Текст книги "Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу"

В Геническе. Школа-интернат

Когда я перешла в пятый класс, мне пришлось вместе со старшими сестрами ездить в Благовещенку, в школу. Дороги у нас грунтовые, и после дождя ни одна машина не проедет. Нас возили в школу на грузовой машине, а когда она ломалась или шофер болел, шли шесть километров пешком. Я, после длительного пребывания в холодной воде и переохлаждения, заболела и ходить много не могла – ноги крутило, из-за этого, после Нового года, мама меня отдала в интернат в город Геническ.

Я впервые оказалась так далеко от дома. Домой я могла приезжать на летние каникулы, а в зимние и весенние каникулы мы ездили на экскурсии в другие города. Поездки эти были для нас наградой за хорошую учебу и дисциплину.

Помню свое первое знакомство с директором школы, Любовью Ильиничной. Высокая, статная женщина, с ласковой улыбкой и добрым лицом. Глаза у нее были голубые, как и у меня. Она мне сразу понравилась. Подозвав к себе, она погладила меня по голове и сказала, что теперь будет мне за маму и папу, я в их семье и должна исполнять все требования, которые записаны в распорядке школы-интерната, а маму твою мы отпускаем к другим детям, она там им нужнее.

Я представила себе, сколько всего делает по хозяйству наша мама, но нас только восемь человек вместе с мамой, а тут… Это ж сколько у нее работы!

Вдруг, слышу, что меня спрашивают: «Ты со мной согласна? Плакать не будешь?» Я ответила: «Хорошо, буду исполнять все требования и плакать не буду».

Потом пришла классная воспитательница и отвела меня к медсестре, а после медсестры – к кастелянше, тете Шуре. Та подобрала мне школьную форму, сменные платья и обувь (сапоги зимние, ботинки осенние, туфли и босоножки), колготки, пальто зимнее – и все это мне, да еще и новое! Я смотрела на это и радовалась в душе – мне не верилось, что все это будет моим. Как Золушке – повезло! Я впервые в жизни перед зеркалом примеряла так много вещей. Не помню, благодарила ли я тогда Бога, но сейчас я понимаю, что без Божьего благословения этого бы не было. И теперь, через полвека, я благодарю Господа за тот подарок и за Его заботу. Ведь я надела новую форму только, когда пошла в первый класс, и то точно не помню, новую ли, помню, что была она «на вырост». Остальная одежда от сестер доставалось, когда они вырастали, так как папа мало зарабатывал.

Когда мне все подобрали, меня вымыли в бане и одели во все новое и красивое. Я, словно из Золушки превратилась в принцессу. После этого повели в спальню, к моей кровати, застланной белой простыней и накрытой синим шерстяным одеялом, свернутым конвертом. Эта была моя первая собственная кровать, дома мы все спали на печи или с мамой на кровати. Потом меня познакомили с одноклассниками, повели в учебный корпус, показали парту и выдали в библиотеке учебники, тетради, ручки и все принадлежности, необходимые для учебы. Для занятий физкультурой – кеды и спортивный костюм. Портфеля не выдали за ненадобностью, так как в партах были полки для книг, а домашние задания делались в классе. В спальном корпусе находилась и столовая, куда нас водили строем.

При получении книг я обратила внимание, что буквы мне незнакомы и названия книг как-то по-особенному звучат. Пришли в класс, сели за парты, достали учебники для подготовки уроков на завтрашний день, спрашиваю соседа по парте – что это за буквы такие? Он мне отвечает: «Мы учимся на украинском языке». А я ведь четыре с половиной года училась на русском. Как же мне теперь быть? А это пятый класс, где уже проходят геометрию, алгебру и другие предметы, и все на украинском языке. Я горько плакала и причитала: «Забери меня, мама, домой!»

Но мама не слышала и не видела моих слез, так как уже уехала домой, а до села от Геническа было пятьдесят километров. Я думаю, мама даже не знала, что в интернате учили на украинском языке, ведь во всех других школах был русский, она в такие подробности не вникала. Ее тогда больше беспокоило мое здоровье, особенно, чтобы мне не приходилось добираться до школы и обратно двенадцать километров пешком.

