Текст книги "После первой смерти"

Глава 22

Я сказал: «Ничего не пойму. Он был моим другом. Я познакомился с ним в тюрьме, помог ему освободиться. Я говорил с ним всего пару дней назад. Он хотел помочь мне уехать в Мексику. Считал себя моим должником».

Мы сидели на квартире у Джеки. Она смазала мои порезы йодом, и теперь я смотрел на свои боевые шрамы и восхищался собой. Никогда прежде я так не дрался. Как я был зол, как я отделал этого маленького, несчастного наркушу!

– Джеки, думаешь, он нам правду сказал?

– Уверена. Он мог бы соврать, но никогда не навел бы нас на такого человека, как Турок Вильямс. Он мог бы придумать имя или подсунуть нам какую-нибудь мелочь. Но повесить такое на Турка можно только в одном случае – если это правда.

– Ты знаешь Турка?

– Я знаю, кто он.

– Я не рассказывал тебе о нем?

– По имени ты его не называл. Алекс, я...

Я поднялся и зашагал по комнате.

– У него не было повода подставлять меня, – сказал я. – Зачем. Разве что... ну, предположим, дело было так. Предположим, у кого-то на него что-то было и это не давало спокойно жить. Так что у него, по сути, не было выбора. Понимаешь, о чем я? Не думаю, чтобы кто-то нанял его, чтобы он подставил меня, но его могли шантажировать и заставить пойти на это.

– Возможно.

– Ну а что еще? Если только Филли не врет... Я мысленно вернулся к своему разговору с Турком, еще раз вспомнил каждое слово.

– Нет, – наконец сказал я. – Не врал Филли. Тогда я не обратил на это внимания, но уж очень подробно Турок расспрашивал, узнал ли я убийцу. Он спрашивал про руку с ножом. Я помню, он спросил, была это рука белого или цветного. А когда я сказал, что не помню, так повернул разговор, что я уже не знал, кто это был, женщина или мужчина. Он все повторял, что, может, я еще вспомню, и не отставал до тех пор, пока я не заверил его, что ни при каких обстоятельствах не смогу ничего вспомнить. – Я перевел дух. – И тогда он сказал, что для меня очень важно выбраться из страны, по крайней мере, пока все не уляжется. Нет, Филли не врал. Это Турок. Черт меня побери, если я что-нибудь понимаю, но это он.

– Алекс...

– Но кто его заставил? Вот вопрос.

Она встала.

– Алекс, я не знаю, как нам с ним сладить. Я как-то раз брала у него товар, но вряд ли он это помнит. Говорят, у него всегда с собой пистолет. Филли – это одно. Но идти против Турка в Гарлеме...

– Не надо.

– Ну, скажем, я могла бы сделать вид, что хочу купить у него товар. Мысль хорошая, но если он тебя знает...

Я махнул рукой.

– Ты забываешь самое главное. Не нужно соваться к нему. Все. Охота закончена. Он убил Робин, так?

– Но...

– Мы располагаем фактами. У нас есть свидетель. Хотя докторам придется починить ему челюсть, чтобы он мог давать показания. Этот свидетель своими глазами видел, как Турок выходил из гостиничного номера весь в крови Робин. У нас есть еще один свидетель, который может показать, что мои часы были у Филли Шапиро – что доказывает, что в тот момент он находился на месте преступления. Остальное из них вытрясет полиция. У нас есть все, что нужно.

– Что же мы будем делать? Пойдем в полицию?

– Именно так.

Она задумалась, потом медленно кивнула.

– Конечно, – сказала она. – Смешно, как мне самой это не пришло в голову? Мы столько времени бегали от копов, что я и мысли не допускала пойти к ним самим. Только когда все распутаем, преподнести им дело на блюдечке с голубой каемочкой.

– Но ведь так оно и есть.

– Точно, – сказала она. – Так оно и есть.

