Текст книги "Обольстительница в бархате"

Мисс Нуаро несколько раз хлопнула в ладоши, но никто не обратил на нее внимания. Вместе с Джеффрис ей пришлось вступить в схватку, чтобы силой растащить дерущихся. Но крики продолжались. Спорившие стали перечислять свидетельства различных преступлений, совершенных противоположной стороной, а те, кто не участвовал в схватке непосредственно, восприняли это как приглашение выразить свое недовольство той или другой портнихой, в зависимости от личных симпатий.

Потребовался почти час, чтобы восстановить порядок. Предупредив девушек, что их всех выкинут на улицу без предупреждения и рекомендаций, если им вздумается устроить еще один скандал, Леони отправилась наверх, чтобы переодеть рабочее платье. Джеффрис пошла за ней.

– Лучше пришли мне в помощь Мэри Парментер, – попросила мисс Нуаро. Мэри осталась старшей в демонстрационном зале, когда Джеффрис бросилась останавливать войну. – Не спускай глаз со швей. Тебе лучше всех удается пресекать конфликты в зародыше.

Это была одна из причин, почему Селина Джеффрис, несмотря на молодость и явную хрупкость, стала старшей портнихой.

Девушка пропустила слова Леони мимо ушей и принялась расстегивать на ней пелерину.

– Вы уже опаздываете, мадам, – сказала она. – Вам ведь известно, что Парментер нервничает, когда ее начинают торопить. А я – нет.

Опоздать – вот это ей совсем ни к чему. Лучше бы вообще не ходить. Леони ничего не ждала от встречи, намеченной на сегодняшний вечер.

Лорд Суонтон вознамерился прочесть лекцию о поэзии, чтобы собрать денег в фонд приюта для глухонемых. На подобных мероприятиях блистала Софи. Она появлялась ненадолго, незаметно исчезала, а потом описывала событие в любимом лондонцами бульварном листке «Утреннее обозрение Фокса». Светский отчет всегда содержал подробный рассказ о том, во что была одета каждая клиентка «Модного дома Нуаро».

Леони ожидала появления заметки примерно с таким же чувством, с каким ее французский предок ожидал результатов от знакомства с мадам Гильотиной.

Джеффрис неправильно истолковала хмурое выражение лица мисс Нуаро.

– Пожалуйста, не переживайте из-за девушек, мадам. С ними все будет в порядке. Сейчас у них эти самые дни, а вы ведь знаете, как это протекает у девушек, которые постоянно работают бок о бок.

У них у всех «эти самые дни» приходились на один и тот же срок.

– В этом месяце все стало намного хуже, и мы с тобой знаем, почему, – сказала Леони. Марселина вышла замуж за герцога, а Софи – за будущего маркиза. И хотя любые другие женщины схватились бы за шанс не работать, ее сестры не походили на других. Со временем они так бы и поступили, но не без внутренней борьбы, конечно.

Девушки их не понимали, и было не так-то легко объяснить происходящее, тем более что теперь сестры редко появлялись в ателье. Марселина, которая по утрам страдала от тошноты, как это бывает с беременными, по приказу врача много времени проводила в постели. Софи приходилось держаться от ателье подальше, чтобы позволить модному обществу забыть, как выглядела французская вдова, коей она была еще совсем недавно.

Оставалась Леони. Она могла выполнять работу, которой занимались сестры, но без их блеска и стиля. У каждой из сестер была своя сфера деятельности, и Леони чувствовала, как ей не хватает их таланта. А также общения.

И она больше, чем кто-либо, беспокоилась о будущем «Модного дома Нуаро». Леони вложила в ателье все – ум, тело, душу. Эпидемия холеры погубила кузину Эмму и полностью разрушила их прежнюю жизнь в Париже. Эмма умерла очень молодой, но здесь, в Лондоне, ее дух и гениальность жили в их сердцах, в их новой жизни, которую они выстраивали с таким усердием.

