Текст книги "Дьявол знает, что ты мертв"

– Вы не видели пистолета в его руке, когда он склонился над телом?

– Нет, вот только я смотрела издалека. Контактные линзы были на мне, но все равно с такой дистанции я не смогла бы различить, есть у него в руках что-нибудь или нет. Хотя впечатление осталось, что у него обе руки были свободны.

Я еще несколько раз задал ей те же вопросы в разных формах, но не продвинулся ни на шаг дальше. Она более четко описывала то, что видела, чем я мог предполагать, но, к сожалению, упустила сам момент стрельбы. Ее показания делали версию невиновности Джорджа лишь чуть более вероятной и только. Если существовал другой потенциальный убийца, ее слова ничем не подтверждали этого.

Я спросил о других возможных свидетелях.

– Не знаю, был ли кто еще, – ответила она. – На той точке настоящая жизнь начинается только после полуночи, а самый разгар – между двумя часами и половиной пятого утра. Наши клиенты любят сначала основательно посидеть в барах и накачаться спиртным. Большинство баров закрываются как раз в четыре. И мужики либо разбредаются по домам, либо продолжают искать на свои задницы новых приключений.

– А почему же вы оказались там рано?

– Мне так больше нравится. Как говорят наши темнокожие сестры из Индии, мангусту главное не проспать свою кобру. Клиентов меньше, зато и конкуренции никакой. Хотя мне никакая конкуренция не страшна. – Она искоса бросила на меня кокетливый взгляд. – Но самое главное, не люблю связываться с пьяными. Лучше подобрать мужика, пока он трезв. А еще лучше – женатого. Вы не женаты? Не вижу на вас кольца.

– Нет, не женат.

– Но Ти-Джей сказал, у вас кто-то есть.

– Это так.

Она вздохнула:

– Всех порядочных мужчин уже расхватали. Так о чем я? Да, о том, почему рано выхожу работать. Потому что мне нравится побыстрее начать, заработать свое и закрыть лавочку, как только я могу себе это позволить. Тогда остаток ночи можно посвятить самой себе. Но сначала надо закончить с бизнесом. Кстати…

– В чем дело?

– Мне неприятно поднимать эту тему, но Ти-Джей сам обещал, что компенсируют мое время.

Я вынул из бумажника две пятидесятидолларовые бумажки, и она устроила целое шоу, пряча их за лиф своей пижамы.

– Спасибо. Неловко брать деньги за простой разговор, но вы не поверите, какие сейчас цены у докторов, а страховка «Синего креста» не покрывает расходов. Хотя у меня все равно нет их полиса. – Она снова коснулась адамова яблока. – Уже очень скоро я избавлюсь и от этого маленького недостатка, и здесь будет ваш вклад тоже. Надеюсь, это принесет вам удовлетворение, хотя в вашей работе, должно быть, достаточно иных источников для довольства собой.

– Их не так много, как кому-то может показаться.

– Уверена, вы скромничаете, – продолжала она. – Я рассчитываю снять кожуру с адамова яблочка к Рождеству. А что до этого… – она похлопала себя между ног, – …пока не уверена. Знаете, каждый мой клиент сразу же интересуется, когда я сделаю такую операцию. Будто бы тогда я стану наконец настоящей женщиной, еще более желанной.

– И что же?

– Но девять из десяти не могут справиться с соблазном не хватать его своими руками. Если это так уродливо, так неприятно, то почему каждый стремится ласкать его, пока мы занимаемся сексом? И не просто ласкать. Они должны непременно добиться эрекции, берут в рот, хотя делают все неумело. И норовят засунуть куда ни попадя. Вам такое и не представить себе. – Она посмотрела в свой бокал и отставила в сторону, убедившись, что он пуст. – И это так называемые нормальные мужчины. Большинство носят обручальные кольца. Они бы ни за что не занялись оральным сексом с другой особью мужского пола, не говоря уже о том, чтобы делать это самим. Но меня они рассматривают как женщину и считают, что могут расслабиться. Не видят ничего зазорного, чтобы забавляться с моим членом. – Она пожала плечами. – Но если он так хорош, не лучше ли его оставить при себе?

Она сразу дала понять, что не будет давать показаний ни в суде, ни вне суда.

