Текст книги "Пальмы в снегу"

Расчистив себе путь мачете (без этого не обходился ни один поход), мужчины решили передохнуть. Глаза Килиана саднило от пота, а руки были покрыты кровоточащими царапинами от веток. Он устроился рядом с Хосе, привалившись к стволу дерева. Сидел и вдыхал аромат прелой листвы, наслаждался легким бризом, который просачивался сквозь кроны.

– И кто твой будущий зять? – спросил он Хосе.

– Моей, – ответил тот.

– Моей? Египтянин? – изумился Килиан.

Это был великан из бригады по расчистке леса. Когда он напрягал мускулы, ткань на рукавах натягивалась так, что едва не лопалась. Он всегда гладко выбривал голову. И лучше было не вставать ему на дороге.

– Да, Моей Египтянин.

– Ты этому рад?

– А почему нет? – пожал плечами Хосе. – Это тебя удивляет?

– Ну, да… в смысле… Он прекрасный работник. Но не знаю, мне почему-то показалось, что ты хотел бы выдать дочь за кого-то из своих?

– Но моя мать-буби была замужем на фернандино…

– Знаю, но твой отец родился на Фернандо-По. А здесь речь идет о нигерийце, который приехал заработать, а потом он вернется назад в Нигерию.

– Не обижайся, Килиан, но чем нигерийцы отличаются от вас, белых?

– Но белые не женятся на ваших дочерях и не увозят их бог знает куда!

– Моей не увезет ее, – возразил Хосе. – Согласно контрактам нигерийцы могут вернуться на родину, отработав определенное время. Но если они женятся в Гвинее, они могут осесть здесь, работать в магазине или баре, или обрабатывать землю. Более того, они могут получать медицинскую помощь и дать детям образование, чего нет у них в стране. Не повод ли это остаться? Многие мужчины откладывают деньги, чтобы уплатить выкуп за невесту и жениться. Моей так и сделал.

Слово «выкуп» напомнило Килиану рассказы о прошлом родной долины. Но там женщина должна была скопить деньги, а не наоборот.

– И сколько же Моей за нее дал? – спросил он с любопытством.

Хосе пробормотал:

– Белые ничего не понимают в наших традициях. – Неожиданно он вскочил и навис над Килианом. – Слушай, масса, вот что я тебе скажу. Я сто раз тебе объяснял, но ты не понимаешь! Ты думаешь, что я не люблю своих дочерей и продаю их, как мешки с какао!

– Я ничего такого не говорил! – запротестовал Килиан.

– Но ты подумал! – заметив недоумение на лице парня, Хосе сменил тон на покровительственный: – Для моей дочери Моей – хорошая партия, потому что Моей хороший работник. Они спокойно будут жить на плантации. Девушки буби веселые, но когда они замужем, они всю жизнь посвящают своей семье. Они занимаются всем: собирают хворост, приносят воду, работают в поле… – перечислял он, загибая пальцы. – Женщины сажают, окучивают, собирают и хранят малангу, они готовят еду и пальмовое масло впрок, воспитывают детей… – Хосе сделал паузу и поднял палец вверх. – А мужчины в это время то тут, то там, – он покрутил пальцем в воздухе, – пьют пальмовое вино и болтают с соседями по деревне.

Килиан молчал, поигрывая травинкой.

– Для нее лучше выйти замуж за Моей, – продолжил Хосе уже спокойнее. – Они будут жить в семейном доме в Обсе. Моя дочь будет учиться. Она сможет выучиться на медсестру и работать в больнице. Я уже говорил с масса Мануэлем.

– Отличная идея, Йозе! – поддержал Килиан. – Извини, что обидел!

Хосе кивнул.

– Ну, пора двигаться дальше.

