Текст книги "Смерть на кончике пера"

Через пять минут он уже вызывал Тамару по домофону.

Ресторан был щедро уляпан золотым и алым, всюду блестело лакированное дерево. Молодой парень в черном костюме и при бабочке тихо блямкал на фортепьяно. Подошел официант, подал меню.

– Принесите нам пока сока. Ужинать будем минут через сорок.

– Ну, давай, рассказывай, – сказала Тамара, положив подбородок на сплетенные пальцы и расплываясь в улыбке. – А то уже сутки помираю от любопытства.

– Том, ты посерьезнее, а? Чтобы я не жалел потом…

И Андрей шаг за шагом рассказал, как пришел к своим выводам. Тамара понемногу начала хмуриться, поджала губы и опустила сосредоточенный взгляд на его бумаги.

– То есть после беседы с нашей красавицей не выжил практически ни один бизнесмен или политик – я правильно поняла?

– Во всяком случае, процент смертельных исходов среди героев ее очерков пугающе высок. Представителей творческих профессий этот мор вроде не коснулся. Хотя, может, и там есть жертвы. Просто я не знаю. После того как ты рассказала, что она внучка «черной вдовы», которая пятерых мужей пережила, для меня все это стало еще очевидней. Семейное у них это.

– Говорят, эти вещи через поколение передаются… Ты считаешь, что она их ради развлечения уморила?

– Тут, Томик, у меня нет однозначного ответа. Если учесть ее педагогический опыт… У нее же ученики болели без продыху – разве не слышала? Мне школьная фельдшерица рассказала.

– Да, была какая-то темная история, но я не поверила. Мамаша одного парнишки припадочного на нее бочку катила. Я думала, сама ребенка упустила, а учителя виноваты.

– Да, доказать-то ничего нельзя, но, когда она в другую школу перевелась, там та же история приключилась. Из одного класса четыре ребенка в реанимации оказались.

– Ну да? – вытянулась кругленькая Тамарина мордочка. – Не знала…

– Простите, первое можно подавать? – осведомился истосковавшийся официант.

– Давайте.

Андрей собрал бумаги со стола. Принесли жарко парующей перцем солянки, официант разлил по бокалам красное вино. Тут только Андрей понял, что очень устал за последний месяц.

– Еще заказывать будете?

– Осетрины и два кофе с мороженым минут через двадцать.

– Чего-то ты расшиковался! – сверкнула глазами Тамара.

– Я вчера из гроба восстал – разве не говорил?

– Ой, не надо об этом за столом, а?

– Не надо так не надо. У меня к Анне К. два основных вопроса – творит она это для развлечения, и если из корысти, кто ее заказчик? Представь себя на ее месте – на чем бы ты могла сломаться?

– Ни на чем, – пожала Тома плечами. – Это недоказуемо. Послала бы подальше – и все дела.

– А если пригрозить рассказать родным ее жертв?

– Во-первых, они люди продвинутые и вряд ли поверят. Да и что они сделают? Если Аня у своей бабки этим фокусам научилась, а та… всегда выходила сухой из воды и только прозвище обидное приобрела – у!.. – Тамара небрежно махнула рукой.

– Нет, я этого не оставлю. Если ты мне не поможешь, я сам придумаю, как ее остановить. Извини, что побеспокоил.

Тамара умильно глянула на него.

– Я думаю, напряженно думаю, как прояснить обстановку. Ты ведь, наверное, хочешь, чтобы я поговорила с ней завтра, если она там над пяльцами чахнет?

– Да, выразишь сочувствие, если у нее проблемы, предложишь помощь…

– Вот-вот! На сочувствие все падки. Тем более – что она в монастырь пошла? Явно же на дно лечь решила.

Подали мороженое и кофе.

– Знаешь, – пообещала Тамара, разминая ложкой шарики мороженого, – я вечерком все еще раз обдумаю, а завтра, когда о поездке созваниваться станем, определимся поточнее. У меня сейчас в голове такой тарарам…

Они молча доели десерт.

– Официант, приговорчик, будь любезен!

Тамара прыснула:

– Ты это точно так сказал, как крутые пацаны из «Подковы»!

Проснулся Андрей от дребезжания телефона.

