Текст книги "Однажды ночью в Лас-Вегасе"

– Привет, братишка, дорогой, – приветливо сказала она, подчеркнув слово «братишка». Но это было бесполезно, и она знала это.

– Только не это! – вскричал Никатор. – О, Петра, только не это!

Он бросился на колени перед ней и протянул руки, чтобы обхватить ее за талию, Петра с трудом сдерживала отвращение. Последний раз они виделись две недели назад, перед тем как она уехала на Корфу.

– Ты не хочешь, чтобы я называла тебя «дорогой»? Хорошо, я не буду, тем более что я сердита на тебя. Как тебе взбрело в голову сказать Лисандросу, что мы уехали вместе в Англию?

Никатор судорожно вцепился в нее. Она попыталась освободиться, но у него неожиданно оказалась железная хватка.

– Я ничего не мог с собой поделать. Я так сильно люблю тебя, что не отвечаю за свои действия. Я хотел спасти тебя от Димитриу...

– Но я не хочу, чтобы меня спасали, – сказала Петра, пытаясь воззвать к его здравому смыслу. – Я люблю его. Попытайся понять это. Я люблю его, а не тебя.

– Это потому, что ты не знаешь, какой он. Тебе кажется, что знаешь. Ты веришь тому, что он сказал тебе о Бригитте, но она не должна была умереть! Если бы он не терроризировал ее безжалостно, она бы не оказалась одна, когда... – Никатор сел на кровать рядом с ней, вцепившись ей в плечи. – Он одурачил тебя, – выдохнул он. – Он хочет тебя только потому, что ты моя. Ему необходимо отобрать все у меня. И так всю мою жизнь.

– Никки...

– Ты не знаешь, что это такое, когда тебе всегда твердят, что Димитриу счастливая семья, потому что у них есть такой сын, который может стать достойным наследником, а у моего отца есть только я. Все восхищаются им, потому что он со своей жестокостью может заставить людей подчиняться, а я нет. Я не могу быть жестоким.

– Но ты не можешь быть и раболепным, правда? Взрослей, мальчик!

– Не называй меня так! – закричал он. – Я не ребенок. Я докажу тебе это.

Она попыталась оттолкнуть его, но он только крепче сжимал ее в своих объятиях. Потом вскочил на ноги, опрокинул на кровать и навалился на нее. В следующую минуту он прижался губами к ее губам, стараясь разомкнуть их своим языком.

Петра в отчаянии крутила головой, пытаясь защитить рот рукой.

– Уйди от меня! – выдохнула она. – Никки, ты слышишь? Убирайся!

– Не борись со мной. Позволь мне любить тебя... позволь спасти тебя...

Сделав последнюю попытку, она освободилась от него и оттолкнула с такой силой, что он грохнулся на пол. В мгновение ока она вскочила, бросилась к двери и распахнула ее.

– Убирайся отсюда и не смей возвращаться! – взорвалась она.

Но Никатор напал на нее снова, вынудив Петру нанести решительный удар коленкой в пах. Он взвыл, схватился рукой за ушибленное место и, спотыкаясь, вышел в коридор, вызвав недоумевающие взгляды нескольких горничных.

– Ты еще пожалеешь об этом, – сказал он тихо.

Петра долго не могла успокоиться. Она знала, что Никатор может быть неприятным, но он оказался еще хуже, чем она предполагала.

Но откуда ему известно, что Лисандрос рассказал ей о Бригитте?

Глава 11

Через два дня состоялось триумфальное возвращение Гомера и Эстел под прицелом объективов камер. Тут же решено было приступить к разработке плана проведения приема, хотя сначала Аминте пришлось решить некоторые проблемы со слугами. Никатор обвинил нескольких горничных. Те обратились за помощью к Петре и тут же получили ее.

– Извините, Гомер, я не собиралась ссориться с вами или вашим сыном, – сказала она, – но Никатор имел весьма жалкий вид, уходя из моей комнаты, и боюсь, что горничные видели это. Поэтому сейчас он испытывает недобрые чувства к ним.

