Текст книги "Голос Незримого. Том 1"

Любовь Столица
Голос Незримого. Том 1

© РГАЛИ, 2013

©Л.Я. Дворникова, составление, подготовка текста, послесловие, примечания, 2013

©В.А. Резвый, составление, подготовка текста, примечания, 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

РАИНЯ
^стихи

Ох ты, матушка, пустыня,

распрекрасная раиня.

Из старин<ной> песни

 
Тихо вступаю в твой сад я, земная пустыня – раиня,
Кущам зеленым несу радостных утр бытие.
К юным устам приклонись, о тростник заповедный, напевный!
Пусть возлетает – летит трелью крылатый восторг!
 

ВЕСНА

 
Когда мне жизнь стокрылая вручила тайны нить,
Во храм к жрецам вступила я – должна была вступить.
 
 
Там совершалось верное служение векам —
Бряцали лиры мерные, пел синий фимиам…
 
 
То длился культ таинственный, великий, но былой:
Был мертвым бог единственный, воспетый их хвалой!
 
 
Вот – статуи, вот – мумии, вот – пышный саркофаг…
Стояла я в раздумии, не в силах сделать шаг.
 
 
И здесь казалась ложною та мысль, что, кроме сна,
Есть где-нибудь тревожная, зеленая весна.
 
 
Но ты мне, о Весенняя, на мир раскрыла дверь —
Живу в душистой сени я с тобой сам-друг теперь.
 
 
Как дети беззаботны мы, как дикари – наги
И плясками налетными чертим в лугах круги.
 
 
Иль, сев на холм развлаженный под голубую ель,
Перебирая скважины, возьму в уста свирель.
 
 
Прильнув своим запястием к перстам неверных рук,
Ты учишь с гордым счастием рождать великий звук.
 
 
Твоим весельем душу я да напою навек!
И пусть ликует, слушая те песни, человек!
 

5 декабря 1907

 
Засеян год. И быть весне.
Уж заряницы полосы
Растут, как крылья, в зимнем дне!
Уж дев завились волосы!..
 
 
Воскресла! Встала! К нам идет!
Как Лазарь опеленута.
Лазурь несет, целует лед —
И тает он, ей тронутый.
 
 
Скорей, скорей навстречу к ней!
Дитя к дитяти ринется.
Пусть рассмеется песнь песней
И эхом в жизнь откинется!
 
 
Зеленым пламенем весны
Душа моя охвачена.
Бегу по кочкам целины,
Неровностью раскачана.
 
 
Ты – близко, Вечное Дитя…
Уж пелены отвесило
На хвойный сук. Летишь, как я,
Обнаженно и весело.
 
 
О, дай мне алую ладонь!
Она лучом пронизана…
Неси нас ветер – резвый конь!
Гора. Вот ухнет вниз она…
 
 
Мы в улей солнечных дубрав
Рука с рукой укроемся,
Прикопим в соты сладость трав
И в чернозем зароемся,
 
 
И выдоим шелковых коз
С тяжелым, белым выменем,
И скликнемся между берез,
Как дружки, нежным именем.
 
 
Пожнется год. И сгинет злак.
К чему сомненье гневное?!
Умрет весна. Да будет так.
Восстанет вновь, трехдневная!
 

1 декабря 1907

 
Больше, всё больше снегóвеет хижина.
Сплю…
Ведьмой-зимой пленена и унижена,
Сон свой весенний лелею и длю.
 
 
Лес, мой пестун седокудрый, баюкает.
Вдруг
Что-то в оконце слюдяное стукает:
Кто-то взманил меня трепетом рук.
 
 
Розовый лик с золотыми веснушками…
Чей?
Дева цветет под нагими верхушками,
В окна плескается смеха ручей:
 
 
– Время тебе распрощаться с берлогою!
Выдь! —
Солнышко. Жмурюсь, сердитая, строгая —
В спячке отвыкла я петь и ходить.
 
 
Вот от замка ледяного свободная
Дверь!
Ринулась сильная, злая, голодная, —
Вешнюю волю почуявший зверь.
 
