Текст книги "Голос Незримого. Том 1"

1

 
Ярило, Ярило,
Явился ты, милый!
Лик розов и девич,
Лазоревы взоры.
Ты, Хмель-Королевич
Осеннего бора!
 
 
Не к Ладе ль пришел ты
В осинничек желтый,
В златые березы
Походкою зыбкой?
В очах твоих – слезы.
В устах же – улыбка.
 
 
Ярило, Ярило,
Вот – сад мой унылый.
Вот – в сад этот дверца.
Вот – я молодая,
А вот – мое сердце…
Войди же играя!
За девичье тело,
За голос несмелый,
За отрочьи силы,
За облик весь милый
Тебя полюбила,
Ярило, Ярило!
 

2

 
Здравствуй, юный, здравствуй, милый!
Не тебя ли я любила,
Запечалясь по весне?
Здравствуй, нежный, здравствуй, шалый!
Не тебя ли я видала,
Улыбаючись во сне?
 
 
Вот такой – как осень русый,
Точно дитятко безусый,
Ты мне грезился давно.
Вот – с такою же улыбкой
Сладкой, розовою, липкой,
Пьяной, пьяной, как вино!
 
 
Те же – очи, те же – взоры,
Что хрустальные озера
С голубою глуботой.
Те ж – венок и ожерелье,
То же – чудное веселье
Вместе с чудной грустью той…
 
 
Наяву теперь пожалуй
И откушай яблок алый,
Что тебе, стыдясь, несу!
Коль устал ты, коль ослаб ты,
Я сниму златые лапти,
Постелю свою косу.
 
 
Гостем будь, мой юныш милый,
Бог прекрасный, Хмель-Ярило!
Сядь, любуйся и целуй,
Чтоб я, Лада, раз вздохнула,
Улыбнулась и заснула,
Выпив хмельный поцелуй.
 

3

 
Е.С.
 
 
Средь златого сада,
Вкруг большого дуба
Ходим мы, два Лада,
Два родные Люба.
 
 
Крепко так прижались
Нежными плечами
И в одно смешались
Мягкими кудрями.
 
 
Угадайте, люди,
Кто из нас двух дева?
Малы обе груди,
Круглы оба чрева.
 
 
Сами мы забыли,
Сами уж гадали,
Девушка – не ты ли?
Юноша – не я ли?
 
 
Кто стыдится больше?
Оба лика алы.
Кто целует дольше?
Ах! Обоим мало…
 
 
Средь златого рая,
Вкруг большого древа
Ходим мы, играя,
Юноша и дева.
Голубые взгляды.
Розовые губы.
Лад не старше Лады.
Люб не краше Любы.
 

4

 
Виноградье мое,
Красное, зеленое,
Дай вино нам свое,
Дай вино нам сонное!
 
 
Под зелеными листами
Обнялись мы и стоим.
Я – с златыми волосами,
Он – со взором голубым.
На моей ладони – грозды,
У него на кудрях – хмель,
И манят пустые гнезда
Нас, как брачная постель.
 
 
Виноградье мое,
Завитое, ровное,
Дай вино нам свое,
Дай вино любовное!
 
 
Порвались на нас одежды:
Мы теперь берез голей…
Не поднять мне к другу вежды,
Не свести ему очей.
У меня, у Лады, тело
Невысоко, розово,
У него, Ярилы, бело
И повыше моего.
 
 
Виноградье мое,
Молодое, буйное,
Льем вино мы твое,
Льем зеленоструйное!
Я уста свои раскрыла,
Он раскрыл уста свои —
Прикоснулись к чаше милой
И упали в забытьи…
Вот под красными кистями
Обнялись мы и лежим
С омоченными устами,
С поцелуем начатым.
 
 
Виноградье мое,
Красное, зеленое,
Пьем вино мы твое,
Пьем – чета влюбленная!
 

5

 
Поцелуи, поцелуи —
Полюбовные загадки!
Как медов стоялых струи,
Так они хмельны и сладки.
Ты целуешься, ликуя,
Я целуюсь без оглядки.
 
