Текст книги "Сон павлина"

Глава 4

Валерий пришел в «Лабораторию биотоков мозга» за час до начала рабочего дня, чтобы произвести кое-какие расчеты на вычислительной машине.

Анатолий уже сидел за своим столом и раскладывал папки. Они поприветствовали друг друга, и каждый углубился в работу.

Молодой ученый достал из портфеля необходимые тетради и, подойдя к вычислительной машине, ввел исходные данные. Тут же на дисплее загорелись голубые символы, машина давала ответы за считанные секунды. Но не успел он переписать их в тетрадь, как на его столе беспокойно зазвонил телефон. Углубленный в работу, он не поднял трубку, но телефон продолжал упорно раздражать барабанные перепонки, настаивая на разговоре. Недовольный, он схватился за аппарат, резко бросив в микрофон:

– Я слушаю.

Из трубки послышался знакомый голос журналиста.

– Валер, бросай дела и срочно приезжай ко мне. Лучше на своей машине. У меня для тебя интересное сообщение. Приезжай немедленно, – и в телефоне запикало, свидетельствуя, что разговор окончен.

– И чего так торопится? Даже ответа не дождался, – нахмурясь, произнес Валерий.

– А что такое? – поинтересовался Анатолий, приподняв голову от бумаг.

– Павел просит срочно приехать. У него какое-то важное сообщение. А у меня в восемь встреча с директором. Слушай, Анатолий, бери мои «Жигули», слетай к нему домой, узнай, в чем дело. Захвати магнитофон, запиши разговор. Объясни, что я не смог.

– Не беспокойся. Разберусь в ситуации.

Ученый протянул ему ключи от машины, и помощник, сунув небольшой кассетный магнитофон в «дипломат», отправился на встречу, а Валерий, произведя вычисления, поспешил в кабинет директора, который собрал у себя заведующих всех лабораторий института.

Совещание длилось два часа, и когда он возвращался в лабораторию, то надеялся, что Анатолий уже ждет его с интересным сообщением. Но помощника не было. Не приехал он ни через час, ни через три, ни к концу рабочего дня, и, чувствуя, что происходит что-то неладное, Валерий несколько раз позвонил Павлу. К телефону никто не подходил, и беспокойство стало закрадываться в его душу все больше и больше, оттесняя прочие мысли; тревожное чувство разлилось в груди, давя сознание неприятным предчувствием беды.

«Что за зона молчания? Куда они оба провалились? Могли бы за целый день хоть раз позвонить. Не отправиться ли к Павлу пешком? Или лучше взять служебную машину?» – Его размышления по этому поводу прервал телефонный звонок.

– Валерий Сергеевич Буцкий? – спросил официальный незнакомый голос.

– Да.

– Просим вас срочно приехать на улицу Энгельса, двадцать четыре.

– Что случилось?

– Узнаете на месте.

– Извините, с кем имею честь разговаривать?

– Майор милиции Елин.

* * *

Первое, что увидел Валерий, подъезжая к указанному месту – это свои «Жигули», перевернутые и искореженные. Рядом с машиной толпились люди в милицейской форме.

Не успел он выйти из служебной «Волги», как к нему приблизился широкоплечий высокий майор и, приложив руку к козырьку, представился:

– Елин, – и тут же обратился с вопросом: – Это ваша машина?

– Да, – подтвердил ученый. – Неужели мой помощник попал в автокатастрофу? Он жив?

Майор словно бы не расслышал его вопросы, а попросил:

– Подойдите к автомобилю. Не замечаете ли вы в нем каких-либо лишних предметов? Или чего-нибудь недостает?

Валерий обошел свою изувеченную «девятку» вокруг, дверцы салона слева были распахнуты, и он увидел на сидении и под ногами на резиновом коврике столько крови, что подумал:

«Бедный Анатолий. Вряд ли после такой кровопотери можно остаться в живых», – и обратился к майору:

– Ничего лишнего я не замечаю, но при моем помощнике был «дипломат» с магнитофоном. Его нет.

– Этот? – Майор приоткрыл лежащий в милицейской машине черный чемоданчик.

