Текст книги "Секрет брата Бога"

Грег Лумис
Секрет брата Бога

Памяти Линоры Холломэн. Я лишился самого преданного своего читателя

Copyright © 2009 by 594, LLC

Пролог

I

Ватикан

Август 1510 г.

Отец Симон наконец-то нашел ключ.

Собственно, не то чтобы именно нашел – скорее позаимствовал, взял без ведома хозяина и держал столько времени, сколько потребовалось для изготовления копии. Между прочим, это обошлось ох как недешево.

Лишний повод подозревать этого самого Буонарроти.

С какой стати простому ремесленнику, какому-то там живописцу пожаловали комнату с таким затейливым замком в двери? Пресвятой отец чрезмерно мирволит и другим ремесленникам, работающим на строительстве новой ватиканской базилики Святого Петра. Но таких сложных ключей нет ни у кого. Впрочем, мало у кого из них вообще есть ключи.

Действительно, зачем плотникам, каменщикам и прочему сброду запирать свои комнаты? У простолюдина может быть разве что запасная рубаха да овчина для защиты от непогоды, но мало кому из них придет в голову запирать свои «богатства» на ключ.

А вот Буонарроти не такой. Пять лет назад взял да и сбежал из своей жалкой мастерской на пьяцца Рустикуччи – место отнюдь не из тех, где селятся уважающие себя люди, – во Флоренцию. И вернулся, чтобы вновь заняться брошенным делом, лишь после оживленной переписки и личного требования самого папы Юлия II. И папа, вместо того чтобы примерно покарать наглеца, облагодетельствовал его особыми привилегиями.

А ведь Буонарроти, во-первых, известен вовсе не как живописец, а как скульптор.

Во-вторых, этот тип самого дурного нрава. Не он ли когда-то, еще будучи простым учеником, рассорился со своим учителем, знаменитым Гирландайо? Да и теперь не желает ни единого доброго слова сказать о прославленном Рафаэле, главном зодчем всего строительства. И что вовсе неслыханно – вместо того чтобы благоговейно принимать наставления от Его святейшества, он даже не просто возражает, а дерзает кричать и скандалить.

А ведь вспыльчивость Юлия известна всему свету. Наверное, добрая половина обитателей Ватикана сможет в любой момент похвастаться синяками, а то и шрамами от палок, которыми Его святейшество щедро награждает тех, кто ему не угодит. Так почему же он все спускает с рук этому маляру – взять хотя бы тот случай, когда он в буквальном смысле швырял с крыши брёвна в помазанного наместника Бога на земле?

И конечно же нельзя закрывать глаза на то, как верует, а вернее, не верует Буонарроти. Этот человек утверждает, что талантом своим обязан не Всеблагому Господу, а расположению планет на небе в день его рождения, тридцать восемь лет назад. Такие разговоры не подобают доброму христианину, а вот для язычника – в самый раз. К тому же у отца Симона всегда оставалось ощущение, что этот человек знает больше, чем говорит; что он обладает какими-то особыми знаниями, почерпнутыми не из церковного толкования Священного Писания, а из других источников – запретных, приобщение к которым и отвращало его от церкви. Если бы не Юлий, который отводил ему такую важную роль в своих планах, он давно уже познакомился бы с инквизицией.

Все это, взятое вместе и порознь, укрепляло подозрения отца Симона, и в конце концов он решил сделать дубликат ключа.

Он принадлежал к Конгрегации Преподобного собора Святого Петра[1]1
  Ошибка автора. Данное ведомство было образовано в рамках Римской курии лишь в 1908 г.


[Закрыть], обеспечивающей практически все бытовые потребности Ватикана, так что никто не заподозрил бы неладного, увидев отца Симона в коридорах верхнего этажа восточного крыла базилики, где были поселены многие из мастеров, занятых на строительстве. Он имел доступ к любым помещениям.

Тем не менее отец Симон приостановился, немного не дойдя до нужной комнаты, и пристально всмотрелся в полумрак длинного коридора, куда почти не проникало яростное солнце римского лета. И лишь удостоверившись, что в этой части коридора никого нет, он вставил ключ в замочную скважину, немного повозился и распахнул дверь.