 
У меня уста раскрыты,
Как кольцо, цветок и кубок,
Поцелуями не сыты
Никогда, как клюв голубок, —
Воды алые налиты
В глубь моих бездонных губок…
 
 
У тебя же губы сжаты,
Словно ключ, копье и жало,
И впиваешься в меня ты,
Словно сокол одичалый, —
Золотым огнем объяты
Те уста, что я желала…
 
 
Ах, добудь кольцо ключами!
Жалом розана коснись ты!
Завоюй себе боями
Кубок полный и душистый!
Ах, сойди, златое пламя,
В окиян мой красный, чистый!
 

6

 
Голубо ночи крыло голубиное.
Ах! Под него бы укрыться…
Сад мой – кольцо золотое, змеиное.
В нем мудрено ль заблудиться?
 
 
Тихо я косы над милым раскинула —
Вышел шатер златотканный,
Белую грудь из одежд своих вынула —
Ляг на нее, мой желанный!
 
 
Голубы очи твои голубиные.
Глянешь – признаю за братца.
Губы же алые, губы змеиные…
Как же тебя не бояться?
 
 
Нежны персты твои, с кольцами – правые.
Тронешь – сочту за сестрицу.
Ласки же сладкие, ласки лукавые…
Как же тебя не стыдиться?
 
 
Словно крылом, ты рукой своей белою
Обнял меня и – владеешь.
Что я придумаю? Что я поделаю?
Разве, любя, разумеешь?!
 
 
Долги, густы волоса мои рыжие.
Ах! Хоть бы в них притаиться…
Милый же лик и под ними всё вижу я.
Иль от богов не укрыться?
 

7

 
Как прошла пора ночная,
Пробудилась уж одна я.
Мох мой холоден и пуст,
Нету уст у алых уст.
 
 
Он ушел, мой друг кудрявый…
Ни налево, ни направо.
Я его искала там:
Слезы блещут по листам.
 
 
Он ушел, мой друг кудрявый…
Золотые ж вяньте, травы!
Улетай же, серый гусь!
Изведи же Ладу, грусть!
 
 
Он ушел, мой друг кудрявый…
Лист последний, плавай, плавай,
Ветр осенний, дуй и дуй,
Вей с листом мой поцелуй!
 
 
Вот пришла пора ночная,
Грустью смертною больна я,
Но ему я шлю вдогон
Только ласку и поклон.
 

Рюин и Листопад, 1910 года

 
Даль моя,
Золотая!
Вновь хвораю я,
Горевая.
Уж не хочется
Пить мне росы,
И волочатся
В травах косы…
 
 
Уложи, укачай, успокой меня, даль,
Дай в тебе схоронить огневую печаль!
 
 
Высь моя,
Голубая!
Умираю я,
Молодая.
Голос слышится
Еле-еле,
И не дышится
Душке в теле…
 
 
Ты возьми, обойми, подыми ее, высь,
Дай мне облаком розовым в синь унестись!
 

 
Рай мой светлый погиб:
Нет серебряных рыб,
Нет и птах золотых.
Рай мой шумный затих!
Хоть бы зверь невзначай
Забежал в этот край,
Хоть бы малый зверок
Сел у Ладиных ног.
 
 
Скучно спать мне одной
Возле мертвых живой.
 
 
Вот – седой горностай
Воротился в мой рай.
Молодой соболек
На плечо мое лег.
Золотая лиса
Смотрит с лаской в глаза,
А серебряный кот
На коленях поет.
 
 
Мягко спать мне нагой —
Есть покров меховой.
 
 
Ах! насажен мой рай
И прекрасней, чем в май:
Тьма в нем белых берез,
Белых коз, белых ос…
Пусть приходит сама
Снеговая зима,
Пусть берет меня сон,
Ледяной угомон!
 
 
Сладко спать не одной,
А средь твари родной.
 

 
Светлый высеребрил иней
Древ навес.
У меня, счастливой, ныне —
Гость диковинный с небес.
 
 
Он по грудь – пернатый голубь:
Пал, летя…
Выше наг, очами голуб:
Белокурое дитя.
 
 
Сел на ветку, отряхнулся,
Мал и бел.
Подремал, а как проснулся,
Тонким голосом запел:
 
 
«Собирайся, Лада, Лада,
В небеса!
Нагуляешься средь сада,
Где, что розы, чудеса.
 