– Спим? – услышал голос Тамары.

– Да почти что и нет. Через пятнадцать минут все равно бы будильник зазвонил. Чего надумала?

– Надумала я, что на этом этапе ты вообще появляться не должен. Посиди в засаде. Объявиться всегда успеешь, верно? А я скажу ей, если найду, что некто собирает на нее материал, и, может, выясню – над детишками и старичками мудрует от скуки или из коммерческого интереса. Нам ведь сначала с этим определиться надо?

– Приятно, черт побери, когда женщина не только красива, но и умна.

В редакции уже гужевался Костик с фотоаппаратом.

– Сейчас еще одного человечка захватим, – объяснил Андрей непонимающему Костику, увидевшему, что они едут в обратном направлении.

Тамара была одета в ту же длинную юбку и в полупальто с капюшоном.

– Ой, Тамар, ты с нами? – удивился Костик.

Тамара села на заднее сиденье. С Андреем она почти не разговаривала, а с Костиком трепалась напропалую.

Темно-свекольные монастырские стены отсырели, в траве стояли лужи. Охранник провел их в кабинет матушки. Та говорила по телефону ничуть не монашеским голосом.

– На страстную пятницу у нас паломников может привалить несколько сотен, а в монастыре сор тира, прости Господи, приличного нет!.. Нет, я не хочу входить в ваше положение… Деньги вам перечислены? Вот и будьте любезны! – Она с треском положила трубку. – Извините, молодые люди… Присаживайтесь.

– Нам бы поснимать, насколько это дозволено, – чуть волнуясь, попросил Андрей.

– Людей без их разрешения снимать нельзя. Помещения, кроме келейных, пожалуйста. Ну, а во дворе и снаружи, за стенами обители – все в вашем распоряжении.

Получилось удачно – Тамара ушла вместе с Костиком и какой-то пожилой женщиной в черном, а Андрей остался поговорить с матушкой о Пасхе.

В дверь тихонько стукнули. В щелку глянула женщина в черном.

– Вы свободны, матушка?

Дверь открылась пошире – за ней маячил Костик с камерой.

– Все сняли, что хотели? – благосклонно спросила игуменья.

– Да, спасибо. Но мне нужен ваш портрет.

– Ну зачем? Суетно это, – засмущалась настоятельница.

– Матушка, материал будет неубедителен с информативной точки зрения, – вступил Андрей. – Мы даем ваше интервью, а если фото не будет, читатели нас просто не поймут.

Уговорить ее попозировать все-таки удалось. На этом пришлось откланяться.

– Ну, я отправлю текст на окончательную сверку, а то надо номер пасхальный сдавать? – тянул время Андрей.

«Господи, где ж Тамарка? Неужели Анна К. ее расшифровала?»

– А где наша коллега? – как бы между прочим осведомился у Костика, идя по коридору.

– Сказала – знакомую встретила. Во дворе болтают.

– Ну, я тут еще поснимаю полчасочка? Мы пока не торопимся? – очень кстати попросил Костик.

– Мы вообще не торопимся, – задумчиво произнес Андрей, озирая пустынный монастырский двор.

«Куда же Анна К. Томку уволокла?!»

Костик делал снимки снаружи храма, потом вошел внутрь. Беспокойство Андрея росло с каждой секундой. Когда вернется Костик, надо будет спросить, где он расстался с Тамарой, и отправляться на поиски. То, что Анна К. не погубила ни одной женщины, не означает, что она не может сделать этого сейчас.

«Нет, я был не на высоте, готовя эту… акцию. Не надо было посылать ее одну…»

Опять начал сыпать то ли сырой снег, то ли примерзший дождь, Андрей направился к машине.

– Без меня смотаться решил, супостат? – раздалось у него за спиной.

Андрей резко обернулся. Тамара шла за ним, ехидно улыбаясь.

– Томк, урою! Куда ты делась?! Я тебя уже в живых не числил! Залезай в машину, а то промокнешь.

– А я за тобой – топ, топ, ты даже не слышал.

– Да я о тебе же переживал. Давай рассказывай.

Сели на заднее сиденье.

