Текст книги "Обольстительница в бархате"

– Завела меня? – Леони рассмеялась. – Меня? – Упоминание о том, что кого-нибудь из Нуаро можно завести куда-то против его воли, показалось ей смехотворным.

– Вы превратитесь в посмешище, – горячился он. – Пострадает ваше дело. А моя кузина Глэдис не проявит ни капельки благодарности за потраченные усилия. Даже не поблагодарит за все принесенные ради нее жертвы. И еще будет обвинять «Модный дом Нуаро» за то, что он не сделал для нее невозможного!

– Вы меня недооцениваете, – сказала Леони. – Но вы не первый.

Последовала короткая, напряженная пауза.

Лисберн оглядел ее с головы до ног.

Оценил ее!

Она привыкла к тому, что самоуверенные мужчины разглядывают ее с превосходством. Но этому захотелось вдобавок положить руки туда, куда он смотрел. Ее бросило в жар. Она растерялась. И только поэтому совершила ошибку.

Решила отплатить ему тем же.

Чудовищная ошибка, учитывая, какое у него лицо – совершенной скульптурной лепки… И зеленые глаза, и мощный торс… сужающийся к талии. А дальше, вниз… Длиннющие мускулистые ноги! Возникшее легкое головокружение она предпочла проигнорировать.

– К тому времени, когда вы закончите работать с ней, – медленно продолжал он; так же медленно его взгляд скользил по Леони вверх и вниз, а ей казалось, что это его руки касаются ее, – все станет очевидным. Меня это угнетает больше всего.

Нужно ответить ему. Этого требовала фамильная гордость.

– Дайте подумать, – сказала Леони, приложив два пальца к виску, как это только что сделал маркиз, изображая из себя идиота. – Какое сегодня число? Пятнадцатое. К концу месяца джентльмены будут падать к ее ногам.

Она наклонилась над столом, чтобы взять в руки карандаш, который слегка вылез за линию, по которой были аккуратно выложены остальные карандаши. Такая поза – Леони ничуть не сомневалась! – предоставляла ему возможность оценить ее сзади. Не столь уж утонченная насмешка. Но утонченность – пустая трата времени для мужчин.

– К ее ногам? – хрипло переспросил он. Голос у него упал. – Осталось всего две недели.

– Да.

– Любого, кого она захочет?

– Да. – Леони поиграла карандашом в руках.

– Хотите заключить пари?

Она сдержала улыбку.

В полной мере насладившись моментом, мисс Нуаро неторопливо вернула карандаш на поднос, снова аккуратно положив его на одной линии с другими.

Лисберн почувствовал, как руки у него сжимаются в кулаки. Она специально приняла такую позу, чтобы шокировать его.

И ей это удалось.

Со спины ее платье было отделано так же тщательно, как и спереди. Изящное кружево нежно касалось шеи. Гофрированный муслин чередовался с полосами ткани, покрытыми вышивкой. Все заканчивалось на узкой талии. Из-под кружевного чепца выбивались локоны рыжего цвета, прикрывая уши и создавая впечатление, что прическа у нее пришла в полный беспорядок.

Он понимал, что это не так. Все было рассчитано на внешний эффект, который с легкостью достигался. Ему уже хотелось вызвать беспорядочную реакцию в ней, устроить хаос вокруг. Например, скинуть на пол ее гроссбухи, раскидать карандаши. Выдернуть пробку из чернильницы. Сбросить вниз все, что находилось на столе, чтобы разложить на освободившемся месте ее…

Леони выпрямилась и повернулась к нему лицом, грациозно подняв волну из белого муслина и кружев.

Она создает платья, сказал себе Лисберн. И поэтому знает, как превращать одежду в оружие. И оно работает. Как удар по голове!

Леони одарила его загадочной улыбкой, так похожей на улыбку боттичеллиевской Венеры.

– Пари?

– Все ведь заключают, – сказал он. – Почему нам нельзя?

– Потому что вы проиграете, – последовал ответ.

– А я уверен, что это вы проиграете, – не согласился он. – И уже подумываю, каким интересным образом вы расплатитесь за проигрыш.

