Текст книги "Они сражались за Родину. Русские женщины-солдаты в Первую мировую войну и революцию"

Эти подразделения предполагалось формировать из офицеров и солдат технических, вспомогательных, резервных и других частей, расположенных в тылу, а также из воспитанников военных училищ и академий. В эти добровольческие части принимались и гражданские лица. Фактически набор в революционные части производился из самых различных слоев населения, включая студентов, рабочих, представителей интеллигенции и всех российских граждан, еще не призванных на воинскую службу или не подлежавших мобилизации [Там же: 73].

Карта русского фронта летом 1917

Для координации этой деятельности весной 1917 года под руководством эсера капитана М. А. Муравьева был создан Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой революционной армии [Там же: 71]. Эта организация имела также около семидесяти областных комитетов и отделов по призыву добровольцев в революционные подразделения. Центральный комитет получал из казны средства на агитацию для привлечения добровольцев [Там же: 75–76].

Создание революционных подразделений, особенно ударных батальонов и «батальонов смерти», получило широкую поддержку в тылу, поскольку многие считали, что подобные формирования способны сообщить необходимый импульс, чтобы восстановить боевой дух армии. Но в военных кругах эти подразделения оценивали более скептически. Некоторые представители российского военного руководства полагали, что создание добровольческих подразделений в тылу нецелесообразно. Главнокомандующий М. В. Алексеев и другие высказывали беспокойство, что перевод в эти части военнослужащих из других подразделений ослабит последние и снизит их эффективность. Алексеев также не хотел перенаправлять на создание новых частей ресурсы, жизненно необходимые существующим подразделениям. Еще большее неприятие вызывало у него привлечение гражданских лиц, поскольку он считал их ненадежными в военном и политическом отношении и неготовыми к фронтовой службе [Там же: 65]. Даже использование ударных частей, сформированных из солдат-фронтовиков, встречало противодействие.

Среди солдат на фронте эти подразделения также вызвали достаточно негативную реакцию. Писатель В. Б. Шкловский, служивший во время войны в броневом дивизионе, вспоминал о всеобщем неприятии, которое они встречали в войсках. Указывая на стойкий социальный антагонизм, существовавший в армии, он заявлял, что ударные части

дробили армию и вызвали в чутко-недоверчивом солдате опасения, что создаются в прежде единой армии какие-то особенные части с полицейскими обязанностями. Лояльнейшие комитетчики были против ударников. Ударники раздражали, про них рассказывали, что они получают какое-то большое жалование и живут на привилегированном положении [Шкловский 1923: 43].

Шкловский считал, что подобные подразделения приносили только вред, «потому что для создания их обычно отрывались из полка люди с подъемом и энтузиазмом, люди сравнительно высокой интеллигентности», которые, по его мнению, были больше нужны там, где служили раньше [Там же].

Несмотря на свои опасения, Алексеев позволил Брусилову опробовать эти подразделения на фронте [Разложение армии в 1917 году 1925: 68–69]. Военный министр Керенский дал добро на их использование в предстоящем наступлении, и когда Брусилов был назначен верховным главнокомандующим, он приказал создавать подобные части по всей армии [Wildman 1980: 79]. Революционные добровольческие и ударные подразделения должны были представлять собой отдельные батальоны, где от солдат требовалось строго соблюдать дисциплину, хорошо владеть «штурмовой тактикой, беспрекословно подчиняться начальству и сражаться насмерть» [Разложение армии в 1917 году 1925:68–69]. Также им запрещалось употреблять алкоголь на службе [Там же]. Эти подразделения создавались «для поднятия революционного наступательного духа армии», а использовать их предполагалось на главнейших участках фронта, где они «своим боевым порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся» [Там же: 79]. Они носили особые отличительные знаки: черно-красные шевроны на рукавах и кокарды с черепом и скрещенными костями, что символизировало преданность революции и готовность умереть за Родину. Весь личный состав революционных батальонов приносил клятву безропотно повиноваться офицерам, соблюдать строжайшую дисциплину и насмерть сражаться за свободу России. Этих добровольцев следовало отправить на фронт по возможности быстрее для максимальной эффективности во время наступления.