В первый миг он не увидел ничего необычного. У одной стены небольшой очаг, у другой – кровать. У изножья кровати стоял дубовый сундучок, обитый толстыми полосами меди; туда художник, несомненно, ежемесячно складывал по десять дукатов – грабительскую плату, которую он вытребовал у Его святейшества. Грубо сработанный стул, стол, заваленный кистями, горшками с краской и ступками для растирания пигментов.

А потом он замер, не веря своим глазам. Фигуры, изображавшие…

По спине отца Симона пробежали мурашки. Нет, это попросту не могло быть тем, о чем он подумал.

Не могло.

А если все же могло, то этот человек был в лучшем случае еретиком, в худшем же – демоном. Этот человек, который всегда называл себя лишь по имени – Микеланджело.

II

Джебель аль-Тариф

Неподалеку от Наг-Хаммади,

Верхний Египет

Декабрь 1945 г.

Мухаммед Альф аль-Салман и его брат Хассам Мустафа жаждали мести. И не только потому, что этого требовала фамильная честь: искренняя скорбь по убитому отцу превратилась у них в ненависть, тлеющую, словно уголья костра.

Но прежде всего – сабах, мягкая плодородная земля, которую необходимо добавить в сухой и безжизненный песок, чтобы на нем смогли взойти и вырасти посевы. Ради него они приехали сюда на двух старых верблюдах и принялись измельчать почву вокруг большого валуна.

Вдруг острое, как кинжал, лезвие мотыги Хассама наткнулось на что-то куда менее податливое, чем земля, но не столь твердое, как камень. Братья опустились на колени и принялись разгребать землю руками. Вскоре в яме показалось широкое горло глиняного горшка.

Хассам разогнулся и тщетно попытался стряхнуть с бороды пыль еще более пыльной рукой.

– Брат, неужели Аллах решил явить нам свою милость? Вдруг там сокровище? Сам подумай – что еще стали бы закапывать под скалой?

Мухаммед тоже выпрямился и сел на пятки. Как старший, именно он должен был принимать важные решения.

– А если там джинн?

С младенческих лет они вдоволь наслушались сказок о том, как в незапамятные времена герои заключали в кувшины побежденных злых духов. А тем глупцам, кому довелось потом освободить духа из заточения, оставалось потом горько сожалеть о своей опрометчивости.

Хассам перепачканным в земле узловатым пальцем указал на пятно совсем рядом с запечатанной горловиной:

– Посмотри, старший брат, там трещина. Если даже там и сидел джинн, то он давным-давно сбежал.

Мухаммед некоторое время обдумывал его слова. Да, пожалуй, джинна можно не бояться. Кто знает – вдруг и впрямь там сокровища? Поднявшись на ноги, он точным ударом мотыги снес верх горшка.

Обоим сразу стало ясно, что там нет ни джинна, ни сокровищ. В горшке оказались какие-то кожаные свертки. Тринадцать штук. Надежда на богатства исчезла так же быстро, как и вспыхнула. Братья принялись разворачивать свертки и в каждом обнаруживали хрустящие свитки папируса.

– Ничего не могу прочитать, – пожаловался Хассам, разглядывая лист, испещренный потускневшими, еле различимыми письменами.

– Еще бы, – фыркнул Мухаммед. – Ты же не умеешь читать.

– Но эти буквы совсем не похожи на те, которые я видел на рынке. Наверное, язык какой-то другой.

Мухаммед внимательно огляделся, но не увидел ничего, кроме однообразных сгорбленных барханов и растрескавшихся скал.

– Старые, очень старые бумаги.

– А ведь за старые вещи, бывает, дают много денег.

– Такие старые вещи запрещено оставлять у себя.

Оба не раз слышали о том, как такие же простые бедуины, как они сами, находили что-нибудь очень старое, но прежде чем они успевали отыскать подходы к каирским торговцам антиквариатом, находки попросту отбирали.

Хассам усмехнулся во весь рот, где почти не осталось зубов:

– Может, и запрещено, но ведь никто же не узнает.

Не говоря больше ни слова, они принялись совать свитки за пазухи своих необъятных халатов.