– Я просто не стану этого делать ни за какие деньги, – сказала она. – Потому что для всех я в тот вечер сидела дома одна, смотрела «Рождение звезды» и поедала жареную кукурузу из микроволновки. Это вопрос принципа. Вы даже не догадываетесь, сколько вокруг бродит сутенеров, которым только дай причину вцепиться в девочку, работающую независимо, сама на себя. Стоит поговорить с копом, сказать, что ему к лицу форма, и тут же появятся желающие наказать тебя за смелость. Нет, я никогда не стану общаться с официальными представителями власти.

Я допил колу и сказал, что мне пора идти.

– Что ж, теперь, когда вы узнали сюда дорогу, – сказала она, – заглядывайте как-нибудь на огонек. Ты тоже убегаешь, Ти-Джей? Правда же, он милашка, Мэттью? Было так забавно дразнить этого малыша. Жаль, у него слишком темная кожа, и не видно, как он краснеет. Я всегда чувствовала, когда он краснел, но хотелось бы еще и видеть это.

Джулия подошла к Ти-Джею и обвила его руками, но при этом оказалась дюйма на два или три выше него. Она прижалась к нему и что-то прошептала на ухо, потом отпустила и, смеясь, танцующей походкой направилась к двери.

Мы спустились с пятого этажа, не произнеся ни слова. На улице я сказал, что хочу кофе. Прошли до Десятой авеню, но нам не попалось ничего, кроме двух баров. Тогда пришлось вернуться на Девятую авеню, где еще работало кубино-китайское заведение с единственным сидевшим за стойкой клиентом. Мы сели за столик, я заказал себе café con leche[29]29
  Сafé con leche – кофе с молоком (исп.).


[Закрыть]. Ти-Джей попросил просто стакан молока.

– И как тебе Джулия? – спросил он.

– Судя по ее поведению, – ответил я, – можно подумать, что вы с ней старые друзья.

– Такие, как она, заводят друзей быстро, мистер. Странная, верно?

– Мне она понравилась.

– Да неужто?

– Угу.

– Но хороший свидетель в любом случае.

– Очень хороший, – кивнул я. – Она не видела всего, но зато уж то, что видела, помнит четко. Ты заслужил похвалы за эту находку. И не только похвалы.

– Это часть моей работы, была бы охота.

– Что-то не так, Ти-Джей?

– Нет, все в ажуре.

Мы помолчали. Официант, перемещавшийся по залу так, словно ноги грозили вот-вот отказать ему, принес нам кофе и молоко.

– Есть еще кое-что, в чем мне может потребоваться твоя помощь, Ти-Джей.

– Только скажи, что нужно.

– Нужен пистолет.

У него округлились глаза, но лишь на секунду.

– Какой?

– Лучше всего подойдет револьвер.

– Калибр?

– Тридцать восьмой или около того.

– И коробка патронов?

– Достаточно, если он будет просто заряжен.

Он ненадолго задумался.

– Будет стоит денег, – сказал потом.

– Сколько потребуется, как считаешь?

– Не знаю. Никогда раньше не покупал оружия.

Он отпил молока из стакана, утер губы тыльной стороной ладони и только после этого воспользовался салфеткой для рук.

– Я знаю пару ребят, которые торгуют этим дерьмом. С ними проблем не возникнет. Думаю, в сотню уложимся. Подойдет?

Я отсчитал несколько купюр и подал ему. Он опустил руку на уровень колен, чтобы ее не было видно с улицы, и пересчитал деньги, вопросительно посмотрев на меня.

– Здесь триста, – объяснил я. – Сотня причитается тебе за уже проделанную работу, чтобы можно было ее продолжить. Остальное – на пистолет. Он может обойтись дороже, чем ты предполагаешь. Но сколько бы ни стоил, разницу тоже оставь себе.

– Круто.

– Я вижу, тебя что-то тревожит, – сказал я. – Если считаешь, что я мало тебе плачу, говори прямо.

– Нет, – сказал он. – Деньги здесь ни при чем.

– Тогда в чем дело?

– Ты действительно хочешь знать? Это из-за Джулии, понимаешь?

– Не совсем.

– Я все думаю: кто же она такая?

– Мужчина или женщина?

– Но мы же обращались к ней как к женщине. Мы бы не стали этого делать, если бы считали, что она все еще принадлежит к мужскому полу.