– Девушки вели бы себя по-другому, если бы мои сестры чаще появлялись в ателье, – заметила Леони. – Определенный режим и привычка, Джеффрис. Ты же знаешь, что нашим работницам нужно не только быть постоянно занятыми, но еще и чувствовать, что существует порядок. – Многие из таких женщин заканчивают свои дни в домах призрения. А до этого их жизнь полна трудностей и хаоса. – Но без перемен не обойтись, и всем нужно приспосабливаться к ним. – Для работниц это тяжело. Перемены расстраивали их. Для Леони это было очевидно. На нее перемены действовали так же. – Нам нужно установить новый порядок.

– Вы очень много работаете, – сказала Джеффрис. – Вам нужно отдыхать. Вы не можете работать за троих.

Леони улыбнулась.

– Конечно, но с твоей помощью мне это почти удается. И давай поторопимся. Нужно приехать туда, пока все не закончилось.

* * *

Позже тем же вечером

Мисс Нуаро торопливо вошла в гостиную, примыкавшую к лекционному залу в клубе «Нью-вестерн-атенеум».

И замерла на месте. Из тени оконной ниши выступила высокая фигура в черном.

– Я уже думал, вы не придете, – сказал лорд Лисберн.

Она заметила, что его одежда, по правде говоря, была не полностью черной. В дополнение к ослепительно-белой сорочке и шейному платку на нем был зеленый шелковый жилет, щедро расшитый золотом. Внимание привлекала его узкая талия… Затем ее взгляд спустился ниже, к вечерним брюкам, которые плотно облегали длинные, мускулистые ноги.

Леони восстановила дыхание.

– Мы разве договаривались? – поинтересовалась она. – Если да, то я, должно быть, была в беспамятстве.

– О, я был уверен, что вы будете здесь. – Лисберн махнул рукой в перчатке в сторону двери, ведущей в лекционный зал. – Суонтон! Толпы девушек. – Он показал на ее платье. – Возможность заявить о себе?

Для этого случая мисс Нуаро выбрала платье из зеленого шелка. Хотя оно было вечерним, и вырез мог бы быть глубже, чем позволялось днем, Леони приглянулся простой фасон, более уместный на публичной лекции. Никаких кружев и оборок. Только скромная вышивка темно-зелеными нитками вдоль кромки юбки. Главный интерес вызывали очень широкие рукава, разрезанные так, чтобы казалось, будто под ними можно увидеть рукавчики нижней сорочки – мимолетный взгляд на нижнее белье, одним словом. Поверх она накинула шаль из тонкого шелка темно-красного цвета с золотым растительным узором на кремовом фоне. Это привлекало еще больше внимания к той белой ткани, что виднелась сквозь прорези в рукавах.

– Я собиралась приехать пораньше, – объяснила Леони. – Но у нас в ателье был трудный день, а тут еще жара. Все измучены. Вдобавок клиентки распекали девушек в магазине, и они, вернувшись в рабочую комнату, устроили скандал. Начался хаос. Чтобы успокоить всех, потребовалось несколько больше времени, чем полагалось.

– Вам повезло, – сказал маркиз. – Вы пропустили «Бедного Робина».

– «Бедного Робина»? – удивилась мисс Нуаро.

Лисберн приложил руку со шляпой к сердцу, поклонился, а потом завел замогильным голосом:

 
Когда я в последний раз услышал его тихое пение
Со всеми сладостными переливами,
Невольно родились слова:
– Прощай, пернатый певец, прощай!
 
 
Небо заволокли тучи, землю покрыл снежный саван,
И Робина не стало!
Я скучал, мне его мучительно не хватало
До слез. До жгучих слез!
 

– О боже! – только и сказала Леони.

– Это еще не все, – предупредил он. – Там какое-то немыслимое количество строф.

Сердце у нее упало. Кто-то, конечно, может довериться лорду Суонтону, который, пользуясь своим влиянием, собирает деньги для уважаемой организации. Но если придется слушать «Бедного Робина» еще часа два или больше, она бросится в Темзу.

– Мне кажется, лорд Суонтон слишком близко к сердцу принимает мелкие горести жизни, – заметила Леони.

– Он не может по-другому, – согласился Лисберн. – Он пытался, по собственному признанию, больше походить на Байрона, когда тот писал «Дон Жуана». Но безуспешно. У него всегда получалась какая-то жутко плаксивая версия «Чайльд Гарольда». Это еще в лучшем случае. Однако, к счастью для вас, там больше нет мест.