Воспитатель меня успокоил, вытер мне слезы моим носовым платком и начал объяснять мне украинскую азбуку. Украинские буквы схожи, в большинстве, с русскими буквами, и я быстро выучила те, которые отличались. Со словами было хуже, их за один день не выучишь, а программа идет своим чередом. Я математику знала хорошо, поэтому все правильно решала, но не объясняла решений, так как я еще не знала достаточно украинских слов. Некоторые смеялись, что я говорю на русском. Я решала задачи и примеры у доски молча. Учитель математики видел мои знания и ставил мне пятерки, но вот по русскому и украинскому языкам положение у меня было плачевное. Устно еще полбеды – одно слово украинское, а другое русское – никто не замечал. Но, когда нужно было писать диктант на русском языке, я писала буквы украинские, а на украинском – русские, так как от страха боялась написать не ту букву. Учительница, Любовь Михайловна, моя тезка, увидела эту мою особенность, и, когда был диктант по русскому языку, она мне на ухо говорила: «Люба, будем писать украинский диктант». Тогда я писала русскими буквами, и наоборот. Так она меня выучила, и я поверила в себя – пошли хорошие отметки. К концу года я уже почти освоилась с украинским языком, но на педсовете меня решили оставить на следующий год в пятом классе, так как все понимали, что мне будет тяжело учиться, имея малый запас украинских слов. Летом же со мной позанимается воспитатель, мы поучимся писать диктанты и читать по-украински. Так я осталась на второй год в пятом классе из-за украинского языка.

Одни мои одноклассники сочувствовали мне и старались помочь, другие дразнили второгодницей. Меня это очень обижало, и частенько я плакала ночью, уткнувшись в подушку. Пожаловаться было некому: папа и мама далеко. Обидчикам своим я не подавала виду, что меня это задевает, они с полгода подразнили меня, а потом перестали.

Господь давал силу перетерпеть обиды. Спасибо Ему! Он всегда был со мной и допускал ровно столько, сколько я могла выдержать. Надо мною смеялись, а я терпела и старалась не отставать от насмешников в учебе, так что, к концу полугодия, я с ними сравнялась отметками и по русскому, и по украинскому языкам, а с остальными предметами у меня все было хорошо. Когда меня ставили в пример, то некоторые одноклассники говорили: «Она уже все это проходила, так поэтому и знает». К концу года все уже забыли, что я второгодница и больше надо мной не смеялись, так как я теперь могла и говорить, и писать на украинском языке.

Бог меня с детства учил преодолевать трудности, ведь он знал, что за стенами интерната будет труднее, а, когда с маленькими проблемами справляешься, то и с большими будет легче. Жаль, что я тогда не читала Евангелие, где пророк Лука писал (14.11) «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Я обращалась к Господу в душе, когда мне было тяжело, ведь я знала, что Он слышит нас и помогает по вере нашей и, когда Он видит, что просимое будет нам во благо наше, то и дает. Жаль, что и Библию мы не изучали в школе, может быть, тогда я совершила бы меньше ошибок в своей жизни.

Во время учебы в интернате мы часто ездили на экскурсии. Исколесили весь Крым: Ялту, Бахчисарай, Севастополь, Симферополь, Феодосию, побывали на Сапун-горе, панораме «Оборона Севастополя», в «Ласточкином гнезде», в картинной галерее Айвазовского и многих других местах.

Ходили на теплоходе в Киев через Каховское море и по реке Днепр. Когда наш корабль вошел в Каховское море, там начался шторм, волны захлестывали палубу и нам велели срочно спуститься в свои каюты. Так штормило, что теплоход валился с одного борта на другой, и мы, как куклы-неваляшки, падали, вставали, но, не успев встать на ноги, вновь падали. Небо было темное, и тучи черные и тяжелые, и молнии сверкали в небе, а после них гром гремел и дождь был с градом. Ветер дул с такой силой, что подымал волны выше нашего теплохода и кидал наш теплоход во все стороны, и, казалось, что волны затянут его в пучину. Я очень боялась воды, плавать не умела. Я просила Господа спасти нас, и Он помог, буря прекратилась так внезапно, как и началась. Во время качки большинство из нас укачало, их тошнило и рвало, а я падала, вставала и несла воду тем, кто просил и нуждался в моей помощи, укладывала в постель слабых и убирала за ними. В этой суете мы не заметили, что уже наступил штиль. В автобусах и в машинах меня не укачивало, теперь выяснилось, что и «морской болезни» я не подвержена. Наверно, Бог меня проверял на трусость, я ведь в шторм от страха дрожала, но пересилила себя и помогала, как могла, нуждающимся – «глаза боятся, а руки делают».

Нас водили на экскурсию в здание Каховской ГЭС, где вода вращала турбины, теплоход наш проходил через шлюзы: водой наполняли один шлюз, а из другого шлюза вода выкачивалась и так нас подымали, а потом опускали, это было очень красиво и впечатляюще.

