Текст книги "Секрет брата Бога"

II

17, Пол-стрит,

Вапинг, Лондон

19:06

Инспектор Дилэн Фитцвильям ожидал этого звонка со вчерашнего дня, когда получил извещение от службы иммиграционного контроля.

Этот американец, Лэнгфорд Рейлли, снова заявился в Лондон. Каждый визит мистера Рейлли сопровождался какими-нибудь страшными безобразиями, словно он тащил их за собой с той же неизбежностью, с какой высотный самолет оставляет за собой инверсионный след. Именно поэтому инспектор оставил постоянно действующий запрос – чтобы его ставили в известность всякий раз, когда паспорт мистера Рейлли окажется под сканером контроля в Хитроу или Гатуике, а также если мистера Рейлли вдруг опознает система идентификации лиц, под каким бы именем он ни явился. Как ни странно, мистер Рейлли всегда оказывался совершенно не причастным к преступлениям, случавшимся во время его визитов, и все же инспектор сохранял прежний порядок неизменным.

Вот и сейчас он вернулся, как, если верить поговорке, возвращается к своему хозяину фальшивая монета. И не исключено, что кому-то снова придется умереть.

Закончив обед и устраиваясь перед телевизором, Фитцвильям осмелился понадеяться, что, может быть, мистер Рейлли хоть на этот раз покинет Соединенное Королевство, не привлекая к своей персоне внимания полиции. В конце концов, Рейлли приехал, чтобы ознакомиться с деятельностью каких-то медицинских учреждений, финансируемых его фондом, а на этот вечер у него запланировано какое-то безобидное мероприятие в Британском музее. Так что шансы на то, что чертов янки уберется туда, откуда явился, прежде чем в Лондоне появится несколько новых трупов, определенно имелись.

Но эта надежда рассеялась как дым, едва зазвонил телефон.

Ограбление и похищение? Двое погибших – охранник музея и один из похитителей? И он совершенно не удивился, узнав, что со вторым из них разделался этот самый Рейлли. А сэра Иона Уизерсона-Уилби, судя по всему, похитили. Одного из самых известных филантропов страны… Пресса ухватится за это, словно за очередной скандал в Букингемском дворце. Разница лишь в том, что когда кто-нибудь из королевской семьи попадается на поведении, достойном самых низкопробных «евроотбросов», на полицию и то давят не так сильно, как это будет в данном случае. Инспектор почувствовал, что у него начинается мигрень, причиной которой мог быть только Лэнгфорд Рейлли.

Сокрушенно вздохнув, он поднялся и направился в гардеробную, пристроенную к прихожей. Там было хорошо слышно, как за гипсокартонной стеной опять ругаются Уилсоны, хозяева второй половины дома.

– Уходишь, дорогой? – спросила из кухни Шэндон Фитцвильям, его жена. – Когда тебя ждать?

– За час вряд ли управлюсь, – мрачно ответил он старинной семейной шуткой.

От того, что ему пришлось больше четверти часа ждать, пока подъедет машина, за рулем которой сидел Пател, его непосредственный подчиненный и личный водитель, настроение инспектора, понятно, не улучшилось. Как всегда, от Патела исходил сильнейший запах карри, из-за которого в крохотном «BMW» было просто нечем дышать. И еще хуже у него на душе сделалось, когда темное лицо молодого человека расплылось в широкой улыбке, как будто он был донельзя доволен тем, что прервал вечерний отдых своего начальника:

– В Британский музей, сэ-ар?

Фитцвильям проглотил просившийся на язык резкий ответ, так как хорошо знал: Патела никакой колкостью не прошибешь.

– Да, да. В музей.

Два квартала по Грейт-Рассел-сквер и Монтегю-плейс и вся Рассел-сквер были огорожены широкой желтой лентой. Сквер перед музеем был залит слепящим светом фар и прожекторов, а по бокам яростно переливались красным и синим мигалки полицейских машин. Так что о свершившемся преступлении из жителей Блумсберри могли не знать только слепые и глухие.

Внутри поставили кордон из полицейских, не позволявший никому из присутствовавших покинуть здание, – классический пример того, как в конюшне устанавливают усиленный караул после того, как лошадей свели. Двое полицейских, расположившихся за маленьким столиком под стеной огромного крытого двора, записывали фамилии и адреса возможных свидетелей, допрос которых должен был растянуться на несколько дней.

– Где мистер Рейлли? – спросил Фитцвильям у одного из констеблей, охранявших двери.

Тот указал пальцем:

– Вот он, сэр, совсем рядом.