– Да.

К ним подошел молодой лейтенант.

– Товарищ майор, нашли в двухстах метрах отсюда, – он протянул кассету.

Майор осмотрел ее и вставил в магнитофон. Оттуда неожиданно раздалось:

– Валер, бросай дела и срочно приезжай ко мне. Лучше на своей машине…

К удивлению, Валерий узнал голос Павла.

Наблюдая за его мимикой, майор спросил:

– Голос вам знаком?

– Да. Именно эти слова я слышал по телефону у себя в лаборатории. Но в восемь утра у директора было совещание, я не смог поехать и попросил Анатолия съездить вместо меня. Значит, это был не прямой звонок. Но как же его записали? Или Павла поймали и принудили сделать эту запись?

– Нет, запись сделана с телефонного разговора. Слышится шипение и легкое потрескивание. Скорей всего, за вашими переговорами следили, один из разговоров записали, лишнее стерли, оставив только то, что нужно. По всей вероятности, охотились за вами. Судя по этому разговору, они вашу машину знали лучше, чем ваше лицо, именно поэтому просили ехать на машине. Но, по счастливой для вас случайности, в автомобиле оказался ваш помощник, которого они, по всей вероятности, принимают пока за вас. Так что хочу предупредить – будьте осторожны.

– Но что с Анатолием? Он жив? – вновь обратился Валерий к майору.

Тот ответил довольно уклончиво:

– Сейчас он в больнице. Большего я вам пока сказать не могу.

– Но почему вы мне позвонили так поздно? Он выехал в восемь утра. До друга ехать полчаса, и именно за это время произошло несчастье.

– Дело в том, что по странным причинам, которые предстоит выяснить, в милиции вышла из строя телефонная связь с половины девятого до часа дня. Только благодаря бдительности местного участкового удалось сохранить до нашего приезда всё без изменений. В вашу машину врезался грузовик без номеров и тут же скрылся.

– Если врезался, значит, собирались убить. Непонятно, зачем я им был нужен мертвый?

– Это мы постараемся выяснить. А пока еще раз напоминаю, будьте осторожны. Вы свободны. Когда потребуется, мы вас вызовем.

* * *

С места происшествия Валерий отправился к Павлу. Друг оказался дома и открыл ему дверь с восклицанием:

– А я как раз собирался к тебе.

Молодой ученый, несмотря на то, что вошел в комнату озабоченный, не забыл поздороваться с кактусом:

– Добрый вечер. Как вы себя чувствуете?

– О, сразу видно – воспитанный человек. Здоровье близких ему не безразлично, – кактус был растроган тем, что поинтересовались его самочувствием. – Ничего, молодой человек. Особенно хорошо себя чувствовать в мои годы не приходится, но я доволен. Могло быть и хуже, но, слава моим корням, они еще крепкие. А вы чем удручены? Что нового в свете?

– Особенного ничего. В газете писали, что у одного дрессировщика попугай знает триста пятьдесят слов.

– Подумаешь – триста пятьдесят, – пренебрежительно хмыкнул кактус. – Три слова выучат и уже лезут в знаменитости. Познакомились бы с моим лексиконом, с ума бы сошли. Жаль только, что меня рассекречивать нельзя, а то ведь полезут с вопросами, допросами, житья не дадут.

– Правильно, – подтвердил Валерий. – Чем меньше о тебе знают, тем лучше. Вот на меня сегодня покушение было. Чудом остался жив. Но эта информация не для вас, – он вежливо и с подчеркнутым уважением обратился к кактусу. – Вы очень впечатлительны. Берегу ваши нервы.

– Да, я очень впечатлителен, – согласился тот. – Мне лучше включите телевизор. Там мультики должны идти.

Уединившись на кухне с другом, ученый рассказал ему о случившемся.

– Моим голосом попробовали тебя выманить? Какие подлецы! – возмущению Павла не было предела. – Никогда бы себе не простил, если бы стал невольной причиной твоей гибели. С чем это связано? Не с твоим ли последним открытием? Ты ведь и раньше делал открытия и публиковал их в журналах, и никто, по-моему, тобой не интересовался.

