Текст книги "Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу"

Морячки. Первые увлечения.

Однажды мы с Ниной пошли на танцы в Ленинский парк и познакомились с морячками: одного звали Павлик, как звали другого, не помню. Мы подружились. Они учились в мореходке и их редко отпускали в город, да еще и на практику и мы, и они разъезжались. У меня были, красивые наручные часы, и когда я уезжала на практику, Павлик сказал: «Давай поменяемся часами, я тебе свои отдам («Восток» или «Победа», марку точно не помню), а ты мне свои, чтобы мы друг о друге думали». Я вернулась с практики и решила отдать ему его часы, а свои вернуть, но Павлик сказал: «Нет, так и будем носить до тех пор, пока я тоже не вернусь с практики».

У нас в училище был выпускной, после выпускного Павлик меня встретил с букетом цветов. Мы немного отошли от училища. Он обнял меня и хотел поцеловать, но я была еще очень «дикая», я отпрянула от него. Он возмутился и сказал: «Я ждал этого момента целый год!» Развернулся и ушел. Я была гордой и не позвала его, и он не вернулся. Я уехала из Херсона, не попрощавшись с ним. Я думала, если он меня любит, то найдет через Нину, она встречалась с его другом. Но правду говорят – не надейся на человека, не знаешь, что с ним будет завтра. Так и вышло.

Нина сменила квартиру и пошла работать на хлебозавод. Она переписывалась с этим морячком и оставила ему свой новый адрес. У хозяина Нининой квартиры был друг – Валик, они вместе работали. Валик потом стал ее мужем. Хозяин как то рассказал Валику, что живет у него на квартире хорошая молодая девушка. Не замужем. Работает в хлебопекарне. Приносит домой хлеб, вкусные булочки, масло, сахар и яйца, а ты не женатый, питаешься всухомятку. Она хозяйственная – будешь жить с ней припеваючи. Они договорился, что Валик придет в гости и как бы случайно познакомится с Ниной. Так и случилось. Потом Валик стал чаще заходить в гости, Нина с ним разговаривала, но не очень охотно, ведь она ждала своего морячка, который писал, что скоро практика кончится, и он приедет. Хозяин, желая посодействовать другу, стал перехватывать и рвать письма, приходящие Нине от моряка. Нина ждет, а писем нет, он уже и сам должен был вернуться, а его все нет. А тут Валик все сватается. Она и согласилась.

Когда тот моряк вернулся и пришел к Нине, ее дома не было. Хозяин сказал ему, что она уже замужем. Неправду сказал! Нина тогда еще не была замужем. Тот поверил и ушел. Больше они не встречались.

Первое время после свадьбы Валик действительно лакомился булочками и прочим. Но после рождения сына Нина вернулась на ткацкую фабрику, где она начинала свою трудовую деятельность, когда приехала в Херсон.

Ее взяли в бухгалтерию, и она проработала там почти до самой пенсии. Наступили новые времена, и за три года до выхода Нины на пенсию фабрику продали. Пришлось ей дорабатывать в столовой кухонным рабочим. Сейчас они вместе с мужем, находясь на пенсии, порой вспоминают те вкусные булочки, из-за которых они встретились, и прекрасное время их молодости.

Нинин муж, как-то, будучи навеселе, стал подшучивать над Ниной, говоря, что он думал, будто всегда будет есть свежие булочки, потому ухаживал за ней, и морячка ее «с дороги» убрал, а ты через год уволилась и пошла в бухгалтерию, так теперь я тебе булочки покупаю… Услышав это, сестра попросила меня разузнать у него поподробнее о том, как они ее сумели убедить в том, что морячек ее забыл. Он мне и поведал всю эту историю. Я ему сказала: «Ты и мою любовь разрушил». Так и закончились мои надежды на встречу с Павликом, только часы и остались на память. Как-то раз муж у меня спросил: «Почему ты носишь мужские часы?» Я и рассказала ему эту историю. Он сказал: «Выброси их», но мне жалко было – память. Я отнесла их ювелиру. Тот их позолотил, и я подарила эти часы папе на день рождения, но папа их не носил, так как у него была только одна рука. Он отдал их зятю, Петру, а у него на работе эти часы украли.

Я долго жалела, что все так произошло со мной и с Павликом, с Ниной и Валиком. Потом я поняла, что все это было не случайно, а именно так, как и должно было быть, по воле Божьей. Ведь когда я приехала устраиваться на работу в Херсон, меня приютили и прописали у себя родители именно Валика.