Деревня Бисаппо располагалась на возвышенности, и надо было преодолеть немалое расстояние по тропе, взбирающейся по склону. Стволы деревьев покрывали растения-паразиты; пугая Килиана – а вдруг там змеи? – покачивались папоротники; над орхидеями порхали бабочки. Шли молча, и Килиан чувствовал себя неловко. Обычно они многие часы работали бок о бок, не произнося ни слова, но на этот раз ситуация была иной. Парню было жаль, что Хосе неверно понял его комментарии, рожденные простым любопытством. Будто угадав его мысли, Хосе остановился и, уперев руки в бока, сказал:

– Эта земля принадлежала моему прадеду. – Он поковырял землю. – Но он обменял ее на бутылку и ружье.

Килиан изумленно моргнул, предположив, что это шутка.

– Хватит! Ты меня разыгрываешь?

– Вовсе нет, я серьезно. Здесь было не очень удобно выращивать кофе или какао, потому что здесь высоко. Но когда-нибудь и здесь будет плантация, если угодно богам. – Он взглянул на спутника, все еще недоверчиво хмурившегося, и спросил: – Ты когда-нибудь встречал богатого буби? Как, по-твоему, колонисты заполучили землю?

– Нет, но… я все равно не верю, что все было так. Случай с твоим прадедом – исключение! – Килиан бросился на защиту людей, которые приложили героические усилия, чтобы превратить остров в то, каким он стал сейчас. – Кстати, я слышал, что каждому местному жителю полагается по четыре гектара собственной земли. Разве нет?

– Верно, но только когда-то эти земли им же и принадлежали, – усмехнулся Хосе. – Очень щедро со стороны белых! Если бы несколько лет назад законы не изменились, ты, белый, мог бы претендовать на тридцать гектаров через десять лет.

Килиан чувствовал себя глупо. Он никогда не воспринимал аборигенов как настоящих владельцев острова. В душе он все еще оставался белым колонистом, считавшим, что история началась с португальцев, англичан и, конечно, испанцев. Но теперь ему было стыдно, что он проявил так мало тактичности к человеку, которому обязан.

– Ну, я… в смысле… Я хотел сказать… – Он шмыгнул носом и начал снова прорубать себе дорогу. – Я сегодня то и дело попадаю впросак!

Хосе шел за ним, сияя улыбкой: невозможно было долго сердиться на Килиана. Этот пышущий энергией юноша каждый день стремился учиться. Пускай вначале ему пришлось туго, мало кто из европейцев сумел так быстро адаптировался к тяжелому труду на плантации. А ведь Килиан не просто раздавал указания, нет! Он первым спешил копать, таскать мешки, водить грузовики и прочее. Такое поведение удивляло рабочих, привыкших к кнуту. Хосе думал, что отчасти Килиан поступал так, чтобы порадовать отца, но только отчасти – просто у парня была такая натура. Он постоянно стремился доказать свою силу и храбрость, но делал это движимый лучшими чувствами. Он был справедливый, Килиан. Из этого юноши получился бы отличный воин буби!

– Смотри, как ты рубишь подлесок! С таким, как ты, Килиан, колонизация заняла бы всего пару лет, а не пару столетий. Ты ведь знаешь, что первопроходцы быстро умирали? Мерли как мухи! Даже на кораблях было по два капитана, на всякий случай.

– Ну, не так уж сложно привыкнуть, – фыркнул Килиан

– Потому что сейчас все иначе. Когда белых здесь не было, буби знали, как жить в гармонии с островом. А когда началась колонизация, тяжелым трудом, который сейчас выполняют черные, занимались сами белые. Они рыли землю под палящим солнцем, в тех местах, где было легче всего подхватить малярию. И никакого хинина тогда не было! Менее чем за сто лет остров, населенный так называемыми каннибалами, изменился.

– Не могу представить, как вы едите людей.

– Откуда тебе знать, на что я способен! – улыбнулся Хосе.

– И чем же вы жили раньше? Ведь для посадок вы используете наши семена.

– Местная земля настолько богата, что можно довольствоваться малым. Боги благословили ее урожайностью. Здесь растут дикие апельсины, лимоны, гуава, манго, тамаринды, бананы и ананасы, хлопок. А как насчет хлебного дерева, чьи плоды крупнее кокосов? У нас есть скот. То есть более чем достаточно всего.

– Неудивительно, Йозе, – Килиан вытер пот рукавом, – что белые вам совсем не нужны.