Гомер был мудрым человеком и прекрасно знал отрицательные стороны своего сына. Он поблагодарил Петру и велел Никатору извиниться перед Петрой.

Но Никатор, похоже, начал действовать. Спустившись однажды вниз, Петра увидела его с большой картиной, которую тот купил в качестве подарка своему отцу. На картине были изображены фурии – внушающие ужас создания со змеями вместо волос и окровавленными глазами. Петра с интересом рассматривала эту картину.

– Дело в том, что фурии никогда не отступали, – сказал Никатор. – Если они прицепились к кому-то, то уж навечно.

Уж не намек ли это на то, что он никогда не простит ей оскорбление? Никатор бы причинил неприятность ей или Лисандросу, если бы смог. Но они оба бдительно следили за ним, и он ничего не мог сделать.

Предстоящий сегодня прием должен был стать грандиозным светским событием сезона. Голливудские кинозвезды слетелись, чтобы потанцевать, попеть и поднять бокалы в бутафорском Парфеноне. Все афинские бизнесмены стремились попасть сюда, в надежде встретить какую-то кинозвезду или кинорежиссера.

Уже наступил вечер, а Никатора нигде не было видно. Гомер пожаловался на такое неуважение к себе, но Петре показалось, что при этом прозвучала некоторая нотка облегчения.

– Может быть, когда вы с Лисандросом будете официально обручены, станет легче? – тихо сказала ее мать. – Тогда Никатору придется смириться. Только не тяните с этим. Так будет лучше для всех.

– Неужели Лисандрос для него конкурент?

– Соперник, а не конкурент. Гомер считает, что, если бы наши две семьи могли примириться, это было бы замечательно.

– А как же Никатор? Не сможет же Гомер игнорировать его.

– Безусловно, не сможет выбросить его ни из своей жизни, ни из своего сердца, а вот отстранить от судостроительного бизнеса – сможет. Он может купить ему какой-нибудь игорный дом или что-то еще, что могло бы обеспечить парню безбедную жизнь.

Петра на время решила выбросить все это из головы. В данный момент самым важным для нее был предстоящий прием, на котором она снова увидит своего возлюбленного и будет танцевать в его объятиях.

Она выбрала платье из темно-синего, почти черного атласа. Платье было облегающим, подчеркивающим ее безукоризненную фигуру и со скромным декольте, чтобы сделать приятное Лисандросу.

«Какой же он красивый!» – подумала она, когда он подходил к ним. Гомер восторженно приветствовал Лисандроса, а тот с улыбкой вежливо ответил ему. Петра вспомнила, как Лисандрос отрицал какую бы то ни было причастность Гомера к трагедии Бригитты. Так что предположение Эстел могло оказаться правильным. Брак Петры с Лисандросом мог бы дать новый старт судостроительному бизнесу Греции, и все знали это. Включая Никатора.

Держа Петру под руку, Лисандрос обошел всех, здороваясь. И каждый смог оценить достоинства этой пары.

– Кто-нибудь говорил тебе, что они о нас думают? – пробормотал он, когда они танцевали.

– Все выстроились в очередь ко мне, чтобы это сказать, – засмеялась Петра. – За нами наблюдали, когда мы были на Корфу. Эстел говорит, что нас видели вместе, когда мы разъезжали по улицам и плавали на катере.

Он пожал плечами:

– Это публичные места. Люди должны были увидеть нас. Наша свадьба, как я понимаю, тоже будет публичной... – Он улыбнулся и тихо добавил: – По крайней мере, ее первая часть.

– Правда? – пробормотала Петра. – Что-то я не припомню, чтобы мне делали предложение.

– Ты получала предложение каждую минуту в последние дни и прекрасно знаешь это, – сказал он твердо и тут же смягчил диктаторский тон: – А вот получил ли я ответ?

– Ты получил ответ в тот первый раз, когда мы занялись любовью, – сказала она. – А ты тогда даже не задал мне вопрос.

– А сейчас, когда я его задал и получил ответ, мы могли бы объявить всем! – предложил он.

– Всей этой толпе? Мне казалось, что ты ненавидишь, когда на тебя глазеют.

