Текст книги "Мисс Чудо"

И Джексон, этот мягкосердечный болван, остановил тележку.

– Не видишь, что его укачивает? – сказал он. – У джентльменов нежные желудки, он не в состоянии переваривать грубую крестьянскую пищу, которая была на завтрак, или пудинг из почек на обед, или остатки пудинга, которые он съел на полдник.

Они потеряли целый час, ожидая, пока у старика прекратится рвота, а когда двинулись дальше, Джексон, шагая рядом с тележкой, пообещал ему чашку хорошего горячего чая, как только они прибудут в Лоджмор, где их ждал экипаж.

Их без труда могла бы обогнать даже улитка.

Несколько часов кряду они ползли по лесистой части холма, а погода, судя по всему, грозила снова испортиться, и настроение Калеба с каждой минутой ухудшалось, тогда как старик свернулся калачиком в тележке и спал, словно младенец, а Джексон в роли нянюшки охранял его сон.

Но стоило Джексону отойти в сторону по нужде, как Олдридж выскочил из тележки и бросился в лес.

Все случилось неожиданно. Джексон задержался на мгновение, чтобы застегнуть штаны, а Калеб, который сообразил, что к чему, бросился в погоню, но зацепился за корень дерева и упал, ударившись головой. Вскочив на ноги, он успел заметить, что Олдридж скрылся за поворотом.

Калеб бросился за ним, бормоча себе под нос ругательства, а Джексон, болван этакий, принялся кричать. Его вопли наверняка могли услышать в долине если не люди, то собаки, которые поднимут лай и всех разбудят.

Несколько минут спустя Калеб, тяжело дыша, настиг беглеца, который замедлил бег. Где ему соперничать с мужчиной, на десять с лишним лет моложе его! – самодовольно подумал Калеб, перескакивая через камни и поваленные деревья. Поднатужившись, он прыгнул и схватил Олдриджа, повалив его на землю. Потом грубо поставил на ноги и, пока старый нечестивец ловил ртом воздух, вытащил нож и приставил к горлу старика.

– Твоей нянюшки здесь нет, – сказал Калеб, отдышавшись. – Пора устроить несчастный случай.

Он потащил за собой старика, выбирая подходящее место.

Ага. Вот то, что надо. Он будет долго катиться вниз и упадет на кучу обломков скалы.

Алистер остановился, чтобы взглянуть на небо, которое снова затянули тучи. Вдруг он услышал крик, потревоживший птиц. Пернатые подняли гам и взлетели с деревьев.

Алистер повернул коня, хотя свет луны быстро убывал и тропинки почти не было видно. Лошади находили путь благодаря колее, проделанной в грязи парой колес, следам ног и лошадиных копыт и свежему конскому навозу.

Алистер не на шутку встревожился и принялся понукать усталое животное.

Когда они с Мирабель добрались до лесистого участка, птицы уже угомонились и воцарилась тишина.

Они остановились и прислушались. Они намного опередили всех остальных и не слышали их голосов. Только ветер шумел в соснах.

И тут тишину разорвал крик, короткий, отчаянный, где-то неподалеку.

Они спешились и побежали на звук.

Алистер остановился, услышав голос мистера Олдриджа, доносившийся откуда-то снизу:

– Осторожно, осторожно!

– Папа!

Мирабель рванулась с места, но Алистер удержал ее.

– Подожди здесь.

Он осторожно двинулся вперед, напряженно глядя под ноги. Тучи закрыли луну и брызнули на землю холодным мелким дождем.

– Я здесь, здесь, – подал голос мистер Олдридж. – В вентиляционной шахте. Умоляю, будьте осторожны.

Алистер опустился на четвереньки и пополз на голос. Он остановился, заметив отверстие с неровными краями, которое было чуть темнее, чем окружающая почва. Он подполз, насколько смог, к краю и заглянул внутрь. Но ничего не увидел.

– Мистер Олдридж? С вами все в порядке?

– Да-да, конечно.

– Мы принесем веревку и вытащим вас оттуда.

– Боюсь, что это будет не так-то просто сделать. Мирабель тоже подползла к отверстию.

– Папа, ты ранен?

