Текст книги "Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу"

Детство в Захаровке

Я родилась в селе Захаровка, в нашем доме 8 апреля 1953 года в восемь часов утра. Роды принимал местный фельдшер, до больницы было 12 километров, а «скорые» тогда не ходили, телефонов не было, а на телеге маму не довезли бы. В Захаровке же родились и мои сестры: старшие – Валя и Нина, а младшие – Оля, Шура и Лиза – в больнице. Мама рассказывала, что, когда я появилась на свет, была такая сильная метель, что вся земля обильно покрылась снегом. Это, видно, Господь маму благословил, подал ей знак, что она не будет ни в чем нуждаться.

Еще мама рассказывала, как они с папой долго подбирали мне имя. Сначала они назвали меня Верой; не подошло, никак не могли привыкнуть к нему. Через неделю попробовали назвать меня Надеждой, но и это имя «не пошло». Оставалось – Любовь – понравилось, так меня и зарегистрировали в ЗАГСе.

Из всех сестер у одной меня волосы были кудрявые цвета спелой пшеницы, а глаза папины – голубые. Мама вспоминала, что, когда мы были маленькими: « Я вас как одену в нарядные одежды и вместе посажу, так вы, как куколки – Валя и Нина темноволосые, а ты посреди них, как одуванчик беленький!».

Я благодарна Господу за то, что детство мое прошло в таком замечательном месте. Господь был нашим Пастырем, и мы ни в чем не нуждались. Он «покоил нас на злачных пажитях и водил нас к водам тихим».

До революции в Захаровке жил богатый помещик Захаров. Поместье у него было большое, с красивыми зданиями и садами. После революции, Гражданской и Отечественной войн, от этих построек уцелели лишь несколько небольших домиков. От остальных зданий остались развалины, где мы в детстве играли в прятки.

Когда мы были маленькими, Господь обильно поливал землю в Захаровке и вокруг нее дождем и всегда в нужное время. Земля – чернозем – была плодородна. Колхоз собирал хорошие урожаи пшеницы, овса, ячменя, подсолнуха, кукурузы, проса и люцерны. Было в изобилии корма для скота; пастбища еще не были распаханы. Трава была густой и высокой, мы прятались в ней, приседая на корточки, и нас не было видно. Трава перекати-поле была похожа на большие, зеленые шары, а когда созревала, делалась очень колючей. Собирая, мы топтали ее ногами. Колючая, без рукавиц не возьмешь. Но так как рукавиц у нас не было, брали голыми руками. Колючки-занозы при этом проникали под кожу и, если их вовремя не вынимали, болезненно гноились, нарывали и выходили, когда нарыв лопался. Перекати-полем топили печь вместо дров, так как дров у нас не было, места степные. Травы на лугах хватало всем: колхозники держали скотину и траву заготовляли на зиму для своих коров и колхозных. В каждом дворе стояли огромные скирды сена и соломы. Стог соломы давали всем колхозникам на трудодни, когда убирали урожай пшеницы и ячменя. В колхозах тоже стояли большие скирды сена и соломы для колхозных коров и телят.

В колхозных садах росли груши, яблони, вишни, черешни, персики, виноград, арбузы, дыни. Все это в том благодатном климате обильно плодоносило. Хорошо было после уборки урожая, председатель колхоза разрешал всем идти в поля и собирать то, что осталось неубранным. Это было большим подспорьем для нас; в доме всегда были фрукты и овощи.

Проснешься утром, а ведра с виноградом уже стоят, мама принесла с поля, пока мы спали. Отборные кисти с крупными блестящими виноградинами! И когда только мама спала?! Мы ложились – мамы не было; просыпались – мамы опять не было, а ведь мы тоже рано вставали – в пять утра, сами доили корову, а потом выгоняли ее на пастбище и сами пасли.

