Электронная библиотека » Лори Спилман » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 1 октября 2018, 13:40


Автор книги: Лори Спилман


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 6. Эрика

Втемной комнате притаился запах матовой серой краски, которой Кристен весной выкрасила стены. Я отговаривала ее. Мне казалось, получится слишком мрачно. Но она настояла. Я еще много лет назад усвоила: если Кристен что-нибудь вобьет себе в голову, с этим ничего не поделаешь.

Дотрагиваюсь до прикроватной лампы. Помню, как дочка уверяла, будто жить не может без этой стеклянной призмы из магазина «Ресторейшн хардвэр». После двух недель уговоров я сдалась. Пошла и купила эту штуковину, а Кристен обнаружила ее, когда вернулась домой с футбола.

Падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушку и глубоко дышу, надеясь уловить хотя бы легкий аромат духов «Виктор и Рольф» или шампуня с полиоминтой. Но нет, я не чувствую запаха своей дочки. А еще мне теперь довольно трудно представить себе ямочку на ее левой щеке или ее длинные тонкие пальцы. Даже ее смех как будто стерся.

– Господи! – шепчу я. – Пожалуйста, верни мою девочку! Дай нам время! Мы столько всего не успели!

Зажимаю рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. Нет для меня жизни без Кристен! В том поезде должна была быть я! Что-то сдавливает мне грудь. Резко глотаю воздух. «Нужно откусывать время час за часом», – думаю я, вспоминая совет, который после маминой смерти дала мне бабушка. «Не обязательно есть весь сэндвич сразу», – говорила она.

Переворачиваюсь на спину и стараюсь дышать ровно. На темном потолке светятся звезды и планеты. Энни наклеила их, как только мы сюда въехали. Сказала: «Пусть у моей сестры будет собственное небо».

– Крисси, ты там? – шепчу я, давясь собственными словами. – Бабушка о тебе заботится?

Вдруг, закрыв глаза, я ощущаю присутствие Кристен так отчетливо, как если бы она стояла передо мной. На ней белая куртка с капюшоном и красные резиновые сапоги. Голубые глаза хитро улыбаются, как будто на самом деле она не умерла, а только пошутила.

– Прости, Кристен, – говорю я, сделав над собой отчаянное усилие. – Я была не самой лучшей мамой. Но я очень тебя любила и гордилась тем, что ты моя дочка. Ты ведь это знаешь, да?

Поворачиваюсь на бок. Слезы скатываются на подушку. Образ Кристен рассеивается.

– Вернись, – шепчу я. – Если тебе сейчас хорошо, пожалуйста, скажи мне. Подай знак.

Моя нога натыкается на какой-то твердый предмет, и тот с глухим стуком падает на пол. Встаю, опускаюсь на корточки и шарю под кроватью. Нашла. При свете уличного фонаря я вижу дочкин альбом.

На шестилетие я подарила каждой из своих девочек книжку для записи мудрых мыслей, а еще раньше завела такую же для Кейт. Когда мы жили в Мэдисоне, я каждый вечер, уложив Энни и Кристен спать, доставала из шкафа свой драгоценный ящичек с цитатами. Садилась за кухонный стол и перебирала маленькие бумажечки, каллиграфически исписанные маминой рукой. Когда-то она клала их в мою коробку для ланча.

Начало этой традиции положила бабушка Луиза, когда мама была еще девочкой. Следующим звеном стала я. Некоторые цитаты выбирались из моих любимых детских книжек, но большинство принадлежит бабушке Луизе или Тесс Францель, то есть маме. Вооружившись бабушкиной перьевой ручкой, я переписывала содержимое листочков, прибавляя кое-что и от себя, в два пустых альбомчика, серебристый и золотистый. Мне было важно, чтобы Энни и Кристен унаследовали мудрость наших замечательных предшественниц.

Включив лампу, открываю книжечку, и мой взгляд падает на афоризм, принадлежащий моей маме: «Если жизнь выдергивает у тебя из-под ног коврик, получается танцпол». У меня сжимается сердце. Мама вложила в мою коробку для ланча записку с такими словами на следующий день после того, как мисс Лилли, моя любимая учительница, объявила, что получила работу в другом месте и уезжает из Милуоки. Я была страшно огорчена. Как сейчас помню: мама уговаривает меня потанцевать с ней твист на нашей маленькой кухне: «Ты обязательно найдешь свой танцпол. Нужно только немножко подождать». И действительно, на следующей неделе к нам пришла новая учительница – мисс Трейси. У нее всегда горели глаза. Благодаря ей я полюбила и книги, и рисование, и даже деление в столбик.