 
Наглядишься там на милых,
На родных,
Златокудрых, среброкрылых,
Круглолицых, молодых».
 
 
И, пока заря не тухла,
Всё он звал
И рукою нежной, пухлой
Звездный терем указал.
 
 
Ах, побудь, голубоокий
Алконост!
У груди моей высокой
Так тепло, как в глуби гнезд.
 
 
Не взыщи лишь – угощу я,
Чем пришлось:
Пей с ресниц моих, воркуя,
Золотые капли слез!
 

 
Бабочки, бабочки белые
К нам с поднебесья летят!
Пять их поймать уж успела я.
Вот – на ладони сидят.
 
 
Тихие, легкие, вольные…
Меньше не видано крыл!
Верно, им сделала больно я:
Вот уж и след их простыл…
 
 
Руки расставивши, снова я
Их стерегу над собой.
Вьются всё новые, новые
В кудрях, у плеч, над губой!
 
 
Что ж их поймать не успела я?
Что ж я упала без сил?
Бьют меня бабочки белые —
Сотни серебряных крыл…
 

 
Седовласый, среброглазый
Месяц, месяц, дед мой старый,
Я мертва была.
Ты умыл меня от сглаза,
Разомкнул ты смерти чары —
Встала я, пошла…
 
 
Ах, жива я! Вновь жива я!
Видят очи, дышит тело,
Ходят стопы ног.
Я – живая, но иная:
Словно розан малый, белый,
Словно голубок.
 
 
Добрый дед мой, белый лебедь,
Ты берешь меня на спину,
Носишь в небесах…
И, смеясь на внукин лепет,
Мчишь к лазоревому тыну
В золотых цветах.
 
 
В каждом цвете – с медом кубок,
На тычинах всех – каменья,
Рос земных светлей,
А за тыном – рой голубок
И девичьи пляс и пенье,
Вешних игр милей.
Седовласый, среброглазый
Месяц, месяц, мудрый, старый,
Я нага была.
Ты убрал меня в алмазы,
Напоил из сладкой чары,
Я туда вошла.
 

 
Отче, лысое небо!
Мне хотелось тебе бы
Встать пред синие очи,
Небо, ласковый отче!
 
 
Чуден город твой вышний,
Сад надоблачный дивен.
В нем и звезды, и вишни —
Серебристее гривен.
Чудны юноши-кони,
Дивны девушки-птицы,
Чудны дочери-сони,
Мне родные сестрицы.
Канул взор их в затоны,
В лес коса их повисла,
Розовы веретена,
Голубы коромысла…
Что ж мне, батюшка, скушно
В виноградье небесном?
Весь мой плач простодушный
По тебе безызвестном.
 
 
Мне бы стать на пороге
У лазоревой сени,
Поклониться бы в ноги,
Сесть к тебе на колени,
Мне бы, белою ручкой
Сжав могучую шею,
Спать под русою тучкой —
Бородою твоею.
И во сне неглубоком
Чуять лоно родное,
Да глядеть одним оком
На лицо золотое.
Ты бы сам веселился
На прекрасное чадо,
Ты со мной бы носился:
Лада, дитятко Лада!
И блистали бы грозы,
Розовели бы сосны,
Голубели березы,
Шли б за веснами весны…
 
 
Отче, милое небо!
Мне хотелось к тебе бы
На утра и на ночи,
Небо, ласковый отче!
 

 
Солнышко осеннее, —
Тише птичье пение
Средь пустых долин —
И с небес, как с криницы,
Вниз, купаясь, кинется
Чудный мой павлин.
 
 
Юноша по облику,
Но, подобный облаку,
Лучезарный хвост…
Стройны ноги знойные,
Крылья непокойные
Полны синих звезд.
 
 
На земле у рамений
Он сгорит на пламени
Сердца своего…
И златое зарево
Чернолесья старого
Вспыхнет от него.
 
 
Солнышко весеннее, —
Громче птичье пение
Средь цветных долин —
И из солнца этого,
Как яйца согретого,
Выйдет мой павлин.
 