– Она не похожа ни на кого из моих прежних знакомых.

– Из моих тоже.

– И выглядит иначе, чем все. Увидишь на улице, никогда не скажешь, что это не девушка.

– Верно.

– Даже стоя рядом, не угадаешь. Многих сразу раскусываешь, но она тебя обведет вокруг пальца.

– Согласен.

– Скажем, парень начнет гулять с такой, что ты о нем подумаешь?

– Наверное, подумаю, что ему с ней хорошо. Что он счастливчик.

– Я серьезно, приятель. Ты не будешь считать его педиком?

– Даже не знаю.

– Но если ты голубой, – продолжал он размышлять вслух, – то тебя тянет к мужчинам и мальчикам, правильно? Тогда ты не будешь испытывать влечения к кому-то, кто выглядит на сто процентов как девушка?

– Не будешь.

– И в то же время если тебе нужна девушка, то зачем выбирать такую, у которой к тому же есть еще и палка между ног?

– Спроси о чем-нибудь попроще.

– И зачем она несет херню и твердит, что из меня получилась бы хорошенькая девушка? – Он сложил ладони чашками и приставил к груди. – Надо быть чокнутой, чтобы говорить такое.

– Она просто развлекается своими шуточками.

– Да, на это она мастак. Ты когда-нибудь спал с такой или похожей на нее?

– Нет.

– А хотел бы?

– Не знаю.

– Сейчас у тебя есть Элейн. Но если бы ее не было…

– Говорю же – не знаю.

– А сказать, что она шепнула мне на ухо?

– Она хотела, чтобы ты вернулся к ней, когда отделаешься от меня.

– Ты подслушал!

– Нет, просто догадался.

– Точная догадка, хоть и гадка. А хорошо она себе квартирку обставила, скажешь нет? У нее уютно. Никогда не видел красных полов. Если только это не линолеум.

– Нет, не линолеум.

– И все эти картинки. Можно целыми днями разглядывать. Не соскучишься.

– Так ты вернешься к ней?

– Как раз думаю об этом. Сучка совершенно сбила меня с толку. Сам не знаю, чего хочу, понимаешь меня?

– Еще как понимаю.

– Если вернусь, буду чувствовать себя не в своей тарелке, но и не вернувшись – тоже. Вот ведь как! – Он помотал головой, прищелкнул языком, глубоко вздохнул. – Наверное, я боюсь. Страшно испытать что-то необычное. Увидеть странные вещи.

– Так зажмурь глаза.

Он внезапно широко улыбнулся:

– Но ведь и упустить шанс тоже не хочется.

Глава 17

Дэнни Боя я нашел в баре «У Пугана» – его обычном пристанище на Западной Семьдесят второй улице. Он сидел за привычным столиком, держа перед собой запотевшую от холода бутылку водки. Правую ногу он задрал так, что ступня легла на левое колено, чтобы иметь возможность изучить свою обувь. На нем были бежевые полуботинки на небольшом каблуке.

– Даже знаю, что и думать, – сказал он. – Тебе знакома такая кожа?

– Похожа на кожу страуса. Угадал?

– Да, – кивнул он, – но это-то меня и смущает. Ты когда-нибудь видел страуса?

– Давным-давно в зоопарке.

– А я их видел по каналу «Живая природа» в приложении к передаче «Нэшнл джиографик». Потрясающие твари. Летать не могут, но бегают как угорелые. Вообрази на минутку: убить одно из них, только чтобы шкура пошла на ботинки!

– Как я понимаю, фирма «Ноугахайд» способна на удивительные чудеса.

– Но меня беспокоит не сам факт убийства, – продолжал он, – а то, насколько оно бессмысленно. В ход идет только малая часть. Насколько я понимаю, мясо не едят. Оно, вероятно, не очень вкусное, иначе ты бы нашел отбивную из страуса в меню всех городских ресторанов.

– Или пикатту[30]30
  Пикатта – итальянское блюдо, обычно приготовляемое из куриных грудок или телятины.


[Закрыть] из страуса, – предположил я.

– Я бы предпочел страусятину по-веллингтонски. Но ты уловил мою главную мысль, верно? Я так и вижу груду из тысяч освежеванных мертвых страусов, уже начинающих гнить. Как случалось с буффало на Великих равнинах.