– Думаю, нет, но трудно сказать наверняка. На мне лежит мертвый Калеб Финч.

Алистер почувствовал приступ тошноты, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул воздух. Нахлынули воспоминания. Грязь. Он лежит под коченеющими телами, зловоние. Он приказал себе не думать об этом.

– Сейчас я спущусь к вам, сэр.

– Алистер, – услышал он испуганный голос Мирабель, лица которой не мог разглядеть в темноте. – Алистер, если вы оба застрянете там, я не смогу вас вытащить.

– Мы не застрянем, – тихо произнес Алистер. – Я должен спуститься. – И уже громче добавил: – Мистер Олдридж, вы можете рассказать что-нибудь еще? Мне самому трудно разглядеть.

– Я заметил предательский прогиб и замедлил шаг, – сказал Олдридж. – Финч поймал меня, и когда я попытался предупредить его, видимо, подумал, что я его обманываю. А это одна из старых вентиляционных шахт. На склоне холма их множество. От старости, под влиянием погодных условий и под тяжестью верхнего слоя она начала проседать. Мы, кажется, удерживаемся на куче мусора, который частично забил вход в шахту.

– Значит, вы не на дне? – спросил Алистер.

– Нет, что вы. Мы находимся не так уж далеко от входа. – Он добавил, что не знает, насколько глубока шахта. Судя по ее расположению, до дна, пожалуй, еще добрых двадцать футов. – Думаю, было бы неразумно пытаться пробиться сквозь мусор, чтобы достичь дна, – сказал Олдридж.

– Вы совершенно правы, – подтвердил Алистер. Вентиляционная шахта ведет, должно быть, в заброшенный тоннель, который наверняка забит мусором или затоплен. И если куча мусора не выдержит, оба они рухнут на дно и будут погребены заживо или утонут.

– Было бы лучше послать за помощью, – сказал мистер Олдридж. – Я могу подождать.

А что, если дождь перейдет в ливень? Нечто подобное Алистер уже испытал на себе несколько недель назад. Стенки шахты не выдержат, и мистер Олдридж погибнет.

Надо действовать немедленно, решил Алистер.

– Нужна прочная веревка, – обратился он к Мирабель.

Привязав веревку к ближайшему дереву, Алистер опустил другой ее конец в отверстие.

Дождь усиливался.

Крепко держась за веревку, он спустился вниз. Веревка была скользкая. Если он не удержится, то пробьет своим телом неустойчивую кучу мусора и упадет на дно.

При каждом его движении вниз сыпались комья земли и камни.

Спустившись ниже, он ощутил хорошо знакомый запах. Пахло кровью. Экскрементами.

Алистер снова почувствовал приступ тошноты.

Если он поддастся панике, то женщина, которую он любит, лишится одновременно и отца, и будущего мужа. А ведь она, возможно, уже носит его ребенка.

Мысль о ребенке придала ему сил, и он спустился. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел лицо мистера Олдриджа.

– Вы сможете дотянуться до моей руки? – спросил он, наклонившись.

– Сначала мне нужно выбраться из-под него, – ответил Олдридж.

– Попробую вам помочь, – произнес Алистер.

Он спустился чуть ниже и, держась одной рукой за веревку, второй нащупал неподатливую конечность.

– Я добрался до него, – сообщил Алистер. – В какую сторону его сдвинуть?

– Влево.

– Тогда давайте вместе, на счет «три», только осторожно. Раз, два, три.

Он тянул, Олдридж толкал, и вместе они переместили труп влево. Обрушился вниз еще кусок земли.

– Нам следует поторопиться, – сказал Алистер, радуясь тому, что барабанящий дождь заглушает удары сердца. – Держитесь за мою руку.

Олдридж схватил его за руку.

– Вы сможете взобраться мне на плечи? – спросил Алистер. Земля из-под его ног осыпалась вниз. – Надо поторопиться.

Даже для человека помоложе это было бы исключено. Вход в шахту осыпался, в любую минуту все могло рухнуть. Олдридж был далеко не молод, возможно, получил травмы и сильно озяб. Но регулярные прогулки по скользким тропинкам в горах сделали его тело сильными гибким, и ему удалось взобраться на плечи Алистера.

