Текст книги "Витязь. Тенета тьмы"

– Он ранен был, – тихо сказала Алина. – Он, Мастер Войны. Ему нужна помощь. Моя. Наша. Я вот уверена. А вы…

– Еврей, как есть, – жестко буркнула Маруся. – Знает, но не говорит. Может, денег ему предложить?..

Лев Абрамович обиженно подобрал подбородки, чтобы возразить, но…

– Мы всего лишь хотим сделать так, чтобы помощь не понадобилась еще многим, – послышался ровный мужской голос.

Из-за пыльной ширмы, утыканной иглами и булавками, вышел коренастый мужчина с аккуратной бородкой, с весьма убедительной осанкой, в хорошем пиджаке горчичного цвета.

– Иван Андреевич?..

– Никто не сомневается в вашей смелости, Алина Николаевна, – сказал король под-московных двергов. – Просто ситуация весьма и весьма сложная. Боюсь, она даже и не в моей компетенции, хотя я делаю все возможное. Светлейший витязь дал мне поручение заботиться о его… семье. – Его голос чуть потеплел, вокруг проницательных глаз собрались лучики морщинок. – Заботиться в его отсутствие.

«Семье»!

Лев Абрамович, окончательно что-то решив по поводу Маруси, обид и темы межрасовых и межпланетных отношений, отступил и шуршал теперь в отдалении рулонами пожелтевших выкроек.

– У меня, может быть, своя семья, – не глядя на Монахова, сказала Алина. – У меня, может… своя собственная. Семья.

В носу снова предательски пощипывало. Но Алинка, стойкая и сильная девочка, когда-то бестрепетно «пристрелившая» объективом айфона отца с двумя чужими тетками в кровати, не собиралась сдаваться.

Иван Андреевич тоже не собирался.

– У вас – точно – были неприятности. Из которых я помог выбраться. И я не советовал бы вам сейчас искать, – король двергов сделал значительную паузу, – новых приключений. На… – Его взгляд скользнул по утянутым джинсами бедрам Алинки.

– Вы, гражданин, советов не давайте, – строго сказала Маруся. – Мы давно уже не Советский Союз. Нам мужиков надо выручать. Наших. Можете помочь – помогите. Нет – сами будем искать дальше.

Иван Андреевич развернулся к ней и некоторое время оглядывал великолепную северную деву. Маруся рефлекторно уперла кулаки в бока и смотрела прямо, не мигая.

– Ничуть не сомневаюсь и в ваших способностях, Мария Кузьминична, – наконец сказал Монахов, тщательно подобрав слова, – но и вы меня поймите. У меня есть миссия. Охранять. Оберегать. Всеми доступными мне способами. В данном случае это значит – убедить вас… не мешать. Не мешать… себе же. Надеюсь, вы поймете меня. Обе.

– Смотри-смотри, – проворчала медведицей Маруся, – на меня и не так Егорыч смотрел, когда по накладной водки не довез, а я ущучила…

Алина поднялась.

– Иван Андреевич. Но вы хотя бы можете сказать мне… нам. Сказать нам хоть что-то. – Ее голос звенел, но вдруг она понизила тон и совсем жалобно, по-девчоночьи прибавила: – Ну пожалуйста…

Король-под-Москвой замер. Подумал, глядя на странную парочку – огромную северную бабу с толстенной косищей и бюстом седьмого размера и маленькую Алинку, словно выпавшую из мультика-аниме.

– Скажу, – неспешно выговорил дверг. – Если вам, барышни, попадется в руки странный ингредиент – жидкость, тяжелая, как ртуть, красного цвета, переливающаяся градиентом в золотой… и быстро кристаллизующаяся на воздухе… Немедленно дайте знать. От этого напрямую зависит положение дел, – улыбка чуть тронула его губы, и взгляд снова вернулся к Марусиному великолепию, – у ваших мужчин. Зависит, как быстро к ним на выручку попадут бойцы «Одинокой Горы». Убедительно вооруженные по последнему слову современной техники.

– Чайку, девочки, – сказала тетя Сара, покачивая бедрами и вынося поднос с разнотипными, покоцанными временем чашечками из недр обители двергов. – Это чай с багульником, но, поскольку багульник смертельно ядовит, я положила его немного…

Маруся принюхалась, кивнула.

– В самую меру ты положила, тетка, багульника… убери, не доводи до греха.