Инспектор никогда еще не видел этого человека воочию, но хорошо помнил его лицо и по съемкам телекамер в Хитроу, и по запросу на розыск, поступившему к нему когда-то из-за границы. И сразу узнал его – он сидел возле коренастой рыжеволосой женщины в полицейской форме, записывавшей его слова.

Американец был не настолько высок ростом, как представлял его себе инспектор, – до двух метров ему порядком не хватало. Темные волосы с заметной проседью на висках. Его смокинг был, по всей видимости, сшит на заказ – очень уж хорошо сидел. Он спокойно, не спеша, отвечал на вопросы, похоже нисколько не переживая из-за того, что только что убил человека. Копьем, если те, кто докладывал Фитцвильяму, ничего не перепутали.

Стоявший рядом с ним адвокат-еврей Аннулевиц, невзирая на надписи, запрещающие курить, сжимал в зубах трубку. Невысокий, лысый и полноватый. Фитцвильям подумал, что отношения этих людей вряд ли ограничиваются общностью адвокатской профессии. Именно рядом с домом Аннулевица Рейлли однажды убил двух так и оставшихся неопознанными преступников. Инспектор не сомневался, что это было делом его рук, хотя доказать ничего не удалось. Через пару лет Рейлли умудрился удрать из служебного кабинета Аннулевица в Темпл-баре, оставив людей Фитцвильяма с длиннющим носом…

Лэнг как раз заканчивал в третий раз рассказывать о недавних событиях, когда к нему подошел человек в заметно поношенном твидовом пиджаке – единственный из присутствовавших мужчин, одетый не в смокинг и не в полицейскую форму.

– Инспектор Дилэн Фитцвильям, – представился незнакомец.

– Лэнг Рейлли, – ответил Лэнг, протягивая руку.

Инспектор взглянул так, будто боялся, что протянутая рука вот-вот взорвется, и засунул свои руки в карманы пиджака.

– Мне хотелось бы услышать от вас о событиях минувшего вечера.

Тон сказанного ясно давал понять, что это отнюдь не просьба, а приказ.

– С удовольствием, – сказал Лэнг. – Стол, за которым сидят ваши служащие, записывающие данные свидетелей, находился в помещении, расположенном возле читального зала. Ион стоял…

– Вы имеете в виду сэра Иона Уизерсона-Уилби?

И откуда у британцев такое почтение к титулам? Ведь, кроме пустых слов, от былой знати давно ничего не осталось, а ее представители – всего лишь лакомый кусочек для стервятников из желтой прессы.

Лэнг завершил свое повествование.

– Вас не затруднит пройти со мною в зал номер четыре, в экспозицию Древнего Египта?

И снова это была не просьба, а приказ.

Фотограф делал последние снимки мелового контура на полу. Уборщик с ведром и шваброй томился неподалеку, ожидая, когда можно будет ликвидировать темное пятно запекающейся крови. Обломки колесницы уже убрали – по всей вероятности, в реставрационные мастерские музея.

Фитцвильям задумчиво потирал подбородок:

– Значит, вы напали с копьем на человека, вооруженного пистолетом…

– У меня не было другого выхода.

– Но почему же вы не стали ждать полицию, как все остальные?

Опытное ухо Лэнга без труда уловило в этом вопросе оттенок обвинения.

– Потому что я не хотел, чтобы они похитили Иона. Сэра Иона.

– Но почему вы решили, что они уведут его куда-то за пределы здания?

Взгляд Лэнга остановился на фотографе, убиравшем в кофр свое хозяйство:

– Тогда зачем же им было уводить его отсюда?

– Но ведь они были вооружены. Что, по вашему мнению, вы могли против них предпринять?

Лэнга этот бесцельный допрос стал не на шутку раздражать.

– Спросите своих подчиненных, которые убрали то, что находилось в этом зале.

Ощутив вызов в ответе, Фитцвильям решил сменить тему:

– Давайте-ка взглянем на грузовые ворота. Вы не против?

Двери были широко распахнуты; снаружи несколько полицейских внимательно изучали проезжую часть и тротуары.

– Эти двери не из тех, которые можно запросто открыть изнутри, если они заперты, – заметил Фитцвильям.

Лэнг, установивший это гораздо раньше, ничего не сказал.

– Отсюда можно предположить, что они были не заперты, и, возможно, намеренно.

Лэнг снова промолчал. Фитцвильям опять потер подбородок:

– Что вы думаете на этот счет, мистер Рейлли?

– Жаль, что вы не можете расспросить охранника, которого они застрелили.

Инспектор расслабленно уронил руки:

– То есть?