– Да, жертвы безжалостных охотников за кожей страусов, – подхватил я.

– Во главе с легендарным «Страусом» Биллом Коди[31]31
  Билл Коди («Буффало» Билл) (1846–1917) – знаменитый американский охотник на бизонов и диких быков-буффало, уничтожавший их тысячами.


[Закрыть]. Ты согласен со мной, что это безумие – бесцельно убивать бедных птиц?

– Должно быть, ты прав. Они с виду симпатяги. И добрые.

– Спасибо. Вашим ботинкам сноса не будет, заверили они меня. Говорят, кожа превосходная. И кто знает, может, мы правильно делаем, что сокращаем их популяцию. Вдруг они бы заполонили Землю, как крысы, только намного крупнее?

– И бегают быстрее.

– Они бы уничтожили наши лучшие пляжи. Полотенце расстелить стало бы негде. Через каждую пару ярдов стоял бы страус, зарыв башку в песок.

Скорее всего он и хороший пляж видел только по телевизору. Мне почему-то казалось, что сам он не бывал ни на одном из них. Дэнни Бой Белл, любивший элегантно приодеться коротышка, являл собой отпрыска-альбиноса чернокожих родителей и любил появляться на улице днем даже меньше, чем граф Дракула. Вечером его без труда можно было найти в барах «У Пугана» и «Матушка-гусыня», где он поглощал русскую или финскую водку, приторговывая информацией. А вот разыскать место, где он скрывался днем, не удалось еще, по-моему, никому.

Я спросил, что он слышал о Глене Хольцмане. Ничего, ответил он. Ему были известны только опубликованные в газетах данные: невинная жертва, вооруженный бездомный ублюдок, разгул преступности на наших улицах. Я намекнул, что могло обстоять несколько иначе. У жертвы было многовато наличных денег для человека, получавшего по чеку скромное жалованье.

– Вот как? – сказал Дэнни Бой. – Жил не по средствам, насколько я понимаю. Нет, о нем никогда не ходило никаких слухов.

– Может, ты наведешь справки, у кого следует?

– Может, и наведу. Но как обстоят твои дела, Мэттью? Как там наша красавица Элейн? И когда ты наконец сделаешь из нее законную супругу?

– Вообрази, Дэнни Бой, а я ведь собирался задать этот вопрос тебе. У тебя репутация человека, которому все известно заранее.

Я воспользовался такси, чтобы повидаться еще с парой людей, которые также тщательно собирали любые слухи, как Дэнни Бой. Они не одевались так роскошно и не вели бесед на экзотические темы, но порой знали вещи, ради которых с ними стоило поговорить.

К тому времени, когда я закончил, уже перевалило за полночь, а я торчал у «Тиффани». Не в известном ювелирном магазине на Пятой авеню, а в круглосуточной кофейне на Шеридан-сквер. Неподалеку на Хьюстон-стрит в полночь начиналось собрание группы, проходившее в помещении, где прежде располагался самый злачный ночной клуб в Виллидже. Я подумал заглянуть к ним, но понял, что пропустил уже больше половины. У них проводилась и еще одна встреча в два часа ночи, но мне не хотелось так долго оставаться на ногах.

Звонить Элейн было, конечно, уже поздно.

И Тому Садецки тоже, хотя он просил звонить в любое время дня или ночи. То, что поначалу выглядело глупейшим сражением с ветряными мельницами, теперь приобретало черты вполне конкретного и рационального расследования. Чем больше я размышлял над этим делом, тем крепче становилась моя уверенность, что Джордж Садецки не был убийцей Глена Хольцмана.

И если немного повезет, я смогу это доказать. Надо порыться как следует в жизни Хольцмана, и наверняка найдется некто с мотивом для его устранения. А установить мотив – это почти выиграть битву. По крайней мере очень часто в моих делах все обстояло именно так. Стоило установить истинного виновника, и оставалось лишь доказать его вину. Пусть улик будет недостаточно для обвинительного приговора в суде. Мне нужно только убедить власти снять обвинения с Джорджа. И тогда он сможет вернуться к своей нормальной жизни, оставаясь угрозой исключительно для себя самого и раздражающим бельмом на глазу у других.