Под рукавом-фонариком ситцевого платьишка загуляли мышцы.

– Умница, – одобрительно выговорила тетя Сара. – Ты таки детка умница, – и уважительно обвела взором Марусин тухес, во всех смыслах превосходящий ее собственный.

– Ладно. – Алинка взяла чашку чая и выпила залпом. – Ладно. Багульник так багульник. Уже все равно. Пошли, Марусь. Это не конец. Это – начало.

Маруся подцепила подругу под мышку и повлекла ее на выход, попутно войдя в мужские шлепанцы Котика, бурча: «Ну их, темнят, сидят по норам, баб щупают, вон один в костюме с галстуком, а туда же»…

– А? – отвлекся от дел Лев Абрамович и торжествующе покачал головой. – А! Есть женщины!

– Надо ли было, Яков Ааронович, – негромко сказала тетя Сара, – про кровь-то. Надо ли было?..

– Девочки везучие, – выговорил Монахов, – у нас пока не получается. Можно сделать ставку на них. – Король-под-Москвой взял одну из оставшихся чашек и неторопливо пригубил.

– И уж голыми они от нас точно не уйдут! – слегка не в тему воскликнул Лев Абрамович, раскатывая парчовый металлик поверх черной шагрени.

– Девушка, будьте любезны!

Рыжая официантка в любимом Ирмой ресторанчике на Дмитровской споро расставила на столе заказ.

Сидящая рядом с Алинкой Маруся сосредоточенно листала «Космополитен», временами ахая, временами гневно фыркая.

– Поняла, Марусь? – спросила девушка. – Во, платишко почти как у тебя. Стиль этно с элементами винтажа.

Северянка с сомнением покачала головой.

– Какого монтажа? Бабкино платье, я разве что проймы ушила чуть, в плечах бабка шире была… А ситец, во какой крепкий ситец, довоенный! – Она прилежно помусолила ткань.

– А что тебе дверги сотворят! Я даже и не знаю! Но предвкушаю – классное! – пообещала Алина.

Она высыпала в свой шейкер порцию спортпита, долила принесенной минеральной водой, энергично встряхнула и сделала глоток.

– Этот, коренастый, – сказала Маруся, – вежливый. Кто он?

– Дверг. Дверги – это гномы, понимаешь? И он тоже. Он их король, зовут его Иван Андреевич Монахов. Вообще-то Яков Ааронович Менахем, но…

– Тоже еврей, значит, – подытожила Маруся. – Евреи – они хитрые. И Лев твой Абрамович жук непростой, и король этот. В костюмчике.

– Ну Марусенька, не будь расистом! Иван Андреевич мне помог, когда я попала в полицию, а теперь…

– Абсистенцию, сказал, ищите. Я запомнила – красная, золотая, горячая, тяжелая. – Северянка глянула чуть в сторону, и щеки ее по необъяснимым причинам зарделись. – Сперва жидкая, а на воздухе каменеет.

– На воздухе каменеет, – повторила за ней Алина. – Послушай, Маруся. А я ведь знаю, что он ищет. Драконью кровь. Я была там, около дракона. Дядя Тай его гладил, и кровь… вот такая, как сказал Монахов, тягучая, красная и золотая, ну как лак с блестками… она не оставалась на пальцах, а рассыпалась, как песок. Как маленькие камешки. Значит, ему нужна драконья кровь.

– Пашка как ушел – и озеро другое стало, – сказала Маруся, прихлебывая мудреного коктейля с манго. – Ммм, на морошку похоже… На морошку с можжевеловой ягодкой… Рыбы осталось там, в Змеином, и много, это он не наврал. А все одно, не тот коленкор уже, без дракона-то… И мужики перепили, передрались. До смертоубийства аж дошло. При Пашке такого не случалось.

– Мария Кузьминична?

Белошвейка Беспрозванного, одетая в современный яркий спортивный костюм и узнаваемая с большим трудом, подъехала к столику на веранде на роликах.

– Вот, Лев Абрамович передал. Уже готово. Сели в пять пар рук.

Она достала из рюкзака пакет шуршащей коричневой бумаги, перевязанный разноцветной бечевкой.

– Носите на здоровье.

Маруся сунула нос в пакет, пока Алинка давала чаевые белошвейке и изучала счет за пошив.

– А уборная тут есть? – поинтересовалась северянка, колупая ногтем плотную космически-серебристую ткань. – Дурацкое – ужас… но я бы примерила.