– То есть – кто-то должен был их впустить. В этом случае убийство – единственный надежный способ застраховаться от опасности, что сообщник проболтается, кто они такие.

Фитцвильям медленно кивнул. Да, этот американец причинил ему немало хлопот, но глаз у него наметанный, ничего не скажешь.

– Полагаю, вы осмотрели убитого. Не попалось чего-нибудь такого, что помогло бы его опознать?

Лэнг непроизвольно сунул руку в карман и прикоснулся к скомканному кусочку плотной бумаги, половинке посадочного талона из самолета, если только это действительно был посадочный талон. И внезапно решил не говорить о нем. В те годы, когда он работал в Управлении, информация была основой основ – поделись ею с кем-нибудь, и можешь считать, что ты никогда ничего не знал.

– Ровным счетом ничего.

III

Гостиница «Нью-Мермейд инн»,

Хай-стрит,

Рай, Восточный Сассекс

На следующее утро

Дженни Фастинг никогда не могла понять, почему такой богатый человек, как Лэнгфорд Рейлли, останавливается в этой старинной гостинице. Низкие потолки, неровные полы, щелястые двери и помутневшие от старости стекла в похожих на решетки оконных переплетах. Как-то раз она даже набралась смелости и спросила его об этом, и он ответил, что если это обиталище устраивало Елизавету Тюдор, то и для него сойдет. С ним можно было бы согласиться, если бы не тот неоспоримый факт, что с тех пор, как добрая королева Бесс посещала Рай, чтобы выяснить причины перебоев в поставках рыбы, дом изрядно состарился. Тогда Рай был крупным портом и содержал большой рыболовный флот, но за прошедшие века устье реки занесло илом и все в корне изменилось. Когда сюда приезжала королева, гостиница была новехонькой, поскольку ее выстроили вместо прежней «Мермейд инн», сгоревшей вместе с доброй половиной города во время неожиданного налета французов. Впрочем, Дженни была готова поручиться, что на самом деле Елизавета I здесь вовсе не бывала.

Это было общей чертой, присущей всем янки, – они буквально обожествляли старину, даже разрушающиеся от ветхости старые дома. Янки. Она знала, что ее босс Лэнг Рейлли ни в коем случае не применял к себе это слово, а причиной тому были раздоры, происходившие в Америке более ста лет тому назад. Какое-то вторжение Северных штатов, а что американцы подразумевали под этим, известно только им самим[4]4
  Речь идет о Гражданской войне в Америке (1861–1865), во время которой «янки» было прозвищем жителей Северных штатов.


[Закрыть].

Еще одной особенностью янки – э-э… американцев – было то, что они всегда спешили. Потому-то ее разбудил за полночь звонок из Лондона. Мистеру Рейлли потребовалось встретиться с нею в маленькой лаборатории, которую его фонд организовал в Рае для обслуживания других учреждений фонда, расположенных на Британских островах. Здесь содержание лаборатории обходится куда дешевле, чем в Лондоне, и автомобильное движение гораздо спокойнее. Что там говорить – главная улица в Рае до сих пор была вымощена булыжником, и вдоль нее тянулись дома, у которых лишь первые этажи были кирпичными, а вторые выставляли напоказ беленые стены с толстыми балками каркаса. Город словно мечтал о возвращении славной королевы.

Попроси Лэнг ее о встрече не в лаборатории, а где-то в другом месте, Дженни могла бы нафантазировать что-нибудь вроде романтического свидания. Конечно, во время двух прошлых встреч в поведении мистера Рейлли не было ничего сверх обычной вежливости, но ведь он был холостяком и весьма хорош собою. И очень богат. И не выказывал даже намека на интерес к скромной лаборантке, каковой была Дженни.

Она нервно запустила пальцы в мягкие волосы цвета лежалой соломы. Когда-нибудь она сделает операцию и наконец избавится от осточертевших очков с толстыми стеклами. Ну а пока придется выглядеть самой собою – лабораторной затворницей. Одинокой лабораторной затворницей.

К тому же не было ничего романтичного в том, что тебя заставляют вылезти из постели и вместо сна рассматривать под электронным микроскопом какой-то обрывок бумаги, чтобы к завтраку сделать его читаемую копию. Вообще-то это не ее работа. Ее работа – разгадывать биохимические загадки. Но мистер Рейлли – ее босс, и если он считает, что оборудование ценой в несколько сотен тысяч фунтов стерлингов нужно использовать для изучения клочка бумаги, значит, нужно поступить так, как он хочет. Обычный посадочный талон аэропорта. Зачем он может понадобиться? И даже если он зачем-то нужен, а его случайно порвали, разве не проще было бы позвонить в авиакомпанию и попросить восстановить его?