 
Он от мира ярого
Вознесется в марево
Голубых небес…
И крыло зеленое,
Еле оперенное,
Тронет юный лес.
 
 
Юныш – Финикс радостный,
Как мне, Ладе, сладостно
С губ тебя кормить!
И рукою тонкою
С песнью новой, звонкою
Пó свету пустить!
 

1911 года Просинца 20-го дня

РУСЬ
^{третья книга стихов}

Роману

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать –

В Россию можно только верить.

Ф. Тютчев

ДЕРЕВЕНСКИЙ ГОД

 
Убраны рощи листами зелеными.
Звончато кличут кукушки.
Сёла и церкви над темными склонами
В далях стоят, как игрушки.
 
 
Грозы над ними идут хороводами
В ярких кокошниках радуг.
Дух удобренных полей с огородами
Крепок, обилен и сладок.
 
 
Рыжее стадо линяет на пастбище,
Гукают птахи по веткам.
Утром старухи плетутся на кладбище
С красными яйцами предкам.
 
 
Нянчатся дома с грудными ребятами
Их златокосые снохи,
А сыновья над полями горбатыми
Водят скрипучие сохи.
 
 
Вечером девушки блещут сережками,
Ярые песни играя,
И распевают слепцы под окошками
Стих о лазоревом рае.
 

 
Долго стоит золоченая засуха.
Светят в озорах пожары.
В чащах лекарки с пучками за пазухой
Ищут кореньев на чары.
Изредка, черные с белою кромкою,
Зорятся тучи сухие,
С пылью, золой и соломою ломкою
Носятся вихри лихие.
 
 
В белых рубахах, с очами безумными,
Охая, жнут молодицы,
Жадно целуют их парни за гумнами
В темные, знойные лица.
 
 
В будни толпа работящая, рьяная
Лентой поля опояшет.
В праздник она, ошалелая, пьяная,
Алая, желтая – пляшет.
 
 
Зарево пышет за старыми вязами,
К бабьим бежит ожерельям…
Красно сгорают сараи с лабазами
С золотом, с треском, с весельем!
 

 
И/ дут дожди серебрёные, рясные.
Быть урожаям богатым!
Пашни рудые, златые и красные
Скатерти стелют по скатам.
 
 
Нет соловьев уже, тут еще – чижики,
Машут крылами ветрянки.
Пахнут разымчиво яркие рыжики,
Боровики и поганки.
 
 
В алых повойниках бабы веселые
Всё запасаются слетьем:
Рубят кочны голубые, тяжелые,
Прячут орехи по клетям.
Девки румяные треплют на солнышке
Льна золотистые мочки,
Сладко грызут на засидках подсолнушки
В долгие, черные ночки.
 
 
А на задах мужиками матерыми
Режутся жирные свиньи.
Огненный хмель заплелся над просторами
Вязью сусальной над синью.
 

 
Выложен снег колеями недавними.
Пасолнца в небе играют.
Избы с коньками, крыльцами и ставнями,
Как леденцы, отливают.
 
 
Зайцы и белки становятся серыми,
И отгорают крестьянки,
Чаще к молельням летят с староверами
Резвые, пестрые санки.
 
 
Дó света вставшие девки прилежные
Ткут до полночной метели;
Тихи ресницы их, длинные, нежные,
Черны и часты, как ели.
 
 
В сумерки тешат их бабки столетние
Жуткой узорчатой сказкой.
Девичье сердце простое приметнее
Бьется за грубой запаской.
 
 
А по сугробам гуляют с обозами
Их женихи удалые.
Словно гвоздем, золотыми морозами
Сбиты пути снеговые.
 

ДЕРЕВЕНСКИЙ ДЕНЬ

 
Полнеба становится розовым,
Полнеба еще – голубым,
И тянется к рощам березовым
От сел закудрявленный дым.
 
 
Вся зелень вдруг сделалась клейкою
От скатных серебряных рос,
И манится стадо жалейкою
На луг, что дремою порос.
 
 
Гремя и блистая подойником,
Хозяйки идут на крыльцо
Под качким простым рукомойником
Румяное вымыть лицо.
 