 
В жарком луче бытия ошалелая,
Мчусь…
Кудрями алыми ветку задела я
И хохочу, и кружусь, и валюсь…
 
 
Хмель голубого, горячего воздуха
Пью,
Ложа ночного короткого роздыха —
Норы и гнезда – копаю и вью.
 
 
Снами без снов под родными макушками
Сплю…
Розовый лик с золотыми веснушками
Девы-веснянки целую, люблю.
 

10 декабря 1907

 
Далеет нищая земля…
Одна сосна
Лишь зелена.
В парном тепле лежат поля.
 
 
Как голубь бирюзово-сиз,
Ручей рассек
Крылами снег —
Летит, воркуя, с кручи вниз…
 
 
А в недрах копится трава,
На ветках – лист.
Как аметист,
Поднебесь грустно-розова.
 
 
Сошла я в дол навстречу Ей.
– Ау, весна!..
Восстань от сна
Из гроба льдяных хрусталей!
 
 
Для игр девичьих жду тебя!
Ау, сестра!
Ау!.. Пора
Нам в хороводы встать любя! —
 
 
И озеро, поголубев,
Взыграло льдом,
И чернозем
Исторгнул летошний посев.
 
 
Фиалки спеют по буграм,
На пашне вол
Бразду провел.
О, где ты? Здесь ли, тут ли, там?
 
 
Пусть я одна к тебе иду —
Восстал за мной
Мир земляной!
Весна! Ау! Ау! Ау!
 

18 января 1908

 
Камень сугроба
От зимнего гроба
Отвален.
Чудом разлиты
Вокруг хризолиты
Проталин.
 
 
Ангелов сонмы
В лазури истомной
Лучами
Всходят – нисходят…
И облаком бродит
Их знамя.
 
 
Луч белокрылый
Стоит у могилы,
Вещая:
– Твари, о, верьте,
Восстали от смерти
Дни мая. —
 
 
Птицы ликуют,
В лазури кочуют
И в долах.
В чащи олени
Бегут от селений
Веселых.
 
 
Отрок и дева
Сохою посевы
Промерят:
В вешнего бога
Наивно и строго
Поверят.
 
 
Озимь открылась.
Земля олучилась —
Воскресла.
Братья, кто с нами?
Овьемте цветами
Ей чресла!
 

12 декабря 1907

 
Вечера приплывают неслышные, розовые…
В талом сквере, напротив, аллеи березовые
Облекаются
Фиолетовой ризой…
Колокольчикам конки грачи откликаются.
У оконной маркизы
Копошусь, в узком ящике землю раскапывая:
Резеду и петуньи причудливо-краповые,
Хрупкоствольные
Уж засеивать время.
Чу! Колышутся вздохи церквей богомольные…
Серебристое семя
Уж зарыто землей влажно-черною, плюшевою.
Прислоняюсь к окну, руки солнцем осушивая…
Чуть лиловые
Шевелятся березы…
……………………………….
В этот миг зарождаются в сердце махровые
Предвесенние грезы.
 

12 января 1907

 
Солнышко какое!
Приоткрыла форточку.
Беленькую кофточку
Ветер колыхает…
Мальчуган румяный желтые левкои
Робко предлагает.
 
 
Я, смеясь, кидаю
Деньги серебристые,
А цветы пушистые
Погружаю в вазу.
Мальчик блестки ищет, в лужи попадая
Ручкою чумазой.
 
 
Верх сарая мшистый
Весь облеплен птицами…
Ослепляя спицами,
Мчатся два угрюмых,
В пестреньких костюмах,
Велосипедиста.
 
 
На окне левкои…
Солнышко какое!
 

15 января 1907

 
Смеется небо…
Смеются люди…
Танцуют шляпы, боа, фуражки…
На крыльях – кэбы!
В цветах – запряжки!
Букет фиалок на каждой груди.
 
 
Нашли друг друга
В янтарной пыли.
Приник устами к ее перчатке,
Душистей луга…
А две мулатки
В ландо блестящем глаза скосили.
 