Но слово Рейлли – закон.

И поэтому она сидела в обеденном зале «Нью-Мермейд», потягивала чай, заваренный, если судить по вкусу, еще вчера, и ждала Лэнга Рейлли.

Он появился ровно в восемь часов, свежий и, по-видимому, отлично выспавшийся, сел за стол напротив нее, пожелал ей доброго утра и заказал у подошедшего хозяина копченую рыбу с яичницей.

Дженни всегда удивлялась, как некоторые, и Лэнг Рейлли в том числе, могли справиться в такую рань с прокопченной, сочащейся янтарным жиром рыбиной. Это блюдо было чисто английским, таким же, как пятичасовой чай, и все же вид и запах убитой рыбы за завтраком вызывали у нее самое настоящее отвращение. Ну почему бы ему не взять на завтрак, например, сосиски с картофельным пюре, как это водится у работяг? Но, несмотря на это ощущение, она будто зачарованная следила, как Рейлли умело излек из рыбины хребет со всеми костями.

– Так что же вы выяснили? – спросил он.

Хотя она знала это совершенно точно и все помнила, но все же полезла в сумочку и вынула оттуда увеличенную копию:

– «Эгейские авиалинии», рейс 162, место 24-B. Либо двадцать третье, либо двадцать пятое число минувшего месяца. Слишком уж сильно затертая бумага, чтобы сказать наверняка.

Он протянул руку, чтобы взять бумагу:

– А что это за рейс, не удалось узнать?

Она покачала головой:

– С информационными службами «Эгейских авиалиний» в такую рань связаться не удалось, работают только автоответчики, но я с удовольствием…

Если бы Дженни была в силах распоряжаться подобными вещами, самое горячее место в аду досталось бы тем, кто изобрел автоинформатор, который своим безжизненным механическим голосом вещал что-то никому не нужное и отсылал в конце концов к другому, точно такому же издевательскому голосу.

Лэнг улыбнулся, продолжая уверенными движениями разделывать рыбу:

– В этом нет никакой необходимости. Вы сделали свою работу, и я вам очень признателен. Со следующим чеком вы получите небольшой сюрприз.

– О, мистер Рейлли, – воскликнула она, – мне совсем не нужно…

И осеклась на полуслове. Мужчина за соседним столом определенно прислушивался, пытаясь скрыть свое любопытство за раскрытым номером свежей «Таймс». А последние слова Дженни прозвучали совсем не так, как… как полагается сотруднице разговаривать со своим начальником. Она подумала о том, что мог представить себе любопытствующий сосед, и густо покраснела.

Лэнг вскинул руку, прерывая возражения:

– Не лишайте старичка удовольствия.

Удовольствия? Старичка? Да она бы все на свете отдала за… Дженни поймала себя на этой мысли, сделалась совсем пунцовой и после непростой борьбы с собой пробормотала:

– Большое спасибо.

Через пятнадцать минут Лэнг сидел у себя в номере и недоуменно рассматривал полученную от Дженни копию. После неоднократного переадресовывания с одного номера на другой он все же добрался до живого человека, который сообщил, что интересующий его рейс выполнялся самолетом «Аэробус 320–200» из Родоса в Афины. Нет, в «Эгейских авиалиниях» строго придерживаются политики конфиденциальности, которая категорически запрещает раскрывать имена пассажиров, занимавших то или иное место.

Лэнг тут же набрал номер в Соединенных Штатах и услышал сонное:

– Да…

– Джимми?

– Ну надо же – звонит в два часа ночи и не знает, туда ли попал!

Если бы личные качества были единственным достоянием Джимми Эджа, оставаться бы ему безработным. К счастью, он был помешан на компьютерах, да так, что не желал знать ничего остального. Но, теперь уже к несчастью, его способности имели наибольшее приложение в той сфере, которая категорически не одобряется законом. Проникновение в банковские сети и исправление записей в базах данных приносили ему куда больший доход, чем он мог бы получить от добропорядочного программирования по заказам корпораций. Во время расследования его дела Лэнгу удалось сговориться на сделку о признании вины – Джимми представил полный список своих жертв в обмен на условный срок. Прокурор, возмущенный снисходительностью суда, выл, словно раненый зверь, но деваться было некуда: как сказал представитель одной из крупнейших финансовых организаций, без помощи Джимми им пришлось бы наводить порядок в своих электронных архивах не один год, да и то без полной гарантии успеха.