– Вот, еще про пальмы не сказал! – словно не услышав его, продолжил Хосе. – Из них делают топе — наше вино, масло для приготовления пищи и освещения, листьями мы кроем дома, стволы идут на постройки, а молодые побеги мы просто едим. Скажи, у вас в Пасолобино есть деревья, похожие на пальму? – Он умолк, чтобы перевести дух, и заговорил снова: – Смотри, как их кроны взмывают в небеса! – Тон Хосе снова обрел торжественность. – Они подобны колоннам, поддерживающим мир. Пальмы, Килиан, были до нас и останутся после нас. Они – символ восстановления.

Тронутый словами Хосе, Килиан задрал голову. Верхушки пальм действительно будто подпирали небесный свод, а плоды на ветвях напоминали созвездия. Он закрыл глаза. Все далекое казалось близким; время и место, страны и история, земля и небо соединились в первозданном покое.

– Теперь мы в Бёабба! – вернул его на землю Хосе.

Через несколько шагов тропинка выбежала на открытое место. Справа располагался навес, под которым готовили пальмовое масло. В прошлый раз Хосе показал ему, как его производят. Женщины извлекают сердцевину из ярко-оранжевых плодов и складывают мякоть в кучи, кучи накрывают листьями, чтобы добиться ферментации. Затем слегка подсохшие плоды размалывают тяжелыми камнями в похожей на ступку яме с каменным дном, и наконец мацерированную массу вываривают в больших котлах, чтобы извлечь масло.

– У нас сегодня свадьба, – довольно сказал Хосе. – Увидишь, какое это грандиозное празднество! По особым случаям наши женщины готовят много разных блюд и напитков!

Килиан кивнул. Он волновался так, будто шел на свадьбу кого-то из близких родственников. За эти два года он провел больше времени в обществе Хосе, чем с кем бы то ни было в родной долине. И ему здорово повезло, потому что Хосе выделялся среди других. Он отлично ладил как с белыми, так и с чернокожими, адаптировался к цивилизации, но не забывал о традициях. Более того, он гордился традициями своего народа и готов был рассказать о них.

Килиан поскреб затылок. Ему было неловко высказывать свои чувства, но Хосе этого заслуживал.

– Послушай, Йозе, – произнес он, глядя на мужчину в упор, – я тебе раньше этого не говорил, но я знаю, как сильно ты мне тогда помог в истории с Умару. Спасибо большое, друг. – Хосе кивнул. – Но скажи мне кое-что, Йозе… Я был не прав, когда избил Умару, но ты мне все равно помог. Ради моего отца, да?

– Ради тебя, – покачал головой Хосе. – В ту ночь я услышал, как ты, взрослый человек, плачешь, будто ребенок… У тебя доброе сердце. – Он слегка потрепал Килиана по руке и прошептал доверительно: – Духи знают, мы все иногда совершаем ошибки.

Килиан смутился.

– Хоть я белый, а ты черный, я не вижу черного, когда смотрю на тебя. Я вижу Хосе… или Йозе. – Он опустил глаза. – Ты понимаешь, о чем я…

Хосе потряс головой, будто не поверил услышанному.

– Если бы я не проделал весь этот путь вместе с тобой, решил бы, что ты перебрал топе. Посмотрим, что ты скажешь назавтра, когда тебя настигнут последствия праздника буби! – Он поднял палец в дружеском предостережении. – Я не угрожаю, но если ты тронешь мою дочку или племянницу, я превращусь в зверя!

– Ты не хочешь видеть меня зятем? – рассмеялся Килиан.

Хосе не ответил. Он взглянул на женщин, готовящих масло, и, посвистывая, пошел дальше.