Нет мест! Облегчение, которое она испытала, было подобно волне прохладного ветра. Значит, не придется несколько часов внимать унылой поэзии.

Но Леони пришла сюда с определенной целью. Она здесь по делу. Там, где появляется лорд Суонтон, сразу образуется круг потенциальных клиенток «Модного дома Нуаро». И так же важно, что леди Глэдис будет здесь.

– То, что там давка, – это к лучшему, – сказала она. – А вход опоздавших привлекает дополнительное внимание.

– Даже если вы останетесь без рукавов и юбок, вам не удастся протиснуться туда, – заверил ее Лисберн. – Мне пришлось уступить свое место, так его заняли две дамы. В зале народ стоит по стенам. В основном, кстати, мужчины. Из-за того, что им все это наскучило, а вы – молоды и очаровательны и можете невзначай натолкнуться на несколько потных ручонок, которые попытаются оказаться там, где им быть не положено.

Словно насекомые поползли по коже. До нее уже пытались дотронуться прежде. Хоть Леони и была в силах постоять за себя, такой опыт не становился менее отвратительным.

– Я сказала леди Глэдис, что буду здесь.

– С какой стати?

– Бизнес, – коротко напомнила мисс Нуаро.

– Не из-за меня, другими словами, – сказал он.

Ей совершенно не хотелось рассказывать ему про Париж и про ту ночь, когда она торопилась вернуться домой, чтобы предупредить сестер об опасности, и вдруг очутилась в толпе мужчин, которые принялись трогать ее. Тогда ей с трудом удалось избежать изнасилования.

Тут, конечно, не Париж, успокоила себя Леони. Это Лондон, где сброд не ходит толпами. А эти люди собрались на общественное мероприятие, каких бывает много. Она направилась в сторону зала.

Лорд Лисберн – за ней.

– Духота! Жарища! Все забито возбужденными барышнями и раздраженными мужчинами, а Суонтон и его поэтические друзья рыдают над опавшими листьями, над мертвыми птичками и увядшими цветками, – бормотал над ухом маркиз. – Да, мне понятно, почему вам так не терпится оказаться там.

– Исключительно по делу, – отрезала Леони.

Она со скрипом отворила дверь и заглянула внутрь.

Через узкое пространство между столпившимися перед входом слугами можно было увидеть совсем немного. Тем не менее быстро стало понятно, что все места в партере заняты женщинами. Они сидели тесно, чуть ли не на коленях друг у друга. Женщины в сопровождении немногочисленных мужчин – отцов и братьев, скорее всего, – набились и в бельэтаж, и на балкон. Последний заметно провис под тяжестью зрителей. Каждый дюйм свободного пространства заполняли стоявшие мужчины. В зале была ужасная духота, в нос ударил запах разгоряченных тел.

Между тем кто-то, – точно не лорд Суонтон, – читал оду на смерть розы дрожащим голосом.

Она отпрянула назад. Натолкнулась спиной на теплую мощную преграду. Шелк зашуршал о шелк.

Лорд Лисберн перегнулся через ее плечо, чтобы заглянуть в зал, и тогда на Леони нахлынула волна из ароматов свежевыглаженного полотна, бритвенного мыла и мужчины, которая захлестнула запах толпы.

– Рады своему опозданию? – спросил он. – Сейчас вы бы сидели там. – Его дыхание щекотало ей ухо. – И не вырвались бы оттуда, пока все не закончилось.

Она будет сидеть там, как в клетке, слушая поэтическую панихиду в течение нескольких часов. Леони зажмурилась и сказала себе, что это ради дела, затем несколько раз глубоко вдохнула и открыла глаза. Она сейчас отправится в зал. Она…

Его большая рука в перчатке легла на створку двери в паре дюймов от ее плеча. Лорд Лисберн закрыл дверь.

– У меня возникла идея, – сообщил он. – Давайте поедем в цирк.

Глава 3

 
Никогда не советуй, дорогая моя,
Мне беречь свое сердце,
Когда я танцую вон с тем уланом,
Ветреным и живым.
Иллюзии, которые появляются в голове
В восемнадцать,
Перестанут очаровывать
В двадцать восемь.
 