– Именно потому, что публиковал, никто и не интересовался. Да то были и не открытия, а так, пустяки – наблюдения и предположения. А если мной заинтересовались, значит, я стою на пути к серьезному открытию… или изобретению. Скорей всего, они пронюхали не о павлинах, а о чертежах, которые я получил с их помощью.

– Надеюсь, они у тебя не остались лежать на столе?

– Я имею хорошую привычку, унаследованную от отца – прятать все разрабатываемые документы в сейф. А о месте расположения сейфа, кроме меня, никто не знает. Так что, уходя из дома, я не беспокоюсь, что буду ограблен.

– Ограблен не будешь, но может случиться, что и работу продолжить не сможешь… если тебя убьют. Охотились почему-то не за документами, а за тобой.

– Да, это подозрительно. Но что бы я мог рассказать им мертвый? Или кто-то нечисто сработал? Хотели меня убрать. Я им мешал, или надеялись, что документы при мне? Непонятно.

– Я тоже не могу объяснить их поведения. Но тебе с сегодняшнего дня стоило бы быть осторожней. Лучше предвидеть то, чего никогда не случится, чем оказаться у разбитого корыта непредвиденного. Тебе бы хорошо изменить внешность.

– Легко сказать – изменить, – пожал плечами Валерий. – Я же не женщина, чтобы изменяться.

– О, ты сам подал блестящую идею, – радостно воскликнул Павел. – Подражай женщинам, пользуйся косметикой, парикмахерской. Волосы твои позволяют, чтобы проделывать с ними всевозможные операции. Если за тобой начали охоту, то ничем пренебрегать нельзя.

– Да, очень хочется закончить работу, – признался ученый. Он не боялся умереть, но опасался не успеть закончить начатое дело. – Я, пожалуй, пойду, – он поднялся. – Чем меньше у нас остается времени, тем больше жажда творить.

– Я провожу, – с готовностью предложил Павел. – И, пожалуй, тебе лучше надеть мой плащ и шляпу, а свои пока оставь у меня.

Он решительно направился в комнату и, открыв гардероб, стал вышвыривать из него рубашки, брюки, добираясь до нового плаща, купленного месяц назад и ни разу не использованного.

– Чего расшвырялся? – заворчал кактус. – Вещи-то порядок любят. Я, что ли, за тобой убирать буду?

– Помалкивай. С неделю как заговорил, а уже советы всем подает, – недовольно проворчал Павел.

– Да, подаю, – важно ответил кактус, – потому что у меня огромный жизненный опыт. И, повторяю – с вещами так не обращаются.

Павел не был от природы груб или дурно воспитан, но в минуты, когда другу угрожала смертельная опасность, он был взволнован, и напоминание о всяких пустяках его раздражало, поэтому он в сердцах воскликнул:

– Да замолчи ты, колючка зелёная!

– Во-первых, не колючка, а Константин; во-вторых, прошу обращаться ко мне на «вы». Не забывай о нашей разнице в возрасте, – важно, нравоучительным тоном произнес кактус.

Павел собрался опять ответить ему что-то резкое, но вмешался Валерий.

– Не будем ссориться. Многоуважаемый Константин совершенно прав: с вещами следует обращаться аккуратно, чтобы экономить личное время. Иначе потом долго придется гладить и раскладывать по полкам.

Кактусу понравился его уважительный тон, и он подтвердил:

– Вы правы, коллега.

Павел протянул другу плащ и шляпу.

– В этом тебя не узнают.

– Вы уходите? – поинтересовался Константин.

– Да.

– Тогда выключите телевизор. А то еще взорвется в ваше отсутствие. Не хочу быть жертвой разгильдяйства. По первой программе вчера говорили, что ваша марка телевизора часто взрывается.

Павел проводил друга до самого дома. Подходя к калитке, он заметил маячившую у забора высокую, спортивного склада фигуру, тоже в плаще и шляпе, надвинутой до самых бровей.

– Что это за тип околачивается около дома? – спросил он. – Ты никого не ждешь?