Глава 1

I

Британский музей

Блумсбери, Грейт-Расселл-стрит

Лондон

18:42

Наши дни

Лэнгфорд Рейлли был благодарен своему другу Джейкобу за то, что тот уговорил его купить смокинг для этого случая. Еще из окна такси он оценил обстановку и понял, что даже лучшая пиджачная пара была бы тут неуместна. Все мужчины были в вечерних костюмах, женщины – в платьях от самых знаменитых модельеров. «Диор», «Шанель», «Валентино» и другие, не столь прославленные дома моды были представлены здесь сшитыми специально для этого случая туалетами, каждый из которых, вкупе с сопутствующими драгоценностями, стоил не меньше хорошего коттеджа.

Все присутствовавшие были приглашены на самое важное из событий, какими мог похвастаться почтенный музей в не так давно начавшемся столетии. Лэнгу даже показалось, что он узнал парочку звезд телевидения или кино; имена их он, правда, не мог припомнить (да что там – и не знал никогда).

Ничего не поделаешь, такова жизнь бомонда – его представители приходят и уходят так быстро, что просто нет смысла захламлять память их именами. Стремительный взлет в зенит, неприятности с законом или недостаток политкорректности, реабилитация, портрет на обложке журнала «Пипл», потом отступление на первые полосы бульварных газетенок и в конце концов исчезновение с небосклона, который таким образом освобождался для будущих, никому пока еще не известных знаменитостей. Непродолжительный и полностью предсказуемый путь.

Выбравшись из такси, Лэнг посмотрел по сторонам. Классический фасад старейшего в мире публичного музея лишь смутно намекал понимающим на то, какие бесценные сокровища хранятся внутри. Уже много лет Рейлли обещал себе посвятить их осмотру целый день, а не два-три часа, которые ему порой удавалось выкроить из напряженного графика деловых поездок в Лондон.

Тут его деликатно хлопнули по спине:

– Хватит любоваться, а то как бы нам с тобой не пропустить эту чертову презентацию.

Лэнг обернулся и весело ухмыльнулся:

– Не волнуйся, шампанского и икры тут хватит на весь вечер.

За спиной у него стоял лондонский барристер[2]2
  Барристер – категория адвокатов высокого ранга в Великобритании.


[Закрыть] Джейкоб Аннулевиц – старинный друг и, как раньше говорили, наперсник. И, между прочим, бывший оперативник «Моссада».

Случайно уцелевший во время холокоста, унесшего его родителей, Джейкоб эмигрировал в Израиль, прямо со срочной службы попал в разведывательное управление и тогда же случайно познакомился с Лэнгом – здесь, в Лондоне. О причастности Джейкоба к разведке знали многие его коллеги из других стран, но мало кто был осведомлен о его основной специальности – взрывотехнике. Этот человек, знавший все тонкости своего дела и обладавший непоколебимым хладнокровием, мог и обезвредить тикающую часовую бомбу, и соорудить устройство, которое разнесло бы голову намеченной жертве, не повредив галстук.

Джейкоб улыбнулся в ответ, но скорчил недоверчивую мину:

– Ты это точно знаешь?

Лэнг взял Джейкоба под руку, и они влились в поток гостей музея.

– Во всяком случае, так мне сказал Ион.

Ион.

Сэр Ион Уизерсон-Уилби, предприниматель, инвестор и мультимиллиардер, избегавший Англии и ее грабительских налогов, предпочитал делать состояние в более подходящем для этого климате. Он возглавлял несколько благотворительных фондов. Лэнг был практикующим юристом и помимо этого тоже руководил благотворительным фондом, который спонсировала одна из самых богатых в мире и при этом практически никому не известная корпорация. Благотворительных организаций, способных успешно поддерживать свое существование, было совсем немного, и их главы непременно должны были познакомиться. Так и случилось, и они быстро стали если не друзьями, то по крайней мере хорошими приятелями.

Джейкоб высвободил локоть и оправил свой пояс-камербанд[3]3
  Камербанд – широкий шелковый пояс-кушак под вечерний костюм.


[Закрыть].

– Ну, этот парень должен знать. Как-никак, нынче вечером его бенефис. И все-таки что он нам собирается показать?

Лэнг обошел коротышку в смокинге и шотландском килте, который держал под руку женщину, закутанную в пышные и, по-видимому, очень дорогие меха. Из-под мехов сверкало бриллиантовое колье в несколько нитей. Стоило взглянуть на даму, как на память сразу приходила наряженная рождественская елка.