С улыбкой вспоминаю, как положила такую же записку в портфель Энни, когда в шестом классе она вылетела из бейсбольной команды. Дома я обняла ее и принялась кружить: «Ух ты! Коврика нет! Теперь танцуем на полу! Почему бы тебе не записаться в литературный кружок, который собирается после занятий в библиотеке?» В том кружке Энни обрела собственный голос. Этого могло и не произойти, если бы у нее из-под ног вовремя не выдернули половичок.

Встаю с кровати и сажусь у окна. Над Центральным парком ревет косматое февральское небо. Поплотнее запахнув на груди халат, продолжаю листать книжечку и вижу еще одно высказывание Тесс Францель: «Если люди считают тебя странной, постарайся доказать им, что они правы».

Мама написала это через несколько дней после нашего переезда из Милуоки на остров Макино. Один из моих новых одноклассников назвал ее стремной, после того как увидел записку, которую она передала для учительницы. В ту пору маме нравилось писать задом наперед, чтобы прочесть предложение можно было только при помощи зеркала. Ума не приложу, как она это делала.

В альбомчике на полях стоит дата. Девять лет назад… Девочкам тогда было всего одиннадцать. Примерно в таком же возрасте я потеряла мать. Тут же что-то приписано бледным карандашом. Прищурившись, читаю: «Увы! Она перестала быть оригинальной». Странно…

На следующих страницах тоже есть карандашные комментарии. Вот один из любимых мной афоризмов бабушки Луизы: «Подруги – цветники нашей жизни. Если хочешь красивые цветы, нужно подрезать растения и удобрять почву». Рядом приписано: «Подруги? Какие еще подруги? Она явно увлекалась обрезкой, а про удобрение забывала». У меня мурашки пробегают по коже. Хватит читать! Этими мыслями Кристен ни с кем не хотела делиться. Но я не могу себя остановить и дрожащими пальцами переворачиваю страницу. «Не путай важное со значительным», – нежно говорит мне мамин голос.

Была весна, я училась в третьем классе. Мы еще жили в Мэдисоне. Собираясь в школу, я дулась на маму за то, что она не купила мне новые кроссовки, а у нас в тот день был спортивный праздник. Вдобавок к этому на моих стареньких кедах порвался шнурок. Белых в доме не оказалось, и мама дала мне черный шнурок из отцовского ботинка. Меня это просто убило. Если кеды белые, то и шнурки обязательно должны быть белыми – так я считала. Чуть позже в судке с едой я нашла записку: «Не путай важное со значительным». После обеда, когда все ребята снова принялись бегать наперегонки и перескакивать через барьеры, я заметила на трибуне Райана Полити – мальчика на год старше меня. Он мог только смотреть соревнования, потому что у него был церебральный паралич. И смысл маминых слов вдруг стал мне понятен: черные шнурки или белые – это не имеет никакого значения, хотя кажется мне важным. Главное, у меня есть две здоровые ноги.

На поле комментарий Кристен: «Пока она не начала путать важное со значительным, я хотела во всем быть на нее похожей. Теперь не хочу». Я сгибаюсь пополам и хватаюсь за голову. Ну конечно, «она» – это я. Моя дочь, которая поддерживала меня и говорила, что я для нее образец, считала мои приоритеты ошибочными. Она видела меня насквозь и презирала.

Глава 7. Энни

Байдарку Крисси несет в водоворот. Всех предупреждали, что он опасен и приближаться к нему нельзя. Попытки грести в обратном направлении ничего не дают: течение слишком сильное. «Энни, помоги!» – кричит Кристен. Но Энни только смотрит на сестру расширенными от ужаса глазами. Если она туда поплывет, ее и саму затянет в воронку. Сделать ничего нельзя. Остается только наблюдать, как Кристен, зовя на помощь, неумолимо движется прямо в жерло водяного вихря.