Я заказал еще чашку кофе. Мужчина и женщина вышли из кабинки при входе и направились к кассе рассчитаться. Мужчина кивком приветствовал меня. Я в ответ взмахнул рукой. Его я помнил по собраниям на Перри-стрит, проводившимся в нескольких кварталах отсюда. Я порой заглядывал туда, когда оказывался по соседству.

«Может, нам стоит переехать в этот район?» – подумал я. В свое время я провел в Виллидже немало времени, когда служил в Шестом полицейском участке. Там я, собственно, еще и числился, когда много лет назад мы впервые встретились с Элейн.

Конечно, округа претерпела с тех пор немалые изменения, но, если разобраться, изменения эти не так сильно бросались в глаза, как почти во всех остальных районах города. В конце концов, это место считалось историческим, и большинство зданий были признаны памятниками архитектуры, находясь под защитой властей. Здесь не настроили множества высотных домов, а кривые улочки с трехэтажными постройками в рамках федерального проекта представлялись более подходящими для жизни, чем ее нынешний район или мой. У меня был бы огромный выбор собраний, которые я мог бы посещать, а Элейн пешком добиралась бы до своих курсов при университете или при Новой школе. Художественные галереи Сохо тоже располагались совсем близко – в десяти минутах ходьбы.

Мне действительно хотелось этого?

Нет. Сейчас я знал, что мне хочется совсем другого.

– Это Мэтт, – сообщил я автоответчику. – Понимаю, уже поздно, но… Я подумал, что мне нужно поговорить с вами, если вы еще не спите. Впрочем, ничего, я перезвоню утром.

– Привет, – сказала она, сняв трубку.

– Извините, что я звоню так поздно.

– Для меня не так уж и поздно.

– Надеюсь, не разбудил?

– Нет, но даже если бы разбудили, ничего страшного. Я надеялась, что вы позвоните.

– В самом деле?

– Да.

– Я тут подумал…

– О чем же?

– Не тоскливо ли вам без компании? Но, наверное, в такое время уже не до этого?

– Наоборот, время самое подходящее.

Мое такси направилось в сторону от центра по Восьмой авеню, свернуло налево на Пятьдесят седьмую улицу и остановилось перед красным сигналом светофора на углу Девятой авеню чуть наискосок от входа в мой отель. Мысленно я услышал, как говорю водителю, что выйду здесь, спасибо. Но вслух этих слов не произнес. Светофор переключился, и мы проехали еще квартал к западу. Там он совершил запрещенный разворот, который ночью позволяли себе почти все, и высадил меня по указанному первоначально адресу.

Портье в вестибюле, такой подозрительный прошлым вечером, на этот раз сразу узнал меня и приветливо улыбнулся. Он тем не менее все равно позвонил наверх, а потом снова улыбнулся и жестом пригласил войти в лифт. Дверь на двадцать восьмом этаже открылась на мой стук. Она закрыла ее за мной и заперла на цепочку, а потом повернулась, чтобы окинуть долгим взглядом своих голубых глаз.

На ней был халат. Темно-зеленый с желтой окантовкой. Под ним проглядывала ночная рубашка или, по крайней мере, нечто розовое и полупрозрачное. Ходила она босиком.

Я чувствовал аромат ее духов или думал, что чувствую. Трудно сказать. Я словно начал ощущать его еще в такси по дороге сюда.

Она что-то сказала, и я что-то сказал, но не запомнил ни слова. Потом я добавил, что ночь выдалась беспокойная, а она сказала: так всегда бывает в полнолуние, и пошла к окну, чтобы посмотреть на ночное светило. Я последовал за ней и встал позади нее. Луны я не замечал. Я и не смотрел на луну. Мне не нужна была луна – если без околичностей.

Я положил руку на ее плечо. Она вздохнула, чуть откинулась назад и оперлась на меня. Даже сквозь халат ощущалось тепло ее тела. Она повернулась, оказавшись в моих объятиях, и посмотрела снизу вверх округлившимися глазами. Ее губы раскрылись. Я смотрел на нее, пугаясь того, что мог прочитать в ее взгляде.

Я поцеловал ее, пугаясь сам того, что делаю.