– Что-то из пропавшей библиотеки Наг-Хаммади.

Нетрудно было заметить, что у Джейкоба сразу пропал интерес к происходящему:

– Черт побери! Ты хочешь сказать, что я вырядился как клоун, чтобы посмотреть на то, чего не смогу даже прочитать? И ради этого мне придется целый вечер толкаться с такими же несчастными? Кроме того, я уверен, что они будут как две капли воды похожи на те фотографии, которые я уже видел много раз.

Лэнг остановился у входа и протянул охраннику в форме напечатанное на мелованном картоне приглашение.

– Ты о Свитках Мертвого моря?

– Думаешь, они будут чем-то различаться?

Они вошли под купол Большого двора – самое большое помещение Лондона.

– Свитки Мертвого моря – это клочки пергамента, которые находили в пещерах близ Хирбет-Кумрана с 1947 по 1955 год. Насколько мне известно, часть из них сейчас в Еврейском университете, а часть – в Иорданском музее истории Палестины. И пока политики и ученые разных стран несколько десятков лет выясняли отношения, доступ к рукописям был закрыт для всех.

Джейкоб громко фыркнул:

– Ох уж эти мне ученые! Неужели ты надеешься, что они согласятся поделиться друг с другом своими знаниями? Нет, они будут грызться, как поганые псы за обглоданную кость.

Жизненный опыт Лэнга полностью подтверждал это замечание.

– В общем, библиотека Наг-Хаммади состояла из полутора десятков свитков, завернутых в кожу, и хранилась в глиняном кувшине, который откопали в Египте два араба. Записи были сделаны по-коптски – на египетском языке, но греческими буквами. Неизвестно каким образом, но свитки, датируемые эпохой Коптского Египта – четвертым веком, – отлично сохранились. Арабы принесли находку домой, и там их мать извела часть рукописей на растопку очага. У этих парней вроде бы были нелады с полицией – что-то связанное с местью за убийство отца; они боялись, что власти отберут эту находку, и сбыли то, что осталось, за бесценок торговцу антиквариатом из Каира.

Джейкоб то потирал руки, то засовывал их в карманы, то складывал за спиной, как это частенько бывает с курильщиками, когда обстоятельства вынуждают их временно отказаться от своего пристрастия. Ну а Лэнг втихомолку радовался тому, что повсюду висели таблички, извещавшие о запрете на курение, и его другу волей-неволей приходилось держать свою вонючую трубку в кармане. В конце концов Джейкоб взял с подноса у проходившего мимо официанта бокал с шампанским:

– И много осталось?

– Ты сейчас увидишь все. А сколько этих бесценных рукописей было в горшке, так никто и не знает.

Джейкоб, удовлетворенный качеством шампанского, облизал губы:

– Но хотя бы выяснили, что в них написано?

– Да. Это списки с оригиналов Евангелий, в том числе и не вошедших в Священное Писание. Например, Евангелие от Иуды. И то, что назвали Тайным евангелием от Иакова – потому что в нем содержатся откровения, которые Иисус втайне от всех сообщал Иакову. Ну и сама книга Иакова, или протоевангелие, в котором имеется много параллелей с Евангелиями от Луки и Матфея.

Джейкоб покрутил головой, высматривая следующий поднос с шампанским, но тут к ним протолкался сквозь толпу рослый мужчина с зачесанными назад серебряными волосами, опускавшимися до воротника сорочки.

– Лэнгфорд Рейлли! – воскликнул он, протягивая руку. – Я искренне рад, что вы нашли возможность выбраться на мою маленькую вечеринку!

– Ион! – Лэнг широко улыбнулся и с удовольствием пожал руку виновника торжества. – Ну как же я мог ее пропустить?

Тем более что у него все равно были дела в Лондоне.

Он повернулся к Джейкобу:

– Это мой друг Джейкоб Аннулевиц. Я решил, что присутствие еще одного гостя не создаст вам трудностей.

– Ни в коей мере, – отозвался Ион, встряхнув руку Джейкоба. – Немного больше разбавят шампанское водой, только и всего. Рассказывайте: как дела?