Энни резко просыпается. Сердце стучит. Она садится в постели. Салатовое одеяло валяется скомканное. В комнате еще темно, но уже можно разглядеть картинку в рамке на стене: это рекламный постер книги «Гарри Поттер и дары смерти», подписанный самой Дж. К. Роулинг. Рядом с кроватью, на тумбочке, томик стихов Билли Коллинза. Энни переводит взгляд на фотографию с мамой и Кристен в день окончания школы. Кроме альбома с афоризмами, все сокровища на месте.

«Крисси, – шепчет Энни, падая на подушки и глядя в потолок. Сердцебиение потихоньку приходит в норму. – Где же ты, черт возьми?» Потом она открывает ноутбук и оставляет сестре сообщение в «Фейсбуке» и «Твиттере», уже не в первый раз извиняясь за то, что воспользовалась произошедшим как прикрытием для того, чтобы не возвращаться в Хаверфорд: «Знаю, ты меня поймешь. Чем рассказывать маме и папе, из-за чего меня отстранили, гораздо проще соврать, будто я остаюсь дома из-за тебя». Мысленно Энни прибавляет: «К тому же это не совсем вранье». «Хватит шляться неизвестно где, возвращайся, пожалуйста», – дописывает она и оформляет сообщение как личное, чтобы никто другой не мог его прочесть, особенно отец.

Он и так думает, что она обманывает себя. И доктор Киттл, психотерапевт, говорит то же самое: ты, мол, находишься на этапе отрицания. В действительности ничего она не отрицает. Она просто подстраховывается. При опознании жертв несчастных случаев часто допускаются ошибки. Несколько лет назад, например, две девушки из Индианы погибли в автокатастрофе. Лица сильно пострадали, на месте происшествия был хаос, и поэтому их долго принимали за других людей. Вероятно, и с Кристен произошло что-то подобное.

«Ты должна двигаться дальше», – твердят и папа, и доктор Киттл. Но Энни не может, ей нельзя никуда двигаться, пока она не поговорит с Уэсом Девоном. У его родителей летний домик на острове Макино, и он сейчас живет там, пишет какую-то работу для Дартмутского колледжа. Крисси у него – Энни в этом уверена. Она же помнит: сестра непременно хотела с ним встретиться, шутила, что рванет в Мичиган. Эсэмэскам Уэса доверять нельзя. Энни посмотрит ему в глаза и, если он скажет: «Я ничего о Кристен не слышал», поверит. Наверное, даже попробует смириться.

Она встает с постели, подходит к письменному столу, включает лампу и изучает свой календарь. Какой же день выбрать для отъезда? Боже, до чего жалкая у нее жизнь! На март не запланировано вообще ничего. Все друзья разъехались по колледжам. Вернее, у нее всего-то одна подруга, да и та стала после происшествия какой-то чужой.

В отличие от Кристен, у Энни никогда не было обширного круга общения. Сестра говорила ей: «У тебя комплекс неполноценности». Может, так и есть. Как бы отреагировали одноклассники, дети из состоятельных семей, если бы узнали, что родная мать Энни была пятнадцатилетней испаноязычной девочкой из трущоб? А свою настоящую маму, Эрику, Энни сейчас почти не видит. Та превратилась в унылое существо, которое питается одним кофе да таблетками и безвылазно пропадает на работе. Сделала из себя мученицу рынка недвижимости. Ясно почему: избегает дочери. Ведь она, Энни, должна была присматривать за сестрой, а вместо этого отпустила ее одну, да еще в явно неуравновешенном состоянии. Энни виновата в том, что родители потеряли Кристен – свою красавицу, которая носила их гены.

На часах почти шесть. Можно попробовать поймать маму до ухода в офис и поговорить с ней о поездке на Макино. Хорошо бы уломать ее тоже поехать. Это будет так же трудно, как заставить саму Энни пробежать марафон. Или хотя бы милю. К тому же Крисси советовала сестре стать самостоятельнее. Но Энни до сих пор никогда никуда не ездила одна и не готова отпустить мамину руку прямо сейчас. Конечно же, Кристен это понимает.

За дверью слышатся какие-то странные звуки, похожие на тихое кошачье мяуканье. Энни осторожно пробирается по коридору и видит: дверь в комнату сестры приоткрыта. Впервые за полгода. Что происходит? Она заглядывает внутрь. За столом Кристен, закрыв руками лицо, сидит мама.