Некоторым из новых революционных частей было присвоено название «батальоны смерти», указывающее, что они несут гибель врагу и сами готовы сражаться, не щадя жизни. Добровольцы давали присягу «не сдаваться в плен врагу живым», «не иметь никаких братаний с врагом» и «никогда не падать духом – верить, что моя смерть за Родину и за свободу России есть счастие и оправдание моей присяги» [Там же: 69]. Существовавшие к тому моменту подразделения также получали наименование «частей смерти», если они также давали клятву сражаться до последней капли крови и первыми вступать в битву. В целом за лето и осень 1917 года было создано примерно сто таких подразделений [Stockdale 2004: 92].

Гражданское население, особенно либерально-демократические представители образованной верхушки, также стремились содействовать возрождению армии и пополнению ее преданными революционными участниками. Появился ряд полувоенных добровольческих организаций, созданных с целью повышения боевого духа армии. Подобные организации должны были обеспечивать кадры для войск, а также вести пропагандистскую работу и поднимать боевой дух солдат на фронте. Для ведения пропаганды в формирующейся добровольческой армии был основан Военный союз личного примера. Его руководители, старые революционеры Л. Г Дейч и В. И. Засулич, ездили по всей стране в сопровождении провоенных агитаторов, вели пропаганду и произносили пламенные патриотические речи, чтобы усилить поддержку войны как среди гражданского населения, так и в армии. Видный британский исследователь России Бернард Пэре в то время находился в России при британской дипломатической миссии и был одним из основателей этого союза. Основную часть его членов составляли, по словам Пэрса, «молодые добровольцы, которым приходилось выполнять самые опасные задания на фронте и нейтральной полосе» [Pares 1931:449][23]23
  Британия, как и другие страны Антанты, была живо заинтересована в том, чтобы Россия продолжила участвовать в войне, поэтому отправляла в Россию различные миссии, которые способствовали бы этому.


[Закрыть]. Эта организация призывала граждан России служить Отечеству:

Спасайте Родину – она гибнет! Спасайте армию – она распадается! Тают ряды бойцов! Нет дисциплины! Угас боевой дух!

Солдаты! Что ответите вы детям вашим, когда они спросят вас: «Отец, где ты был, когда немцы порабощали Россию?» Всех, кто не хочет быть рабом, кто не боится умереть за свободную Родину, призываем мы возложить на себя суровый подвиг дисциплины, пойти на врага и победить [Петербургский листок 1917 9 июня: 5].

Всероссийский центральный комитет по организации добровольческой революционной армии также обращался ко всем, «кому дороги судьбы Родины» [Разложение армии в 1917 году 1925:69].

В рамках всеобщих усилий по созданию революционной армии добровольческие формирования различного состава появлялись по всей стране. Среди них были подразделения, созданные из бежавших пленных, инвалидов войны, представителей национальных меньшинств, георгиевских кавалеров [Pares 1931: 449]. Идея заключалась в том, чтобы заручиться поддержкой всех граждан, как физически годных к военной службе, так и не вполне подходивших для этого. Предполагалось, что женщины также внесут свой вклад. Поэтому подобные организации стремились привлекать женщин к военным делам. Одной из таких организаций была Военная лига. При ней был основан Женский добровольческий комитет, чьей епархией были женские подразделения. Его участницы должны были выполнять вспомогательные военные обязанности – например, в качестве телефонисток, телеграфисток, шоферов, электротехников, писарей, топографов и медицинского персонала[24]24
  РГВИА. Ф. 366. Оп. 1. Д. 90. Л. 50.


[Закрыть]. Те, кто стоял за этими организациями, считали, что женщинам должна принадлежать особая роль в возрождении армии и что они способны оказать особенно ощутимое влияние на моральный настрой мужчин.

Женщины создавали и собственные полувоенные организации, например, Женский военно-народный союз добровольцев, и также призывали представительниц своего пола направить энергию на военные усилия. Недавно основанный Женский военно-народный союз добровольцев побуждал женщин отправляться на фронт и помогать в столь важном деле, как повышение национального самосознания среди солдатских масс. Организация обратилась к российским женщинам со следующим воззванием, опубликованным в ряде важных петроградских периодических изданий:

Гражданки! Всем, кому дорога свобода и счастье России, спешите в наши ряды. Спешите, пока не поздно, остановить разложение дорогой нам Родины. Непосредственным участием в военных действиях, не щадя жизни, мы, гражданки, должны поднять дух армии и просветительско-агитационной работой в ее рядах вызвать разумное понимание долга свободного гражданина перед Россией[25]25
  Это воззвание появилось в газетах «Русское слово» (1917. 2 июня. С. 3), «Русский инвалид» (1917. 4 июня. С. 5) и журнале «Искры» (1917. № 23. 18 июня. С. 183). Другие примеры подобных воззваний, опубликованных в важных периодических изданиях того времени, см. в Приложении В.


