Текст книги "Секрет брата Бога"

Сын! Рейлли утратил надежду когда-либо вновь увидеть Герт или завести ребенка с какой-нибудь другой женщиной. И черт с ней, с болью, – ради того восторга, который охватил его, было бы не жаль сломать еще дюжину костей. Как ни странно, он, хотя и страстно желал обзавестись семьей, никогда не мог поверить в радости отцовства. Кормление по нескольку раз за ночь, рвота, грязные пеленки… А тут Лэнг в считаные секунды изменил образ мыслей, и этот поворот был куда удивительнее, чем у любого политика, вдруг начинающего вещать нечто диаметрально противоречащее тому, что он вчера называл своим кредо.

Нет, вы только посмотрите на этого пацана! Такой маленький, а уже видный собой, голубые глаза так и светятся умом. Лэнг тут же простил Герт боль, которую она причинила ему своим исчезновением, ее нежелание выйти за него замуж, да и вообще все, что она когда-либо выкинула или выкинет в будущем. Он знал, что это неразумно, но ему не было дела. Он сознавал: то, что возникло в нем внезапно, будто извлеченное из шляпы фокусника, было любовью к семье. И разве время сейчас для разумных рассуждений?

Не отдавая себе отчета, он потянулся к мальчику, чтобы прикоснуться к нему, удостовериться, что это не очередной мираж, внушенный ему болеутоляющими наркотиками. Трубки не дали закончить движение. И тогда мальчик, Манфред, сам подошел и прижался к нему. Лэнг ощутил прикосновение нежной детской кожи, почувствовал хрупкость тонких косточек, осознал, что это его плоть и кровь, и его переполнило счастье.

Как обычно, не обращая ни малейшего внимания на табличку, извещающую о том, что в больнице Грейди не курят, Герт зажгла сигарету и выдохнула большой клуб синего дыма. Лэнг, в его счастливом состоянии, и подумать не мог о том, чтобы отучать Герт от ее давней привычки или указывать на неуместность курения у него в палате.

Герт откинулась на спинку стула:

– Я ушла от тебя, потому что не хотела, чтобы ты узнал о моей беременности. Я хотела вернуться на работу…

– Тебе вовсе не нужно было этого делать, – перебил ее Лэнг.

Она кивнула и вновь глубоко затянулась:

– Я знаю. Но как подумаешь о женщинах из твоего дома… От безделья люди страшно глупеют. – Она затянулась. – А может быть, они с самого начала были дурами. В общем, когда я поняла, что у меня будет ребенок, я решила, что не стану просить тебя о помощи, не позволю считать, будто я не могу с чем-то справиться своими силами. Да и не хотела я делиться единственным, что осталось бы у меня от тебя.

– По твоему собственному желанию. – В тоне, которым он произнес эту фразу, не было ехидства, одно только радостное признание факта.

– Если бы ты не лежал при смерти, вряд ли мы с тобой когда-нибудь увиделись, – сказала она с совершенно несвойственной ей дрожью в голосе. – Я сделала большую глупость. Если ты захочешь, чтобы я ушла, я уйду.

Вместо ответа Лэнг выпустил сына и открыл ей объятья. Все так же, с сигаретой в руке, Герт подошла к кровати и обняла его. Лэнг ощутил смесь запахов табачного дыма, мыла и чуть заметного оттенка цветочных духов – те самые запахи, которые всегда ассоциировалась у него с нею. Мозг захлестнули воспоминания – Рим, Лондон, Севилья, Лангедок в глубине Франции. Бесчисленные опасности, с которыми им довелось сталкиваться. И бурный, необузданный, шумный секс. И того и другого ему не хватало почти в равной степени.

– Уйдешь? Посмей только подумать об этом, и я привяжу тебя к кровати, – широко улыбнувшись, ответил он.

Его ладони, словно по собственной воле, поползли по ее спине вниз, к бедрам.

Она осторожно высвободилась:

– Потом. Когда рядом не будет Манфреда.

Острая вспышка желания – первая за довольно-таки долгое время – все же не смогла заставить Лэнга полностью забыть о мальчике:

– От того, что он увидит, как родители радуются встрече, ничего плохого не будет.