Миссис Эбди. «[8]8
  Эбди Мэри (1797–1867) – знаменитая английская поэтесса.


[Закрыть] Мужчина, готовый жениться», 1835 г.

Леони резко обернулась. Так как Лисберн не двинулся с места, она натолкнулась на него, прикоснувшись при этом грудью к его жилету на один восхитительный миг. От нее тоже пахло великолепно.

Она подняла руку и оттолкнула его не так, как толкаются маленькие девочки, или когда флиртуют. Нет, это было очень решительно. Правда, недостаточно сильно, чтобы Саймон потерял равновесие, но намек был очевиден – ей не хочется играть в кокетку.

Лорд Лисберн понял намек и сделал шаг назад.

– Цирк? – Она произнесла это так, словно речь шла о полете на Луну.

– Да, в цирк Астли, – подтвердил он. – Будет весело.[9]9
  Цирк Астли – конный цирк, основанный в Лондоне известным наездником Филиппом Астли в 1768 г. Соединял арену с театральной сценой, на которой ставились мелодрамы. Действие со сцены часто переходило на арену.


[Закрыть]

– Весело…

– Во-первых, там не будет никаких заунывных стихов, – начал перечислять Лисберн. – Во-вторых, там не будет никаких заунывных стихов, и в-третьих…

– Это же на другом берегу! – Теперь фраза действительно прозвучала так, как будто Леони говорила о Луне.

– Да, – подтвердил он. – И тогда широкая Темза ляжет между нами и заунывными стихами.

– Нами!

– Вы уже подходяще одеты, – продолжал Саймон. – Это будет бесполезная трата усилий, если вы не пойдете поразвлечься.

– Цирк!

– Зрелище на самом деле увлекательное, – сказал Лисберн. – Обещаю. Актеров, акробатов и клоунов. Но самое интересное – искусство наездников. Дюкруа – управляющий – сам прекрасный наездник.

Несмотря на внешнюю легкомысленность, Лисберн никогда не пускал дел на самотек. Он уже провел небольшое расследование в отношении мисс Нуаро. Ее действительно звали Леони, и она правда вела дела «Модного дома Нуаро». Одна ее сестра замужем за герцогом, вторая – за наследником маркиза. Однако мисс Леони ходит на работу в ателье каждый день, как будто переход в высший класс аристократии не имеет для нее никакого значения. Что было странно и говорило о многом.

Портнихи, как стало ему известно, работали шесть дней в неделю с девяти утра до девяти вечера. Она проводила на работе столько же времени, если не больше. Как ему казалось, это многократно увеличивало вероятность того, что мисс Нуаро откажется провести время в цирке Астли или развлечься в каком-нибудь другом месте.

Леони покачала головой, а потом сделала восхитительный жест рукой, величественно отодвигая лорда со своего пути.

Он понимал, что стоит слишком близко, чуть ли не наступая на подол ее платья. А женщины чрезвычайно бережно относятся к своему личному пространству. Ему же хотелось узнать, какую границу установит она. Тем более что у Лисберна имелся большой и успешный опыт общения с женщинами.

Однако пришлось подчиниться и занять место сбоку.

– Вот как мы поступим, – заговорил он на ходу. – Мы наймем карету до Астли, побудем там час или немного больше, а потом вернемся сюда до окончания панихиды. К тому времени толпа разойдется. У всех девушек есть сопровождающие. Большую часть девиц – я обещаю! – развезут по домам раньше, чем им захочется, потому что, знаете ли, существует предел, до которого братья согласятся дойти в своих жертвах ради сестер. То же самое относится к папашам, мамашам и двоюродной бабушке Филомине.

Они пересекли фойе и подошли к дверям вестибюля. Лисберн открыл их перед мисс Нуаро.

Леони проплыла мимо, загадочно прошуршав платьем.

– Я понимаю, что там вы не найдете тех клиенток, на которых рассчитываете, – сказал он. – Но думаю, вам понравятся костюмы у женщин.

– Вполовину меньше, чем вам, осмелюсь заметить, – откликнулась Леони. – Они ведь будут едва одеты?