Алистер осторожно выпрямился.

– Вы сможете дотянуться? – спросил он.

– Смогу.

В темноте вход в шахту казался темно-серым пятном. Алистер увидел голову Олдриджа в нескольких дюймах от поверхности. Потом лицо Мирабель. Она лежала на животе, протягивая ему руку.

– Сюда, папа, – сказала она.

С ее помощью Олдридж подтянулся и перевалился через край отверстия.

После этого Алистер занялся трупом. Но как только он к нему наклонился, тело неожиданно осело, и земля, превратившаяся в грязь, заскользила вниз. Алистер отпрянул, крепко уцепившись за веревку, и услышал, как загремели падающие вниз камни.

– Алистер, – позвала его Мирабель, – прошу тебя, поднимайся.

– Я не могу оставить его здесь.

Он снова потянулся за телом Финча, но оно внезапно опустилось еще ниже, а вниз сорвался еще один кусок с края отверстия.

Дождь усилился, капли колотили Алистера по голове. Веревка была сырая, пальцы затекли. Если он попытается взобраться вверх по веревке, перенеся на нее всю тяжесть тела, то упадет. Если же станет взбираться по стене, стена не выдержит и рухнет вместе с ним.

Он взглянул на лицо Мирабель, почти не видное в темноте.

– Я люблю тебя, – промолвил он.

Мирабель поняла, почему он произнес эти три слова. Земля возле отверстия просядет, и он будет похоронен заживо.

Где-то за спиной она услышала голос. Кто-то разговаривал с ее отцом. Слов она не могла разобрать, да и не пыталась. Все ее внимание было сосредоточено на Алистере. Она должна как-то помочь ему. Она не может его потерять. Потом она услышала голос отца:

– Все будет хорошо, дорогая. Мы пропустили веревку под стременной ремень. Лошадь вытащит его оттуда. Я буду управлять животным. А ты поможешь мистеру Карсингтону.

– Веревка мокрая, – сказал Алистер. – Я не смогу подтянуться на руках, а если попытаюсь опереться о стену даже пальцами ног, стена скорее всего не выдержит.

– Не пытайтесь это сделать, сэр, – послышался голос незнакомца. Человек, которому принадлежал голос, лежал на животе рядом с Мирабель. – Доверьтесь нам, и мы вас вытащим.

Они немного ниже опустили веревку и сказали, чтобы Алистер обмотал ее вокруг пояса и рук.

Мирабель не могла ни говорить, ни думать, лишь слепо подчинялась указаниям.

Дело продвигалось медленно, но Алистера все же подняли наверх. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он ухватился за ее руки, и в следующую минуту его перетащили через край отверстия. Мирабель облегченно вздохнула.

Она обняла его и почувствовала, что земля оседает. Он оттащил ее подальше, и мгновение спустя все рухнуло.

Они молча наблюдали, как земля поглотила Калеба Финча.

Когда отца усадили на лошадь, незнакомец наконец нарушил молчание.

– Извините меня, сэр, – произнес он, обращаясь к Алистеру.

– Джексон? Я узнал тебя по голосу, – сказал Алистер.

– Да, сэр, это я. Искренне сожалею, сэр. Во всем виноват я один. Но я, ей-богу, не думал, что все обернется таким образом.

Глава 20

Алистер не собирался задерживаться в Олдридж-Холле. Он не был удовлетворен признанием Джексона и хотел все обдумать. Если дело обстояло так, как он подозревал, то честь не позволяла ему воспользоваться гостеприимством мистера Олдриджа. Как бы то ни было, чем дальше Алистер будет находиться от Мирабель, тем легче ему будет разобраться в случившемся.

Однако мистер Олдридж проявил поразительное упрямство.

Когда они добрались до дома, Алистер, который намеревался ехать в Брамблхерст и напроситься в гости к капитану Хьюзу, попытался отмахнуться от благодарностей старика и вежливо отклонить приглашение.