[Закрыть].

Участие женщин в военных делах значительно возросло в этот период, когда в обществе снова возник живой интерес к войне. Февральская революция дала мощный толчок женским организациям. Они обращались к женщинам по всей стране с призывами направить свою энергию в помощь армии. Прогрессивные женские организации, такие как Российская лига равноправия женщин и Всероссийский женский союз (бывшее «Русское женское взаимно-благотворительное общество» А. Н. Шабановой) принимали участие в различной околовоенной деятельности. По инициативе нескольких известных женщин правительство учредило при главном управлении генерального штаба «особую комиссию по исследованию возможности и условий осуществления женской трудовой повинности по Военному ведомству» [Русские ведомости 1917 16 июня: 4]. В Военное министерство было внесено предложение восполнить сильную нехватку медицинского персонала посредством мобилизации женщин-врачей в возрасте до сорока пяти лет [Русский инвалид 1917 6 мая: 3]. По всей стране на книжных прилавках появились издания, посвященные женщинам-героиням прошлого, в том числе Надежде Дуровой. Эти книги и брошюры должны были вдохновить женщин на проявление патриотизма [Познахирев 1991: 12]. В такой атмосфере в обществе начал всерьез обсуждаться вопрос о призыве женщин на военную службу.

Мысль о создании женских военных формирований возникала в женских кругах с самого начала войны. Некоторые из тех, кто выступал за привлечение женщин к военной службе, предлагали создать в русской армии особые женские подразделения. Осенью 1914 года С. П. Юрьева предприняла попытку организовать в Петрограде воинскую часть из женщин, которая должна была присоединиться к действующей армии. Юрьева каждый день получала письма от женщин, желавших вступить в ее подразделение [Женщины-герои 1915: 9]. В октябре 1914 года довольно консервативный женский журнал «Женская жизнь» сообщал о предполагаемом создании женского гвардейского подразделения [Костылев 1914: 24]. В марте 1917 года эта идея получила ограниченное воплощение: массовую демонстрацию за предоставление женщинам избирательного права, организованную в Петрограде Лигой равноправия женщин, охраняла женская конная милиция [Stites 1978: 292]. Весной 1917 года идея об использовании женщин на фронте была сочувственно встречена значительной частью русского общества. Это предложение распространялось среди женских и военных организаций, которые теперь считали его желательным и осуществимым.

Отныне общественность посчитала возможным привлечь для военных нужд даже те категории граждан, которые ранее считались для этого непригодными. Формирование «отрядов увечных воинов», начавшееся в мае 1917 года, особо показательно для понимания, почему многие россияне теперь считали приемлемым привлекать женщин к военной службе. Многие из служивших в этих «инвалидных» подразделениях имели серьезные ранения и увечья – у некоторых даже отсутствовали руки или ноги [Огонек № 25: 397]. У многих из этих добровольцев были протезы конечностей. Тем не менее они осваивали строевые навыки и готовились вступить в действующую армию, чтобы участвовать в предстоящем наступлении. Эти подразделения создавались прежде всего затем, чтобы подать пример бесстрашия, пристыдить колеблющихся солдат и принудить их к выполнению воинского долга. От них требовалось прежде всего оказывать вдохновляющее воздействие, а боеспособность имела второстепенное значение [Организация больных и раненых в Петрограде1917:4]. Если новое правительство и военные власти намеревались использовать в боевых действиях этих «увечных», то участие в войне «слабых» женщин представлялось не менее правомерным.

Политическая обстановка в России после Февральской революции также значительно способствовала созданию женских воинских частей. Расширение прав и свобод как для населения в целом, так и для армии после падения самодержавия и установления социальной демократии существенно упростило женщинам путь к воинской службе. После провозглашения социальной демократии женщины получили значительно больше возможностей. Многие предполагали, что женщины в итоге добьются равноправия, к которому так долго стремились. В частности, некоторые женщины были убеждены, что правительство не забудет их участие в военных усилиях.

