Текст книги "Сон павлина"

– Не помню, – ответил Джордано. – А про какие открытия вы говорите? Меня беспокоит странная обстановка вокруг и ваша одежда.

– Не волнуйся, ты не в казематах инквизиции, – поспешил успокоить его журналист. – Ты среди друзей, которые всегда рады за тебя постоять.

– Как страшно всё вокруг: потолок низкий, окна большие, – Джордано с любопытством оглядел мастерскую.

– Да, а почему он говорит на русском языке? – спохватился Павел. – Он же итальянец.

– Машина учитывает языковой барьер и перестраивает центр речи на тот язык, который требуется, – пояснил Валерий.

Бруно, как и всех остальных, переодели в современный костюм, после чего Валерий внимательно оглядел синтезированных и вежливо обратился к Ломоносову:

– Михаил Васильевич, снимите, пожалуйста, парик, сейчас он не в моде.

Естествоиспытатель, покорно переодевшийся в приготовленный костюм, на этот раз воспротивился.

– Как же без парика? В нем теплее, он мне вместо шапки. И вид у меня почтеннее.

– У нас в помещении нормальная температура, вы не простудитесь. А парик лучше снять, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

Вторично Ломоносов не стал возражать и повесил парик на спинку стула.

Усадив всех напротив себя, ученый взволнованно сообщил:

– Дорогие друзья, вы находитесь в доме простого труженика науки, скромного изобретателя Валерия Буцкого, – он поклонился, подчеркнув, что это как раз и есть он сам. – С помощью особой машины «Син-ген» мне удалось воскресить вас из мертвых…

– А что, разве мы были на том свете? – прервал его недоуменным вопросом Пушкин.

– Да, вы, Александр Сергеевич, были убиты на дуэли Дантесом.

– Какой подлец! И он осмелился поднять на меня руку?

– Не волнуйтесь, вся мировая общественность вынесла ему всеобщее порицание, – поспешил заверить Павел.

– И я был мертв? – осведомился недоверчиво Ломоносов.

– Да. Вы умерли по болезни, – подтвердил Валерий. – Медицина в прошлые времена была очень слабо развита и не могла оказать человеку должного лечения. Но если вы сейчас чувствуете какое-нибудь недомогание, мы предоставим вам лучших докторов.

– Благодарю, пока у меня прекрасное самочувствие, – отказался естествоиспытатель.

– А каким путем закончил жизнь я? – поинтересовался Бруно. – Мне тут что-то говорили, но я не понял.

– Вы – хуже всех, в том смысле, что приняли мученическую смерть во имя истины. За утверждение, что вселенная бесконечна и наша Земля – не единственная обитаемая планета, инквизиторы сожгли вас на костре.

– Какие злодеи! Дикари, – фыркнул Бруно, повторив слова Павла по поводу своих палачей, как будто слышал их.

– Но в моем доме вы можете чувствовать себя в полной безопасности, – объявил Валерий. – Каждому из вас будет предоставлено по комнате. Живите, знакомьтесь с современной жизнью. Если что потребуется, сообщите мне, постараюсь удовлетворить ваши просьбы. Я провожу научный эксперимент, и в его целях нам лучше жить всем вместе. Хочу напомнить, что сейчас начало двадцать первого века. Конечно, я понимаю, что те знания, которыми вы располагаете, устарели, но к вашим услугам – радио, телевизор, компьютер, Интернет. Я научу вас ими пользоваться. С их помощью вы быстро восполните недостаток информации и приобщитесь к современной жизни без особого труда. А сейчас я покажу ваши комнаты, – и он повел их знакомить с домом.

Оставшись один, Павел метнулся к машине и торопливо нажал в определенной последовательности несколько клавиш. Внимательно следя за другом, он уловил, как и что он делал, и теперь смог воспроизвести это в его отсутствие.

Куб засветился, задымился, и в нем стал синтезироваться новый организм. Обрисовался изящный силуэт, плавные мягкие линии. Павел смотрел на куб горящими от нетерпения глазами, и по мере того, как очертания приобретали более материальные формы, лицо его делалось довольнее и довольнее.