– Я – тоже, – сказала Леони. – Деньги для вас ничего не значат, поэтому дам волю своему воображению.

– Я придумаю ставки повыше, – пообещал Лисберн. – Деньги – такая банальность. Нужно что-то более значимое.

Опершись руками на стол, она слегка запрокинула голову.

Он не мог знать, что Леони подсчитывает в уме. Она умело это скрывала. Но ему было понятно, что мисс Нуаро взвешивает и отмеривает. Впрочем, он занимался тем же самым.

Лисберн почувствовал момент, когда ответ у нее созрел. Однако она молчала. Секунду. Другую.

Играет с ним, лиса!

Затягивает время, притворяется, что думает.

Она так пленительна!

Лисберн ждал.

– Я знаю, – заявила Леони. – Боттичелли.

Он услышал собственный вдох – быстрый и невольный. Тут же сделал безразличное лицо, но понял, что опоздал.

Все, что он мог предположить, оказалось ошибкой. Вот что было главным. Главнее всего!

– Вы говорили о ставках повыше, – напомнила Леони. – Я не знаю, насколько ценна картина. Знаю только, что уникальна. – Она смотрела него невинным взглядом.

В какой-то момент напряжение между ними стало ощущаться физически.

Затем Лисберн рассмеялся.

– Я серьезно недооценил вас, мадам. Действительно, высокая ставка. Дайте-ка подумать. А что вы поставите против Боттичелли? Что бесценно для вас? Время, прибыль, ваши клиенты? – Он подождал, пропустив два удара сердца. – Что ж, готовы поставить две недели?

– Две недели? – переспросила она с отсутствующим видом.

– Со мной, – сказал он. – Мне нужно две недели.

Голубые глаза впились в него.

– Вашего исключительного внимания, – продолжал Лисберн. – В месте, которое я выберу сам.

Он не был уверен, – мисс Нуаро искусно маскировалась и была способна, как ему казалось, контролировать появление румянца на лице, – но тем не менее ему удалось заметить легкий розовый оттенок у нее на щеках, который, едва появившись, тут же исчез.

– Вы ведь поняли, о чем я? – уточнил Лисберн.

– Я не наивна, – сказала она.

То, что он увидел, было, должно быть, краской смущения, которая исчезла окончательно. И теперь ее лицо побледнело. От страха? Вот это да! О чем, интересно, она подумала? О том, что он сделает с ней? Чем они будут заниматься? Но ведь она модистка, очень красивая модистка. Огромное количество мужчин наверняка вели себя с ней омерзительно.

Лисберн не принадлежал к такому сорту мужчин, однако у него возникло чувство, что он поступил неправильно. Жар начал заливать шею. Стало трудно дышать.

– Я не насилую женщин, если вы об этом подумали, – сказал он.

– О, нет! – усмехнулась Леони. – Я думаю, что женщины сами выстраиваются в очередь и ждут, когда вы лишите их добродетели.

Тогда почему она побледнела?

Или ему показалось? Сейчас у нее уже нормальный цвет лица.

– Я хочу полностью заполучить ваше внимание на две недели, вот и все, – объяснил он.

– И все?

– В течение двух недель я не должен быть на втором, третьем или восемнадцатом месте после вашей работы.

– И? – спросила Леони.

Лисберн улыбнулся.

– А вы циничны.

– И что? – опять усмехнулась она. – Это не относится к делу, потому что вы все равно проиграете. Но мне интересно услышать, что именно вы задумали.

– Что именно? – переспросил он.

– Да.

Лисберн пристально посмотрел на нее и склонил голову набок, раздумывая.

Затем подошел к мисс Нуаро вплотную.

Он коснулся ее плеча немного выше объемного рукава.

Она стояла, замерев, сердце бешено колотилось, взгляд прилип к его шейному платку, идеально повязанному, с выверенными складками и отутюженному.

– Мадам, – сказал Лисберн.

Леони подняла на него глаза. И это было ошибкой.