Потом я тихо лежал, ощущая, как пот остывает на моей коже, вслушиваясь в биение собственного сердца. Я на мгновение почувствовал себя до краев переполненным радостью жизни, но на меня тут же накатила волна печали и сожаления.

– Мне лучше уйти, – сказал я.

– Почему?

– Очень поздно.

– Ты это говорил, когда только позвонил мне, – напомнила она. – И повторил, когда поднялся сюда.

– Но это становится все ближе к истине с каждой новой минутой. А у меня завтра очень много работы.

– Ты можешь остаться у меня.

– Нет, не получится.

– Но отчего же? Я не буду нарушать твой покой.

– Правда?

– По крайней мере какое-то время. – Она лежала на спине, сложив руки на плоском животе, а взгляд устремила в потолок. На ее верхней губе высыпали мелкие бисеринки пота. Молчание затянулось, и она прервала его неожиданной фразой: – Мне очень нравится Элейн.

– Вот как?

– В самом деле.

Я приподнялся на локте и взглянул на нее сверху.

– А, знаешь, мне тоже.

– Знаю и потому…

– Я люблю Элейн, – перебил я. – Нас с Элейн не разлучить. Мы с ней единое целое. То, что произошло только что здесь, не имеет ни ко мне, ни к Элейн никакого отношения. Это никак не скажется на нас с ней.

– Тогда зачем ты здесь, Мэтт?

– Даже не знаю.

– Ты ведь сам мне позвонил, не так ли?

– Да.

– Тогда что это было? Одна из услуг клиенту? «Прости дорогая, что убегаю сразу после ужина. Сама знаешь, как я это ненавижу. Но мне необходимо переспать с клиенткой».

– Замолчи.

– «Понимаешь, она овдовела. А вдовам не обойтись без мужского тепла. Бедняжка там, должно быть, с ума сходит от желания».

– И с чего бы у меня возникнуть таким мыслям?

Она посмотрела на меня.

– Ты не хотела, чтобы я уходил вчера вечером, – сказал я. – Тебе понадобился помощник, чтобы любоваться закатом.

– Мне стало тогда одиноко.

– Только и всего?

– Нет. Конечно, нет. Меня тянуло к тебе, и я чувствовала, что тебя тянет ко мне. Более того, я почти физически ощущала твое влечение. И мне хотелось, чтобы у нас это случилось.

– Вот и случилось.

– Да, вот и случилось. А теперь тебе хочется лишь одного – чтобы я превратилась в тыкву. Или в пиццу. Или в облачко дыма. Потому что ты любишь Элейн.

На это я ничего не ответил.

– Поверь, – продолжала она, – я вовсе не хочу осложнять тебе жизнь. Не хочу твоего обручального кольца, не стремлюсь иметь детей от тебя. Мне даже букета цветов от тебя не требуется. Мне нужно, чтобы ты оставался сыщиком, которого я наняла, а у нас сохранились дружеские отношения.

– Это легко.

– Ты так думаешь?

– Да. Но только при совмещении этих двух ролей может возникнуть почва для конфликта интересов.

– Каким образом?

– Детектив не имеет права не отметить, когда ты ему лжешь. А друг оставляет это без особого внимания.

– Когда я тебе солгала?

– Должен сразу признать: ложь была глупая и невинная. Когда я позвонил, ты сказала, что не спишь. Но на самом деле ты уже легла в постель.

– С чего ты взял?

– Тебе не провести Великого Сыщика, – заявил я. – Когда я приехал, ты меня встретила в халатике поверх ночной рубашки.

– Из чего следует вывод, что я спала до твоего звонка?

– Совершенно верно.

– Спала в ночной рубашке, а потом накинула сверху халат?

– И опять в самую точку.

– Когда ты позвонил, – сказала она, – я сидела в гостиной и смотрела сериал «Знаменитые братья Бейкер» по каналу Эйч-би-оу. И на мне была та же одежда, в которой ты меня видел прежде днем.

– Коричневые слаксы и зеленая водолазка?

– Правильно. Закончив разговаривать с тобой, я выключила телевизор и сняла с себя всю одежду. Добавила немного духов, освежила макияж, а потом облачилась в ночную рубашку и халат.

– О! Не ожидал.

– Я повела себя немного как женщина легкого поведения, но мне плевать. А тебе? – Она взяла мою руку и зажала между ладонями. – Так что возвращайся в постель, Великий Сыщик. Попробуем провести еще одно расследование вместе.