– О, то, что нужно, – тихо промолвил он и потёр от удовольствия руки. – Какая славненькая.

В стеклянном кубе стояла прекрасная незнакомка в длинном белоснежном платье, с огромными темными глазами, очаровательной грациозной головкой, мягкими волнистыми волосами.

Павел ждал ее выхода с нетерпением, и как только грань куба приподнялась, галантно протянул незнакомке руку:

– Прошу вас. Осторожно, здесь ступенька.

Девушка сошла в комнату, придерживая пальцами подол длинного платья.

– Давайте знакомиться – Павел, – сразу же перешел в наступление журналист. – А вы, я знаю, Клеопатра. Жили в шестьдесят девятом году до нашей эры…

Он хотел добавить, что она – последняя царица династии Птолемеев, но решил, что об этом лучше умолчать во избежание неприятностей. Попробуй человеку сказать, что он – царь, и тот такого натворит – за два столетия не расхлебаешь. Впрочем, девушка не обратила внимания на его слова. Она обвела помещение черными очами и тоже довольно нелестно отозвалась о современном помещении:

– Какое мрачное и бедное жилище.

Солнце как раз зашло, и в мастерской действительно было темновато. Павел собрался, было, зажечь свет, но в соседней комнате послышались шаги. Он испуганно схватил Клеопатру за руку и потащил её за штору окна.

– Постойте пока здесь. Идет мой друг. Его необходимо подготовить к встрече с вами.

Девушка покорно встала за штору.

В мастерской появился довольный Валерий. Сверкая вдохновенным взором, он сообщил:

– Уложил всех отдыхать. Все-таки путешествие через века, я думаю, дает значительную нагрузку на организм. К тому же, адаптация требует четкого режима и правильной организации сна, отдыха и работы. Отдохнут, а там постепенно начнем вовлекать их в трудовую деятельность. Нет, какие люди, однако же! Какие люди! – восхитился он. – Меня просто распирает от любопытства: что же они создадут в новых условиях… Но что удивительного, все наши технические новшества восприняли как должное. Очень выдержанные, спокойные. Что значит – старинное воспитание… Час отдохнут, а потом ужин. Хочешь взглянуть, как они устроились?

– Успеем, – замялся журналист, намереваясь поскорей отделаться от друга и остаться наедине с царицей.

Но Валерий схватил его за рукав и потащил за собой, приговаривая:

– Уложил их на кровати. Спят, как дети. Ломоносов, правда, жаловался, что кровать узка, – он засмеялся. – Но что поделаешь, наша местная промышленность работает по усредненным стандартам, а он вон какой большой.

Они остановились перед первой дверью. Для наблюдения за испытуемыми, чисто из научных целей, Валерий вставил в каждое полотно дверей по оптическому «глазку», так что, находясь в коридоре, можно было свободно видеть то, что происходит в комнате.

– Здесь Пушкин, – сообщил ученый. – Ну-ка, посмотрим, уснул он или нет.

Оба прильнули к линзам.

Александр Сергеевич, в трусах и майке, сидел перед телевизором и с огромным интересом смотрел футбол. Некоторых футболистов он пытался поймать пальцами, но они выскальзывали из-под его руки и продолжали беготню по экрану.

– Спит он, как бы не так, – усмехнулся Павел, – изучает телевизор.

– Что поделаешь, новая обстановка, новые впечатления, не до сна, конечно, – Валерий развел руками. – Но посмотрим, чем занимается Ломоносов.

Они подошли ко второй двери и заглянули в «глазок».

Михайло Васильевич сидел на полу и то и дело накручивал заводную детскую машинку, она ездила вокруг него, и он периодически довольно хохотал.

– Так, так. Знакомство с действительностью продолжается, – насмешливо заключил Павел. – А что же тогда делает Джордано?

Итальянского гостя ни в постели, ни в отведенном ему помещении не оказалось.

Они осторожно вошли в спальню – из ванной, примыкавшей к комнате, доносился шум льющейся воды. Дверь была приоткрыта. Бруно сидел в ванне, наполненной до половины водой, и наблюдал за окружающим. Сверху из рожка душа лились тонкие прозрачные струйки, а снизу через сливное отверстие вода вытекала в канализацию, и всё сопровождалось мелодичным журчаньем. Он то поднимал голову вверх, глядя на душ, то опускал вниз, созерцая отверстие, над которым крутилась спиральная воронка, и периодически задумчиво повторял:

– Оттуда втекает, сюда вытекает, а ванна не пустеет.