– Ну, я поговорила с Анькой, она вполне контактна… Спросила, чего здесь засела, а она такая веселая, смеется, говорит, что журналистика ей поднадоела и она решила переключиться на написание книг. Здесь вроде как в друзьях дома живет, изучает монастырский быт, учится на златошвейку и понемногу все берет на карандаш.

– А почему ей журналистика надоела, не стала она углубляться?

– Ну, супермен, тут я тебя огорчить должна.

Тамара устроилась поудобнее и, широко раскрыв глаза, стала рассказывать:

– Оказалось, ко многим статьям, которые шли вроде как за ее подписью, в основном сам Борода материал собирал. Она их только литературно обрабатывала, он ей давал подписываться, чтобы гонорары шли, а перед издателем можно было похлопотать о зачислении в штат… А потом, когда она в штат вошла, уже совсем по-другому было…

Тамара огорченно пожала плечами. Она не раз ему жаловалась, что мужики крутые к ней пристают, клеят по-черному, и он стал отправлять ее только к самым старым и доходным – чтобы лапы свои поганые не распускали. Так что, если и есть какая-то закономерность – только в этом. Чего удивляться, если дедулики мерли, как осенние мухи? От любви к прекрасной деве – как не помереть, раз поиметь нельзя? От огорчения и старости мерли…

Она хихикнула.

– М-да… До отвращения похоже на правду, – кивнул Андрей, ежась. – А про школу разговор не заходил?

– Ну, если б я об этом заговорила, она бы сразу поняла, что кто-то на нее систематически компромат собирает. Да я не думаю, что там что-то было… Не прижились мы в школе, ни я, ни она – ты ж из-за этого меня злодейкой не считаешь?

В понедельник явился первым, чтобы успеть что-то сделать перед тем, как придет Валя, ввалится Борода, начнут ходить туда-сюда внештатники и просители.

Главный пришел, охая: застудил поясницу.

– Рано я на посевную вышел, ох рано! Вода на грядках, холод… Андрюш, как у тебя монастырь? Костик не подвел?

Пришел растрепанный Костик, принялся скачивать снимки из монастыря на Валин компьютер. Андрей наблюдал за процессом из-за спин. Вот фотографии, сделанные внутри обители, златошвейная мастерская…

– А матушка-то красавицей вышла, а? – зашелся восторгом Борода. – Надо будет большой снимок сделать – в подарок!

Через час Андрей доделал материал и отнес дискетку на верстку. Борода с Витей уже собирали пасхальный номер.

Валин компьютер, на котором были снимки из обители, оказался свободен… Андрей быстро нашел виды златошвейной мастерской и, не особенно разбираясь, отправил их в печать. Пришла с обеда Валя, села что-то набивать.

Андрей вложил краденые снимки в файл, сунул его в сумку.

– Валь, я домой. Надо будет – звони.

Путь домой показался Андрею длиннее обычного раза в четыре – так ему хотелось тут же, под мелкой моросью вялотекущего снегодождя, вынуть и рассмотреть… снимки, на которых была застигнута врасплох Анна К., журналист и златошвейка. Но Андрей дотерпел до дома, скинул сырую куртку и в нарушение всех здешних обычаев, не разувшись, прошел в комнату.

Включил настольную лампу, впился глазами в фотографии. На одной Анна К. – Андрей почему-то не сомневался в том, что это была она, – сидела за большим столом, опустив глаза на вышивку. Была видна только полоска лба под темным платком. На второй фотографии она подняла голову, устремила взгляд на фотографа.

«Хорошая штука – цифровая камера!»

Анна К. была действительно красивой девушкой – бледное, но чистое лицо с правильными чертами, большие светлые глаза, в меру пухлый рот, чуть приоткрывшийся от удивления. Темный платок ее не портил, даже наоборот – служил рамкой лицу, как оклад иконе. Если ее стервозная бабуля-крикуля была смолоду такой же – понятно, почему у нее не ощущалось недостатка в женихах. Да и в завистницах тоже.

Андрей порылся в дорожной сумке, с которой вселялся в эту квартирку, нашел лупу, старинную, с хорошим стеклом. Лицо Анны К. ожило, и Андрей разглядел, что глаза у нее грустные, безнадежные и обреченные.