– Нет.

– Тогда подожди минутку. Попробую выяснить, что за личность.

Он подошел к таинственному незнакомцу и спросил:

– У вас не найдется закурить?

Мужчина молча достал пачку сигарет и предложил на выбор. Павел взял первую попавшуюся, поблагодарил и вернулся к Валерию.

– Непонятно кто, но лицо приличное.

– Ничего, у меня двери и замки прочные, выдержат любой натиск. Спасибо, что проводил.

Они распрощались.

Журналист постоял некоторое время у калитки, делая вид, что раскуривает сигарету, пока ученый не скрылся в доме.

* * *

Спустя два дня Валерий был вызван в отдел милиции. Следуя советам друга соблюдать маскировку, он заявился в кабинет к следователю с пышными кудрями, широкими бровями, нависающими на самые веки, и тонкими усиками под носом.

Майор Елин, увидев ученого в таком виде, не удивился, а только заметил как бы между прочим:

– Очень хорошо, что вы изменили внешность. Хочу только внести поправку в ваш грим, как человек, более опытный в этом деле: вы половинки усов наклеили на брови, а брови разместили под носом. – Он вытащил из стола зеркало и протянул ученому.

– Неужели? – смутился тот. – Как же я сразу не заметил.

Он поменял местами усы и брови, после чего Елин вежливо осведомился:

– Как настроение, товарищ Буцкий? Не помешало ли случившееся работе? Вы ведь, кажется, лишились своего единственного помощника.

– Да. Настроение нормальное. Что вы можете сообщить об Анатолии? Я звонил в больницу, но мне ничего не ответили. Он жив?

– К сожалению, мертв… Я бы хотел обратиться к вам как к ученому. Мне необходимо уяснить для себя некоторые детали. Скажите: можно ли черпать информацию из мозга и печени человека?

– Да, естественно. Именно этим я и занимаюсь в последние два года.

– Нет, вы меня не поняли, я хочу сказать – из органов мертвого человека.

На лице Валерия отразилось напряженное сосредоточение мысли, страшная догадка промелькнула в глубине зрачков.

– Да, безусловно, – кивнул он. – И из мозга, и из печени, и из других органов можно извлекать информацию, причем, из первых двух – более полную и богатую, чем из тех же органов живого человека. Находящийся в сознании человек контролирует себя и поэтому способен направленно мешать получению информации из своего мозга, а мертвый не препятствует, и поэтому из его органов практически можно извлечь всю информацию, которую он накопил в течение жизни.

– Неужели и печень сообщает какие-то данные?

– Да, любой орган способен выдать определенную информацию о жизни человека и о том, с чем он был связан. Любая наша мысль импульсно отражается на каждом органе, ведь, прежде всего мысль – это продукт всего организма в целом. То есть, чтобы ее создать, организму требуется произвести ряд наисложнейших химико-биологических и физических процессов, где играют не последнюю роль электрические и электромагнитные поля. И вот в результате совокупности этих процессов и, как их следствие, появляется мысль. А раз мысль является всего лишь следствием той работы, которую произвела материя, то, познав саму материю, рождающую ее, можно досконально изучить все прошлые мысли, почерпнуть всю информацию, содержащуюся в любом организме, так как каждому определенному моменту времени соответствовало и определенное состояние биологической системы человека.

И конечно, мозг и печень в состоянии выдать самую богатую и важную информацию, принадлежащую определенному индивидууму. Человек так устроен: всё, что он узнаёт, всё, что в нем рождается самом, одним словом – вся человеческая деятельность не исчезает бесследно и не забывается, а фиксируется в блоке памяти. Вся наша жизнь с момента рождения и до смертного часа записывается определенным кодом химических и биологических реакций в мозге. Так что этот блок памяти может рассказать о человеке больше, чем сам человек, потому что сам он способен многое забыть.

– Что ж, вы сделали важное для меня сообщение. Теперь многое становится понятным.

– Хотя мне и не полагается задавать вам вопросы, но как ученому, хотелось бы узнать, что именно прояснил мой ответ? Я люблю ясность.