«Господи, отними всякое беззаконие и прими во благо, и я принесу жертву уст» (Ос. 14:3-10). «А чего я не знаю, Ты научи меня; и если я сделал беззаконие, больше не буду» (Иов. 37:38).

Прости меня, Господи за неблагодарность! По недомыслию я сожалела о несбывшемся, ведь Ты давал нам только то, что было нам во благо и каждый из тех, кто встречался мне на моем жизненном пути, вноси

Знакомство с Аллой.

Первые два месяца учебы пролетели быстро, и моя подруга, Людмила, поехала домой на 7 Ноября. Вернувшись, она рассказала, что их сосед, служивший а армии, был в отпуске и приходил к ним в гости. Она показывала ему наши фотографии. Я, на фотокарточке, ему понравилась, и он попросил ее познакомить его со мной. Людмила показала мне его фотокарточку, и он мне показался симпатичным. Мы стали переписываться. Сначала он посылал мне письма на адрес квартиры, комнату в которой мы снимали, а потом мне дали место в общежитии, куда я и переехала. Ему же я дала для переписки адрес «До востребования» и указала отделение почты, находящееся недалеко от нашего училища, рядом с железнодорожным вокзалом.

Мы переписывались уже почти год. В мае заканчивался срок его службы. О чем я писала? О том, как учимся, о погоде, что делаем на практике, какие успехи. А он писал об армии и что скоро закончит службу. Неожиданно письма перестали приходить, я еще подумала, что его куда-нибудь отправили по службе, и он не может писать. Через месяц, в апреле, получаю письмо от него и изумляюсь его содержанию. Он писал, будто я его, бессовестным образом, проверяла на честность, что я упрекала его в том, что он ехал со мной в поезде и был так пьян, что забыл, как меня зовут, что я не Люба, а Алла, что он еще и жениться обещал и так далее, и тому подобное. Я сначала опешила, а потом развеселилась. Я вспомнила, как папа рассказывал, что у него где-то есть родственники, что он с ними не знаком, но, может быть, когда-нибудь и встретятся. И тут Бог послал мне мысль, что вот и нашлась незнакомая родственница, и я решила написать ей. Своему же другу по переписке я написала, что раз он так про меня думает и такое мне написал, я не хочу больше с ним переписываться и видеть его не желаю. На том и закончилось наша переписка. Его я никогда в жизни не видела и ничего о нем не знаю, но по Божьему промыслу, он свел меня с Аллой.

Я написала Алле письмо, в котором предлагала ей встретиться возле кинотеатра «Украина». Когда я пришла к кинотеатру в назначенное время, там никого не оказалось. Я очень огорчилась и ушла, но через неделю мне пришло письмо от Аллы Княгницкой. Она писала про себя, что ей тридцать три года, что в прошлый раз встреча наша не состоялась, потому что у нее очень ревнивый муж, и она не рискнула встретиться со мною, не подготовив меня предварительно, чтобы я чего-нибудь лишнего при ее муже не сказала. Еще она сообщила, что работает в Отделе Рабочего снабжения Одесско-Кишиневской железной дороги прорабом и предлагала встретиться в полдень, в двенадцать часов, на вокзале.

Я спросила ее в письме, как я ее узнаю? Она ответила, когда люди ищут или ждут кого-то, это всегда видно, и мы обязательно узнаем друг друга. Мы встретились возле вокзального ресторана. Алла стояла в платочке возле окна. Увидев ее, я сразу же поняла, что это она.

Мы обнялись и расцеловались, потом зашли в ресторан поговорить и перекусить, так как было время обеда. Я не помню, ела ли я что-нибудь или нет, я только запомнила, что говорила мне Алла. Она рассказала, как ехала из Одессы после сессии и в поезде познакомилась с соседом по купе, Николаем, военным. Они разговорились, и Николай попросил ее адрес. Она сказала ему, что он может писать «До востребования» на то же самое почтовое отделение, где получала письма и я. Почта находилась рядом с вокзалом и рядом с местом работы Аллы. Как-то она заглянула на почту узнать, нет ли ей чего, а тут как раз пришло письмо мне от того же Николая. Она решила, что он перепутал ее имя, так как ей еще не приходилось встречать своих однофамильцев. Поэтому она убедила почтовую служащую, что это письмо адресовано ей, и та ей его отдала. Николай писал, что служить ему осталось всего ничего – недели две, и он приедет. Она написала ему, что видно, он настолько был пьян тогда, что забыл ее имя, что «она не Люба, а Алла» и т.д. Потеряв приятеля по переписке, я нашла – родственницу, подругу и наставника. Мне было тогда всего семнадцать лет. Мы подружились. Я часто бывала дома у Аллы, пока училась в Херсоне.