Частенько приходилось нам пасти и чужих коров. Многие не могли пасти свою скотину – нужно было работать в колхозе, они договаривались с нашим папой, и мы пасли их коров. Платили за это копейки, а труд был тяжелый. Кто сам не пас, может думать, что это легко. Летом мы ходили босиком, обувь мы берегли и обувались только, идя в школу или, когда ездили в гости, так как родителям платили, в основном, за трудодни продуктами, а денег давали очень мало. Когда мы пасли коров, то бегали босиком по полям и лугам. Нас там поджидал и репьях с большими колючками, и стерня на скошенных полях (сухие обрезки стеблей, торчавшие на несколько сантиметров из земли) нас тоже не жаловала… Ступни, ног были израненные и поцарапанные, но мы не жаловались. Если падала и было больно, поплачешь, встанешь и опять бежишь за коровами, чтобы на чужое поле не зашли, а то от папы попадет. Когда вокруг степь, солнце печет и некуда спрятаться, и вода уже выпита, я была рада лужам, встречавшимся на полях после дождя. Вместе с коровами пьешь эту воду и благодаришь Бога за нее. Живот мой от того ни разу не болел, потому что эту воду посылал мне Господь. Я просила Его дать хоть глоток, а Он давал больше. Он благословлял воду, и она была чиста и целебна, и Он утолял ею мою жажду, как евреям в пустыне. И смерч меня заставал в степи, он кружил возле меня, захватывая на своем пути все: дерево, железо с крыши, а потом все это падало с такой силой, что ломало заборы и стекла выбивало в домах. Молнии были, как стрелы, и шаровые. Я, глупая, однажды за шаровой молнией бегала, хотела ее словить, но она ловко от меня отскакивала, словно дразнила: то приблизится, то опять удалится.

Однажды среди дня вдруг стало темно, как ночью. Тучи черные и такие низкие, как будто хотят тебя вдавить в землю, вдруг сверкнула молния и ударила в дерево, полетели искры, но дерево устояло. А потом гром, такой силы, как будто скала раскололась и падает на тебя. Я не успела прийти в себя от страха, как хлынул дождь, словно из ведра, такой, что даже коров не стало видно. Я замерзла, ветер был холодный и пронизывающий, мои коровы собрались вместе и прикрывали телят от ветра, я возле них стала и давай креститься, как мама, и просить Господа спасти нас. Я теперь понимаю, что я была не одна в этой степи, а с Богом. Он меня оберегал и благословлял.

Еще в Захаровне были озера, природные, Богом сотворенные, и вода родниковая. Мы пили воду из родника. Рыбы было много, и рыбаки-колхозники ловили ее сетями. Озера были глубоки и, чтобы, например, перебраться на остров, нужна была лодка. Берега у озер были высокими и все изрыты норами, где гнездилось и выводило свое потомство множество стрижей. На озерах и вокруг них обитало много разных птиц: чайки, цапли, кулики, утки, куропатки, фазаны, гуси, журавли и даже лебеди прилетали на лето и гнездились на островах. В степи водились лисы, зайцы, хорьки, и волки иногда забегали. На лето нам давали задание отлавливать вредителей посевов – сусликов.

Господь любит всех! Свидетельством этого было спасение моей мамы, когда мне исполнилось девять лет, и я ходила в третий класс захаровской школы.

Случилось вот что: у нас заболела молодая телочка. Ветеринар не смог определить болезнь и сказал: «Режьте и ешьте». Мама разделывала тушу, а я ей помогала. При разделке мама немного поранила руку. Большую часть мяса засолили, а из оставшегося сварили тузлук, поужинали и пошли спать. От усталости меня быстро сморило, и я уснула. Проснувшись утром, я увидела, что мама лежит на постели и вся горит. Рука ее очень сильно распухла, а ранка стала красно-синего цвета. Рука у нее начала болеть еще ночью, поднялась температура, но меня мама не стала будить, пожалела.