Немедленно после формирования Временного правительства феминистки и прогрессивные женщины начали стремиться к тому, чтобы их вклад в военные нужды получил признание и вознаграждение. Они требовали от нового правительства предоставления женщинам прав и равенства, прежде всего избирательного права. Временное правительство объявило, что намерено предоставить женщинам равноправие. У женщин появились новые возможности для работы в публичной сфере, которая ранее оставалась для них закрытой. Также они получили право работать адвокатами и заседать в суде присяжных; им предоставлялось равенство возможностей, заработной платы, льгот и карьерного роста на гражданской службе; а 20 июля 1917 года Россия первой среди великих держав дала женщинам избирательно право [Stites 1978: 294]. Таким образом, новое российское правительство наметило программу женской эмансипации и подготовило политическую почву – по крайней мере в теории – для возможности женщин участвовать во всех сферах публичной жизни, в том числе и военной.

Более того, за долгие годы войны многие российские женщины, видя крупномасштабные ошибки их соотечественников-мужчин, усомнились в их способности довести войну до победного конца. Хотя их опасения, возможно, были преувеличены, многие разделяли мнение, что армия находится в состоянии серьезного упадка. Можно вспомнить о метафоре, которая отражает традиционный гендерный уклад, связанный с заботой и воспитанием: армия «больна» и нуждается в заряде боевого духа для восстановления боеспособности. Их возмущали, как они это воспринимали, трусость и безответственность мужчин, отказывавшихся сражаться. Полагая, что участие женщин в активных боевых действиях необходимо для того, чтобы остановить волну деморализации и восстановить боеспособность армии, многие россиянки считали, что колеблющимся солдатам необходимо напомнить об их воинском долге и что участие женщин в войне позволит «исцелить» войска, то есть выведет их из преступной самоуспокоенности и заставит снова сражаться. Некоторые даже были убеждены, что только благодаря усилиям женщин страна может выйти из катастрофического положения. Другие полагали, что женщин необходимо задействовать, чтобы восполнить увеличивающийся недостаток дееспособных мужчин [Петроградский листок 1917 26 мая: 24; Новое время 1917 8 июня: 5; Женское дело 1917 1 июля: 10–11].

Российское женское движение с готовностью поддержало идею привлекать женщин к защите Родины, полагая, что они помогут восстановить боевой дух армии и вдохновят мужчин сражаться. На собрании Всероссийского женского союза 26 мая детально обсуждалась идея создания женских маршевых рот. Союз обратился с воззванием к женщинам России:

…мы, равноправные гражданки, обязаны поднять свои голоса, обязаны объединить и напрячь все свои силы, чтобы выступить на помощь Родине в критическую минуту ее существования.

Повелительная обязанность, гражданский долг зовут русскую женщину поддержать единство воли нашей армии, воскресить упавший дух воинов, вступив в их ряды добровольцами, превратить пассивное стояние на фронте в активное выступление, чтобы не допустить крушения чести, достоинства и свободы России… [Воззвание Женского союза 1917: 6].

А. Н. Шабанова, председательница Союза, решительно поддержала эту идею. Она и другие представительницы женского движения видели в привлечении женщин к обороне страны не только возможность помочь Родине в трудное время, но и средство укрепить позиции женщин в российском обществе. По их убеждению, правительство должно было вознаградить самопожертвование и храбрость женщин, предоставив им больше прав [800 амазонок 1917: 4].

Начиная с весны 1917 года множество женщин по всей стране, выступавших как самостоятельно, так и группами, обращались к правительству с просьбами разрешить создание женских воинских формирований. Одно из таких ходатайств пришло от женщины-добровольца, георгиевского кавалера Валентины Петровой, которая с 1916 года сражалась в 6-й Сибирской пехотной дивизии 21-го Сибирского стрелкового полка. К тому времени она уже создала женский батальон под названием «Черные гусары смерти», и она хотела лично встретиться с военным министром Керенским, чтобы обсудить возможность расширить подразделение и отправить его в действующую армию [Разложение армии в 1917 году 1925: 70]. Другое ходатайство пришло из Минска, от кружка, сформировавшего женский легион и просившего у военного министра разрешения включить его в состав армии в качестве тыловой части [Петроградский листок 1917 25 мая: 13]. В Петрограде был создан Комитет по организации женских воинских подразделений, возглавлявшийся О. Фомченко, слушательницей Бестужевских высших женских курсов. Комитет обратился к военному министру с докладной запиской, в которой говорилось:

Настоящее положение фронта вызывает тревогу в душе каждого русского человека. Позор – быть бездеятельным в наше тяжелое время. Любовь к Родине и желание внести свежие, интеллигентные силы в ряды нашего утомленного долгой войной войска призывает нас стать в ряды защитников России [РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1557: 3].