Я не стал звонить им сам и не пошел в ближайший участок сдаваться. Слишком долго мне приходилось бегать и скрываться, слишком долго маскироваться и прятаться в тень, слишком долго быть зверем, на которого охотятся. Вместо этого я позвонил от Джеки надзирателю Пиллиону.

– Я распутал дело, – сообщил я ему. – Я знаю, кто убил девушку. Я даже могу это доказать.

– Ты уверен, Алекс?

– Да. Я хочу сдаться полиции, но нужно, чтобы они выслушали меня и сразу же выдали ордер на арест убийцы. Вы могли бы это устроить?

– Это будет несложно.

Я дал ему адрес Джеки и объяснил некоторые детали. После того как я повесил трубку, мы проверили ее запас наркотиков и удостоверились, что ампулы с героином и игла для подкожных инъекций не разбросаны там, где они легко могут попасться на глаза полицейским. Джеки сказала, что бояться не стоит, что копы, расследующие убийства, вряд ли станут унижаться до возни с наркушами. Но я не захотел испытывать судьбу.

А потом мы сидели и ждали. У меня было такое состояние, какое часто бывало, если я очень мало ел и при этом пил очень много кофе: во мне клокотало нервное возбуждение, желудок сводило, меня колотила дрожь, и я не мог усидеть на месте. Я мерил шагами комнату и ждал, а потом мы услышали, как, завывая сиренами, подъехали патрульные машины. Машины остановились перед домом Джеки, и кто-то нажал кнопку звонка.

Она спустилась открыть им и провела их наверх. Они вошли с револьверами наизготовку, и я, улыбаясь, сдался. Военная форма их несколько озадачила. Держались они вначале враждебно. Я долго от них скрывался и был, с их точки зрения, убийцей со стажем. Меня забрали в участок, и Джеки поехала вместе с нами.

Там они посадили Джеки в одну комнату, а меня провели в другую, где несколько следователей, столпившись вокруг меня, все задавали и задавали мне вопросы. Я отвечал на их вопросы, объясняя, как узнал, что убийца – Турок Вильямс, как он совершил убийство и как я могу это доказать. Примерно посредине разговора они выдали два ордера на арест Вильямса и Шапиро и послали человека допросить круглолицего старичка в магазине, продавшего мне мои часы. Примерно тогда же я понял, что они готовы поверить мне, и с этого момента напряжение спало. Поглядывали на меня тем не менее недружелюбно. С их точки зрения, я должен был сдаться утром в воскресенье и дать им самим распутать дело.

– Играя в детектива, – сказал один из них, – вы только создали лишние проблемы.

– А если бы я сразу пришел к вам?

– Мы бы нашли Вильямса.

– Ну конечно. Вы вцепились бы в меня мертвой хваткой, никто другой вам не был нужен.

– Может, так, а может, и нет.

– Слушайте, – сказал я, – меня устраивает так, как получилось. В первый раз я играл по вашим правилам. С Евангелиной Грант. И я предстал перед судом и получил пожизненный срок. Теперь, когда вы найдете Вильямса, они пересмотрят дело. Только найдите того, кто нанял его. Это все.

– Он ни разу не засветился как наемный убийца...

– Согласен, мне это тоже кажется странным. Но кто-то нажал на него, тот, у кого была причина.

– И кто же это, по-вашему?

Я искал ответ до боли в голове. Потом сделал отрицательный жест. Я и понятия не имел, кто это мог быть и почему.

Мне дали поесть, потом снова усадили и сняли с меня официальные показания. В этот момент вошел коп в форме и объявил, что они взяли Филли.

– Он будет говорить, – сказал коп. – Он достаточно умен, чтобы промолчать, но его так обработали, что молчать он не будет. Его сейчас осматривает врач.

Он искоса взглянул на меня, и этот взгляд выражал то, что обычно называют «невольным восхищением»:

– Не думаю, чтобы он захотел подавать заявление о возбуждении уголовного дела в связи с нанесением телесных повреждений.