От нашего села до города было двенадцать километров. Медицинского пункта в селе не было, машина в город ходила раз в день – отвозила детей в школу и привозила хлеб. Телефон был только в колхозной конторе. Рабочий день в конторе начинался с восьми часов утра. Увидев, как мама корчится от боли, я побежала в колхозную контору и всю дорогу кричала: «Помогите маме! Вызовите «скорую помощь»! Маме плохо!» Председатель колхоза, увидел меня зареванную и поняв, в чем дело, тут же набрал номер «скорой помощи»… Меня он успокоил и сказал: «Иди домой, тебя ждут маленькие сестры, ты им нужна и маме по хозяйству помоги, а ревом горю не поможешь». И я помчалась домой.

«Скорая помощь» приехала быстро, врач осмотрел мамину руку и увез маму в больницу. А еще через час приехала санитарная машина с санитарами, парогенератором и с большим пульверизатором-распылителем. Мясо – говядину – сожгли, а свинину не тронули, нас пожалели, сказали: «Если вы ели и не отравились, то ешьте, иначе, чем же вы будете питаться, пока мамы не будет». Папе сказали, что им приказано сжечь нашу хату, и что нам в Новотроицке дом выделили и дали три дня, чтобы переехать. Оказывается, у нашей телочки была сибирская язва – болезнь опасная и неизлечимая, сыворотки тогда еще не нашли для нее. Нас, детей, было шестеро, старшей четырнадцать лет, а младшей – пять месяцев от роду.

Папа собрал всех нас, детей, в дом и заперся там с нами, чтобы дом не сожгли, а санитарам заявил: «Без жены переезжать не буду, у меня одна рука, а дети малые». Санитары залили дезинфицирующим раствором посуду и полы, а одежду и постели пропарили. Мы тогда долго сушили перины и одежду. В хлеву, где коровы стояли, санитары сломали помост и сожгли его, а землю с кровью вывезли.

Трудно нам жилось без мамы – все заботы по дому и по хозяйству легли на наши детские плечи, да еще маленькая пятимесячная сестра. Мы дежурили каждая по неделе, не ходили в школу, а потом папа сказал, что Валя и Нина старшие, они не должны пропускать занятия, им тяжелее догонять пропущенный материал. И на хозяйстве осталась я.

У нас была корова с теленком, овцы, козы с козлятами, куры с цыплятами, утки с утятами, гуси с гусятами, свинья с поросятами, кролики с крольчатами, собаки, кошки с котятами и голуби. Всех их надо было накормить-напоить, а корову еще и подоить.

Корова у нас была с норовом, доить себя она не позволяла никому, кроме мамы, она бодалась и лягалась. Мы с папой привязывали ее за рога к яслям, ноги спутывали, и только так я могла ее доить. Так продолжалось недели две до одного происшествия, после которого корова стала смирной. Пришла я как-то раз ее кормить, принесла сено в мешке и зашла к ней в загон. Высыпаю из мешка сено, а корова подбежала ко мне и подняла меня на рога за платье. Платье разорвалось, я упала на землю, вскочила на ноги и выбежала из стойла. Я плакала от страха, потом схватила палку и стала бить ее по рогам, приговаривая: «Я тебя кормлю, пою, дою, а мамы еще долго не будет, я папе расскажу, что ты бьешься, отправит он тебя на бойню на мясо». На следующий день захожу в хлев, а она мычит и показывает головой, что разрешает себя погладить, как мама ее гладила, когда приходила доить. Я боялась, но решилась ее погладить, хотя была начеку… Погладила, а она языком мою руку лижет и мычит, и стоит смирно, я и вымя ей погладила, а она смотрела на меня с одобрением. Она перестала брыкаться, признала меня, и после я уже доила ее без пут. Я теперь понимаю, что Бог этот урок дал и мне, и корове, так как животное должно своего хозяина бояться, а любить за то, что он его кормит и ухаживает за ним. И корова поняла, что теперь я ее хозяйка.

