Текст книги "Дневник. Том 2"

11 июля. Левик сдавал в библиотеку воспоминания Айседоры Дункан и уговорил меня их прочесть.

Я всегда чувствовала огромную антипатию к этой женщине, а мемуары вызвали отвращение. Типичный американский nouveaurich’изм, декадентское эстетство первого пятнадцатилетия ХХ века. Афиширует свое революционерство, а всю жизнь гоняется за содержателем, за миллионером, которого бесстыдно обманывает в его же замке. Живет как содержанка, тратя безумные деньги на роскошь и причуды. Все фальшиво. Второго тома я не читала еще, вероятно, там ее подвиги в СССР. Помню, в то время ее имя было окружено малопочтенным ореолом, ходили смутные слухи о связи с Луначарским[255]255
  Луначарский покровительствовал Дункан в качестве наркома просвещения и поклонника ее творчества.


[Закрыть], о каких-то казенных драгоценностях, бриллиантах, пьяных оргиях. Все завершилось похищением Есенина. Развратная старая баба в него влюбилась, потому что он был похож на Патрика, ее сына. Какое омерзение. Это мне рассказывала М.К. Неслуховская со слов Клюева. Ну, а уж то, что она сделала с Есениным, всем известно.

Есенин, какая глубоко трагическая судьба.

Подлая американская баба; недаром народ в Москве звал ее Дунькой Сидоровой.

Не помню, записано ли это у меня: в 1924 году, в начале осени, вероятно в августе, я была в Москве. Подымаюсь по Пречистенке, к Мертвому переулку, смотрю: толпы народа, трамваи остановились, и длинные шеренги девочек в красных туниках стройно двигаются по улице и становятся около двухэтажного особняка почти на углу Мертвого переулка. На балконе второго этажа появляется женщина также в красной тунике. Дети запевают «Интернационал», женщина в красном воздевает руки к небу и в течение всего длиннейшего гимна производит всевозможные телодвижения и патетическую жестикуляцию. Я сразу догадалась, что это Дункан, ей был подарен этот особняк для школы[256]256
  В Москве на Пречистенке, д. 20 в 1921 г. Дункан был подарен особняк для ее студии (более 50 учениц).


[Закрыть]. Ее телодвижения мне не понравились. Руки ее в локте перегибались в обратную сторону – это очень некрасиво. Тело отяжелевшее, грузное. Когда-то, году в 12-м или 10-м, я ее видела, кажется, в Мариинском театре[257]257
  Вероятно, в 1913 г. (до этого Дункан выступала в Мариинском театре в 1905 и 1906 гг.).


[Закрыть], тогда ее танцы были красивы, пластичны, легки, но и тогда, помнится, я не была в том бешеном восторге, в который приходила Соня Толстая (Дымшиц) и подобные ей.

«Интернационал» допели, Айседора скрылась, толпа стала расходиться, и я очутилась лицом к лицу с Борисом Прониным, которого не видала уже несколько лет. Мы бросились друг другу на шею.

14 июля. Заходила Аннушка и, уговаривая меня заботиться о своем здоровье, сказала: «У детей есть свои и мать и отец, нечего вам последние силы тратить, вон вы уж еле ходите, “и свинье не до поросят, когда на огонь тащат”». Замечательно.

16 июля. 14-го ездила к Тамаре Александровне Колпаковой посоветоваться насчет сердца, т. к. очень уж оно мне мешает. Она очень внимательно меня выслушала и подтвердила диагноз Сорокиной. Очень расширена аорта, пульс слабый, 66, общая депрессия и переутомление всего организма. Это мое состояние – Наташиных рук дело. Когда в 29-м году весной у меня был первый серьезный припадок, который приняли за грудную жабу, это было вызвано Юрием, принявшим меня после приезда из-за границы на рогатину. Габрилович, когда выслушал меня тогда, сказал, что такое состояние аорты могло быть вызвано или усиленными занятиями спортом, или нравственными страданиями.

Чего не могла сделать блокада, того добилась Наташа.

Я хоть и лежу, но дух у меня подбодрился. Наконец перевод принимает реальный аспект, и на днях будет заключен со мной договор на перевод двух томов писем Стендаля, благодаря тому, что вмешался А.А. Смирнов. Зашла по дороге в Литиздат к Щипунову («Искусство»), у которого так и лежит наш сборник о театре марионеток. Я как будто заинтересовала его моей статьей к двадцатипятилетию кукольных театров Ленинграда, сговорились встретиться в сентябре.

У меня сейчас впечатление, что эти два года я просидела где-то в глубоком колодце, и вот вылезаю с трудом из него, и так становится легко на душе. В чем тут дело? Ведь я очень люблю детей, Соню обожаю, а вот быть нянькой (и прислугой при дурной барыне) я не смогла. Слишком уж я привыкла к умственной работе, и отсутствие ее привело меня к полной депрессии.

Тамаре Александровне я сказала, что хотя смерти и не боюсь, но очень хочу дождаться переворота и свидания с братьями; поэтому надо чем-то меня поддержать. Она хохочет – уверяет, что дождусь.