По осенней московской улице шли, вдыхая загазованный воздух мегаполиса, две девушки. Чуть в стороне голосил мегафон, зазывающий на распродажу якобы таможенного конфиската, круглосуточный магазин пах ванилью и сдобой, а цветочный ларек-аквариум источал парфюмерные ароматы.

– Девушка, девушка! Умоляю, девушка! Мамой, папой клянусь! Мечта!

Маруся остановилась и начала поворачиваться медленно и неотвратимо, как боевой линкор в открытом океане. Молодой человек, который мог бы получить третий юношеский разряд по греко-римской борьбе в ультралегком весе на кубок славного города Дербента, слегка побледнел от величественности этого движения, но руку с букетом не опустил.

– Я привыкла, что обычно мне кричат, свистят, – хмыкнула Алинка, – но ты, Марья Кузьминична, ты… это третий за сегодня, нет? Хипстер тот, конечно, был получше…

– Тонконогий, патлатый? Фу, не мужик, а… кузнечик.

Марья Кузьминична выглядела как воплощенная мечта Веры Мухиной. Вся ее беломорская стать была облита серебром высокотехнологичной ткани супермодного комбинезона. Волшебство подмосковного гения создало образ футуристический и монументальный: корсаж придавал Марусиным габаритам очертания, которые назвать «рюмочкой» было бы недостаточно масштабно.

Кубок!

Ухажер робко переводил окосевшие глаза с бедер на разрез спереди, приоткрывший беломорские холмы. Косы, которые Алинка прямо в ресторане переплела «как у принцессы Леи», обрамляли суровое лицо с поджатыми губами, россыпью веснушек и неровным заполярным загаром по носу и скулам.

Маруся нахмурилась. Молодой человек тревожно вскинул брови и сделал букетом «туше».

– Девушка… – Голос его ослаб. – Мечта… телефончик…

– Не дорос, – коротко выговорила Мария Кузьминична. Легко развернулась (в комплекте к комбезу шли ботиночки в стиле нью-рок на удобной платформе) и пошла себе дальше.

Алина хихикнула и хулигански подмигнула очередному незадачливому ухажеру. Взяла Марусю под руку и сказала:

– Я уверена, Марусенька, ты сразу понравишься маме! Иначе просто быть не может!

Глава 14
Лучший сын

Дракон лежал на груде злата. Он протянул хвост вдоль собственного тела, изогнул его и устроил на изгибе тяжелую голову в шипастом костяном венце. Было очевидно, что ящер погружен в раздумья.

Пыль, грязь, золото и засохшая кровь вперемешку укрывали огромную залу Темного Сердца.

Червень, проводивший Мрира до самой границы, немедленно поспешил доложить господину, что все ладненько да складненько, более никаких досадных происшествий не отмечено. Но Мастер Войны молчал, и горбун замер подле, исподтишка разглядывая затянувшуюся рану на крыле, подлеченную волшебником. Тонкая кожица отливала розовым золотом и казалась очень нежной.

Уязвимой.

Немаленькая нога Червеня, затянутая в дубленую кожу, возила носочком по золоту, стараясь, чтобы не звякало.

– Там, где я был рож-шден, – сказал дракон, – живут величайш-шие из воинов. И я был лучш-шим в этом. Я, Мас-стер Войны… могу убивать чщ-ем угодно, Червень, но с-самое главное оружие, которое у меня ес-сть, – я с-сам. Моя плоть не ч-шувствовала боли… ранее. Ты можешь с-себе предс-ставить такое, Ч-щервень? Тебя реж-шут… а ты…

Адъютант судорожно передернулся, что вполне могло означать и согласие, и отрицание. Он уже понял, что нового господина лучше не гневить, а разгневаться тот мог вообще от чего угодно. Вот и сейчас было совершенно непонятно, к чему клонит дракон.

Режут, ну надо же!

– Ты не сумеешь предс-ставить мой мир, а я так ж-шил и не мог предс-ставить иного… Так вот, Червень, я убивал вс-сем, кроме магии. Йертайан не могут этого, магии. Земляне, люди… могут немного. Но эльфы… Моя великая праматерь з-снала эльфа, и я тож-ше, Червень, я говорил тебе… Эльфа. Я спраш-шивал…

Дракон длинно выдохнул черный дым и переложил голову на изгибе хвоста чуть иначе. Червень насторожился.