Он покрутил кран – вода из душа хлынула с бо́льшим напором, и он, подставив голову под тонкие струи, с удовольствием выдохнул:

– Хорошо!

– Видишь, этот сходу приступил к освоению физических понятий. Что значит – мыслитель и ученый, – с гордостью прошептал Валерий и после минутного созерцания купающегося, решил: – Пожалуй, адаптация состоялась нормально, они чувствуют себя превосходно. Пора кормить гостей.

Он направился в гостиную и позвал:

– Лидия Павловна, подавайте ужин.

Из двери выглянуло худенькое доброе лицо тетушки и спросило:

– Здесь будем или внизу?

– Нет, теперь только здесь. У нас же гости. Они и без того остались не в восторге от мастерской.

– Мне, пожалуйста, две порции, я голоден, как волк, – предупредил Павел.

Когда тетушка Лида накрыла на стол, журналист поставил тарелки на поднос и пояснил:

– Я лучше поем в мастерской. Не буду смущать наших гостей. Пусть привыкают к новому.

Вернувшись к кубу, он заглянул за штору, где стояла девушка, и не нашел ее.

– Клеопатра, – тихо позвал он.

Гостья выглянула из-за шкафа.

– За окном бегают какие-то чудовища, я испугалась и спряталась, – пояснила она.

Павел выглянул на улицу, чтобы понять, чего она испугалась и, увидев мелькающие на дороге автобусы и автомобили, успокоил:

– Не бойся, они не кусаются. Их надо опасаться, только когда переходишь улицу. Запомни – это машины для перевозки людей. Раньше ездили на лошадях, а сейчас животных заменяют машины. Один автобус способен перевезти сразу около ста человек. Ни одна лошадь на это не способна. Подойди сюда. – Девушка осторожно приблизилась к окну. – Видишь – в каждой машине сидят люди, катаются. Вон автобус остановился, и они, целые и невредимые выходят из него. Я тебя покатаю на автомобиле, тебе понравится. А теперь давай поедим.

На всякий случай он закрыл дверь на крючок, и они уселись за небольшой столик в углу комнаты.

– Это куриный суп, – подал он ей первое блюдо.

– Какие беленькие, – она провела пальцем по гладкому блестящему краю тарелки.

– Обычный фарфор, – пояснил Павел. – А суп нравится?

– Очень вкусный. А это что? – она указала пальцем на второе блюдо.

– Это картофельное пюре с котлетой и соленым огурцом. В ваши времена таких не было.

– А это вино? – она указала на стакан с коричневой жидкостью.

– Нет, это компот.

– Хочу вина.

– Дорогая, у тебя нездоровые аппетиты. Мы сейчас ведем борьбу с алкоголизмом, и пить вино у нас считается признаком дурного вкуса.

– Хорошо, выпью компот, – согласилась она.

Пока девушка ела, Павел задумчиво оглядывал ее.

– Хороша ты, хороша, да не так одета, – нараспев протянул он.

– Почему же? Китайский шелк, – тонкими пальцами она приподняла краешек легкой ткани и полюбовалась ею.

– Ты живешь, дорогая, в начале двадцать первого века, мода сейчас другая. Придется позаимствовать кое-что из гардероба хозяев. С одеждой не проблема. Пойду на розыск, а ты жди меня за шкафом.

Когда он вернулся в гостиную, ужин подходил к концу, точнее, все гости закончили есть, кроме Ломоносова, он расправлялся уже с четвертой порцией и не мог нахвалиться:

– Какая пища! Во рту тает. Никогда такой не едал.

Павел положил поднос на стол и на несколько минут для приличия задержался в комнате.

Пушкин сидел отрешенно, глядя перед собой на электрическую настольную лампу, как на огонь в камине. Но журналист расценил его сосредоточенность по-своему:

– Наверно, мысленно сочиняете, Александр Сергеевич?