Я все давал показания. А когда я закончил, они впустили Джеки, и все стали пить кофе, и тут вломился еще один полицейский с известиями о Турке Вильямсе.

Они застали Турка врасплох на его квартире в Гарлеме. Он сказал:

– В чем проблема, джентльмены? Вы же знаете, здесь ничего нет, это место всегда чисто.

На это они сказали:

– Девушка по имени Робин, Турок. Убийство.

Тогда Турок выхватил пистолет.

Он прострелил руку одному из полицейских. Пустяковая рана. Они всадили ему одну пулю в грудь и две в живот. Турка отвезли в больницу Св. Луки, где им занимались врачи. Спасти его они не рассчитывали.

Глава 23

Мы с Джеки, сидя на заднем сиденье полицейской машины, ехали в больницу.

– Он должен жить, – твердил я. – Он должен все рассказать.

– Вам так и так ничего не грозит, Пенн. С вас снято подозрение.

– Я должен узнать, кто нанял его.

– Возможно, нам удастся это выяснить. Взять парочку подозреваемых, потолковать по душам. Дилетанты легко раскалываются.

– Но где взять доказательства? Первое убийство было совершено несколько лет назад.

– Между двумя убийствами может быть связь. Если так, мы найдем ее.

– Он должен все рассказать, – сказал я.

В больнице я сидел в холле, прикуривая сигареты одну от другой, как новоиспеченный отец. Джеки все время повторяла, чтобы я не беспокоился, что все будет хорошо. Но я все равно беспокоился.

Все время приходили люди с известиями о его состоянии. Несколько раз он уже готов был умереть, но каждый раз врачи совершали маленькое чудо, и он продолжал жить. Потом, примерно в половине третьего, вошел один из следователей и сел напротив нас. Он сказал:

– Он пришел в сознание.

– И что же?

– Он заговорил. Как правило, они рассказывают все, если знают, что вот-вот умрут. Он признался, что убил эту девушку.

Вдруг стало заметно, насколько детектив устал.

– Он хочет говорить с вами, – сказал он мне. – Если не хотите, можете не ходить, это не обязательно, но...

Я поднялся. Рука Джеки тянула меня назад.

– Не надо, – попросила она.

– Он хочет поговорить со мной.

– Ну и что? Алекс, он псих. Он может...

– Что он может? Он уже на девяносто процентов мертв. Я хочу послушать, что он мне скажет.

Она отпустила мою руку. Я пошел по коридору, зашел в палату. Там стояла кровать, а на кровати лежал Турок. В его вену из капельницы сочилась какая-то жидкость. Когда я вошел, его глаза были закрыты, и несколько секунд я в полном молчании рассматривал его. Кожа у него была серого цвета, жизнь уже оставила ее.

Он открыл глаза и увидел меня. Он улыбнулся.

– Фонтан, – выговорил он, – старина. Турок умирает.

– Тише...

– Ерунда, приятель, я вообще ничего не чувствую. Они всадили в меня столько шприцев с морфием, демеролом и еще черт знает с чем. Мне так легко, так свободно. Я никогда не понимал, зачем наркуши колются, а теперь, кажется, понимаю.

– Турок, я...

– Нет, давай я буду говорить. У меня мало времени. Старина, скажи мне, ну какого черта ты там оказался? Ты мой хороший друг, ты вытащил меня из дерьма, я тебе обязан, ты же знаешь. Какого черта ты там делал?

– Что ты хочешь сказать?

– Да в комнате с этой шлюхой, парень. С этой Робин. Слушай, мне позвонили и сказали, где она, гостиница и номер, и я пошел туда, а с ней оказался не кто иной, как мой друг Фонтан. – Он попытался улыбнуться. – Тебе надо было иметь дело со мной, парень. Тебе не пришлось бы вылавливать их у Таймс-сквер. Имел бы хорошенькую девчонку из пригорода когда захочешь. Все, что пожелаешь, цена – не вопрос.