– В этом теле я теперь тож-ше могу… магию. Когда с-старик, которого вз-сяли погранич-щники… с-старик, которого ты привел, Червень… – при этих словах маленькое сердечко еще острее кольнуло беспокойство, – с-стал касатьс-ся меня магией, он открылся и с-сам… И я увидел, что эльф, с-союзник мой, которому я присягал… он з-сдес-сь.

В следующий миг огромный багряный ящер единым движением распрямился и раскинул крылья, демонстрируя свое страшное величие. Медленно текущий из ноздрей дым сменился двумя острыми струями пламени.

Червень попятился, замахал ручками, а голос сорвался на жалобное верещание.

– Ваше… великолепие… какой эльф? Какой эльф? Т-тайтингиль? Не знаю… Тайтингиля Заступника, н-нет… никакого эльфа не знаю я!

– Ты лгал мне, мерз-савец! С-сявка, хаттунгаф итту! Уничтож-шу! – загремел яростный крик.

Мастер Войны хлопнул крыльями раз, другой – и маленького горбуна сдуло прочь вместе с мусором и даже мелкими золотыми монетами, рыбьей чешуей полетевшими вслед.

Червень юркнул в дыру внутри стены, которая, как он знал, ходами выводила прочь от сокровищницы Морума.

* * *

– Страшненько, – шептал Червень. – Страшненько!

Сбитый могучим ветром драконьих крыльев, больно прокувыркавшийся по камням, он теперь бежал прочь во весь опор, и необоримая жуть владела им. Неудачненько вышло…

Эх, надо было вовремя набрать золотишка. Золотишко ни при какой беде не лишнее.

– Куда прешь?

Окрик Тхаша вывел Червеня из состояния двигательной паники.

Здоровенная серая гадина явно не так давно участвовала в потасовке. К старым шрамам на могучем теле прибавились новые, шестопер был угваздан запекшейся кровищей и какими-то неприятненькими остаточками, а в лапе…

Демоны Морума!

В лапе Тхаш держал скорченное тело паука размером с гоблина – со страшными жвалами, длиннющими волосатыми лапами.

– Дракон у себя?

– Ну а куда ж они денутся? – всхлипнул Червень.

Маленький человечек, переживший изрядно властных темных господ, уже понял, что править самому снова не складывается. Чем-то Червень и впрямь не вышел. Не иначе как везучестью. Но при Мастере Войны, скорее всего, не выйдет и подольше пожить. Старые предания говорили: драконы, ныне повывевшиеся, считались безупречными созданиями. Этот был безупречным разве что в части кого-нибудь поубивать. И оказался сильно ушиблен головушкой.

Но тот добренький старичок точно вознаградит Червеня за верность и смекалку! Умненький, хорошенький Червень все сделает, как надо. Он уже придумал! Прямо сейчас, пока Тхаш отвлекает дракона дурными новостями, и сделает…

– Ступай, ступай, серая г… глыба, дракон у себя! Слышишь, радуется твоему приходу?..

И Червень снова побежал прочь одному ему ведомыми тайными переходами, а предводитель скальных орков широким шагом, грохоча окованными сапогами, направился к Мастеру Войны.

– Ко мне пришли гонцы! – заорал Тшах с порога. – С дурными вестями! Пока мы тут учимся леву и праву, в Серых Россыпях появилась напасть! Наши женщины сражаются с врагами, а в Храме Жизни, который скальные орки хранили тысячелетиями, развелось вот это! Если ты владыка и господин, заступись, а если чешуйчатый слабак – я пойду воевать сам, своей сотней!

Он швырнул паучий труп прямо к драконьей морде и кричал что-то еще. Раскидав ногой злато на полу, тыкал сапогом в выложенную там мелкими самоцветами карту Эалы, в Серые Россыпи – но дракон замер могучим изваянием, почти прикоснувшись носом к скорченным лапам убитого чудовища, и, казалось, на бушующего орка даже не смотрел.

– С-сошлос-сь… – наконец проговорил он. – Вс-се с-со-шлось… она ис-сполнила…

– Кто – она? Что ты говоришь?..

Мастер Войны словно очнулся и рывком, змеино приблизил голову к Тхашу. В белых глазах пульсировала черная нитка зрачка.

– Это мое обязательс-ство. Ты не нуж-шен. Я с-сам. Я с-сам пойду в раз-сведку… Отыщ-щу. Вам нельз-ся доверять… никому…

Орк сжал кулаки и подался вперед.