Герт вскинула брови:

– Радуются? Да еще минута, и ты взял бы меня во всей одежде прямо на больничной койке.

Катетер все настойчивее напоминал о своем существовании, и Лэнгу осталось только признать, что Герт совершенно права.

Он откинулся на подушки:

– Скажи все-таки, что теперь у тебя на уме? Знаешь, мне очень хотелось бы рассчитывать на то, что на этот раз ты останешься со мною.

Он боялся заводить разговор о дальних перспективах. Как-никак, она уже дважды появлялась в его жизни и уходила из нее.

– Мы с Манфредом останемся здесь – по крайней мере до тех пор, пока тебя не выпишут из больницы. И, если ты захочешь, и после этого.

Лэнг не мог отвести взгляда от мальчика, его сына, который казался ему таким же чудесным, как те младенцы, которых держат на руках рубенсовские мадонны.

– Я не могу позволить себе такого долгого ожидания. Те, кто взорвал мой дом, обязательно попробуют что-нибудь еще. А я тут как утка в гнезде.

– Ты вовсе не похож на утку. – Герт посмотрела по сторонам – где бы погасить окурок, – сунула его в стоявший на тумбочке стакан и снова села на стул. – А в коридоре торчат какие-то парни, похожие на полицейских.

– Это и есть полицейские. Ты прожила в Атланте почти год. Решилась бы ты доверить свою жизнь местной полиции?

Герт покачала головой:

– Ты никогда им не доверял. Это была еще одна из причин, заставивших меня приехать.

Ее слова не были бравадой. Она не единожды спасала жизнь Лэнгу. Когда-то, выиграв женские соревнования Управления по стрельбе, Герт потребовала встречи с чемпионом-мужчиной. И посрамила его.

– У тебя есть оружие?

– Ты ведь не думаешь, что я собираюсь защищать тебя пилочкой для ногтей?

– А как же Манфред?

– Он некоторое время побудет у Фрэнсиса.

Фрэнсис опекал собаку Лэнга, а теперь еще и станет хранителем его сына. Священник сделал еще одно святое дело. А может быть – помог охранять заключенного.

Фрэнсис… Лэнг вдруг вспомнил, как странно его друг отреагировал, когда он рассказал, что ему в бреду являлась Герт.

– Фрэнсис, он…

– Он позвонил мне через несколько часов после того, как тебя забрали в больницу. Врачи были… э-э… не уверены в исходе.

Значит, Фрэнсис все это время поддерживал связь с Герт, понял Лэнг; вероятно, он даже знал о существовании Манфреда. Следовало взревновать, разозлиться на друга, который скрывал от него такие важные вещи. Но Лэнг не мог – он был слишком счастлив.

И слишком устал. Первые несколько дней после возвращения в реальный мир измотали его куда сильнее, чем он мог ожидать. Он, сколько мог, сопротивлялся земному тяготению, упорно пытавшемуся сомкнуть его веки.

А потом незаметно для себя провалился в сон.

VI

Парк-Плейс, Пичтри-роуд, 2660,

Атланта, Джорджия

Через месяц

Лэнг еще не был в своем прежнем жилище с тех пор, как произошел взрыв. Он решил восстанавливать его постепенно, начиная с крохотной кухни. Новую плиту, подвешивающуюся к стене, должны были доставить сегодня из магазина «Хоум депот», но пока не привезли.

Обслуживающая компания заменила стеклянную стену, сквозь которую открывался замечательный вид на главный проспект города – длинную асфальтовую ленту, окаймленную цветущими деревьями, которая, словно стрелка, указывала на деловые небоскребы центра города. Только этот вид и остался неизменным.

Сегодня Лэнг и Манфред впервые остались вдвоем. Конечно, и прежде бывало, что Герт отлучалась по каким-то делам, но она всегда находилась где-то поблизости, и если уходила, то ненадолго. И волнение от предстоящего общения с сыном обуревало Лэнга куда сильнее, нежели предчувствие того запустения, которое ему предстояло увидеть в обгоревшей квартире. Лэнг и его сын практически не были знакомы. Что, если малыш внезапно решит, что ему срочно нужно к маме? Что, если ему станет плохо, если на него вдруг навалится одна из тех детских хворей, что начинаются и заканчиваются с непредсказуемостью летней грозы? Среди его книг не было пособия «Отцовство для “чайников”».