Комитет ставил своей целью создание особых женских воинских подразделений и обращался к Военному министерству с просьбой назначить для них опытных командиров. Задачей женских подразделений было «поднять дух армии и создать железную дисциплину» [Там же: 4]. Подобно брусиловским революционным батальонам, эти подразделения должны были показать на собственном примере «необходимость наступления для спасения чести и свободы России», а также противодействовать антивоенной агитации в армии при помощи пропаганды и «просветительско-агитационной работы» [Там же]. Представительницы женского движения также обращались к новому правительству с требованиями допустить женщин к участию в активной защите государства. Они учредили такие организации, как Женский военно-народный союз добровольцев и Всероссийский женский союз помощи Родине [Там же]. Члены союза выражали желание «занять на фронте места малодушных, которые, дорожа своею жизнью, готовы бросить свой пост». Они обещали, что, если им позволят занять место в окопах, они не станут задавать вопросы, для чего Россия ведет войну [Новое время 1917 1 июня: 2].

Несмотря на сомнения по поводу привлечения женщин к подобной деятельности, в конце мая 1917 года Керенский наконец разрешил создать женское воинское формирование. Организацию и командование этим формированием он доверил молодой женщине, унтер-офицеру, ветерану войны М. Л. Бочкаревой.

Мария Бочкарева, самая известная русская женщина-солдат Первой мировой войны, тренирует новобранцев 1-го Русского женского «батальона смерти» (любезно предоставлено Государственным центральным музеем современной истории России, Москва)

Мария Бочкарева и Первый Русский женский «батальон смерти»

Мария Леонтьевна Бочкарева – самая известная из русских женщин-солдат времен Первой мировой войны. Почитатели восхваляли ее как героиню и патриотку, а противники порицали как самодурку, введенную в обман буржуазией. Патриотически и проправительственно настроенная общественность видела в ней русскую Жанну д’Арк, способную спасти Родину от гибели. Уставшие от сражений солдатские массы проклинали ее за стремление продлить ненавистную войну. Даже ее внешний облик и манеры никого не оставляли равнодушным – коренастая, с короткой стрижкой и покрытым оспинами лицом, она курила, пила, плевалась и ругалась матом. Вне зависимости от отношения к ней, она стала ключевой фигурой в истории женщин-солдат Первой мировой войны. Два года (1915–1917) Бочкарева служила в обычном, мужском воинском соединении и сносила все тяготы войны, в том числе получила несколько ранений. Ее телесную силу дополняла почти столь же замечательная сила характера.

Вопреки указаниям многих источников, идея создания женских батальонов принадлежала не Бочкаревой, хотя она сыграла решающую роль в том, чтобы весной 1917 года претворить эту идею в жизнь и заручиться поддержкой высших военных и гражданских руководителей России. Она стала командиром первого такого подразделения и успешно повела его в бой в июле того же года. Несмотря на крестьянское происхождение, Бочкарева общалась с элитой российского общества, правительством и военной верхушкой, а также с некоторыми иностранными лидерами и другими важными персонами того времени. В 1918 году Бочкарева даже удостоилась аудиенции английского короля Георга V и президента США Вудро Вильсона.

К счастью для нас, Бочкарева оставила подробные воспоминания о своем участии в войне и революции, записанные с ее слов журналистом, русским эмигрантом Исааком Дон Ливайном и опубликованные в Нью-Йорке в 1919 году. Несмотря на то что в этой книге некоторые факты преувеличены и даже сфальсифицированы, а другие обойдены молчанием, в ней дается содержательное описание жизни женщины-солдата. Она также содержит чрезвычайно ценные, редко получаемые из первых рук свидетельства русского крестьянина о войне и революциях 1917 года[26]26
  Первое издание [Botchkareva 1919]; русский перевод [Бочкарева 2001]. Более точные сведения о жизни Бочкаревой содержатся в работах С. В. Дрокова: [Дроков 1992; Дроков 1993; Дроков 1994].


[Закрыть].

