конечно, из ряда вон выходило, что в столь торжественный и печальный момент они испытывали подобную тревогу, но это показывало, насколько глубоко страх перед Кланом проник в их души. Ничего не произошло, однако даже в эти минуты мысли об этой организации вселяли трепет и холодный ужас.

Но в эти выходные члены Клана были заняты делами иного рода. Одетые в свои новые балахоны, они объезжали округу в поисках мест, где скорбящие чернокожие привязали к веткам деревьев ленточки в память о Майкле Дональде. После того, как в 1979 году иранские боевики захватили в американском посольстве в Тегеране более пятидесяти заложников, люди начали оставлять на деревьях желтые ленты в знак того, что они об этом помнят. Этот обычай подхватили и стали повязывать на деревья ленточки и в других случаях. Стоило расистам увидеть такие ленты, они останавливали свои машины и срывали их.

***

В апреле 1981 года в Мобил приехал известный борец за гражданские права преподобный Джесси Джексон, чтобы возглавить демонстрацию протеста, в которой участвовали более восьми тысяч черных горожан.

– Не дайте им сломить ваш дух, – сказал Джексон, обращаясь к собравшимся. Наэлектризовав толпу и приведя ее в состояние исступленной скорби и гнева, он повел их по улицам Мобила на Херндон-авеню, где они совершили вызывающий и полный драматизма акт – срубили то дерево, на котором, как они полагали, был повешен Майкл Дональд.

Но ствол оказался не тот: утром после убийства, когда тело было уже снято, фотограф «Мобил реджистер» сфотографировал дерево, которое не имело к трагедии никакого отношения. Когда чернокожие протестующие узнали правду, появилась еще одна причина не доверять белым властям.

Трое каджунов провели в тюрьме два с половиной месяца (в праве выйти на волю под залог им было отказано), и Крис Галанос представил их большому жюри, решающему вопрос о том, предать обвиняемых суду или нет. Подобные коллегии из граждан являлись частью системы уголовного правосудия. Обыкновенно их члены были мало знакомы с правом и по большей части просто механически соглашались со всем, что говорила им сторона обвинения. Но в данном случае доказательная база была настолько слаба, а в показаниях свидетелей было столько противоречий, что большое жюри храбро отказалось выполнить просьбу управления окружного прокурора и предать каджунов суду и сняло с них обвинение. Полиция освободила троих подозреваемых и арестовала Келли. Он был обвинен в лжесвидетельстве, предан суду и получил пожизненное.

Противоправный арест троих невиновных имел катастрофические последствия для расследования убийства Майкла Дональда. ФБР перестало заниматься этим делом, когда им было заявлено, что убийц арестовали и что убийство было совершено из-за денежных разборок наркоторговцев. Так что следствие целиком осталось в руках полиции Мобила, которая вовсе не стремилась найти убийц.

Черные жители Мобила могли поднять в городе бунт и сжечь его, если правосудие не свершится, как это сделали их собратья на севере от Ньюарка до Лос-Анджелеса во вред своим городам и самим себе. После того как каджунов освободили, молодые чернокожие сторонники силовых действий устроили демонстрацию перед зданием суда, раздавая афроамериканцам провокационные листовки, призывающие к расовой войне. «Любой чернокожий мужчина, имеющий огнестрельное оружие, должен выявить и застрелить какого-нибудь члена Клана. Первый выстрел станет сигналом для всех черных: стрелять и жечь», – говорилось в одной из них.

На другой листовке, призванной разжечь ненависть к белым, был изображен белый мужчина, насилующий чернокожую женщину. При этом он говорил: «А еще я насилую черномазых баб». Этот же персонаж рисунка заявлял: «Они отрезали Дональду член и засунули в рот», – что не соответствовало действительности. Было время, когда линчеватели творили подобные вещи часто, и эта фраза свидетельствовала о том, что картины линчеваний по-прежнему были глубоко укоренены в сознании чернокожих южан.

Несмотря на гнев, который черные граждане Мобила испытывали из-за того, что им отказали в правосудии, они не устроили беспорядков и не стали сводить счеты с белыми. Большинство просто прибавили нераскрытое убийство Майкла Дональда к длинному списку несправедливостей и обид, которые им уже довелось вынести, и в основном держали свой гнев при себе. Миссис Дональд была все еще расстроена теми клеветническими заявлениями, которые полиция делала в отношении ее сына. Что бы теперь городские власти ни сделали или ни сказали, ничто уже не могло заставить ее им доверять.