Лэнг успел придумать множество причин (в том числе и очень убедительных), почему их с Манфредом не следовало оставлять вдвоем. Впрочем, у него сразу стало легче на душе, когда Герт отвергла их все и, удивленно вскинув брови, заметила, что дети не стеклянные и что Лэнгу предстоит еще долго наверстывать упущенное.

Впрочем, вся неуверенность Лэнга рассеялась, как только Манфред вложил ладошку в его руку и, глядя снизу вверх своими голубыми глазами, в которых отражалось только ожидание чего-нибудь хорошего, спросил:

– Куда мы пойдем? Можно Грампс пойдет с нами?

Да разве могло быть в отцовстве что-то трудное?

Неужели он не окажется привязан к родному сыну даже сильнее, чем к племяннику Джеффу? А ведь Джефф, когда Джанет усыновила его, был всего на год с небольшим старше, чем Манфред сейчас. И они накрепко подружились. С Манфредом все будет прекрасно. И с Лэнгом тоже.

Пахнущая горелым деревом и плесенью квартира сейчас больше всего походила на пещерное жилище первобытных людей. Стены закоптились так, будто здесь несколько поколений готовили пищу на кострах. Под ногами хрустело битое стекло, хотя крупные куски Лэнг отбрасывал в сторону костылем, зажатым под мышкой. Другой рукой он ухитрялся удерживать одновременно и второй костыль, и руку Манфреда.

Мальчик выразительно, словно актер на сцене, сморщил нос:

– Фати, здесь воняет.

– Папа, – ласково поправил его Лэнг. – В Америке говорят «папа».

Ведь у него оставалось всего три года для того, чтобы научить мальчика правильно говорить по-английски, прежде чем тот пойдет в школу.

Это будет лучшая из частных школ города. Его сын – умница, а Лэнг пользуется определенным влиянием. А потом он поступит в самый лучший колледж, хотя бы Гарвардский… Нет, пусть лучше это будет какой-нибудь из тех университетов, где изучают науку, а не готовят в политики. Пожалуй, что-нибудь здесь, на Юге. Например, университет Вандербилта или Дьюка. А потом – юридическая специализация, и он станет партнером Лэнга. Или, может быть, поработает годик-другой в одной из «юридических фабрик», где его научат скромности, а также тому, как втискивать в сутки двадцать пять оплачиваемых часов. Потом…

Если Герт останется с ним на все это время.

Ему на память сразу же пришел старинный фильм, где Бобби Бернс рассуждал о различиях в планах мышей и людей.

Между тем лицо мальчика немного помрачнело после этого замечания.

– Конечно, ты прав, – добавил, улыбнувшись, Лэнг. – Здесь и в самом деле плохо пахнет.

Потом он подумал о том, что могло статься с секретером, одним из немногих уцелевших шедевров мастерской Томаса Элфа, знаменитого мебельщика, жившего еще в то время, когда Америка была колонией. Секретер входил в пару-тройку вещей, которые Лэнг оставил себе, когда распродавал имущество после смерти Дон. В нем хранилась его небольшая коллекция старинных книг и кое-какой антиквариат. Они с Дон обнаружили этот секретер в одном из магазинов на Куинн-стрит, купили, заплатив втридорога, и поставили на почетное место в небольшом домике, который Лэнг тоже продал. Теперь от него, вероятно, осталась груда обгоревших досок.

Он вздохнул.

Барахло, как сказал как-то Фрэнсис, всего лишь барахло, предметы, которые мы, в конце концов, лишь берем взаймы на срок жизни, пытался успокоить себя Лэнг. Но это ему никак не удавалось. И, несмотря на печаль, он с радостью готов был пожертвовать хоть десятком квартир в Парк-плейс за то, что ему удалось узнать, что у него есть сын, наследник. А те, кто пытались убить его, еще пожалеют о том, что им это не удалось.

– Фат… Папа, а зачем нехорошие люди сожгли твой дом?

Хороший вопрос. Лэнг осторожно повернул своего маленького спутника лицом к двери спальни:

– Я и сам не знаю. Наверное, просто потому, что они нехорошие.