Урожденная Мария Леонтьевна Фролкова, Бочкарева появилась на свет в 1889 году в бедной крестьянской семье в деревне Никольское Кирилловского уезда Новгородской губернии. Когда ей было шесть лет, семья перебралась в Сибирь, в Томск, рассчитывая получить земельный надел. Ее отец пил и рукоприкладствовал, и, стремясь спастись от его тиранства, Мария в возрасте 15 лет вышла замуж за крестьянина Афанасия Сергеевича Бочкарева. Ее муж также оказался пьяницей, склонным к насилию. Снова спасаясь от грубого обращения со стороны мужчины, она сбежала с местным жуликом Яковом Буком. С Буком она прожила три года, работая в мясной лавке, которую они открыли на доходы от краж, которые совершал Бук, но в мае 1912 года его арестовали и выслали в Якутск [Дроков 1994: 51]. Бочкарева последовала за ним на поселение, и пара, обосновавшись в Якутске, снова открыла мясную лавку. Впрочем, Бук не сумел избавиться от старых привычек и, снова попавшись на перепродаже краденого, в 1913 году был отправлен еще дальше в глубь Сибири, в поселок Амгу.

Мария последовала за Буком и в Амгу, но жизнь там оказалась далека от идиллии, поскольку Бук пристрастился к азартным играм, запил и тоже стал прибегать к рукоприкладству. Молодая женщина впала в уныние и подумывала о самоубийстве, чтобы разом покончить со всеми проблемами. С началом войны жизнь Бочкаревой обрела новый смысл: теперь у нее появилась возможность спастись от тягостного существования. Она решила записаться в армию. «Мое сердце рвалось туда, – вспоминала она, – в кипящий котел войны, чтобы принять крещение в огне и закалиться в лаве. Мной овладел дух самопожертвования. Моя страна звала меня» [Бочкарева 2001: ПО]. Вернувшись в Томск в ноябре 1914 года, она обратилась к командиру 25-го резервного батальона с просьбой принять ее добровольцем. Командир посмеялся над ее неожиданной просьбой и объяснил, что служба женщин в императорской армии не предусмотрена законом. Но Бочкарева упорствовала, и когда командир в шутку предложил ей обратиться к царю за разрешением вступить в армию, женщина упросила, чтобы он помог ей составить телеграмму к Николаю II, поскольку сама она была неграмотной. Она отправила царю ходатайство с приложением личной рекомендации от командира, и, к изумлению всех, включая саму Бочкареву, от царя пришел положительный ответ.

Заручившись царским разрешением, Бочкарева, которой было уже двадцать пять лет, вступила в четвертую роту 25-го Томского резервного батальона и начала проходить военную подготовку наравне с сослуживцами-мужчинами. Поначалу солдат-мужчин приводило в замешательство присутствие среди них женщины. Некоторые принимали ее за проститутку, которую предоставили им для плотских утех. Поэтому первые несколько ночей в казарме она отбивалась от домогательств со стороны некоторых сослуживцев, но когда Бочкарева ответила на приставания мощными ударами, ее оставили в покое. Женщина добилась блестящих успехов в военной подготовке и, показав в этой области большие способности, снискала уважение коллег-мужчин. Со временем, после перенесенных вместе испытаний, у нее установились товарищеские отношения с другими солдатами, и те стали обращаться с ней как с равной. В самом деле, Бочкарева, похоже, без особых трудностей ассимилировалась в мужской среде.

Солдатская служба была для Бочкаревой не первой «экскурсией» в мужской мир. Еще до того, как вступить в армию, она успела сменить несколько профессий, которые традиционно предназначались для мужчин. В Иркутске вместе с мужем Афанасием она работала в бригаде по строительству дорог. За умение и трудолюбие ее даже повысили до помощника бригадира, тогда как Афанасий остался простым рабочим. Несмотря на враждебность и насмешки со стороны подчиненных, молодая женщина отлично исполняла свои обязанности. Находясь на поселении вместе с Буком, Бочкарева освоила ремесло мясника – еще одно преимущественно мужское занятие. Успешное подражание мужским манерам в гражданской жизни, несомненно, упростило ей переход в мужскую военную сферу. Похоже, Бочкарева чувствовала себя более уверенно в мужском мире и с легкостью перенимала мужские привычки. Она курила, выпивала, плевалась, ругалась матом и, как уже упоминалось, даже посетила бордель вместе с однополчанами (исключительно из любопытства, как объясняла она сама). Прозвище, которое она взяла, когда стала солдатом – «Яшка», – представляет собой сокращение от «Якова», имени ее бывшего любовника. К тому времени, когда она приняла командование над 1-м женским «батальоном смерти», Бочкарева регулярно говорила о себе в мужском роде.