– Ну, конечно. И балерины, и нимфы, или кого там будет изображать мисс Вулфорд, – согласился маркиз. – Она – сплошное очарование. И все представление прекрасное. Участники, стоя на лошадиных спинах, наворачивают круги по арене. Лошади выделывают разные интересные штуки. И акробаты тоже!

Она подняла глаза и внимательно посмотрела на него.

Лисберн легко выдержал ее взгляд. Мальчики, красивые от рождения, часто становятся мишенью для других мальчиков, а в школах, которые он посещал, было полно задир. Ему пришлось очень рано научиться скрывать и держать при себе эмоции, если только не возникала необходимость в них.

«Ты как бриллиант, – сказала ему одна из его любовниц. – Такой роскошный, блестящий, полный огня. Но когда кто-нибудь попытается рассмотреть человека внутри, увидит лишь отражение и сверкающую поверхность».

А зачем кому-то нужно видеть большее?

По правде говоря, в нем ничего не осталось от того убитого горем юноши, каким он был почти шесть лет назад, когда умер отец. Потеря опустошила сплоченных членов маленькой семьи, в которую входили не только Лисберн с матерью, но и ее сестра – мать Суонтона, а также сам Суонтон, и они уехали из Лондона. Долгое время провели вдали от столицы и от мира комфорта, пока полностью не пришли в себя.

Мало кто, включая людей, любивших и уважавших отца, осознавал масштаб его потери. Но Саймону не требовалось их понимания. Что он переживал, не касалось никого, кроме него самого.

Он очень хорошо понял, что такое горе на самом деле. В ответ на слащавые выражения чувств частенько хотелось двинуть по физиономии тому, кто приставал с разговорами.

Вот Суонтона или его поклонников он не смог бы ударить.

С точки зрения чувств ему показалась многообещающей рискованная игра – соблазнить обворожительную рыжеволосую француженку.

– Вам понравится, – убеждал он ее. – Обещаю. И привезу вас назад до окончания лекции.

Она отвела взгляд.

– Никогда не видела вольтижеров.

У него вдруг замерло сердце, что очень удивило Саймона.

* * *

Цирк Астли как всегда был забит под завязку. Но такое количество людей, судя по всему, не очень беспокоило мисс Нуаро. Не то что толпа на выступлении Суонтона. Может, из-за величины и открытости помещения. В любом случае Лисберн провел ее в отдельную ложу, где она была избавлена от толкотни и давки. Кроме того, отсюда открывался прекрасный вид на сцену и арену.

Они, к сожалению, опоздали на спектакль, в котором обычно участвовали прекрасные лошади и наездники, устраивавшие настоящие сражения. Но впереди еще было представление на арене. Когда они заняли свои места, команда работников цирка как раз рыхлила опилки.

Он так давно не был здесь. Лисберн даже подумал, что помещение покажется ему убогим и запущенным теперь, когда он стал взрослым и увидел разные представления в Европе.

Возможно, само место разбудило в нем ребенка, который каким-то образом пережил все жизненные потрясения и получил тяжелые уроки, но который так и не вырос и не превратился в идеального воспитанника. Должно быть, он продолжал видеть все, что было вокруг, глазами ребенка, потому что цирк Астли предстал пред ним в своем прежнем великолепии. Свет заливал арену, люстры ослепительно сверкали, оркестр играл чарующую музыку – все было таким, как раньше.

А возможно, Саймон смотрел на все свежим взглядом – огромными голубыми глазами мисс Нуаро.

Он заметил в ней легкое опасение, как только они вошли сюда, но потом беспокойство исчезло. Она устроилась на своем месте и принялась оглядываться по сторонам. Затем немного напряженно откинулась на спинку стула, когда появился клоун и стал шутить с залом. Без всякого выражения на лице Леони наблюдала за выходом на арену инспектора манежа с длинным хлыстом. Не отрываясь, следила за тем, как он шагал по кругу, по обычаю подшучивая над клоуном.

После церемониймейстер объявил выход мисс Вулфорд. Толпа взорвалась.

Вцепившись в барьер, мисс Нуаро наклонилась вперед.