Она увидела эти прекрасные губы, сложенные в легкую улыбку, которая в один миг может стать опасной. Увидела его глаза, зеленые – таким должно быть море между Сциллой и Харибдой, тут и там ловившее солнечный свет и сверкавшее золотистыми искорками. Опасные воды! Но ей, даже осознававшей эту опасность, все равно хотелось броситься в них с головой.

Потом улыбка пропала, он наклонился и поцеловал ее.

Прикосновение его губ. И все! Мир вокруг изменился, стал огромным и теплым, возникло мимолетное предчувствие… чего-то особенного. Но оно исчезло раньше, чем Леони смогла бы описать то, что увидела или почувствовала.

Лисберн начал отодвигаться, но вдруг…

– Проклятье! – выругался он.

Отпрянуть – самое умное, что она могла сделать. Но Леони вдруг растерялась и в этом состоянии изумления не могла ясно думать.

Ухватив за талию, он приподнял ее над полом, пока их глаза не оказались на одном уровне. И снова поцеловал.

На этот раз это было не просто прикосновение губ. На этот раз это было нечто большее. Явная демонстрация физической силы – поднять ее на руки для него было не тяжелее, чем сорвать цветок. Теперь он целовал ее решительно, словно бросал вызов. И она приняла этот вызов, хотя не знала, что делать. Ей-то казалось, что она как раз знает, но вкус и ощущение от его губ были сладостными и опасными и абсолютно не имели ничего общего с тем, что она когда-то назвала поцелуем.

Леони обняла его за плечи, чтобы обрести опору, пока мир рушился вокруг. Что-то как будто сжало ее сердце, и волна чувств захлестнула Леони.

Один миг, и все закончилось. Словно годы прошли, целая жизнь между До и После.

Он опустил ее на пол. Она отстранилась от него, но все еще ощущала на ладонях фактуру ткани его сюртука. Комната накренилась, словно палуба корабля в сильную непогоду.

Лисберн пристально посмотрел на нее. Она ответила таким же взглядом, пока пыталась собраться и восстановить равновесие, а в это время в голове крутилась только одна мысль: «Не вздумай упасть в обморок!»

– Э… Что-то в этом роде, – сказал он.

– Я поняла.

– Правда?

– Я не наивна, – отрезала Леони.

– Неужели? Я был готов поклясться…

– Но без опыта, – сказала она излишне горячо. Леони еще не полностью овладела собой. Все произошло так быстро, что голова у нее продолжала кружиться. Это он на нее так подействовал, или она сама подложила себе свинью?

Одна вещь была до боли очевидна – Леони допустила грубую ошибку. Чему тут удивляться! Она ведь по происхождению из Нуаро-Де-Люси и, наверное, самая разумная из их рода, хотя это ценилось не слишком высоко.

– Тут очевидная разница. Правда, это совсем неважно, потому что вы так и так проиграете.

– Я думаю, нет, – не согласился Лисберн. – И надеюсь, что сумею обогатить ваш опыт.

* * *

На что бы ни рассчитывал Лисберн, но он никак не ожидал, что она… настолько невинна.

Нет-нет, это какой-то абсурд! Мисс Нуаро – француженка и модистка. Из Парижа! Ей двадцать один – совсем не дитя. Ее сестры уже сбили влет двух самых искушенных лондонских кавалеров.

Неопытная, сказала она. Не похоже! Однако… То, как осторожно Леони повела себя в первый раз… И эта легкая неуверенность во время поцелуя, в котором ощущался намек на обещание и… чувство.

Возможно, это всего лишь следствие ее неуверенности в мужчине, с которым она почти не знакома. Он не мог бы сказать наверняка. Поцелуй был так мимолетен.

Отмахнувшись от своих мыслей, Лисберн проводил ее взглядом. В трепещущем облаке муслина она вернулась назад к столу.

– Нам нужно крайне аккуратно определить условия. – Леони опять заговорила отрывисто и по-деловому. А он все пытался восстановить душевное равновесие. – Что вам сгодится в качестве доказательства?

– Доказательства чего?

– Того, что леди Глэдис завоюет общество.

– Все общество? – удивился Лисберн. – У меня и в мыслях нет ставить под сомнение вашу гениальность, мадам, но мне кажется, за полмесяца этого невозможно добиться ни одной молодой особе, если только она не леди Клара Фэрфакс.