– Ты убил девушку, чтобы меня...

– Подставить тебя? – Он тяжело вздохнул. – Детка, я пришил эту наркушу, эту сучку, чтобы пришить ее, сечешь? Я продавал товар ее дружку, Дэнни. А в один прекрасный день я узнал, что он меня общипывает, крадет у меня товар, а потом уже сам толкает кайф моим же клиентам. Это та сучка подговорила его. Наркуши много о себе воображают, сечешь? – Он было засмеялся, но смеяться ему, видно, было больно, и он перестал. – Наркуши много воображают. Каждый из них думает, что может торговать и жить на выручку. Но у них кишка тонка. А я, сам понимаешь, не могу этого допустить. Сразу ползут слухи, каждый хочет попробовать урвать кусок, и не успеешь оглянуться, как доходов уже кот наплакал, территория уже не твоя. Я такого допустить не мог. Поэтому пришлось убрать Дэнни...

– Он умер от передозировки.

– Хороша передозировка. Это был стрихнин, парень. Я сунул ему два пакетика стрихнина, думал, они с Робин вместе отбросят копыта. Откуда же было знать, что он заграбастает оба? – Он покачал головой. – Наркушам просто ни в чем нельзя верить, парень. Он собирался поделиться со своей бабой, так? А вместо этого забрал себе все, и мне пришлось самому разбираться с ней.

Мои руки и ноги вдруг онемели, как будто перестала течь кровь. Мне захотелось уйти.

– Я своим сказал, чтобы нашли ее, и, как только мне позвонили, тут же пошел в гостиницу. Стоило мне только назвать себя, как она сразу мне открыла. Она думала, как и ты, что Дэнни умер от передоза. У нее и в мыслях не было, что я ее пришью. Я знал, что с ней клиент, но решил, что одной смертью больше, одной меньше – в конце концов все равно. Но это оказался ты, парень! Я же обязан тебе, и уж втыкать в тебя нож я точно не собирался.

Он вдруг замолчал, и его взгляд стал неподвижен. Я подумал, что это конец. Не умирай, не умирай, подумал я. Еще, еще. Расскажи мне все, я хочу узнать все до конца.

– Помираешь – и все как-то не так. Странно...

– Турок!

– Ну, я прирезал ее и думал, что ты не открывал глаз. А потом я ушел оттуда. Я весь вымазался в кровище, и мне нужно было помыться. Хотел выйти из гостиницы и пойти домой, но тут вспомнил, на чем ты попался в первый раз, и решил, что нужно что-то делать, а то тебе крышка. Я уже был почти на улице, но вернулся и снова поднялся в номер. Я думал вытащить тебя оттуда и перетащить в другое место. Ты бы и не помнил ничего. Но дверь оказалась заперта, и я подумал, что ты проснулся...

– В комнате был вор. Он запер дверь.

Он медленно кивнул.

– Ага, тогда понятно. Я решил, что ты проснулся и сам выбрался оттуда, понимаешь? И я смотал удочки. Я всегда помню, что я твой должник, а на следующий день я узнаю, что все – хуже некуда: ты не проснулся и не выбрался оттуда и полиция тебя разыскивает. Парень, я стал повсюду искать тебя. А когда ты позвонил, я предложил тебе деньги, машину, все, что хочешь, чтобы ты мог уехать из страны, пока здесь не станет тихо. Ненавижу быть в долгу. Я с рождения никому и ничем не был обязан, и мне хотелось бы так же и умереть, а теперь я вот умираю и я по-прежнему твой должник. Разве это справедливо?

– Турок...

– Я знал, что, если они поймают тебя, тебе крышка, а получилось так, что крышка мне. Теперь уж точно.

– Турок, а первая девушка...

– И я твой должник, и ничего тут не попишешь.

– Евангелина Грант...

– Подумать только, если бы я только выволок тебя из этого номера или если б я чуть подольше вытирал руки и вор успел бы уйти – тогда ты вообще бы не влип в это дело. Ни ты, ни я не влипли бы.