Знаменитая наездница появилась на арене, отчего зрители впали в экстаз. Мисс Нуаро впитывала все это с широко открытыми глазами, жадно, как ребенок, начиная с того момента, когда инспектор манежа подсадил мисс Вулфорд в седло, а потом отсчитывая каждый сделанный ею круг. Когда наездница встала ногами на седло, Леони ахнула.

– Изумительно! – воскликнула она. – Я даже понятия не имею, как ездить верхом, а она встает на спину этого животного во время движения!

Когда после нескольких кругов наездница сделала остановку, чтобы дать отдохнуть себе и лошади, мисс Нуаро громко зааплодировала и закричала: «Браво! Брависсимо!»

В возникшей паузе церемониймейстер и клоун продолжали свою игру, но Леони с полным равнодушием восприняла их фривольные шутки. Она отвернулась от арены и перехватила взгляд лорда Лисберна, направленный на нее.

Лишь миг они смотрели друг другу в глаза. Затем она громко рассмеялась во весь голос.

И у него перехватило дыхание.

Звучание ее голоса! Ах, как она выглядела в этот момент, как сияли ее глаза, как пламенело лицо!

– О, вы были правы! – воскликнула мисс Нуаро. – Это намного интереснее, чем унылая поэзия. Как девушка талантлива! Вы представляете, сколько времени ей потребовалось, чтобы освоить это искусство? Сколько лет, как вы думаете, ей было, когда она начала тренироваться? Ее, наверное, воспитывали для такой работы с пеленок, как это часто бывает с цирковыми? Кстати, портных тоже готовят с детства.

Такая серьезность в ее голосе… Она была столь юной и столь заразительно оживленной!

– Полагаю, даже если их и готовят с детства, они еще столько раз падают на голову, прежде чем освоят мастерство, – заметил Лисберн. – Но им нужно начинать как можно раньше, пока кости гибкие и не ломаются.

– С портными все иначе, – сказала Леони. – Рано или поздно будущие наездники садятся на лошадей. А нас не подпустят раскроить кусок шелка, пока мы целую вечность не просидим над простейшими швами, пока не сошьем тысячу носовых платков и передников. Какое наслаждение наблюдать за женщиной, которая обладает таким искусством! Наездники в большинстве ведь мужчины, не так ли?

– Благодаря этому популярность мисс Вулфорд только возрастает.

– Но она хороша! Или это потому, что я совсем не обратила внимания на наездников-мужчин?

– Нет, она действительно талантлива, – сказал Лисберн. – Балерина-наездница.

– Чудо! – продолжала восхищаться мисс Нуаро. – Мои сестры постоянно говорят, что мне нужно почаще выбираться из мастерской, но воскресенья бывают только раз в неделю, и мне нравится проводить их либо с племянницей, либо на природе, предпочтительно то и другое одновременно. Иногда мы ходим в театр, но это совершенно другое. Тут даже пахнет иначе, конечно.

– Это запах лошадей, – объяснил он.

– Прекрасные создания!

Лисберн заметил нотку грусти. Обдумал это, а заодно и ее реакцию на мисс Вулфорд, и отложил свои размышления на более удобное время.

Тут началась вторая часть конного представления, и Леони вновь повернулась к арене.

Саймон смотрел в ту же сторону, внешне собранный, но полный внутреннего беспокойства. На его глазах она вдруг из искушенной парижанки превратилась во взволнованную девчонку и в какой-то момент вдруг предстала перед ним настолько беззащитной, что он почувствовал… Что? Стыд? Но за что? Он ведь мужчина. Она – женщина. Их тянуло друг к другу, и они играли в игру, которая стара как мир. Однако вместе с предвкушением от начавшейся партии Саймон ощущал, как что-то гложет его. Какая-то тяжесть на сердце.

Но почему нет? Разве он не выдержал целый час поэтической панихиды? И разве не обязан вновь вернуться туда же?

* * *

Леони показалось, что время в цирке пролетело моментально, и вот она опять сидит в карете с лордом Лисберном. Они ехали по улице Вестминстер-Бридж-стрит назад, на «панихиду», как он выразился вроде бы секунду назад.

Лисберн держал свое слово.