На пути нашем стоял город Канев. Наш теплоход причалил к берегу, и мы все поднялись на гору, к памятнику Тарасу Шевченко, а потом продолжили свой путь к Киеву. В Киеве мы посетили Владимирскую церковь, Киево-Печерскую Лавру и другие достопримечательные места. Домой возвратились мы без приключений.

Автобусом нас возили в уникальный заповедник Аскания – Нова, уголок девственной степи, которой никогда не касался плуг. Этот роскошный оазис создал барон Фридрих Фальц-Фейн – потомок немецких колонистов, которые осваивали украинские южные степи. Так Господь знакомил нас с красотой Своего творения!

Когда я училась в восьмом классе, нас на зимние каникулы пригласили в Москву на елку. Кроме елки мы ходили в Третьяковскую галерею, на Выставку Достижений Народного Хозяйства, во Дворец спорта «Лужники», на Красную площадь, а когда нас повели в Мавзолей, и мы стояли в очереди, у меня пошла кровь из носа и не переставала идти до тех пор, пока меня не привезли в школу, где мы остановились. Те из наших, кто не смог из-за меня попасть в Мавзолей, были огорчены, и я тоже. Я так переживала, что не увидела Ленина. И мне сон приснился, что несут гроб с телом Ленина на кладбище хоронить, а людей – не протолкнуться. Видимо, Господь уберег, меня от этого посещения.

Вскоре после нашей поездки в Москву я занемогла. Мои ноги так болели, что меня были вынуждены положить на стационар, в городскую больницу. Обследовав, меня врач-специалист дал заключение – сердце больное, диагноз – «порок сердца». Я там лечилась, стояла на учете и периодически проходила госпитализацию. Мне очень хотелось быть врачом или медсестрой, я с удовольствием помогала медсестрам разносить таблетки больным, раздавала термометры, а потом их собирала и записывала показания в карточку, где отмечалась температура пациента. Я ходила на кружок медицинских сестер и нас там всему учили. Врач увидела меня бегающей с градусниками, позвала, медсестру отругала, а меня приказала привязать к кровати, пока я не пообещала ей, что бегать без надобности не буду.

Однажды пришла меня проведать Галина Никитична, врач из школы-интерната и ей рассказали, что я не лежу, а бегаю. Тогда она попросила меня выписать и забрала к себе домой, у нее было двое сыновей: Сергей и Александр и нам было весело. Галина Никитична считала меня своей доченькой. Я у нее бывала часто, пока она работала у нас в интернате, а потом приехал ее муж, и она перешла работать директором в медицинское училище в Геническе. Она мне говорила: «Школу окончишь, приходи в училище – подадим документы, и будешь учиться, а жить будешь у меня или в общежитии».

Я попала в больницу в конце января, а выписали меня в марте. Это был последний, выпускной год и нужно было сдавать экзамены, но меня не допустили – врачи сказали, что мне нельзя волноваться. Мне выставили оценки те, которые я заработала в течение года. На второй год не оставили. У меня была аллергия на все медицинские препараты, врачи меня перекормили лекарствами. Врачи мне велели в течение двадцати лет не принимать аспирин и года два не учиться – отдохнуть, дать организму покой.

Получив аттестат об окончании восьмилетки, я подала документы для поступления в медицинское училище города Геническа, но, оказалось, что там не принимали студентов из Новотроицкого района, так как в 1969 году в нем открылось свое медицинское училище, а я, по паспорту, была жителем Новотроицкого района. Мне сказали: «Пришел приказ из вашего района студентов не принимать, поезжайте в свой район и поступайте там». Я не пошла к Галине Никитичне – не хотелось «по блату» поступать и, не простившись, уехала домой.

Херсон. Кооперативное училище

С Новотроицким медицинским училищем у меня тоже не получилось. Видно, у Господа на меня были другие виды, спас Он меня от неправильного выбора. Меня же за своеволие Он вел тернистыми путями к моей специальности, как евреев по пустыне и наказывал любя, когда я отклонялась от Его воли. Я решила поехать в Херсон, поступать в Кооперативное училище, учиться профессии повара-кондитера. Учиться нужно было два года. Папа одобрил, сказав: «Голодная никогда не будешь». Я даже и не знала, что моя сестра Нина уже окончила это училище и получила специальность пекаря.