– Чего сочиняю? – не понял он.

– Стихи. «И рифмы беглые бегут…» – напомнил он.

Пушкин поморщился.

– Терпеть не могу стихов.

– Но вы же раньше сочиняли, – Павел достал газовую зажигалку и, чиркнув, поднес крошечное пламя к сигарете.

– Не помню. Может, в юности и баловался чем-то. Меня интересует этот огонь, – Пушкин указал на пламя зажигалки. Никак не пойму, откуда он – дров нет, а горит. Что это такое?

– Горит газ, невидимый нашему глазу, – пояснил журналист. – Его под давлением заправили в эту коробку.

– А это что такое? – Бруно указал на настольную лампу.

– Обычная электрическая лампочка, – Павел нажал выключатель, свет погас, затем загорелся вновь.

– Это тоже огонь? – переспросил Бруно и перевел взгляд на зажигалку. – Там огонь и здесь огонь. Горячо и светло.

– Огонь-то огонь, но разный, энергия разная, – подключился к разговору Валерий. – Лампа – это электрический ток, а в зажигалке огонь – процесс окисления газа…

Пока ученый объяснял, Павел потихоньку пробрался в спальню тетушки Лиды и, порывшись в гардеробе, выбрал наиболее понравившиеся ему вещи.

Когда Клеопатра, переодевшись, вышла к нему в новом наряде, он отметил, что она ничем не отличается от современных женщин, так что даже усомнился, стоило ли возрождать царицу, если она в обычной одежде выглядит, как и все прочие девушки. Вторая мысль, которая посетила его светлую голову, была не нова, но для себя он сделал некоторое открытие, задав себе риторический вопрос: неужели для того, чтобы все видели, что ты царь, необходимо быть одетым по-царски? Бо́льших мыслей в его голове не успело возникнуть, потому что Клеопатра, подойдя к нему, ошарашила его своей неосведомленностью в некоторых вещах. Она протянула ему чулок и беспечно прощебетала:

– Ты знаешь, всё подошло нормально, а эту вещь никак не пойму, на что надевать. Странная форма – узкая, длинная, а внутри дырка. Это что – удлинённые перчатки?

Павел смутился и, скомкав незадачливую деталь туалета в некий шарик, сунул его в карман, промямлив:

– Это тебе тетушка Лида объяснит. Мне бы теперь как-то представить тебя обществу. Вот только как?… Скажу, что ты моя знакомая. Прошу тебя – больше помалкивай и слушай, что говорят другие, а что неясно – спрашивай меня.

Когда они вошли в гостиную, он объявил, сделав демонстративный жест в ее сторону:

– Друзья, разрешите представить вам мою знакомую – Клеопатра.

Мужчины оживились при виде девушки, а Валерий, подойдя к гостье, как радушный хозяин, собрался было пригласить ее занять почетное место в кресле, но она неожиданно, изящно изогнув кисть руки, поднесла ее тыльной стороной к самым его губам и застыла в горделивой позе, ожидая поцелуя. Ученому ничего не оставалось, как приложиться к мягкой коже губами.

Павел же про себя отметил:

«Поистине – непринужденный царский жест».

– Мы рады такой очаровательной девушке, – оторвавшись от руки, поприветствовал ее хозяин дома. – Проходите, присаживайтесь, пожалуйста. Если вам наши разговоры не покажутся скучными, мы будем рады, что вы украсили наш мужской коллектив…

– …как звезды небо, – добавила она.

– Что звезды? – не понял ученый.

– Я говорю – украсила вас, как звезды небо, – пояснила она.

– О, превосходное поэтическое сравнение, – согласился Валерий.

Пока они таким образом приветствовали друг друга, сзади к журналисту подошла тетушка Лида и, наклонившись к самому уху, спросила шепотом:

– Почему на твоей девушке мое платье и туфли?

Павел был давно готов к такому вопросу.

– Когда Клео пробиралась к вам, какая-то машина промчалась рядом с тротуаром и обрызгала ее грязью с ног до головы, поэтому мне пришлось предложить ваш наряд. Извините, что не успел предупредить. День сегодня такой хлопотный. Надеюсь, вы не сердитесь?