– Если они видят меня с самой красивой из присутствующих здесь женщин, меня это вполне устраивает.

Он крепче обхватил ее за талию и закружил под смех и аплодисменты окружающих. Петра вспоминала это потом, потому что это был самый последний момент ее безоблачной радости.

Когда они перестали кружиться и у нее начала проясняться голова, она увидела нечто, что заставило ее вздрогнуть. На них надвигалось бедствие. Имя этому бедствию было Никатор. И он улыбался.

– Что он задумал? – спросила Петра, наблюдая, как Никатор обнимает Гомера и Эстел.

– Пытается получить прощение за то, что появился поздно, – пожал плечами Лисандрос. – Делает вид, что не замечает меня. И лучше всего все-таки показать ему его место.

И прежде чем она поняла, что Лисандрос собирается сделать, он притянул ее к себе и поцеловал долгим поцелуем, не оставлявшим никаких сомнений.

Это было его заявление всему миру. Этот человек, который так долго прятал свою истинную суть за семью замками, наконец смог освободиться от них и вырваться на свободу, потому что одна, совершенно особенная, женщина дала ему ключи. Ключи от счастья. Ему было теперь все равно, кто сможет заглянуть ему в душу, потому что ее любовь сделала его неуязвимым.

Когда поцелуй закончился, Лисандрос поднял голову с видом победителя.

– Не мешай ему делать то, что он хочет, – пробормотал он. – Нас теперь ничто не сможет коснуться.

Долго еще потом она помнила эти его слова...

– Ах! – воскликнул Никатор. – Ну разве любовь не очаровательна?

Его язвительный голос разрушил сон Петры. Она вздрогнула. Никатор подошел поближе и ехидно уставился на них. Гомер поспешно встал за его спиной и положил руку ему на плечо. Никатор сбросил ее:

– Оставь меня в покое, отец! Мне надо кое-что обязательно сказать, и я с удовольствием сделаю это. – Он ухмыльнулся прямо в лицо Лисандросу. – Никогда не думал, что настанет день, когда я смогу хорошенько посмеяться над тобой.

– Оставь эту затею, – мягко посоветовал ему Лисандрос. – Это бессмысленно, Никатор.

– Зато как смешно! – взвизгнул Никатор. – Как легко тебя обманули! А ведь ты чувствовал себя в защитной броне. Но броня не прикрывает пятку, не так ли?

Даже эти слова, видимо, не подействовали на Лисандроса.

– А твоя «пятка» заключалась в том, что ты поверил вот ей, – сказал Никатор, показывая пальцем на Петру. – Ты слишком глуп, чтобы понять, что она играет тобой, потому что ей кое-что нужно.

– Эй, ты! – с силой ударила его по плечу Эстел. – Если ты предполагаешь, что моя дочь должна выйти замуж ради денег, позволь сказать тебе...

– Не денег ради! – брызгал слюной Никатор. – Ради славы. Все, что угодно, ради сенсации.

– О чем ты, черт возьми, говоришь? Тут нет никакой сенсации.

– Конечно есть. Для нее главное – ее престиж, доступ к тому, что никто другой иметь не может. И она получила его на этот раз?

Даже теперь они не увидели опасности. Лисандрос вздохнул и покачал головой, словно ему приходилось терпеть выходки какого-то надоедливого ребенка.

– Тебе будет не до смеха, когда ты узнаешь, что она делает, – глумился Никатор. – Связывается с прессой, выдает им твои секреты, рассказывает то, чем ты с ней делился...

– Это ложь! – закричала Петра.

– Конечно ложь, – сказал Лисандрос.

Но улыбка уже сошла с его лица, а голос был смертельно спокойным, как у человека, который пытается справиться с шоком.

– Думай, что говоришь, – холодно сказал он Никатору. – Я не потерплю, чтобы на Петру клеветали.

– О, ты думаешь, что это клевета? Тогда откуда пресса узнала, что ты говорил ей во Дворце Ахиллеса? Откуда они узнали, что ты показывал ей могилу Бригитты и говорил, как часто стоишь там и умоляешь Бригитту о прощении?