– Что ты говоришь, дракон! От этих тварей гибнет мое племя! Пауки внутри Храма Жизни… внутри!

Дракон развернулся и приник к выемке в камне под скудным источником, жадно втягивая воду сквозь зубы.

– Против них ты бес-сполезен. Бес-сполезный орк. С-странный вкус-с воды… Тут все с-странное… Теперь я понял, поч-щему…

– Да откуда тебе знать? – злобно выкрикнул Тхаш. – Откуда тебе знать, дракон! Каков! Я! В бою! Ты знаешь только плац и глупые команды! Откуда тебе знать, как побеждать… это?!.

Мастер Войны сделал еще глоток и медленно выговорил:

– Это мое потомс-ство…

В следующий миг Тхаш увидел, как в глаза огненного ящера втекла жуткая густая муть.

Длинная шея взметнулась хлыстом, развернулись крылья, разрывая заживленные магией Мрира раны, по могучему телу молнией прошла длинная жесткая судорога.

«Бежать!» – и ноги сами вынесли предводителя скальных в распахнувшуюся дверь.

Уже на бегу он увидел лежащую на боку скорченную гоблинскую тушу – бедняга был заколот чем-то очень тонким и острым прямо в печень, и кровь залила коридор, понемногу просачиваясь и в поилку дракона.

Ящер закричал – яростно, неистово – и выстрелил длинной струей пламени вверх, в слепой проем снесенной крыши.

И атаковал.

Он громил и уничтожал – сперва собственный замок и всех, кто в нем был. Орков, гоблинов, быкоглавов. Повезло лишь скальным, которые несколькими мгновениями раньше по приказу Тхаша выбежали вон из Темного Сердца, направляясь к своему привычному убежищу – Храму Жизни.

Владыка уничтожал воинство Морума без разбора права и лева.

Затем воспарил и исчез в сереющем небе.

Из крепости выехали в таком порядке: впереди – Тайтингиль на могучем гнедом; подле него звонко шмякался атлетичным орочьим задом о высокое седло Котяра, не всегда ловивший ритм тряской рыси монументальной кобылы. Ринрин и Вайманн скакали чуть в стороне, как и Мрир. Позади них двигался подобранный, решительный Лантир, и теплый осенний ветер полоскал длинные черные волосы красавца эльфа.

– Я вот думал, Тай, – сказал орк, приближаясь, – вот думал…

– Не усекай.

– Я думал, ты на таком коне, как маг, ездишь. На белом. Кр-расивом. Особенном.

– Много сотен лет на таком и ездил, – неохотно выговорил Тайтингиль. – Но теперь семьи, которая разводила подобных коней, не осталось. Сами кони канули. Многое изменилось в Эале, и не к добру.

– На машине бы уже на месте были, – крякнул Котяра, в очередной раз не совпавший с Винни Пухом.

– «Амарок». «Гелендваген». «Прадо», – усмехнулся эльф. – «Витязь», орк! Машина, которой не нужна дорога, – вездеход «Витязь»!

– Ты, Тайтингиль. Это ты. Витязь, котор-рый где угодно проложит путь.

– А еще, – продолжил эльф. – Я думаю о звездной корабле! Тот раз… когда я управлял ею… незабываем. Я хочу ее, такую корабль.

Он встряхнул волной живого злата волос.

– Бозонными бы пушками по этим паукам – и готово, – подтвердил Котов. – А у нас что? У нас секир-ра… И кожанка, а под ней – я… Страшно мне, светлейший. Страшно умир-рать.

– Всем страшно, Кот, – серьезно сказал Тайтингиль. – Я отказался от Чертогов Забвения… и теперь мы равны в этом страхе. Я много думаю об Ирме. Сейчас особенно. Об Ирме и о ребенке, эльфините. Он будет особенным, этот ребенок… Мальчик, мой сын! Он – будет! Скачем!

И эльф пришпорил гнедого.

Белый конь мага – тот вообще несся стрелой, казалось, не касаясь копытами желтеющих трав. Даже Котов теперь ощущал удовольствие от ровного движения кобылы, без труда следующей за более легкими скакунами. А когда лошадь, глухо ударяя копытами в землю, поднялась в карьер, и осенний ветер ударил по глазам, вышибая из них слезы, уши куснуло холодом резвейшей скачки, – Азар не сдержал восторженного вопля.