Впрочем, Леони в этом и не сомневалась, иначе никуда не поехала бы с ним.

Да, а еще он наблюдал за ней во время представления, когда думал, что она не обращает на него внимания. Как будто возможно сидеть рядом с мужчиной и не ощущать его присутствия, даже когда на сцену выпорхнула толпа ангелочков, а погонщик вывел на арену слона. А когда Леони обернулась и застала его за наблюдением, он сделался похож на набедокурившего мальчишку, пойманного на месте преступления. Ей захотелось узнать поближе этого мальчишку. Тут ее логика на секунду дала сбой, и внутри что-то щелкнуло.

Но это длилось всего несколько мгновений.

Теперь рядом с ней снова сидел самый красивый мужчина в мире, а она опять стала Леони Нуаро – разумной, трезвой коммерсанткой, способной сложить два и два.

– Вы терпеть не можете его поэзию, однако вернулись в Лондон вместе с лордом Суонтоном, чтобы издать его книгу, – сказала она. – Поразительная лояльность!

Лисберн засмеялся.

– Мужчина должен быть рядом с другом во время испытаний.

– Чтобы защитить его от экзальтированных барышень?

– Нет, этого изначально не было в плане. Мы приготовились к унизительному возвращению. Критики были к нему жестоки. Вы не знали?

– Я не слежу за литературой, – призналась Леони. – Читаю только обзоры спектаклей и концертов и тому подобное, но меня главным образом интересуют описания того, во что были одеты дамы. Времени на литературную критику мне не хватает.

– До выхода сборника «Алцинта и другие поэмы» он опубликовал несколько стихотворений в журналах, – пояснил Саймон. – Критики смешали его с грязью единогласно и безоговорочно. Они разрывали его на части. Стали писать пародии. Это было форменное избиение. До того, как Суонтон увидел эти статейки, он еще не знал, поедет ли в Лондон вообще. Но после такого выбор стал очевиден: вернуться и стоически преодолеть испытания или прослыть трусом.

– Даже не представляла, – удивилась она. – Я была уверена, что его светлость вернулся в Лондон, когда его книга уже вышла, и потому что все только о ней и говорили. Наши дамы так совершенно точно. Я не слышала таких взволнованных обсуждений со времен последнего большого скандала. – Того самого, в который Софи бросилась очертя голову.

– Нам ничего не было известно о том, что здесь происходит, – продолжал Лисберн. – Мы прибыли в Лондон за день до появления книги в магазинах. У нас собралась небольшая компания, и Суонтон не стал нападать на критиков. Для начала, он не был высокого мнения о своем таланте и поэтому не чувствовал себя уязвленным, как любой бы другой на его месте. Мы потом еще пошутили на эту тему в клубе «Уайтс». А уже через несколько дней после нашего приезда нам пришлось допечатывать тираж, и очень быстро. Толпы молодых женщин брали приступом книжные лавки. Продавцы заявили, что не сталкивались с чем-то подобным с того времени, как Хэрриетт Уилсон опубликовала свои мемуары.

Хэрриетт Уилсон была знаменитой куртизанкой. Десять лет назад мужчины платили ей за то, чтобы она не упоминала их имен в своих записках.

– Лорд Суонтон явно затронул сердца молодых женщин, – заметила Леони.

– И пришел от этого в замешательство, как и критики. – Саймон выглянул в окно.

В это время года темнело поздно, да и полной темноты не наступало, были глубокие сумерки. Сегодня вдобавок светила яркая луна, и Леони увидела, что они только что миновали Вестминстерский мост. Она также заметила, как напряжены его челюсти.

– Неожиданный взлет к славе может быть опасным, – сказал Лисберн. – В особенности когда в этом участвуют молодые женщины. Я предпочел бы снова увезти его в Европу, прежде чем… – Он замолчал и пожал плечами. – Большое количество людей сегодня явно встревожило вас. Единственную в зале.

– Когда я вижу столько людей, собравшихся в одном месте, – медленно заговорила Леони, – для меня они все становятся толпой.

Возникла короткая пауза.

– Понимаю, мисс Нуаро. Поэтому я должен стоять в стороне и быть начеку. Но… – Теперь пауза была долгой.