– Только не от меня! – в ужасе воскликнула Петра. – Я бы никогда... ты не можешь поверить этому.

Эти слова она выпалила Лисандросу, который повернулся и быстро сказал:

– Конечно нет.

Но он был напряжен. Пропала радость, которую он излучал всего несколько минут назад. Только они двое знали о том, что он говорил ей на той могиле.

– Пора тебе увидеть это, – сказал Никатор.

Никто не заметил пакета, который он принес с собой и бросил у своих ног. Теперь он наклонился и начал вытаскивать его содержимое и демонстрировать его замершей толпе.

Это были газеты с крупным заголовком «Правда об Ахиллесе: как она заставила его говорить» и статьей о хорошо известном историке Петре Раднор, которая впервые получила известность совсем в юном возрасте благодаря своей книге «Греческие герои прошлого»: «Эта книга имела такой успех, что была переиздана в качестве школьного учебника и в настоящий момент готовится к очередному переизданию. На этот раз под более эффектным и романтичным углом зрения, поскольку мисс Раднор рассматривает современных греческих мужчин и то, отвечают ли они и в самом деле своей классической репутации. В настоящий момент она работает над Ахиллесом».

Далее следовало детальное описание последних нескольких недель: их первой встречи на свадьбе, на которой «мисс Раднор пустила в ход все свое очарование, чтобы обольстить свою жертву»; вечера, который они провели вместе, танцуя на улицах Корфу, и, наконец, времени, которое они провели на вилле, где Ахиллес когда-то жил с другой своей любовницей и которая там похоронена.

«Они вместе посетили Дворец Ахиллеса, где стояли перед огромной картиной первого Ахиллеса, который тащил безжизненное тело своего врага за своей колесницей, и современный Ахиллес объяснял, что его воспитывали, чтобы он поступал так с врагами, пока они не сделали этого с ним».

«Именно это он и сказал», – подумала Петра в немом ужасе.

Откровения все продолжались и продолжались. Каким-то образом люди, стоявшие за всей этой затеей, узнали все подробности времени, проведенного ими вместе на вилле, и выставили это на всеобщее обозрение. «Ахиллес» попал в ловушку, был обманут, одурачен женщиной, которая всегда опережала его на один шаг. Такова была идея всего этого действа, и те, кто тайно боялся и ненавидел Лисандроса, могли насладиться теперь каждой минутой.

Петра видела, как стоящие вокруг люди пытались скрыть свое веселое изумление. Гомер нахмурился. Те, кто постарше, прикрывали рот руками и отворачивались, чтобы не разозлить его, рассмеявшись, а молодежь была менее осторожна.

– Даже ты, – издевался Никатор над Лисандросом, – даже ты оказался не настолько умен, как считал. Ты думал, что все знаешь, да? Но она увидела тебя насквозь и теперь выдаст такую историю о тебе, Ахиллес!

Лисандрос не шевельнулся. Казалось, он окаменел.

Никатор переключил все свое внимание на Петру:

– Да и ты тоже не так уж мудра, моя дорогая соблазненная сестренка!

Эстел тихо вскрикнула, и Гомер схватил сына за плечи.

– Довольно! – взорвался он. – Немедленно уходи отсюда!

Но Никатор снова оттолкнул его. Охваченный дикой яростью, он был способен открыто не повиноваться даже собственному отцу. Он подошел ближе к Петре и прошипел ей почти в лицо:

– Он дурак, если поверил тебе, а ты дура, если поверила ему. В этом зале не меньше сотни женщин, которые доверяли ему и слишком поздно поняли свою ошибку. Ты просто еще одна!

Но Петра нашла в себе силы заговорить:

– Нет, Никатор, это неправда! Я знаю, что тебе хотелось бы в это верить, но это неправда.

– У тебя что, нет глаз?