Я ушел от нее после четырех часов утра. Бары, на мое счастье, уже закрылись все до единого. Оставалось радоваться хотя бы этому обстоятельству.

Я шел домой прямо посередине Пятьдесят седьмой улицы, обуреваемый столькими чувствами одновременно, что не сразу мог в них разобраться и отличить одно от другого. И вместо того, чтобы читать эмоциональные послания своего сознания, мне хотелось их просто отключить.

Поднявшись к себе в комнату, я разделся и принял душ. Иногда в такое время суток не бывает горячей воды, но сегодня мне повезло, и я использовал, должно быть, ее без остатка.

Вытершись полотенцем, я завалился на кровать. У меня был список дел, которые следовало бы обдумать, но я слишком устал, чтобы хотя бы начать. Я положил голову на подушку, закрыл глаза и моментально уснул.

Но я все же успел поставить будильник, который резким звоном пробудил меня в половине десятого. Пока я выключал звонок, почти начисто забыл, что мне снилось. В памяти осталась только комната и большое скопление людей вокруг меня, причем я стоял в центре совершенно голый.

Я снова принял душ, побрился и оделся. На выходе из гостиницы я все-таки проверил, не было ли для меня сообщений. Не было ни одного. Мне это показалось странным, и только на самом пороге отеля я сообразил, что не отключал функцию переадресации сообщений с тех пор, как отправился к Элейн. Покинув тогда номер, я вернулся лишь сегодня на рассвете.

Пришлось опять подняться наверх и проделать необходимые манипуляции. Я подумал о звонке Элейн, чтобы проверить сообщения у нее, но если бы среди них оказались действительно важные, она сама позвонила бы клерку в отеле. Именно так она поступала в прошлом, когда со мной случались такие же приступы забывчивости.

А кроме того, она сейчас уже, вероятно, укрепляла мышцы на тренажерах оздоровительного центра, но даже если была дома… То я оказался еще не готов разговаривать с ней.

Дел у меня было невпроворот. Я быстро позавтракал в забегаловке на углу, а потом спустился в подземку, чтобы попасть на Чэмберс-стрит, где обошел несколько городских и государственных учреждений. Там я узнал кое-что о Глене Хольцмане, причем самой интересной оказалась информация об истории той квартиры, где я только что совершил нечто, очень похожее на акт супружеской неверности. Ее первоначальным владельцем была корпорация, называвшаяся «Мультисеркл продакшнз», купившая ее три года назад непосредственно у строительного подрядчика. Но уже скоро «Мультисеркл» лишилась ее вместе с остальным своим заложенным имуществом, видимо, в результате банкротства, потому что Глен Хольцман приобрел ее через полтора года у другого хозяина – компании «Ю-Эс ассетс редакшн». Сделку они заключили тринадцатого апреля, то есть за месяц до их с Лайзой свадьбы.

А значит, еще до того, как он сделал ей предложение. И если передача прав на собственность состоялась в тот день, то переговоры о покупке недвижимости он должен был начать еще до знакомства с девушкой. И вот это было достаточно странно. Быть может, он и решил подыскать себе жену, потому что уже имел место для семейного гнездышка? Или купил квартиру, не устояв перед слишком выгодными условиями? Да, но какими условиями? Мне нигде не смогли назвать уплаченной им суммы. Такие вещи оформляются на бумаге, но как раз бумаг-то я и не мог обнаружить.

Около четырех часов я позвонил и поймал Джо Даркина за рабочим столом.

– Знаешь, – сказал я, – это какое-то наваждение! Сейчас я прямо за углом от главного полицейского управления, но у меня нет там ни одного знакомого, достаточно хорошего, чтобы попросить об одолжении.

– И ты решил дернуть меня?

– Верно. У меня всего один вопрос. Не займет и минуты…

– …моего бесценного времени.

– Да. Ни минуты твоего бесценного времени. Скажи мне только, на Глена Хольцмана когда-либо в прошлом заводили уголовные дела?

– Иисусе Христе и мать его Мария! Во что ты опять впутался?

– Так заводились или нет?

– Нет, конечно.

– Для тебя это установленный факт? Ты точно знаешь?