17 июля. У Котошихина: «…а которые люди… а служили они царскую службу и нужду терпели многие годы, также кто и одного году не служил, а взят в полон и был в полону хотя год… за многую их службу и терпение, всякому воля где кто жить похочет, а старым бояром по холопстве и по вечности крестьянской дела до них нет….а иных по челобитью верстают в казаки и в драгуны и дают им дворовые места и пашенную землю»!!

Это в XVIII веке; а в XX за полон «за многую их службу и терпенье» на каторгу.

Это не русская черта. Откуда это? Из Грузии? Вероятно.

Флетчер: «…не будучи обеспечены в собственности, они (купцы и мужики) поэтому мало заботятся о бережливости и ничем не запасаются; зная, что нередко подвержены опасности лишиться не только имущества, но и жизни» (1591).

19 июля. Прочла Флетчера. Как и большинство иностранцев, он видит только отрицательные стороны русского народа, и это меня возмущает. Почему они все забывают, что у них-то творилось в это время. Я на днях прочла 4-й том «Истории Франции» Michlet, XV век. Хороший корректив. Какое-то нагромождение продажности, предательств, разврата, порока, полное отсутствие чувства родины. Все эти герцоги Бургундские, Бретонские, de Lorrain, короли английские, Ланкастеры и Йорки, Варвики (а Gilles de Rеtz!) – все это продавало и покупало, и предавало Францию, как какую-то ветошь. У нас в XV в. – это Иван III, крепкий хозяин. Но из всей нашей истории меня больше всего умиляет и восхищает Смутное время, то есть, вернее, роль народа русского, самостоятельно спасшего свою страну от интервентов, междоусобий, извлекшего самого себя из такой глубокой бездны, которой нет равной. (Он и теперь себя спасает.)

Замечательно ясна вся картина этой Смуты и затем величайшего мудрого напряжения народа у Авраамия Палицына.

Французы предали позорно тех, кто доставил им величайшую славу: Иоанну д’Арк и Наполеона.

20 июля. Я не записала в свое время любопытного факта: Ирина Вольберг окончила юридическую школу и с осени этого года сделалась следователем в Куйбышевском районе. Когда Евгения Павловна приезжала сюда в феврале, во время Галиной болезни, Ирина рассказала ей, что, роясь в документах своего района, она обнаружила дело Богданова-Березовского о его злоупотреблениях в Союзе композиторов, о котором я знала более или менее все подробности от Ю. Кочурова.

По ее словам, дело это хотели совершенно замять, и только благодаря упорству прокурора ему был дан ход. Выходит, что эта тайна, о которой я никогда и никому не говорила, погребена не так уж глубоко.

Я давно уже выстригла листок с его автографом из своего блокадного альбома.

Вчера мне позвонила Якунина после долгого перерыва. Было много работы, эскизы к двум постановкам, «Дворянскому гнезду» и одноактной комедии (в областной филармонии). Жаловалась на утомление, слабость, на невозможность отдохнуть.

Обе мы пришли к заключению, что легко работать и добиваться чего-нибудь могут только те женщины, у которых нет детей. Вспомнили Остроумову. «Да, – сказала Елена Петровна, – и какой у нее был муж, таких больше нет. И ведь Анна Петровна не была особенно красива, дело не в красоте, а в счастье. Вот вы, какая была русская красавица, дай Бог, а счастья не видали, да, не родись умен, красив, а родись счастлив».

Лёля сдала диплом хорошо, будет держать экзамен в академию. Вот бы нашему трутню – Наташе поучиться у Елены Петровны житейской доблести.

А этот милый трутень вдобавок еще морит меня голодом. Оттого-то мне становится все хуже. Один всего раз я поручила Кате купить мне ягод, и та принесла 200 гр. вишен за 4 рубля, и Наташа не преминула попрекнуть меня этим.

21 июля. Лежу и читаю без передышки. Прочла memoires de Mme d’Epinay и была поражена мелочностью всего этого круга. Diderot, Grimm, Holbach и другие энциклопедисты заняты все время мелкими сплетнями, наговорами, подкопами, выживанием друг друга из милостей богатой меценатки, и среди них Руссо – совершенно чужеродное тело, человек из другого, здорового теста, конечно, не француз XVIII века, а женевец. Он наталкивается со всех сторон на их мелкие интриги, ничего в этом не понимает, путается, из себя выходит, а Гримм – типичный лизоблюд XVIII века и препротивный.

А у нас du nouveau[258]258
  новость (фр.).


[Закрыть]! Вчера вечером позвонил Вася. Наташи не было дома. Вася хочет мириться с ней. Говорит, что ему все это надоело, круг девицы, на которой он было собрался жениться, до крайности некультурен, он соскучился без детей, и если Наташа с детьми поедет в Полтаву, как собирается, он приедет к ним.

Сюда недавно приезжал из Москвы режиссер, Васин приятель, Илья Ольшвангер. Он обедал у нас, я лежала. Наташа очень долго с ним беседовала и, по-видимому, поручила ему «возобновить между ней и Васей дипломатические отношения». Я это поняла из Васиных слов.

Я, конечно, мешать этому не буду, но только мне надо будет себя обезопасить. Я думаю, что при наличии у меня работы это мне удастся.