– О, нет, нет. Конечно, следует помочь человеку, если он в затруднительном положении. Где ты с ней познакомился? У тебя же не было раньше девушек.

– Это актриса. В силу некоторых обстоятельств она сейчас не работает, но вы ее ни о чем не расспрашивайте. Это – драма для тонкой чувствительной души.

– Ну, конечно, у меня хватит чувства такта, – заверила тетушка. – Очень хорошо, что она не работает. Мне как раз нужна помощница. Народу у нас прибавилось, мне одной трудно хозяйничать.

– Какая прекрасная идея, – обрадовался Павел. – А то ведь бедная Клео так переживает, что негде работать.

Итак, дом ученого наполнился народом. Стало весело и шумно. Вводя своих подопечных в новое время, а соответственно, и в новую жизнь, Валерий организовал у себя занятия, на которых знакомил вновь родившихся с современной действительностью, с достижениями науки и техники, с которыми обычному человеку приходится сталкиваться на каждом шагу. Но одно дело, когда к окружающему миру привыкаешь с детства и постепенно впитываешь законы общества и усваиваешь технику безопасности, которую необходимо соблюдать в мире, переполненном техническими достижениями, и совсем другое, когда человек появляется в этом сложном обществе взрослым. Насколько сложными делаются его взаимоотношения с другими людьми, насколько опасным становится перемещение по улицам города! И именно поэтому занятия должны были подготовить «новорожденных» к правильной ориентации в современной жизни.

Клеопатра, которая осталась помогать тетушке Лиде, тоже присутствовала на занятиях и поэтому, наряду с остальными, постепенно входила в курс последних достижений цивилизации.

Глава 6

Вернувшись как-то домой, Павел обнаружил, что вещи в его комнате разбросаны так, как будто кто-то специально задался целью привести обстановку в полный хаос. Посредине валялся магнитофон, пластмассовый корпус которого треснул пополам, а чуть сбоку россыпью валялись кассеты.

Константин на своем окне тоже странно помалкивал, и веки его были закрыты, так что Павел даже испугался: неужели его Оригинал навеки умолк и теперь не с кем будет перекинуться словом. Он, как ни странно, быстро привык к говорящему растению, и хоть кактус продолжал его учить уму-разуму и часто ворчал, но остаться опять одному без него было бы тягостно.

Журналист с опаской приблизился к окну и, наклонившись, пристально вгляделся в зеленое лицо Константина. Колючий нос его свесился до самой щели рта, веки были плотно сомкнуты, и подозрение Павла усилилось. Но тут толстый нос в колючках завибрировал, и раздался громкий храп.

«Слава создателю – спит», – мысленно произнес он и, отойдя от окна, стал собирать вещи, удивляясь погрому.

Не успел он водворить на место и половины вещей, как сзади послышался сладкий зевок, словно кто-то потягивался, и хрипловатый голос произнес:

– А-а, пришел. А я тут целый бой выдержал.

– Какой это бой? С кем? – насторожился Павел.

– С грабителями, ясное дело, – гордо вымолвил Константин и приступил к красочному описанию: – Сижу я на окошке, солнышком наслаждаюсь. Тут птички на балкон прилетели – любуюсь, как пташки прыгают, и вдруг слышу – в двери подозрительный шорох, потом – еле слышные шаги. Сначала проверили, нет ли кого на кухне, и заглянули сюда. У обоих морды наисквернейшие, а у одного особенно, для него только клетки не хватает. На меня, конечно – ноль внимания и пуд презрения. Видят – никого, и сразу к шкафу. Как давай всё швырять, потом – к тумбочке. Наверно, золото искали. А я молчу, только наблюдаю. Дай-ка, думаю, посмотрю, что дальше будет. Но им все твои вещи почему-то не понравились, побросали на пол. Магнитофон – хвать. Чувствую – он им приглянулся, прикарманить собираются. Тогда я глаза прикрыл, чтоб не заметили, и громко говорю: «Стой, руки вверх». Они магнитофон и грохнули с испугу, руки подняли. Видел бы ты их рожи. А я командую дальше: «Кругом марш. И чтобы духу вашего не было». Они смылись, я и глазом моргнуть не успел. Вещи только разбросанными остались.