Собрав все документы, нужные для поступления в училище, я пошла на автовокзал, взяла билет на Херсон и приехала туда в два часа дня. Пришла в училище в третьем часу. Приемная комиссия работала до двух часов, и все ее члены уже ушли.

Что делать? Ведь я не знаю никого в этом городе. На гостиницу денег нет, только на обратную дорогу. Я сейчас только поняла, что меня «пас» Господь и все мои проблемы решал, а мне казалось тогда, что это я такая умная. Благодарю Тебя, Господи, за все, хоть и с опозданием на пятьдесят лет! Я и тогда благодарила Господа, ведь без Него я ничего не делала, всегда просила Его помочь. Я вышла из училища, села на ступеньки у входа, решив сидеть здесь всю ночь, до утра. Еды у меня с собой не было, вещей тоже никаких, только лакированная маленькая мамина сумочка, которая застегивалась вверху металлическим замочком – там лежали документы и деньги.

Вечером ко мне подошла женщина-сторож и спросила, почему я здесь сижу. Я рассказала ей, что, пока добиралась, опоздала на комиссию, теперь жду завтрашнего дня. Идти мне некуда, а на гостиницу денег нет. Она меня пожалела и сказала: «Давай я тебя пущу в класс, где учатся, там парты, ты поспи на столах, все-таки не на улице». Я обрадовалась, пошла в класс, сдвинула парты, положила сумочку под голову и уснула. Меня разбудил стук в дверь; сторож привела в класс абитуриентку, приехавшую еще позже меня. Мы познакомились. Ее звали Людмила. Она была из Ново-Маячка и тоже приехала поступать на повара-кондитера. Под утро мы замерзли, но настроение наше от этого не ухудшилось, мы были довольны и счастливы, от того, что нас приютили, и, признаюсь, на парте гораздо лучше спать, чем на улице.

Утром сторож вывела нас из класса, чтобы никто не узнал, что мы там ночевали. Мы от души поблагодарили ее и сели на ступеньках у входа в училище ждать прихода сотрудников приемной комиссии. Они пришли, приняли наши документы и велели ждать вызова. Будет отборочная комиссия, и после нее нам или пришлют отказ или зачислят в студенты. Мы с Людмилой помчались на вокзал, там пожелали друг другу удачи и уехали каждая к себе домой.

Дождавшись вызова из училища, я опять уехала в Херсон, уже на учебу. Я приехала раньше, за день до начала учебы – надо было найти себе жилье. Познакомилась в училище со своими сокурсницами, и мы решили снять комнату на четверых. Комнату нашли недалеко от училища, в ней были железная кровать и старый диван с зеркалом. Тамара и Галина положили свои вещи на кровать, а нам с Людмилой достался диван. Мы устали от поисков жилья, быстро приготовили себе ужин, поели и улеглись спать. Утром надо было рано вставать и бежать на лекции.

Я закрыла глаза и почувствовала, что меня кусают. Клопы! Я лежала, боясь пошевелиться, чтобы Людмила не подумала, будто я чесоточная. Лежала и терпела. Кусали меня недолго, и я уснула. Утром я встала, а Людмилу не узнать: у нее глаз заплыл, лицо отекло, вся покусана, в волдырях, и постель вся в крови. Видно, когда ворочалась, клопов, напившихся крови, раздавила. Она не пошла в училище, а отправилась с хозяйкой в аптеку – покупать дезинфецирующее средство от клопов. На следующую ночь мы спали на полу, вытравить всех клопов мы не смогли, и они продолжали нас кусать. Людмилу больше всех; а моя кровь им не подошла, меня почти не кусали.

На третий день мы не выдержали соседства с клопами и стали подыскивать другое жилье. Когда нас спрашивали, почему мы уходим с прежней квартиры, мы честно отвечали, что из-за клопов. Услышав про клопов, домохозяева тут же отказывали нам в сдаче. Так продолжалось, пока кто-то нам не посоветовал не говорить про насекомых, а придумать другую причину.

Мы послушались совета и быстро нашли себе комнату. В этой квартире другую комнату снимали два летчика гражданской авиации. Помню одного из них, Александра Лютикова, он подарил мне книгу – справочник по математике для поступления в высшие учебные заведения и разъяснял мне непонятный материал. Он мог подарить эту книгу не мне, а кому-нибудь из моих подруг, мы ведь все общались друг с другом и жили у одной хозяйки. Теперь я знаю, что у Бога не бывает случайностей.