– Вот дерьмо! – важно проговорил Манфред, увидев, что творилось в комнате.

У Лэнга глаза на лоб полезли. Впрочем, он уже знал, что маленькие дети с трудом усваивают всякие «спасибо» и «пожалуйста», зато слова, которые не принято говорить в так называемом приличном обществе, запоминают с первого раза и на всю жизнь.

Но одернуть мальчика он был просто не в состоянии. Больше того, он обязательно улыбнулся бы, если бы не смотрел в этот момент на бесформенную кучу перекрученной проволоки, которую представляла собою его кровать с пружинным матрасом. Превозмогая боль, прострелившую его ногу от лодыжки до бедра, Лэнг присел и порылся в куче головешек рядом с кроватью. Как он и ожидал, «зиг-зауэр» оказался на месте. Пластмассовые накладки на его рукояти расплавились, превратив оружие в произведение современного искусства. Патроны в обойме взорвались, уничтожив патронник.

Разглядев другой кусок металла, Лэнг бросил погибшее оружие. Маленькая фотография Дон в серебряной рамке. Она чудесным образом уцелела, даже стекло не разбилось. Лэнг сдул с фотографии пыль и сунул ее в карман.

– Кто это? – спросил Манфред.

Лэнг снова вздохнул:

– Одна тетя, которую я знал очень-очень давно.

– Давнее, чем познакомился с мамой?

Лэнг собрался было соврать, но остановился. Вовсе ни к чему было начинать знакомство с сыном с неправды.

– Нет, с твоей мамой я познакомился еще раньше. Но было время…

Как рассказать трехлетнему о сложностях взаимоотношений между мужчиной и женщиной?

Никак.

– Правильно будет сказать: до того, как я полюбил твою маму.

Похоже, Манфреду это объяснение понравилось. Он обнял сидевшего на корточках Лэнга за плечи:

– Я люблю тебя, папа.

– А я – тебя, – ответил Лэнг и поднялся. Ему пришлось при этом крепко стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. – А все остальное неважно.

В дверь постучали.

Лэнг потрепал Манфреда по голове:

– Открой, пожалуйста. Наверное, это привезли плиту. Папа не может пока что быстро ходить.

Стараясь не обращать внимания на боль, Лэнг отправился следом за сыном. Еще с порога спальни он увидел двух коренастых мужчин с тележкой. Но предмет в фабричной упаковке, находившийся на тележке, был значительно больше размером, нежели заказанная настенная плита.

Лэнг, стоя перед дверью, смотрел, как доставщики снимали упаковку. Под ней оказалась здоровенная стационарная плита. Шесть газовых горелок, гриль, две духовки. Она попросту была размером со всю его кухню, если не больше.

– Куда занести? – осведомился один из грузчиков.

– Пожалуй, в столовую для рядового состава в Форт-Беннинге, – ответил Лэнг. – Это совсем не то, что я заказывал.

Второй из мужчин заглянул в бумаги и протянул лист Лэнгу:

– В заказе на доставку записано именно это.

Лэнг мысленно застонал.

Фирма «Хоум депот» родилась именно здесь, в Атланте, и выросла в крупнейшего в мире розничного поставщика бытовой техники и товаров для дома. Двое ее основателей давно уже отошли от дел. Одному из них принадлежал крупнейший аквариум города. Второй приобрел самый отвратительный нарыв на теле спорта – футбольную команду Атланты. Только необузданная фантазия и столь же неумеренная гордыня могли внушить ему мысль о том, что ему удастся вытащить команду хотя бы на самый средненький уровень, к которому она тщетно стремилась добрых сорок лет.

В городе ходили упорные слухи, что после отставки основателей качество обслуживания опустилось до того самого уровня, на котором пребывала футбольная команда.

– Мне все равно, что там написано, – возразил Лэнг. – Вы же сами видите, что она не войдет в мою кухню.

Человек с бумагой пожал плечами:

– Это вы выясняйте с магазином. А наше дело – притащить.

– Но ведь вы не можете оставить ее здесь?!

– Еще как можем. Вот чего мы не можем, так это тащить ее обратно без приказа оттуда, из магазина.

Лэнг закрыл дверь, оставив маленькую щелочку:

– Я не позволю внести ее сюда.