Днем у меня не было времени для отдыха, я крутилась, как белка в колесе. Приготовить обед и накормить всех домашних, малую сестру уложить спать вовремя, постирать, убраться в доме. И так каждый день! Когда хлеб в магазин не привозили, пекла вместо хлеба коржи. А еще – сепаратор! Через него нужно было пропустить молоко, а после – помыть сепаратор. Самое тяжелое – это мыть барабан: сначала гайку откручиваешь, потом кожух снимаешь со стержня, на который надеты тридцать две чашечки, они и отделяют сливки от молока. Мыть сепаратор нужно было сразу же, после использования, горячей водой, а то потом сливки загустевали между чашечками и трудно было отделить чашечку от чашечки. Не хватало в детских руках сил, и я плакала, но Бог давал мне силы, и я перемывала эти чашечки. Только закончишь с сепаратором – сестренки младшие проснулись и есть просят; Оле шесть лет, Шуре три, а Лизе десять месяцев.

Печь надо топить, принести воду из колодца, а на улице зима, мороз, и снегу намело по пояс, и ветер с ног сбивает, а ты носишься, как заводная.

Я очень уставала и плакала. На улице соседские дети гуляют, на санках с гор катаются, в снежки играют и меня поиграть зовут, а я не могу, дел невпроворот.

Сестренки не слушались, разбрасывали вещи, игрушки. Я их наказывала, шлепала, они жаловались на меня папе, он, не разобравшись, наказывал и бил меня. Мне не хотелось жить, и я сказала: «Убей меня!» Отец пожалел меня и стал оставлять дома старших сестер, по неделе каждую, а меня отправил в школу.

Мамы не было дома уже восемь месяцев. Нам сказали, чтобы готовились к худшему, мама не выздоровеет. Я помню, как долго и горько плакала. Я понимала, наверное, лучше всех, как нам тяжело будет жить без мамы. Подавленная, уставшая, я легла спать, но вскоре проснулась от своего крика «нет! нет!». Смотрю – вся подушка мокрая от слез и я в слезах. Мне приснился сон, который я и сейчас ясно помню, как будто он приснился мне только вчера. Мне снилось, что маму хоронят, она уже на кладбище, и могила вырыта, а я бегу изо всех сил и кричу «нет! нет!», а когда подбежала к могиле, руками ее закрыла, обнимаю маму, не даю ее хоронить.

Господь спас не только маму, но и нас с папой. Через сон Он мне показал, что мама будет жива, по моей просьбе, так как детская молитва с искренней любовью к родителям и просьбой к Богу не забирать их очень сильна. Мою просьбу Господь услышал. Через неделю в контору колхоза позвонили по телефону, чтобы сообщить нам, что маму спасли, нашли сыворотку от сибирской язвы и вертолетом доставили из Киева. Маме ввели ее в вену, и ее состояние улучшилось.

Мама пошла на поправку, но умерла бабушка Домна – мама моей мамы, которая жила у брата. Маму проводить ее в последний путь не отпустили, из-за слабости. Моя младшая сестра Лиза заболела воспалением легких и ее положили в в больницу, в мамину палату, и она лежала там вместе с мамой. Только в конце мая маму выписали из больницы. Как мы радовались! А я больше всех.

Еще помню, как на праздник, день Святой Живоначальной Троицы, все уехали в церковь, а меня оставили на хозяйстве, и я от обиды и огорчения очень плакала. Я тогда пасла коров вместе с соседкой и угощала ее своим молочным киселем. Соседка хвалила – очень вкусно!