Окончание училища

Наступила последняя весна моей учебы в Херсоне, приближался Первомай. И опять Господь переменил направление моего жизненного пути, не дал поступить в Торговый техникум.

За два года я не получила ни одного письма от родителей, а тут пришло письмо от мамы, да еще с просьбой. Мама писала, что заболела, что нужно картошку сажать, да некому помочь: «Приезжай, доченька, на праздник и поможешь посадить!» В советское время все советские люди должны были идти на демонстрацию 1 Мая. Я решила, как послушная ученица, отпроситься от похода на демонстрацию у своей классной руководительницы, она ко мне хорошо относилась. Я просила ее отпустить меня до 1 Мая домой, объяснила причину, показала мамино письмо, но Господь ее «выю ожесточил», как «фараону Египетскому», и она меня не отпустила.

Я знала, что перед этим одна из учениц заходила к ней с тяжелыми сумками, в которых были гостинцы-продукты, и она ей разрешила не ходить на демонстрацию. Меня же за строптивость и отсутствие смирения Господь наказал, через классного руководителя.

Я не удержалась и, сгоряча, ей сказала, что если вам взятки дают, то вы отпускаете, а без взятки к больным родителям – нет. Вот уж воистину «язык мой – враг мой!» Так я себе навредила, попала в немилость у классного руководителя перед выпускными экзаменами.

Ученики из других групп и преподаватели слышали наш разговор и донесли в партком. На мою классную руководительницу у многих в училище «был зуб», давно хотели ее уволить, но все повода не было, а тут случай подвернулся, решили с моей помощью от нее избавиться. Парторг училища подошел ко мне и попросил, чтобы я пришла на партийное собрание и при всех присутствующих подтвердила, что она от учеников берет взятки – сумки с продуктами, и после этого ее уволят, а мне дадут направление в техникум для дальнейшей учебы. Тогда уже некому будет препятствовать мне в этом поступлении. Надо сказать, что в то время меня с моей однокурсницей, Любой, хотели направить в техникум в поощрение за хорошую учебу, а классная была против моего направления и заявила руководству: «Пусть вначале научится жизни, а потом поступит сама».

Парторгу я ответила, что я уже ей все, что думала, высказала в глаза и не пойду на их собрание. Пусть я не получу направления в этот техникум, я за счет чужого горя не хочу учиться.

Через три года я случайно встретила этого парторга, и он мне рассказал, что моя «классная», Александра Федоровна Щербина недолго проработала в училище после моего окончания. Ее уволили, но уже без моей помощи. Парторг сожалел, что я отказалась тогда выступить на собрании, уже бы закончила техникум, а так, только на втором курсе, да и то на вечернем. Но я нисколько не жалела о том, душа моя была спокойна, я никому не причинила зла, а лишь отсрочила свою учебу. Зато я кое-чему научилась в этой нелегкой жизни, без поддержки и руководства. Ведь я не знала, что Господь был моей скалой и щитом, который наблюдал за каждым моим движением и хранил, и помогал, я Ему всегда жаловалась, когда мне было тяжело, и просила у Него помощи.

Я познаю жизнь

По окончании училища меня и мою однокурсницу, Женю, отправили работать в Новотроицкий район поваром-кондитером. Пришли мы на прием к заведующей, а моя родственница заведовала всеми ресторанами района, она мне и Жене предложила должности официантов в ресторане села Новый Рог. Я отказалась, а Женя согласилась. Заведующая две недели не допускала меня до работы, хотела, чтобы я передумала. Я ей говорю: «Я же всю посуду там перебью, у меня ноги подкашиваются от страха, я деньги не смогу брать у посетителей». Она отвечает: «Бей! Через недельки две привыкнешь. Зато будут посетители заезжать на молодых красивых официанток посмотреть, и будет хорошая выручка». Я уперлась: «Нет – и все!» Так ей пришлось меня поваром туда послать. Мы там, как в котле на этой кухне варились, а Женя ходит себе по залу, как пава, еще и чаевые имеет. Я уже и пожалела в душе, что не согласилась, но проситься в официантки не стала.