– Нет-нет, – запротестовал мистер Олдридж. – Нельзя вам сейчас уезжать. Не могу же я разыскивать вас по всей округе. Сейчас вы здесь, а Бентон наверняка уже приказал приготовить горячую ванну. Он ни о чем, знаете ли, не забывает. Вы искупаетесь, поспите, а перед ужином мы разбудим вас. К тому времени кто-нибудь наверняка разыщет вашего слугу. Если его не найдут, вы поужинаете в халате, без накрахмаленного галстука и прочих пустяков, которые так вас волнуют. Итак, до встречи за ужином. Тогда и поговорим.

Мирабель, слушая эту речь, все шире и шире открывала глаза от удивления.

Мистер Олдридж встретился с ней взглядом.

– Калеб Финч держал в руках нож, когда мы упали, – сказал он. – Чистая случайность, что нож вонзился не в мое тело, а в его. За это время я успел о многом подумать. У меня нет на свете никого дороже тебя. Я искренне сожалею, что не был для тебя настоящим отцом. Теперь все изменится. Пережитое пошло мне на пользу. – С этими словами мистер Олдридж скрылся в доме.

В назначенный час Кру был на месте, чтобы разбудить хозяина, и, одевая его, рассказывал обо всем, что произошло, пока тот спал.

Мистер Олдридж отказался выдвинуть обвинения против Джексона, которому было позволено немедленно отправиться в Лондон.

Разумеется, он сразу же обо всем расскажет Горди.

Горди предатель…

– Не поверю, что все это Джексон устроил по собственной инициативе, – пробормотал Алистер, застегивая брюки. – Он не осмелился бы похитить джентльмена без приказания своего хозяина. «Я здесь все улажу», – сказал Горди. Могу себе представить, что он нашептывал на ухо Джексону за моей спиной. Нельзя терять времени. Завтра мы отправляемся в Лондон. Позаботься об этом, пожалуйста.

– Слушаюсь, сэр.

Наступило молчание, прерванное тихим покашливанием Кру.

Алистер вздохнул:

– В чем дело?

Кру передал ему галстук.

– Я хотел лишь заметить, сэр, что вы спали совершенно спокойно.

– Нет, – ответил Алистер, надевая галстук на шею. – Мне снилась окружная железная дорога в Юстоне.

Он ясно помнил сон: паровой локомотив бегал и бегал по кругу, а Горди кричал ему, чтобы он сошел.

Много лет назад это происходило наяву, но все обошлось. Однако некоторое время спустя локомотив сошел с рельсов. Средств на ремонт не хватило. Хотя где-то в другом месте это чудо техники продолжает работать. Кажется, в Уэльсе уголь перевозят по железной дороге.

Прокладка железной дороги имела большое преимущество. Если местность неровная, то скорость паровозов почти не превышает скорости лошадей. Однако лошади не могут без конца скакать галопом, а паровой двигатель будет работать сколько угодно, только заправляй его топливом. Но самым большим преимуществом были рельсы. Они делали путь гладким, как поверхность воды.

Рельсы можно было проложить практически в любом месте. Не требовалось ни шлюзов, ни акведуков, ни больших водохранилищ.

Алистер, занятый решением инженерных вопросов, торопливо завязал галстук.

– Иди упаковывай вещи, – сказал он слуге. – Завтра рано утром мы уезжаем в Лондон. – Даже не взглянув лишний раз в зеркало, Алистер вышел из комнаты.

Во время ужина мистер Олдридж по-прежнему пребывал в великолепном настроении. О своих недавних злоключениях он говорил небрежно, называя их приключениями, и был очень доволен, когда Мирабель объяснила, как Алистер обнаружил и расшифровал слова, в спешке нацарапанные ее отцом на столе.

После ужина, когда они удалились в библиотеку, мистер Олдридж сразу же принял серьезный вид. Как только принесли чай и слуги удалились, он сказал Алистеру:

– Вы не должны слишком строго судить вашего друга. Ему и без того было очень нелегко, а тут еще Мирабель написала ему, что у вас с головой не все в порядке.

Алистер был так удивлен, что даже не мог ничего сказать в ответ.

Мирабель попыталась что-то объяснить, но отец жестом остановил ее.

– Минуточку. Я подписал эти письма лорду Гордмору и Харгейтам, потому что, как и капитан Хьюз, был глубоко обеспокоен состоянием мистера Карсингтона. Капитан тоже заходил ко мне в тот день, чтобы выслушать мои соображения относительно заболевания мистера Карсингтона.