– Есть, но глаза могут обманывать. Важно не то, что говорят твои глаза, а то, что говорит твое сердце. А мое сердце говорит, что это человек, которому я доверяю всецело. – Она вскинула голову и громко произнесла: – Все, что мне говорил Лисандрос, – правда. – Она взяла его за руку. Рука была холодна как лед. – Пойдем, дорогой мой. Нам здесь делать нечего.

Толпа расступалась перед ними, когда они выходили вместе в звездную ночь. Теперь зрители притихли, но это была ужасная тишина, полная недоброжелательности и насмешек.

Они шли все дальше и дальше в темную часть парка и подошли к небольшому деревянному мостику через ручей, встали на его середине и стали смотреть на воду. Он все еще не поднимал глаз на нее, но наконец проговорил тихо, почти с отчаянием:

– Спасибо, что сказала, что всегда верила мне.

– Я повторила только то, что сначала сказал ты мне, – пылко ответила она. – Я с радостью сделала это. И сделала совершенно искренне. Никатор лжет. Да, эта книга вышла много лет назад, но я сама говорила тебе о ней и о ее переиздании.

– А новая версия?

– Я знала, что есть такая идея, но не знала деталей. И это конечно же не будет иметь ничего общего с тем, что сказал Никатор. Лисандрос, ты не должен верить во все эти глупости и в то, что я собираюсь использовать тебя. Это неправда. Клянусь.

– Конечно неправда, – сказал он тихо. – Но...

– Но – что?

– Откуда они узнали, о чем мы говорили? – спросил он измученным голосом. – Это все, что я хочу знать.

– И я не могу тебе сказать, потому что не знаю. Но это не я. Возможно, кто-то стоял рядом с нами около Дворца Ахиллеса?

– Кто? И откуда им известно о могиле?

– Я не знаю, – прошептала Петра. – Не знаю. Я никогда никому ничего не рассказывала. Лисандрос, ты должен мне поверить! – Она взглянула ему в лицо и заговорила со всей страстью, на которую была способна: – Разве ты не видишь, что мы стоим на перепутье? Никто в мире не значит для меня столько, сколько ты, и я никогда и ни за что не солгала бы тебе. Ради бога, скажи, что ты веришь мне, пожалуйста.

Наступило ужасное, глубокое молчание. Наконец он, заикаясь, произнес:

– Конечно... я верю тебе... – Но в его голосе была такая мука, что она почти слышала, с каким усилием он заставил себя это произнести.

– Ты не веришь! – воскликнула Петра, когда ужасная правда дошла до нее. – Все эти слова о том, что ты доверяешь мне, – только слова.

– Я пытался поверить, я хотел, но...

У нее упало сердце, потому что она увидела на его лице то же выражение, что было у той статуи во Дворце Ахиллеса, когда Ахиллес пытался выдернуть стрелу из своей ноги. Оно было полно отчаяния человека, понявшего, что от судьбы ему не уйти.

– Мне следовало догадаться, что последует это «но», – горько сказала она.

– Никто больше не знает о той могиле, – сказал он хриплым голосом. – Я не могу не думать об этом.

– Может быть, Никатор знает, может, он отправил кого-то за нами...

– Они не смогли бы найти могилу. Ее не видно. Я никогда никому не говорил о ней. Ты – единственный человек, которому я достаточно доверял, чтобы... чтобы...

Он простонал и протянул к ней руки. Было бы так просто упасть в его объятия и попытаться решить все вместе, но укол злости заставил Петру попятиться и сурово посмотреть на него.

– И это самое ужасное, что только может быть, – произнесла она с чувством. – Чем больше ты доверяешь людям, тем ужаснее, когда они предают тебя.

Он уставился на нее непонимающими глазами.

– Что ты сказала? – прошептал он.

– Разве ты не узнаешь собственные слова, Лисандрос? Слова, которые ты сказал мне в Лас-Вегасе. Я напомню тебе кое-что еще. «Люди не могут быть такими хорошими, какими вы их себе представляете. Рано или поздно, но правда выплывет наружу. Так лучше не питать никаких иллюзий и быть сильным». Ты ведь правда так считал? До сих пор я не понимала, насколько серьезно это было...

– Не напоминай мне о том времени! – закричал он. – Оно прошло.