– Все по-старому, – сказал Лэнг. – Управляю фондом и стараюсь не утратить адвокатской квалификации.

– Все занимаетесь… как вы это назвали? Ах да, защитой преступников в белых воротничках. Заботитесь о том, чтобы богатые жулики вечно обеспечивали вас работой.

Джейкоб ловким движением поставил пустой бокал на поднос проходившего мимо официанта и подхватил полный. Ион и Лэнг последовали его примеру.

– Лучше представлять в суде богатых и влиятельных людей, – усмехнувшись, сказал Лэнг, – чем бедных и угнетенных. Они больше платят. Не знал, что вы связаны с антикварным бизнесом.

– Чистая случайность. Наткнулся на рукописи, которые, по-видимому, относятся к той части библиотеки Наг-Хаммади, что не попала в каирский Коптский музей. – Он пожал плечами и добавил с деланой скромностью: – Я решил, что в Британском музее для них будет самое подходящее место.

Более чем подходящее. За два века колониального владения Египтом британцы имели неограниченные возможности прибирать к рукам все лучшее, что находили там во время археологических раскопок. А в последние годы египетские власти все настойчивее требовали вернуть им хотя бы часть древностей – в первую очередь Розеттский камень и гигантское изваяние Рамзеса II.

Послышался звон колокольчика. Ион повернулся на звук:

– Увы, скомандовали мой выход. Пора начинать презентацию.

– Надеюсь, вы не станете слишком сильно ее затягивать? – шутливо осведомился Лэнг.

– Насчет меня можете не волноваться; боюсь только, что не смогу поручиться на этот счет за своего музейного куратора. – Он круто повернулся, так что подошвы туфель, на которые пошла лучшая кожа, конечно же, не одного крокодила, скрипнули по полу. – Церемонии вроде этой устраивают в специальном выставочном зале, комната номер семьдесят – это не доходя до читального зала.

Лэнг и Джейкоб влились в толпу, которая медленно заполняла длинное и сравнительно узкое помещение. Стоявшие полукругом стойки с толстым красным бархатным шнуром отгораживали от публики большой стол, накрытый белой шелковой скатертью. За столом стояли, повернувшись к публике, Ион и величественный мужчина в очках. Лэнг решил, что это не кто иной, как велеречивый куратор.

Ион, улыбаясь, кивал знакомым, попадавшимся среди присутствующих. Потом поднял руку:

– Друзья мои, прошу уделить мне немного внимания!

Голоса сразу стали стихать, и не прошло и минуты, как в зале воцарилась тишина.

– Прежде всего, я хочу поблагодарить…

Вдруг где-то за его спиной раздался короткий резкий звук выстрела, который невозможно было спутать ни с чем другим.

Лэнг и Джейкоб переглянулись и принялись молча пробираться к противоположным стенам помещения.

Один из охранников показался в дверях, споткнулся и упал ничком, перевалившись через бархатное ограждение. Вокруг его головы сразу растеклась лужа крови.

Громко закричала какая-то женщина.

Ион попятился:

– Что за черт?!

В дверях возникли и сразу же рассыпались в обе стороны четверо мужчин. Лица были скрыты черными шапками-масками, в руках у всех пистолеты, направленные на публику.

Не издав ни звука, одними жестами они приказали людям (в том числе и двоим безоружным охранникам, таким же беспомощным, как и все остальные) отойти подальше. Ион и куратор тоже поспешно отступили от стола, насколько было возможно.

Вооруженные налетчики двигались ловко и четко, как танцовщики в балете. Двое держали гостей Иона под прицелом, а еще двое сняли со стола стеклянный ящик, засунули лежавшие под ним свитки в мешок для мусора и, пятясь задом, отступили за дверь. Вторая пара подхватила Иона под руки и, волоча его за собой, быстро последовала за ними.

Секунду-другую все ошарашенно молчали, а потом начался форменный бедлам. Все пытались отдавать какие-то команды, многие кинулись к неподвижно лежавшему охраннику. Из карманов лихорадочно извлекались мобильные. Впрочем, Лэнг сомневался, что в таком гвалте можно было что-то внятно сообщить или услышать.