Лантир фыркнул.

Вскоре в высокой траве стали попадаться валуны, а впереди показалось скалистое нагорье. Всадники остановились в перелеске, готовясь дальше продолжить путь пешком. Тайтингиль спрыгнул с коня, потрепал его по шее.

Ринрин юрко скользнула вокруг животных – надо было ослабить подпруги и закрепить поводья. Всадники попили и напоили коней; разделили мясо и эльфийский хлеб, не разбивая лагеря. Мрир достал небольшую флягу и сделал пару добрых глотков. Тайтингиль улыбнулся.

Разделились – орк следовал за металлопластовым, кевларовым витязем, следом шли Голубая Ласка и дверг, далее – легко перехвативший посох маг и Лантир.

Нагорье делалось выше. Идти по валунам стало сложнее. Над камнями, между которыми на странном сером песке уже почти ничего не росло, витала неживая, ватная тишь, и шаги словно тонули в воздухе, подернутом туманной дымкой.

– Это мертвое место, – шепнул Котяра.

– Тебе виднее, – буркнул Лантир. – Серые Россыпи – вотчина и граница владений скальных орков. Может, вспомнишь тайные тропы?

И тут из-за камня выскочил черный косматый шар, будто запущенный из пращи, – и в прыжке жестко раскинул ноги, превращаясь в смертоносный сюрикен.

Тайтингиль среагировал молниеносно, отбросил паука мечом Арвиля, рассекая его надвое прямо в воздухе.

– В бой!

Следом прыгнул второй, и Котик, морщась от гадливости, шагнул вперед и приложил тьму секирой, стараясь не смотреть в многочисленные белые глаза.

На конце посоха мага вспыхнуло алое; хлестнуло пламя. Ринрин взлетела на высокий камень, налаживая стрелу на лук – за ее спиной был туго набитый колчан. Дверг охранял подступы к эльфийке.

– Я войду в пещеру! – выкрикнул Лантир и скрылся с глаз.

– Гер-ройствует, кр-расавчик, – рыкнул Котов, замахиваясь снова.

Серым Россыпям не было конца, пещерам и пещеркам в них, наполненных пауками всех размеров – также. Ринрин оказалась права: многие пауки не отличались величиной, но попадались и гиганты – и к каждому из них отчаянно кидался дверг, стремясь отыскать талисман Ольвы Льюэнь. Попутно дверг разыскивал заполненные паучатами и кладкой пещерки и кидал внутрь крохотные глиняные горшочки, заполненные мудреной смесью – едва горшок разбивался, смесь возгоралась и жгла нещадно. Однако такого правильного и ценного припаса у него оказалось немного.

Враги никак не заканчивались. Эльфы и маг то видели друг друга, то полностью теряли – и только по звукам и сполохам пламени можно было догадаться, что и где происходит.

– Темнеет! – выкрикнул Тайтингиль, не опуская меча. Прыгающие пауки целились в голову, и многих высоченный эльф сшибал на лету. – Надо отступать! Искать лошадей, если те еще целы! Это слишком много для нас, напасть неисчислима!

Орк в неудобном доспехе шумно дышал, исходил потом, зло взрыкивал и сквозь зубы матерился, отбиваясь от пауков – и стараясь далеко не отходить от своего эльфа.

Котяра сам не понял, как это случилось: он только отбился от одного особенно настойчивого черного гада – и сразу упустил из вида другого, который подкрался и всадил жвалы в его бедро.

Кровь будто застыла льдом – шок. Орк отшвырнул первого, искалеченного паука и в панике уставился на того, который висел, вцепившись стиснутыми челюстями в его плоть. Жуть ударила под сердце – сразу выдрать это из тела, немедленно!

Нога под жвалами дико запульсировала, хлынула кровь.

– Т-та-ай… – всхлипнул орк. – Тай…

Эльф развернулся – и одним ударом снес половину туловища паука, на сапоги плеснуло отвратительным темным багрянцем.

– Разожми, разожми его челюсти, орк! – велел он, становясь над осевшим на камни Котярой. – Я здесь!

– У меня иммунитет же, да? – всхлипнул Азар, не решаясь взяться за черный хитин. Половина членистоногого тела висела на нем, челюсти двигались в агонии, разрывая мышцы.