Вот это да! Неужели бизнес-леди все-таки позволила чувствам вырваться наружу? Энни стоит и смотрит, не зная, что делать и чем утешить человека, который так от нее отдалился. Если сосчитать, сколько раз они разговаривали после смерти Крисси, хватит пальцев одной руки. С тех пор мама стала еще худее. Энни не видела на ее лице ни одной настоящей улыбки, не слышала ни единой нотки ее смеха. В пустых глазах как будто погас свет. Раньше Энни ненавидела мамину работу, но теперь все бы отдала за то, чтобы та снова увлеклась хоть чем-нибудь. Хотя бы продажей квартир.

Энни зажимает рот рукой, стараясь не расплакаться. Мама позволяет себе быть уязвимой только в такие моменты, когда думает, что ее никто не видит. Она хрупкая – совсем как Крисси. И красивая, и грациозная. Рядом с матерью и сестрой Энни чувствовала себя клоуном, который долго пытался подражать двум балеринам, а потом бросил эти попытки.

Она переступает порог и прокашливается. Мама поднимает голову и вытирает щеки:

– Доброе утро, дорогая.

Она быстро прячет книжку, которая лежит у нее на коленях, под халат и накрывает рукой.

– Доброе утро, мама. С тобой все в порядке?

– Все хорошо.

Но подбородок у нее дрожит. Энни подходит ближе и, молясь о том, чтобы не сделать матери еще больнее, говорит:

– Она вернется. Вот увидишь.

Мама зажмуривается:

– Энни, пожалуйста… Ее больше нет. Тебе придется это принять.

– Мама, я много прочла о маниакально-депрессивном психозе. Импульсивность, склонность к риску и нанесению вреда себе. По-моему, у Крисси типичный случай. Она могла просто воспользоваться аварией, чтобы сбежать.

– Перестань, Энни. Это неправда.

– Она скрывается, и ей нужна наша помощь. Помнишь, как весной она сказала нам, что едет в Коннектикут с Дженнифер, а сама улетела в Юту с горнолыжным спасателем, которого встретила в аэропорту? Признай: она не всегда вела себя разумно.

– Тайком уехать кататься на горных лыжах рискованно, конечно. Но разыграть для нас собственную смерть было бы просто жестоко.

– Но Кристен этого не понимала! – разгоряченно спорит Энни. – Когда на нее что-нибудь находит, она перестает нормально мыслить…

Мама качает головой и дрожащими губами произносит:

– Ты у меня всегда верила в чудеса. За это я тебя обожаю. Но у Кристен в кармане было удостоверение.

– Вот именно! Кристен никогда не носит удостоверение в кармане. Никогда! Всегда в сумочке. И ты сама мне говорила, что у нее есть фальшивые документы. Значит, настоящие могли оказаться у кого-то другого. У той девушки из поезда.

Энни торжествующе скрещивает руки, как следователь, нашедший неопровержимую улику. Мама, видимо, хочет что-то сказать, но не уверена, стоит ли. Поколебавшись, она все-таки признается:

– Осенью я наняла детектива.

– Детектива? – переспрашивает Энни, округлив глаза. – Ты мне поверила?

Мать качает головой:

– Я просто хотела, чтобы профессионал развеял твои сомнения. Этот человек (его зовут Брюс Бауэр) уверен, что девушка, которая входит в вагон (помнишь, мы смотрели запись с камеры наблюдения?), и есть Кристен. Она не пользуется кредитной картой, ее телефон в момент аварии был разряжен, и отследить его местоположение невозможно. Расследовать нечего: абсолютно ничто не дает нам оснований думать, будто она жива.

– У той девушки были ненакрашенные ногти.

А Кристен ушла из дома с накрашенными. Клянусь. Только потому что детектив сказал…

– А ноги? Ты же видела фиолетовый лак.

Энни хватается за голову:

– Господи! Мама! Миллионы девушек красят ногти на ногах фиолетовым лаком! Неужели этого оказалось достаточно, чтобы тебя убедить?

Мама кусает губу:

– Мы об этом тысячу раз говорили, дорогая. Папа ее опознал. Мы с тобой тоже видели фотографии.

– Папа-то опознал, но мы видели лицо не дольше секунды! Это была не Кристен! – произносит Энни срывающимся голосом.