Они с Джейкобом кивнули друг другу и поспешили вдоль стены к ближайшему выходу, ведущему в ту сторону, куда исчезли налетчики.

Лэнг свернул за угол и оказался в читальном зале, сохранившем облик Викторианской эпохи, когда за его столами работали такие люди, как Маркс, Ганди и Джордж Бернард Шоу. Стулья возвышались, словно часовые, возле дубовых столов, отбрасывая нечеткие тени в слабом свете бесчисленных окон, проделанных в основании купола.

На противоположной стороне зала Лэнг заметил какое-то движение. Не укрылось оно и от взгляда Джейкоба, который уже двигался в том направлении.

Не слишком хорошо понимая, что же следует делать, Рейлли пересек огромный круглый зал, стараясь по возможности укрываться за высокими спинками стульев. «зиг-зауэр P226» калибра 9 мм, оставленный им на память о службе в Управлении, праздно лежал в ящике тумбочки, стоявшей возле кровати в квартире, находившейся далеко за океаном. Но даже догадайся он прихватить его с собой, что он мог бы поделать с одним пистолетом против четырех, да еще и с риском самому подстрелить Иона? И все же он не мог просто опустить руки в такой ситуации.

Навыки, усвоенные много лет назад, вернулись легко и незаметно – так человек не замечает на плечах старую, заношенную почти до дыр, но все же любимую куртку. Есть вещи, которые просто невозможно забыть. Двигаться спиной к стене, избегать пятен света, падавшего сверху, и стараться не оказываться на светлом фоне, где твое тело вырисовывается отчетливой силуэтной мишенью. Убитый охранник служил веским доказательством того, что похитители Иона взяли пистолеты не для того, чтобы пугать народ. Охранник был безоружен, и скорее всего, его пристрелили, только чтобы напугать присутствующих. Так что вряд ли они станут раздумывать, стоит ли убивать преследователей.

Прижимаясь спиной к стене, Лэнг наклонился и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул в следующее помещение.

Египетская комната. Золотые безделушки, коптское искусство и посередине – тускло поблескивавшая металлическими частями в слабом свете дежурных лампочек реконструированная колесница, с полной упряжью и большим колчаном, откуда торчало несколько дротиков. Не хватало лишь лошадей да воина с возницей.

Лэнг проскользнул в зал.

Тут же прогремел выстрел, гулко раскатившийся в замкнутом пространстве. Штукатурка совсем рядом с его головой брызнула в разные стороны, и осколки, зажужжав, будто рассерженные пчелы, впились в его лицо.

Лэнг «рыбкой» кинулся под колесницу, на долю секунды опередив второй выстрел. Сверкнувшая в дальнем конце зала вспышка выдала местонахождение стрелка.

В эти секунды Лэнгу больше всего хотелось, чтобы египтяне не были столь искусны в деле строительства своих боевых орудий. На площадке колесницы могли поместиться стоя лишь два человека – возница и лучник или копейщик. Передок представлял собой хрупкую решетку. Античная боевая повозка строилась для быстрых атак и потому была очень легка. А следовательно, не предоставляла практически никакого укрытия от современного огнестрельного оружия. И человек с пистолетом это знал.

В зале было слишком темно для того, чтобы разглядеть противника, но шаги по мраморному полу Лэнг слышал вполне отчетливо, и эти шаги раздавались по другую сторону его эфемерного укрытия.

Он огляделся в поисках какого-нибудь еще места, где можно было бы спрятаться, чтобы не оказаться беспомощной жертвой. Ничего подходящего не было.

Нужно было что-то делать, причем немедленно.

Шаги остановились, и Лэнг сорвался с места. Выкатившись из-под колесницы, он стал на колени и толкнул почти невесомую повозку. Она послушно повалилась. Лэнг разглядел в полумраке, как мужчина инстинктивно вскинул руку, закрывая лицо.

Ту самую руку, в которой был зажат пистолет.

Прежде чем хрупкое сооружение успело грохнуться на пол, Лэнг протянул левую руку и выхватил из колчана один из остроконечных метательных дротиков. Молниеносно перекинув оружие в правую, он отвел руку за спину и метнул древнее оружие, хищно сверкнувшее в слабом ночном освещении.

