Текст книги "История с узелками"

Узелок IV. Искусство счисления

И снились мне ночью мешки золота.

В нескольких градусах от экватора в полдень даже в открытом море жара стоит совершенно невыносимая, и два уже знакомых нам путешественника, сбросив с себя кольчуги и латы, облачились в легкие ослепительно белые полотняные костюмы. Латы, по мнению этих многоопытных людей, незаменимы в горах, где воздух, которым они еще так недавно наслаждались, свеж и прохладен, ибо предохраняют владельца не только от простуды, но и от кинжалов бандитов, в изобилии встречающихся в заоблачных высях. Закончив свое путешествие, оба туриста возвращались теперь домой на небольшом парусном судне, совершавшем раз в месяц рейсы между двумя самыми крупными портами того острова, который они столь успешно исследовали.

Сбросив латы, туристы перестали употреблять и те несколько архаичные обороты речи, которые так нравились им, пока они находились в рыцарском обличье, и вернулись к обычному лексикону провинциальных джентльменов девятнадцатого века.

Растянувшись на груде подушек под сенью огромного зонтика, они лениво наблюдали за несколькими рыбаками-туземцами, севшими на корабль во время последней стоянки. Поднимаясь на борт, каждый из рыбаков нес на плече небольшой, но тяжелый мешок. На палубе стояли огромные весы, на которых при погрузке обычно взвешивали принимаемые на борт грузы. Вокруг этих весов и собрались рыбаки. Возбужденно крича что-то на непонятном языке, они, по-видимому, намеревались взвесить свои мешки.

– Больше похоже на воробьиное чириканье, чем на человеческую речь, – заметил пожилой турист, обращаясь к сыну, который лишь слабо улыбнулся, не найдя в себе сил произнести хоть слово в ответ. Отец в поисках более отзывчивого слушателя обратил свой взор к капитану.

– Что там у них в мешках, капитан? – спросил он первого после бога человека на судне, когда тот, совершая свой бесконечный променад из конца в конец палубы, поравнялся с зонтом, под которым возлежали наши знакомые.

Капитан прервал свой марш и, высокий, строгий, весьма довольный собой, замер перед туристами, возвышаясь над ними, подобно величественному монументу.

– Рыбаки, – пояснил он, – частые пассажиры на моем судне. Эти пятеро из Мхрукси, места нашей последней стоянки. В мешках они везут деньги. Нужно сказать, джентльмены, что деньги этого острова тяжеловесны, но, как вы догадываетесь, малоценны. Мы покупаем их у туземцев на вес – по 5 шиллингов за фунт. Думаю, что все мешки, которые вы видите, можно купить за одну десятифунтовую банкноту.

Слушая капитана, пожилой джентльмен закрыл глаза – несомненно, лишь для того, чтобы как можно лучше сосредоточиться на сообщаемых ему интересных фактах, но капитан, не поняв истинных намерений своего собеседника, с недовольным ворчаньем возобновил прерванный было променад.

Между тем рыбаки, собравшиеся у весов, стали шуметь так отчаянно, что один из матросов счел нелишним принять меры предосторожности и унести все гири. Туземцам волей-неволей пришлось довольствоваться ручками от лебедок, кофель-нагелями и тому подобными тяжелыми предметами, которые им удалось отыскать. Предпринятый матросом демарш возымел желаемое действие: шум вскоре прекратился. Тщательно спрятав мешки в складках кливера, лежавшего на палубе невдалеке от наших туристов, рыбаки разбрелись кто куда.

Когда снова послышалась тяжелая поступь капитана, молодой человек приподнялся.

– Как вы назвали место, откуда эти туземцы, капитан? – поинтересовался он.

– Мхрукси, сэр.

– А как называется то место, куда мы направляемся?

Капитан набрал побольше воздуха в легкие, храбро нырнул в слово и с честью вынырнул из его глубин:

– Они называют его Кговджни, сэр!

– Кг… Не могу выговорить! – еле слышно отозвался молодой человек.