Леони застыла на месте. Искушение подойти к ней и коснуться губами затылка, чтобы она растаяла, было почти невыносимым.

Но Лисберн уже и так донельзя ускорил события.

Он никогда такого не делал.

Терпение ему не отказывало. Он получал такое же большое наслаждение от игры в преследование, как и от самого завоевания.

Однако пока был слишком стремителен и неловок.

Лисберн заставил себя подумать. Это нужно было сделать намного раньше. Он попытался вспомнить, что она сказала.

Глэдис! Мисс Нуаро становится очень эмоциональной, когда говорит о Глэдис.

– Как вы думаете, чего хочет добиться сама Глэдис? – спросил он.

– Странный вопрос. – Леони отошла за стол и встала к нему лицом, как будто поняла, о чем он подумал, глядя на ее шею, и захотела, чтобы между ними оказалось как можно больше предметов мебели. – Вы прекрасно понимаете, что леди Глэдис будет счастлива, если люди перестанут смотреть на нее, как на одну из тех кошмарных собачонок, которых дамы везде таскают с собой.

Сначала он не понял. Глэдис, разумеется, плевать хотела на то, как другие реагируют на нее, и уж тем более ей было все равно, как ее слова и поступки обижают или уязвляют окружающих.

– Любому хочется, чтобы благосклонность дамы не казалась проявлением ее дурного характера, плохого воспитания, отвратительного вкуса, чтобы не смотреть на нее со страдальческой улыбкой, – сказала Леони. – Леди Глэдис почему-то считает, что страдальческая улыбка – самая добрая реакция на нее, которой она достойна. Я стремлюсь к большему, милорд. Мне нужно, чтобы джентльмены сами стали добиваться ее общества. В том смысле, чтобы она получила предложения руки и сердца. Я хочу, чтобы кавалеры приглашали ее танцевать по собственной воле, а не потому, что им так приказали родственники. Я собираюсь сделать так, что она получит приглашение не на один, а на несколько загородных приемов.

Ему вдруг вспомнилось, какой несносной была Глэдис в то время, когда он пытался взять на себя роль главы семьи и не дать боли поглотить его. А ее папаша!

Лисберн содрогнулся.

– Легко удостовериться, когда юная леди пользуется популярностью у джентльменов, а когда – нет, – сказал он. – Даже если мы этого не заметим, скандальные листки отметят. Давайте сойдемся вот на чем – если моя кузина обзаведется поклонником до конца этого месяца, вы выиграли. Годится?

Леони подняла на него глаза.

– Вы облегчаете мне задачу, милорд. Обзавестись поклонником – для нее это дело нескольких дней.

Чувство уверенности словно сочилось из нее.

Этого было достаточно, чтобы у Лисберна появился повод задуматься.

Но нет, она, должно быть, немного не в себе. В том, что касается этого дела как минимум. Одна из опасностей, которая подстерегает «Модный дом Нуаро». Как в случае со спятившими шляпниками.

Однако она ведь не полностью безумна. Выбрала же не что-нибудь, а Боттичелли! Из всего, чем он владеет, лишиться этой картины – очень большая потеря. С другой стороны, Боттичелли обретет достойное пристанище, перейдет в руки молодой женщины, которая наверняка будет ценить картину намного больше, чем он. В конце концов, покажет ее своим бедным девушкам.

Так что, терять две недели, за которые он мог бы кое-чему научить Леони Нуаро? Сейчас, когда он ощутил вкус того, что его ожидает?

Не может быть никаких вопросов!

– И что дальше? – спросил Лисберн. – Упомянем о полудюжине денди? Или о предложении руки и сердца?

– Но только не от того, кто испытывает материальные трудности, – уточнила Леони. – Я прикинула, приданое леди Глэдис составляет от двадцати пяти до пятидесяти тысяч фунтов. Так что никаких предложений с явно корыстной целью.

– Вы уже пытаетесь проиграть? – вскинул брови Лисберн. – Я польщен, мадам.