«Не послушал Костик матушки игуменьи, стал снимать всех без разрешения и разбора… Правильно сделал, хулиган!»

Той веселости, о которой говорила Томка, во взоре Анны К. не было. Может, она потом знакомую увидела и ожила? Черный вдовий платок. Горюет по своей незадавшейся семейной жизни?… Возможно – хотя недостатка в претендентах у нее еще лет десять не будет… Или она его так любила?…

В половине двенадцатого Валя с Виктором уехали в типографию. Можно было двинуться на главреда.

– Михал Юрич, вы свободны?

– Ага… Ты еще здесь? Гуляй, номер сдали.

Он вывел на дисплей шахматы и щелкал мышкой, перемещая фигуры.

– Да, я вот как раз о гулянии. Отпуск небольшой мне не предоставите? В счет отгулов?

– Отпу-уск? – задумчиво протянул главный, не отрываясь от экрана.

– За мной визит к матушке с поздравлениями, а там…

– Да, хорошо, что напомнил, – я денежек выпишу на гостинчик. А ты когда хочешь убыть?

– Ну, хоть с понедельника-вторника. Я б путевку какую-нибудь горящую взял. Ведь еще на майские вкалывать в загон.

– Да нет, Андрюш. – Он закончил партию и повернулся. – Я в принципе не против. Ты мне еще одну полоску сделай? Тогда хоть до конца апреля гуляй, а?

«Просьба руководства равносильна приказу», – вспомнил Андрей любимую присказку отца.

Дома Андрей просмотрел старые блокноты и не нашел ничего, что бы потянуло на полосу – так, пустяки, вроде кота, который нализался дури, обнаружив ее в комнате у соседа-наркомана, и под кайфом набросился на собственную хозяйку.

Часам к семи Тамара должна была быть дома, и Андрей набрал ее телефон.

– Хочу поделиться предотпускными новостями. Их нет.

– Тормозит, гад?

– Угу, и так деликатно – сделай еще полоску и гуляй хоть до майских…

– Намекаешь на дружескую информационную поддержку?

– И как ты догадалась?

– Боюсь, ничего в вашем сельско-пролетарском формате. Кругом одна дамская тематика. Вот, среди местных крутых поветрие – своим браткам одну девку в темноте подсовывать – модная городская фишка.

– В чем же тут фишка?

– А она страшна как смертный грех – носатая, глазенки на переносице, зубы редкие… Ее на мероприятия типа мальчишников нанимают. Когда именинник разглядит, с кем в койке оказался, самое веселье у заказчиков начинается.

Андрей проснулся поздно, от бренчания телефона, ответил хриплым спросонья голосом.

– Ты чего, дрыхнешь? – услышал голос Тамары. – Извини, что разбудила. Для тебя тема есть – почвенная, прямо от сохи. Аккурат в «Крестьянку». Тут письмо одно мне в руки попало – односельчане возмущаются, что один мужик на их земле гарем сконструировал, живет в свое большое сексуальное удовольствие.

– Нашли куда жаловаться – в эротический еженедельник!

– Во-первых, издание наше не эротическое, а женское, – назидательно поправила Тамара. – А во-вторых, кто тебе сказал, что это письмо в редакцию? Мне его мамка принесла, она в земляном кадастре работает, это письмо по отделам передавали, не знали, что с ним делать…

«Кажется, дело с отпуском не так уж и безнадежно. Полигамная семья от сохи – ну, пусть только попробует Борода материал не взять и меня на все четыре стороны не отпустить!»

Погода была все такая же вяло-весенняя. В городе убрали почти всю вытаявшую мерзость, снега не было, но настоящего весеннего томления не чувствовалось.

Местный «Макдоналдс» располагался в павильоне, выстроенном на месте снесенного памятника Сталину. Злые языки утверждали, что ночами призрак диктатора бродит по буржуйскому заведению, оставляя мягкими кавказскими сапогами следы на сыром полу.

Тамара пришла через пять минут.

– Да ты не стесняйся, бери чего хочешь, – сказал он ей у раздачи. – Мы что – не друзья?

– Дело не в дружбе, а в фигуре. На, а то вдруг забуду.

Тамара протянула потрепанный конверт, из которого выглядывало несколько тетрадных листков в клеточку.