 
Хозяева ж, русые волосы
Своей расчесав пятерней,
Спешат на заветные полосы
С телегой, сохой, бороной.
 
 
А вслед петухи красноперые
С заборов кричат во весь дух,
И выше всех солнышко скорое —
Златой и горластый петух!
 

 
Кругом поднебесье лазорево.
Ушли облака за плетень…
И ствол вековой осокоревый
Не стелет по улице тень.
Мальцы загорелые щурятся,
За пущенным змеем следя,
И коршуны кружат над курицей,
Лениво крылами водя.
 
 
Уж падают ягоды спелые,
Трещит на припеке арбуз.
Купаются девки сомлелые,
С грудей не снимая уж бус.
 
 
И тут же с веселыми шутками
Коней своих парни поят
И взорами жгучими, жуткими
На белые спины глядят.
 
 
А солнце в узде своей мается —
Горячий караковый конь!
И вдруг на дыбы подымается,
Кидая ноздрями огонь.
 

 
Закраек небес стал малиновым,
Закраек болотин – седым,
И гонится мостом калиновым
Скотина к дворам отпертым.
 
 
Проснулись в лесах за туманами
Глазастые совы, сычи.
Запахло цветами медвяными,
Засели кричать дергачи.
 
 
И жены торопятся с ведрами
Певучий нагнуть журавель,
Качая могучими бедрами
И грезя про сон и постель.
Мужья уж поют у околицы —
От кос их сверканье и лязг,
И бороды рыжие колются
При встрече в час дремы и ласк.
 
 
А бык по задворкам слоняется,
Коров вызывая на рык,
И солнце, бодая, склоняется —
Рудой и неистовый бык!
 

 
Уж небо – почти потемнелое,
Почти уж не видно земли,
И звезды цветные и белые
Над крышами вдруг расцвели.
 
 
Собаки все кажутся черными,
Ныряет летучая мышь,
Жемчужными сыплется зернами
Распев соловьиный в камыш.
 
 
И матери истово молятся
И спят, заложивши засов,
Лишь те, что моложе, неволятся,
Над люлькой склоняся без снов.
 
 
Отцы же над копнами свежими
Забылись, гуляя в ночном,
Лишь те, что постарше, с мережами
Не дремлют в затоне речном.
 
 
А месяц плывет и не ловится,
Хоть блещет в воде, у ракит,
И к утру под землю становится —
Огромный, серебряный кит!
 

ДЕРЕВЕНСКИЕ ПРАЗДНИКИ

 
Как завздорят гудошники-вьюги,
На распутьях в сопели играя,
Расписные вязовые дуги
Вскинут парни, коней запрягая.
 
 
В алых шалях, в серебряных кольцах
Молодухи кружат на катанье,
Слышен визг их в глухих колокольцах
Над мужицкой раскатистой бранью.
 
 
В кабаке, сбив посуду со стойки,
Пляшет староста с пьяною бабой.
Их шаги – косолапы, нестойки,
А лицо – маслянисто и рябо.
 
 
А по избам, к окну от оконца,
Ходят гости, едят и дерутся,
И блины, золотые, как солнце,
У стряпух краснощеких пекутся.
 
 
Из лесов же, ощеривши морды,
Подвывают завистливо волки,
И метели, на поступь не тверды,
Мчатся в кольцах, румянах и шелке.
 

 
Как сойдет на поля и усадьбы
Золотое ненастье посева,
Станут ладиться вешние свадьбы
По деревням – направо, налево.
 
 
Свахе ласковой в шубке узорной —
В чистой горнице первое место!
По косе своей русой иль черной
Там и сям причитает невеста.
 
 
Бьют отцы по рукам на пирушке
И о рядной толкуют раз десять,
Женихи ж и кудрявые дружки
У гулливых солдаток чудесят.
 
 
А в ворота стучат поезжане,
И хмельны, и щедры, и нарядны.
Их встречает, как холм на поляне,
Хлеб на блюде – душистый, громадный.
 
 
Возле ж церкви растут незабудки,
Отдыхает там прадед-покойник.
К новым гнездам уносятся утки,
На березах – зеленый повойник.
 