Проходя мимо чанов с водой из источников, с помощью которой буби из Бисаппо молились об урожае и благополучии деревни, миновав деревянную арку, по сторонам которой росли ико — священные деревья, отгоняющие злых духов, Килиан вспомнил, как первый раз пришел к Хосе в гости. Предупрежденные свистом о появлении белого человека, мужчины, женщины и дети высыпали на улицу. Они рассматривали его, а Килиан рассматривал их, и в некоторых случаях (в частности, при виде стариков) испытывал отвращение. У одних была грыжа, у других тела покрывали язвы, следы от оспы или рубцы. Его пригласили в один из домов, и он зашел под присмотром Хосе. Он помнил, как удивило его множество амулетов, висящих на стенах, – овечьи хвосты, кости и черепа зверей, куриные и фазаньи перья, рога антилоп и раковины. В Пасолобино была традиция вешать над дверью высушенные козьи ножки и выкладывать на крышах и верхушках печных труб фигуры из камушков, чтобы отгонять ведьм. Боязнь всего неведомого была одинакова во всех частях света: в Африке это были злые духи, в Пиренеях – колдуны. Но различия между Бисаппо и Пасолобино бросались в глаза. В испанской деревне люди жили в каменных домах с толстыми стенами, защищающими от холода, в африканской – хлипкие тростниковые хижины аборигенов укрывались в тени пальм, а по улице ходили полуголые люди. В свой первый визит Килиан не мог поверить, что два столь разных мира сольются в его сердце.

Дети беззастенчиво шарили по карманам гостя в поисках гостинцев. Килиан со смехом раздал им конфеты, которые он на прошлой неделе купил у Рибаросов. Ему приветливо помахали две женщины с корзинами постиранного белья. Несколько мужчин остановились и искренне поприветствовали его, поднеся ладонь к сердцу.

– Йозе, а где твои женщины? – спросил Килиан. – Боюсь, я не смогу проверить, насколько обоснованно ты меня предостерегал.

Хосе рассмеялся.

– Они готовят кушанья и наряжаются к свадьбе. Все начнется через несколько часов. Женщинам всегда требуется много времени на нтолу.

– Что же мы тогда будем делать?

– Посидим с мужчинами и подождем.

Они прошли на главную площадь, где обычно проходили собрания. Здесь были два небольших алтаря для молитв духам. На срубленных стволах деревьев, которые использовали вместо лавок, расположились несколько мужчин.

– Ты не будешь переодеваться? – спросил Килиан, опуская рюкзак на землю.

– А что не так? Я одет так же, как и ты. – На Хосе была белая рубашка и длинные светлые брюки.

– Нет, все отлично. Просто ты – отец невесты. Я думал, что ты наденешь что-то… более… самобытное.

– Ракушки и перья? Килиан, я уже в том возрасте, когда мне не нужно ничего никому доказывать. Все меня хорошо знают. Я здесь не отличаюсь от себя на плантации. Неважно, штаны на мне или юбка.

Килиан кивнул и, развязав рюкзак, вытащил табак и алкоголь на подарки. Мужчины ответили благодарными жестами. Молодые говорили по-испански, а те, что постарше, возраста самого Хосе, общались с йопотто — иностранцем – жестами. Когда жестов не хватало, кто-нибудь помогал. Килиан говорил очень уважительно, а если в чем-то сомневался, Хосе всегда был рад помочь.

Сев на землю, Килиан обратил внимание, что змеиная шкура – баукароко (это слово он с трудом мог произнести), – висела головой вверх на нижних ветвях, а не на верхних, как обычно. Буби верили, что баукароко — их ангел-хранитель, посредник между Добром и Злом, оберегающий от болезней и всяких неприятностей. Жители приносили к тотему новорожденных детей, чтобы те коснулись хвоста.

Возле хижин, окружавших площадь, никого не было видно. Все хижины, окруженные изгородью, были одинаковые, – квадратные, с фасадом около двух метров; три стены были чуть выше четвертой, чтобы сделать крышу из пальмовых листьев покатой. Комнаты внутри соединяла дверь из куска ствола, в одной располагался очаг, а в другой – спальня.

– О чем ты так задумался? – поинтересовался Хосе.

– Подумал, что мой дом в Пасолобино вместил бы штук сорок таких домишек.

Один из сыновей Хосе, откликавшийся на имя Собеупо в деревне и на Донато – в школе, десяти лет от роду, перевел слова Килиана на буби, и старики с восхищением вздохнули.