Я повторил:

– Турок, Евангелина Грант. Первая девушка. Пять лет назад. Кто... кто убил ее?

– А теперь я твой должник. И теперь уж никогда не смогу с тобой рассчитаться.

По его телу пробежала дрожь.

– Это так же тяжело, как умирать. Я только хотел бы иметь шанс отплатить тебе добром за добро.

– Мы в расчете, Турок.

Я думал, что он меня уже не слышит, но он, по-видимому, все же услышал. Он из последних сил попытался улыбнуться и сказал что-то, но слов я уже не разобрал, а потом он откинулся назад на постели и умер.

В холле стояла тишина. Джеки, копы. Я шел прямо к ним, некоторые смотрели на меня, остальные старательно отводили глаза.

– Он умер, – сообщил я, но всем, казалось, было все равно. – Он все мне рассказал.

– Разумеется, это полностью снимает с вас обвинение, мистер Пенн...

– А другая девушка?

– За давностью лет...

– Евангелина Грант, а как же она?

– Мы не...

– Кто ее убил?

Я слышал, как эхо моих слов звучит в гулком, стерильном пространстве больничного коридора. Почему мы задаем подобные вопросы? Коп поднялся. Он подошел ко мне и, чрезвычайно осторожно положив мне руку на плечо, сказал тихим, вкрадчивым голосом:

– Боюсь, что это вы убили ее, мистер Пенн.

Глава 24

Потом случилось много всего, но это я не очень хорошо помню. Я прошел сквозь это, как корабль проходит сквозь туман. Была еще какая-то волокита в полиции, нужно было заполнить какие-то формуляры, была толпа газетчиков, и прямо мне в глаза лопались огненные шары фотовспышек. А затем в какой-то момент все это прекратилось, и я сбежал. Я нашел бар и заказал выпивку, и тут все куда-то унеслось, и так прошло несколько дней и несколько ночей. Не знаю, сколько их было. За это время я добрался до банка и снял круглую сумму наличными и о деньгах уже не думал. Я только пил и пил, а дни проходили. Если промежуток между порциями алкоголя оказывался слишком большим, то я начинал думать о вещах, о которых не хотел думать, и это было плохо, поэтому я старался не просыхать.

Пока в один прекрасный день или ночь я не оторвал взгляд от стакана и не увидел ее лицо. Я понял, что узнал ее, но сначала не мог вспомнить, кто она.

Она сказала:

– Ну, детка, как же трудно было тебя найти. Как же трудно было тебя найти.

Тогда я сообразил, кто она такая.

– Джеки, – сказал я. – Ты – Джеки.

– Пойдем-ка лучше со мной, Алекс, пойдем домой.

– Я не могу домой, – сказал я, – не могу.

– Пойдем, Алекс.

– Я опасный человек. Убил девушку. Я могу причинить тебе вред, Джеки.

– Пойдем со мной, детка.

Я поднял стакан, но пролил на себя большую часть его содержимого. Она взяла меня за руку и пыталась вытащить меня на улицу. Другие пьяницы смотрели на нас с обычным для таких случаев интересом.

– Пошли, детка.

– Мне нужно пить.

– Мы возьмем бутылку с собой. Здесь рядом на улице винный магазин, мы возьмем бутылку с собой.

Мы вышли из бара. В ближайшем винном магазине она купила бутылку водки, поймала такси и помогла мне залезть в него. По дороге к ней меня стало тошнить, шофер остановился, я вышел, и шофер подождал, пока меня перестанет рвать. Потом мы пошли к ней в квартиру, и меня снова рвало. Она откупорила бутылку, и я выпил еще и отключился.

Я пил еще около недели. Она следила, чтобы я не забывал и есть, и еще время от времени вызывала врача, который делал мне инъекции витаминов. Все это время я был недочеловеком. Каждую ночь она выходила на промысел, но сначала ждала, пока я отключусь, а потом запирала меня с бутылкой под боком – на тот случай, если я проснусь раньше, чем она вернется.