Господь меня благословил таким образом, чтобы я училась по этой книге и поступила в техникум, а потом в институт. И меня подталкивал к ней, чтобы брала ее в руки и учила. Я всю жизнь думала, что сама училась решать примеры и задачи по алгебре, геометрии и физике, а это Он мне помощников посылал, когда я была в затруднении. При переезде в Санкт-Петербург на таможне у меня пропал ряд книг, в их числе и справочник по математике, и Библия. Со временем Господь открыл мне, что попустил этому случиться потому, что тому, к кому эти книги попали, они принесли пользу, а у меня лежали бы мертвым грузом. Библию же Господь послал мне новую, чтобы я могла подарить ее другим, нуждающимся в ней, кого Он благословлял ею через меня.

Постельное белье мы получили у кастелянши в общежитии. Общежитие находилось в центре, а училище – на краю города. С деньгами у нас было туговато, мы везде ходили пешком, экономили на проезде, тогда и пятак нам был большим подспорьем. Слава Богу, что Херсон относительно небольшой город. Нам выдали матрас по подушке, одеялу и по две простыни. Я и сейчас помню, как мы тогда с Людмилой узел этот тащили на плечах через весь город. От усталости мы падали на свой узел, прохожие смеялись, на нас глядя, мы тоже смеялись – от безысходности. Только к вечеру добрались мы до училища. Сил нести этот тюк у нас больше не было, мы оставили его у охранника и отправились за подмогой. Когда мы пришли на квартиру, наших однокурсниц там не оказалось, но, к счастью, там были парни. Мы рассказали им о нашей беде с узлами, и они вызывались помочь – им это было не в тягость. Так началось наша самостоятельная жизнь.

За пять лет жизни в интернате я привыкла, что всем необходимым меня обеспечат и мне ни о чем не нужно беспокоиться: оденут, накормят, экскурсии, праздники, кружки и т.д.. Жила я, как при коммунизме, все общее и обо всех одинаково заботились, а, если что не так, бежали к воспитателю, учителю, врачу или директору, знали, что помогут.

Теперь же я должна была сама думать о себе и своем существовании. Мама и папа далеко, да и за пять лет я от них отвыкла, чувствовала себя чужой и дома мне было не очень уютно, приезжала только помочь маме. Денег у родителей я не просила, старалась жить на стипендию, умудряясь себе покупать не только всякую мелочь, но и крупные вещи – приобрела плащ-болонью болотного цвета. Радоваться обнове пришлось недолго: на рынке мужик нес стекло и случайно задел меня. Два пореза на рукаве. Я плакала, но что толку. Порезы я заклеила с обратной стороны красной изоляционной лентой, он не промокал, вода скатывалась с ткани. Плащ был очень легкий и прослужил мне лет пятнадцать.

В училище начались занятия. Во время учебы приходилось перебиваться на двадцать шесть рублей стипендии, что даже при советских ценах было не просто. Во время учебы ели, в основном, тюльку или хамсу или селедку с картошкой в мундире, сало, яйца. Мы две недели учились, а две недели работали на практике, это меня здорово выручало. На практике нас кормили, поэтому я могла сократить расходы на еду. На практике мы отъедались и были, как сдобные булочки, а когда после работы мы ехали в автобусе, и волосы наши были пропитаны запахом жареных беляшей или ванили, все другие пассажиры поворачивали носы в нашу сторону.

Наступили осенние холодные дождливые дни, надо было одеваться теплее, но осенних и зимних вещей я не имела. Денег, чтобы помочь мне, у родителей не было, и мама отдала мне вещи сестры Валентины, которые той уже были не нужны.. Вкус у нее был хороший, и мне нравились ее платья. Я носила ее одежду и радовалась, что хожу в тех же вещах, что и моя красивая и умная сестра. Другая моя сестра, Нина, была упитанная, и ее одежда висела на мне, как на вешалке, а Валины платья были, как будто, на меня сшиты. Господь побудил мою сестру Нину поехать в гости к родителям, когда они продали бычка и кабана, и у них появились деньги, которые были необходимы мне для покупки осеннего и зимнего пальто. Родители дали Нине 190 рублей – это были большие деньги и попросили, чтобы она пошла со мной на рынок и помогла купить пальто. Мы с Ниной отправились на «толкучку». Я еще такого не видела, людей много, не протолкнуться, все куда-то спешат, толкаются. Я одета легко, не по сезону, мне холодно – дрожу, как заяц, от страха и холода. Торговцы зазывают. Я – в растерянности – не знаю, что выбрать. Оказалось, все красивое дорого стоит, а у нас денег мало. Я думала, что мы все товары скупим за такие деньги на рынке, а оказалось, что этого мало даже на пальто. Сестра была опытнее меня, она говорит: «Пошли к “паленым” вещам?» Я ей кричу: «Не хочу паленого!», встала и стою. Она рассмеялась, поняла, что я не знаю, что значит «паленый» и объяснила мне, что это самопошив, и он намного дешевле и, может быть, даже лучше, чем «фирменные» вещи, и мы пошли к ее знакомой торговке. Та подобрала нам пальто бутылочного цвета с большими пуговицами в два ряда с перламутром зеленого цвета. Пальто мне понравилось, но оно было на два размера больше, чем надо. Я говорю сестре: «Нина, давай еще поищем, размером поменьше», а она мне отвечает: «Ты учишься на повара, а повара все толстые, это тебе не на один год будет».