Не придавая ровно никакого значения тому, что клиент думает о почтовой службе США, доставщики молча сняли упаковку, забрали тележку и удалились, оставив здоровенную плиту в коридоре.

Лэнг открыл было рот, чтобы выругаться, но вовремя вспомнил, что рядом с ним маленький мальчик. Поэтому он вынул из кармана смартфон и набрал номер.

– Сара? У меня к вам просьба. Позвоните, пожалуйста, в «Хоум депот» и добейтесь разговора с кем-нибудь, у кого индекс умственного развития был бы пусть не 100, но хотя бы как комнатная температура – 20–30. Только не отрицательный…

На улице ожидало такси, которое должно было доставить его к Герт и внедорожнику, который он взял напрокат до тех пор, пока к нему не вернется прежняя подвижность. Лэнг терпеть не мог этих огромных пожирателей бензина, но более скромные по размеру машины не позволяли ему влезать туда с костылями. К тому же Лэнг пока что не мог управлять своим «Порше» с механической коробкой передач, и машине приходилось стоять без дела в гараже на Парк-Плейс. Он был настолько удручен тем, что не может сам заботиться о себе и вынужден полагаться на помощь других, что почти постоянно пребывал в дурном настроении, которое, впрочем, не распространялось на Манфреда. Лэнг с нетерпением ждал, когда же он снова сможет нормально передвигаться, чтобы начать играть с сыном, водить его на матчи «Брейвз» и заниматься всякими другими делами, какими занимаются молодые отцы.

Ну а пока что он оставался начеку. Кто пытался убить его, было пока неизвестно, однако вряд ли этот кто-то удовлетворится неудачным покушением. И тому, что его оставили в покое, могло быть только два объяснения: или они выжидали, пока он снизит бдительность, или по каким-то причинам потеряли его из вида.

Выйдя из больницы, он отправился для поправки здоровья в монастырь траппистов близ Конайерса, небольшого городка, расположенного восточнее Атланты. Помещение, выделенное ему, было поистине спартанским, пища – далеко не изысканной. Братия блюла молчание, и потому разговоры здесь были крайне редки и тоже не отличались занимательностью. Лэнг проводил там время в ожидании ежедневных визитов Герт и Манфреда. И все же он был благодарен Фрэнсису, которому пришлось потянуть за изрядное количество ниточек, чтобы устроить Лэнга туда, где тем, кто хоть сколько-нибудь знал его, не пришло бы в голову его искать.

Впрочем, любая организация, способная проследить его от Лондона до Атланты, должна иметь в своем распоряжении немало глаз и ушей. И о том, что он стал выходить на улицу, должно было стать известно. Эта мысль, мягко говоря, не успокаивала. После того как Лэнг покинул монастырь, они втроем – он, Герт и Манфред – жили в месте, которое Рейлли называл просто «ферма». Называть это довольно скромное по площади владение плантацией было бы не только неверно (возможно, даже с политической точки зрения), но и слишком претенциозно. Этот участок, находившийся в часе езды от южной границы Атланты, Лэнг купил несколько лет назад от имени фиктивной компании. Единственным строением на участке была каркасная бытовка площадью примерно в полторы сотни квадратных футов[12]12
  Около 14 квадратных метров.


[Закрыть], не подключенная ни к стационарной телефонной линии, ни к кабельному телевидению. Даже мобильный работал там со сбоями, и к тому же далеко не всегда. Прекрасное убежище. А в соседях здесь были добрые старомодные сельские жители, те самые, которых издавна обзывают «красными шеями», очень серьезно относящиеся к чужому имуществу и праву собственности. У каждого из них под задним стеклом пикапа имелась стойка, где обязательно покоилась хотя бы одна винтовка или дробовик.

Грабители и домушники мудро старались не заниматься своими делами в округе Ламар.

Еще большим достоинством являлся десятиакровый[13]13
  Более 4 гектаров.


[Закрыть] пруд. Манфред, похоже, никогда прежде не видел живой рыбы. Он визжал от восторга всякий раз, когда ему приходилось, при небольшом содействии Лэнга, вытаскивать на глинистый берег сверкающего на солнце, трепещущего окуня или леща. Правда, мальчик чистил свою добычу (к чему отец с самого начала пытался приучать его) с гораздо меньшим энтузиазмом. Ну а Герт стала радоваться еще больше, чем сын, когда у мужчин вошло в обычай выпускать пойманную рыбу обратно в воду. За это время все трое наелись рыбы вдосталь.