– Все очень просто, – произнес Алистер. – Я страдаю бессонницей.

– Ему снится Ватерлоо, папа, – объяснила Мирабель. – Судя по всему, у мистера Карсингтона была амнезия, и кошмары у него начались, когда к нему вернулась память.

– Хороший капитан предпочитает, чтобы команда корабля была довольна, – продолжал мистер Олдридж, пропустив мимо ушей слова дочери. – У людей появляется чувство локтя, они и работают, и сражаются лучше. Хороший капитан пристально наблюдает за настроением на судне вообще и за состоянием каждого члена команды в частности.

Мирабель, ничего не понимая, взглянула на Алистера. У него тоже было озадаченное выражение лица.

– Они живут в замкнутом помещении, в тесноте, изолированные от внешнего мира на многие дни, недели, месяцы, – продолжал мистер Олдридж. – Трудно не заметить, когда какой-нибудь офицер, например, впадет в уныние, замкнется в себе, станет пренебрегать опасностью в бою или каким-нибудь иным образом изменит свое поведение. Поэтому я сделал вывод, что капитан Хьюз скорее, чем любой обычный гражданский человек, заметит недуги, связанные с психикой, и попытается докопаться до их причины. Ему наверняка приходилось сталкиваться с такими случаями чаще, чем обычному сельскому врачу. Но я так и не смог четко изложить свои соображения капитану.

Уныние. Замкнутость.

Алистер, потрясенный, поставил на стол чашку, встал и подошел к окну. Выглянув наружу, он вспомнил, как приехал сюда впервые. Он тогда тоже смотрел из окна малой гостиной, причем открывшийся ему вид оставил его абсолютно равнодушным, и все его внимание сосредоточилось на Мирабель – единственном ярком пятнышке на фоне однообразного пейзажа.

Но с тех пор этот пейзаж изменился. Мир за окном был прекрасен, переменчив и открывал массу возможностей. К тому же он был гостеприимен. Это был дом.

Он обернулся и заметил, что за ним наблюдают две пары голубых глаз.

– Я всегда считал денди легкомысленными, пустыми созданиями, не обремененными умом, – заявил мистер Олдридж. – Когда Мирабель сказала, что вы один из них, я встревожился. Интуиция ботаника подсказывала мне, что ваша одежда является своего рода защитным панцирем. – Он взглянул на Мирабель. – Как колючки у кактуса.

Панцирь, защищающий то, что находится внутри, подумал Алистер. Что он пытался защитить? Что скрывал? Возможно, неуверенность. Опасение, что битва навсегда повредила его мозг. И всегда при этом присутствовало смутное чувство стыда, хотя он не помнил подробностей битвы и того, что было потом.

Теперь он понял, что кровавое побоище потрясло его. Всякий раз, когда он падал, ему хотелось остаться на месте и оплакать погибших. Молодые мужчины, почти мальчики, умирали, причем некоторые в страшных мучениях. Он продолжал биться, стараясь ни о чем не думать, чтобы не впасть в отчаяние.

Он понял также, что пришел в ужас при виде инструментов хирурга – это он-то, который всегда считал, что страх могут испытывать только женщины и трусы.

Голос мистера Олдриджа вывел его из раздумья.

– Возможно, я понял, в чем состоит ваша проблема, потому что она была схожа с моей, – произнес мистер Олдридж. – После смерти жены, сам того не желая, я удалился от мира. Это было как болезнь. И я уже не мог избавиться от нее. И тут я подумал, что, может быть, ваш горький опыт при Ватерлоо оказывает на вас аналогичное воздействие. Я с головой ушел в ботанику, а вы… – он улыбнулся, – погрузились в тайны искусства одеваться.

– Силы небесные! – воскликнула Мирабель. Она вскочила с дивана, пересекла комнату и окинула Алистера взглядом с головы до ног, будто впервые увидела. – Как я раньше не догадалась? Я поражена. Дорогой мой, ты… – Она всплеснула руками, не находя слов. – Твой галстук!

Алистер взглянул вниз и поморгал глазами. Галстук был небрежно завязан. Как позволил ему Кру выйти из комнаты в таком виде?