– Оно никогда не пройдет, потому что ты носишь его в себе и вся ненависть и подозрительность, которые ты чувствовал тогда, остаются в тебе до сих пор. Ты просто лучше их маскируешь, но потом что-то происходит, и они заявляют о себе, советуя тебе быть осторожным и думать обо всех самое худшее. Даже обо мне. Загляни в свое сердце и будь честным. Я вдруг стала казаться тебе такой, как все, правда? Лживой, коварной...

– Замолчи! – закричал он. – Не говорит так. Я запрещаю.

– Почему? Потому что это так похоже на правду? И кто ты такой, чтобы запрещать мне?

Если бы он мог думать яснее, он бы сказал ей, что он – человек, судьбу которого она держит в своих руках. Но умение здраво мыслить, которым Лисандрос славился когда-то, кажется, покинуло его. Все запуталось...

– Я хочу верить тебе. Ты можешь понять это? – Он схватил ее за плечи и едва не встряхнул. – Только скажи как. Скажи, каким путем. Скажи мне!

Его страдание было ужасным. Если бы не ее разбитое сердце, она была бы полна жалости к нему.

– Я не могу тебе сказать. Это то, что ты должен найти сам.

– Петра... пожалуйста... постарайся понять...

– Но я стараюсь. Я понимаю, что ничего не изменилось. Мы думали, что все может стать по-другому сейчас. Я люблю тебя и надеялась, что ты любишь меня...

– Люблю, ты знаешь это...

– Нет, даже ты не знаешь! Барьеры остаются, отгораживая тебя от мира, от меня. Я думала, что могу сломать их, но у меня не получилось.

– Если ты не сможешь, не сможет никто, – сказал он безнадежно, и тут что-то произошло с ним. Он опустил руки и сделал шаг назад, а потом проговорил с холодным отчаянием: – Возможно, ничего тут больше не скажешь.

Вдали послышался какой-то шум, засверкали огни. Люди устремились в сад. Ночной воздух наполнялся смехом.

– Я дам о себе знать, – произнес он. – Существуют способы прояснить все это до конца.

– Конечно, – спокойно сказала она, ожидая его поцелуя.

Но он лишь легко дотронулся кончиками пальцев до ее щеки и ушел.

* * *

Детективы сравнительно легко справились со своей работой. Не так много времени потребовалось на то, чтобы выяснить, что «копии газет» были подделаны, специально отпечатаны по заказу Никатора, а текст писался под его диктовку.

Но это мало чем помогло. Непоправимый ущерб нанесли разговоры и тот факт, что сотни людей, присутствовавших на приеме, прочли эти газеты.

Позвонив своим издателям, Петра попросила их отказаться от планов переиздания ее книги. Те были обескуражены:

– Но мы слышали такие потрясающие истории...

– Ни одна из них не является правдой, – фыркнула она. – Забудьте об этом.

Петра и Лисандрос поддерживали контакт, но и только. Они обменивались вежливыми письменными сообщениями, и она поняла, что он избегал ее, и она знала почему. Лисандрос снова замкнулся в себе, неспособный обратиться к единственному человеку, который мог вытащить его из этой ямы.

Как бы это ни выглядело для окружающих, но вовсе не Никатор стал причиной трещины в их отношениях. Сводный брат Петры просто выявил ее существование. Рано или поздно эта трещина в их отношениях выплыла бы на свет...

Лисандрос такой, как есть, и ее мелькнувшая на миг надежда была просто иллюзией. Действительно ли он так сильно нуждался в ней, или она просто не хотела видеть, что он был самодостаточным человеком, которому не нужны ни она, ни кто-либо другой?

«Глупая женщина, которая создала в своем воображении тот образ мужчины, который ее устраивал. Вот и получи то, что заслужила!» – сердито подумала она как-то ночью, лежа в постели.

В библиотеке Гомера Петра нашла свою книгу, ту самую, которая подверглась атаке Никатора.

«Теперь я знаю, где Никатор почерпнул эту идею, – криво усмехнувшись, подумала она. – А что, если... Ну конечно!»