Ей хочется закричать: «Какого черта ты разрешила так быстро ее кремировать?!» – но она знает, что мама и сама об этом жалеет. «Если бы мы даже захотели сделать анализ ДНК, теперь это невозможно» – так мама сказала по телефону тете Кейт в день, когда доставили прах.

– Как ни тяжело в такое поверить, мы должны идти дальше.

Энни опускается на колени возле маминого стула:

– А сама-то ты идешь дальше? Погляди на себя: совсем исхудала, все время пропадаешь на работе. – Тут она обращает внимание на книжку, чуть выглядывающую из-под материнского халата. – Что это?

– Ничего.

Мама пытается спрятать альбом, но Энни уже заметила золотистый переплет. О боже! Это не ничего, это ее альбом с афоризмами, который она хотела дать сестре с собой в день происшествия. Положила на кровать и не забрала. Решила, пускай лежит до возвращения Крисси.

– Энни, вы обо мне говорили? Она действительно считала, что я путаю главное со второстепенным?

Так вот в чем дело! Вот почему мама плакала и пыталась спрятать альбом! Черт! Она прочла язвительные комментарии, которые нацарапала Энни! Нужно извиниться… Стоп! Как можно было принять эти колкости за мысли Кристен? И разве мама не знала, что у той серебряный альбом? Энни всегда втайне гордилась тем, что золотой достался ей. Допустим, это ничего не значащая случайность. Но неужели мать не различает дочерей по почеркам? Энни бросает взгляд на покрытое красными пятнами лицо, обращенное к ней в профиль. Нет, очевидно, она не заметила разницы. Да и неудивительно. Ведь они уже несколько лет переписываются только при помощи клавиатуры.

Энни отворачивается. Сердце стучит учащенно. Надо признаться. Эти комментарии очень огорчили маму. Вдруг Энни, как укус пчелы, поражает мысль: а что, если это шанс? Не успев хорошенько обдумать возможные последствия, она принимает спонтанное решение:

– Да. – Ей хочется сглотнуть, но во рту пересохло. – Кристен обожала тебя, мама. Просто она видела, какой грустной ты стала. – Понимая, что говорить от имени сестры нехорошо, Энни все-таки продолжает: – Мы обе это видели.

– Грустной? – хмурится мама. – Она сама тебе так сказала?

– Ну да…

Энни все дальше и дальше ползет по тонкой ветке, надеясь, что та не обломится. Может, если она выдаст свои чувства за чувства сестры, мать наконец-то к ней прислушается?

– Кристен не хватало тебя прежней. Той, которая веселила нас дурацкими шутками и куталась вместе с нами в бабушкино лоскутное одеяло, пока мы смотрели наши любимые романтические комедии. Помнишь, на Коста-Рике мы увидели огромную змею и ужасно испугались, а ты потом купила такую же резиновую в сувенирном магазине и сунула мне под подушку?

Теперь мама улыбается:

– Ты отшвырнула ее вместе с подушкой и разбила лампу.

– Нам бывало так весело… Почему же все изменилось? Кристен считала, что это произошло после того, как мы уехали в колледж.

«Пожалуйста, Крисси, пойми, зачем я это делаю, – думает Энни. – Я должна до нее достучаться!»

– Но она поддерживала меня в том, что касалось карьеры. Ты же помнишь. Она хотела, чтобы я выиграла конкурс по продажам и открыла собственное агентство. Это было одно из ее последних желаний.

– Да, но еще она хотела, чтобы ты знала меру, – говорит Энни, качая головой. Лицо у нее пылает, и мама наверняка уже догадалась, что она врет. Но, пока не остановят, нужно продолжать. – Вспомни: когда мы сюда переехали, ты тоже работала. Тем не менее мы втроем ходили в парк, в любую погоду. Ты что-нибудь загадывала, например собаку в свитере или красные туфли. Кто это первым увидит, тот выигрывал. Победителю ты разрешала выбрать, где мы будем есть мороженое.

Мама кивает. Энни чувствует, что лед трескается.

– Кристен всегда нас опережала. Малышка любила побеждать.