Впрочем, ассимиляция не всегда проходила гладко. В скучной мешковатой униформе, с коротко остриженными волосами, Бочкарева без труда могла скрыть свой истинный пол. Однако она не могла все время оставаться полностью одетой. Живя в казарме вместе с мужчинами, ей приходилось одеваться и раздеваться в их присутствии. Более того, ей приходилось посещать баню вместе с ними, поскольку отдельные удобства для женщин в армии не были предусмотрены. Наконец грязь и вши пересилили ее скромность. Первоначально мужчины дразнили ее, но не приставали к ней, получив хорошую острастку от командира. Но вскоре, по воспоминаниям Бочкаревой, и она, и ее товарищи свыклись с ее присутствием в бане. Очевидно, она почти полностью подавила в себе женское начало и убедила окружающих также не воспринимать ее как женщину.

В феврале 1915 года подразделение, в котором служила Бочкарева, отправилось на Западный фронт, войдя в состав 28-го Полоцкого пехотного полка 7-й дивизии 5-го корпуса 2-й армии. Когда Бочкарева оказалась на фронте, распространился слух, что в армии служит женщина, и ее присутствие привлекло к себе внимание. Большинство солдат-мужчин приняли ее благосклонно, но нашлись и такие, которые не могли смириться с тем, что женщина участвует в боевых действиях. Некоторые солдаты-мужчины первоначально проявляли враждебность по отношению к Бочкаревой. Когда конфликт заходил слишком далеко, Бочкарева без колебаний отвечала ударами на насмешки. Возражения против ее присутствия в воинских рядах чаще исходили от офицеров, чем от низших чинов. Это вполне согласуется с общепринятыми представлениями о гендерных ролях и поведении, характерных для России в начале XX века, поскольку офицеры, происходившие в основном из высших слоев общества, считали, что для каждого пола существует отдельная сфера деятельности, и женские обязанности должны ограничиваться домом. Солдаты, напротив, были большей частью крестьянами и рабочими, привыкшими видеть, как женщины занимаются тяжелым и даже опасным трудом.

Несмотря на протесты со стороны некоторых офицеров, молодая женщина, имевшая при себе разрешение от самого императора, отправилась вместе со своим подразделением на фронт, чтобы участвовать в боевых действиях. Бочкарева вскоре проявила себя как храбрый и достойный солдат. Во время своего первого боя она, хотя и не входила в число медицинского персонала, в основном занималась тем, что спасала раненых, брошенных умирать на нейтральной полосе, вытаскивая их с поля битвы под сильным неприятельским обстрелом. За это она получила свою первую боевую награду – Георгиевскую медаль за храбрость. Весной 1915 года она была ранена в бою и эвакуирована в госпиталь в Киеве, где провела два месяца. Во время выздоровления Бочкаревой очень хотелось вернуться на фронт. Когда она наконец воссоединилась со своим подразделением, сослуживцы радостно встретили ее, поскольку теперь воспринимали ее как опытного бойца и относились к ней соответственно. В последующие месяцы она спасла еще больше солдат, брошенных умирать на полях сражений, и за мужественную службу была представлена к Георгиевскому кресту. Но эту награду ей не присвоили – как объясняла она сама, потому что она была женщиной; ее очень огорчил этот отказ[27]27
  Георгиевским крестом были награждены и другие женщины, но большинство из них выдавали себя за мужчин или выполняли медицинские обязанности.


[Закрыть].

Осенью 1915 года Бочкарева получила золотую Георгиевскую медаль второй степени, была произведена в ефрейторы и назначена командовать отделением, состоявшим из одиннадцати человек. Ее подчиненные без возражений повиновались ей и воспринимали ее как равную себе. В марте 1916 года пуля раздробила ей кость ноги, и ее отправили в госпиталь в Москву, где она провела почти три месяца. В июне Бочкарева вернулась на фронт, в свой полк, переброшенный на Юго-Западный фронт, к Луцку, на Западной Украине. Там она пробыла недолго: осколок снаряда задел ей позвоночник, и она оказалась парализована. От этого ранения ей также удалось оправиться, и через полгода, зимой 1916 года, она вновь вернулась на фронт. В декабре 1916 года Бочкарева была произведена в младшие унтер-офицеры и получила долгожданный Георгиевский крест.