Вернулась она сегодня в 12-м часу дня (ночевала у Юнович). Я ей передала Васину просьбу быть сегодня вечером дома, он будет опять звонить. Рассказала содержание нашего разговора с ним.

Было явно, что она очень обрадовалась. «Нельзя продолжать такую жизнь, надо жить вместе, надо простить друг другу эти увлечения, серьезнее смотреть на семью, надо думать о детях, устроиться pour stable[259]259
  прочно (фр.).


[Закрыть]. Если здесь нет работы, уехать всей семьей в провинцию на год, на два».

Ну, посмотрим. Скандал этой зимы был для Наташи хорошим уроком. Она это сознает сама.

23 июля. Вчера вечером ко мне зашла А.А. Ахматова. Я страшно ей обрадовалась. Она около двух месяцев прогостила в Москве и недавно вернулась. Вид у нее бодрый.

В Москве была небольшая работа, переводила азербайджанские стихи (по подстрочнику)[260]260
  Ахматова переводила произведения азербайджанских поэтов О. Сарывели и Р. Рза.


[Закрыть]. Жила она у приятельницы, актрисы Театра Красной армии[261]261
  Имеется в виду Ольшевская.


[Закрыть]. Как-то эта актриса передала ей привет от их художника. Кто такой? «Он говорит, что вы знали его маленьким, Шапорин».

Отзыв о Васе был очень хороший, что он очень талантлив, воспитан, культурен.

По-видимому, к А.А. там было паломничество, была даже Людмила[262]262
  Имеется в виду Л. Толстая.


[Закрыть]. Одета была настолько бедно, что это казалось явным маскарадом. Она имеет странно-сконфуженный вид из-за своего брака с Калатозовым. Она настолько длительно объясняла, почему она за него вышла, Раневской по телефону, что та, не дослушав, сказала: «Простите, я не могу больше говорить, я говорю с автомата», – наперекор всякому здравому смыслу, т. к. Людмила звонила ей домой.

Узнав о приезде А.А., к ней приехал заведующий Литературным архивом и усиленно уговаривал продать свой архив. «Но все, что у меня было, сожжено во время блокады». – «Хотя бы то, что накопилось после того». Явно было, что ему хотелось приобрести поэму о Ленинграде[263]263
  По-видимому, «Поэму без героя», над которой Ахматова работала с 1940 г. до конца жизни (фрагменты читала знакомым в процессе работы).


[Закрыть]. Ахматова отказалась. Прежде всего А.А. показала мне один курьезный документ. Ее знакомая, работающая в этом архиве, списала для нее выдержку из письма матери Александра Блока матери Георгия Иванова, в котором она очень сожалеет, «что Саша не хочет полюбить А. Ахматову».

«Есть молодая очень красивая и очень талантливая поэтесса, Анна Ахматова, печальная девушка. Хотя у ней есть уже ребенок». Тут она приводит строки:

 
Слава тебе, безысходная боль –
Умер вчера сероглазый король…
 

Я не помню точно текста, но она кончает тем, что Саша от нее отвертывается, т. к. не любит печальных, ему нравятся веселые, увлечен Кармен[264]264
  Шапорина (или Ахматова?) ошиблась. Речь идет о письме Кублицкой-Пиоттух к М.П. Ивановой от 29 марта 1914 г., хранящемся в РГАЛИ: «Я все жду, когда Саша встретит и полюбит женщину тревожную и глубокую, а стало быть, и нежную… И есть такая молодая поэтесса, Анна Ахматова, которая к нему протягивает руки и была бы готова его полюбить. – Он от нее отвертывается, хотя она красивая и талантливая, но печальная. А он этого не любит. Одно из ее стихотворений я Вам хотела бы написать, да помню только 2 строки первые:
“Слава тебе, безысходная боль, –Умер вчера сероглазый король”.  Вот, можете судить, какой склон души у этой юной и несчастной девушки. У нее уже есть, впрочем, ребенок.
  А Саша опять полюбил Кармен». Более полный фрагмент письма см.: Александр Блок. Новые материалы и исследования. М., 1982. Кн. 3. С. 431 (Литературное наследство. Т. 92). В этом фрагменте стихотворение Ахматовой «Сероглазый король» (1910) цитируется неточно. Кармен – оперная певица Л.А. Андреева-Дельмас.


[Закрыть].

«Я хотела вам это показать, – сказала А.А., – потому что, кроме вас, никого не осталось из тех, кто меня знал в те годы, помнит “Бродячую собаку”». Чудовищно, что мать мечтает о любовнице женатому сыну и рекомендует замужнюю женщину.

«Печальная девушка, хотя у нее есть уже ребенок… Я была замужем, вышли уже “Четки”, я была окружена…»[265]265
  Сборник Ахматовой «Четки» вышел в 1914 г.


[Закрыть].

Такая характеристика А.А. совсем ни на чем не основана. Я встречалась с ней, кажется, только в «Бродячей собаке» – Ахматова всегда имела вид царицы, Прекрасной Дамы, окруженной своим двором, влюбленными рыцарями. Отнюдь не имела печального вида. Я совсем не знаю, кто «Сероглазый король», каковы были отношения между А.А. и Блоком, сама же она говорит, что в ту пору, когда было написано это письмо, она встречалась с Блоком раз пять, а мать его видела всего раз. Рассказала о гибели поэтессы Елизаветы Кузьминой-Караваевой. Она жила в Париже, постриглась в [католические] монахини. Во время войны ей было разрешено посещать немецкие концлагеря. [В лагере] она обменялась платьем с одной еврейкой, приговоренной к смерти; та ушла, а Кузьмина-Караваева была повешена [на следующий день].