 
Как наденут весенние долы
Свой цветами затканный подрясник,
Дружно справят веселые села
Стариной установленный праздник.
 
 
На зеленом лесном перекрестке
Девки русые в розовом ситце
Убирают тряпицей березки,
Приготовясь плясать и кумиться.
 
 
В стороне собралися ордою
Их кудрявые рыжие братцы,
Затевая лапту с чехардою
И шутя принимаяся драться.
 
 
А в глуши, завивая веночки,
Уж гуляют влюбленные пары
И на каждой целуются кочке,
Румяны от стыда и загара.
 
 
Ввечеру же – туман полушалком
В серебристом лежит перелеске,
И проказничать любо русалкам
В росном плеске и месячном блеске!
 

 
Как наступит купальская ночка,
Заблестят светляков изумруды,
И крадутся за огненной почкой
Смельчаки из нужды и причуды.
 
 
Парни страшной соломенной кукле
Над водою костер разжигают,
Шалых девок чрез пламя и угли
Для утех за кусты умыкают.
 
 
Дома, в душной от сена подклети
Снох со свекрами путают черти,
Грезят вслух белокурые дети
И старухи вздыхают о смерти.
 
 
А поутру – приходят красотки
Без платка, с синяками под глазом,
Волокиты последние сотки
Выпивают средь улицы разом.
 
 
По реке же далече уплыли
Их венки из Ивана-да-Марьи.
Дремлют щуки в желтеющем иле,
И туман отзывается гарью.
 

 
Как приблизится время дожинок,
Вниз посыпятся листьев червонцы,
И сбираются бабы на рынок
Покупать веретена и донца.
 
 
В синих лентах и медных монистах
Выступают по улице жницы,
А толпа батраков голосистых
Тащит сноп лучезарный пшеницы.
 
 
Близ возов поседелые деды,
Выпив, хвалятся силой изжитой,
У подворий своих мироеды
Судят-рядят о ценах на жито.
 
 
А поодаль – у мамок и нянек,
Улыбаясь, сидят ребятишки.
В пухлых пальцах их – сахарный пряник
И медовые с маком коврижки.
 
 
В поле ж прыгают лакомки-зайцы,
Прозябает богатая озимь,
И несет золоченые яйца —
Дни погожие – добрая осень.
 

 
Как придут вечерни́цы святые,
Встанет месяц в сенях, славословя,
И на звезды – стада золотые —
Зорко смотрят хозяйки, готовя.
 
 
Под овчинным серебряным мехом
У крыльца колядуют подростки,
А сестрицы их с звончатым смехом
Милых ждут на глухом перекрестке.
Перестарки, нарядны и хмуры,
Не идут от седых ворожеек,
И хохлатые, пестрые куры
Зерна проса клюют у скамеек.
 
 
А родители долго и поздно
За столами сидят, вечеряя,
Подан взварец им грушевый, постный
И кутья, как сугроб, снеговая.
 
 
У дворов же рогатые лоси,
Чуя сено, во тьме колобродят.
В небе много лампадок зажглося,
Овцы снежные нá землю сходят.
 

ОЗОРЫ

 
В кубовой синей широкой рубашке
На бок ложится полдневное небо.
Как разноцветные равные шашки,
В поле разбросаны полосы хлеба.
 
 
Рыжая, долгая рожь пламенеет
Меж голубыми, сухими овсами,
Алая, частая греча темнеет
Между зелеными, волглыми льнами.
 
 
И наливает за колосом колос —
Разный на ощупь: и мягкий, и колкий, —
Разный по виду: как ус и как волос,
Кистью, гремушкой, кропилом, метелкой…
 
 
А на буграх, под крутыми ветрами,
А в буераках, у темного плеса,
Мельницы дремлют, раскинув крылами,
Мельницы дремлют, уставив колеса.
 
 
В тихих услонах такой же дремотой
Дремлют широкие, серые села —
Ждут золотого они умолота,
Ждут – и во сне – золотого помола.
 
 
В красной кумачной широкой рубашке
На бок ложится вечернее небо.
Как разноцветные, ровные плашки,
В поле раскинуты полосы хлеба.
 