Для семьи Дональдов то, что Майкла убили, и то, что искать убийц даже не пытались, уже само по себе было ужасно, но имелось кое-что и похуже: он стал жертвой линчевания, то есть преступления, за которым в прошлом почти никогда не следовало наказание. После Гражданской войны линчевания стали основным способом держать под контролем бывших рабов. Его смысл заключался не просто в наказании тех, кто якобы был в чем-то виновен, но и в том, чтобы вселить ужас во всех чернокожих, сделав их покорными и неспособными ответить. Согласно результатам исследования, опубликованным в 2015 году Движением за равное правосудие, «линчевания, являвшиеся частью расистского террора», с 1877 года по 1950 год происходили в двенадцати южных штатах в среднем чаще чем раз в неделю. То есть за семьдесят три года жертвами линчеваний стали 3959 человек. Причем толпы линчевателей часто включали в себя не только подонков общества, но и все белое население вообще, от шерифа и пасторов церквей до родителей, приводивших с собой своих детей школьного возраста.

Ключом к пониманию мифологии белых южан относительно того, что происходило на Юге после Гражданской войны, стал фильм «Рождение нации», явившийся одной из наиболее значимых кинокартин в американской истории. Эпопея, снятая кинорежиссером Д. В. Гриффитом в 1912 году, рассказывает историю зарождения ку-клукс-клана. В нем многие тысячи членов Клана скачут верхом в балахонах и капюшонах с прорезями для глаз южными ночами, вселяя страх в бывших рабов и в конечном итоге избавляя Юг от тирании чернокожего сброда и спасая чистоту белой Америки.

Чернокожие боялись не столько вида этих всадников в белых балахонах, сколько того, что эти люди в капюшонах, закрывающих лица, могли спокойно линчевать их, избить или заживо сжечь в собственных домах. Двоюродная сестра Майкла Дональда Моника Джексон вспоминала, что задолго до того, как его убили, ей приснился сон, в котором она и Майкл убегали по полю от гонящихся за ними людей в белых балахонах. Лишь немногие чернокожие на Юге видели «Рождение нации», но образы ночных всадников присутствовали даже в кошмарных сновидениях черных южан.

Дональды всегда были дружной семьей, но убийство Майкла сделало еще более крепкими узы, связывающие миссис Дональд с ее четырьмя дочерьми и двумя оставшимися в живых сыновьями. Наиболее решительным в своем стремлении добиться правосудия был старший из сыновей, Стэнли, который вместе с Синтией и Сесилией возглавлял борьбу семьи Дональдов за наказание убийц.

Эта семья не желала поддаваться страху. Они почти ничего не знали о правовой системе и обслуживающих ее адвокатах, но понимали, что это единственный путь, которым они смогут добиться правосудия. В один прекрасный день группа из примерно двенадцати родственников Майкла, включая миссис Дональд, отправилась в центр города и стала обивать пороги адвокатских контор. Один адвокат за другим что-то мямлили, находя то одну отговорку, то другую, которые мешали взяться за дело, и после долгого дня, проведенного в разговорах со множеством адвокатов, Дональды устало побрели домой.

Третья дочь миссис Дональд, Синтия, знала одного адвоката, который занимался делом о ее разводе, и позвонила ему.

– Я вам вот что скажу, Синтия: никто не захочет связываться с этим делом, – сказал тот.

– Я поняла это так, – рассказывала впоследствии Синтия Дональд: – Никто не хотел портить репутацию города, вот в чем суть. Линчевание в Мобиле? Не нужно, чтобы кто-нибудь об этом говорил.

После неудач с адвокатами семья Дональдов договорилась о встрече с окружным прокурором Крисом Галаносом. Миссис Дональд было тяжело сидеть и слушать, как окружной прокурор выдает одну отговорку за другой. Но после полуторачасовой беседы Галанос заговорил о своих подозрениях откровенно.

– Это было линчевание, – чуть не плача, сказал он. – Его линчевал Клан. Но можем ли мы это доказать? Нет, не можем.

– Знаете, вам надо просто заняться своей работой, – ответила ему Синтия Дональд.