В одно прекрасное утро я проснулся и не захотел пить, и я понял, что довольно долго не захочу пить снова. Весь тот день мне было плохо, плохо было и большую часть следующего дня, но я больше не пил, и уже на следующую ночь мне опять стало лучше.

– Что мы с собой делаем, – сказала она, Господи, что мы только с собой не делаем.

– Ты спасла меня, Джеки.

– Рано или поздно ты бы справился сам. Я только боялась, что ты можешь попасть в беду.

– У меня никогда раньше не было такого долгого запоя.

– Все позади.

– Надеюсь, что да, слава богу.

– Да, Алекс. Тебе нужно было переболеть, и вот теперь все позади.

– Джеки, я убил ту девушку.

– Я знаю.

– Сначала я еще пытался убедить себя, что тогда, в первый раз, меня могли подставить, но теперь все ясно. Я не могу врать самому себе, после того как Вильямс признался. Евангелину Грант убил я.

– Я знаю. Я поняла это еще раньше тебя.

Ты...

– Как только стало известно, что это Турок, – сказала она. – Я знала, что у Робин были с ним дела, я подумала о Дэнни и поняла, что окажется что-то в этом роде. То ли пересеклись их интересы, то ли она стукнула на него копам, что-нибудь такое. Это было ясно.

– И ты все время об этом знала...

Она кивнула.

– А когда его подстрелили и полиция не знала, сможет ли он говорить, тогда я молилась, чтобы он умер. Все то время, пока ты надеялся, что он даст показания, я молилась, чтобы он умер не раскрыв рта. Ты бы никогда не узнал. Я чуть с ума не сошла, когда коп вышел и сказал, что он заговорил. А потом он разрешил тебе пойти поговорить с ним. Я знала, что будет дальше, и чуть с ума не сошла. Я пыталась остановить тебя...

Я вспомнил.

– Знаешь, мне даже в голову не приходило, что у него могли быть основания убить ее. Я просто ни на минуту об этом не подумал.

– Ну да, Алекс, тебе хотелось быть невиновным.

– Да.

Она взяла мою руку в свою.

– Послушай меня, – сказала она. – Однажды ты кого-то убил. Ты напился, не знал, что делаешь, и это произошло. Ладно. В тебе это есть, Алекс. Да-да. Ты рассказывал мне про эту Линду, как ты чуть не убил ее...

– Кто угодно на моем месте...

– И тогда в магазине, Алекс, я видела, какое у тебя было лицо. Ты был готов уничтожить его. Ты тогда был на пределе, но ничего не случилось. А представь себе, что ты в этот момент был бы пьян.

Я ничего не ответил.

– А Филли? Как ты на него набросился. Ты не просто хотел его припугнуть. Ты как с цепи сорвался. – Она стиснула мою руку. – Слушай, у тебя это в крови. И однажды ты перестал себя контролировать. Ты был пьян, и вот... Но ты жил с этим несколько лет. А сейчас, Алекс, ты снова свободен, и все позади.

– И я снова убийца.

– Хочешь ходить с клеймом «убийца» на лбу. Сказать тебе кое-что? Я три раза делала аборт. У меня никогда не будет детей. Так что я трижды убийца.

– Это не одно и то же.

– В чем же разница?

– Ты сама знаешь в чем.

– Возможно.

– Я собирался вернуться к своей работе, – сказал я. – Я хотел снова преподавать. Сейчас я не чувствую, что мне это по зубам.

– Может быть, у тебя все-таки получится.

– Нет, это очевидно.

– Ты можешь заняться чем-нибудь другим.

– Чем?

Наступило молчание. Потом она сказала:

– Я хотела бы выразить это лучше. Я знаю, что хочу сказать, но не нахожу слов.

– Продолжай.