– Так как это касается лично вас, то чтобы вы в полной мере представляли ту опасность, которая вам угрожает, я дам некоторые пояснения. Дело в том, что после аварии мы обнаружили в автомобиле труп вашего помощника, но труп странный: у него оказалась вырезана печень и изъят мозг. Кощунственное безобразие. Теперь понятно, для чего они это сделали – им ни к чему было таскаться со всем телом, достаточно было для получения секретных данных этих двух органов. Но кое в чем они просчитались. Убийцы надеялись, что поедете вы, вас они в лицо знали плохо и поэтому приняли Анатолия Агальянца за ученого Валерия Буцкого. Вопрос теперь в том, насколько глубоко Агальянц был посвящен в ваши работы?

– Я не думаю, чтобы он выдал ценную информацию. Анатолий был больше связан с технической стороной опытов, а анализ работ я проводил сам. Но последние чертежи, которые мы получили, известны только мне. В этом я убежден, его я не знакомил с ними. В момент эксперимента он следил только за работой аппаратуры.

– Хорошо, благодарю за сведения. Вы свободны.

Валерий подошел уже к двери, но вспомнил что-то и повернулся к следователю.

– Извините, у меня еще один вопрос к вам.

– Да, пожалуйста.

– Возле моего дома постоянно слоняется какой-то подозрительный субъект спортивного телосложения.

– А-а, мы забыли вас предупредить – это наши ребята, им приказано охранять ваш дом. Их несколько, так что работайте и спите спокойно.

Не успел ученый отойти от здания правоохранительных органов, как ему наперерез бросилась старушка в черном. В ней без труда он узнал мать Анатолия.

– Мой бедный сын погиб, – она вытерла слезы платочком. – Завтра его похороны. Но я не собираюсь приглашать вас проводить его в последний путь. Я пришла обвинить вас в его гибели. Да, именно вы убили моего единственного сыночка, – она всхлипнула и зарыдала, приговаривая сквозь рыдания: – Вы послали его вместо себя. Если бы он не поехал, он остался бы жив. Вам надо было самому ехать. У вас нет родителей, о вас некому горевать. А для меня это непереносимое горе. Вы его убили. Вы!

С этими словами, не отнимая платка от лица, безутешная мать побрела прочь, унося с собой невыносимую скорбь и великое горе.

Валерий стоял посреди тротуара растерянный и оглушенный, не зная, как оправдаться, и впервые почувствовав себя виновным в смерти другого человека. Да, действительно, он об этом не думал – его собственное спасение состоялось за счет чужой жизни. Но в то же время, кто бы мог предположить, что такое случится? Если бы он знал, что поездка рискованна, разве отправил вместо себя другого? Нет, обстоятельства сильнее нас, и фортуна распоряжается по своему усмотрению, не считаясь ни с нашими планами, ни с нашими пожеланиями.

Когда где-то рождается какое-то изобретение или делается открытие, то над кем-то на земном шаре обязательно нависает меч смерти. Любое изобретение всегда требовало жертв, и последние часто появлялись раньше, чем свершалось открытие, и следовали за ним много позже, когда оно уже твердо шествовало по миру как нечто зрелое и далеко не новое. Это были и машины, и всевозможные химические препараты, и лекарства, и даже новые ткани. Да, даже безобидные ткани, не говоря уже о прочем, имели на своем счету множество жертв, потому что требовали новой, сложной технологии, новых ядовитых красителей. А сколько проводилось различных махинаций с тканями в торговой сети, и опять же, махинации приводили к жертвам. Так что стоит копнуть глубже любое изобретение – и оно окрасится морем крови.

Нет, Валерий этого не желал. Достаточно было одной жертвы. Он решил предпринять всё возможное, чтобы от его новшества не было неприятностей и тем более, чтобы за ним в будущее не потянулся кровавый след. И поэтому он решил не привлекать к себе в помощники больше никого. Взяв отпуск, ученый заперся дома и приступил к воссозданию по чертежам загадочной машины.