Вопиющая несправедливость

Несколько человек в Мобиле были полны решимости заставить федеральные власти взять расследование убийства Майкла Дональда в свои руки. Возглавлял их тридцатишестилетний помощник федерального прокурора Томас Х. Фигерс, работавший в тесной связке со своим младшим братом, сенатором Майклом Фигерсом.

Томас Фигерс уезжал на Север, чтобы учиться в магистратуре, и получил степень магистра бизнеса в университете Индианы и магистра юриспруденции в университете Иллинойса. Несколько лет Фигерс проработал юристом по корпоративному праву в компании «Экссон» в Нью-Йорке, а затем стал сотрудником управления окружного прокурора округа Уэстчестер.

Как ни крути, он достиг немалых успехов, но у его отца была мечта о том, чтобы оба его сына-юриста работали вместе, да и сам Мобил притягивал уроженца. Ведя по очереди с братом взятый в аренду грузовичок, он вернулся домой, чтобы стать первым черным прокурором в округе Мобил.

Точнее, Фигерс стал единственным чернокожим помощником федерального прокурора Южной Алабамы. Он был немногословен, крайне недоверчиво относился к белым и был совершенно лишен радушия своего младшего брата и его умения понимать людей и оказывать на них влияние в своих интересах. Но у него было такое же глубокое понимание особенностей межрасовой ситуации в городе. Как помощник федерального прокурора он вынужден был всегда быть осторожным в своих решениях и уклончивым в речах. Он отлично осознавал, что его могут задвинуть в угол, где ему будет позволено заниматься лишь теми делами, которые связаны с межрасовыми отношениями. А все равно. Он воспринимал себя как доверенное лицо своего народа.

Томас Фигерс учился и работал на Севере и к тому же объездил весь Юг. Имея разносторонний опыт, он вовсе не считал Мобил таким прогрессивным городом, каким он представлялся городским властям. Он восхищался ролью, которую газета «Атланта конститьюшн» играла в своем городе в деле борьбы за гражданские права, и его шокировало, в каком негативном свете газета «Мобил реджистер» представляла успехи афроамериканской общины в его собственном родном городе. Он считал, что Мобил мог бы стать второй Атлантой, но сделать это ему мешали «два «Р»»: расизм и ретроградство.

Томас Фигерс начал работать на федеральное министерство юстиции вскоре после того, как в 1977 году президентом США стал бывший губернатор Джорджии Джимми Картер. Но четыре года спустя, после избрания на президентский пост Рейгана, у него появилось недоброе предчувствие относительно направления, в котором теперь двинется федеральная власть. Ему хотелось уйти из федеральной структуры и вместе с братом заняться частной адвокатской практикой, но он был убежден, что, если он уйдет со своего нынешнего поста, федеральная власть никогда не займется делом Майкла Дональда, и эта смерть станет еще одним звеном в длинной цепи нерасследованных, безнаказанных линчеваний.

Фигерс считал, что, если ему удастся привлечь к поимке убийцы или убийц Майкла Дональда всю мощь и принципиальность федеральной власти, он тем самым внесет ценнейший вклад в борьбу афроамериканского населения Мобила за торжество правосудия. Везде, куда он смотрел, он видел то, что про себя называл «кроличьими следами», мешающими увидеть очевидное – скорее всего, убийц следует искать в Клане. Он наблюдал за тем, как шло расследование, испытывая разочарование и гнев.

– Пошли по этим кроличьим следам: отбыть номер и умаслить местные правящие круги, – сказал впоследствии он.

Помощник федерального прокурора был убежден, что у полиции Мобила и у прокурора округа Мобил нет ни желания, ни планов, ни даже способности отыскать тех, кто линчевал Майкла Дональда. По его мнению, и расследование, проведенное на первых порах ФБР, было лишь немногим лучше расследования местных слуг закона, к тому же оно закончилось, практически и не начавшись.

Фигерс считал своего нового босса Джефферсона «Джеффа» Борнгарда Сешнса Третьего, федерального прокурора южного округа Алабамы и будущего сенатора США, расистом, хотя сам он и не признавался в том, что он расист. Позднее Фигерс рассказывал, что Сешнс называл его «бой»[16]16
  Здесь: «мальчик-слуга» (англ.).