 
Пошли. Смеются…
Любви мотивы,
Как вешний воздух, из уст их льются.
Исчезли кэбы…
Смеется небо…
Они счастливы. О, как счастливы!
 

20 января 1907

 
Сумерки белые в таинстве вешних родов цепенели.
Я на веранде ждала за драпри парусинными.
Звезд голубыми венками сплетала свои иммортели —
Думы мои запарили кругами старинными…
 
 
В мягкой, родной колыбели баюкались желтофиоли —
Гордым обетом жило их младенчество бедное.
Тихо и властно стонала земля в плодородящей боли:
Жизни за жизнями миру дарила, победная!
И проливались ручьи – материнские светлые слезы…
Очи омыла я влагою их чудотворною.
Жадно глотали обильное млеко цветы и березы…
С ними питалась я силой подпочвенной черною.
 
 
Ваша я – первенцы мощной весенней пустыни,
Воды бегучие, глыбы могуче-инертные!
Ваша я – жизни, начало приявшие ныне!
Ваша – о весны великие, в смерти бессмертные!
 

Апрель 1907

А. Ершову

 
Спугнули лампы наши сны.
О друг, идем же на крыльцо!
Рука с рукой. Сидеть. Молчать.
Принять иное – то – лицо…
О этот ритм шагов весны!
Как их не ждать, как их не знать!
 
 
Ты видишь? Реет херувим
В сребрах-кудрях над головой,
На блюдо ловит диск луны.
Взлетим, взлетим, взлетим за ним!
И мяч воскинем золотой
До вожделенной вышины!
 
 
Ты слышишь? Льется трепет цитр,
И вышний певчий хоровод
Святых и солнц, детей и звезд
Пред очи наши предстает…
О, сколько лиц, венцов и митр!
И нас сближает Млечный мост…
Но недовольный – дольний звук.
То – на земле младенца плач.
Ему приснились злые сны…
Зовет нас времени трубач!
Разорван круг сердец и рук —
Нарушен ритм шагов весны.
 

Апрель 1907

 
Когда в сияньи утра я молюсь, лицо склоня,
Весенняя, Немудрая – Ты смотришь на меня:
 
 
На персях руки свилися молитвенным крестом,
И кудри заслонилися трепещущим холстом.
 
 
Ручьем псалмов колеблемы, уста – как виноград.
У ног – златыми стеблями блистает кринов сад.
 
 
Вдали холмы написаны, лазурь и белый храм…
Нисходит плавно вниз она, святая Мариам —
 
 
Идет, синеочитая, от неба до земли,
Среброкрылатой свитою с ней духи снизошли…
 
 
И херувимы ленные гласят в свою свирель:
– Се – Дева Вожделенная, Веселие земель! —
 
 
О цвет неувядаемый! Безгрешная земля!
Зачем тебя не знаем мы, дух скорбью запыля?
 
 
Зачем же позабыли мы священный женский смех?!
Зачем досель незыблемый царит унынья грех?!
 
 
Тебе, Невиннокудрая, молюсь я, стан склоня.
Блаженная, Премудрая, возрадуй же меня!
 

Октябрь 1907

ЛЕТО

 
Дышит медом травяная глубина,
Увиваются над ней туманы тюлевые…
Вновь напевен воздух! Вновь жива весна!
Улыбаюсь я, просторами разгуливая.
 
 
Бытие мое смутили города,
Думу девственную злобою укалывая.
И вернулась, уж навек, я к вам сюда —
Шири солнечные, влажности опаловые!
 
 
Поступь трепетна. Испуган бледный лик.
И дыханье холодно, как лето северное…
А земной зеленый мир блажен, велик,
Мне объятья полонил охапкой клеверною.
 
 
И не знаю я, сплету ль себе венок?
И сумею ль?.. И посмею ли?.. Оканчивая,
Я свиваю жизнь свою с цветком цветок
Из тебя и для тебя, о земь приманчивая!
 