Дрожащей рукой он взял стакан воды со льдом, который за минуту до того принес ему сердобольный стюард, и сел, к несчастью оказавшись не в отбрасываемой зонтом тени, а на самом солнцепеке. Жара стояла убийственная, и молодой человек решил воздержаться от холодной воды. Немалую роль в столь самоотверженном решении сыграл утомительный, только что воспроизведенный разговор с капитаном. Совершенно обессилев, молодой человек вновь молча откинулся на подушки.

Отец вежливо попытался заменить сына в разговоре.

– Где мы сейчас находимся, капитан? – любезно осведомился он. – Имеете ли вы об этом хоть какое-нибудь представление?

Капитан бросил презрительный взгляд на погрязшую в невежестве «сухопутную крысу» и ответил тоном, преисполненным глубочайшего снисхождения:

– Я могу сообщить вам наши координаты, сэр, с точностью до дюйма!

– Не может быть! – лениво удивился пожилой турист.

– Не только может, но так оно и есть! – настаивал капитан. – Как вы думаете, что бы стало с моим судном, если бы я потерял долготу и широту? Имеет ли кто-нибудь из присутствующих хотя бы отдаленное представление о счислении?

– С уверенностью могу сказать: никто из присутствующих в счислении не смыслит, – откровенно признался сын; однако он несколько переусердствовал в своем правдолюбии.

– А между тем для тех, кто разбирается в подобных вещах, в счислении нет ничего сложного, – тоном оскорбленного достоинства заявил капитан. С этими словами он удалился, чтобы отдать необходимые распоряжения матросам, собиравшимся поднять кливер.

Наши туристы с таким интересом наблюдали за поднятием паруса, что ни один из них даже не вспомнил о мешках с туземными деньгами, спрятанных в его складках. В следующий момент ветер наполнил поднятый кливер, и все пять мешков, оказавшись за бортом, с тяжелым плеском упали в море.

Несчастным рыбакам забыть о своей собственности было не так просто. Они сгрудились у борта и с яростными криками, размахивая руками, указывали то на море, то на матросов, явившихся причиной несчастья.

Пожилой турист объяснил капитану, в чем дело.

– Позвольте мне возместить несчастным убытки, – добавил он в заключение. – Полагаю, что десяти фунтов будет достаточно? Ведь вы, кажется, называли именно эту сумму?

Но капитан отверг предложение.

– Нет, сэр! – сказал он с величественным видом. – Надеюсь, вы меня извините, но это – мои пассажиры. Происшествие случилось на борту вверенного мне судна и вследствие отданных мной приказаний. Поэтому и компенсацию за причиненный ущерб должен выплатить я.

И он обратился к разгневанным рыбакам на мхруксийском диалекте.

– Подойдите сюда и скажите, сколько весил каждый мешок. Я видел, как вы только что их взвешивали.

Не успел капитан закончить свою речь, как на палубе вновь началось воистину вавилонское столпотворение: все пятеро туземцев наперебой пытались объяснить капитану, что матрос унес гири и им пришлось взвешивать, пользуясь лишь «подручными средствами».

Под наблюдением капитана импровизированные гири – два железных кофель-нагеля, три блока, шесть камней для чистки палубы, четыре ручки от лебедок и большой молот были тщательно взвешены. Результаты взвешивания капитан аккуратно занес в свой блокнот. Однако на этом его неприятности не закончились. В последовавшей довольно жаркой дискуссии приняли участие и матросы, и пятеро туземцев. Наконец, капитан с несколько растерянным видом подошел к нашим туристам, пытаясь легким смешком скрыть замешательство.

– Возникло нелепое затруднение, – сказал он. – Может быть, вы, джентльмены, подскажете выход из него. Дело в том, что туземцы, как я сейчас выяснил, взвешивали не по одному, а по два мешка!

– Если они произвели менее пяти взвешиваний, то, разумеется, оценить стоимость содержимого каждого мешка не представляется возможным, – поспешил вывести заключение молодой человек.

– Послушаем лучше, что известно о весе мешков, – осторожно заметил его отец.