[Закрыть], а для чернокожего южанина такое обращение является крайне оскорбительным. Назначенец Рейгана также однажды заметил, что считал Клан добропорядочной организацией, пока не узнал, что некоторые его члены курят «травку». Впоследствии Сешнс утверждал, что это было шутка, но подобные его замечания только усилили подозрения Фигерса относительно того, что белые люди в действительности думают о представителях его расы. Однако Сешнс был почти в такой же степени, что и Фигерс, убежден, что отдел федерального министерства юстиции по гражданским правам должен вмешаться в расследование линчевания Майкла Дональда, и, судя по его действиям в этом вопросе, едва ли он был расистом.

Фигерс начал обрабатывать шефа подотдела по уголовным делам отдела по гражданским правам Дэниела Ринзела, убеждая, что федеральное правительство должно заняться этим делом. Он был невероятно настойчив. Он никогда не читал морали. Никогда не кипятился. Но он и никогда не отступал.

***

Через год после убийства за тысячу миль от Мобила в своем крохотном кабинете в отделе по гражданским правам федерального Министерства юстиции в Вашингтоне, округ Колумбия, юрист Барри Ковальски открыл шкаф, достал из него папку с документами, относящимися к убийству Майкла Дональда, и попытался решить, браться за это дело или нет.

Отец Ковальски, американец польского происхождения, был выпускником военной академии Вест-Пойнт и кадровым военным; в 1950-х годах два раза избирался в Палату представителей от штата Коннектикут. Фрэнк Ковальски был либеральным демократом и противником войны во Вьетнаме. Его сын также имел антивоенные взгляды, и конгрессмен в отставке был очень обеспокоен, когда Барри записался на службу в Корпус морской пехоты. Мол, будет нечестно, если он будет отсиживаться в тылу, в то время как менее привилегированные молодые люди его поколения вынуждены идти в армию по призыву и умирать.

Во Вьетнаме Ковальски командовал стрелковым взводом, который участвовал в боях. Его служба в действующей армии только сделала его еще более убежденным противником этой войны. Вернувшись в США, невысокий эмоциональный лейтенант выучился на магистра права в Католическом университете и стал преподавателем Школы права в Вашингтоне.

Это практикующее новаторские методы высшее учебное заведение сочетало учебу в аудиториях с адвокатской практикой и считалось самой либеральной юридической школой в Америке. Молодой профессор права успел заняться немалым количеством уголовных дел со своими студентами. После того как Ковальски проработал преподавателем семь лет, учебное заведение закрылось, разорившись из-за чрезмерного следования принципу равноправия, и тридцатисемилетний юрист остался без работы.

Ковальски поступил на службу в отдел по гражданским правам Министерства юстиции США в январе 1981 года, в день, предшествовавший инаугурации президента Рональда Рейгана. Он опасался, что новый президент, возможно, свернет гражданскую активность отдела и что он, вполне может быть, начинает служить в нем как раз тогда, когда для дела борьбы за гражданские права настали наихудшие времена. Ведь в 1965 году Рейган выступал против принятия Закона об избирательных правах – то есть акта, имеющего ключевое значение для деятельности отдела, – поскольку документ, по словам Рейгана, являлся «унизительным для Юга». Барри Ковальски в полной мере перенял ловкость своего политика-отца и не щеголял перед новыми коллегами либеральными взглядами.

В стране существовало массовое недовольство – ответная негативная реакция на вмешательство федеральных властей в вопросы гражданских прав, и Рейган использовал эти настроения для того, чтобы выиграть выборы. В 1980-м он начал свою кампанию за победу в первичных выборах и назначение в качестве республиканского кандидата на выборах президента в городке Филадельфия, штат Миссисипи, то есть как раз там, где кровавым летом 1964 года были убиты трое борцов за гражданские права. Кандидат приехал сюда отнюдь не для того, чтобы почтить память троих активистов, и даже не упомянул имен Джеймса Чейни, Эндрю Гудмена и Майкла Швернера. Нет, он приехал в этот город лишь затем, чтобы осудить вмешательство федеральных властей в жизнь Юга.

– Я верю в права штатов и считаю, что мы нарушили баланс распределения полномочий между властями штатов и федеральными органами, дав федеральному истеблишменту полномочия, которыми творцы нашей Конституции вовсе не намеревались его наделять, – сказал Рейган, выступая перед огромной толпой на ярмарочной площади округа Нешоба.