1 июня 1907

 
Ты – предо мной, земля. Великая земля…
Пространная, золоторосая…
К величью твоему взывая и моля,
Взираю на тебя с откоса я.
 
 
На западе поник березовый лесок —
Закаты тюлем занавесятся.
А рожь, лазурясь, постелилась на восток —
Над ней улыбка полумесяца.
 
 
О первый мой привал, песчаный косогор,
Где мне открылась весь безмерная! —
Тебя покину я. Бери меня, простор!
Я в дол глубокий ринусь серною.
 
 
И там, дитя земли, прострусь пред нею ниц.
Пусть к черным персям ухо склонится…
Быть может, мне устами кротких медуниц
Веленье Матери проронится?
 
 
Восставши, удалюсь указанной тропой —
Природы радостная схимница.
Прости же, Мать, когда под быстрою стопой
Хотя единый цвет твой вымнется!
 

Январь 1908

 
С жизнью зеленой
Вся жизнь моя связана.
Пажить златая
И ландышник белый,
Бабочки мая
И яблок незрелый
(Всё, что поблизости, всё, что вдали) —
Вами предсказано
Мне, изумленной,
Чудесное счастье
В жизни зеленой —
Счастье земли.
Солнца ль запястье
Сомкнется над долами,
Свяжутся ль тени
Над нивою черной, —
В недра рождений
Вею я зерна.
(И проплывают утра, вечера)…
Это ль не счастье?!
Руками веселыми
В землю внедряться,
Творить – растворяться
Нынче, вчера…
 

6 июня 1907

 
Подымаюсь, опускаюсь,
Свежих листиков касаюсь
Пламенным лицом.
Приближаюсь, удаляюсь,
Я качаюсь, я качаюсь
В голубом.
 
 
Вижу тучек пышный локон,
Стройный контур дальних окон,
Море красок – луг.
Ветер в уши мягко дует,
И с испугом вдруг целует
Шею – жук.
 
 
Выше, выше, в голубое!
На роскошно-снеговое
Облачко лечу.
Белым завитком играю,
В синих взорах замираю,
Хохочу.
 

Июнь 1906

1

 
Половодьем дол окрестится,
Сад орóзовится вишнею, —
В вёсну дева заневестится
С томным плачем, с грезой пышною.
 
 
И туда, где в речки синие
Снеговые глыбы топятся,
И цвести помпоном инея
Одуванчики торопятся,
 
 
Станет часто-часто хаживать
И тревожная, и дремная.
Будут в кочках мох приглаживать
Стопы голые и темные.
 
 
Нежной похотью полян дыша,
Тело тянется и клонится…
Серебряный бубен ландыша
Зазвенит и посторонится.
 
 
Зацветя мечтою смелою,
Дева спит – не спит – раскинется…
Грудь ее янтарно-спелая
Гроздью наземь опрокинется.
 
 
А найдет розоволикую
В травах юноша обещанный —
Обернется злою, дикою.
То девичьим сном завещано.
 

2

 
В небе зреют колосья закатные —
Золотые поля,
И пустеет жнитво необъятное —
Голубая земля.
 
 
На хлеба с утучненными зернами
Поднят радостный серп:
Их Жена полосами покорными
Обрекла на ущерб.
 
 
Гнется, колет, отпрянет – замается
Над обставшим врагом!
И горячей росой окропляется
Лик с малиновым ртом.
 
 
О, как желт ее плат, что на темени!
Больно видеть глазам…
Ей ли мерить взмах силы и времени —
Жрице, вшедшей во храм?!
 
 
В небе – злато. Уж нет его на поле!
Миг блаженный настал —
К груди щедрой, что стебли царапали,
Ртом младенец припал.
 
 
Над холмом – серебреет Медведица.
Сзади – стогны снопов.
Молоко благодатное цедится
Из священных сосцов.
 
 
Ты, о женщина, как Богородица,
Как земля, высока!
Жизнь тобой, полночревною, родится…
Так из века в века.
 

25–30 января 1908

 
Апрелем хмéльным
Пьяна земля.
Весельем трельным
Гудят поля.
 