Через месяц моя родственница перевела меня в Федоровское сельпо заведующей столовой. В подчинении у меня оказались кассир, рабочая по кухне и повар-кондитер – вот и весь коллектив. Прежнюю заведующую посадили за растрату, так меня туда отправили план выполнять. Наказание это было или повышение, не знаю. Я очень вкусно готовила, и меня хвалила мастер производства. Учил меня Господь и подчас больно учил, чтобы потом я не сломилась и не разочаровалась, ведь мне предстояло в жизни испытать еще немало трудностей. Когда я принимала дела в столовой, там обнаружились четыре-пять сорокалитровых кастрюль со старым топленым свиным жиром. Принимать это «богатство» я отказалась.

О моем отказе сообщили председателю сельского совета, она пришла и стала меня уговаривать принять их, мол, будешь пироги печь для школы на этом свином жире, добавишь подсолнечного масла, и он у тебя быстро разойдется. А то у твоей коллеги, от которой ты принимаешь товар, будет большая недостача, выручай ее. Я ей сказала: «Пишите расписку, что вы меня заставили принять этот старый жир!» Обманула она меня, сказала: «Что я, откажусь что ли! Я вот при всех говорю!» Я, по неопытности и доверчивости, поверила ей, попалась на слово, а это слово было не у Бога, а у человека, а на него нельзя надеяться. Ведь Бог сказал, не надейся на человека, не знаешь, что с ним будет завтра. В Библии написано (Пер. 17:5), что очень серьезные проблемы ждут того, кто не только делает своей опорой человека, но еще и удаляется от Бога. Тогда не было у нас Библии, и я не знала этого, но незнание не освобождает от ответственности. Я приняла на себя этот груз. Эта была моя ошибка– нельзя было принимать некачественные продукты. Ведь нас этому учили! Но нас не учили, что начальство может врать и не держать свое слово.

Приняв этот несчастный жир, я попала в зависимость, мной теперь могли «крутить», как хотели, творить, что вздумается, а я не могла даже возразить. Этим жиром пропахла вся столовая и на улице чувствовалось. Запах мне будто напоминал: молчи, а то будет скандал и тебе не поздоровится.

Жаль, что я не вспомнила при этом случай из своей практики. Однажды перестали работать холодильники, и мясо протухло. Его промыли марганцовкой и уксусом, но несвежий запах оставался. Перекрутили мясо на фарш, добавили в него побольше лука и пустили на беляши. В столовой попахивало тухлятиной, и кто-то позвонил в СЭС. Оттуда пришли проверяющие, изъяли все беляши из продажи и в кастрюле понесли их в кабинет заведующей производством. Мы боялись, что заведующую накажут за то, что она использует некачественное сырье. Смотрим, через двадцать минут из ее кабинета вышла проверяющая с полной сумкой кофе, конфет, коньяка – это было только то, что я увидела сверху, а, что лежало внизу, не было видно. Нас позвали к заведующей, отдали кастрюлю с беляшами и сказали: «Отнесите их обратно на лоток, пусть продают», и мы продолжали их жарить и продавать. Тогда я усвоила урок, что СЭС – организация продажная, ее сотрудники уйдут с проверки с полными сумками и в своем заключительном акте напишут, что все хорошо. Ведь они тоже не знали Божьего закона, что ложь – это грех и за него надо отвечать. (Притч. 14:5). «Верный свидетель не лжет, а свидетель ложный наговорит много лжи».

Я не понимала, что сама загнала себя в ловушку. Ведь если б дети в школе отравились тем жиром, председатель бы «вывернулась», а отвечала бы за все я. Но у меня был Спаситель, который все видел и знал и не допускал худших для меня последствий, а учил меня «пинком» человеческим от моих родных, сотрудников и прочих окружающих. Благодарю Бога за то, что оберегал меня, неопытную, он знал, что я по доброте приняла тот жир, а не ради наживы.

Возмущаться было поздно, нужно было скорее этот жир расходовать, чтобы избавиться от него. Я готовила вкусно, и люди стали приходить в нашу столовую и брать пищу на дом. Село Федоровка было невелико, и молва пошла, что в столовой готовят хорошо и недорого.