– Уходим! – подал голос Лантир. Он был весь залит паучьей кровью, от которой слиплись и волосы. – Тайтингиль прав, уходим! Надо призывать всех… малым отрядом тут не сладить…

– Не смейте! – взревел Мрир. – Пауки разозлены и пойдут отсюда прочь по мирным селениям! Я создам свет, когда стемнеет, но мы не смеем отступать!

– Я согласна с магом! – крикнула Ринрин. – Что нам терять? Что?

Голос эльфийки звучал серебром.

– Магического света недостаточно, – возразил витязь, отбиваясь от очередной атаки. Сверкающие волосы его были грязны, дыхание прерывалось. – Будет опасно упасть… уходим, я не спрашиваю… я приказываю!

– Я, старик, останусь тут и буду сражаться до последнего вздоха! – яростно вскричал Мрир. – Я…

Тайтингиль собрался добавить что-то еще, как вдруг небеса померкли. Сверху раздался жуткий звук стремительно летящего громадного тела.

На них пикировал дракон.

Чешуя его пламенела собственным сиянием, преодолевающим свет закатного солнца, крылья ловили встречный ветер, и было видно: одно из них увечно. Тем не менее дракон летел.

Он летел убивать.

Алая шея выгнулась – и хищно выстрелила вперед. Из пасти извергся поток пламени, от которого чудом отскочил проворный Лантир. Пролетев в паре метров над землей, дракон пропахал паучьи ряды, полосуя чудовищ направо и налево. И, с усилием опершись раненым крылом на ветер, снова развернулся, чтобы набрать высоту.

– На Пашку похож, – выговорил Котов. От падения паучьи челюсти выдрались из его бедра, кровь хлестала ручьем. Орка затошнило, повело… – На Пашку… дракона… Альгварин… Альгва…

Тайтингиль, зарубивший копошившихся пауков, медленно вставал. Он с прищуром вгляделся в темнеющее небо, на котором снова расцветал силуэт дракона.

– Это он… и это не он. Это…

Остолбеневший маг стоял с посохом в руках – не решаясь напасть на дракона, который закладывал новый виток. Ниже, ниже – и ящер снова пронесся на бреющем полете, уничтожая пауков огнем и клацающими зубищами, полосуя их лапами и хвостом, испепеляя убежища до черноты.

Тайтингиль быстро пригнулся, уходя за камень, и подал сигнал Лантиру – не поднимайся.

Распрямился – и снова вгляделся.

– Это Мастер Войны, – сказал он.

Орк издал протяжный вымученный звук – то ли засмеялся, то ли истерически зарыдал.

– Я видел его глаза, орк, – продолжил витязь. – И я ощутил его душу. Это он. Он дракон. И он безумен…

Дракон закладывал еще вираж, припадая на искалеченное крыло.

Да, у него были белые глаза.

Узнаваемые белые глаза, подернутые дымкой бешеной мути.

Эльф снова присел за камень, дыша глубоко и порывисто, ноздри его раздувались. Он без слов отодрал кусок ткани от плаща, бросил полосу Котяре, который постепенно проваливался в забытье.

– Перетяни выше раны! Перетяни и держись. Я… остановлю его, я стану петь!

Он раскинул руки, выводя грозные длинные ноты, адресованные дракону. Но холодные, мутные белые глаза, явно видные на красной морде, смотрели в никуда. Очередная струя огня едва не опалила волосы витязя – он отскочил и снова вжался в камни. Сердце колотилось, эльф дышал тяжело.

Орк прижимал лапами бьющий из ноги поток крови, тряпица пропиталась вмиг.

– Та-ай… Мастер-р, господи… нашелся…

– Безумен! Он не помнит себя, он безумен! – крикнул эльф. – Опомнись, Мастер Войны! Ты присягал, союзник, опомнись!

Из-за соседнего камня стрельнуло красным, но пущенный Мриром волшебный огонь не достиг алых чешуй.

– Не нужно, волшебник! – крикнул витязь. – Это наш друг!

– Это чудовище! – заорал в ответ маг.

– Опусти посох! – Голос Тайтингиля стал громовым. – Он убивает пауков! Он пришел на помощь! Единый его выдох уничтожил их больше, чем мы все, вместе взятые!