 
И отрок гордый
Идет за плугом
Запашным кругом,
Чертя в нем хорды.
 
 
Упружит бедра,
Смиряя ветр.
Он – пахарь бодрый
И геометр.
 
 
Удар мотыги
Могуч и част.
Лучатся миги —
Дробится пласт.
 
 
Пусть Бог расплещет
Весь жемчуг ливней,
Он лишь разливней
Кудрями блещет!
 
 
С улыбкой взора
И мышц игрой,
Он – дух Простора,
Полей герой.
 
 
Увялой розой
Закат опал.
Вернулись козы…
И он устал.
 
 
В молитве к лугу
Награды просит…
И луг выносит
Ему подругу.
 
 
Как зерна сильны,
Лежат в пыли…
Он – бог ковыльный.
Он – жрец земли.
 

Октябрь 1907

 
Золотым бутоном лопнув, распустилось солнце.
Рано-рано. Избы дремлют. Легкий стук в оконце,
 
 
Щелк бича, – и мальчик смуглый, с сладостной зевотой,
Гонит стадо, залитое теплой позолотой.
 
 
И, как облаки, по лугу носятся барашки,
Принимают их копыта розовые кашки.
 
 
Мордой влажною коровы щиплют стебель сочный,
И от тел их пышет запах жаркий и молочный.
 
 
Ветер цедит колокольцев отзвон серебряный.
Ржет – играет жеребенок, вешней силой пьяный.
 
 
И холмами тают дали в сини необъятной…
Утро, солнце, люди, звери, запах, звуки, пятна! —
 
 
О земля! как ты могуча бытием зеленым!
Миром тварей, беззаветно, радостно влюбленным!
 
 
Их восторг живой таится в яйцах птиц болотных,
В грузных пестиках цветочных и в прыжках животных,
 
 
И в свирельном юном гимне, что, скругляя щеки,
Пастушок румяный зачал, лежа на припеке.
 

12 января 1908

 
В час, когда деревьев листья
Сцепят вязь,
В алом небе черной кистью
Кружевясь,
 
 
На холме два силуэта
Манят взгляд.
Рама им – луга и лето.
Фон – закат.
 
 
В мураве один простерся,
Весь нагой,
С выгибом капризным торса —
Мальчик-зой!
 
 
Фреской – бич его под дубом
Вековым,
А свирель прижата к губам
Молодым.
 
 
У другого – милый профиль
И венок.
Сзади них цветет картофель,
Барвинок.
 
 
Сзади – в травах задремали
Их стада.
Сзади – в розовой эмали
Города.
 
 
Вот, зарей насквозь прострижен
Черный куст,
И на алом лаской сближен
Контур уст.
 

5 января 1908

 
Любит он весь ярый полдень без движений
Пролежать во мху на животе,
Хоть свободны от одежд его колени
И не знают равных в быстроте.
 
 
Любит гордо, по-мальчишески, ленивясь,
В двух-трех нотках пробовать свирель.
Он – зверок, у стад посаженный на привязь,
Он – просторов пленник – отрок Лель.
 
 
Сладко мне тогда с возможностью лобзанья
Наклонять себя к его устам —
Увеличить, вновь уменьшить расстоянье —
Заманить, как мотылька, к цветам.
 
 
Иль, доверясь солнечным его объятьям,
На плече нагом полузаснуть…
Чувствовать, как рассерженный цепким платьем,
Рвет его, мою целуя грудь.
 
 
О, он дикий! Но родной и сердцу милый…
Смуглотел, кудряв и невысок.
Мышцы рук его меня пугают силой,
А с мои, не больше, стопы ног.
 
 
Я люблю его за то, что колос хлебный,
Мед и плод – всё крадет мне, как еж,
Что он голый, сильный, близкий и враждебный,
Что он многим на меня похож!
 

7 января 1908

 
Жарко… Пóд гору упали мы,
Где нас в люльку принял хмель,
Где поток убрал эмалями
Мерных волн своих качель.
 