– Болтун и доносчик – находка для журналиста. Ты со мной не поедешь?

– Не-а, извини, солнышко. У меня после бюллетеня завал работы.

Они доели, поболтали минутку и разбежались. Надо было где-то посидеть и, переваривая американские канцерогены, прочесть письмо.

Две страницы из восьми занимали подписи, а на шести сельчане рассказывали, что поселившийся рядом столичный предприниматель завел себе, помимо городской жены, двух местных плюс кучу детей и рад-радехонек.

«Что ж, тема наша, сельская. Надо идти к Бороде, брать машину, Константина и тарахтеть в Большие Веники».

Вообще-то село называлось Большие Вязники, но лучше было его запсевдонимить, чтобы не ринулись туда мужики перенимать опыт…

В редакции Андрей застал Валю, болтавшую по телефону. Компьютер у нее был выключен.

– Ты чего, трудоголик? Не можешь дома, как порядочный, сидеть?

– От трудоголика слышу. А где наш главный работяга? Мне завтра утром нужны машина и Костик со всеми прибамбасами.

– Ключи здесь. Костика щас разыщем.

Андрей нашел в Сети персональную страничку известного сексолога, тот отвечал на вопросы посетителей. Оказалось, что двадцать процентов мужчин всю жизнь прожили с одной-единственной, первой и последней, женщиной. Сообщение Андрея озадачило. Хорошо это или плохо? Хорошо, если ты смолоду встретил свою единственную и неповторимую и никто тебе больше на дух не нужен… И что, таких счастливых до самозабвения – каждый пятый?!

«Шалишь, доктор! Я пока ни одного не видел».

Дальше врач поведал, что средняя норма для нехилого мужика – всего-то около дюжины баб за одну жалкую половую жизнь, причем три законных брака – тоже в пределах дозволенного и соответствуют задачам воспроизводства населения.

«Вот это похоже на правду… А новообращенный крестьянин из Больших Веников просто решил вместо последовательной цепи залудить параллельную…»

Утром в редакции Андрей застал ворчащего Костика, затем появились Борода и Валя.

– Куда едем, мóлодцы? – бодрясь, спросил главный.

Костик вяло пожал плечами, Андрей ответил:

– В Большие Ве… Вязники.

– И чего там у нас приключилось?

– Семейство интересное обнаружилось типа коммуны. Как туда проехать, подскажете?

До Больших Веников было километров двадцать пять. Выехав из города, они попали в какой-то другой мир.

Солнце светилось мутно-желтым пятном через неплотную облачность, поля, освободившиеся от снега, были буро-коричневыми. Кое-где озабоченно ворчали трактора, а за ними, стайками по пять-шесть, перепархивали грачи – выклевывали из жирных, влажных пластов непроснувшихся, квелых червей.

– Так, грачи прилетели, – довольно заметил Костик. – Притормози, друг, я панорамку сниму с тракторочком – пригодится. Вид больно хорош, воздуха много.

Пока Костик, кряхтя от восторга, оцифровывал деревенский воздух, Андрей любовался окрестностями. Только живя здесь, в области, он увидел, какова на самом деле Земля – действительно, закругляется, завивается за горизонт. А если чуть поднять голову, взгляду ничего не препятствует – в Москве-то он всегда упирался в стену соседнего дома. Чувство от этого было тревожное – будто заходишь на чужую территорию без спроса. Или не знаешь, как обойтись с миллионом, выигранным по случайно купленному билету…

Указатель «С. Б. Вязники» появился через двадцать минут хорошей езды.

На деревенской улице было пустынно. На глаза попалась только колченогая старуха. Андрей притормозил.

– Добрый день, не подскажете, как проехать на хутор Ново-Никольский?

– Да черта с два бабка знает… – сквозь зубы прошипел Костик.

– А вы откуда будете? – склонив на бок голову, спросила бабуся.

– Из газеты.

– А из какой?

– Из «Крестьянской».

– А вам кого надо?

– Самого хозяина.

Бабка что-то прошамкала и, нервно оглядываясь, засеменила прочь.

– За версту было видно, что ничего не скажет, – раздраженно сказал Костик. – Наверняка знает, специально свредничала.

– Зато узнали, как относятся местные к этому сельхозэротическому предприятию. Деталь!..

Нагнали еще одну даму из местных, чуть помоложе. Диалог пошел по тому же руслу – словно все деревенские, из поколения в поколение, сдавали экзамен по теме: «Как говорить с приезжими, чтобы ничего им не сказать», – и все сдали на «отлично», с первого раза.

Женщина недоверчиво смотрела Андрею в лицо:

– А что вам от него надо?

– Хотим узнать, как он дожил до жизни такой.

– Да, да! – вдруг яростно завелась тетка. – Надо, давно надо! Такой разврат – у него одна жена в Москве, другая в деревне, третья на ферме. И у всех от него дети… Он еще школу открыл – чтобы разврату сирот учить. Мы уж куда только не писали – даже не отвечают!

– А что вы писали? – поинтересовался Андрей.

– Чтобы его со всем его кагалом от нас выселили.

– И чего говорят?

– Говорят – его право. Земля его, дом его, женщины с ним добровольно живут.

– Где его жена живет?

– А зачем вам?

– Ну, надо же и с ней побеседовать.

Тетка все так же недоверчиво смотрела на него, молчала, пожевывая губами.

– Это третий дом отсюда.

Когда отъезжали, Андрей в зеркало видел, как собеседница глядела им вслед.

– На месяц вперед деревня обсуждать будет, – усмехнулся Костик. – Домик хороший у этой жены номер два.

В окошке дернулась белая занавеска, на крылечко выглянула молодая женщина, здорово располневшая, в цветастом платье до полу. На грудь из-под косынки вылезла толстая золотистая коса. Таких, славянского вида, женщин здесь было мало – эти места прикрывали подходы к Москве во времена татарского нашествия, и, как печальное следствие, Тамарин круглолицый и кареглазый тип был представлен куда шире.

Анна К. была такой же истинно русской красавицей.

– Добрый день, вы Галина? Мы из «Крестьянской газеты».

Она поджала губы, вскинула голову.

– Соседи опять написали?

– Да, если честно. Но мы к вам с вполне дружескими чувствами. Просто хотим рассказать о вашем образе жизни. В дом пригласите?

Женщина пожала плечами, отступила внутрь, давая ему пройти.

– Вы сами посудите – мы ото всех далеко, в район съездить – и то проблема. Из молодых ребят, что из армии сюда вернулись, все пьяницы-наркоманы, а кто поприличнее, в городе устроились, там себе невест нашли. Замуж идти не за кого. А Сергей Николаевич – хоть и в возрасте, но такой уважительный, культурный, что и мама моя согласилась. Вот и стали мы с ним жить. Не просто так, как сейчас многие, – венчаться ездили в Рязань.

– Как же вас, Галя, обвенчали без свидетельства из ЗАГСа?

– Теперь венчают. Он меня всем обеспечивает, в Москву возит за покупками.

– И что входит в ваши обязанности как жены?

– Да как обычно – чего все мужья хотят… Чтобы ребенок был присмотрен, дом в порядке. Я же не работаю, только этим занимаюсь. Чтобы его только в платье встречала и косу не резала. А я и сама не хочу.

У Гали пробыли час, сфотографировали ее с мальчиком на руках, поехали в цитадель христианской полигамии – фермерское хозяйство НовоНикольское.

Хутор, или, как называли в этих местах, выселки, находился километрах в трех по грунтовке.

Хозяйство было обнесено добротным забором из рабицы, за металлическими воротами вопросительно погавкивал на пришельцев кудлатый пес.

– Нам бы Сергея Николаевича, – кивнул Андрей парнишке лет двенадцати, в длинной светлой рубахе ниже колен под спортивной курткой.

– Вы не из налоговой инспекции? – подозрительно осведомился мальчик.

– Нет, мы с дружескими намерениями. Визитку передай.

Минут через десять паренек вернулся в сопровождении мужчины с окладистой русой бородой, аккуратно подстриженной, также в длинной светлой рубахе под кожаной косухой. Галя сказала, что ему за сорок, но даже с бородой местный султан казался совсем молодым вследствие здорового румянца и довольной, широкой улыбки.

– А я счастлив, счастлив! Мужчина может иметь столько жен, сколько способен содержать. Я три раза женился, и все три раза по взаимной любви. Конечно, на девственницах… И дети у нас любимые и желанные.

– И как они к этому относятся, три жены?

– Нормально… Вы же с Галей разговаривали… И Олеся вам то же скажет, я ее ни в чем не ограничиваю. Лучше один хороший муж на троих, чем ни одного. Я по первому образованию социальный психолог, проблему знаю. У нас по статистике только один мужик из двенадцати-пятнадцати способен содержать семью из четырех человек – какая тут моногамия, точнее, моногиния? Вот я и взял на себя обязанности мужчин, которые не способны выполнять естественные функции. Разве плохо?

Прошлись по территории, осмотрели «лицей», в котором социальный психолог обучал детишек разного возраста Слову Божию. На ферме новоявленный султан разводил нутрий.

– Скоро окот у них, все будем заняты.

– И жены ваши здесь работают?

– Есть время – работают, нет – нет. Бомжей нанимаю. Хоть под забором не валяются и сыты. Но в дом не пускаю, детей от заразы берегу. Односельчане из принципа у меня не работают – лучше бутылки по поездам собирать будут или голодать. Но это их дело. Я никого не неволю – ни жен, ни работников. У меня свобода!

Никольский развел руками, на его лице играла расслабленно-восторженная улыбка.

«А ведь он и вправду счастлив. Редкое по нашей жизни явление», – чуть завистливо подумал Андрей.

– А как же ваша московская жена? – поинтересовался, вернувшись вслед за хозяином в дом, где их ждал обед.

– Она у меня на три зимних месяца – когда я в университете лекции читаю. Говорит, ей этого хватает. Я зову ее сюда на лето, она не хочет. Вот старший сын бывает.

– Еще раз жениться не планируете? – поинтересовался Костик, вожделенно вдыхая борщовый аромат.

– Не планирую, но и не исключаю, – веско произнес Никольский. – Я всех трех жен предупредил, что это возможно. Но мне трудно найти невесту – с моими-то вкусами и требованиями.

– А какие требования вы предъявляете к избраннице?

– В невесте ценю невинность, в жене верность, в матери – плодовитость. Жены мои рожают дома, в роддом – ни ногой. Я вот у матери один, потому что моя мать побоялась в советский роддом второй раз идти. Я сам у своих детей пуповину перерезал. Крестил, правда, батюшка.

На память идейный многоженец подарил книжицу своих стихов и по банке меда каждому.

В пятницу утром Андрей в охотку, смачно дорисовывал панораму мужского рая на одну персону.

«Линчуют меня его соседи! Скинутся по полтиннику, лишнюю бутылку не купят, а меня закажут!»

– Ну, ты сегодня разработался! – заметила Валя.

– Тема волнующая, – хмыкнул Андрей не отрываясь.

Главного не было. Он распечатал статью, положил ему на стол и пошел выкупать заказанный накануне тур в Египет. Лететь надо было во вторник днем.

Глубоко ночью с пятницы на субботу Андрей очнулся от вязкого, тяжелого сна. Дом содрогался под потоками сильного ливня. К утру дождь перешел в вялотекущую стадию, и, пользуясь официальным выходным, Андрей отправился по магазинам.

Пасха, хоть и ранняя, в этом году удалась. Андрей почувствовал, что к шести утра вполне выспался и день будет долгим, светлым.

В редакции уже были Валя и Борода, в черном костюме с галстуком вместо обычного бесформенного свитера на объемистом пузе. Андрей тоже оделся пристойно.

– Элегантные, как пингвины! – хмыкнула Валя. – Только не забудьте в обители: христосуются только мужчина с мужчиной, а женщина с женщиной. Не вздумайте приставать с поцелуями к монашкам!

– Хорошо, что предупредила, – хмыкнул Борода. – Проехали, богатырь. Нам еще благословение принять надо. Сам благочинный района служит!

У стен монастыря стояли вереница шикарных авто, несколько автобусов – верно, прибыли простые богомольцы.

Во дворе было людно, в церкви – душно, сладковато пахло щедро воскуренным ладаном. То и дело люди, в ответ на возглас священника в золотом облачении, восклицали: «Воистину воскрес!»

Андрей с главным прокрались к самому алтарю, потом Борода, сосредоточенно крестясь, полез еще дальше.

«Долго я в этой духоте не протяну», – подумал Андрей, озираясь.

Поодаль, чуть впереди, стояла плотная группка женщин в белых платках. Они ладно подпевали хору.

«Это здешние… Послушницы-трудницы».

Одна из девушек чуть повернула голову, почувствовав неуместно-нескромный, изучающий взгляд Андрея. Глаза их встретились – на долю секунды.

Андрей узнал Анну К.

Она почти сразу опустила ресницы. На лице сохранялось благоговейно-отрешенное выражение, и все же по нему, как рябь по воде, пробежала темная тучка. Хотя, может, это был отсвет свечей, горевших над алтарем. Андрея в полумраке Анна разглядеть не могла, хотя все стоявшие рядом были ему чуть выше плеча.

Опять грянул хор, губы Анны К. зашевелились, она опять повернулась к алтарю, осеняя себя крестным знамением. Священники переоделись в белое, открыли алтарные врата; загорелся полный свет, благочинный поздравил всех в микрофон со Светлым Христовым Воскресеньем и прочел поздравление патриарха. Толпа поделилась на три потока, стала подходить целовать кресты, которые держали три молодых священника. Женщины подошли к кресту первыми.

Андрей, чувствуя, что ведет себя неправильно, все же стал пробираться в левому выходу, куда, вероятнее всего, вышли бы эти женщины. Если он не поймает Анну К. сейчас, она растворится в обители, и прости-прощай русалочья охота…

Снаружи Андрей вдохнул свежий, промытый дождем воздух. Люди, выходившие из храма, останавливались на пороге, повернувшись, трижды крестились, многие делали это долго, размеренно, становясь на колени.

Монастырский двор заполнился народом. Женщины из местных были одеты одинаково – в длинные светлые юбки и кофты. Разглядеть среди них Анну было почти невозможно…

«Борода говорил, наши имена есть в списке приглашенных… Значит, внутрь я пройти смогу… Вряд ли вышивальщицы будут разговляться вместе с высшими чинами из области. Равенство – оно ж только во Христе! Но если Господь сподобит, найду ее внутри… Надо дождаться, когда выйдет главный, засвидетельствовать почтение матушке… А там – как фишка ляжет…»

Бороду Андрей разглядел шествующим в арьергарде у того главного священника, который вел службу.

– Михал Юрич! – довольно громко позвал Андрей.

Помахал рукой, и Борода сделал жест – иди сюда!

Их по одному пропустили в горницу, где размещалась канцелярия, а теперь был накрыт стол. Несколько кресел стояли, видимо, для самых избранных, другие должны были разговляться а-ля фуршет.

Благочинному представили только Михал Юрича, что вовсе не обидело Андрея. Он, жуя на ходу, пробрался к двери. В узком коридорчике никого не было.

«Все по своим уголкам отмечают… Неужели не повезет?»

Без труда нашел выход в наружную галерею, ведущую в мастерские. На монастырском дворе уже почти никого не было – Пасха растекалась из храма по домам.

Вовремя преклонив голову под очередной аркой, Андрей быстро, стараясь не топать, пошел по коридору, в который выходили двери мастерских. Толкнул одну – та оказалась заперта. Голосов, праздничного шума не было слышно.

Найти Анну К. было для него делом профессиональной чести.

Впереди за поворотом послышались чьи-то торопливые шажки, легкомысленное, вовсе не монастырское хихиканье. Прямо перед ним возникли две совсем молоденькие девушки, раскрасневшиеся, с платками, скинутыми на плечи. Чуть не наскочили на него, резко остановились и смутились. Руки машинально потянулись к платочкам – покрыться.

– Христос воскрес, сестрички!

– Воистину воскрес, – машинально ответили обе.

– А здесь нельзя посторонним, – проговорила одна, благожелательно его оглядывая.

– А я не посторонний, – улыбаясь, ответил Андрей. – Мы с матушкой настоятельницей дружим. Мне бы, девочки, знакомую найти – я ее на службе видел. Не знаете – Коваленко Анна?