– Туземцы произвели пять взвешиваний, – сообщил капитан. – Но у меня, – добавил он, поддавшись внезапному приступу откровенности, – просто голова идет кругом. Послушайте, что получилось. Первый и второй мешки весили 12 фунтов, второй и третий – 13,5 фунта, третий и четвертый – 11,5, четвертый и пятый – 8 фунтов. После этого, по утверждению туземцев, у них остался только тяжелый молот! Чтобы уравновесить его, понадобилось три мешка: первый, третий и пятый. Вместе они весят 16 фунтов. Вот так, джентльмены! Приходилось ли вам слышать что-либо подобное?

Пожилой турист смог лишь едва слышно пробормотать:

– Если бы моя сестра была здесь! – и безнадежно посмотрел на своего сына. Пятеро туземцев с надеждой взирали на капитана. Капитан не смотрел ни на кого: глаза его были закрыты. Казалось, он тихо говорил, обращаясь к самому себе:

– Созерцайте друг друга, джентльмены, если это доставляет вам удовольствие. Я предпочитаю созерцать самое себя!

Узелок V. Крестики и нолики

Как вам нравится та картина? А эта?

– Что заставило тебя, глупышка, выбрать первый поезд? – спросила Безумная Математильда племянницу, когда они садились в кэб. – Неужели ты не могла придумать ничего лучше?

– Я рассмотрела предельный случай, – ответила Клара сквозь слезы. – Наша достопочтенная воспитательница всегда говорит нам: «Если вы сомневаетесь в чем-то, рассмотрите предельный случай», а я как раз была в сомнении.

– И что же, этот совет всегда помогает? – поинтересовалась тетушка.

Клара вздохнула.

– Не всегда, – неохотно призналась она, – хотя я никак не могу понять, в чем тут дело. Как-то раз наша достопочтенная воспитательница сказала девочкам из младших классов (они ведь всегда так ужасно шумят за столом!): «Чем больше вы будете шуметь, тем меньше получите варенья и vice versa[2]2
  Наоборот (лат.).


[Закрыть]». Я подумала, что девочки не знают, что такое vice versa, и решила объяснить им. Я сказала: «Если вы будете шуметь бесконечно громко, то не получите варенья совсем. Если же вы совсем не будете шуметь, то получите бесконечно много варенья», а наша достопочтенная воспитательница сочла пример неудачным. Хотела бы я знать почему, – добавила Клара жалобно.

Тетушка уклонилась от прямого ответа.

– Твой пример, действительно, не может не вызвать возражений, – сказала она, – но мне любопытно знать, как ты перешла к пределу в задаче с поездами. Насколько мне известно, ни один поезд не движется бесконечно быстро.

– Одни поезда я назвала зайцами, другие – черепахами, – робко пояснила Клара, боясь, что ее поднимут на смех. – Я думала, что число зайцев и черепах на линии не может быть одинаковым, и взяла поэтому предельный случай: одного зайца и бесконечно много черепах.

– Что и говорить, случай действительно предельный! – заметила крайне мрачным тоном Безумная Математильда. – Ситуация предельно опасна!

– Подумав, я решила, – продолжала Клара, – что если я сяду на черепаху, то встречу лишь одного зайца: ведь больше их и нет. Зато если я сяду на зайца, то встречу целые толпы черепах!

– Ну что ж, идея не так уж плоха, – промолвила тетушка, когда они сошли с кэба у входа в Берлингтон-Хаус. – А сейчас тебе представится еще один удобный случай проявить свою смекалку. Мы будем состязаться в оценке картин.

Клара просияла.

– Я буду очень стараться, – воскликнула она, – и на этот раз буду осторожнее. А как мы будем играть?

На этот вопрос Безумная Математильда не ответила: она с деловым видом чертила какие-то линии на полях каталога.

– Взгляни, – сказала она Кларе минуту спустя. – Видишь, против названий картин, выставленных в большом зале, я начертила три графы. В них мы будем ставить крестики и нолики: крестик – вместо положительной оценки, нолик – вместо отрицательной. В первой графе мы будем ставить оценку за сюжет, во второй – за композицию и в третьей – за колористическое решение. Условия нашего состязания состоят в следующем. Ты должна поставить три крестика двум или трем картинам, два крестика – четырем или пяти картинам…

– Что вы имеете в виду, когда говорите о двух крестиках? – спросила Клара. – Картины, отмеченные только двумя крестиками, или также и картины, отмеченные тремя крестиками?