– А зачем тебе такой огромный дом? – удивленно расширил глаза ребенок.

– Для всего сразу. В одной комнате мы готовим, в другой – разговариваем; есть комнаты, в которых мы спим, в других – храним запасы на зиму. Дрова, вино, яблоки, картофель, бобы, соленую свинину, говядину, для всего свое место. А внизу, – он попросил Собеупо принести палочку, чтобы нарисовать чертеж, – и в пристройках мы храним сено, чтобы кормить скот, когда вокруг лежит снег.

Когда он произнес слово «снег», послышался смех, и Килиан предположил, что остаток дня теперь придется провести, отвечая на вопросы о снеге и морозе. Рассказывая о лыжах, он поднялся, соединил стопы, присогнул колени, плотно прижал локти к телу и покачал бедрами из стороны в сторону, чем заслужил шквал аплодисментов.

– Прости, Килиан, – Хосе протирал глаза от слез, едва сдерживая смех. – Они же никогда не видели снега! В языке буби даже слова такого нет!

Молодежь вокруг, размахивая руками, подбирала подходящий перевод: белая вода, замерзшие капли, белые хлопья, хрустальные пузырьки, ледяная пыль… Они сконфуженно хмурились, пытаясь соотнести непонятное явление с подходящим духом природы.

Так прошла пара часов. Килиан не мог не согласиться, что лучше всего мужчины умеют делать одно – болтать.

Наконец наступил вечер, площадка начала заполняться людьми.

– Сейчас начнется церемония, – сообщил Хосе, вставая. – Мне нужно идти к жене. Увидимся позже.

Несколько молодых женщин отправились к дому невесты с песнями и танцами, а когда та появилась на пороге, у Килиана захватило дух. Он не мог разглядеть лица девушки под павлиньими перьями, закрепленными на волосах деревянной заколкой. Но ее шоколадное тело было удивительно изящно. Бюст был маленький, упругую грудь украшал нанесенный красной краской ритуальный рисунок тийбё, а стройные ноги и изящные руки обхватывали бусы из стекла и ракушек. Она казалась очень хрупкой, и ее отточенные движения, как у танцовщицы, завораживали.

Под приветственные крики девушка обошла площадку несколько раз, напевая и танцуя. Потом она села на почетное место в ожидании жениха и родителей. Как и Килиан, Моей выделялся в толпе своим ростом, но соломенная шляпа, украшенная петушиными перьями, делала его еще выше. Его мускулистые руки и ноги украшали браслеты из ракушек и змеиных костей, а шею обхватывал толстый воротник из высушенных внутренностей животных. Он и так постоянно улыбался, но когда приблизился к невесте, улыбка стала еще шире.

Распорядитель действа заговорил с невестой покровительственно-угрожающим тоном.

– Он убеждает ее быть верной женой, – услышал Килиан знакомый голос и обернулся.

– Симон!

– Пришлось сбежать, – прошептал юноша. – Масса Гарус устроил праздник урожая, но не мог же я пропустить свадьбу. О нет, только не эту! Мы с невестой с детства дружим, мы как одна семья.

– Все нормально, Симон, – успокоил его Килиан. – Ты как раз вовремя.

– Вы же не скажете Большому Массе?

Килиан покачал головой, и юноша просиял.

– Я шел по вашему с Хосе следу, но переодеться не успел. – На нем была повседневная одежда: белая рубашка, короткие штаны, гольфы до колен и ботинки на толстой подошве. Он поспешно скинул рубашку и обувь. – Так-то лучше! – И указал на кого-то в толпе. – Смотрите, там моя бабушка!

Пожилая женщина приблизилась к паре и, тихо бормоча, соединила руки жениха и невесты. Как перевел Симон, она советовала мужчине не оставлять жену, даже если у него будет много других, а юной женщине – помнить о своих обязанностях: ухаживать за землей, готовить пальмовое масло и хранить верность мужу. Когда она замолчала, раздался крик:

– Йеи йебаа!

Вся толпа, а Симон – громче всех, подхватила:

– Иёё!