Такой поступок ум даже не может охватить.

А.А. знала Лизу Пиленко с юных лет. Пиленки были соседями по имению Гумилевой, матери Николая Степановича, у нее даже сохранилась карточка, где они вместе, когда им было по 20 лет.

Ребенок, о котором пишет мать Блока, несчастная Гаянэ, не была дочерью Д.В. Кузьмина-Караваева. Брак этот был фиктивным, это знали все[266]266
  Здесь Шапорина перепутала сюжет о ребенке Ахматовой из письма Кублицкой-Пиоттух с дальнейшим рассказом Ахматовой о Кузьминой-Караваевой.


[Закрыть].

Рассказала А.А., что Н.С. Тихонов написал роман (или просто книгу), героем которого является Тито. В Кремле прочли, нашли, что печатать этого нельзя, т. к. Тито плохо себя ведет, но, впрочем, чтобы Тихонов за себя не боялся (?!)[267]267
  31 марта 1948 г. на заседании Комитета по Сталинским премиям рассматривалась книга Тихонова «Стихи о Югославии» (М., 1947). Сталин сказал собравшимся, что хорошую книгу Тихонова невозможно выдвинуть на премию, потому что «Тито плохо себя ведет» (Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1990. С. 150). Сталин имел в виду самостоятельную внешнюю политику Югославии, по поводу которой возникли разногласия Сталина и Тито (осложненные личной неприязнью Сталина к Тито); вследствие этого была организована травля Коммунистической партии Югославии со стороны других компартий и разрыв с нею отношений (июнь 1948 г.).


[Закрыть].

Не помню, по какому поводу, А.А. сказала: «Нас с вами не надо учить любви к своей родине, а теперь учат». – «И хорошо, что учат, – сказала я, – это лучше, чем либеральное: чем хуже, тем лучше – нашей интеллигенции времен Японской войны». На это А.А.: «Наши либералы после Цусимы послали поздравительную телеграмму микадо. Тот поблагодарил и порадовался тому, что они не его подданные».

25 июля. Была вчера у Натальи Васильевны. Она 26-го уезжает к внучатам. Была у нее Н. Ельцина, жена Клибанова. Он уже за Красноярском по дороге в Норильск. В 37-м году ему было предъявлено какое-то обвинение, и он получил 5 лет. Вернулся, его восстановили, дали работать. Теперь его выслали на 10 лет по прежнему делу, без всякого обвинения. Жена обратилась к В.Д. Бонч-Бруевичу, тот написал очень хорошее, убедительное письмо Ворошилову. Ворошилов отправил это письмо к начальнику Госбезопасности Абакумову. С припиской, что просит дело Клибанова пересмотреть. Это было уже давно, и Бонч-Бруевич ответа так до сих пор не получил и, по-видимому, боится возобновить хлопоты. Бедная женщина в полном отчаянии.

26 июля. Поехала сегодня с детьми на острова[268]268
  Неофициальное наименование островов в районе рек Средняя и Малая Невка: Крестовский, Каменный и Елагин (в 1934 – 1992 гг. объединялись наименованием Кировские острова), места отдыха ленинградцев.


[Закрыть]. Ехали на пароходе, восторг был полный. Давно я там не была. С моей точки зрения, острова испакощены страшно. Клубы, площадки, карусели, читальни, кафе, столовые, лодочные пристани, раковины оркестров – все это заполнило, бывало, уединенные острова. Но демократия не любит уединения и тишины, и с точки зрения демократической там все хорошо организовано, чисто и благоустроено. Везде загорелые тела предаются кратковременному dolce far niente[269]269
  сладостному ничегонеделанию (ит.).


[Закрыть].

Не доходя до Стрелки, длинный песчаный пляж. Откуда он? Прежде, по-моему, его не было. Тут мы с детьми и расположились. Они разулись, бегали по берегу, топотали в воде. Мы были на уровне моря, поэтому линия горизонта была чистая, только море, финского берега не было видно. Было ветрено, мелкие волны мерно набегали на песок. Открытое море, дорога вдаль, в бесконечность, наводит на меня всегда томительную ностальгию, мучительное желание уехать из этой тюрьмы, поехать к братьям, во Францию, в Италию…

Я совсем как три чеховские сестры: в Москву, в Москву, на Басманную. Только у меня, мне кажется, больше причин мечтать о перемене места.

29 июля. Еще из разговоров с Анной Ахматовой: зашла речь о Франции. Я очень жалела французов, говорила, что, на мой взгляд, им оставалось только себе пулю в лоб пустить при таком быстром нашествии немцев[270]270
  Немецкие войска вторглись во Францию 5 июня 1940 г., а 14 июня уже оккупировали Париж.