 
Долгой струйкой камни точатся,
Стрекоза дрожит – дрожит…
Нам шалить, купаться хочется!
Нам неведом страх и стыд!
 
 
Пали с тел лохмотья красные —
И две голые спины
Полудетские прекрасные
Синевой отражены.
 
 
Миг пугливости… Вдруг ринулись.
Холод… Брызги… Хохот… Крик…
Вместе сдвинулись – раскинулись…
Каждый счастлив, юн и дик!
 
 
Расплескались, свились под руку,
С громким фырканьем плывем.
На плечо упала к отроку
Я белеющим пятном.
 
 
– Милый, черпаешь ты золото
Сетью влажною волос… —
– Милая, к грудям приколоты
У тебя бутоны роз… —
 
 
Отдыхая ль сладко на мели,
Иль ныряя в щучий лог,
От зверей, от солнца, сами ли,
Иль помог нам ярый бог, —
 
 
Научились мы лучистое
Бытие свое ценить,
Тело радостное, чистое
Мощью девственной любить.
 

Январь 1908

ОСЕНЬ

 
В лазури спешный птицелет,
В лесах – соборованье золотом.
Мой дух земной страшится – ждет
Под вскинутым осенним молотом.
 
 
Печалясь, вянут тополя,
Но птицам облачность раздвинута!
Больная нищая земля
Для гнезд лазоревых покинута…
 
 
Над головой шуршанье крыл —
Летят и ловкие и валкие…
– А ты, мой разум, много ль сил —
В тебе, чтоб сторгнуть страхи жалкие?
 
 
Ужель тебя своей судьбой
Скитальцы воздуха не радуют?.. —
Птенец жемчужно-голубой
К моим ногам внезапно падает.
 
 
Застыл агатовый глазок
В тоске мертвеющей усталости,
А птичий рой далек, высок
Над ним пронесся чуждый жалости.
 
 
Застыть и мне средь нив-пустынь?
Иль гласом осени приказано,
Дерзнуть – взлететь в Святую Синь,
С которой древле сердце связано?!
 
 
Увы! Мой дух страшится, ждет…
Как жажду, жажду детской веры я!
Над головой эфиромет
Вздымают крылья желто-серые.
 

15 августа 1907

 
О, земля моя осенняя,
Чуть живая, беспобедная,
Пред тобой клоню колени я,
Лобызаю тело бедное…
 
 
Ты лежишь, изнеможенная
Неизбывной постарелостью,
На бесплодье обреченная
Ледяной оцепенелостью.
 
 
– Где же мощь твоя зеленая? —
– Истощилась, пала, сгинула… —
– Где же жизнь твоя влюбленная? —
– Отлетела ввысь – покинула… —
 
 
Как не стало в ширях колоса,
В зорях – славящего пения,
В деревах – златого волоса,
Я, дитя твое, в сомнении:
 
 
По тебе, земля любимая,
Плач слагаю на свирели я,
Но, двоением боримая,
Жажду Вышнего Веселия.
 
 
Ты рождением измучена,
Вся исколота, просверлена…
А лазурь! И между туч она —
Бирюза… И тюль… И перл она…
 
 
Мать, простишь ли дочь неверную?
Распростертая в молчании,
Отдаю с мольбой безмерною
Я тебе свое лобзание.
 

18 августа 1907

 
Желтым садом с тусклым взглядом
Средь холодных клумб блуждаю.
Что здесь было – не забыла.
Вспоминаю. Вспоминаю…
………………………….
Знойный вечер. Алый глетчер
Грезит в талях горизонта.
С криком сердца скрипну дверцей,
Голубея диском зонта.
 
 
Шаг пугливый торопливо
Крадет нежная аллейка.
Сзади – розы, скабиозы
Влажным ртом целует лейка.
 
 
Пав на землю, ухом внемлю
Под душистым кровом сена —
В час условный, в час любовный
Что-то ждет – восторг, измена?
 