– Странно. Что же они искали?

– Ясное дело – золото. Не твои же дырявые тапочки. Кстати, они сегодня опять гуляли по комнате. Я их спрашиваю: «Как жизнь? Не надоело ли молчать? Рассказали бы что-нибудь». А они гордо развернулись – и в коридор под трюмо. Ты бы мне канарейку, что ли, купил.

– Зачем она тебе?

– Мы бы с ней разговаривали. А от тапочек слова не добьешься, хоть и строят из себя невесть что, шаркают важно.

– А в тапочках ты никого не заметил?

– Нет. Сами по себе разгуливали.

– Да, ты меня сегодня озадачил, – задумчиво произнес Павел. – Ладно, поеди́м сначала, – и отправился на кухню, где принялся готовить ужин.

Но из комнаты тотчас же донесся недовольный голос:

– Ты, прежде чем есть, полить меня должен, а то только о себе и думает. Тут жизнью рискуешь из-за его тряпок, а он всё свои холостяцкие привычки никак не бросит. Ты теперь человек семейный, я как-никак член твоей семьи. Так ты сначала обязан позаботиться о другом, а потом о себе.

– О, прости. Задумался я.

Он налил в кружку воды и тщательно полил растение. Кактус при этом удовлетворенно кряхтел и фыркал, совместив умывание с питанием. Когда процедура закончилась, он покосился на журналиста и заметил:

– Хорошо бы блюдечко сменить. Надоело в одном десять лет стоять. Выбери только покрасивее, с цветочками.

Пообещав выполнить его просьбу, Павел вернулся на кухню и, ужиная, долго раздумывал над происшедшим, но ничего не решил и помчался к Валерию.

Ученый сидел в гостиной за столом вместе с Пушкиным и пытался пробудить в нем творческие силы.

– Александр Сергеевич, рифма берется очень просто: надо подбирать слова, которые имеют одинаковые окончания. Например, турбулентные – моментные, потоки – биотоки. Ну-ка, напрягитесь. Какую рифму вы подыщете к слову «искать»?

– Искать – икать.

– Нет, надо что-нибудь поэтичнее… – учитель замер в ожидании.

Поэт сморщил лоб, закрутил пальцем кудрявые бакенбарды, но ничего лучшего подыскать не удавалось.

Клеопатра, которая сидела тут же и под руководством тетушки Лиды училась шитью, подсказала ему:

– Искать – побеждать.

– Лучше, – одобрил Валерий, но продолжал настаивать: – Александр Сергеевич, попробуйте выдать четверостишие. Так, наверное, будет легче. Помните свое знаменитое: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты»? Здесь у вас строчки рифмуются через одну.

Валерий не был корифеем в поэзии, все знания в литературе ограничивались школьной программой, но он считал, что этого вполне достаточно, чтобы оценить чужие произведения и преподать урок несведущему.

Александр Сергеевич, следуя наставлениям преподавателя, поднапрягся, воздев глаза кверху, и не очень уверенно выдал:

 
Птички по небу летят,
А вокруг ни тучки,
Поклевать они хотят,
Дожить бы до получки.
 

– Современно, – согласился Валерий, – особенно в отношении получки, но не хватает лиризма и красоты слова. Однако вторая и четвертая строчки уже рифмуются. Это хорошо. Постарайтесь придумать что-нибудь поэтичнее.

 
Осень, золотом венчая,
Над природой пронеслась.
Я хочу напиться чаю
И конфет наесться всласть…
 

– выдала с воодушевлением Клеопатра, на что Валерий только отмахнулся: «Не отвлекайте его внимание».

Но то, что она преуспевала в стихосложении лучше, чем Александр Сергеевич, ученый упорно не хотел замечать, потому что его целью было возродить былые способности поэта, а не девушки. Но новоиспеченный Пушкин оказался туповат, и «рифма легкая» упорно не бежала из его уст и даже не выскакивала из-под палки.

Муки незадачливого ученика прервал приход Павла. Отозвав учителя в сторону, он шепнул:

– Надо поговорить с глазу на глаз.