Грампс же напрочь забыл о привычке спать по двадцать три с половиной часа в сутки и радовался жизни на природе. Он даже демонстративно гонялся за кроликами, хотя сразу же усвоил, что они удирают от него без всякого труда. Пес повсюду следовал за Манфредом, Лэнгу же приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не ревновать. Ведь как-никак именно Лэнг содержал псину все эти годы. Но, с другой стороны, какое же живое существо способно не влюбиться в сына Лэнга?

В общем и целом это было целительное пасторальное время, которое пошло на лечение, возобновление отношений с Герт и знакомство с сыном; ну а кости тем временем понемногу срастались и смещенные внутренние органы возвращались на место.

Это время закончилось минувшей ночью.

В который уже раз за свою жизнь Лэнг приятно изумился умению Герт приспосабливаться к обстоятельствам. Она приготовила классический местный обед – жареную курицу с вареным сладким картофелем и листовой капустой. Словно коренная уроженка Юга. Лэнг не мог понять, какое чувство в нем сильнее – восторг или изумление. Капусту обычно собирают уже после осенних заморозков, а ее приготовление сопровождается неприятным запахом, который частенько просто пропитывает весь дом. И прежде чем Лэнг успел восхититься тем, как они по-семейному сидят за столом, Герт поставила перед ним чугунную сковородку с кукурузным хлебцем из теста, замешенного на пахте. Возможно, он был не таким вкусным, как те, которые пекла мать Лэнга, но, безусловно, гораздо лучше, чем то, что он привык покупать в коробках.

Он собрался было спросить, где она овладела такими тонкостями южной кухни, но передумал и взял еще один ломоть хлеба.

Манфред, сидя на высоком стульчике, скептически разглядывал овощи:

– Это трава?

– Ты попробуй. Вкусно, – ответил Лэнг, накладывая в тарелку любимый соус из зеленого перца.

Окинув отца скептическим взглядом, мальчик сунул в рот лист, пожевал и взял второй.

– Что это? – спросил он, указывая на перечный соус.

– Это очень остро. Тебе не понравится.

Мальчик протянул руку:

– Дай.

Герт отложила вилку:

– Что нужно сказать по-английски, когда что-то просишь?

Манфред задумался на несколько секунд.

– Пожалуйста!

Герт посмотрела на Лэнга:

– Он не сможет съесть такого.

Рейлли, успевший в полной мере оценить целеустремленность сына, думал иначе. Он протянул мальчику бутылочку и с любопытством смотрел, как тот вытряхнул в тарелку несколько капель. А потом, не сводя с отца наполненных слезами глаз, принялся заталкивать капусту в рот.

– Точная копия отца, – сухо заметила Герт, – слишком упрям для того, чтобы признать ошибку.

Обычно эту черту характера приписывали ее соотечественникам. В самом деле – кто еще мог потерпеть разгромное поражение в одной войне и почти сразу же начать вторую такую же?

Лэнг обдумывал достойный ответ на это замечание, когда Грампс покинул свое любимое место возле стула Манфреда и с лаем устремился к двери.

– Снова учуял большую крысу? – спросила Герт.

Лэнг со всей доступной ему скоростью поднимался на ноги.

– Опоссума? Нет, не похоже.

Он шагнул вслед за Грампсом. В окне узкий полумесяц, словно диадема, лежал на темном бархате пруда. Лэнгу показалось, что отражение затмила тень, потом еще одна, потом еще одна тень, и все три сразу же снова слились с мраком.

Что за черт? Соседи здесь определенно не из тех, кто ходит в гости без приглашения. Но… Вот ведь незадача!

Такси, проклятое такси!

Кто-то упорно ждал, зная, что Лэнг рано или поздно вернется в свою квартиру. А после этого нужно было всего лишь проследить за такси до того места, где они встретились с Герт, и далее. В конце концов они сами привели врагов сюда. А Лэнгу в голову не пришло хотя бы раз оглянуться и попробовать узнать, нет ли за ними «хвоста».