 
Заунывно и наивно
Плачут песни дальней звуки.
Близкий топот… Близкий шепот…
В дружных ласках бьются руки…
 
 
Вместе. Рядом. Взгляд со взглядом.
От лобзаний стонут груди.
Где-то небо, волны хлеба,
Где-то громко спорят люди…
 
 
Пышным садом с пьяным взглядом
Утомленно проплываю…
…………………….
То бывало – и не стало.
Забываю. Забываю.
Октябрь 1906
 

 
Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…
 
 
В мрачном саду скорбно никнет беседка нагая,
Пурпурный плющ ее бросил одну, увядая.
Зябнет. Тоскует. Шлет красному другу упрек.
 
 
Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…
 
 
Печь веселится, искрит пересветом обои.
В мрачном саду умирают покорно левкои.
Грустный паук вьет последний, лучистый моток.
 
 
Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…
 
 
Нет его… Нет. Согревал, но огня не дождался.
Красным устал быть… Ушел… Побледнев, оторвался.
Сердце тоскует. Шлет дальнему другу упрек…
 
 
Холодно… Кутаюсь в белый пуховый платок…
 

Сентябрь 1906

1

 
Близко пора золотая
Сладостно-тяжкого сбора.
Ярким плодом зацветая,
Тучатся гряды простора.
 
 
Ядра кочнов зеленеют
В свекольной пурпурной крови,
Репы янтарные преют,
Грунт проалили моркови.
 
 
Дальше… Подсолнухи – звезды!
Золото, золото – дыни!
Маков чреватые гнезда
Полем уходят до сини.
 
 
Выше… Медовые тучи
Тминных и хмелевых гроздей,
Яблок прозрачный, пахучий,
Сени калиновой гвозди…
 
 
Пламенных красок потоки,
Долгие, синие тени,
Горько-сладимые соки,
Запах веселий и тлений, —
 
 
Ты это, осень хмельная,
Дольних возвестница сборов!..
Дуба плоды пожирая,
Чу, уже хрюкает боров!
 
 
Встало счастливое время.
Други, скорее к корзинам!
Вешнее малое семя
Ныне воздаст за труды нам!
 

3 февраля 1908

2

 
Буйные и злые, мы, как печенеги,
Пажитей осенних расхищали скопы —
Золотом пшеничным вьючили телеги,
В зеленях священных проминали тропы.
 
 
Мы на яровые трепетные травы
С меткими цепами дерзостно восстали.
В жажде разрушенья, правы и неправы,
Отдались безумью дольних вакханалий.
 
 
С грохотом триумфа возвращались в села
Полные добычи наши колесницы,
А в садах под ношей сладостно-тяжелой
Гнулись, улыбаясь, дети и девицы.
 
 
Я с ордой разгульной из глубин богатства
Емкою пригоршней черпала без меры.
Встала – ужаснулась делу святотатства,
Удалилась плача в буерак – пещеры…
 
 
Но земля терпела, но земля ютила
Хищников веселых шумные работы,
Неизбывным чревом нежно потаила
Их грядущим летам новые щедроты.
 
 
Стыд моей печали, гордой и немудрой,
Разве жатва – севу вешнему помеха?
Разве не обилен Свет, дарящий утро?
Разве плач мой чище и нужнее смеха?
 

5 февраля 1908

 
Настала ночь такая лунная,
Такая гордая,
Хрустальная.
Гляжу в нее бесстрашно-юная,
Любовно-твердая,
Печальная.
 
 
Охвачена зеленым холодом,
Сажусь под ветлами
На камень я.
Душа алкает вечным голодом,
Горями светлыми —
Ждет знаменья.
 
 
Вниз гляну – розы невозвратные:
Их осень верная
Не минула.
Вверх – тают земли златоскатные:
Их Длань Безмерная
Воскинула.
 
 
И Вечностью Веков объемлемы,
От нас отъятые —
Покоятся…
Но снова должно быть им землями!
Огнем объятые —
Откроются.
 
 
Благословлю той ночи бдение —
Им слово чаянья
Мне сказано:
– У неба нет с землей деления. —
И сеть отчаянья
Развязана.
 

25 августа 1907