Они уединились в кабинете, и там журналист рассказал о погроме в своей квартире.

– Я предполагаю, что искали у меня не золото и деньги, а что-нибудь, касающееся последнего изобретения Валерия Буцкого. Меня не раз видели выходящим из твоего дома. К тебе они проникнуть не могут, дом – под охраной, решили пошарить в моем.

– Значит, из мозга Анатолия им не удалось почерпнуть нужную информацию, – сделал вывод Валерий. – Скорей всего, он выдал им экспериментальную аппаратуру, с которой в основном и был связан. Да, удобный способ рассекречивания изобретений и выдачи государственных тайн, – он сокрушенно покачал головой. – Подлецы, однако же. Но я им в руки не дамся. Для собственной защиты пришлось приготовить парализующее средство. – Он достал с полки книжного шкафа коробочку и открыл – на дне лежало два десятка сигарет. – Десять тебе, десять мне, – объявил он и пояснил: – Слегка нажмешь на бока – и тотчас же начнется выделение газа. Распространяется молниеносно. Часа на два выводит из строя.

– Но таким способом будет парализован и враг, и ты сам, – возразил Павел.

Валерий вытащил из ящика стола дымчатые очки:

– Носи их постоянно, пока существует угроза. Газ действует через глаза. У меня такие же. Стекла простые, но оправа излучает особые нейтрализующие вещества. – Передав очки, он поинтересовался: – А что еще новенького у тебя?

– Ничего особенного. Тапочки ходили по комнате в мое отсутствие.

– Да, странно. Что за сила заставила заговорить кактус и двигаться тапочки? Ты сам ничего не чувствуешь?

– Раза три во сне ощущал сильное напряжение. Чудилось, что кто-то подходит ко мне, но открыть глаза не мог, хоть и очень хотелось посмотреть на него.

– Думаю, это было животное или человек.

– Какое точное определение, – усмехнулся Валерий. – Почему ты сделал такое предположение? Ты же его не видел. Может, это был робот или какое-то техническое устройство.

– Не знаю почему, но точно уверен, что разумное существо, точнее – человек. Считай, что здесь у меня сработала интуиция. Кроме того, хотя глаза мои и были закрыты, я неожиданно увидел себя как бы со стороны. Это было странное раздвоение: я точно знал, что лежу на диване, и в то же время видел себя откуда-то сверху, с потолка, лежащим на белой простыне, укрытым синим одеялом. В абсолютной темноте я различил, что одеяло синее, а наволочка на подушке – в розовых цветочках. Это длилось несколько секунд.

– Ты знаешь, что в тебе сработало? – Валерий выжидающе уставился на друга.

Тот неопределенно пожал плечами:

– Это было очень странное состояние, возможно, полусон.

– В тебе сработало астральное зрение. Йоги, говорят, способны владеть астральным зрением и видеть себя со стороны, но они добиваются этого путем многолетних тренировок. Тебе, считай, повезло. Кстати, собирался тебя спросить насчет Клеопатры. Признайся – это твоя работа?

Павел заерзал в кресле, смутился и был вынужден открыть свою тайну.

– Да. Чисто из любопытства. Все ведь утверждали, что она необыкновенно красива. Мне и захотелось проверить. А она оказалась на уровне наших современниц. А ты как догадался?

– По поведению. Понимаешь, у нее одной есть то, чего я никак не могу обнаружить в своих мужчинах.

– Что же именно?

– Манеры, жесты, некоторое высокомерие. Конечно, все они тоже не в достаточной мере выражают истинный характер царицы, но все-таки намеки есть. Слышал – учу Пушкина сочинять стихи. Смех – кому рассказать! Получается на уровне первого класса. А ты знаешь, чем занимается наш великий ученый Михайло Васильевич? Пошли, увидишь.

Он привел друга на кухню, где разрумянившийся от тепла и приятных эмоций Ломоносов с упоением готовил рулет с яйцами, в духовке у него уже скворчал пирог с яблоками, а на конфорках газовой плиты булькал суп с фрикадельками. Увидев в кухне гостей, повар просиял доброй улыбкой и похвалился:

– Через часик угощу вас вкуснейшим ужином. Химичу над рулетом. Стараюсь, чтобы он был начинен наполовину яйцами, а наполовину – орехами.