[Закрыть]. «Их нечего жалеть, Франции больше нет. Один мой знакомый (нерусский), который побывал во время войны в России, Норвегии и, наконец, во Франции, говорил мне, что тут он в первый раз пал духом. Французы не хотели воевать. “À quoi bon, les boches ne sont pas méchants”[271]271
  «Зачем, боши не злы» (фр.).


[Закрыть]; это был настоящий коллаборационизм. При катастрофическом уменьшении народонаселения, уменьшении рождаемости, они знают, что через 50 лет не будет ни одного француза, зачем же воевать? [Идти под пули?]. “Вы были во Франции в 11, 12-м году, – сказал мне этот человек, – тогда вы видели последних французов”».

Зимой я видела во французском иллюстрированном журнале фото актера, взывающего к зрителям: «Français, faites des enfants»[272]272
  «Французы, производите детей» (фр.).


[Закрыть].

В июне я получила опять продуктовую посылку, уже третью, от Оли Капустянской (Плазовской) из Нью-Йорка.

По-видимому, там организовано нечто вроде Apacе – Parcels to Russia[273]273
  Быстрые посылки в Россию (англ.).


[Закрыть], опять помощь бедной голодающей России.

После получения письма от Оли и второй посылки перед Новым годом я ей написала длинное письмо, в котором, между прочим, просила обо мне не беспокоиться и не посылать больше посылок, т. к. у нас, дескать, все есть и все дешево. [Пошлины я заплатила 145 рублей, а сама посылка стоила 4 доллара.] На этот раз пошлина за посылку оказалась уже оплаченной на месте. Хотелось очень опять ответить Оле. Я говорила об этом с Тамарой Александровной, а она рассказала мне следующее: ее знакомая (живущая в Москве, куда недавно ездила Т.А.) получила неожиданно письмо из-за границы. Оказалось, что ее мать, глубокая старуха, жива и здорова, так же как и другие родственники, эмигрировавшие в свое время. Эта знакомая родом из Вятки и чуть что не друг детства Молотова. Она к нему зашла и спросила, может ли она ответить своей матери. «Лучше воздержитесь», – ответил Молотов. А? Каково?

После этого и я решила воздержаться. К чему переть на рожна. А им там все наше неправдоподобие известно. От Васи уже год нет вестей.

1 августа. Московский драматический театр п/р Охлопкова[274]274
  Московский театр драмы (с 1954 г. им. Вл. Маяковского).


[Закрыть] привез пьесу «Великие дни»[275]275
  Пьеса Н.Е. Вирты «Великие дни» (1947) была поставлена к 30-летию Октябрьской революции.


[Закрыть]. Среди действующих лиц: Сталин, Молотов, маршал Василевский. Фотографии всех актеров, играющих этих людей, выставлены на Невском, против Казанского собора. Когда я их увидала, первая мысль была: Musée Grévin[276]276
  Парижский Музей восковых фигур (основан в 1882 г.).


[Закрыть].

Какое безвкусие.

14 сентября. И мир Божий, который превыше всякого разума, соблюдает сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе. Ап. Павел к Филиппийцам, гл. 4, 7.

18 сентября. 8-го наконец получила письма Стендаля для перевода, через полтора месяца после заключения договора.

Наивный Стендаль – он пишет из Триеста: «Consevez un misérable qui ne lit que la Gazette de France, la Quotidienne et le Moniteur»[277]277
  Представьте себе несчастного, который читает только «Gazette de France», «Quotidienne» и «Moniteur» (фр.) (названы популярные французские газеты).


[Закрыть], а что бы он запел, если бы был réduit à un journal en tout et pour tout?[278]278
  у которого на все про все одна-единственная газета (фр.).


[Закрыть]

И еще: «La société de Paris est, je le crains, mortelle pour un jeune écrivain; il voit qu’il est peut-être plus dangereux de s’écarter de la médiocrité en dessus qu’en dessous. Le dégoût le saisit»[279]279
  «Общество Парижа, я боюсь, губительно для молодого писателя; он видит, что, может быть, более опасно быть выше посредственности, чем ниже ее. Отвращение охватывает его» (фр.).


[Закрыть].

22 сентября. Как больно, физически больно сердцу. Я так люблю Соню, Петрушу. Они уехали в августе. В Москве я получила письмецо от Сонечки, и затем ничего. Никто не пишет, Вася не звонит. Сейчас получаю письмо от Сони на одной страничке и длинное письмо от нее же Елене Ивановне, продиктованное Наташей. Соня только и пишет, что скоро приедут и чтобы я выслала ее пальто «папе в Москву». А где живет этот папа?

Я благодарности никогда не жду, но… Впрочем, от кого из них я могу требовать элементарной воспитанности? То, что я распродала для детей лучшую мебель, лучшие книги, это принимается как должное. Но от такой грязной женщины, как Наташа, мне ничего не нужно. Мне больно, больно, что она восстанавливает против меня детей.

2 октября. Я так много работаю над переводом, что нет времени писать здесь, в этой тетрадке, моем единственном друге. Как нелепо: в Москве все мои близкие, Лёля, племянницы, Надя Викентьева, товарки по институту, все люди, которые меня знают спокон веков и любят меня. Здесь я одинока совсем. У меня здесь друзья, т. е., вернее, хорошие знакомые, которые хорошо, даже прекрасно ко мне относятся, но – между прочим. А я для Нади Верховской, так же как и она для меня, – это наша юность.