Он взглянул на мистера Олдриджа. Тот улыбнулся.

– Если ваша теория верна, то я на пути к выздоровлению, сэр, – произнес он.

– Рад это слышать, – промолвил мистер Олдридж. – И видеть тоже, – добавил он и подошел к книжным полкам. – Поскольку у вас появились явные симптомы выздоровления, буду ждать вас для конфиденциальной беседы у себя в кабинете. Речь пойдет о моей дочери. – С этими словами он вышел из библиотеки.

Лондон

Получив в субботу вечером еще одно письмо экспресс-почтой из Олдридж-Холла, а вскоре после этого выслушав личный доклад убитого горем Джексона, лорд Гордмор узнал обо всем, что произошло за последние два дня.

Он отправил Джексона в Нортумберленд, чтобы оценить причиненный ущерб и решить связанные с этим вопросы, а сам остался стоически ждать порицания за позорное поведение или чего-нибудь похуже.

Ждать пришлось долго.

Записка от Карсингтона прибыла спустя десять дней. В ней он просил его сиятельство назначить время и место встречи.

Леди Уоллентри как раз оказалась в гостях у брата, когда прибыла короткая записка, и, как всегда, бесцеремонно выхватила ее у него из рук.

– Он вызывает тебя на дуэль? – воскликнула она. – Ты не должен драться с ним, Даглас. Он не в своем уме. К тому же он всегда стрелял лучше тебя и гораздо лучше владел шпагой. Я не уверена, что его хромая нога даст тебе большое преимущество.

Лорд Гордмор бросил на нее удивленный взгляд.

– С каких это пор, Генриетта, ты стала экспертом в делах чести? То, что происходит между мной и Карсингтоном, тебя не касается и никогда не касалось. Вечно ты предрекаешь катастрофу без малейшего проблеска надежды. Кассандра по сравнению с тобой кажется веселой болтушкой.

– К ней никто не прислушивался, не так ли? – воскликнула Генриетта. – В этом заключалось проклятие ее дара. Это и мое проклятие. Ты высмеиваешь меня. Не желаешь слушать правду.

– Эта правда искажена до неузнаваемости, – сказал он. – Я слишком часто принимал всерьез твои истерики. А последний раз это было ошибкой, о которой я буду сожалеть до конца дней своих. Но если на сей раз твои предсказания сбудутся, этих дней осталось, к счастью, не так уж много.

Леди Уоллентри немедленно упала в обморок.

Лорд Гордмор позвал служанку, чтобы та помогла ей, а сам потребовал шляпу и трость и отправился на поиски человека, который в течение двадцати лет был его самым близким другом.

В этот же день, в понедельник после Пасхи, Алистер мерил шагами салон самой популярной и самой дорогой портнихи в Лондоне.

Наконец его невеста появилась из примерочной. Он закрыл глаза.

– Бледно-лиловый, – промолвил он с мученическим выражением лица. – Ей-богу, у тебя настоящий дар. Редкая способность отыскивать среди целой коллекции элегантнейших платьев, которые даже парижанок должны заставить рыдать от зависти, то самое единственное, которое делает серым цвет твоего лица.

– Алистер, – укоризненно произнесла леди Харгейт. Он открыл глаза и взглянул на мать с видом человека, намеренного стойко перенести жизненные испытания. Она сидела рядом с леди Шерфилд, красивой дамой, очень похожей на свою племянницу. Они рассматривали модные журналы.

Ах, как он сожалел о том, что их сопровождает не снисходительная миссис Энтуисл! Его матушка и леди Шерфилд ни на шаг от них не отходили. С тех пор как они в прошлый четверг прибыли в Лондон, он ни на минуту не оставался наедине с Мирабель.

– Если тебе наскучило это занятие, – продолжала его матушка, – хотя бы не показывай своего дурного настроения. В противном случае мисс Олдридж откажется выйти замуж за бестактного, саркастичного грубияна.

– Значит, мне никогда не следует носить бледно-лиловый цвет? – спросила Мирабель.

– Нет, – ответил он. – Только теплые, насыщенные тона. А это холодный бледный цвет. Он тебе не идет. Такое впечатление, будто ты в полутрауре, тогда как тебе следует выглядеть безумно счастливой невестой.