– Хорошо, полудюжина светских щеголей, – согласилась она. – Сразу станет понятно, привлекает она их или нет. Успех в обществе еще определяется количеством приглашений. Она должна будет получить как минимум три приглашения на загородные приемы. И да, по крайней мере одно предложение руки и сердца.

– И все это до тридцать первого июля? – уточнил он.

– Да. У вас есть еще какие-нибудь соображения, или три данных условия удовлетворяют вас?

– Я в предвкушении того, что меня удовлетворит.

Она закатила глаза.

Ему захотелось рассмеяться. Ему захотелось расцеловать ее за подобное легкомыслие. Все бы вели себя так!

Из ящика Леони достала лист бумаги.

Он подошел к столу.

Сложив лист пополам, она взяла перо и написала текст их соглашения дважды. Дважды подписала его. Затем передала перо маркизу.

– Здесь и здесь, – указала места, где поставить подпись.

Лисберн расписался.

Воспользовавшись линейкой, разорвала лист на две примерно равные части. Отдала маркизу одну подписанную половину договора и пожелала ему удачного дня.

* * *

На следующее утро, сидя за завтраком, Лисберн, как практически все представители лондонского модного общества, читал «Утреннее обозрение Фокса».

И как все остальные вдруг сообразил, что читает отчет о прошедшем в «Олмаке» вечере во второй раз, потому что не поверил в то, о чем прочел в первый.

На балу, состоявшемся в среду, присутствовало немыслимое количество гостей, среди которых было пятьсот персон первого ранга. Оркестр Джона Вейперта играл бесконечные кадрили, танцы продолжались до четырех утра. Одним из главных событий состоявшегося вечера стало блестящее появление леди Глэдис Фэрфакс в туалете совершенно нового стиля – платье из золотистого атласа с отделкой из черных кружев было создано талантливыми мастерицами из «Модного дома Нуаро». Нам стало известно, что ее светлость почтительно развлекла небольшую группку зрителей чтением комической поэмы Аристофана «Лисистрата» в своем собственном переводе. По ее словам, это было сделано в ответ на заявление члена Парламента, который отказал женщинам в гражданских правах.

Наводящая ужас картина возникла в его воображении, и тут он услышал, как Суонтон с грохотом поставил тарелку с завтраком на стол.

– Что-то ты плохо выглядишь, – заметил он. – Этот плут Фокс разузнал о том, что ты купил сотню подушечек для булавок?

– Кузина Глэдис прочла поэму, – сообщил он. – На публике!

– Это та самая девушка с мелодичным голосом? Я не против послушать, как она будет читать мои стихи. Может, в ее исполнении они станут звучать лучше.

Отложив газету, Лисберн бросил на него взгляд через стол.

– Она читала «Лисистрату», – сказал он. – Сама ее перевела!

Светло-голубые глаза Суонтона широко открылись.

– Но ведь это – та самая поэма про женщин. Идет Пелопоннесская война. Все женщины объединяются, чтобы остановить ее, и для этого отказывают мужьям в… – Он изобразил понятный всем мужчинам жест, обозначающий совокупление. – Это же непристойность. Где она ее только нашла? Поэма явно не входит в учебную программу для девиц. Или я слишком долго не наведывался в Англию?

– Ее воспитывали не так, как обычно воспитывают женщин, – заметил Лисберн. – А отец редко бывал дома. Она выучила греческий и латынь и, наверное, читала то, что ей нравилось. Я поверить не могу, что Глэдис на такое осмелилась. Она что, добивается того, чтобы общество отвергло ее?

Да, тогда он выиграет пари у мисс Нуаро! Но это не означало, что ему хотелось, чтобы Глэдис унизила себя перед всеми. Опять! Его не было в Лондоне, когда состоялся ее дебют, но мать Клары – леди Уорфорд, которая опекала Глэдис, в полном отчаянии и подробно описала все произошедшее. Другие – тоже, правда, не так сочувственно, потому что за короткий срок Глэдис удалось заставить всех возненавидеть себя.

Каждый год толпы девушек в первый раз выходят в свет. Естественно, не у всех дебюты проходят удачно. Но по общим отзывам, катастрофа, случившаяся с Глэдис, была настолько впечатляющей, что заложила новую систему оценок.