6 октября. Поехала на переговорный пункт, хотела купить талон и позвонить вечером Юрию, узнать о детях, о Васе. Талон на десять минут разговора стоит теперь 25 рублей!!! Конечно, не стала брать.

Я думала сегодня о царящей у нас нивелировке. Мне кажется, что Сталин невероятно, чудовищно завистлив. Как когда-то Зинаиде Райх было невыносимо, чтобы кого бы то ни было хвалили в их театре, она ревновала даже к музыке Г. Попова, так и Сталину невыносимо, даже когда за границей хвалят Ахматову, Шостаковича. Каждый должен чувствовать, что его могут в каждую данную минуту окунуть в грязь. Недопустимо, чтобы человек сознавал себя Человеком; Человек – это звучит гордо! – какая нелепость[280]280
  Из пьесы Горького «На дне» (1902).


[Закрыть]. Чужая популярность как змея жалит Сталина в сердце: Киров, Орджоникидзе, Фрунзе уничтожены. А как и почему умер Жданов? Он был газетно популярен, это опасная болезнь. А the little grey man[281]281
  маленький серый человек (англ.).


[Закрыть] живет себе поживает. А почему в опале Жуков, главный герой войны?

11 октября. L’âme est un feu qui s’éteint s’il ne s’augmente. Stendhаl, lettre 982[282]282
  Душа – это огонь, который гаснет, если он не усиливается. Стендаль, письмо 982 (фр.).


[Закрыть], 1832[283]283
  Это письмо не вошло в издание, для которого переводила Шапорина.


[Закрыть].

Вечер. Была в Союзе писателей на докладе Ратгаузера.

Кое-что поучительное. «Предатель» Тито, наш выкормыш Димитров, поляк Гомулка – все уверяют, что можно обойтись без классовой борьбы, а мы говорим, что Большевизм есть тактика для всех. И все инакомыслящие – предатели.

Брат А.И. Иоаннисян, вернувшись из ссылки, рассказал, что встретился там с одним человеком, который был в плену у немцев, бежал во Францию, присоединился к французским партизанам, воевал там, получил французский орден, и когда вернулся на родину, был сослан на каторгу на 25 лет «за нужду и терпение»![284]284
  Возможно, Шапорина перефразирует девиз («За любовь и отечество»), который был вышит на орденской ленте с бантом, вручавшейся со знаком ордена Святой Екатерины отличившимся воспитанницам Екатерининского института, – такой орден получила при выпуске из института Шапорина.


[Закрыть]

20 октября. Je ne trouve personne pour qui faire de ces parties de volant, qu’on appelle avoir de l’esprit (курсивом). Stendhal, lettre à di Fiore[285]285
  У меня нет никого, с кем бы я мог поупражняться в той игре в волан, которая называется остроумной беседой. ‹…› Стендаль, письмо к ди Фиоре (фр.). См.: Стендаль. Собр. соч.: В 15 т. М., 1959. Т. 15. С. 289.


[Закрыть].

Как я это понимаю. И как этого мне не хватает.

Какой был остроумнейший causeur[286]286
  собеседник (фр.).


[Закрыть] в молодости А.А. Смирнов, Шурочка, как мы его звали. А теперь перепуганный, заваленный работой, боящийся слово произнести.

И еще Петтинато. Где он, жив ли? Его сыновья?

Мне иногда последнее время начинает казаться, что из-за темного занавеса я ощущаю свет. Вернее, предчувствую.

23 октября. Я не могу работать в своей комнате над переводом. Грохот и завывание слесарных станков раздается как будто за перегородкой. Ухожу работать в комнату Ольги Андреевны днем, когда ее нету. Теперь над ней вопят патефоны.

Это все то же презрение к человеку, к соседу, насаждаемое нашим правительством, «нашей партией». Мы опять (жильцы, среди которых два Сталинских лауреата[287]287
  Имеются в виду А.Н. Максименков и Сабуренков.


[Закрыть], библиотекарь Академии наук, заведующая кафедрой языков и т. д.) подали заявление депутату Верховного Совета нашего района Шостаковичу с просьбой уничтожить мастерскую.

Ашкенази, секретарь Шостаковича, сделал все, что нужно, послал бумажки в райсовет, в РЖУ[288]288
  В архивном фонде Шапориной в РО ИРЛИ (Ф. 698. Оп. 2. № 97. Л. 1 – 1об.) сохранилась копия письма Шостаковича от 16 октября 1948 г. председателю исполкома райсовета Дзержинского района с ходатайством о выселении слесарной механической мастерской.


[Закрыть]. К нашей петиции присоединился Иван Михеевич (управдом), т. к. мастерская разрушает дом, загрязняет двор. Была комиссия, в ее составе был энкавэдэшский офицер. Он утверждал, что это безобразие, надо выселить.

26 ноября. Воз и ныне там, гудят еще хуже, с 8 утра до 12 ночи. Я пятый день лежу, грипп, горло, ухо. Я переползала на целый день к Маре. Сегодня лежу у себя, т. к. сделала компресс на ухо, и другое забинтовано, не так слышно. А слабость такая, что нет сил перетаскивать белье, подушки.