Решили – берем, продавец еще и уступил в цене. На оставшиеся деньги я уговорила сестру купить мне плюшевое пальто на зиму, они в моду тогда только входили, и мне они нравились. В моде мы ничего не понимали, и поэтому купили плюшевое пальто с тремя большими яркими пятнами: белым, черным и рыжим. Пальто было приталено, я в нем была похожа на молодого пестрого бычка.

Зеркала на рынке не было, я сама себя со стороны не видела, да и моя сестра не была модницей. Больше толкаться на рынке в поисках чего-нибудь более приличного она не желала. Мы очень устали и купили то, что купили. Нина с облегчением вздохнула – выполнила мамину просьбу. Довольные покупками, мы поспешили домой. На следующий день я побежала в училище в новой плюшевой шубке. Когда после занятий мы пришли с подругой в раздевалку, и я стала одевать свою обновку, позади себя я услышала смех однокурсниц. Я поняла, что смеются надо мной, да еще и спрашивают: «Где ты такую шубку приобрела, не подскажешь? Мы тоже себе пойдем, купим». Потом они посоветовали мне отвезти ее домой – пусть мама в ней ходит за коровами. Но у меня ничего другого все равно не было, и я ходила в ней, и не обращала внимания на насмешки. Мне было в ней тепло.

Однажды в феврале я поехала к маме на день рожденья, было очень холодно, и я надела свою плюшевую шубку. Стол стоял у окна, папа сидел, обедал, смотрел в окно и увидел, как вихрем сбило с ног бычка, и тот упал. Он подумал, что теленок сорвался с привязи и уже собрался выйти из дома и загнать его в хлев. Пока он одевался, я уже дошла до порога, он вышел, увидел меня и от неожиданности говорит: «Мне показалось, что это бычок, а это моя дочь в шкуре бычка». Потом он стал надо мной подшучивать: «Как вы могли такое купить, куда ваши глаза смотрели, и это моя дочь-красавица в шкуру теленка залезла». Мамы в доме не было – она корову доила в хлеву. Папа, когда услышал, что она зашла в сени, обратился к ней: «Ксения, заходи, может, ты тоже подтвердишь, что эту шубку нужно одевать не нашей дочке, а тебе, когда идешь доить коров, они примут тебя за теленка и отдадут все молоко. Как она могла купить такую карикатуру! Снимай и отдавай маме – пусть красуется перед коровами». Я больше ничего из той поездки не помню. Не помню, как мы отметили День маминого рождения. Помню, что уезжала рано на молоковозе в Новотроицк, а оттуда на рейсовом автобусе в Херсон.

Когда я окончила училище и стала работать, я купила себе шубу из искусственного меха, на свои заработанные деньги. Так радостно было на сердце, выбрала по фигуре, приталенную, с широким поясом, а мама моя ходила возле коров в той пестрой плюшевой шубке, и она ее согревала во время морозов, даже когда уже и коров у нас не стало. А надо мной папа всегда подшучивал – вот какая шуба прочная, уже и внуки выросли, а она не рвется и не полиняла.

Мое осеннее пальто, хотя и было на два размера больше, чем надо, выглядело очень хорошо, свободного покроя с красивыми рукавами. Оно было у меня «на выход»: на праздники или в гости. Я так и не поправилась, не пополнела, и оно мне было велико, но я его любила и рассталась с ним только когда купила себе красивое голубое пальто с норковым воротником. Тогда я уже училась в институте в Одессе. Благодарю Господа нашего, ведь это Он мне дал работу, дал возможность заработать и приобрести нужные мне вещи. Благодарю Тебя Господи за все и прости меня, если я тогда не благодарила Тебя за твои благодеяния.