Павел пробовал ему звонить, заходить в гости, но телефон не отвечал, а калитка была заперта. Ему приходилось разворачиваться и уходить. Смутные опасения теснились в груди журналиста, так и казалось, что с другом что-то случилось, но, встречая у забора гуляющих молодцов спортивного типа, он успокаивался, утешая себя:

– Если дежурные на посту, значит, есть, кого охранять. Всё в порядке. Будем ждать, когда нас пригласят на открытие.

Глава 5

И вот, наконец, наступил день, когда в квартире Павла раздался долгожданный звонок, и голос друга осведомился:

– Как там поживает многоуважаемый Константин? Передавай ему пламенный привет.

Павел отвлекся от трубки и, заглянув из прихожей в комнату, где сидел кактус, тут же передал ему:

– Валерий шлет тебе пламенный привет. Спрашивает, как самочувствие. Что ответить?

– Не забыл, значит, – обрадовался кактус. – Скажи – чувствую нормально, но мне не хватает его обходительного обращения и добрых слов. Пусть приезжает в гости.

Журналист передал слова кактуса ученому, после чего проговорил:

– Слышу по бодрому тону – у тебя сегодня праздник.

– Ты угадал – у тетушки день рождения. Приезжай.

Говорили условно, но смысл сказанного был понятен, точнее, Павел понял, что машина сконструирована, и его приглашают к пуску. Он тотчас же стартовал из дома и спустя какое-то время сидел в кабинете ученого. Тот выглядел усталым, похудевшим, но глаза сияли небывалым светом радости.

– Так что же за диковинку ты сотворил? – поспешил узнать Павел. – Какую продукцию от нее ожидать? Кучу золота? Или, быть может, она обеспечивает перемещение в пространстве или времени?

Валерий бросил на него хитроватый взгляд.

– Чтобы оценить эту машину, я назвал ее «Син-ген» – синтезатор гениев – надо вспомнить о некоторых процессах, происходящих в природе…

И он пустился в пространные рассуждения. Павел слушал внимательно, стараясь не пропустить ни слова и пытаясь предугадать характер открытия, но объяснение было настолько странным, что поначалу он никак не мог сосредоточиться на чем-то определенном и выделить то главное, на чём должно было базироваться изобретение.

– Человек умирает – и начинается распад, – начал Валерий неожиданной фразой, словно вспоминая смерть Анатолия. – Закон сохранения материи гласит: материя не исчезает бесследно и не появляется вновь, а из одного вида переходит в другой, или, как сформулировал Ломоносов в основах молекулярно-кинетической теории: «Сколько чего в одном месте отнимется, столько в другом прибудет…» Фактически получается, что после смерти человек рассредоточивается среди другой материи природы. Атомы его начинают блуждать по свету и залетают в такие отдаленные уголки, о которых мы и не подозреваем. Часть атомов растворяется в земле и уносится водами, часть в процессе реакций окисления в качестве газа попадает в воздух, и мы можем вдыхать их в себя, то есть они пройдут через живой организм; часть впитается корнями растений, какая-то доля поглощается сразу же микроорганизмами. Так что пути, по которым начинают путешествовать атомы, составляющие прошлое тело человека, многообразны.

Жизнь напоминает собой тот камень, который живой импульс толкает в гору к вершине, а уничтожь этот импульс – и камень стремительно покатится вниз; то есть тотчас же с момента, когда организм просигналит о смерти, начнутся обратные реакции и по цепной связи разъединятся все молекулы и атомы, тело распадется. Смерть – это сигнал к обратной цепной реакции. Тело человека разлагается на составные элементы, но мельчайшие частички остаются постоянными и неизменными, как кирпичики мироздания, и поэтому их можно собрать и объединить воедино. И, думаю, они продолжают сохранять информацию обо всём, что составляют. Синтезатор «Син-ген» как раз предназначен для того, чтобы улавливать эти атомы, притягивать их, как магнитом, к себе и затем вновь синтезировать из них тех, кто когда-то умер. Принцип тебе ясен, а в подробности дальше вдаваться не будем. Для неспециалиста это довольно сложно. Скажи лучше, кого бы ты хотел вернуть к жизни. Пофантазируй.