Он опять пренебрег тем, чему его учили в Управлении. А ведь знал о многих случаях, когда после такого недосмотра возможности исправить ошибку попросту не оказывалось.

Лэнг, хромая, устремился через комнату, по дороге перевернув стол набок. Тарелки, стаканы и столовые приборы попадали на пол.

Герт была слишком опытна для того, чтобы в такой ситуации задавать какие-либо вопросы. Она молниеносно выхватила оцепеневшего от изумления Манфреда из его стульчика и метнулась с ним под эфемерную защиту опрокинутого стола. Через секунду к ним присоединился Лэнг.

И в то же мгновение на хрупкую постройку обрушился свинцовый град.

Щепки, осколки стекла, какие-то ошметки мебели взлетели в воздух, будто в хижине метался разгневанный полтергейст. Острые черепки фаянсовых тарелок подпрыгивали и приплясывали на полу под аккомпанемент очередей.

Лэнг выхватил Манфреда у Герт и, как мог, пытался закрыть мальчика своим телом.

Ругая себя за невнимательность, он не мог не вспомнить с благодарностью о прежнем владельце этого участка, который оставил в доме уродливый, но тяжелый и крепкий дубовый стол.

И, конечно, его бесила собственная беспомощность. До шкафа, где Лэнг держал двуствольное охотничье ружье, с которым он не столько охотился, сколько пугал оленей, совершавших набеги на зреющие в огороде овощи, было слишком далеко. Под таким ураганным огнем он просто не сможет целым пробраться к нему. А оружие Герт, вне всякого сомнения, находилось в ее сумке, которая сейчас валялась в спальне.

Наступила тишина, но Лэнг не сомневался, что она была всего лишь обманчивым штилем в сердце урагана. Нарушало ее лишь всхлипывание насмерть перепуганного мальчика, который вцепился в Лэнга так, будто мог упасть в бездонную пропасть.

Тишина была страшнее, чем предшествовавший ей обстрел.

Лэнг со всей возможной осторожностью разжал маленькие пальчики и передал дрожавшего всем телом мальчика Герт:

– Постарайся сделать так, чтобы он вел себя потише. А я попытаюсь добраться до дробовика, прежде чем они ворвутся в дом.

Она взяла сына и принялась нежно качать его.

– Вряд ли тебе это удастся.

Таков уж был оптимизм Герт.

Впрочем, Лэнг, не дожидаясь ее ответа, уже полз по-пластунски через комнату по усеянному острыми щепками и осколками полу.

– А чем еще прикажешь защищаться? Ложкой?

Последние пару футов Лэнг преодолел, уже стоя на ногах. Рывком распахнув дверь шкафа, он выхватил оттуда дробовик и едва успел вставить в стволы по патрону, как изрешеченная автоматными пулями дверь распахнулась.

Одним движением он извернулся и припал на колено, застонав от боли, которая от резкого движения пронзила все его тело.

В дверном проеме он видел лишь смутно вырисовывавшийся на черном фоне силуэт в камуфляжном костюме, с белым лицом и с оружием в руках.

Лэнг нажал на спусковой крючок. Силуэт покачнулся, а Лэнг тут же выстрелил из второго ствола. Два почти слившихся выстрела прогремели в тесном помещении так, что у Лэнга зазвенело в ушах. Глаза тут же защипало от дыма кордита.

Дверной проем опустел. Перекошенная дверь с громким скрипом качалась на единственной уцелевшей петле.

Лэнг вытащил стреляные гильзы, загнал в стволы новые патроны и, хрустя мусором, захромал к Герт и Манфреду.

И тут за дверью и окнами внезапно заиграло оранжевыми языками пляшущее пламя.

Можно было без лишних раздумий предсказать, что сейчас произойдет. «Коктейль Молотова» – бутылка с бензином, горлышко которой заткнуто тряпкой-фитилем, пропитанной тем же бензином. Когда бутылка с горящим фитилем разбивается, все, что находится поблизости, сразу же охватывает яростный огонь. Шестьдесят лет назад русские партизаны вполне успешно применяли это оружие против немецких танков.

А хижина горит много лучше любого танка.

Лэнг оглянулся по сторонам. Он не знал, что делать.