До того времени, когда я перешла в третий класс, село наше было многолюдно, в нем имелась школа-восьмилетка. Потом нашу школу объединили со школами близлежащих сел и перевели в другое село, где детей было больше. После этого жители стали уезжать из села, остались одни старики и вдовы. Я помню, что, когда я училась в четвертом классе, начали исчезать родники, мелеть и пересыхать озера, пропадать рыба. Прекратился рыбный промысел, рассохшиеся лодки лежали на берегу. Исчезли птицы, жившие у воды. Начались рыбьи заморы. Полуживую и снулую рыбу выбрасывало на берег. Ту, которая была еще жива, мы собирали у берега руками. Чайки опережали нас, они выклевывали рыбе глаза, и мы ее уже не брали. Поживиться рыбой приходили лисицы и бездомные собаки. Дожди шли все реже и все вокруг стало сохнуть, трава исчезла, вместо нее появились солончаки.

Когда я приехала в Захаровку на каникулы из школы-интерната, где училась в пятом классе, я не узнала наше село, за пять лет оно опустело. У родителей осталась одна корова, свинья и немного птиц кур, уток и гусей, да и этих нечем было кормить. Все овощи и фрукты возили из Новотроицка. От прежнего изобилия не осталось и следа. В селе насчитывалось с десяток домов, где доживали свой век старики-пенсионеры и наш дом-конюшня, стоявший возле высохших озер. Вот, что значит, Божье благословение над нами, видно, отошло оно от наших мест и страшно было видеть исполнение гнева Божьего над нами грешными. Мы жили, словно под кровом Всемогущего Отца и ни в чем не нуждались, не осознавая и не ценя своего счастья. Бог взращивал нас для Себя, чтобы мы прославили имя Его, но нам некогда было обращать свои взоры к Небу, мы погрязли в ежедневных делах и заботах и забывали про Него. Но я знаю, что все по воле Твоей и нам не познать стезей Твоих. Я была счастлива в те минуты, когда была с Тобой и Ты со мной. Твое присутствие я ощущала особенно отчетливо, когда мне было плохо, и я просила Тебя о помощи. Для Бога нет невозможного, нужно только просить с верою, и Господь даст просимое, если оно будет нам во благо. Я спрашивала у Тебя: почему болеет мама, почему угасло наше село, почему высохли озера и многое другое, даже не надеясь получить ответ. Ответы я получила. Все происшедшее с нами было промыслительно; даже мамина болезнь и отказ отца переселяться в тот момент из нашего старого дома в Новотроицк. Когда же пришел срок, Господь переселил нас.

Со временем Господь вернул воду в пересохшие озера, но прежних высоких берегов уже не было, и вода залила часть прежней суши, как раз то место, где стоял наш дом и еще два соседских, к тому времени нежилые. Дома были саманные, из смеси глины и соломы, вода их быстро размыла, и они развалились, но мы уже жили в Новотроицке, в новом доме. Спаслись в нем от вод, словно семейство Ноя в ковчеге.

Первые мультики.

Помню, как только первый телевизор появился у наших знакомых в селе Кирки, мы с сестрой Ольгой пошли к ним смотреть мультики. Туда вели две дороги. Одна из них – короткая, новая насыпная дамба. Летом, во время сбора урожая, по ней ездили машины. Зимой и весной она была непроходима для машин и пешеходов, так как вся заливалась водой и было не разобрать, где дорога, а где озера. О том, что дорогу залило, ни хозяйка, ни мы не знали. Другая дорога, старая, более длинная, вела в обход озер. Из дому мы ушли в восемь часов и добрались до места через два часа по длинной дороге, которую мы хорошо знали. Посмотрели мультики, немного поиграли с детьми, и в двенадцать часов тетя Наташа вывела нас на дорогу новую, нам не знакомую, и сказала: «Идите, по этой дороге, она короче, за час дойдете и будете дома». Стояла весна, снег таял, все было залито водой, и мы не видели дороги. Кругом вода, а на ней острова. Мы сбились с дороги и пошли по островам. И забрели на озеро. Солнце хорошо прогрело землю за день, лед отошел от берегов и стал хрупким, трескался под нами, и мы часто проваливались в воду. Слава Богу, что было озеро не глубокое, а только по плечи мне, ведь я плавать не умела, и сестра тоже. Да и сезон не для купанья, и мы не моржи. Уберег Господь! Научил, что делать! Я действовала, как взрослая: не пугалась, не плакала, а боролась за жизнь и сестру спасала. Мне, когда я сейчас это вспоминаю, страшно становится. Сейчас бы я такого сделать не смогла: в воду – со льда, из воды – на остров, а потом с острова в воду и на лед, и так три раза подряд. Только после этого мы выбрались и увидели наш дом. Наш дом стоял в километре от озера, на самом конце села и его было видно, так как перед ним других домов не было. Мы видели, как папа ходит по двору, он нас ждал со стороны той дороги, по которой мы утром ушли. Он и подумать не мог, что нас пошлют по другой дороге. Ведь и он эту дорогу не знал, ему и в голову не пришло, что это его дети там, на озере. Он думал, что это рыбаки там ходят.