Павел задумался. Вопрос был трудным: кому отдать предпочтение из канувших в вечность героев и ученых, поэтов и политических деятелей, да и по каким критериям их выбирать?

– Давай Пушкина, – решил он после минутных раздумий. – Пусть полюбуется, какой памятник мы ему воздвигли. Он об этом мечтал. Еще бы хорошо Ломоносова, ты его упомянул. Замечательный ученый: естествоиспытатель с обширными знаниями в области химии, физики. Если бы он не был тяжело болен и прожил бы еще два десятилетия, он бы многое успел сделать для народа. Исправим ошибку природы, преждевременно растворившей его в себе, предоставим ему такую возможность, возродим из небытия, и пусть продолжит развитие науки. Пусть поработает, может, еще какими-нибудь открытиями порадует мир… И хорошо бы вернуть к жизни Джордано Бруно. Сожгли беднягу в расцвете лет на площади Цветов в Риме. И за что? За то, что опередил в своих понятиях современников на несколько веков. Принял мученическую смерть, но от собственных убеждений не отрекся. Силен духом и достоин, как никто другой, возрождения и продления бытия. Здорово получится, если удастся вернуть к жизни всех гениев. Представляешь, какая гигантская мысль будет возвращена к работе, сколько светлых умов получат вновь возможность творить. С их помощью ты совершишь научно-технический переворот, произведешь целую революцию во всех областях знаний, – лицо Павла озарилось светом великих надежд. – Мир будет перевернут, природа повергнута на колени, технический прогресс шагнет вперед на несколько веков.

– Ты замахнулся слишком далеко, – усмехнулся Валерий. – Что же это за общество получится – общество избранных? Грустно будет посредственному человеку среди сверхличностей. Да и гениев особых, я думаю, не получится. За те века, что пролетели над их прахом, человечество далеко шагнуло в своем развитии, и те знания, которые, к примеру, были доступны раньше только Ньютону, теперь известны любому школьнику. Но хватит рассуждений. Выбор сделан. Остановимся на трех названных тобой кандидатурах.

– Что мы зациклились на одних мужчинах? – спохватился Павел. – Хорошо бы еще какую-нибудь княгиню-красавицу.

– Никаких женщин, – категорично заявил изобретатель. – Они вносят только сумятицу в наши мысли. А мы должны сосредоточиться на постижении мироздания и сущности жизни.

На лице Павла отразилось разочарование, но Валерий его не заметил. Ученый был в апогее вдохновения.

Он провел друга в мастерскую, где посреди комнаты стоял огромный параллелепипед, состоящий из двух кубов: металлического и стеклянного.

– Ты присутствуешь при торжественном моменте – синтезировании биологического организма. Смотри сюда, – он указал на прозрачный стеклянный куб с размером граней два на два метра. – Я включаю машину – и сейчас свершится чудо.

Он подошел к металлическому кубу, на передней грани которого размещалось множество экранов и клавиш, и нажал красную с надписью «пуск», затем ряд других клавиш, словно проиграл гамму на пианино, набирая определённые данные, понятные только ему.

Стеклянный куб засветился призрачным голубоватым светом, вслед за этим по нему пробежала целая гамма красок от фиолетового до нежно-розового. Куб стал напоминать драгоценный камень, переливающийся всеми цветами радуги, после чего его начала заволакивать легкая дымка. Она быстро сгустилась в центре и вскоре закрутилась, заклубилась густыми парами, напоминающими кучевые облака, и в середине них стало конденсироваться темное пятно. Оно медленно росло, колебалось, делалось всё плотнее и плотнее, пока не приобрело очертания человеческой фигуры.

Павел с замиранием сердца впился глазами в куб, боясь пропустить хоть мгновенье. Лицо изобретателя, наоборот, выражало торжество и гордость за происходящее, и белки его глаз переливались теми же цветами радуги, что и куб.

Наконец, среди облака четко обозначилась фигура молодого мужчины, темнолицего, кудрявого, с длинным носом, в белоснежных панталонах, черном фраке и белоснежной рубашке.