– Картины, получившие три крестика, разумеется, можно считать получившими два крестика, – ответила тетушка. – Ведь о всяком, у кого есть три глаза, можно сказать, что уж два-то глаза у него заведомо есть, не так ли?

С этими словами тетушка устремила задумчивый взгляд на переполненный публикой зал картинной галереи. Клара с опаской посмотрела в ту же сторону, боясь увидеть трехглазого посетителя.

– Девяти или десяти картинам ты должна поставить один крестик, – продолжала перечислять условия состязания Безумная Математильда.

– А кто же выигрывает? – спросила Клара, тщательно записывая все сказанное на чистом листе каталога.

– Тот, кто поставит оценки наименьшему числу картин.

– А если мы поставим оценки одинаковому числу картин?

– Тогда тот, кто поставит больше оценок.

Клара задумалась.

– Это состязание совсем нетрудное, – сказала она. – Я поставлю оценки девяти картинам. Трем из них я поставлю по три крестика, двум другим – по два крестика, а остальным – по одному крестику.

– Нетрудное состязание, говоришь? – спросила тетушка. – Подожди, пока не узнаешь все условия, нетерпеливое дитя! Одной или двум картинам ты должна поставить три нолика, трем или четырем картинам – по два нолика и восьми или девяти картинам – по одному нолику. И не будь слишком строгой к картинам членов Королевской академии изобразительных искусств!

Записав новые условия, Клара почти лишилась дара речи.

– Это похуже периодических дробей, – вздохнула она, но я все равно должна выиграть!

Тетушка зловеще улыбнулась.

– Отсюда мы и начнем, – сказала она, когда они подошли к картине огромных размеров, значившейся в каталоге под названием «Портрет лейтенанта Брауна верхом на любимом слоне».

– Какой у него самодовольный вид, – воскликнула Клара. – Не думаю, чтобы он был любимым лейтенантом бедного слона. Картина просто ужасна и к тому же занимает столько места, что его хватило бы на двадцать картин!

– Подумай, что ты говоришь! – прервала Клару тетушка. – Ведь автор этой картины член Королевской академии!

Но Клара была непреклонна.

– Мне все равно, кто ее автор! – упрямо сказала она. – Я поставлю ей три плохие оценки.

Тетушка и племянница вскоре потеряли друг друга в толпе, и в течение ближайшего получаса Клара трудилась в поте лица, ставя оценки, вновь стирая их и упорно разыскивая подходящие картины. Последнее оказалось труднее всего.

– Никак не могу найти того, что мне нужно! – воскликнула она наконец, чуть не плача с досады.

– Что ты хочешь найти, деточка? – раздался за спиной Клары незнакомый, но такой ласковый и приятный голос, что Клара, еще не видя произнесшего эти слова, почувствовала к нему горячую симпатию. Обернувшись, она увидела двух ласково улыбавшихся старушек небольшого роста с круглыми морщинистыми лицами, очень похожих друг на друга. Они выглядели так сиротливо и бесприютно, что Клара (как она потом призналась тетушке) еле удержалась, чтобы не обнять их.

– Я ищу картину, – сказала она, – написанную на хороший сюжет, с хорошей композицией, но с плохим колористическим решением.

Маленькие старушки тревожно переглянулись.

– Успокойся, деточка, – сказала та из них, которая уже обращалась к Кларе, – и попытайся припомнить, что изображено на картине, каков ее сюжет.

– Не изображен ли на ней, например, слон? – спросила вторая старушка. С того места, где стояли Клара и старушки, нетрудно было заметить лейтенанта Брауна.

– Не знаю, – нетерпеливо ответила Клара. – Мне совсем неважно, каков сюжет картины, лишь бы он был хорошим!