– Но… – повторила она.

– Но у меня появился шанс выкрасть из толпы очаровательную девушку, и я им воспользовался.

* * *

Леони и лорд Лисберн вернулись как раз к окончанию поэтического вечера, когда, судя по программе, должен был выступить сам лорд Суонтон со своими новыми поэтическими опытами.

Как Лисберн и предсказывал, толпа поредела. Хотя зал по-прежнему был полон, но мужчины, подпиравшие стены, уже расселись на свободные места в задних рядах. И больше не казалось, что балкон вот-вот рухнет.

Пока они, замешкавшись в дверях, высматривали, куда бы сесть, мимо них начала протискиваться группа людей – по виду, семья. Лисберн отодвинул Леони в сторону, то ли из желания пропустить людей, то ли потому, что не торопился присоединяться к аудитории, и освободил путь выходящим из зала. Когда глава семейства поблагодарил его, лорд Лисберн в ответ улыбнулся сочувственно и пробормотал что-то, что заставило джентльмена тоже улыбнуться.

Это был шарм в действии, обаяние самого коварного вида: полное юмора, умаляющее собственное достоинство, обезоруживающе искреннее и доверительное.

Леони отлично понимала, как действует этот шарм. Ее семья сама специализировалась на этом.

И ей совсем ни к чему испытывать воздействие подобного обаяния на себе. Проблема заключалось в том, что оно и в самом деле было полно коварства. Кто-то реагировал на него, не понимая, чем это грозит, и мог искренне поверить в то, что обрел душевную близость с человеком, который лишь мастерски имитировал чувства.

Леони напомнила себе об этом, пока лорд Лисберн вел ее в том направлении, откуда вышла семья, к их освободившимся местам на дальнем конце последнего ряда.

И хотя она предпочла бы сесть поближе к дверям, чтобы долго не стоять на выходе, эти места были лучше тех, которые ей удалось высмотреть раньше. Количество зрителей уменьшилось, и дышать стало легче. Когда двери открывались, выпуская людей, в зал проникали потоки прохладного вечернего воздуха.

Имея рядом большого сильного мужчину – пусть даже такого, который представлял опасность для внутреннего спокойствия женщины, – можно было ни о чем не беспокоиться.

Говоря по правде, ей не очень хотелось слушать поэтические вирши, а так как сосредоточиваться на близком присутствии красавца-мужчины было неразумно, она принялась рассматривать зал. И насчитала двадцать два туалета, пошитых в «Модном доме Нуаро». Хороший показатель. Может, все-таки был смысл в написании статеек в «Утреннее обозрение Фокса».

Среди дам в туалетах от их «Модного дома» была леди Клара и… О да! Леди Глэдис тоже надела свое новое темно-красное платье! Ура, победа!

Леони заулыбалась.

Ее спутник наклонился к ней.

– Что случилось? – спросил он.

Она ощутила, как его дыхание коснулось ее уха и шеи. Оттуда оно как будто проникло под кожу и добралось до нижней части живота.

– Это эмоциональный всплеск в ответ на поэзию, – пробормотала Леони.

– Вы же не слышали ни единого слова Суонтона, – заметил он. – Вы рассматривали зрителей. Кому улыбались? У меня есть соперник?

Кто, например? Аполлон? Адонис?

– Целая дюжина, – не удержалась Леони.

– Не могу сказать, что удивлен. – Он оглядел толпу. Она смотрела, как внимательно лорд Лисберн изучает зал, вот он остановился и вернулся взглядом к группке, сидевшей в том же последнем ряду, что и они, но с правой стороны, ближе к дверям.

– Ага, Клара! – удовлетворенно сказал маркиз. – И Глэдис с ней. Я их даже не заметил из-за того джентльмена, который торопился увести свое семейство отсюда. В любом случае рядом с ними все занято, так что мы не обязаны пересаживаться туда. Спасибо вам, благодетельные боги и духи этого места! Но, однако… – Он склонил голову набок и нахмурился. – Я, конечно, не очень хорошо знаю Глэдис.

Лисберн повернулся к мисс Нуаро, его зеленые глаза блестели.