Стремясь стать сороковым президентом США, Рейган, возможно, и пытался занять легитимную политическую позицию, но он в то же время торжественно повторял один из самых вредоносных лозунгов из тех, что употреблялись в тогдашней американской политической борьбе. Каждый раз с 1964 года по 1976 год, когда губернатор Алабамы Джордж Корли Уоллес-младший уезжал на север во время своей очередной предпринимаемой раз в четыре года попытки баллотироваться в президенты США, он говорил о «правах штатов», и Рейган просто подхватил мантру колоритного сторонника сегрегации. Так называемые «права штатов», кроме всего прочего, были в то время прикрытием для продолжения практики сегрегации. Этот лозунг внушал белым южанам совершенно ошибочное мнение о том, что в Гражданской войне их предки сражались в основном не за то, чтобы сохранить, как выразится позднее Барак Обама, «наш национальный первородный грех, рабство».

Уже в первые месяцы своей работы в отделе Ковальски обнаружил, что никакого свертывания уголовных преследований за преступления против гражданских прав меньшинств нет и в помине. Останься он пламенным либералом-профессором, он мог бы предположить, что участие в таких уголовных процессах было дымовой завесой, которую администрация республиканцев использовала для отступления в вопросах политических и социальных прав чернокожих, таких как обеспечение равных возможностей при приеме в учебные заведения и на работу. Но сейчас он просто радовался тому, что может решительно и настойчиво выполнять задачи, связанные с его новой работой.

Ковальски сразу же понял, насколько забюрократизирован процесс решений федерального правительства о запуске расследования уголовных дел и насколько осмотрительно надо себя вести, чтобы добиваться успехов. Каждый год отдел получал более тысячи просьб об оказании помощи изо всех уголков Америки. Но Министерство юстиции соглашалось заняться менее чем сотней таких дел, каждое из которых касалось тяжких обвинений в нарушении гражданских прав. Ковальски тщательно проверял значительную часть этих поступающих в отдел обращений и давал по ним рекомендации своему начальству.

Именно он возглавлял сторону обвинения в деле Джозефа Пола Фрэнклина, члена Соединенных Кланов Америки и нациста, который был предан суду за убийство на парковке в Форт-Уэйне, штат Индиана, президента Национальной городской лиги Вернона Джордана-младшего. В августе 1982 года присяжные признали Фрэнклина невиновным. Это едва ли можно было счесть благоприятным началом карьеры Ковальски в федеральном правительстве, и подобный провал сделал бы многих юристов весьма и весьма осторожными в выборе дел.

Линчевание чернокожего, казалось бы, должно было бы непременно привлечь внимание Министерства юстиции, и по нему должно было бы начаться расследование, но в 1981 году убийство чернокожего на расовой почве само по себе не являлось федеральным преступлением и подпадало под юрисдикцию штата. Так что надо было доказать, что убийца или убийцы также имели умысел нарушить конституционные права своей жертвы.

Никто в управлении полиции Мобила не желал говорить о том, что убийство Майкла Дональда было совершено по расовым соображениям и что были нарушены его гражданские права. В данных обстоятельствах у Министерства юстиции не было никаких юридических полномочий совать нос в это дело. Поэтому-то Ковальски и держал досье с материалами по этому убийству в задней части ящика, где у него хранились подобные дела. Однако он тоже был настолько возмущен и шокирован этим случаем линчевания, что так и не оформил бумаг, необходимых для окончательного отказа Министерства юстиции браться за его расследование.

Когда Томас Фигерс позвонил ему в первый раз, пытаясь заручиться помощью, страстное желание помощника федерального прокурора добиться правосудия в деле об этом убийстве оказало на юриста Министерства юстиции сильное впечатление. Этот звонок стал еще одной вехой на пути, который привел его к решению убедить свое начальство: это дело имеет достаточно хорошую судебную перспективу, чтобы взяться за его расследование.

После того как Министерство юстиции завело дело, Ковальски в сотрудничестве с Фигерсом и Сешнсом начал работу над тем, чтобы заставить ФБР вновь открыть следствие. ФБР всегда ревниво отстаивало свои полномочия, и там не любили, когда министерство, вышестоящий орган, указывало. ФБР приходилось регулярно работать в связке с органами полиции городов и штатов, и поэтому Бюро не горело желанием грубо вмешиваться в сугубо местные дела, ибо такое вмешательство было бы равносильно утверждению, что местные правоохранители недостаточно хорошо делают свою работу.