Старушки снова тревожно переглянулись, и одна из них что-то прошептала на ухо другой. Клара смогла уловить лишь одно слово «…безумна».

– Ну, конечно, они имеют в виду мою тетю Математильду, – подумала она про себя, полагая по своей наивности, что в Лондоне, как и в ее родном городке, все знают друг друга.

– Если вы хотите видеть мою тетю, – добавила она вслух, – то она стоит вон там, через три картины от лейтенанта Брауна.

– Очень хорошо, деточка! Тебе лучше пойти к ней, – успокаивающе сказала новая знакомая Кларе. – Уж она-то сумеет найти картину, которая так тебе нужна. До свиданья, бедняжка!

– До свиданья, бедняжка! – как эхо, отозвалась другая сестра. – Постарайся больше не терять свою тетю.

И обе старушки, мелко семеня, вышли из зала. Клара, очень удивленная их поведением, посмотрела им вслед.

– Какие они милые! – подумала она. – Интересно, почему они так жалели меня?

И она отправилась вновь бродить по выставке, бормоча себе под нос:

– Нужно найти картину с двумя хорошими и одной…

Узелок VI. Ее Блистательство

Я твой совсем не понимай,

Но твой поймешь все вдруг,

Когда изведаешь, сагиб,

По пяткам ты бамбук.

Едва путешественники высадились на берег, как их повели во дворец. На полпути вновь прибывших гостей повстречал губернатор, приветствовавший наших знакомых на английском языке – к великому их облегчению, ибо, как выяснилось, приставленный к ним гид говорил лишь на кговджнийском диалекте.

– Не нравятся мне ухмылки этих туземцев, – прошептал пожилой путешественник на ухо сыну. – Что они на нас так уставились? И почему без конца повторяют «бамбук»?

– Они имеют в виду местный обычай, – пояснил губернатор, случайно услышавший вопрос. – Те, кто каким-либо образом осмелится вызвать неудовольствие Ее Блистательства, подвергаются наказанию: их бьют бамбуковыми палками по пяткам.

Пожилой путешественник поежился.

– Какой варварский обычай! Мне он очень не нравится! – заметил он, делая особое ударение на «мне» и «не нравится». – Очень сожалею, что мы вообще сошли здесь на берег! Норман, взгляни вот на этого дикаря. Что он так скалит зубы? Не иначе, как хочет нас съесть!

Норман обратился к шедшему рядом губернатору.

– Как часто здесь принято съедать знатных чужестранцев? – спросил он самым безразличным тоном, на который только был способен.

– Не очень часто. Во всяком случае, не всегда, – послышался успокоительный ответ. – Знатные путешественники не слишком съедобны. То ли дело свиньи: они так жирны! А этот почтенный старец, например, тощ.

– Весьма рад этому обстоятельству, – пробормотал пожилой путешественник. – Бамбуковых палок нам не миновать, но все же утешительно сознавать, что ты будешь лишь поколочен, а не проглочен. Мой мальчик! Ты только взгляни на этих павлинов!

Наши друзья теперь шли между двумя идеально ровными рядами павлинов. Каждого павлина за цепочку, прикрепленную к золотому ошейнику, держал чернокожий раб, стоявший несколько позади, так чтобы не мешать любоваться великолепным хвостом с синими глазками и отливающими зеленым золотом перьями.

Губернатор с гордостью улыбнулся.

– Это в вашу честь, – пояснил он. – Ее Блистательство, помимо обычных, приказала выстроить еще десять тысяч павлинов. Она, несомненно, осыплет вас милостями и на прощанье наградит вас орденом Звезды с Павлиньими Перьями.

– Боюсь, как бы дождь наград не сменился на град побоев! – усомнился один из слушателей губернатора.

– Пойдем! Не падай духом, – ободрил его другой, – здесь очень мило!

– Ты молод, Норман, – вздохнул его отец, – молод и легкомыслен. Я не разделяю твоего восторга. Мне все время мерещится, будто нас уже ведут в острог.

– Престарелый чужеземец чем-то опечален? – с некоторым беспокойством заметил губернатор. – Может быть, на его совести тяжкое преступление?