Килиану не нужен был перевод, чтобы понять, что кричат «Гип-гип, ура!» В третий раз, поддавшись всеобщему воодушевлению, он и сам прокричал приветствие.

Гости начали подходить к молодоженам с поздравлениями, желали невесте всего наилучшего, подбадривали, а та отвечала поклонами и улыбкой. Килиана вытолкнули вперед, и он оказался в очереди поздравлявших. Стоял и лихорадочно рылся в памяти, силясь подобрать подходящие слова. Ему было не по себе. Он, белый мужчина, на празднестве африканского племени! Рассказать внукам – не поверят!

Стоя в нескольких шагах от невесты, Килиан попытался рассмотреть ее лицо. Она выглядела совсем юной, не больше пятнадцати. «Слишком юная, чтобы выходить замуж, – подумал он, – особенно за Моей».

Впереди было еще несколько человек, и Симон, не оставлявший его ни на секунду, переводил:

– Буё пале бъюте веля на йота бъям — «Не нарушать чужих границ». Ебуари буё пулё тъёбо, буё елдепотто – «Женщина, не покидай дома, не болтайся по улицам, не гуляй с иностранцами». Буё пати тъёбо о ммери о — «Не разбей ракушек матери»…

Килиан и сам не заметил, как оказался перед невестой.

– Я… Поздравляю и желаю счастья.

Девушка подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Перья не мешали. И в этот момент упало безмолвие. Килиан ощутил себя беспомощным насекомым, угодившим в паучьи сети, и теперь ему осталось смиренно ждать неминуемой смерти.

Ее лицо было удивительно гармонично: высокий лоб, маленький широкий носик, точеный подбородок, ярко-красные губки. А глаза, огромные и ясные, как расплавленный янтарь, были созданы, чтобы поражать мир! На какое-то мгновение она принадлежала только ему, и он не заметил в ее глазах любви – той искорки, которая должна быть у невесты. Робкая улыбка была полна грусти и страха. Было видно, что в глубине сердца она так и не приняла своего замужества.

Но почему Килиан прежде не замечал ее? Она же невероятно красива!

– Почему твои глаза так блестят? – спросил он тихо.

Девушка вздрогнула.

– Масса поймет, если я попробую объяснить? – Голос был тоненький и мягкий. – Нет, не думаю. Он ведь мужчина, да еще и белый.

– Извини, – произнес Килиан, будто пробудившись от чар. – Я не знал, что ты говоришь на моем языке.

Он хотел что-то еще сказать, но Симон коснулся его руки и сообщил, что Моей начинает нервничать.

Килиан поднял взгляд на жениха.

– Я желать счастья, – произнес он на пиджине, обращаясь к нему. – Удачи.

– Я благодарить, масса-клерк, – ответил великан.

Когда отгремели поздравления, пара прошлась по деревне в сопровождении людей, распевающих гимны. Свадебная церемония завершилась, начался пир, а начался он с пальмового вина, которое разливали вокруг, задабривая духов. Свадебные блюда: грудки горлиц, жаркое из антилопы и белки, сушеное на солнце змеиное мясо, рис, ямс и фрукты – обильно сдабривали молочными напитками. С девяти вечера и до рассвета продолжались танцы, между которыми не возбранялось спиртное.

Хосе следил за тем, чтобы миска и кружка Килиана всегда были полны.

– Йозе… а твоя дочка… невеста… сколько ей все-таки лет? – спросил Килиан, осмелев.

– Думаю, скоро будет шестнадцать.

– Слушай, Йозе, мы столько времени провели вместе, а я толком не видел твоих детей!

– Две дочки замужем в других деревнях, – с неохотой пустился в объяснения Хосе. – Еще две – в городе, они замужем за мужчинами, работающими в домах богатых белых. А в Бисаппо у меня два сына, они работают в поле.

– Но сколько всего? – У Килиана цифры не складывались, если считать еще и Собеупо.