Бронзовое острие вонзилось налетчику в живот. Он упал на колени и опустил руку с пистолетом. Лэнг услышал два совершенно несхожих звука – тот странный хруст, с каким мясник обрубает тяжелым секачом мясо с костей, и полный изумления не то возглас, не то выдох.

Налетчик выронил пистолет и с трудом поднялся на ноги, ухватившись обеими руками за торчавшее из живота длинное древко. Сквозь прорези маски было видно, как в его глазах промелькнуло выражение полного неверия в происходящее, он снова опустился на колени, будто решил помолиться, а потом рухнул ничком. Деревяшка, пережившая не одну тысячу лет, с громким хрустом сломалась.

Лэнг метнулся вперед, подхватил с пола пистолет и откатился в сторону, туда, где тени показались ему погуще, на случай, если поблизости окажется кто-нибудь из компаньонов противника.

С секунду не было слышно ни звука.

Затем появился Джейкоб, вооруженный кривой саблей с волнистым лезвием, какие любили древние египтяне. Он посмотрел на лежавшее на полу тело и перевернул его ногой.

– Сдается мне, что за последние тысячу-полторы лет это первый человек, убитый дротиком фараона.

Лэнг поднялся на ноги:

– Может, и так. Но нужно искать остальных. – Он взглянул на пистолет и лишь сейчас заметил, что в руке у него «вальтер PPK» – любимое оружие Джеймса Бонда. Устаревшее, небольшого калибра, зато удобное для того, чтобы скрытно носить его. – По крайней мере, мы теперь не с пустыми руками. Идем!

Джейкоб предостерегающе прикоснулся к локтю Лэнга.

– Только не пори горячку. Расклад пока что не в нашу пользу.

Быстро, но осторожно они пересекли экспозицию Древнего Египта и оказались в совершенно пустом, просторном помещении. Судя по широким воротам высотой до самого потолка, здесь был грузовой въезд. Лэнг толкнул маленькую дверь, прорезанную в большой створке, и с изумлением обнаружил, что она не заперта. Вероятно, этим самым путем налетчики и проникли в здание.

Чуть приоткрыв дверь, Рейлли выглянул на Монтегю-плейс – улицу, на которую музей выходил задним фасадом, – и сразу услышал звук мотора автомобиля, быстро отъезжавшего от тротуара в сторону окаймленной деревьями Рассел-сквер.

Темнота не позволила рассмотреть не только номер, но даже марку автомобиля, двигавшегося с выключенными фарами. Лэнг тяжело вздохнул, как спортсмен, отходящий от всплеска адреналина после проигранного забега.

– Они сперли этот поганый папирус, – проворчал Джейкоб, стискивая в зубах вожделенную трубку. – Только непонятно, какого рожна им надо от твоего друга Иона.

Лэнг повернулся и пошел обратно. Убитого следовало обыскать, даже несмотря на то, что Рейлли был уверен: они ничего не найдут.

– Боюсь, мы скоро это узнаем, – вздохнул он.

Как и следовало ожидать, на трупе ничего не нашлось. Почти ничего.

В одном из карманов обнаружился маленький измятый клочок бумаги. Погибший, вероятно, понятия не имел о его существовании. Лэнг аккуратно расправил его на гладком мраморном полу возле трупа и прищурился, всматриваясь в него при тусклом свете.

– Я-то думал, ты нашел его водительские права, – хмыкнул Джейкоб, глядя ему через плечо. – Или хотя бы карту медицинского страхования.

Лэнг протянул ему находку:

– Слишком темно, не прочесть. Может быть, какая-то квитанция?

Джейкоб снова фыркнул:

– На счет из забегаловки в Дорчестере вовсе не похоже. – Он наклонился и взял у Лэнга бумажку. – Похоже… похоже на клочок посадочного талона.

– Посадочного талона?

– Ну да. – Он покрутил бумажку, пытаясь получше разглядеть ее. – Слушай, тут можно разобрать и дату, и место в салоне.

– Отлично. Остается только подобрать нужный рейс. Вряд ли их будет больше пары тысяч.

Джейкоб вернул бумажку Лэнгу:

– Ты чертовски неблагодарен. Сам подумай, насколько это лучше, чем ничего, а?

Действительно лучше. Но ненамного.