– Моя совесть чиста, – поспешно воскликнул пожилой джентльмен. – Скажи ему, Норман, что я не совершал никаких преступлений.

– Пока еще не совершал, – веско подтвердил Норман, и губернатор тоном глубочайшего удовлетворения повторил:

– Пока еще не совершал.

– Страна, из которой вы прибыли, – поистине страна чудес, – продолжал, немного помолчав, губернатор. – Как раз недавно я получил письмо от одного моего друга, купца, из Лондона. Год назад он отправился туда вместе с братом, причем у каждого из них было с собой по 1000 фунтов стерлингов. И что ж? Сейчас братьям осталось совсем немного до 60 000 фунтов!

– Как им это удалось? – воскликнул искренне заинтересованный Норман, и даже его отец слегка оживился.

Губернатор протянул Норману письмо.

– Всякий может достичь того же, нужно только знать, как взяться за дело, – гласил этот красноречивый документ. – Мы не должны ни пенса и не украли ни пенса. Год назад у каждого из нас было по 1000 фунтов стерлингов, а сегодня мы уже, как никогда, близки к 60 000 фунтов стерлингов – 60 000 золотых соверенов!

Возвращая письмо, Норман был угрюм и задумчив. Отец его рискнул высказать догадку:

– Может быть, ваши друзья выиграли эту огромную сумму в карты?

– Кговджнийцы никогда не играют в карты, – сурово отверг нелепое предположение губернатор, вводя наших путешественников в ворота дворца. В полном молчании отец и сын проследовали за своим провожатым по-длинному коридору и вскоре оказались в величественном зале, все стены которого были сплошь покрыты павлиньими перьями. Ее Блистательство – полная дама крохотного росточка – в мантии из зеленого шелка, сплошь усыпанной серебряными звездами, восседала в центре зала на груде алых подушек. Ее маленькая фигурка была почти незаметна. Бледное круглое лицо ее на миг озарилось отдаленным подобием улыбки, когда путешественники склонились в низком поклоне, и вновь обрело полную неподвижность восковой маски, когда она еле слышным голосом обронила несколько слов на кговджнийском диалекте.

– Ее Блистательство приветствует вас, – перевел губернатор, – и отмечает Невозмутимое Спокойствие старости и Незрелую Поспешность юности.

Тут маленькая властительница хлопнула в ладоши. Как из-под земли появилась целая армия слуг с подносами, уставленными чашечками кофе и сластями. Слуги наперебой принялись угощать путешественников, опустившихся по знаку губернатора на ковер.

– Леденцы! – пробормотал отец. – Я чувствую себя так, словно попал в кондитерскую! Попроси сладкую булочку за один пенс, Норман!

– Не так громко! – прошептал сын. – Скажем ей какой-нибудь комплимент!

Губернатор явно ожидал ответной речи.

– Мы благодарим Ее Недосягаемое Всемогущество, – дрожащим голосом начал престарелый путешественник, – чья улыбка согревает нас, подобно…

– Слова старцев слабы! – недовольно прервал его губернатор. – Пусть скажет юноша!

– Передайте ей, – воскликнул Норман в необычайном порыве красноречия, – что в присутствии Ее Многозвездного Всесокрушительства мы особенно остро ощущаем свое ничтожество, подобно двум жалким козявкам, попавшим в жерло клокочущего вулкана.

– Неплохо сказано, – одобрил губернатор и перевел речь Нормана на кговджнийский.

– А теперь я сообщу вам, – продолжал он, – что угодно Ее Блистательству потребовать от вас, прежде чем вы покинете этот дворец.