28 ноября. Совместная жизнь с Наташей мучительна. Меня мало трогает ее наглость по отношению ко мне, даже совсем не трогает; но смотреть, что она делает с детьми, как она их ведет, для меня так мучительно, как если бы кто поджаривал их на медленном огне на моих глазах. Ни гигиены, ни лечения, ни заботы. За полтора месяца с приезда она их мыла один раз, на второй же день. У Сони порок сердца, всеми докторами велено, чтобы Соня днем отдыхала. Если Наташа днем дома, дети не отдыхают.

Я купила рыбий жир. «Мама сказала, что надо ложку вымыть, а ей не хочется мочить руки…» Жир не принимают. Не стоит всего вспоминать. Если не случится чудо и Наташа будет продолжать их воспитывать, Соня скоро погибнет.

Куда ни глянь, никакого утешения, нигде ни проблеска. Всю осень гонения на биологов[289]289
  Речь идет об августовской сессии Академии сельскохозяйственных наук СССР, сентябрьских Президиуме Академии педагогических наук РСФСР и Академии медицинских наук СССР, посвященных внедрению «материалистической школы» в биологию и борьбе с «идеалистической биологией» (генетикой). В октябре эта борьба была перенесена в соответствующие академические учреждения Ленинграда.


[Закрыть], – теперь доктор не имеет права спрашивать у пациента, не болели ли родители туберкулезом, наследственности нет. В университете чистят, просевают – словом, угнетают до потери сознания. Газет я не читаю, претит лай Вышинского[290]290
  В октябре – декабре 1948 г. происходили заседания третьей сессии Генеральной ассамблеи Организации Объединенных Наций, на которых регулярно выступал Вышинский, и его речи с 29 октября систематически печатались в газетах.


[Закрыть], этого заплечного мастера. Уж эти поляки – Дзержинский, Менжинский, Вышинский.

Я с наслаждением переводила Стендаля, уходила от всего и ни о чем не думала.

А бедный Клибанов в Норильске в шахтах работает. От Е.М. Тагер ни звука, а она ведь с марта месяца свободна. Написала вчера ее Маше, прося сообщить, что знает о матери.

Единственно, что за это время произошло приятного, это отправка Гали в Халилу по бесплатной путевке тубдиспансера на два месяца. Это чудо.

Юрий вдруг прислал 500 рублей, пишет на переводе: «Для тебя и детей» – и подчеркивает.

Васина судьба ужасно меня беспокоит. Он так талантлив и такой неврастеник.

29 ноября. Я немстительна, но никогда не забываю ни зло, ни добро, сделанное мне когда-либо. Само не забывается. Сейчас у меня мечта, чтобы Наташа нашла себе жениха или содержателя, и я, перефразируя, повторяю слова песенки, которую Стендаль расхваливает в одном из своих писем к Де Маресту. Signor governatore, deh senza sposo non la lasciate. Господин губернатор, прошу, дайте ей мужа. Но надежды мало. Прежде чем в ком-нибудь успеет разгореться вожделение, она уже ложится на диван.

30 ноября. И один оазис – это Анна Петровна, ее дом. Целеустремленность, мудрость, большой талант и абсолютная чистота, честность. Дай ей Бог подольше пожить.

Теперь она занята третьим томом автобиографических записок и решила прочесть главу за главой вслух нескольким друзьям для обсуждения. Анна Петровна пригласила П.Е. Корнилова, Е.Н. Розанову, Ю.А. Кремлева, К.Е. Костенко и меня. Было уже четыре вторника, к сожалению, на последнем чтении я не была, лежала с гриппом. Мы все стараемся находить недостатки, не пропустить неудачного выражения. Особенно дотошлив Кремлев. Корнилов играет роль горлита, следит с точки зрения цензуры, политики.

Мы спорим, обсуждаем. А.П. что принимает, что нет. Многое исправляет и тогда сдает уже перепечатывать. Сегодня чтение не состоялось, она очень утомлена химиками, которым читала книгу о С.В.[291]291
  Возможно, биографический очерк «Сергей Васильевич Лебедев» (1943 – 1944).


[Закрыть] Но меня она просила прийти, и мы чудно посидели и поболтали вдвоем, как в блокаду.

Если женщина хочет чего-нибудь добиться, она не должна обзаводиться семьей.

А.П. читала, как в 28-м (кажется) году С.В. заболел в Рыбинске, где ему сделали операцию. Хирург предупредил А.П., что у него почти нет надежды на спасение С.В., и ушел. Она осталась одна в коридоре и припала лбом к каменной стене. Я вспомнила, как во время гражданской панихиды маленькая фигурка А.П., в черном, стояла, отвернувшись от гроба, почти лицом к стене, и не двигалась.

Большой человек она, настоящий Человек.

3 декабря. Встретила сегодня Л.М. Стукка: Вс. Рождественский ездил в Москву, его вызывал Ю.А. по поводу «Декабристов». Полину Гебль, жену Анненкова, надо сделать русской. Подумаешь, история! В наш сталинский век историю пишут по вдохновению свыше et on ne s’arrête pas pour si peu[292]292
  и не останавливаются перед такой мелочью (фр.).