– А мне нравятся холодные, бледные тона, – заявила Мирабель. – Они действуют успокаивающе.

– Успокаивать тебя буду я, – возразил он. – А твоя одежда должна быть тебе к лицу.

– Сегодня утром ты меня не очень-то успокаиваешь, – сказала она.

Он взглянул на мать и тетушку Мирабель с таким видом, словно готов был рвать на себе волосы.

– Да, делать покупки – занятие утомительное, – сказала Мирабель, – но ты сам настоял на том, чтобы я полностью сменила гардероб.

– И сам выразил желание участвовать в этих утомительных процедурах, – поддакнула мать, не отрывая глаз от журнала.

– Но я не настаивал на том, чтобы она делала все это сразу, – сказал Алистер. – Я надеялся показать своей невесте Лондон. Хотел прогуляться с ней по парку. Чтобы нас видели вместе и не думали, будто мы что-то скрываем.

Тут обе леди оторвались от журнала.

– Уверен также, что все будут строить догадки по поводу того, почему мы нуждаемся в столь строгом надзоре, – продолжал он. – Ведь мы все-таки помолвлены. Объявление уже появилось в газете. Через два дня состоится наше бракосочетание. Нам непременно надо появиться вдвоем на публике. Вы согласны со мной, мисс Олдридж?

– Да, конечно, – ответила она. – Отличная мысль. Мы не хотим давать повод для сплетен. Позвольте мне только снять с себя это ужасное платье, и я мигом буду готова.

«Мигом» освободиться не удалось.

Им пришлось отвезти сопровождающих леди домой, мисс Олдридж нужно было переодеться, а Алистеру позаимствовать у младшего брата Руперта пароконный двухколесный экипаж. Время близилось к четырем, когда они оказались в Гайд-парке. Пройдет еще час, и парк заполнится толпами гуляющих. Их будут с любопытством разглядывать, останавливать, некоторые пожелают быть представленными невесте.

Алистер не сомневался, что мужчины, увидев Мирабель, будут умирать от зависти. Костюм для прогулок зеленого цвета, сшитый по последней моде, очень шел Мирабель. Она радовалась обновкам и позволила горничной потрудиться над ее волосами.

– Ты выглядишь восхитительно, – сказал ей Алистер, когда они оказались в парке.

– Ты просто ослеплен любовью. И к великому моему облегчению, сам выбираешь для меня одежду. К тому же раньше я должна была одеваться просто и неприметно. Мне приходилось решать деловые вопросы с мужчинами, а они легко отвлекаются по пустяками и стали бы пялиться на меня. А теперь я с удовольствием ношу красивые наряды. – Это была чистая правда. Когда ей предложили три платья на выбор, она купила все три. То же самое можно было сказать о шляпках и туфлях. Покупать женское белье для мужчины считалось неприличным, но Алистер видел, с каким огромным количеством коробок вернулась Мирабель, ездившая по магазинам со своей тетушкой.

– Вот уж не думал, что ты так же расточительна, как я. Но я пытаюсь изменить свои привычки. Если мне удастся преодолеть мою страсть к расточительству, мы без труда сможем жить, не выходя за рамки нашего дохода.

Мирабель пристально посмотрела на него.

– В чем дело? – спросил он. – Что-то не так?

– Дорогой, разве ты не прочел наш брачный контракт, прежде чем подписать его?

– Разумеется, прочел, – ответил он. Они должны были пожениться в среду по специальному разрешению, что позволяло им обойтись без положенной огласки и сочетаться браком там, где они предпочтут. Об этом позаботился лорд Харгейт.

– Быть может, я чего-то не понял, – заявил Алистер. – Во-первых, он был написан мерзким почерком законника, который невозможно разобрать. Во-вторых, изложен мерзким юридическим языком, который невозможно понять. Я действительно помню большое количество нулей в некоторых цифрах и ошибку в подсчетах, к которой я привлек внимание моего отца. Он от души посмеялся надо мной, а я сделал вид, будто смирился с судьбой, и поставил свою подпись там, где мне указали.