– Для отца Рафаэля у меня только два сына и две дочки. Но тебе я могу сказать правду, – признался он. – Невеста родилась перед Собеупо, потом родились еще трое, от другой женщины. – Он потеребил губу, покачал головой и после паузы продолжил: – Боги буби меня благословили. У меня много хороших детей. И работников, – он указал на новобрачных, затем поднял палец вверх и добавил с любовью: – Она очень умная. Самая умная из всех моих деток. Она берется за книги, если есть время. Она многому научится у массы Мануэля, и я рад, что она живет на плантации.

– Но я раньше ее не встречал, – заметил Килиан осторожно. Его мучила одна мысль: как получилось, что у черного как ночь Хосе была дочка с кожей цвета темной карамели?

– Вы, белые, все время твердите, что мы для вас на одно лицо, – весело рассмеялся Хосе. – А я могу сказать, что и мы вас плохо различаем.

«Хоть я ни разу не встречал ее раньше, – подумал Килиан, – теперь я ее точно ни с кем не перепутаю».

Он посмотрел на невесту. Ему показалось, или она тоже смотрела в его сторону? Моей пил, крепко обнимая жену, великан словно хотел показать всему миру, что она принадлежит ему, и Килиан отгонял от себя мысль, что будет после пира.

– О чем думаешь, друг? – поинтересовался Хосе.

– Так, ни о чем… Знаешь, Йозе, праздники везде одинаковые. В моей деревне на свадьбах мы тоже едим, пьем и танцуем. А на следующий день эйфория пройдет, и все будет по-прежнему.

– Ничего не будет как прежде, – авторитетно заметил Хосе. – Два дня не похожи друг на друга так же, как и два человека. Видишь его? – Он указал куда-то направо. – Я черный, а он еще чернее.

– Это правда, Йозе. И ты – живое тому подтверждение, – Килиан намеренно сделал паузу, чтобы осушить свой стакан топе, пока Хосе озадаченно чесал голову. – Смотри, ты уже не говоришь со мной в официальном тоне. Это ведь просто?

Килиан закрыл глаза, погружаясь в тишину. Алкоголь придал телу легкость. На какое-то мгновение, перед тем как заснуть, показалось, что тело свешивается с края обрыва. Головокружение! Такое обычно продолжается всего секунду, но в этот миг неясно, заснешь ты или умрешь и никогда не проснешься. Сознание замирает.

Той ночью Килиану снились обнаженные тела, пляшущие вокруг костра под треск барабанов, и женщина с огромными, светлыми, почти прозрачными глазами приглашала его на танец. Его руки легли ей на талию и скользнули вверх к груди, вибрирующей в такт музыке. Женщина шептала слова, которых он не понимал, а затем прижалась к нему. Он ощущал, как ее соски мягко касаются его обнаженного торса. Внезапно ее лицо стало лицом Сад. Он узнал ее темные миндалевидные глаза, высокие скулы, прямой нос и губы, подобные поздней малине. Рядом мужчины оседлали женщин, а песни стали громче и выше. Когда он снова взглянул на партнершу, та превратилась в расплывчатую фигуру, не желающую его отпускать. Ее ласки становились все интенсивнее. Он противился, но она заставила его смотреть.

«Слушай! Смотри! Прикоснись! Освободись!»

Килиан проснулся в поту, голова кружилась от выпитого, и вся кожа была покрыта мелкими красными точками – укусами хехен. Он забыл натянуть москитную сетку! Ему показалось, что он слышит музыку, но когда выглянул из хижины, приготовленной специально для него, увидел, что площадь опустела.

Он вспомнил долгую и бурную ночь. Хосе рассказывал, что по традиции буби бывает два вида заключения брака: рибала риётё — женитьба на девственнице за выкуп и рибала ре риоле — женитьба по любви. И только первый брак имеет законную силу, даже если девушку выдают замуж насильно. Будущий супруг «выкупает девственность» невесты, и считалось, что женщина, утратившая ее, теряет красоту и ценность. Второй тип, когда женились влюбленные, законным не признавался. При заключении такого брака не было ни празднества, ни торжеств, ни вечеринки. Но могла ли та девушка утратить красоту и ценность? Едва ли.

Утро было чудесным, температура – идеальной, легкий бриз разогнал ночную духоту. Но всё тело Килиана пылало…