Она отвернулась от меня. Потом тихо и ясно произнесла:

– Я не знаю, какая кому из нас от этого польза, но я люблю тебя, Алекс. Вот и все.

В маленькой спальне, где она не ложилась в постель ни с кем, кроме меня, я сказал:

– После запоя я не в очень хорошей форме. Я могу разочаровать тебя.

– Алекс, детка...

– Какая ты мягкая.

– Детка...

– Какая теплая.

И потом, в теплой, сладкой темноте, я сказал:

– Ты никуда сегодня не пойдешь. Ты останешься здесь.

– Да.

И ни я, ни она не сказали ни слова о завтрашнем дне.

* * *

Она осталась дома на следующую ночь и на ту ночь, которая шла за этой. Но еще через сутки она сказала мне, что ей нужно ненадолго уйти.

– Останься.

– Ты знаешь, мне нужно идти.

– У меня есть деньги.

Она начала плакать. Я не понял почему и ждал, а она сказала:

– Алекс, то, что я шлюха, само по себе уже плохо. Но я не хочу быть твоей шлюхой, я не стану делать этого, я не буду брать у тебя деньги и покупать на них марафет.

– Ты без этого не можешь?

– Ты знаешь, как я живу. Ты видел меня. Ты знаешь, кто я такая.

– Ты могла бы бросить?

– Не знаю.

– Раньше ты бросала.

– Да. Несколько раз.

– А сможешь бросить опять?

– Бросать легко. Сколько раз ты бросал курить? А потом снова начинал?

Мы довольно долго спорили, а потом она, конечно, ушла, как и собиралась, а мне впервые после запоя захотелось выпить. Но я остался в квартире и приготовил себе кофе. Ее не было несколько часов. Когда она вернулась, то прошла прямо в душ и стояла под душем полчаса. Потом она в спальне сделала укол, а после вышла, посмотрела на меня и заплакала.

– Не знаю, – сказала она. – Просто не знаю.

– Мы попробуем.

– Я просто не знаю.

– Ты знаешь, я люблю тебя.

– Знаю. Иначе ты не мог бы меня вынести.

– Мы попробуем.

– Что мы с собой делаем, Алекс. Что мы делаем друг с другом.

Она тяжело опустилась на диван.

– Сегодня я не смогла отключиться. Мне приходится это делать всякий раз, отключаться и действовать, как автомат. Сегодня у меня не получилось, я думала, что меня стошнит. Мне хотелось умереть.

– Не думай об этом.

– Есть такое средство, метадон. На тот случай, когда хочешь бросить. С ним легче. Тебе нужно будет помочь мне.

– Я помогу.

– Алекс, я не могу ничего обещать...

– Мы попробуем, только и всего.

– А если я сорвусь?

– Я тебя вытащу.

– Ты не бросишь меня?

– Не брошу. Никогда.

* * *

Она сорвалась всего один раз, а потом выправилась и встала на ноги. А потом, после метадона, кодеина и тиамина, когда врачи уже сделали все, что смогли, чтобы очистить ее организм, мы уехали из Нью-Йорка и приехали сюда. В маленький городок в Монтане, где воздух можно пить, а водой – дышать, в городок, который находится в трех тысячах миль и в нескольких сотнях лет от Таймс-сквер.

Мы изменили имена, и если кто-то и знает о нашем прошлом, то нам об этом ничего не говорят. Мы купили маленький ресторанчик и живем в трех комнатах над ним. Готовлю в основном я – и, кажется, у меня это неплохо выходит. Джеки набирает вес и выглядит лучше, чем когда-либо. У нас не получается зарабатывать много денег, но много нам и не нужно. А когда владеешь рестораном, в доме всегда есть еда.

Поймите правильно, наша жизнь не усыпана розами. Мы не знаем, как у нас все сложится. Неизвестно, как все может повернуться. Непонятно, чем все закончится. Но настоящее, по-моему, важнее будущего. И уж конечно, гораздо важнее прошлого.