В конце 1982 года, когда ФБР наконец нехотя согласилось вновь открыть дело, работающие в нем хитроумные бюрократы просто упаковали папки со старыми материалами расследования полиции Мобила и переслали их в Министерство юстиции. Теперь Ковальски и Фигерс смогли прочесть протоколы допросов Бенни и Генри Хейсов, а также других членов местных Клаверн, из которых с очевидностью следовало, что необходимо продолжить допросы. Основным подозреваемым в этом деле должен был стать Клан, и надо увеличить объем следственной работы.

Ковальски был убежден, что в деле была допущена вопиющая несправедливость. И видел возможность исправить эту несправедливость или хотя бы сорвать завесу тайны с нераскрытого убийства. Возможно, им с Фигерсом придется доставить кое-кому огорчение и задеть самолюбие немалого количества людей, но он дал себе честное слово, что, когда они вновь обратятся к ФБР, сделают это, уже представив конкретные запросы. И Ковальски с Фигерсом подготовили и направили в ФБР весьма подробное ходатайство, которое включало в себя перечень лиц для допросов.

***

В январе 1983 года специальный агент ФБР Джеймс Бодмен сидел в офисе ФБР в центре Мобила, пытаясь напустить на себя занятой вид, когда к его столу подошел его босс, главный специальный агент Моррис Стэкс, и сказал:

– Управление федерального прокурора США в Мобиле хочет, чтобы ФБР продолжило расследование убийства Майкла Дональда. Заниматься этим делом я поручаю тебе.

– Чего именно ты от меня ждешь, на что рассчитываешь? – спросил Бодмен. Убийство было совершено почти два года назад, и это дело считалось висяком. – Мы уже допросили всех по два раза.

– Бери дело и работай, – ответил Стэкс. – Просто раскрой его, и все. Что бы тебе ни пришлось для этого делать, делай.

До ухода в отставку Бодмену оставалось несколько лет, и ему хотелось доработать до пенсии, занимаясь бумажной работой и не берясь больше ни за какие важные дела. Он вырос в Миссисипи, в сельской глубинке. Его отец, сельский почтальон, был владельцем единственного радиоприемника в округе, и когда на боксерский ринг выходил великий черный боксер-тяжеловес Джо Льюис, к их дому из всех окрестных мест съезжались на своих запряженных мулами повозках черные издольщики[17]17
  Издольщик – фермер, в качестве арендной платы за землю отдающий долю урожая.


[Закрыть] и сидели вокруг дома, слушая комментатора: отец выставлял приемник на крыльцо в таких случаях.

В начале 1960-х годов Бюро отправило Бодмена в его родной штат Миссисипи, где он создал себе репутацию, борясь с Кланом. Словно созданный для работы оперативника, он умел располагать к себе людей, не навязывая им при разговоре своих суждений, что помогало ему усыплять бдительность и побуждать к тому, чтобы они сами поверяли свои секреты. Однако когда чуял, что ему лгут, умел вселить в человека страх, давая понять, что с ним будет, если тот не скажет правды.

Так Бодмену, который сам про себя говорил, что он из «миссисипских работяг», было поручено работать с помощником федерального прокурора Томасом Фигерсом. Когда они встретились в первый раз, Бодмен посмотрел Фигерсу прямо в глаза и сказал:

– За каким чертом вы хотите вновь открыть эту банку, полную червей?

В этом был весь Бодмен. Ему было начхать, черный Фигерс, белый или вообще светло-зеленый – он напрямик говорил именно то, что думал.

Фигерс привык иметь дело с такими белыми людьми, которые не знали, как им себя вести в его обществе, что выражалось либо в гипертрофированной вежливости, либо в панибратстве, от которого несло фальшью. Бодмен же вел себя с Фигерсом точно так же, как с любым другим.

Бодмен сразу понял, что Фигерс серьезный человек и что он одержим желанием поймать убийц Майкла Дональда. У двух южан была одна общая цель. Они начали встречаться почти каждый день, чтобы делиться информацией и поддерживать друг в друге боевой дух. Вскоре следствие сосредоточило свое внимание примерно на дюжине членов Клаверны 900, которые каждую неделю проводили свои собрания в Теодоре.