– Брось, Мэтт. Ты же не мог всерьез подумать, что кто-то брался проверять такие вещи? Вокруг этого дела поднялась безумная шумиха, какой не было со времени похищения ребенка Линдберга[32]32
  Имеется в виду одно из самых громких преступлений, совершенных в США, когда в 1932 г. был похищен и убит сын известного летчика Чарлза Линдберга.


[Закрыть]. Ты же знаешь, сколько людей занималось расследованием.

– И каждый думал, что очевидную работу уже проделал кто-то другой.

– Брось язвить.

– А ты не подставляйся, – сказал я. – Кому повредит элементарная проверка?

– А кому она принесет пользу? Особенно на этом этапе. Клянусь, не могу понять, зачем ты все еще копаешься во всем этом дерьме. Где смысл?

– Тебе потребуется ровно двадцать секунд. Проведи поиск через свой компьютер. Сразу получишь ответ, и мы оба будем знать наверняка.

– Сразу я получаю только ответ: «Неправильно введены исходные данные» или «Доступ к информации является закрытым». Тебе повезло, что ты ушел со службы до того, как появилась эта треклятая электронная система. А хуже всего, что мальчишки, только что закончившие полицейскую академию, осваивают ее за полторы минуты. Чувствуешь себя каким-то динозавром… Черт!.. Ладно, попробуем. А вот и результат. За ним ничего не числится. Странно, почему меня это не удивляет?

– Ты уверен?

– Да. По крайней мере за тяжкие преступления или хулиганство он не подвергался аресту ни разу. Он мог проехать как-нибудь на красный свет. Или не оплатить кучу штрафов за неправильную парковку, но только здесь это не указано. И не проси меня залезать в базу данных дорожной полиции, потому что я не стану этого делать.

– У него не было машины.

– Машину он мог взять напрокат. Водителей прокатных автомобилей тоже штрафуют, знаешь ли.

– Вообще-то, – признался я, – подобные правонарушения меня не интересуют.

– А меня не интересует в его деле больше уже ничто. Почему ты никак не успокоишься? Я серьезно спрашиваю. За каким хреном ты все еще пытаешься что-то разнюхать?

– Джо, я этим делом занимаюсь меньше недели.

– И что с того? Послушай, мне надо идти. Когда закончишь наслаждаться мастурбацией, позвони мне при случае и угости гамбургером. Поговорим как нормальные люди.

Я сам угостился чашкой кофе, размышляя, почему так взбесил его своими расспросами. Если бы проводил расследование по всем правилам, я бы начал с жертвы и прежде всего убедился, что убитый не подвергался прежде арестам или приводам. Так почему его так удивило, когда я решил проверить эти данные? И откуда столько раздражения и даже презрения к бывшему коллеге, который не хочет оставлять в покое закрытое вроде бы дело?

Когда я сидел через стол от Тома Садецки и взял его тысячу долларов, была суббота. Сегодня уже пришел четверг. Я занимался расследованием четыре дня. Но продвинулся не слишком далеко.

Кстати, напомнил себе я, клиенту не мешает иногда звонить. Я порылся в блокноте и попытался набрать номер его магазина. Трубку сняла женщина и подозвала его, даже не поинтересовавшись, кто беспокоит.

– Том, это Мэтт Скаддер, – сказал я. – Мне показалось важным держать вас в курсе хода моего расследования. А оно не стоит на месте.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что если поначалу я не хотел браться за дело, то теперь появились признаки реальной возможности доказать вполне вероятную невиновность вашего брата. Мне пока нечего предъявить окружному прокурору, но у меня зародилась надежда, чего не было и в помине в прошлую субботу.

– А, так, значит, зародилась все-таки?

– Определенно, – подтвердил я. – И я подумал, вам захочется узнать об этом.

Повисла продолжительная пауза. Потом он сказал:

– Сначала мне пришла в голову мысль, что вы так шутите. Но только я не мог понять, что в вашей шутке смешного, чтобы позабавить хотя бы вас самого? Потом я подумал: странная штука человеческий мозг – интересно работает. И только сейчас до меня дошло! Господи, да этот сукин сын попросту пьян! Он допился до белой горячки и потому несет чепуху. Это все объясняет. Меня просто озарило, и стало понятно, что происходит.