– Дай-ка взглянуть. – Выхватив у него газету, Суонтон быстро прочел заметку. – Здесь нет ничего скандального. Она «почтила» компанию и «развлекла» ее. Судя по всему, наиболее грубые места поэмы были вычищены в ее варианте. Если бы она шокировала и оскорбила слушателей, «Обозрение» с удовольствием описало бы это. – Он вернул газету.

– А вдруг нет? Что если в «Обозрении» решили, что лучшая отвага – это осторожность. Все-таки ее отец – Боулсворт. Ты ведь его помнишь? На похоронах моего отца?

– Разве такое забудешь? – отозвался Суонтон. – Кошмарный тип! Мне кажется, именно в этом заключается секрет всех его военных побед. Лишь услышав его голос, враги бросаются наутек, визжа, как девчонки. Я бы именно так поступил. Значит, твоя кузина Глэдис – его дочь? Бедняжка! А может, все не так безнадежно, как кажется со стороны. Девушка, которая перевела «Лисистрату», да еще прочла ее вслух, да еще в «Олмаке»… Похоже, у девушки решительный характер.

Лисберн уставился на кузена.

– Похоже? О чем ты говоришь? Ты же видел ее, и не один раз. Или не можешь вспомнить? Генерал ведь привозил ее на похороны моего отца.

Суонтон покачал головой.

– Те дни прячутся за дымкой скорби. Отчетливо помню генерала. Целеустремленная личность, как бык.

– На днях она была в Британском Институте. – Лисберн начал терять терпение. Как можно, хоть раз увидев Глэдис, забыть ее. Захочешь – не забудешь. – Вместе с Кларой. Ты ведь помнишь. Должно быть, даже говорил с ними. Я не сомневаюсь, что мы где-то еще сталкивались.

Суонтон пожал плечами.

– Тут везде так много молоденьких девушек. Их лица сливаются. – Он опять покачал головой. – Но твоя кузина Глэдис не разговаривала со мной. Я бы ни за что не забыл ее голос, услышав хоть раз. – Потом опустил глаза в свою тарелку. Наверное, чтобы вспомнить, зачем она тут стоит. Потом все-таки вспомнил, потому что взялся за вилку с ножом и принялся есть.

Днем раньше Лисберн намекнул бы своему кузену, чем именно прославилась Глэдис. Но, вспомнив замечание мисс Нуаро, он решил не касаться этой темы.

А вот ее отец – другое дело.

– Даже Том Фокс не решился вызывать гнев Боулсворта, – заметил он.

– Если бы твоя кузина решилась вызвать гнев патронесс «Олмака», все бы сразу об этом узнали. – Суонтон жевал в тишине. – Есть единственный способ узнать, сделала ли она себя персоной нон грата. Леди Глэдис ведь остановилась у Уорфордов, да? Давай нанесем им визит.

Если личность Глэдис не произвела никакого впечатления на Суонтона, то Лисберн предпочел бы, чтобы ничего не менялось в этом смысле. Он в жизни не поверил бы, что Глэдис ни с того ни с сего вдруг станет привлекательной с мужской точки зрения, однако ему было прекрасно известно, что иногда Суонтон видит в людях то, что хочет увидеть. Он не большой знаток женщин. Кроме того, поэт мягкосердечен и слишком легко поддается чужому влиянию. Так что силой воображения он мог бы создать неземной образ Глэдис и капитулировать перед ним.

Перспектива того, что Суонтон попадет в западню к Боулсворту и его дочери, а чувствительная душа поэта погибнет безвозвратно, была слишком ужасна, чтобы стоять в стороне.

Есть пари или нет – неважно, в этом случае у Лисберна не оставалось никакого другого выбора, кроме как вмешаться.

– У тебя нет времени на визиты вежливости, – напомнил он. – Ты сам плакался вчера, что должен написать полудюжину поэм меньше чем за неделю. Я сегодня вечером сам съезжу к Уорфордам, после того, как схлынет волна обожателей Клары. И расскажу обо всем, когда вернусь.