– И вас тоже с добрым утром, – невозмутимо отозвался Лэнг. – У меня есть для вас работенка.

– Ну-ну, – проворчал Джимми, узнав наконец голос Лэнга. – Клиенты обычно обращаются ко мне в светлое время суток.

– Большинство ваших клиентов избегает света, хоть днем, хоть ночью, – парировал Лэнг. – У вас есть карандаш под рукой?

Не прошло и десяти минут, как Джимми перезвонил Лэнгу.

– Он пересел на самолет из Афин до Рима. И на этом все, – сообщил Джимми без какого-либо вступления. – Билет на фамилию Франджелли, адрес и телефон – римские. Контактный номер – предоплаченный сотовый телефон, адрес на Корсо, но в природе такого нет. Фамилия Франджелли в архивах «Эгейских авиалиний» или какой-нибудь еще крупной авиакомпании из тех, до которых я успел добраться, не встречается. Нет его ни в Гугле, ни в какой-либо из американских или европейских кредитных баз. По-моему, вы имеете дело с вымышленными именем и прочим.

– Контактный телефон относится к Родосу или Афинам?

– Одна и та же зона.

Лэнг на секунду задумался:

– Спасибо, Джимми. Я свяжусь с вами, если потребуется еще какая-то информация.

– Жду не дождусь.

Лэнг нажал на кнопку прекращения разговора и убрал смартфон в карман. Пассажир с выдуманным именем, перелет между двумя городами, не имевшими никакого отношения к местам, где у Лэнга были какие-либо интересы… Впрочем, информация сродни хорошему вину – с возрастом набирает качество и цену.

IV

Пьяцца деи Кавальери ди Мальта,

Авентинский холм,

Рим

Через два часа

Двое мужчин бок о бок шли по дорожке, гравий поскрипывал у них под ногами. По обе стороны дорожки выстроились кипарисы, словно стрелка, указывая на расположенный примерно в миле отсюда Ватикан и создавая одну из знаменитейших оптических иллюзий Рима – деревья не полностью закрывали боковой обзор, и поэтому когда наблюдатель шел вперед по дорожке, казалось, будто базилика удаляется от него.

Уже много лет пьяцца была недоступна для широкой публики.

Ни один из собеседников не обращал внимания на изумительный вид.

– Что это за человек, из-за которого мы лишились одного из наших братьев? – спросил по-итальянски старший из двоих.

Спутник отвечал ему на том же языке, но акцент явственно давал понять, что итальянский для него не родной:

– По списку приглашенных мы установили, что это, скорее всего, некий Рейлли, американский адвокат и руководитель благотворительного фонда, названного, насколько известно, в память его погибшей сестры и племянника. Сразу после колледжа он поступил на военную службу. О дальнейшей жизни нет никаких сведений, кроме записей о выплате жалованья, и так вплоть до поступления на юридический факультет шесть лет назад.

Старший собеседник недоверчиво хмыкнул:

– Сомневаюсь, что так ловко обращаться с копьем его научили на юридическом факультете. И вряд ли в армии.

Младший кивнул:

– Братья из совета, видевшие его, говорят, что он движется, как профессионал, хорошо владеющий боевыми искусствами. К счастью, брат-распорядитель приставил кого-то лично следить за этим Рейлли. Он отправился на юг, в Рай, где, как мы установили, имеется маленькое предприятие его фонда. Как удалось узнать, он получил некоторые сведения о недавней поездке брата Луччи на Родос – из клочка посадочного талона. Он говорил об этом в столовом зале гостиницы.

Старший резко вскинул голову:

– Что еще он мог узнать из талона?

– Билет был куплен на вымышленное имя, никаких контактов проследить нельзя.

– Но Рейлли сумел выяснить, что этот полет имел место. Такой человек может оказаться опасным. Если он узнает о наших давних связях с островом, то нельзя исключить и выход на нас.

– Мы будем очень внимательно следить за ним, великий магистр.

Старший ненадолго задумался:

– А какая у него связь с Уизерсоном-Уилби?

– Насколько нам известно на сегодня, они знали друг друга только по своей благотворительной работе. К сожалению, более точного ответа я дать не могу.

– Учитывая то, насколько мало у вас было времени на сбор информации, вы справились вполне прилично, – с холодной улыбкой сказал старший.

– Наши братья есть везде и готовы помогать друг другу. Каковы будут ваши пожелания?

Тот, кого собеседник назвал великим магистром, задумался секунд на пятнадцать.

– Этот человек, Рейлли, может быть опасен. Позаботьтесь о нем.