 
Мчат облаков белобокие челны
Вольной, гулливой, рыбачьей ватагой.
В розовых отмелях бурые волны
Бродят, как в липовых ковшиках брага.
 
 
В волнах ныряют под парусом лодки,
В волнах на веслах ползут плоскодонки,
Идут беляны, стройны и неходки,
Идут буксиры, проворны и звонки.
 
 
И проплывают баржи смоляные,
Полные тягостным тысячным грузом:
Есть дровяные тут, есть нефтяные,
С хлебом и рыбой, с углем и арбузом.
 
 
А с берегов на речные просторы
Пристани смотрят, махая флажками,
Нагромоздив под навесом заторы
Кожи с кулями, рогожи с мешками.
 
 
С оползней смотрят туда же лачужки,
Ярко-червонные в свете захода,
Древние, древние смотрят старушки
Вниз за бурлящей кормой парохода.
 
 
Светятся звезд фонари голубые
С мачт на небесных невидимых барках.
В ярах песчанистых волны рябые
Бродят, как мед в позолоченных чарках.
 

 
Льются удои росы серебристой
Из голубого, большого ведерка.
Словно пирог, сыроватый, душистый,
Высится луг у речного огорка.
 
 
По лугу скачут телята и шавки,
Бродят коровы, бычки племенные:
Есть холмогорки тут, есть ярославки,
Рыжие, с рябью, с пятном и иные…
 
 
Тут же с накусанным ломтиком сайки
Ходят, дудя и играясь, подпаски,
Ходят, доя и смеясь, молодайки
С емкой бадейкой, в замызганной баске.
 
 
Жмут они крепкие, бурые дойки,
Тянут за розовым выменем вымя…
А недалече – пестреют постройки
Барских усадеб с двором, кладовыми.
 
 
Там средь ушатов, корыт и ведерок
Сливки снимаются, топится масло,
В скопы кладутся сметана и творог,
Крынки порожние сушатся с прясла.
 
 
Стынет зари варенец золотистый
Средь голубого, большого подноса.
Словно кулич, подгорелый, цветистый,
Высится луг у речного откоса.
 

 
Ранних лучей золотые корзины
Сверху спускаются в долы и горы.
Мутен и синь, как кусок крашенины,
Тянется лес по краям кругозора.
 
 
Много в лесу розоватого луба
И желтоватого, мягкого лыка,
Много бревна на дрова и на срубы,
Много орехов и ягоды дикой.
 
 
Алая, кислая есть костяника,
Черная, сладкая есть там крушина,
И голубая, хмельная пьяника,
И огневая, лихая калина.
 
 
А глубоко – в сосняке и морошке
Прячется лог, то медвежий, то сычий,
Прячутся пущи казенной сторожки
И бородатый с винтовкой лесничий.
 
 
Там, средь полян за стеною кондовой,
Прячутся также скиты и пустыньки,
Прячутся девушки, прячутся вдовы
Под куполами, лазоревей синьки.
 
 
Поздних туманов лебяжьи перины
Стелются сверху на реки, озера.
Темен и рыт, словно бархат старинный,
Тянется лес по закрайкам озора.
 

 
В алых сафьяновых мягких сапожках
Солнце гуляет вверху до заката.
Словно молодки в янтарных сережках,
Встали сады вдоль зеленого ската.
 
 
Блекнут в садах сероватые листья,
И поспевают плоды золотые:
Эти – мучнистей, а эти – сквозистей,
Те уже – битые, те же – литые.
 
 
Каждая яблонь подперта тычинкой,
Складно обрыта, подмазана ловко.
Есть тут антоновка, есть боровинка,
Есть тут сквознина, анис и титовка.
А высоко – у плетней и у тынов
Никнут хибарки, от ветхости серы,
Никнут в них, яблочный сбор опрокинув,
Бирки, корзины, решета и меры.
 
 
Около кузницы, тока, овчарни
Никнут там также фигурки людские:
В красном иль белом с коричневым – парни,
Бабы – все желтые, все – голубые!
 
 
В липовых легких лаптях серебристых
Месяц гуляет вверху до восклона.
Словно кормилицы в дутых монистах,
Встали сады вдоль беленого склона.