Тогда к нам потянулось обедать и местное начальство с бухгалтерией. Обедать-то они обедали, да не все рассчитывались с кассиршей за съеденное. Особенно председатель и бухгалтер, который вел общепит. Они считали, что так и должно быть. А тут еще экспедитор наглеет, мясо парное везет и скидки на охлаждение не дает, и капусту засыпали на хранилище без удельного веса и так далее. Я сказала председателю: «Так как иные не рассчитываются с кассиром, может быть недостача». Она, как ужаленная пчелой, подскочила, думала, что я на нее намекаю и побежала к кассе платить, но в отместку на следующий день послала СЭС проверить нашу столовую. Проверяющие первым делом искали кастрюли с жиром. К счастью он оставался лишь в одной, и то на дне. Жир нас заставили выбросить. Я им сказала, что это председатель Матрена Ивановна уговорила принять его. Они удивились и спросили: «Есть письменное распоряжение?» Я сказала: «Ее слово и свидетели!». Они усмехнулись и, оглянувшись по сторонам, сказали мне тихо и по секрету, что она их сама послала с проверкой и подсказала, на что обратить внимание, поэтому нужно выкинуть этот свиной жир, а то и нам достанется! А про свидетелей забудь, они против нее и слова не скажут– «Лучше отсюда уходи, та заведующая перед тобой, ее слушалась во всем, вот и сидит. А с нее, как с гуся вода».

В общем, надоумил меня Господь уволиться, потому что уже и почву подготовил для дальнейшего. Урок на обман и честность я прошла еще раз. Тот урок меня не коснулся материально, а страх быстро прошел, поэтому я его быстро забыла. А сейчас я поняла, как меня Господь спас, от беды, слава Ему, ведь я мало что понимала и не анализировала свой день прошедший. Думала, что это просто совпадение: то, что мама заболела, и я дома нужна – присмотреть за ней, детьми и хозяйством, то, что больница дала справку маме, что за ней нужен уход, муж – инвалид без руки и дети маленькие. Я написала заявление на увольнение, передала дела своей напарнице и уехала.

За неделю до моего увольнения у сестры, Нины, была свадьба, так я ей на свадьбу сама сдобную выпечку сделала: каравай, диво, шишки, хлеб. Колхоз был богатый, и урожай был большой, поэтому колхозникам отпускали продукцию по оптовым ценам. Я купила все овощи, консервированные продукты и сахар, а дядю Гришу попросила привезти все это, он тогда водил автобус. Слава Богу за все и низкий поклон Ему за учебу и спасение от неприятностей. Я приехала с подарками, благодарю Господа за то, что благословил, родителям помогла деньгами справить Нинину свадьбу, да еще и сестре Валентине выслала кофе, сгущенку и всякие мелочи.

Когда я жила и работала в Федоровке, познакомилась и подружилась с Ларисой. Она была молдаванка. Мы вместе с ней, ездили к моим родителям, в гости, помогать сажать картошку, полоть, и копать. У меня тогда уже были некоторые сбережения, и я могла позволить себе купить своим домашним дорогой подарок. Мне хотелось, чтобы у нас дома была бархатная скатерть и чайный сервиз на всю семью, чтобы мы все сидели с одинаковыми чашками, и чтобы заварочный чайник был большой. Я купила сервиз на двенадцать персон и плюшевую скатерть. Привезли, застелили новой скатертью стол, расставили на нем сервиз, получилось очень красиво. К сожалению, сервиз, в полном своем составе, просуществовал недолго. Сестры были малые и не берегли, они не понимали ценности вещей и денег, а скатерть сохранилась.

В другой раз мы с Ларисой привезли из Новотроицка телевизор «Весна» и три километра несли на руках этот ящик. Руки и ноги у нас устали, но, когда установили антенну и включили телевизор, показывали КВН с ведущим Александром Масляковым, была такая радость, что мы забыли про усталость! Родители могли вечером узнать все новости и уже не были так оторваны от мира. Потом я привезла проигрыватель с радиоприемником, папа любил слушать его, находясь на дворе, занимаясь по хозяйству. Мы приезжали в гости, включали на всю громкость радиоприемник и под музыку пололи огород и копали картошку. Мне хотелось, чтобы мои родители жили в достатке и ни в чем не нуждались.

После увольнения я поехала в Одессу к сестре, Вале, она там училась в Гидрологическом институте. Я думала, устроюсь работать там поваром и буду подкармливать Валентину. Пошли мы с ней в институт, в отдел кадров, и мне предложили работу рабочей по кухне. Временно, а как только освободится место повара, переведут в повара. Предложили пойти на учебу в вечерней школе, а потом поступить к ним в институт, да еще в общежитии давали место. Все было замечательно, но Валентина заявила, что я буду ее позорить, работая на кухне и не разрешила мне туда устроиться. Я ее послушалась, и мы ушли, правда, потом я долго об этом жалела.