– Жабонька! – стенал Котик, ошеломленный видом собственной крови. – Ну как же… Тай…тингиль, Тай, сделай что-нибудь…

– Вот что вышло, – заговорил эльф, вжимая лоб в ладонь, будто желая помочь себе думать. – Они смешали кровь, и теперь они едины…

Он нахмурился – и снова пружинисто распрямился посреди горящего, тлеющего поля битвы. Тут и там валялись членистоногие ошметки, некоторые смердели паленым, распространяя маслянистый чад. Никого не было видно – ни Ринрин, ни дверга, ни Лантира, и лишь еще один красный всполох из-за камня сигнализировал о местонахождении мага.

Тайтингиль жестко схватил орка под локоть, втаскивая наверх.

– Поднимайся… оруженосец. Сейчас он полетит снова, и мы прыгнем! Попытаемся его остановить!

– Прыгнем? – слабо переспросил орк, его пошатывало. – Я ранен, я…

Но времени на размышления не было.

Дракон опускался, обнимая небо резными крыльями.

– Мастер Войны! – закричал эльф и бросился вперед.

Они схватились за лапы, оба, и Котяра ощутил, как горячи под пальцами чешуи, перетекавшие, словно звенья ка кого-то причудливого ювелирного изделия.

Дракон начал подниматься вверх, словно не чувствуя груза. Полет его был неровен, ящер припадал в воздухе на одно крыло, и орк с ужасом почувствовал, что руки слабеют.

– Мастер! – робко позвал он, – Мастер Войны, очнись, пожалуйся, я не могу на тебе висеть долго, мне нехор-рошо…

Серые Россыпи внизу становились маленькими и таяли во тьме, рядом послышалось пение эльфа, который боролся и с ветром, и с драконьей сутью, взывая к помутившемуся рассудку своего инопланетного союзника…

– Мы здесь. Мы здесь, Мастер Войны!

Дракон летел.

– Держись!

– Руки… Мастер-р… вспоминай скорее… – застонал Котяра и прерывающимся голосом замурчал: – Вспоминай, ну, ты эту песню любил: в «Лазурном» шум и песни, и там братва гуляет, и не мешают мусоррра-а…

Дракон выдохнул длинную струю огня в пустое ночное небо и замер на теплом восходящем потоке, растопырив крылья.

– Мастер Войны! – повторил витязь. – Мастер Войны! Союзник!

Дракон сложил крылья и устремился вниз, будто желая разбиться насмерть.

Из тьмы пиками вынырнули чахлые стволы сосен, дохнуло сыростью болото. Огромный красный ящер стряхнул с себя непрошеных наездников, развернулся в воздухе, и, сверкая во тьме алой и золотой чешуей, направился в сторону Морума.

Проклятый дракон!

Проклятый. Дракон.

Мрир закусил губу, поднимаясь. Упругий ветер, поднятый крыльями ящера, которые он сам и подлечил – конечно, не полностью подлечил, даровать истинную силу опасному врагу было бы опрометчиво, – повалил волшебника спиной на камни. Силясь подняться, он чувствовал себя…

Старым.

Впервые в жизни – старым, немощным, проигрывающим ход за ходом.

Он помнил драконов. Они были сильны и могущественны, и тем не менее на них нашли управу. Но этот был другим. И тот мир, который стоял за ним, – чужой, иной, полный холодных колких звезд…

Он был опасен. Опаснее всех драконов прошлого, вместе взятых.

К тому же теперь у Мрира не было союзников, как в прошлой войне. Тогда против Темного властелина плечом к плечу выходили биться все народы Эалы – дверги, люди, эльфы. Тогда и у самого волшебника была надежда – падет прежний Темный, окрепнет Карахорт, и тогда…

Этого не случилось.

Он вспомнил покореженный, сплюснутый шлем сына и застонал от удвоившейся боли. Теперь ему не на кого было ставить. Совсем. Не судьба мага быть продленным в потомках. Он и в самом деле старик. Пусть много знающий, наделенный Сотворителем особым могуществом – но войска к битве повести он не сможет. Карахорт – да, и, получив кровь эльфинита, Мрир стал бы ему подспорьем, развивая магию и опекая ею боевое искусство сына…

Не получилось.

Старик тяжело поднялся. Тут и там чадило черным дымом, уже плохо различимым на фоне сгущающихся сумерек. В драконьем пламени, жирно потрескивая, догорали скорченные паучьи тела. Урон кладке был нанесен непоправимый, по сути – фатальный. Дракон сжег выводок Цемры, оставленный в этой части Серых Россыпей.

Волшебник раскинул волшебные нити Знания, ощупывая камни и пустошь.