– Мое приданое составляет двести тысяч фунтов, – сказала Мирабель. – Кроме того…

– Прошу прощения, – сказал он, – я не ослышался? Ты сказала «двести тысяч»?

– Совершенно верно.

Это был еще один удар битой по голове.

– Дорогой, с тобой все в порядке? – встревоженно спросила она, коснувшись его щеки затянутой в перчатку рукой.

Алистер остановил лошадей и прижался губами к ее ладони.

– Не обращай внимания, – пробормотал он. – Я на мгновение потерял сознание, вот и все. Две. Сотни. Тысяч. Неудивительно, что мой отец расхохотался.

– А ты этого не знал?

– Я подумал, что по ошибке приписали лишние нули, – признался Алистер. – Я полагал, что это двадцать тысяч или около того. Приданое дочери герцога Суззрлендского, одного из самых богатых людей Англии, составляло двадцать тысяч фунтов. Но я не стал уточнять, потому что говорить о деньгах вульгарно.

– Мама унаследовала состояние семейного банкирского дома, – объяснила Мирабель. – У отца тоже было весьма значительное состояние.

– Понятно, – тихо произнес Алистер.

Он огляделся вокруг: на деревьях появились первые листочки, щебетали птицы, по дорожке проезжали всадники. Вскоре парк заполнился представителями избранного светского общества, выехавшими на прогулку верхом на дорогих конях или в элегантных экипажах, одетыми по последней моде и обменивающимися последними сплетнями.

– Ты расстроен, – произнесла Мирабель.

– Неудивительно, что отец был так ласков со мной. После того как я подписал бумаги, даже потрепал меня по плечу.

– Ну что ж, твое содержание и впрямь дорого обходится, – промолвила она. – Вот он и обрадовался, что ты нашел богатую невесту.

– Не так уж я дорого обхожусь, – возразил он. – Дорого обходится только принц-регент. На его одежду требуется гораздо больше ткани, чем на мою. А за последние годы он стал еще толще.

– Ты как-то сказал, что не желаешь сидеть на шее у жены, – напомнила она ему. – Надеюсь, ты не будешь страдать по этому поводу. Нет ничего необычного в том, что средний сын женится на деньгах.

Алистер пристально вгляделся в женщину, которая вскоре должна была стать его женой: волосы словно восход солнца; глаза как сумерки; голос как ночь. Все это он разглядел с первого взгляда. А потом заметил, как быстро меняется выражение ее лица, как она сообразительна, искренна и добросердечна. А когда держал ее в объятиях, понял, как доверчиво и безоговорочно она отдает ему себя.

Он улыбнулся.

– Я сказала что-нибудь забавное? – спросила она.

– Я представил себе тебя обнаженной, – шепнул он, наклоняясь к ней.

– Тысяча извинений за то, что мешаю тебе, Кар, – раздался поблизости знакомый голос. – Я действительно очень сожалею, но – не в силах больше ждать.

Мирабель вздрогнула от неожиданности в отличие от Алистера, который словно застыл, а потом медленно отстранился от нее.

– Гордмор? – холодно произнес он. Бледное лицо виконта чуть покраснело.

– Мисс Олдридж, – поклонился он, сняв шляпу.

Она вежливо кивнула.

– Умоляю извинить мою бестактность, – произнес лорд Гордмор.

Атмосфера накалялась.

Мирабель огляделась вокруг. Парк почти опустел. И она пожалела об этом. Хотя несколько минут назад она радовалась возможности побыть наедине с Алистером.

– Твоя наглость переходит всякие границы, – проговорил Алистер. – Даже если у тебя не осталось ни капли стыда, мог бы подумать о том, насколько неприятно твое присутствие мисс Олдридж.

– Я об этом подумал, Кар, – сказал его сиятельство, – поэтому и пришел. Я мог бы вышибить себе мозги или перерезать горло, но у меня никогда не было склонности к театральным эффектам. К тому же сомневаюсь, что смог бы проделать это с должной элегантностью, и испортил бы все дело.

– Вышибить себе мозги? – переспросил Алистер. – О чем ты говоришь?

– Я и сам толком не знаю, – ответил Гордмор. – Но мне невыносимо обсуждать это через посторонних людей. Если мы должны драться, Кар, то давай обойдемся без…