– Кулинар – отменнейший, – похвалил его Валерий, но на лице его читался едва заметный сарказм: не того он ожидал от великого ученого. – Представляешь – взял на себя все полномочия по приготовлению пищи у тетушки Лиды, и у него это получается, как у первоклассного повара, хотя нигде и не учился.

– Да, люблю готовить. И день, и ночь бы у плиты стоял, – радостно признался Ломоносов.

– Тетушка Лида на него не нарадуется, – Валерий повернулся к другу. – У нее стало больше свободного времени, которое она с охотой посвящает Клеопатре. Она ее принимает, как дочь, занимается перевоспитанием. – Он обратил лицо к повару: – Михайло Васильевич, через час ждем вашего калорийного ужина.

Друзья вернулись в гостиную и увидели, что Клеопатра с гордым, высокомерным видом стоит на столе и, властно направив перст на Пушкина, требует:

– Склони голову, двоечник несчастный! Не сойду со стола, пока не извинишься и не признаешь, что я сочиняю лучше, чем ты.

– Видишь – какие манеры, – прошептал Валерий.

Пушкин на требование девушки только насмешливо хмыкнул:

– И не подумаю! Стой, стой, пока не свалишься.

– Уступи ей как женщине, – толкнула его в бок тетушка, влюбленная в свою помощницу, а точнее – в воспитанницу.

– А мне кто будет уступать? – возмутился Александр Сергеевич. – И потом, с какой стати я буду извиняться?

– Она же женщина, а женщинам положено уступать, – мягко настаивала тетушка Лида.

– Я женщин терпеть не могу. Вредные, капризные, – проворчал Пушкин. – У меня к ним природная антипатия.

– А ты глупый зато, четыре строчки срифмовать не умеешь! – воскликнула Клеопатра.

Разногласия между спорящими постарался ликвидировать ученый. Он подошел к столу и подал девушке руку.

– Друзья, не стоит из-за пустяков ссориться. Спускайтесь вниз, моя царица. Когда женщина находится в обществе мужчин – она самая прекрасная, самая умная и самая несравненная.

– Вот слова, достойные настоящего мужчины! – воскликнула Клеопатра и легко спрыгнула на пол.

– А когда она – в обществе женщин? – усмехнулся Пушкин.

– Тогда она – один из цветков в очаровательном букете, – нашелся журналист.

Ответы понравились Александру Сергеевичу, и он с чисто познавательных позиций спросил:

– А если мужчина находится в обществе женщин?

– Он выглядит, как мухомор: все на него смотрят, а сорвать не решаются, – пошутила тетушка Лида.

Александр Сергеевич не обиделся, но продолжал настаивать на ответе ученого:

– Нет, вы ответьте, Валерий Сергеевич.

– Я думаю, когда мужчина находится в обществе других мужчин, то он – общественный деятель и та сила, на которой держится всё государство. А если он находится среди женщин, то это лампочка, вокруг которой порхают бабочки.

– О, хорошо сказано, – довольно крякнул Пушкин. – Именно поэтому я предпочитаю общество мужчин, – и он включил телевизор, где показывали футбол.

– Что-то я не вижу Джордано. Где он? – спросил Павел.

– Я ему купил подзорную трубу, чтобы он наблюдал небосвод. Пусть восстановит прошлую память.

– Судя по этим трём, ни у кого пока прошлая память не проснулась, – заметил Павел.

– Да, пока не наблюдается. Но сам пойми – вспомнить то, что было с тобой сто, двести лет тому назад, довольно трудно. Так что, я надеюсь, память восстановится со временем. Пусть вспомнят не всю жизнь, но хотя бы привычки.

Журналист хитро посмотрел на ученого и попробовал предопределить события:

– Мне кажется, Бруно не интересуется звездами, а занимается чем-нибудь другим.

– Он очень любознателен. Когда я подарил ему подзорную трубу, он целый день возился с ней, – похвалился Валерий и предложил: – Но если ты сомневаешься, пойдем, проверим, чем он занимается.