Оля была меньше меня ростом, и вода ей была с головой, поэтому мне приходилось ее нести на плечах. А чтобы не мочить одежду и обувь, я снимала ее и свое пальто, и свои сапоги, и переносила их на остров или на лед, так как мне в сапогах ходить в воде тяжело было, а потом возвращалась за ней и на плечах переносила ее к вещам и одевала, а сама была мокрая. Но лед проваливался под нами, и одежда все равно намокла и отяжелела, и в сапогах вода. Я не могла такую тяжесть нести, за два раза переносила. Когда мы выбрались, наконец, на свой берег, солнце уже садилось и холодало. Мы разделись догола, отжали одежду, оделись и побежали домой радостные. Мы дрожали, как осиновые листы, но на бегу мы согрелись. Явились мы домой уже в шесть часов вечера. Папа, увидев, что мы так поздно пришли, и что мы идем с той стороны, откуда он не ждал, решил, что мы там заигрались и домой не спешили. Он очень беспокоился оттого, что нас долго не было, поэтому мне досталось. Когда же он увидел, что мы совсем мокрые и понял, что мы чуть не утонули, то растер нас водкой и посадил греться на печь. Вот так мы запомнили навсегда наши первые мультики. Больше нам не хотелось их смотреть.

Кошечка-копилка

Когда мне еще и четырех лет не исполнилось, жила недалеко от нас подружка моих сестер, и, когда их не было дома, она приглашала меня в гости. Мы играли, а потом брали копилку-кошечку и ножом доставали из нее монетку. Бежали в магазин покупать конфеты – леденцы самые дешевые на 10 копеек 100 грамм. Однажды я осталась дома одна, мне стало скучно, и я пошла к подружке-соседке. Я пришла к ней, а у них дома никого. На дверях тогда замков не было. Я открыла дверь и окликнула подружку, никто не ответил. Я вошла в дом и мне эта кошечка-копилка на глаза попалась. Я захотела вытащить, как подружка, оттуда монетку, уж очень было интересно смотреть, как она вытягивала их, а мне не позволяла, а тут представилась возможность самой попробовать. Я со страхом подошла к этой копилке, но желание побороло страх. Я взяла нож, вставила, в щелку, и монета вылетела. Я пошла в магазин и купила 50 грамм конфет. На другой день прихожу опять к ней, а в доме двери открыты. Я опять позвала, и опять никто не откликнулся, а кошечка-копилка стояла на окошке и так и манила к себе. Я взяла ножик, который лежал возле копилки. Опять вставила его в щелочку, а монетка не выпала. Тогда я стала кошечку-копилку трясти. Она выскользнула из моих рук и разбилась. Я убежала домой, не взяв ни одной монетки, и никому ничего не сказала. Рассказала я о случившемся папе, уже когда подросла, а когда призналась в содеянном, так и облегчение получила. Я просила у Бога прощения, говорила, что больше не буду. Я тогда боялась папу больше, чем Бога. Больше я никогда не брала чужих вещей. Спасибо Тебе, Господи, за тот урок!