Теперь на мамином лице улыбка от уха до уха. У Энни перехватывает дыхание – так она рада это видеть. Ей удалось пронять маму! Вернее, удалось сестре, но какая разница? И ее ложь, и даже исчезновение Кристен могут положить начало чему-то хорошему. Конечно, Энни не думает, что мама станет буддистским монахом или кем-то в этом роде. Карьерные устремления никуда не денутся. Но понизить бы их уровень хотя бы на градус! А лучше на десять.

– Я собираюсь на остров Макино, – говорит Энни мягко. – Поехали со мной.

Мама перестает улыбаться и, выпрямившись, с тревогой спрашивает:

– На Макино? Нет… Зачем?

– Пожалуйста, поехали. Отдохнешь несколько дней от работы.

Мама бледнеет, как всегда, когда речь заходит о месте, где прошло ее детство.

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

Прежде чем мама успевает ответить, у нее звякает телефон. Высвободив руку из пальцев Энни, она хватает его и встает. Разговор с дочерью заканчивается.

– Поездкой на остров, – произносит мама, вводя код доступа, – ты не вернешь Кристен.

Энни идет за ней по коридору. Девушку одновременно обуревают грусть, отчаяние и ярость.

– Так вот оно как? Ради Кристен ты бы туда поехала, а ради меня не поедешь? Для тебя важна только она!

Мама входит в кухню и, выставив вперед ладонь, говорит:

– Энни, перестань. Ты знаешь, что я не это имела в виду.

У нее опять звякает телефон. Налив себе еще кофе, она принимается писать ответ на эсэмэску. Энни стоит, гневно раздувая ноздри и барабаня пальцами скрещенных рук.

– Тогда, мама, я поеду без тебя.

Произнесенные вслух, эти слова как будто становятся реальнее. Энни поднимает голову, чувствуя себя мудрой, независимой и… дико напуганной.

– Угу, – отвечает мать, не отрываясь от телефона.

У Энни начинает стучать в висках.

– Вот прямо сейчас и поеду, – говорит она.

– Ага.

Энни уже дымится. Мама не слышала ни единого ее слова! Нет, это невозможно терпеть! Она пересекает кухню и выхватывает у матери телефон. Та вздрагивает:

– Энни, отдай!

Энни вытягивает руку вверх:

– Я обязательно должна была это сделать, чтобы привлечь твое внимание? Я специально встала так рано, чтобы сказать, что уезжаю. Я не буду больше держаться за твою юбку. Уношу от тебя ноги!

– Хорошо, – отвечает мать. Судя по голосу, она рассержена не меньше дочери. – Поезжай. Если мы проведем некоторое время порознь, это пойдет нам обеим на пользу.

– И поеду. Тебя все равно никогда не бывает дома.

– Кто-то же должен оплачивать счета. Ты уже полгода лежишь без дела. Пора бы тебе поехать чем-нибудь заняться. А теперь верни, пожалуйста, телефон.

Энни пытается улыбнуться, но к губам как будто привесили по десятифунтовой гире с каждой стороны.

– Тебе наплевать!

Взгляд Энни падает на дымящийся кофе. Хватит ли у нее духу это сделать? В состоянии, близком к головокружению, она подбегает, хватает кружку и заносит над ней телефон.

– Не вздумай! – ахнув, вскрикивает мама. – Отдай!

Энни отрывисто усмехается:

– Послушай себя сама. Твой сотовый тебе дороже дочери. На меня ты плюешь. Тебя только одно беспокоит: как заработать побольше денег. Мама, это когда-нибудь закончится?

– Тридцатого апреля. А двадцать первого мая подведут итоги. Клянусь тебе: я сбавлю темп…

– Да я не об этом чертовом конкурсе! Я о том, перестанешь ли ты когда-нибудь прикрываться работой. Ни секунды не верю, что, даже если ты победишь, что-то изменится.

– Ты не права. Моя победа была последним желанием твоей сестры. Я стараюсь для нее, для нас.

– Чушь! Ты используешь работу, чтобы прятаться от… – Энни хочет сказать «меня», но останавливается. К такому разговору она не готова. Не готова выслушать упрек в том, что обещала беречь сестру и не уберегла. – Чтобы прятаться от всего остального!

Энни видит, как на мамино лицо опускается тень боли, но ответа не ждет. Выдохнув, она выпускает телефон. Брызги кофе обжигают руку.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации