Текст книги "Три девушки в голубом"

Ира. Когда я вас просила, плакала, вы меня не пускали!

Татьяна. Ребенок же, ребенок!

Решительно входит Светлана. Глаза ее горят.

Светлана. Я все выяснила. Ваш Павлик, оказывается, укусил Максима в плечо! Это же инфицированная рана! Рваная инфекция. Полость рта! Это самое грязное место у человека! Я вашего Павлика доведу вплоть до колонии. Мне, главное, Максим ничего не сказал, побоялся. Я, он знает, как отношусь! Максим ослаблен после смерти отца! У него были кровавые поносы! Брали на дизентерию! И ничего! У него подорванный кишечник! Я бьюсь, бьюсь, специально перешла в ночь, да что же это такое!

Татьяна. Да ничего не будет твоему Максе. Заживет как на собаке. Вот он Антошу бил лбом вчера об камень? Я приезжаю вечером, лоб разбит. А? Ты не сдала своего Максю в колонию? Слюну у него не брала на анализ?

Светлана (в отчаянии). Я обработала ему ранку, это случайность! Между детьми!

Татьяна. Конечно, ты у нас старшая научная сестра.

Светлана. Между прочим, Максим сказал, что под водой Павлика держал не он, а Антон! А Максим стоял на берегу!

Татьяна. И командовал.

Входит Фёдоровна с кошкой, в своем затрапезном виде.

Фёдоровна. Потеряла котенка, вы котенка не видали? Орет, нет никакого спокойствия. Хотела уснуть, куда там!

Татьяна. Павлик потому укусил Максю, что Макся ему кричал: не пустим сюда больше твою мать, не пустим! Его Павлик и укусил, и правильно, я бы тоже за свою мать укусила.

Фёдоровна. Это злые ребята заступами порубили котенка.

Светлана. Ничего подобного. Максим любит зверей.

Фёдоровна. Молоко у нее вступило, что ли? Орет. Или она кота хочет? Мяу!

Ира. Светлана, вы не посмотрели бы Павлика? Он что-то мне не нравится.

Светлана. Ничего, ничего с ним страшного. Сейчас.

Светлана преображается.

Ира. Полотенце вот свежее! Рукомойник за дверью. (Снимает с веревки полотенце.)

Светлана выходит.

Фёдоровна. Элька, Элька, Элька, Маленькая Элька!

Заглядывает под стол. Татьяна тоже заглядывает под стол. Ира ждет Светлану с красными пятнами на щеках. Фёдоровне явно не хочется уходить.

Татьяна. Фёдоровна, у меня еще суп со вчера остался. Ребята не поели. Антон вообще, наверное, ложкой поболтал, как всегда. Я сегодня новый варить буду, на костях. Я вам дам полкастрюлечки.

Фёдоровна (подумав). Это для кошки, отлей для кошки! Я принесу посуду.

Татьяна. Че это для кошки, че для кошки, для детей варено. Кошка не барыня твоя.

Уходят.

Входит Светлана, держа руки на весу. Ира кидается к ней с полотенцем. Светлана в халате, со стетоскопом на груди.

Ира. Пожалуйста, сюда.

Уходят.

Детский голосок. А потом осьминог задрыгался и сказал: ой, отпусти меня отсюдова, мне жарко. Он отпустил осьминога, и он полетел. Он немного плавал и немного летал, его в небе поймали.

Некоторое время сцена пуста. В дверь с улицы стучат. Входит Николай Иванович, мужчина за сорок, с сумкой и складным зонтом. Одет Николай Иванович в очень дорогой шерстяной тренировочный костюм с белой молнией и белым кантом – в то, что сейчас заменяет солидным мужчинам пижаму.

Николай Иванович. Меня сюда направили?

Сцена пуста. Наконец на веранду выходят Светлана и Ира.

Светлана. Ну что, острое респираторное заболевание. Состояние сейчас это у всех детей так проходит. Высокая температура подержится. Будете подавать сульфадиметоксин. Сейчас таблеточку, утром целую таблеточку, далее по полтаблеточки два раза в день. Сначала ударная дозировка. Надо ему помочь, сильный жар. Когда температура спадет, надо поберечь, часто переодевать в сухое.

Ира. Нету сульфадиметоксина. Что делать?

Светлана. У меня нет сульфадиметоксина.

Ира. Что делать, Светлана, а что-нибудь есть?

Светлана (торжественно). Я лично пользуюсь только народной медициной. У меня только липовый цвет, мед, лимон. Я вам дам. Я в лекарства, между нами говоря, не верю. Только в особых случаях.

Ира. Что же делать?

Николай Иванович. Зачем? Я извиняюсь, конечно, но на случай гриппа есть прекрасный английский препарат бробдигнегг (немного запинается). Бробдигнегг. В три дня поднимает. Меня в Лондоне прихватило, в гостинице снабдили. Я запас привез.

Светлана. Я ничего этого рекомендовать не могу. Мною это неизвестно… (Говорит очень солидно.) Главное что? Снизить жар, дать пропотеть, пить кислое. Лимончик есть?

Ира. Есть!

Светлана. А липовый цвет я принесу. Скоро будет новый липовый цвет, этот прошлогодний. (Уходит.)

Ира. Лимон есть.

Николай Иванович. Наконец я вас нашел. В чем дело, почему вас не было утром в одиннадцать у «Востока»? Только благодаря почтальону я нашел вас. Ну как, читали прессу?

Ира. А в чем дело?

Николай Иванович. Что интересного в газете «Неделя»? (Он явно намекает на какие-то обстоятельства.)

Ира. Откуда я знаю.

Ира смущена, не смотрит на Николая Ивановича, готовит питье.

Николай Иванович. А я прямо все обошел! У меня машина в мелком ремонте. Ничего, хорошая физподготовка. Утром почти бежал на свидание, раз – а моей «Недели» нету! Теща мне буквально выговор устроила, что я вам отдал экземпляр. Она специально подшивает для моей дочери. Как же так, Алена приедет, а подшивка недокомплектована! Алена у меня отдыхает в данный конкретный момент в Коктебеле с матерью. (Игриво.) А можно узнать, чем это вы так зачитались тогда?

Ира. Не знаю.

Николай Иванович. Разрешите все ж таки газетку, это я не для красного словца придумал. Теща бы раздула историю. И так она уже вчера сказала: «Что значит, Николай Иванович, что вы съездили на электричке один разок! Сразу на вас интересная девушка обратила внимание». Нет, моя теща человечный человек, она только не любит непорядка.

Ира налила в термос кипятку, кладет сахар.

Если кто-то болеет, я вижу, апельсины как раз есть. (Вынимает из сумки кулек, кладет на стол.) Можно я присяду? (Садится.) Я прочесал всю Романовку в поисках, ну где же моя «Неделька»? Зная примерно район, вы сказали у колонки, хозяйка Чанцева. Остальное добавила почта. У меня машина в ремонте. Пустяки, но все-таки пришлось побегать. Утром почти бежал к гастроному, а моей «Недели» нет! Но я вас нашел. А то теща все мне указания спускает: «Верните „Неделю“ любым путем!» Не знает, не знает, на что меня провоцирует, понимаешь. Давно я не бегал такой кросс. Особенно в поисках девушки. Вам двадцать пять лет, и вы сумасшедшая!

Ира. А, вы тот человек из электрички. «Неделя». Сейчас. (Роется в газетах, отдает Николаю Ивановичу экземпляр.)

Николай Иванович. Ну как, интересное есть что-либо?

Ира. Я не прочла. Некогда было. Ну ладно, идите. А то не до вас.

Николай Иванович (встает, кладет «Неделю» на стол). Ничего, ничего, читайте. А у меня машина в ремонте. Тормоза отказали! (Смеется.) Сумасшедшая. Самое главное, что теперь я вас нашел. Теперь я вас держу в поле зрения. Теперь я тещу вправе успокоить. Скажу, что случайно купил в киоске дополнительный экземпляр!

Ира уходит в комнату с термосом.

А где сын? (Заглядывает в комнату.) Глядите, какой солидный! Смотрит! Температура есть?

Ира (из комнаты). Сорок.

Николай Иванович. Ну-ну, не так страшно. Нас не испугаешь. Бывает и хуже, и то. Меня в Англии знаете как прихватило? Ничего, собьем. Обильно пропотеем. Девушка эта врач верно сказала. Народная медицина сейчас все больше на подхвате. А лекарство вам я это сейчас доставлю. А то прямо с ног сбился. Исчезла моя газета! Теща собирает для моей дочери. Это они интересуются. У меня тоже дочка есть! Хорошая, между прочим. Больша-ая! Но это просто детектив, как я вас нашел.

Голос Иры. Павлик, выпей анальгин.

Павлик (кричит). Нет!

Николай Иванович. Зачем, зачем анальгин! Бробдиб… (Путается.) Бробдигнегг! Лекарство на три приема, и все. А, молодец, выпил. Маму надо любить. И запей кислым. О, перекосился весь, правильно. Здоровей будешь.

Ира выходит на веранду.

Слушайте, мама, почисть апельсин сыну! А вы когда не пришли в одиннадцать, я прямо начал прочесывать местность. Думаю, что, понимаешь, стряслось! Договаривались же точно, девушка честный человек.

Ира. Мне сейчас некогда, потом. Потом давайте, некогда говорить. Очень большой жар.

Николай Иванович. Когда потом, когда потом? Дети всегда болеют, нельзя ослаблять сопротивляемость ребенка, нельзя трястись! Надо жить жизнью. Это не траур! Нельзя подавать виду. Он там полежит, ничего. Пусть знает, что у вас гости. Он там сам с собой полежит.

Ира. Нет, идите. Кому сказано, сейчас не до вас.

Николай Иванович. Так нельзя давать себе волю. Вы же на него влияете отрицательно.

Ира выходит. Входит Светлана, открывает дверь в комнату, возбужденно говорит. В руке у нее велосипедная камера с покрышкой.

Светлана. Ну вот, и что я узнаю? Хорошо еще, что посторонние есть. Хотите знать, ему этот велосипед отец купил, это память об отце! Ну ты при посторонних ответь: чем этот Павел ему камеру порезал? Эта камера – это память! Смотри, Павел, ты ножом, тебя в ножи возьмут!

Ира резко закрывает дверь.

(Светлана плачет.) Максим плачет. Я за слезинку ребенка!.. Не знаю, что сделаю.

Николай Иванович (благожелательно). Одну минуточку. Дайте. Так… Ну что, камеру можно спокойно и свободно выбросить… Это я вам гарантирую. Покрышку тоже выбросить…

Светлана, вытирая слезы, кивает.

Я попробую вам к вечеру найти подобную продукцию. Где-то валялся велосипед такой конструкции моей дочуры. У нее уже новый давно велосипед, складной. Она вот такая. (Показывает очень высоко.)

Светлана кивает, садится.

Теща ничего не выбрасывает, велосипед семилетней давности, как чувствовала.

Светлана. Максим говорит мне: я Пашку поймаю, изобью. Павлика. Я кричу на него: нельзя избивать, он моложе тебя! Но я же не в силах за ними уследить везде! У меня и так двое на руках и чужая старушка, меня же надо понять. Вот! (Протягивает обе руки, поворачивает ладони вверх-вниз.) Дрожат! Так что, Павел (обращаясь к двери), действуй своими силами, я тебе не помогу, убегай подальше. (Уходит.)

Николай Иванович благодушно надевает камеру с покрышкой себе на шею.

Николай Иванович (приоткрывает дверь). Бу! А что же ты, сын такой матери, убегаешь? Ты встречай противника чем попало, болванку возьми, палку, щепку. Нет ничего, выставляй два пальца. Неожиданная реакция! (Выставляет два пальца, кивает и приставляет ладонь ребром к носу.) Правильно мне ответил!

Ира выходит, притворяет за собой дверь, стоит, прислонившись к ней спиной.

Будем знакомы, мой дом наверху, над карьером. Дачи «Подмосковные вечера» знаете? Госплан. Я приезжаю почти ежедневно. (Громко говорит в дверь.) Меня зовут Коля. А маму твою как зовут? Давай познакомимся! Ась?

Ира. Да Ира, Ира.

Николай Иванович. Очень приятно. А может быть, выпить чайку? В горле пересохло.

Ира. У меня вода в термосе только для Павлика.

Николай Иванович. А так, вообще? Где еще вода? В чайнике есть? Вот чайник, верно, все совпадает, воды нет. (Взял чайник, болтает им.)

Ира. У нас воды нет. Времени нет бегать на колонку.

Николай Иванович. Где ведра? Колонку я знаю. Так, указания принял к исполнению.

Уходит, довольный, с ведрами. В дверях сталкивается со входящей Светланой, которая несет мед.

Светлана. Оказывается, еще того лучше. Вот тебе мед. Сделаешь компресс на шейку подковообразно, мальчикам на щитовидку ставить компресс нельзя, потом сказывается. Оказывается, еще того лучше! Павлик твой знаменитый, даром что мал, толкнул Максима с велосипедом в металлолом на углу!

Ира. А чего же он своим велосипедом на людей наезжает! Вчера девочку сшиб на площадке. Бабушка ее плакала. На Павлика наезжает беспрерывно!

Светлана. Это игра! Это случайность! Максим не хлюпик! Знаешь, что такое «максим» по-латыни? Лучший!

Ира. Не лучший, а больший. Максимум.

Светлана. Наилучший! Я по женскому календарю выбирала! Наилучший!

Ира молчит.

А вот то, что Максим полетел на банки ржавые, это подлость. Это готовый столбняк. Шина и та лопнула, а ребенок? (Грозит в сторону двери.) Я т-тебе, обезьяна! Мартышка! Распустила ты Павлика своего, придется тебе еще поплакать. (Плачет.) Господи, если отца нет, значит, всем можно все.

Запыхавшись, входит Николай Иванович.

Николай Иванович. Колонка далековата для слабых дам. (Ставит ведра.) Давненько я воду не носил ведрами, с юности. Слушай, Ира, это у тебя собственный дом?

Ира (зло). Да! Собственный! Бабушкиной тетки.

Светлана. Пх! Ее дом. Ну вы подумайте! Танька оборжется! Ее дом!

Николай Иванович. Пусть эта бабушка напишет заявление на протягивание нитки водовода вплоть до ее домовладения.

Ира. Да она далеко. Восемь лет уже в доме инвалидов в Дре́зне.

Николай Иванович. Ну что, нельзя за нее подписать? А я вас в этом деле поддержу, у меня здесь в поссовете есть толковый мужик.

Светлана. Сначала воду, потом все загребут. Ее дом, видели! (Уходит.)

Николай Иванович. Ира, поставь чайку. Я просто умираю от жажды. Бегал, бегал за девушкой. Жены с дочкой нет полтора месяца. Второй срок распечатали. Теща живет здесь, на даче. Я в Москве ужинаю чем попало, в основном консервы. («Консервы» он произносит как «консэрвы».) Вечером едешь с работы, магазины в массе закрыты. Стал поневоле сюда мотаться. Теща кормит хотя бы без консервантов. («Консервантов» он произносит как «консэрвантов».) У меня же сто одна болезнь. Таким образом мы с тещей поехали вчера за клубникой. И таким образом в электричке вы на меня и наткнулись! Теща говорит: какая смелая девушка! Газеты просит прямо у мужчин! Все обычно, Николай, вы ей понравились. Но ради этого, она считает, «Неделю» не стоило отдавать. Видно, говорит, она вам тоже приглянулась, если вы отдали. Я ее заверяю: будет вам ваша «Неделя»! Так что теща в курсе нашего знакомства. Зачем вы ко мне обратились? Я вам понравился? Только честно.

Ира. А что, уже нельзя попросить газету?

Николай Иванович. Смелая, очень смелая девушка! Сумасшедшая! Я вас люблю, сумасшедшая! (В дверь.) Павел, у меня вопрос. Где папка?

Ира. Оставь ребенка в покое. Привязался.

Николай Иванович. Понимаю, приветствую. Папки нет.

Ира. Ничего не значит.

Николай Иванович. А чем мамка занимается?

Ира. Я преподаю гэльский язык. Сто двадцать рублей.

Николай Иванович. Молодец! Дуй до горы, а в гору поможем!

Ира. Еще знаю мэнский.

Николай Иванович. Я не в курсе, но поможем, поглядим вокруг. Если есть такие языки (делает ударение на «ы»), то будут и возможности.

Ира. Еще валлийский. Да, и корнуольский.

Николай Иванович. Да! И такой еще молодой специалист!

Ира. Но корнуольский язык почти мертвый.

Николай Иванович. Ничего, примем меры! Ира, вот что. Я попрошу вас пройти со мной до моей дачи, я вам спущу бробди… (запинается) этот препарат. Павла надо будет запереть, чтобы соседи не проявляли активность. Да и камеру с покрышкой бы не забыть. Теща сейчас выметается на вечернюю летучку к соседке, так что она авось не увидит одного колеса, а я его уведу.

Ира. Это не соседи, это родственники. Мои троюродные сестры.

Николай Иванович. Бывает! Бывает!

Ира (в дверь). Павлик, я сбегаю за лекарством. Я тебя закрою, хорошо? Горшочек под кроватью. В термосе чай с лимоном. Не разлей. У него руки дрожат.

Николай Иванович. Апельсины умеешь чистить, хлопец?

Голос ребенка. Нет!!!

Николай Иванович. Мама, начисть ему апельсинов. Полную кучу. Пусть побалуется. Я еще спущу. У меня они есть по потребности. Вернее, по труду. (Смеется.) Пока еще.

Ира. Павлик, или я Фёдоровну позову, она с тобой побудет?

Николай Иванович. Мама, захвати теплое что-нибудь. Типа пледа. (Он произносит «плэд».)

Ира. Ничего, я плащ накину.

Николай Иванович. А все же плэд необходим. Я знаю окрестности и их туман.

Ира. Пледа нет.

Николай Иванович. Одеялко есть?

Ира (сбита с толку). Есть.

Николай Иванович. Годится! Годится!

Ира. Минутку. Павлик зовет. (Уходит.)

Николай Иванович. Он у тебя серьезный товарищ, ничего. Минуток через тридцать. Через сорок – сорок пять. Я ему принесу еще фильмоскоп ручной со слайдами. Дочура моя еще месяц будет в отсутствии… Теща на собеседовании… Будешь смотреть слайды. Парад гвардейцев. Сам снимал! О, как я снимаю! (Выставляет большой палец.)

Ира (выходит). Ничего не получается. Я с вами не пойду. Он сейчас начнет потеть, надо сменить рубашечку. Фёдоровна не сумеет.

Николай Иванович. А жаль! А жаль! Ну ладно, туман не туман, пойду побреду, больному срочно нужно. Камеру с покрышкой.

Ира. Одеяло дать?

Николай Иванович (горько шутит). Что я с ним буду делать один?

В дверь заглядывает Валера.

Валера. Стратегическая проверка! (Исчезает.)

Николай Иванович. Дверь надо держать от соседей на запоре! (Уходит.)

Входит Валера.

Валера. Ира, ты гордая, пойми об этом. (Выставляет бутылку, садится довольный.)

Ира. Ну я вас прошу, идите, он засыпает.

Валера. Что я на вас смотрю, вы как паркет нециклеванный. Второй раз в жизни вижу, второй раз подумалось. Я со своей сестрой ехал на похороны. В поезде. Она вывалила на стол банки, красит, мажет, пудрит. До неузнаваемости. Тряпку мокрую взять, стереть. Вот так женщина! (Откупоривает бутылку.)

Входит Татьяна.

(Быстро). Я к вам по поводу крыши. Сейчас объясню все.

Татьяна. Пил у гастронома?

Валера. Ты что! Я тебе принес.

Татьяна. Где мои два рубля? Отдай кошелек, во-первых.

Валера отдает кошелек, Татьяна смотрит.

Где они?

Валера щелкает по бутылке.

Это – два рубля? Это рубль пятнадцать.

Валера (солидно). С наценкой в ресторане.

Татьяна. Это – в ресторане?

Валера (солидно). Теперь о крыше.

Татьяна. Совсем глаза залил. Скоро тебя вообще переведут… в сапожники. За семьдесят рублей.

Валера. Ну какая дурость! Ну вы только подумайте! (Наливает, пьет.)

Татьяна. Слушай, Ира, я к тебе. Я узнала. Это не Антоша его держал в воде, Антон мне признался. Он целый день один. Вот этот Макся им и командует. Антоша всегда со мной делится, я приезжаю с работы, он меня бежит встречать, сам ничего не говорит, в руку лицом тычется, я чувствую, у меня рука мокрая. Антон у Макси книгу просил, кстати вашу же книжку, «Мэри Поппинс». Макся уже прочел, а Антоше не дает. Только если будешь моим рабом. На коленях перед ним стоять, руки по швам. Я говорю: «Максим, вот ты прочел книгу о людях хороших, она хоть чему-нибудь тебя научила?» Слушай, «Мэри Поппинс» – это же твоя книга, дай почитать Антону.

Ира. Ну бери. Скажи, я просила.

Татьяна. А ты хочешь знать, они решили вам эту книгу не отдавать вообще! Пока вы не отдадите покрышку с камерой.

Валера. А вы их не пускайте сюда, и все.

Татьяна. Вот. Слушай, а пусть Павлик твой играется с Антоном! Пусть лучше они дружат, чем с этим! А я вам буду готовить, я на нее готовлю, так лучше на вас. Закупки буду делать. Ты только Антона корми, она не кормит. Через плечо швыряет. А я в долгу не останусь. У меня отпуск в ноябре.

Валера (солидно). У меня отпуск в декабре. (Наливает, пьет.) Я декабрист.

Татьяна. Договоримся?

Входит Фёдоровна.

Фёдоровна. Я уже Светланочке сказала, дождь собирается. Татьяна, надо вам тазы, ведра готовить. Сейчас разразится. Как же вы ночевать-то станете? Пошли, у меня в чуланчике два ведра, корыто под крыльцом.

Татьяна. А нас Ира пускает к себе.

Ира. На веранду.

Входит Николай Иванович.

Фёдоровна. Валерик, пошли, пошли. Мне поможешь что ни то. (Садится к столу, вытирает уголки рта двумя пальцами.)

Николай Иванович. Тут требовались лекарства. Я доставил.

Ира. Спасибо, не надо. Он сейчас пропотеет, мы сразу ляжем спать. (Уходит в комнату.)

Валера. Садитесь, будем знакомы. Валерий Герасимович. Автомобилист. Исполняющий обязанности мойщика. Наливаю, угощаю.

Николай Иванович. В доме больной, следует потише.

Валера. Вы Ирин муж? («Ирин» он произносит как «Ирын».)

Николай Иванович. Вы догадливый.

Пауза.

Фёдоровна. Ну, всего хорошего, ложитесь. Татьяна, пойдем, бери его.

Берут Валерия под руки, поднимают, ведут.

Валера. Ира! Никогда не допускай! Пойми!

Татьяна. Идем, на ноги встань.

Валера. Жизнь – это схватка над морем!

Татьяна. Если ты своими ногами не пойдешь, я не знаю…

Валера. Если бывает двух родов: если не выпить, то прокиснет.

Татьяна берет со стола бутылку. Валерия уводят.

Николай Иванович. А я еще лекарства принес! (Осторожно ставит на стол бутылку коньяка.)

Ира. Ну я прошу, уходите.

Николай Иванович. Ну-ну, ну-ну, какие сердитые. Я покрышку с камерой принес! (Вынимает из сумки покрышку с камерой.) Пропотел, пока снял. Вот и лекарство английское. Ну?

Ира. Господи, вот навязался на мою голову.

Николай Иванович. Дождь начинается. Ничего, я с зонтиком. Самое интересное, я люблю, когда дождь, находиться в помещении. Вроде там дождь, а у тебя тепло, сухо. Какое-то возникает чувство уюта. Не гоните меня, не браните. Я так соскучился за вами!

Ира уходит. Николай Иванович ставит чайник на газ, греет руки.

Самое интереснее, теща долго колобродила, все никак не уходила. Я как разведчик сидел.

Ира (входит). Сейчас их зальет. Там совершенно нет никакой крыши. Идите, идите домой. Они сейчас придут ко мне. Мы так договорились. Идите скорей!

По улице пробегает Фёдоровна с корытом над головой. Она бежит на ту половину дома.

Николай Иванович. Да, начались большие дела, я чувствую. Нам здесь не посидеть. Приходите завтра вечером на луг, к мостику. Часиков в девять. Зажжем костер, я привезу шашлыков. Вы можете есть шашлыки? Вина грузинского. Как я вас люблю, просто непонятно. У вас бьющие глаза.

Ира. Да что вы сидите тут? Людям некуда деваться, а вы торчите как пень! Они меня даже в туалет свой не пускали, я на горшок ходила. А я теперь их должна с больным ребенком терпеть. Идите, идите, Николай Иванович! Они сейчас уже идут.

Николай Иванович (с грустью). Я вас боюсь! Я вас боюсь!

Ира мечется, сдвигает стол, стулья к стене. Николай Иванович уходит. Ира встает у дверей, вытягивает руку на дождь. Вздрагивает. Появляется процессия. Впереди Фёдоровна, все с тем же корытом над головой, дальше идет, подняв воротник пиджака, Валерий с двумя раскладушками, с рюкзаком. За ним Татьяна ведет, укрыв полами своего плаща, Ан-тона и Максима. У мальчиков в руках чайник и кастрюля. Замыкает шествие Светлана, ведущая под руку Леокадию, старуху под зонтиком. В руках у Светланы чемодан. Проходящие не смотрят на Иру.

Фёдоровна. Все поместимся, ничего, у меня комната шестнадцать квадратных метров, тепло, сухо.

Уходят. Ира закрывает свою дверь, запирает ее на засов, передвигает мебель на прежнее место. Гасит свет.

Скрывается в комнате.

Голос ребенка. Мама, хочешь, я расскажу тебе еще одну сказочку? Вот однажды в городскую больницу попался серый волк. И за хвост повели его к врачу. Всем волкам там делали операцию, разрезали печень, чтобы там посмотреть – никакой обед там не застрял? А потом зашивали живот, и больно было. И ему там понравилось. Его обедом там кормили и давали мясо и капусту. Он такой хитренький – он ел, ел, ел капусту. А печень у волка была такая крупная-крупная, и в ней обед был. Потом этот волк английский, и вот у него есть крылья. Вот отсюдова такие маленькие, тоненькие крылья.