– Узнаешь? – затаенным полушепотом спросил Валерий.

– Пушкин, – тихо охнул Павел. – И даже в одежде.

– Да, всё в точности. Костюм, конечно, староват, но ничего, переоденем.

– Постой, – вспомнил журналист, – если ты воссоздаешь человека в тот момент, когда он умер – ведь именно атомы последнего дня его существования рассеялись по всему миру – то Пушкин появится с простреленной грудью, Ломоносов – с кучей болезней, а Бруно – изможденным от пыток и лишений.

– Не беспокойся на этот счет. «Син-ген» воспроизводит требуемый оригинал в любом его возрасте и любой одежде, согласно заданной программе и соответственно тому периоду времени, в котором жил данный человек. Так что я выбираю возраст, наиболее благоприятный для развития способностей и менее уязвимый для болезней и прочего.

В машине между тем процессы подходили к концу. Формы перестали менять очертания и приняли окончательную конфигурацию. Человек в кубе стоял с закрытыми глазами, словно спал. Необычайная бледность проступала сквозь смуглую кожу. Но через несколько секунд лицо приобрело живой оттенок, смуглые щеки слегка порозовели, грудь задышала сначала сильно и глубоко, потом ровно и спокойно. Веки открылись, и черные глаза сквозь пелену тумана уставились на наблюдавших, но в них какое-то время царили пустота и равнодушие. Затем они приобрели более осмысленное выражение и вскоре блеснули молодецки бодро и с большим любопытством ко всему окружающему.

Изобретатель выключил машину. Куб перестал светиться, передняя грань его приподнялась – и молодой и жизнерадостный Пушкин соскочил к ним со своего стеклянного пьедестала.

– Александр Сергеевич, как ваше самочувствие? – вежливо осведомился Валерий.

Пушкин гордо приподнял подбородок и весело ответил:

– Вполне здоров, настроение чудесное. Не пойму только, где нахожусь.

– Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, переоденьтесь. Там вас ждут, – попросил Валерий. – Чуть позже мы вам всё объясним. Нам предстоит еще два опыта.

Пушкин, мурлыкая незнакомый мотивчик, прошел в предлагаемое помещение, где его поджидала тетушка Лида, которая немедленно занялась гардеробом «новорожденного», пытаясь придать внешнему облику поэта современный вид.

А куб засветился вторично многоцветными красками радуги, началась синтезация следующего организма. В полных расплывчатых формах Павел сразу же узнал Михаила Васильевича Ломоносова. Тот тоже материализовался вместе с одеждой и даже париком. Толстяк под стеклянным колпаком сладко потянулся и зевнул, как после долгого сна. Грань куба приподнялась, и он сошел в комнату.

– Приветствуем вас, дорогой Михайло Васильевич, – ученый с большим чувством пожал ему руку. – Мы уверены, что вы пополните научный мир новыми идеями.

– Да, – согласился Ломоносов, – наука – это моя жизнь. Кстати, позвольте узнать – у кого в гостях я перебываю? Хоромы что-то незнакомые.

– Михайло Васильевич, отдохните и переоденьтесь пока в той комнате, – он указал рукой на дверь, за которой скрывались Пушкин и тётушка учёного. – А мы закончим последний опыт и всё вам позднее объясним. – Павел провел его в нужное помещение, и затем вернулся к машине.

Спустя некоторое время в мастерскую сошел и Джордано Бруно. Журналист бросился к нему с распростертыми объятиями.

– Здравствуй, дорогой Джордано. Рад видеть тебя живым и невредимым, – он так растрогался, что даже смахнул слезу. – Хочу тебя обрадовать: ты оказался совершенно прав – вселенная бесконечна, Земля вращается вокруг Солнца, это известно всем. Ты теперь можешь выдвигать любые самые сногсшибательные теории и делать самые сенсационные открытия – у нас за это на кострах не жгут, а дают Нобелевские премии. – Он склонился к Бруно и доверительно осведомился: – Как ты себя чувствуешь после костра? Очень было больно, когда сжигали?