– Только что закончился ежегодный конкурс на замещение должности Придворной Вязальщицы Шарфов. Вы назначаетесь судьями. Вынося свое решение, вы должны принять во внимание, насколько быстро связан шарф, насколько он легок и хорошо ли он греет. Обычно участницы конкурса расходились лишь по одному из трех пунктов. Например, в прошлом году Фифи и Гого в течение испытательного срока – недели – успели связать одинаковое количество одинаково теплых шарфов, но шарфы, связанные Фифи, оказались вдвое теплее, чем шарфы, связанные Гого, поэтому Фифи и сочли вдвое лучшей вязальщицей, чем Гого. Но в этом году – о горе мне! – рассудить, кто из вязальщиц лучше, выше человеческих сил. В конкурсе приняли участие три вязальщицы, и связанные ими шарфы отличаются по всем трем пунктам! Ее Блистательство уполномочила меня заявить, что на время разбора столь сложного казуса вы будете расквартированы – разумеется, бесплатно – в лучшей темнице и будете в изобилии получать лучший хлеб и воду.

Пожилой путешественник, услышав страшную весть, застонал.

– Все пропало! – воскликнул он в отчаянии. Норман повел себя иначе: вытащив из кармана блокнот, он спокойно принялся записывать данные об участницах конкурса.

– Их трое: Лоло, Мими и Зузу, – сообщил губернатор. – За то время, которое требуется Мими, чтобы связать 2 шарфа, Лоло успевает связать 5 шарфов, но пока Лоло вяжет 3 шарфа, Зузу успевает связать 4 шарфа! И это не все! Шарфы, связанные Зузу, легче пуха – 5 ее шарфов весят не больше, чем один шарф, связанный Лоло, – но шарфы Мими еще легче! 5 шарфов Мими весят столько же, сколько 3 шарфа Зузу! Но и это еще не все! Один шарф Мими греет так же, как 4 шарфа Зузу, а один шарф Лоло – так же, как 3 шарфа Мими!

Тут маленькая леди еще раз хлопнула в ладоши.

– Аудиенция окончена! – поспешно сказал губернатор. – Вы должны подарить Ее Блистательству прощальные комплименты и выйти из зала, не показав ей спину!

Идти – единственное, на что еще был способен турист постарше. Норман просто сказал:

– Передайте Ее Блистательству, что мы оцепенели при виде Ее Лучезарного Сверкательства и из последних сил шлем свой прощальный привет Ее Августейшей Сметанности!

– Ее Блистательство выражает свое удовлетворение, – сообщил губернатор после тщательного перевода прощального комплимента Нормана. – Она озаряет вас взглядом Своих Царственных Глаз и выражает уверенность, что вы можете поймать этот взгляд!

– Хоть эта задача нам по силам! – в отчаянии простонал старший из путешественников.

Они еще раз низко поклонились и, выйдя из зала, по винтовой лестнице спустились в Собственную Ее Блистательства Темницу, которая оказалась выложенной разноцветным мрамором, освещалась через крышу и была великолепно, хотя и без излишней роскоши, обставлена одной-единственной скамьей из полированного малахита.

– Надеюсь, вы не станете затягивать свое решение, – сказал губернатор, вводя отца и сына в темницу с соблюдением всех правил придворного этикета. – Должен предупредить вас, что у тех несчастных, которые не слишком торопились исполнить повеления Ее Блистательства, возникали различные неприятности, подчас большие и серьезные. В подобных случаях Ее Блистательство действует весьма решительно. Она говорит: «Что должно быть совершено, да свершится!» – и приказывает дать еще десять тысяч ударов бамбуковыми палками сверх обычного наказания.

С этими словами губернатор покинул путешественников, и они услышали, как за дверью лязгнул засов и щелкнул замок.

– Говорил я тебе: добром это не кончится! – простонал, ломая в отчаянии руки, пожилой путешественник. В своих страданьях он забыл, что сам выбрал маршрут путешествия и никогда ничего подобного не пророчил. – О, если бы нам только благополучно разделаться с этим проклятым конкурсом!

– Не падай духом! – бодро воскликнул молодой человек. – Haec olim meminisse juvabit![3]3
  Когда-нибудь об этом будет приятно вспомнить (лат.).


[Закрыть] Вот увидишь, все будет хорошо! Слава еще увенчает нас розами!

– Розами с «г» после «з»! – вот все, что мог вымолвить несчастный отец, в отчаянии раскачиваясь взад и вперед на малахитовой скамье. – С «г» после «з»!