[Закрыть].

Ночью звонил Вася. Болею я сердцем за него ужасно. Он был должен 2000 макетчице, о чем мне говорил Дмитриев, советуя этот иск обжаловать, т. к. тогда ни В.В. за эскизы, ни Вася за выполнение их денег не получили. Вася ничего не сделал. Теперь к Ю.А. пришел с этим иском и еще другим от молочницы, тоже на 2000, судебный исполнитель и хотел описать имущество на эту сумму. Его уговорили отложить, и, не предупреждая Васю, отец, вероятно, под влиянием жены, выписал Васю. Вася теперь в воздухе, и его могут просто выслать. Под влиянием обиды Вася написал отцу истерическое письмо, припоминая ему все его прегрешения, начиная с нашего вынужденного отъезда, вернее бегства, за границу. Я не ожидала, что он мог все это помнить, так он всегда благоговел перед отцом и поносил меня. Черновик этого письма он прислал Наташе с просьбой передать мне. Это не было сделано. Ночью он мне об этом сказал, попросил прочесть, чтобы быть в курсе дела, т. к. Ю.А. на днях сюда приезжает слушать оперу Прокофьева[293]293
  Речь идет о просмотре 3 декабря в Театре оперы и балета им. Кирова, в преддверии Пленума Союза советских композиторов, оперы «Повесть о настоящем человеке» (1948) по одноименной повести Б. Полевого (1946).


[Закрыть]. Меня прямо по сердцу резануло то место в этом письме, где Вася пишет: «В субботу 20 ноября мы встретились в Комитете для моего устройства. При выходе я пытался с тобой заговорить о “Декабристах” и показать тебе эскизы, но ты так был галантен и предупредителен по отношению к комитетчикам, что посмотрел только за машиной и уехал с ними, а я остался с рисунками в руках».

До чего это оскорбительно! Бедный Вася.

Наташа мне заявила, что Васю не пустит в свою комнату. Этакая…

7 декабря. Вернулась из филармонии. 5-я симфония Шостаковича конечно гениальная вещь[294]294
  Исполнялась во 2-м отделении (в 1-м – Серенада для струнного оркестра C-dur, соч. 48).


[Закрыть]. Давно ничто не производило на меня такого сильного впечатления. Вещь грандиозная, по-настоящему грандиозная, местами трагическая, в начале. И такого музыканта смели, осмелились поливать помоями, диктовать свои собственные мещанские, полуинтеллигентские правила.

Были бурные овации, требовали автора, но он так и не вышел на эти вызовы и гром аплодисментов. Мравинский поднял партитуру и многозначительно ею потряс в воздухе. Замечательное произведение.

Я по возвращении позвонила Софии Васильевне, она говорит: «Знаете, я сейчас страшной стервой стала; пусть-ка их реалисты что-нибудь подобное напишут». Д.Д. не приезжал из Москвы, боясь демонстрации, которая и была на самом деле, а его бы загрызли.

4-го был у нас Юрий. Петя его встретил восторженным визгом и вопросом «А что ты привез?», т. к. Юрий нес большие пакеты с яблоками, мандаринами, конфетами. Здесь был съезд композиторов. Слушали оперу Прокофьева «Повесть о настоящем человеке». Юрию не понравилась, да и Кочуров говорил, что слабое произведение. Но Юрий был глубоко возмущен выступлениями Энтелиса, Коваля, которые непристойно ругали оперу и Прокофьева[295]295
  Ср.: «Формалистическое направление еще окончательно не разгромлено. Показ в Ленинграде в концертном исполнении силами Театра оперы и балета им. Кирова новой оперы Прокофьева “Повесть о настоящем человеке” свидетельствует о том, что формализм еще продолжает жить в сознании некоторых музыкантов. Прокофьев в своей новой опере повторил все то отрицательное и отвратительное, что было в операх периода безоглядного увлечения модернистскими вывертами. Сумбур, грубый натурализм, полное отсутствие мелоса, нелепое введение песен несоответствующего стиля, гармоническая грязь, безвкусица и отсутствие какой-либо высокой идеи в музыке – вот что характеризует это, в корне порочное произведение» (За советскую музыкальную классику // Советская музыка. 1948. № 10. Декабрь. С. 5). Учитывая, что главным редактором журнала являлся Коваль, можно полагать, что он и был автором этой статьи.


[Закрыть]. «Разве это критика, – говорил Ю.А., – если бы Прокофьев присутствовал при этом, с ним бы случился второй удар». Слушали также 2-ючасть «Войны и мира»[296]296
  Это была генеральная репетиция в Малом оперном театре второй части оперы Прокофьева.


[Закрыть]. «Нельзя, – говорит Юрий, – делить оперу на два вечера. Это компрометирует Наташу, которая является единственной и главной героиней оперы».

В первой картине и на балу она влюбляется в князя Андрея, потом хочет бежать с Анатолем, и затем ее утешает Пьер. Если зритель не пойдет слушать продолжение, какое же у него составится мнение о Наташе? И только во второй части, в сцене смерти Андрея, Наташа проявляет подлинное высокое чувство.